Путешествие Сократеса

Серафиму, он старался не думать, сколько еще времени придется

провести за такой учебой.

рошла неделя. Сергей как раз делал разминку, когда Серафим

Пнанес ему внезапный удар ножом. Этот удар обрушился на

него словно из ниоткуда. Еще мгновение назад Серафим улыбался,

спокойно стоя с пустыми руками. А 6 следующий миг лезвие

мелькнуло у его горла. Сергей мгновенно поднял руки и

отклонился в сторону. Защита была не самая замысловатая, но все

же он успел среагировать на удар не задумываясь, как учил Разин.

—

Каждый по-разному отвечает на нападение, — сказал Серафим.

— Некоторые бойцы уворачиваются в сторону, другие

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. МОНАСТЫРСКИЙ ОСТРОВ

,7

наклоняются вперед или назад. Начнем работать от твоей

инстинктивной реакции. Бери нож — сейчас покажу тебе, что я

имею в виду. — Он протянул Сергею нож. — Давай, полосни меня

лезвием по горлу.

Сергей послушно сделал движение, но вполсилы. Серафим в ответ

выбил у него нож из рук таким мощным ударом, что лезвие

вонзилось в деревянный столб в трех метрах от них. Столь же

молниеносно он отвесил Сергею оплеуху:

—

Я же велел — полоснуть по горлу!

Сергей не заставил себя упрашивать. А Серафим, отклонившись в

сторону и назад, выставил обе ладони у горла.

—

Такой была моя инстинктивная реакция, когда меня проверили

в первый раз, — сказал он. — А теперь посмотри, что я выстроил

на этой основе.

Когда Сергей провел очередную атаку, Серафим отклонился таким

же образом, но за этим движением последовал едва заметный

поворот локтя, и Сергей обнаружил, что его рука с ножом

оказалась в замке. Затем Серафим мягко отклонился назад, и нож в

кулаке оказался вывернутым и повернутым в сторону Сергея,

причем Серафим продолжал удерживать его запястье болевым

захватом.

—

Видишь? Мы начинаем с естественной реакции, затем, в ответ

на атаку, позволяем телу двигаться по пути наименьшего

сопротивления. Теперь уже нет никаких ненужных движений.

Единственная ошибка в подобном случае — это вообще стоять на

месте.

Почти каждый вечер Серафим, если его не отзывали по срочным

делам, присоединялся к Сергею. Он наблюдал за его

тренировками, давал наставления, поправлял, показывал, давал

новые упражнения, спарринговал с Сергеем, отмечая вместе с ним

пусть пока медленное, но все же движение вперед.

Серафим показал Сергею неизвестный ему прежде способ

обманной контратаки сбоку на нападающего, чтобы обезоружить

или скрутить вооруженного пистолетом или саблей, поправлял

Сергеевы ошибки — не словами, а толчками, прикосновениями и

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. МОНАСТЫРСКИЙ ОСТРОВ

,8

шлепками. Так, в молчании, Серафим учил тело Сергея напрямую,

без отвлеченного умствования.

Когда Серафим наконец заговорил, он напомнил Сергею:

—

В смертельном бою не имеет значения, насколько блестящие

идеи приходят тебе в голову.

Шло время, и позади осталось немало уровней тренировки. Сергей

продолжал работать над собой даже тогда, когда постился и

чувствовал усталость или нездоровье. Тренируясь невзирая на

утомление, он открыл для себя, что ему вполне по силам

показывать неплохой результат, будучи даже не в лучшей форме.

Когда ему не хватало физической силы или скорости, он мог

отрабатывать расслабление, захваты, упражнения на скорость или

равновесие.

Прошло уже почти два года с тех пор, как начались его занятия.

Всякий раз, когда Сергей готов был опустить руки от усталости

или разочарования, у Серафима всегда находилась в запасе фраза,

чтобы подбодрить его:

—

Когда поднимаешься на холм, — шутил он, — можно и

передохнуть... отчего же не передохнуть? Главное, чтобы ноги шли

себе вперед и шли...

Временами единственное, что заставляло его ноги идти вперед,

была память об Ане и клятва поквитаться за ее смерть.

Сергей часто думал о Закольеве и его людях. Каждый месяц промедления означал,

что где-то гибнут невинные люди, — но нападать до того, как будешь готов к нападению, означало утратить всякий шанс

на успех.

Драгоценное время шло, а он все не знал, как решить это

противоречие.

огда Павлине исполнилось лет восемь или девять — никто не

Квел счет годам в закольевском лагере, — она, как и прежде, оставалась

другом и поклонницей Константина. Однако и в ее жизни многое изменилось после того, как начались ее тренировки со

стариком Егорычем. Теперь приходилось следовать режиму, и Павлина не могла, как прежде, дни напролет гулять с

Константином, разве что ей удавалось ускользнуть от своего наставника, когда тот давал передышку своей маленькой

ученице. Но тем больше они ценили время, проведенное вместе.

Константин тоже повзрослел и на многое смотрел по- другому. Его

острый ум жаждал перемен, новых впечатлений, и эта жажда становилась все

нестерпимей. То, что было не по силам остальным лагерным мальчишкам, он щелкал как орехи. А чего понять не мог, о

том догадывался. Он хотел учиться, приставал к взрослым, брал от них то, чего они еще не успели забыть. Так, один из

старших, польщенный вниманием мальчишки, растолковал ему алфавит. А дальше Константин сам выучился читать.

Еще раньше он успел припрятать для себя несколько книжек. Он нашел их в груде ненужного хлама, отнятого у людей,

которых в лагере называли «жидами».

В одной из этих книг рассказывалось о путешествии за океан, в страну, что так необычно называлась — Америка.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. МОНАСТЫРСКИЙ ОСТРОВ

,9

Страница за страницей Константин проделал свое путешествие по книге. Затем он прочитал ее еще, и еще раз. Автора

книги звали Абрам Чудоминский. Неужели, вдруг подумалось Константину, и в его жизни может настать такой День,

когда и он сможет отправиться, на огромном корабле через океан, в эту чудесную страну. Ах, вот бы встретиться с

человеком, написавшим такую замечательную книгу, — вздыхал Константин.

Чтобы никто не мешал ему читать и мечтать, Константин нашел

для себя тайное место — маленькую пещерку возле самой

вершины водопада. Он своими руками расчистил ее от прелой

листвы. Со временем он показал свое укрытие Павлине. Теперь у

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. МОНАСТЫРСКИЙ ОСТРОВ

,12

них было свое место, где они могли беспрепятственно встречаться,

когда выпадала свободная минута. Они перешептывались и тихо

смеялись, отгородившись в своем укрытии от всего мира. А еще он

читал ей вслух из своей любимой книжки, водил ее пальчиком по

буквам и показывал, как из этих букв складываются целые слова.

ежду тем наступил 1900 год. А с ним в закольевский лагерь

Мпрокрались неизвестные прежде сомнения и тревоги. Кое-

кто из мужчин, прежде религиозных, а теперь по-детски

суеверных, стал всерьез подумывать о спасении своей души. Со

сменой столетий, боялись они, наступит и Судный День. Было

время, когда они считали убийство евреев делом праведным, но

кровь и крики несчастных жертв, что непрерывно преследовали их

в ночных кошмарах, все больше тревожили их. Один только

Королёв спал спокойно.

Закольев же по-прежнему держал своих людей в ежовых

рукавицах. Время от времени он устраивал показательные

расправы над теми, кто осмеливался оспаривать его власть. Но мог

быть и демонстративно снисходителен к тем, кто умудрялся

вымолить прощение. Перепады в настроении атамана держали весь

лагерь в постоянном страхе. Но эта неопределенность и была

опорой его подлинной власти над своими людьми. Королёв был

куда более скор на расправу, но такого непредсказуемого человека,

как атаман Закольев, в лагере не было. Никто — ни мужчины, ни

женщины, ни дети не знали, что взбредет ему в голову в

следующую минуту.

Один из таких случаев произошел в лагере буквально накануне

нового года. Как-то одного из лагерных старожилов по фамилии

Бруковский по пьянке прорвало: не разбирая слов, он ревел, что

такого психа, как их атаман, давно пора гнать поганой метлой.

Разгорячившись, добавил, что из него получился бы вожак не

хуже, если не лучше. Может быть, он надеялся, что его дружки

поддержат его, но никто даже слова не проронил. Константин тоже

был свидетелем этого разговора. Он только усмехнулся криво,

когда те храбрецы-мужчины, которые только что похвалялись

своим геройством, теперь молчали, опустив головы. Каждый делал

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. МОНАСТЫРСКИЙ ОСТРОВ

,13

вид, что ничего не слышит, в надежде, что гроза обойдет его

стороной.

Как Закольеву удавалось узнавать все, что говорилось или

делалось в лагере, для всех было загадкой. Не зря даже

поговаривали, что атаман умеет читать чужие мысли. Не стала

исключением и пьяная похвальба Бруковского. Те, кто слышал ее,

теперь места себе не находили от тревоги. И, как оказалось, не зря.

Вскоре после этого случая атаман назначил Константина

помощником к патрульным — ему было поручено готовить

лошадей и амуницию к выступлению. На вылазки подростка по-

прежнему не брали, и все восприняли это как очередной знак

благоволения и доверия к нему со стороны Закольева. Вот так и

получилось, что и для Константина нашлось место в тот вечер,

когда атаман и его бойцы, которых неожиданно оказалось

двенадцать, уселись за огромный стол, чтобы отметить удачную

вылазку. Каждый ел и пил от души. Неожиданно для всех

Закольев, весь вечер остававшийся в приподнятом настроении,

произнес, словно бы самому себе:

— Мы тут с вами обедаем, совсем как Христос с учениками на

Тайной Вечере. Вот разве что на крест я не собираюсь, это точно.

И пристально посмотрел на собравшихся.

В ответ все дружно подняли чарки и выпили за многие атамановы

лета. Закольев поднялся с места, пошел вокруг стола, кладя

одобрительным жестом руки на плечи гулявшим. Дошла очередь и

до Бруковского. Атаман как раз стал за его спиной, когда тот

медленными глотками опустошал граненый стакан водки за

атаманово здоровье. Никто не успел заметить, как в руках у

Закольева оказался нож — в следующее мгновение он резанул

Бруковского по горлу с такой силой, что у того водка хлынула из

раны вместе с кровью.

Закольев молча обвел взглядом побелевшие лица своих

собутыльников. Спихнув тело незадачливого «атамана» на пол, он

хладнокровно взял его тарелку, вернулся на свое место и спокойно

прикончил то, что не успел доесть Бру- ковский.

— Не годится нам разбрасываться харчами, — произнес он тоном

рачительного хозяина.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. МОНАСТЫРСКИЙ ОСТРОВ

,14

Этот поступок в лагере только усилил и без того тревожные

настроения, вызванные поведением атамана и его душевным

состоянием. Но о том, чтобы сменить власть, никто с тех пор и не

заикался. Больше того, даже пьяная ругань и драки, которыми

прежде нередко заканчивались попойки у костра, тоже

прекратились. Люди теперь все больше шушукались по углам,

боясь, чтобы неосторожное словцо не долетело до атаманова

слуха.

Тень атамановых подозрений упала даже на самого Королёва. Как-

то раз, в феврале, атаман застал Королёва в конюшне. Тот как раз

вернулся с охоты. Не говоря ни слова, Закольев медленно поднялся

по лестнице и заглянул на чердак, потом обошел стойла, чтобы

убедиться, что в конюшне никого нет. Королёв только следил за

ним напряженным взглядом. Наконец Закольев подошел к нему, и

Королёв заметил, как играли желваки на его бледном лице.

—

Помнишь такого Сергея Иванова? Пару лет назад мы его того...

в грязь лицом? Если запамятовал — напомню, ты еще его жене

шею свернул...

За последние несколько лет однорукий гигант стольких положил в

грязь лицом, что их лица давно стерлись у него из памяти. Но как

раз Иванова он запомнил и потому, что тогда в первый раз

усомнился: в своем ли уме атаман — оставлять жизнь человеку, у

которого они только что убили беременную жену и надругались

над ее телом...

Атаман снова заговорил, и что-то в его голосе Королёву

послышалось такое, что он враз вернулся от воспоминаний к

действительности.

—

Еще раз тебя спрашиваю, — прохрипел Закольев, — по-твоему,

он был еще жив, когда мы бросили его?

—

Это ты мне приказал его бросить, — отрезал Королёв, не

спуская глаз с Закольева. — Ты сказал, я сделал. Да, как по мне,

так он был еще живой — тогда живой. Так ить голову ему

провалили, и вообще...

—

Ты мне тут не рассуждай, ты мне прямо говори — жив он

сейчас или нет?

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. МОНАСТЫРСКИЙ ОСТРОВ

,15

Закольева всего затрясло, словно в лихорадке, и он пулей вылетел

из конюшни. Сергей Иванов преследовал его повсюду, отравлял не

только его сон, но и явь. Теперь Закольев жестоко раскаивался в

том своем поспешном решении сохранить ему жизнь. Сомнения и

прежде точили его, но теперь от одной лишь мысли об Иванове у

него начинала раскалываться голова и желудок выворачивался

наизнанку. Королёв был прав: надо, ох надо было добить его:

придет время, и скорбь Иванова обратится в гнев, и он решит

мстить.

Закольев уже давно понял: зверюга, что раньше терзал его во сне, но не хотел показывать своего

лица, теперь решил не прятаться. Беловолосый человек идет по его следу, чтобы сделать его ночной кошмар явью.

а смене веков в скиту на далеком Валааме, где братия

Нмолилась, чтобы ничто не потревожило мира в это

неспокойное время, воцарилось удивительное спокойствие и

праздничное настроение. Но сам день нового года ничем не

отличался от остальных таких же дней в году — такой же

холодный рассвет, службы и молитвы — а для Сергея еще и

тренировки.

Весна пришла с разноцветием трав, с перелетными птицами,

звоном капели и журчанием ручьев. Суровый остров словно

возрождался к новой жизни. Та работа, которую Сергей продолжал

делать в монастырском саду, в прачечной или на кухне, давала ему

чувство сопричастности с жизнью монастырской общины и

здоровое равновесие с его боевыми тренировками.

Таким вот образом и за этими занятиями пролетели четыре года на

острове, где смену времен отсчитывали разве что по столетиям. Но

даже до этих уединенных мест долетали новости из внешнего

мира: и о «восстании боксеров» в Китае, где вооруженные лишь

мечами и копьями, а то и просто кулаками бойцы поднялись

против японцев и европейцев, и о том, что Россия отправила

войска для оккупации Маньчжурии. Но если кто-то и заговаривал

об этом в монастырском скиту, то ответом был разве что короткий

кивок, чтобы затем вернуться к вещам более возвышенным.

Тем временем Сергей начинал делать успехи: Серафим обучил его,

как двигать руками, ногами, бедрами и плечами независимо.

— Пусть твой ум будет сосредоточен на чем-то одном и

одновременно — на всем сразу, — говорил он. — Расслабь тело и

отпусти ум. Оставаясь текучим и открытым, ты можешь наносить

удар рукой по противнику, что перед тобой, и в то же время ногой

по тому, кто сзади, даже если при этом твое тело движется или

поворачивается. Твоим противникам будет казаться, что они

бьются с осьминогом.

—

Не важно, сколько человек выходят против тебя, — объяснял

ему Серафим. — Даже если они тебя окружили, ты будешь биться

только с одним человеком в один конкретный момент. И если даже

нападают десять или двадцать человек, они просто будут путаться

друг у друга под ногами и не смогут наброситься на тебя все сразу.

Из трех или четырех, которые нападут на тебя скорее всего, ты

двигайся к тому, кто к тебе ближе, — только не жди, когда он сам

до тебя дотянется.

В тот же день Серафим научил его жонглировать двумя

камешками, потом тремя.

—

Работать одновременно с несколькими противниками очень

похоже на то, как работает со своими предметами жонглер. Ты

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. МОНАСТЫРСКИЙ ОСТРОВ

,17

подбрасываешь в воздух по одному камешку за раз, но в быстрой

последовательности. Если твое внимание тебя подведет в

жонглировании, ты упустишь камень; если твоя концентрация

подведет тебя в схватке, потеряешь жизнь. Поэтому оставайся все

время расслабленным, сосредоточенным и постоянно двигайся,

чтобы перед тобой был только один противник... потом

следующий... и следующий... Сохраняй раскованность сознания и

подвижность тела... мирное сердце и дух воина.

отя Сергей приехал на Валаам прежде всего для боевой

Хподготовки, и у него, и у Серафима также были свои

обязанности, без которых невозможно в монастырской и скитской

жизни. Присутствие Серафима постоянно требовалось в самых

разных местах. К нему не переставали приходить монахи за

духовным руководством и наставлением, он также не прерывал

своего целительства в монастырской лечебнице. Но вечера по

большей части были посвящены обучению Сергея.

Из этих уроков Сергей часто выходил разбитым и физически, и

духовно, постоянно сомневаясь, хватит ли ему сил дотянуть до

конца учения. И все же он с нетерпением ждал каждого нового

занятия, ибо невозможно было предугадать, чему в этот раз

18

ПУТЕШЕСТВИЕ СОКР, 'АТЕСА

захочет научить его монах. В один из дней и потом еще целую

неделю Серафим показывал ему как бросать ножи правой и левой

рукой: над рукой, из-под руки, стоя, лежа, а еще на бегу и в

подкате.

Затем они перешли к тому, как правильно прилагать силу для

воздействия на болевые точки и жизненно важные центры. Такими

ударами можно было парализовать ногу или руку. Серафим также

показал ему, как хлестким вращательным движением наносить

удар по двум и даже трем нападающим одновременно и

перенацеливать удар противника, нанесенный рукой или ногой,

чтобы он попадал не в цель, а в другого нападавшего.

Как-то раз на одной из тренировок Серафим подметил, что Сергей,

не отрываясь, смотрит на жуткого вида топор, который он держал в

руках.

—

Не смотри так напряженно, — приказал он. — Вместо того

чтобы сосредоточиваться на руках, ногах или глазах твоего

противника, держи в поле внимания все, что происходит вокруг

тебя. Открытый взгляд расширяет твое восприятие и передает в

разум твоего противника мощное послание, что он всего лишь

временная проблема, которую ты вот-вот устранишь. Так что

смотри сквозь него, словно ты едва замечаешь его нападение, при

этом не теряя сосредоточенности.

—

Неужели такое возможно? — спросил Сергей.

—

А вот скоро сам узнаешь, — заверил его Серафим.

ли месяцы, и в один прекрасный день Сергей стал по-

Шнимать, что его обязанности по скиту, часы, отведенные

для службы и созерцания, не только не отвлекали его от

тренировок, но стали неотъемлемой частью его подготовки.

Боевые движения и созерцательная жизнь оказались взаимо-

проникающими, смешавшись в нераздельном сосуществовании.

Почти не замечая этого, он переносил в повседневную жизнь

навыки, полученные в боевой подготовке.

—

А разве может быть иначе? — согласно кивнул Серафим. — Да

и стал бы я тратить время, чтобы учить тебя только тому, как

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. МОНАСТЫРСКИЙ ОСТРОВ

,19

поквитаться с обидчиками. Мне хочется верить: за то время, что

было нам отпущено, я скорей научил тебя, как жить с людьми, чем

тому, как драться с ними. И я молюсь, чтобы жажда мщения

оставила тебя.

Сергей только промолчал в ответ. Да и что он мог на это ответить?

середине пятого года пребывания Сергея на Валааме его

Ктренировки усилились, стали и шире, и глубже. Все это время

Серафим продолжал держать его на пределе возможного. И

однажды Сергей осознал, что постепенно меняется не только то,

как он ведет бой. Он заметил за собой, что, подметая пол, открывая

дверь, чистя на монастырской кухне горшки и миски, стал

двигаться точнее и грациознее. Он чувствовал, что в его теле

происходят перемены, оно стало чувствовать себя... другим, не

тем, чем было прежде. Без всякого сомнения, стали заметно выше

его бойцовские качества. Но и он в свою очередь стал частью

скита, как те молодые деревья, что были частью самого острова.

Тем более что внешнему миру не было никакого дела до того, что

где-то некий молодой человек по имени Сергей Иванов учится

двигаться, как ребенок.

Но разве это не Серафим напоминал ему, еще несколько недель

назад:

—

Дитя реагирует на каждый момент всякий раз по- новому, не

строя планов или каких-то ожиданий. И это очень неплохой способ

выживать... да и жить тоже.

Сергеево путешествие продолжалось, но теперь оно стало

путешествием вспять, к невинности. Он даже не мог вспомнить

теперь, какими были его разум или тело, когда он только ступил на

Валаам, надеясь найти таинственного Мастера. И пусть пока он

лишь копировал своего наставника — главное, он уже мог

понимать, что и почему делает старый монах. И это завораживало

его все больше и больше.

У него в голове постоянно вертелась поведанная Серафимом

история о вечно усталом человеке, что каждый день молился о

ниспослании сил. Но молитвы эти оставались без ответа. Наконец,

в порыве отчаяния, он возопил: «О Господи, ну когда же ты

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. МОНАСТЫРСКИЙ ОСТРОВ

,20

наконец наполнишь меня силой?» И в этот момент услышал: «Я не

перестаю наполнять тебя, это тебе давно пора заделать течь!»

Сергей тоже понемногу закрывал свои течи. Теперь он явственно

ощущал, как каждый новый день приносит ему новые силы — для

того, казалось ему, чтобы справиться с задачей, что еще ждала его

впереди.

Несколько последующих недель Серафим продолжал отрабатывать

с ним подсечки, уходы и удары, а также прикосновения к особым

местам на теле, сопровождавшиеся потерей эмоционального

равновесия.

— Обрати внимание, — говорил он, — когда я нажимаю здесь, ты

чувствуешь страх, когда я ударяю сюда, ты ощущаешь грусть.

Здесь нет двух одинаковых людей. И все же, когда эмоции

возникают, дай им пройти сквозь тебя, оставаясь сосредоточенным

на своей цели.

Время от времени старый монах отвешивал Сергею сильнейшие

оплеухи. Поначалу ошеломленный Сергей невольно

останавливался даже посередине отработки определенной техники.

Но пришло время, когда он научился достаточно

сосредоточиваться, чтобы не реагировать и продолжать работать

через боль.

Как-то раз один из монахов подметил «здоровый румянец» на

щеках Сергея, когда они работали на кухне.

—

Да и как иначе, — заключил он. — Это твое общение с отцом

Серафимом приносит благотворные плоды.

Сергей улыбнулся. «Если б вы только знали», — подумал он.

В один из вечеров отец Серафим позвал еще четверых монахов в

трапезную, которая по вечерам превращалась в тренировочный

зал. Без их участия было не обойтись в одном упражнении.

Монахи, давшие обет ненасилия, тем более на острове с такими

строгими правилами, не могли участвовать в боевых

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. МОНАСТЫРСКИЙ ОСТРОВ

,21

тренировках. И тем не менее они безропотно подчинились отцу

Серафиму, полностью полагаясь на его мудрость. Поэтому они

согласились исполнить то, что приказал им Серафим: крепко

взяться за ноги, руки и голову Сергея, который лежал в этот

момент спиной на полу, а потом тянуть его в разные стороны, тем

самым причиняя ему боль. Задачей Сергея было оставаться

расслабленным. Это упражнение оказалось на удивление

трудным для него — может быть, по той причине, что пробудило

в нем воспоминание о том ужасном дне, когда он, точно так же,

словно пришпиленный, лежал на земле, не- в силах даже

пошевелиться. Но постепенно научившись расслабляться и

пользуясь техникой, которую показал ему Серафим, OR всякий раз

освобождался от захвата.

—

До тех пор пока ты будешь оставаться расслабленным и

изменчивым, — подчеркнул Серафим, — тебя никогда никто не

сможет обездвижить, сколько бы рук ни пытались прижать тебя к

земле.

А Сергею вдруг вспомнился тот день, когда он наконец смог

рассказать Серафиму о тех событиях, которые и заставили его

отправиться в путь. Слушая его, старый монах только молча

кивал, и Сергей никак не мог избавиться от мысли, что старому

монаху уже все известно и его слова только подтверждают то, что

тот видел и сам...

Стряхнув задумчивость, он постарался сосредоточиться на том,

что ему продолжал говорить Серафим:

—

...вместо того чтобы пытаться немедленно вырваться из

захвата, продолжай сохранять физический контакт. Это даст тебе

возможность знать, где сейчас твой противник. Пусть он держит

тебя — на самом деле это ты его не отпускаешь. Когда

понадобится, ты сможешь сделать одно движение, чтобы сбросить

его.

Наставления и тренировки шли бесконечной чередой, сменяя друг

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. МОНАСТЫРСКИЙ ОСТРОВ

,22

друга. Та зима прошла для Сергея в болезненно- остром осознании

своей слабости, отсутствии равновесия и неумении сбросить

напряжение. Когда он говорил Серафиму, что у него стало

получаться даже хуже, тот только улыбнулся в ответ:

—

Не хуже, нет. Ты делаешь прежние ошибки, просто в меньшей

степени. Никто в этой жизни не совершенен; если тебе удалось

стать лучше — это уже хорошо. А тебе — еще работать и работать

над собой.

Не обходилось и без забавных моментов. Однажды вечером, когда

Серафим продолжал с помощью кожаного кнута тренировку на

преодоление боли, один из проходивших мимо монахов покачал

головой и пробормотал:

—

В Средние века за таким упражнением, наверное, целая

очередь выстроилась бы.

Когда брат удалился, они оба рассмеялись. Затем, посерьезнев,

Серафим сказал:

—

Ни один человек в здравом рассудке не будет стремиться к

боли, Сократес. Мне тоже не доставляет удовольствия причинять

тебе боль. Но подобная тренировка, если проводить ее правильным

образом, поможет тебе прийти в такое состояние, что боль,

полученная в бою, уже не сможет напугать тебя или замедлить

твои движения.

После этого каждый раз, когда Сергей чувствовал, как плеть рвет

кожу на его спине, он думал о Закольеве.

есной 1903 года Серафим на каждой тренировке завязывал

Вему глаза, чтобы усилить его восприимчивость и

чувствительность. Бывало, он водил Сергея по лесу с завязанными

глазами, говоря:

—

В случае, если ты временно лишился зрения, тебе нужно

продолжать биться, опираясь на те чувства, что у тебя еще

остались.

Достаточно нападавшись и понабивав себе шишек, Сергей начал

ощущать препятствия и обходить их. Его слух также стал

значительно острее. Вдобавок, он научился чувствовать энергию

предметов, что его окружали. И все это время Серафим не

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. МОНАСТЫРСКИЙ ОСТРОВ

,23

прекращал подталкивать его со спины, сбоку или спереди, и

Сергею следовало постоянно расслабляться и уходить в сторону

или откатываться. Если же ему не удавалось определить, где

сейчас наставник, тот приводил его в чувство простым ударом

своего посоха. По возвращении в скит Серафим заводил его в

трапезную, заставляя отгадывать, есть ли в ней кто-то из братии и

сколько их.

Время от времени Серафим также заставлял Сергея закрывать

глаза и максимально подробно описывать все, что окружало его в

этот момент. Это помогало ему лучше сосредоточиться на

окружении, вместо того чтобы мысленно блуждать где-то еще.

—

Ты учишься понимать, — приговаривал Серафим, — что значит

думать телом, когда оставляют ум и полагаются на чувства.

Серафим привязывал тонкие веревки к лодыжке и локтю Сергея,

чтобы лишить его равновесия в тот момент, когда он сражался с

несколькими воображаемыми противниками. Он также связывал

сначала одну, затем обе Сергеевы руки ему за спиной, заставляя

работать плечами, подбородком, бедрами, головой, ступнями,

коленями и торсом.

—

Ну а если нет возможности вообще ничего из этого пустить в

ход, — настаивал Серафим, — тогда пускай в ход мозги. Ты еще не

раз удивишься тому, сколько способностей заложено в тебе,

особенно если выпадет неожиданная ситуация.

Сергей также учился новым для себя способам освобождаться от

захватов и удержаний: от захватов головы рук и различных

удушающих захватов — нанесением точно выверенных ударов в

определенные точки на теле противника. Затем он изучил способы,

как можно справиться с одним или несколькими противниками,

лежа на спине, на боку, вставая на ноги, — для того, чтобы он мог

драться, будучи раненным, или на неровной местности, или с

неудобного положения.

ак-то раз, размышляя о той цели, которую он поставил перед

Ксобой, и о тех, с кем ему предстояло сразиться, он сказал

Серафиму:

—

Некоторые из моих противников выше ростом и сильнее меня

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. МОНАСТЫРСКИЙ ОСТРОВ

,24

физически. Один из них настоящий великан...

—

Это не имеет значения, — ответил монах. — Большие люди

могут хорошо драться на дистанции, но мягкость, текучесть и

скорость превозмогут любые размеры и силу. Человек маленького

роста может биться на близком расстоянии. Каждый тип сложения

имеет свои сильные и слабые стороны, так что нужно работать над

тем, чтобы слабые стороны были не так очевидны, и

сосредоточиться на сильных. Даже того, кто быстрее тебя, ты

можешь победить, если мгновенно среагируешь на атаку, а не

будешь ждать, когда он успеет нанести удар.

то лето, когда Серафим решил, что Сергей наконец готов к

Втому, чтобы «начать учиться», они встретились на лесной

поляне, и Серафим показал ему несколько исключительно

эффективных движений, как уходить от атаки и разоружить

человека, вооруженного саблей или мечом. Держа в руках острую,

как бритва, саблю, мягко скользя над землей и рубя саблей воздух,

Серафим сказал:

—

Если научишься, как работать саблей, легче будет научиться и

тому, как от нее защищаться.

После того как Сергей несколько недель отрабатывал различные

атаки и удары на манер японских самураев, Серафим предложил

ему вынуть саблю из ножен как можно быстрее и ударить его.

Сергей стоял примерно в трех метрах от наставника. Он уже был

готов вынуть саблю из ножен и, как можно быстрее сократив

расстояние, нанести удар, как и приказал Серафим. Но как только

он начал двигаться, Серафим оказался рядом, захватив Сергееву

руку так, что он не в состоянии был вытащить саблю из ножен.

Затем показал, как он мог отключить Сергея несколькими

приемами.

—

Никогда не бойся оружия, только человека, который работает

им. Сосредоточься на своем противнике, пока тот сосредоточен на

своем ноже, сабле или пистолете. Он вкладывает свою силу в

оружие, но забывает об остальном теле. И в тот момент, когда ты

захочешь уклониться от оружия, делай это без промедления, не

раздумывая! Сократи дистанцию и разоружи его до того, как он

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. МОНАСТЫРСКИЙ ОСТРОВ

,25

успеет им воспользоваться. Останови атаку до того, как она

начнется.

Но понадобилась не одна неделя терпеливых тренировок, прежде

чем Сергей научился преодолевать расстояние до противника за

какие-то доли секунды.

атем, на первый взгляд неожиданно, тренировки приняли

Зсовсем другой характер. Однажды, когда они возвращались

обратно в скит после обычной прогулки на свежем воздухе

позднего сентября, Серафим заговорил о выдержке и

нравственности боя:

—

Ты хорошо себя показал за эти годы, Сократес. Но тренировка

навыков — это еще не все, это только начало. Движения великих

воинов так раскованны и свободны потому, что они сражаются за

дело, большее, чем они сами.

Только подчинившись Божьей воле, можно добыть победу на поле

боя и обрести мир в жизни.

Серафим стал жестикулировать, как он обычно делал, когда хотел

выделить какой-то особо важный момент:

— Настоящий воин, Сократес, не теряет своего человеческого

облика даже в бою. Если настроишься на то, чтобы одержать

победу любой ценой, можешь незаметно и душу свою потерять.

Тот, кто сражается с драконом, может и сам стать драконом.

Эти слова и глубокая духовность, которая за ними стояла,

проникли не только в ум Сергея, но и в его сердце. Он не мог не

смотреть на мирного воина-монаха с благодарностью. Тот

согласился принять на себя роль его наставника и продолжал

оставаться им последние семь лет. Сергей вдруг понял, насколько

нелепым было то, что он перестал звать его «отцом», хотя именно

это место, пустовавшее в душе еще с детских лет, Серафим как раз

и занял.

В эту ночь, когда Сергей по обыкновению произносил молитву

любви и памяти по Ане и своему сыну, он мысленно поблагодарил

Серафима за его духовную щедрость и неподдельное

человеколюбие.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. МОНАСТЫРСКИЙ ОСТРОВ

,26

Сергею было известно с самого начала, что Серафим не принимал

той цели, которую он наметил перед собой. И все же каждый день,

если его не отвлекали безотлагательные монастырские дела, этот

отец острова продолжал дарить Сергею часть своей жизни и своего

опыта, не получая взамен ничего, кроме Сергеевой

признательности. Но для Серафима и это, очевидно, казалось

щедрой наградой за то, что он мог служить непостижимой воле

Творца.

Понимание этой истины наполнило сердце Сергея еще большей

любовью к своему наставнику.

акончилась утренняя тренировка с Егорычем, и Павлина

Зпомчалась через лес к речке, радостно смеясь, дразня

Константина и не давая заключить себя в объятия. Пока что ему не

составляло труда догнать Павлину. Но ее сила и ловкость росли

так стремительно, что чувствовалось: скоро ему придется изрядно

постараться, чтобы догнать подружку.

Константин, превратившийся за эти годы в высокого и стройного

подростка, оставался ее защитником и другом. Правда, Павлина

уже больше не нуждалась в его защите — она с удивительной для

одиннадцатилетней девочки силой вполне могла постоять за себя

сама. Ну и конечно никто из старших в лагере и без того не

осмелился бы хоть чем-то задеть закольевскую любимицу.

Павлину, особенно в ее ранние годы, если и нужно было

защищать, так разве что от самой себя. Она успела перепробовать

все рискованные забавы, на которых другой бы свернул шею:

влезала на самые верхушки деревьев, проходила по скользкому

бревну над бурной речкой. Выносливая и неукротимая, как

мальчишка, она запросто могла положить на обе лопатки любого

из них.

Павлине удавалось справляться даже с некоторыми из старших по

возрасту подростков-мальчишек. Егорыч тренировал ее в

традиционном казацком стиле рукопашного боя, где главное

внимание уделялось плавности движений, равновесию и скорости,

а не грубой силе. Все в лагере были согласны с тем, что у Павлины,

бесспорно, талант рукопашного бойца. Правда, никто даже не

осмеливался поинтересоваться, а зачем, собственно, атаман

Закольев надумал учить ее всему этому. Каждый из мужчин в

лагере должен был показать ей всё из боевых техник, что только

знал и умел сам. Один только Королёв не соглашался, как он

говорил, «играть в песочнице».

Атаманова любовь к ней была поистине безмерной, но даже его

сантименты уступали место отцовской строгости, когда дело

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. МОНАСТЫРСКИЙ ОСТРОВ

,28

доходило до ее бойцовской тренировки. Он требовал от нее, чтобы

она выкладывалась на полную силу каждый день, на каждой

тренировке — а их в течение дня бывало две, а то и три. Но

Павлина и не думала жаловаться. Ей было не занимать ни сил, ни

желания, и она гордилась своими успехами. На самом деле она

занималась с такой самоотдачей, что изумляла всех, кто за ней

наблюдал.

онстантин же большую часть времени проводил наедине с

Ксобой, в мечтах и чтении. Еще ему полюбилось рисовать —

где угодно, на чем попало: прутиком в пыли или углем из костра

на клочке бумаги, если ему вдруг попадалась в руки такая

редкость, как клочок бумаги. И еще он думал о Павлине. Ему

нужны были ее нежность, ее невинность — сам он уже растерял

эти качества в сутолоке лагерной жизни. Ему казалось, в те

минуты, что они были вместе, он словно выходил из неубранной

хаты в лес, полный весенних ароматов. Если была возможность,

он, устроившись в каком-нибудь укромном месте, всегда

наблюдал, как Егорыч тренирует девочку.

Выше и сильнее Егорыча в лагере был разве что гигант Королёв.

Своей массивной фигурой и тяжелой поступью старик напоминал

Константину медведя. Это сходство только подчеркивалось густой

каштановой бородой. Руки и грудь, поросшие рыжими курчавыми

волосами, тоже были похожи на медвежьи лапы. И сила у него

была медвежья, не меньше. Хотя он не мог двигаться так же

проворно, как тот молодняк, что ему отдавали в науку, их потуги

справиться с ним были ему нипочем.

В той, прежней жизни он был каменщиком. Затем судьба свела его

с Закольевым. Как-то в кабачке коренастый старик

что-то не поделил с Туморовым. Еще через минуту Туморов и те,

кто поспешил ему на подмогу, уже лежали плашмя. Никто из них

ш серьезно не пострадал, если не считать немного подмоченной

репутации тех, кто привык считать себя непобедимым бойцом.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. МОНАСТЫРСКИЙ ОСТРОВ

,29

Когда на шум зашел Закольев, Егорыч сказал ему: «Если

прикажешь, могу поучить твоих щенят, как надо драться». Так он и

пристал к закольевскому отряду, и у Закольева не было случая

пожалеть об этом приобретении. Никто не мог справиться с ним.

Единственный раз ему случилось упасть в драке под тяжелым

кулаком Королёва. Гигант своим кулачищем едва не провалил

старику голову, но и сам пропустил несколько столь

внушительных ударов, что проникся уважением к старому бойцу.

С тех пор к нему и прилипло дружески-почтительное прозвище

«старик Егорыч». Был он послушным, верным и никогда не

задавал вопросов — словом, идеальный учитель для Павлины.

Егорыч счел великой честью для себя то, что атаман приставил его

наставником к девочке. Старик радовался каждому ее успеху,

каждому движению и приему, который его ученица от него

переняла. Своих детей, да и семьи своей, у Егорыча никогда не

было, и это еще сильнее сблизило его с Шурой, единственной

женщиной в лагере постарше. На самом деле именно Егорыч и

Шура стали девочке за родителей.

Егорыч ладил со всеми в отряде, кроме Королёва. Ему было не по

нутру то, какими глазами гигант с некоторых пор стал глядеть на

Павлину. Королёв был не настолько самоуверен, чтобы приставать

к ребенку, но Егорыч, достаточно насмотревшись, какими нравами

жил закольевский отряд, старался по возможности не оставлять

девочку без присмотра.

Каждый день Егорыч гонял Павлину до изнеможения, изобретая

для нее все новые и новые упражнения и нагрузки: бег, плаванье,

лазанье по скалам. С некоторого времени он также обучал ее

техникам, с которыми других своих по

допечных предпочитал не знакомить. Он приберег кое-что про

запас для своей любимицы.

г— Случись дочке остаться одной, — бормотал он себе под нос, —

а меня не будет рядом, она должна суметь самостоятельно дать

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. МОНАСТЫРСКИЙ ОСТРОВ

,30

отпор любому, в том числе и однорукому гиганту.

Егорыч решил посвятить этому свою жизнь.

онстантин между тем рос как на дрожжах. Постоянно

Кголодный, он все время вырастал из своей одежды и обувки.

Одно время он даже ходил босиком, пока не подобрал для себя

пару сапог, на которые никто не позарился, из кучи брошенных

вещей, регулярно появляющихся в лагере после каждого набега.

Порой он чувствовал себя смешным и неуклюжим. Привычно уже

устраиваясь вместе с мужиками у костра, он слушал их рассказы о

женщинах, но даже не осмеливался подумать о чем-то подобном

между собой и Павлиной — ему становилось плохо только от

одной мысли о чем-то подобном.

Его чувство к Павлине — вот то, что оставалось постоянным среди

тех перемен, что принесла ему жизнь за эти годы. Павлина была

единственной живой душой на свете, для которой он хоть что-то

по-настоящему значил в этой жизни, несмотря ни на что.

Привязанность к «папке» сменилась у Константина жгучей

ревностью. Тот, кем Павлина так восхищалась, вызывал у него все

большую неприязнь. Но ведь, в конце концов, она видела только одну сторону атамановой

жизни. Дл* нее он был защитником, покровителем, отцом. К тому же он ни разу не дал Павлине повода усомниться

в искренности его отцовской любви. Она не знала, кем на самом деле был Дмитрий Закольев, а Константин просто

не находил в себе силы раскрыть ей глаза на то, какой страшный человек их атаман.

Константин старался скрывать свою растущую привязанность к

Павлине. Когда-то он был ей как брат, но теперь его чувства

изменились, став глубже, совсем иными. Он понимал, что в

действительности должен испытывать благодарность к атаману.

Ведь тот только приветствовал их дружбу — настолько, насколько

она не мешала ее тренировкам. Тем более что еще много лет назад

атаман лично распорядился, что в отряде он будет только

помощником, но не бойцом, и все свое время должен посвящать

Павлине. Поэтому не было ничего удивительного в том, что никто

из мужчин не приглашал его изучать боевые искусства.

По правде говоря, он был даже рад этому. Мысль о том, чтобы

стремительно мчаться на лошадях с другими, «настоящими

мужчинами», размахивая саблей, уже не привлекала его. У него

были другие интересы и способности. Куча вещей, которые были

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. МОНАСТЫРСКИЙ ОСТРОВ

,31

отняты у убитых евреев, но никого в лагере не заинтересовали,

становилась все больше. Однажды Константин нашел в ней

настоящую драгоценность — набор кистей и красок. И пока

Павлина совершенствовалась в своем искусстве, Константин тоже

не сидел без дела. Когда не было бумаги, чтобы рисовать кистью,

он рисовал углем на всем, что попадало под руку. Он мог часами

сидеть, не замечая ничего вокруг, рисуя то, что видели его глаза:

деревья, лошадей и птиц, а иногда и причудливые образы из своих

снов.

Только мысль о своем будущем могла навести на Константина

тоску. Неужели же, спрашивал он себя, так всю жизнь он и

просидит здесь, вместе с женщинами и Егоры- чем, в ожидании,

когда те самые «настоящие мужчины» вернутся с вылазки. А ведь

в их числе уже были и многие из его сверстников. Для них

Константин был просто чудаком.

Одна Павлина понимала его.

Но и с ней рядом он тоже чувствовал себя неловко. Не-

принужденности, что прежде наполняла их отношения, Уже не

было. Когда им случалось остаться наедине, он чувствовал себя

ужасно неуклюжим, не решаясь сказать ей всего того, о чем

раньше так легко говорилось. И он заводил разговор о

тренировках, а она отвечала ему с таким жаром, что он понимал —

в ее глазах он остался все тем же самым близким другом.

Константин не раз любовался, как развеваются волосы Павлины

цвета густого чернозема, когда она бежала ему навстречу. Для него

она была красавицей, даже в мальчишеской одежде. Однажды он

не удержался и нарисовал ее лицо — потом оба они смеялись над

этой попыткой. Но снова и снова Константин принимался рисовать

ее, но ему так и не удавалось поймать той ее красоты, что

поражала его. Если бы не защита атамана, эта красота принесла бы

Павлине немало бед.

Атаман. Их «папка». От одной только мысли о нем кровь

бросилась в лицо Константину. Лицемерие и обман, царившие в

лагере, были ему невыносимы. Павлина же видела только то, что

хотела видеть, — и то, что ей разрешалось видеть. Строгая, почти

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. МОНАСТЫРСКИЙ ОСТРОВ

,32

затворническая жизнь атамана, и еще отряд всадников, который

зачем-то регулярно уезжал из поселка.

Константин понимал, что обязан рассказать ей обо всем, но с

каждым днем молчания ему становилось все тяжелее заставить

себя сказать ей правду. Да и она не поверит ей, этой правде.

Скорее он потеряет ее доверие. Возможно, Павлина даже

возненавидит его. Ну а если и она выступит против «папки», то это

кончится катастрофой для них обоих.

Ему нужно было просто ждать момента, когда ее глаза раскроются

сами на ту правду, которую он не решался ей открыть.

авлина, с ее чистым умом и добрым сердцем, склонна была

Пвидеть те же качества во всех, кто окружал ее. Конечно, и ей

случалось быть свидетельницей гневных припадков и

необъяснимой смены настроения, что все чаще случались у отца.

Но, как и всякий любимый ребе

нок, она считала недостатки отца чем-то незначительным.

Отгороженная от остальной жизни его непререкаемым

М авторитетом, полностью отдавшись тому занятию, которое он для

нее придумал, Павлина просто не имела времени и возможности

33

ПУТЕШЕСТВИЕ СОКР, 'АТЕСА

раздумывать о чем-то другом. Она считала само собой

разумеющимся, что ей, как единственной и любимой атамановой

дочке, положено и особое обучение, и особое отношение. Она не

замечала покорного, незаметного положения остальных женщин,

их жизни, состоявшей исключительно из стирки, стряпни и

прислуживания мужчинам.

И лишь иногда, в те несколько спокойных минут, что у нее были

перед сном, Павлина задумывалась о жизни, которой она могла бы

жить среди других женщин, неторопливой и размеренной...

В конце концов, у меня есть мой старый медведь, вздыхала она. И

еще рядом со мной всегда будет Контин.

И

34

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. МОНАСТЫРСКИЙ ОСТРОВ

,34

-'•Ни'

рошло целое десятилетие после гибели его жены, и все эти

годы слились для Сергея в единый миг подготовки к одному-

П

единственному акту возмездия. Иногда это ему самому казалось

каким-то безумием, в других же случаях — делом справедливым и

благородным. Кто-то убил твою семью. Ты отправляешь его в ад.

Все просто, и ни к чему все усложнять.

К этому времени он, сам того не осознавая, стал мощным воином,

оставив далеко позади и Алексея-Казака, и даже Разина. Сила и

мощь, растущие не по дням, а по часам, так и изливались из него,

словно подтверждение его мастерства, непобедимости, смиряемые

разве что периодическими взбучками Серафима.

Но с вместе с метаморфозой, которая произошла в Сергее, все

сильнее становилось его беспокойство и нетерпение. Вопрос,

который он уже не раз задавал себе, по-прежнему не давал ему

покоя: сколько еще я буду позволять Дмитрию Закольеву ходить

по этой земле? В мыслях он то и дело устремлялся на юг, к черте

оседлости. Едва ли закольевская банда покончила со своим

прошлым. Скорее всего, они и дальше продолжают проливать

кровь невинных людей.

Сергей наконец принял решение. Пришло его время снова

отправляться в путь. Но и расстаться со своим старым учителем,

вдруг понял Сергей, ему будет непросто. Он восхищался

Серафимом, и к этому восхищению, неожиданно понял он, было

подмешано еще и чувство зависти, зависти к тому миру, который

царил в этой уединенной обители, к чувству умиротворения и

благодати, которых, возможно, Сергей никогда и нигде не найдет

более. И все же ему хотелось верить, что однажды и ему удастся

познать то, что так хотел открыть для него старый монах.

Он сообщил Серафиму о своем решении при следующей же

встрече:

—

Серафим, пришло время мне собираться в дорогу.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. МОНАСТЫРСКИЙ ОСТРОВ

,35

Серафим только молча разгладил бороду и сказал:

—

Что ж, может, и так... Но мне все-таки непонятно, Сократес, как

ты собираешься победить столько людей зараз, когда ты не

можешь даже старика-монаха поставить на место?

—

Ты хочешь сказать, что, прежде чем уйти, я должен победить

тебя?

—

Ты ничего мне не должен. Это скит, а не тюрьма. Двери

открыты — можешь уйти, когда захочешь.

—

Я хотел бы уйти с твоим благословением.

—

Ты уже получил мое благословение, в тот день, когда мы

только встретились. И даже раньше...

—

Серафим, ты ведь понял, что я хотел сказать.

Старый монах улыбнулся.

—

Мы оба поняли, о чем идет речь. Я просто хотел сказать вот

что: если ты победишь меня в спарринге, это будет хороший знак,

что ты уже готов.

Несмотря на то что они уже не раз спарринговали в прошлом, этот

поединок должен был стать совсем другим. Это уже больше не

будет поединок мальчика против гиганта. На стороне Сергея

теперь были не только скорость и молодость, но еще и опыт

постоянных тренировок. Теперь он в уме не прекращал

тренировок, даже когда ел, работал, даже когда спал. Да, он уже

был готов к такому поединку.

Сергей кивнул, и Серафим ответил ему таким же кивком.

Они стали кружить один против другого. Сергей глубоко вдохнул

и сделал прямой, но ложный выпад, стараясь провести финт. Не

отвечая на его обманные движения, Серафим продолжал

расслабленно стоять, пока Сергей танцевал вокруг него. Затем

старый монах шагнул вперед и взмахнул рукой. Он едва заметным

движением чуть не свалил Сергея с ног. Но его ученик выстоял —

ему удалось сохранить равновесие. Наоборот, Сергею самому

удалось схватить Серафима за край рясы, и он уже сделал подшаг,

чтобы провести бросок...

Но учитель его, словно растворяясь в воздухе, в последний миг

постоянно уходил от удара.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. МОНАСТЫРСКИЙ ОСТРОВ

,36

Сергей наносил удары руками, ногами, делал выпады, пытался

ударить его локтем, а Серафим отражал его натиск так мягко, что

Сергей нигде не чувствовал сопротивления. Никакого сцепления.

Монах никогда не был там, где Сергей ожидал его застать. И

Сергей просто перестал чего-то ждать. В этот момент, в этот

неожиданный миг перед ним, перед его взором и чувствами

оказалось открыто все: Серафим, небо, земля. Сергею удалось

провести бросок, но Серафим в падении сам бросил Сергея, и они

оба, словно в унисон, вскочили на ноги. Их бой продолжался, но в

этом бою не было соперничества. Больше не было ни Сергея, ни

Серафима. Было только движение энергии.

Затем Сергей сделал выпад. Прежде чем его нога коснулась земли,

Серафим просто на глазах исчез, чтобы появиться уже в другом

месте, рядом. Подсечка, и в следующее мгновение Сергей уже

лежал, раскинув руки, на спине, а Серафим склонился над ним,

готовый нанести завершающий удар. Поединок завершился.

Это уже было похоже на настоящий бой, а не на обучение.

Серафим уже не поддавался Сергею. Да и не мог уже этого

позволить. Но и Сергею наконец открылись качества его учителя,

которые позволили тому взять верх и которых недоставало ему

самому. Поединок завершился не его победой, но для Сергея он,

тем не менее, стал огромным прорывом. В эти несколько минут он

впитал все то, на что обычно ему требовалось несколько месяцев.

И они оба знали это. Но это также означало, что он никуда не

пойдет, по крайней мере скоро. Его тренировки будут

продолжаться.

Но примут они такой вид, который он даже не мог себе

представить.

огда началось их следующее занятие, Серафим просто

Кпоставил его в известность:

—

Вся твоя прошлая тренировка была только подго-, товкой к

тому, что я собираюсь показать тебе. Сегодня день, когда тебе

предстоит заново родиться. Я собираюсь обучить тебя той

единственной технике, которой в первую очередь обязан теми

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. МОНАСТЫРСКИЙ ОСТРОВ

,37

скромными умениями, что я приобрел сам. Мы бы могли начать с

ее отработки с первого же нашего занятия. Но тогда у тебя ушли

бы на нее годы — лет двадцать. Проведя с тобой в подготовке эти

несколько лет, мы смогли выйти на нее кратчайшим путем, чего

ты так искренне желал. Но при твоем настоящем уровне

подготовки, я думаю, мы сможем освоить эту технику не более,

чем за год. А начнем вот с чего...

Это оказался самый радикальный метод боевой подготовки, с

которым Сергей только сталкивался. И начался он со следующих

слов.

—

Приготовься, — сказал Серафим. — Сейчас я нанесу УДар.

Сергей сбросил напряжение, уже привычно настраиваясь на

расширенное состояние сознания. Он ждал, готовый отразить

удар. Прошло какое-то время, но Серафим стоял неподвижно,

словно статуя...

Сергей сделал глубокий вдох, еще один. Не вытерпев, он

спросил:

—

Так что же? Когда ты будешь нападать?

—

Я уже нападаю, — ответил Серафим.

—

Не понял...

—

Тсс... Не шуми. Слова только притягивают твое внимание к

нижнему сознанию, и ты не замечаешь того, что происходит

вокруг тебя.

В последовавшей тишине Сергей наконец увидел — рука

Серафима и все его тело и в самом деле двигались в его сторону,

но так медленно, что старый монах казался неподвижным.

Прошла еще минута.

—

Что это, шутка? — переспросил Сергей. — В чем тут смысл?

—

Подмечай каждый текущий момент, — сказал Серафим тихим и

мягким голосом. — Почувствуй все свое тело, от пальцев на ногах

до макушки и кончиков пальцев на руках. И постарайся сделать

так, чтобы скорость твоей реакции на мое движение

соответствовала скорости моей атаки.

Сергей лишь вздохнул в ответ и постарался как можно лучше

исполнить то, что велел ему Серафим, двигаясь как можно

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. МОНАСТЫРСКИЙ ОСТРОВ

,38

медленнее и сосредоточеннее. Все это казалось совершенно

бессмысленной тратой времени. И все же он двигался в едином

ритме с движениями старого мастера те несколько минут, которые

понадобились Серафиму, чтобы завершить свой хук, начатый

несколько минут назад.

И в эти минуты он стал подмечать, где в его теле еще сохранялось

едва ощутимое напряжение, и усилием воли сбрасывал это

напряжение с бедер, желудка, плеч...

Когда первое движение было закончено, Серафим начал еще одно,

хотя сложно было так сразу угадать, какое именно. В этот момент

Сергей снова нарушил тишину:

—

Серафим, я прекрасно понимаю, что медленное движение

отрабатывать тоже надо. Но настолько медленно? За это время я

успею сходить кухню подмести, прежде чем ты окажешься рядом

со мной.

—

Расслабься... Дыши... Наблюдай... — повторил Серафим. —

Делай, как я...

И они продолжили, в полной тишине, так медленно, что солнце

незаметно стало клониться к закату.

азалось, само время остановилось, пока они продолжали

Кпрактиковать. Прошла не одна неделя до той поры, пока

скорость движений Серафима заметно изменилась. Партнеры по-

прежнему двигались медленно, словно в густой патоке, но по

крайней мере само движение уже было явно ощутимо.

Сергей стал исправлять неточности в своих стойках, которые он

раньше не замечал, и глубоко расслабляться по ходу движения.

Что бы ни происходило в каждый отдельный миг, его тело

реагировало естественно, не прилагая усилий. Каждый уголок его

тела был теперь открыт внутреннему взгляду.

Сергей начал ощущать связь различных частей тела, даже

внутренних органов, костей и суставов, с потоками энергии, что

текли от земли вверх через ноги и руки, которые становились

проводниками вихреподобных потоков, шедших от энергетических

центров тела.

Время от времени Серафим шепотом напоминал ему:

— Двигайся как водоросль... Плыви... Поднимайся... Падай...

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. МОНАСТЫРСКИЙ ОСТРОВ

,39

Поворачивайся.

Но по большей части они хранили молчание, потому что в словах

больше не было необходимости. Движение стало глубокой

медитацией, и временами, когда энергия вливалась в сердце

Сергея, оно становилось неотличимым от молитвы.

последующие месяцы Серафим продолжал атаковать его

Вмедленными, текучими движениями, нанося удар кулаком...

коленом... локтем, левой рукой... правой... джеб... хук... кросс...

удар ногой... захват под всеми возможными углами... Солнце

ползло по небу. Менялись тени. И времена года сменяли одно

другое.

К середине лета, после тысяч атак, на каждый удар уходило не

больше минуты. Постепенно в Сергее стало формироваться и расти

новое чувство потока и ритма. Сергей уже давно перестал

обдумывать то, что делает. Все теперь стало формой игры с

энергией. Каждая реакция, ответ на каждое движение происходили

сами по себе — бездумное движение, реакция без приложения

усилий. Сергей мог часами пребывать в этом состоянии, похожем

на сон. И все же это был не сон. Скорее нечто противоположное —

это было чистое незамутненное восприятие, в котором не было

разделения на отдельные «я», не было Серафима с Сократе- сом, а

было одно целое, нераздельное, словно ветер, перелетавший из

весны в лето.

К осени на каждое движение уходило уже всего пятнадцать

секунд... затем десять... пять... Но Сергей уже почти не замечал

своего прогресса. Его движение вперед перестало быть

материальным. Какая бы сила ни входила в него, она впитывалась,

распределялась в теле, смешиваясь с его энергетикой. Принципы

новой техники он постигал словно бы костным мозгом. Он стал

воплощением мастерства — притом что сам «он» ни к какому

мастерству уже не стремился.

Пришла зима. Атаки теперь проходили молниеносно и хлестко, как

удар кнута. Каждый удар парировался или отражался без

приложения сил. Сергею не приходилось ничего делать, только

удерживать свое восприятие.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. МОНАСТЫРСКИЙ ОСТРОВ

,40

В момент просветления Сергей наконец постиг, как двигается

Серафим — с полнотой и грацией, которая прежде так восхищала

его. Но, что казалось ему еще более удивительным, теперь и он сам

мог так двигаться.

Оставив всякое сопротивление в уме и в теле, Сергей стал пустым,

как незаполненный резервуар жизненной силы. Он уже давно

приучился доверять Серафиму, затем доверять своему телу. И

только теперь он смог прийти к доверию Тому, Что Есть.

Пришла весна, а с ней еще одна смена времен года. Теперь

Серафим атаковал, как молния, — быстрее даже, чем видел глаз, —

но для Сергея в этом не было никакой раз

ницы. Движение оставляло лишь едва заметный след в воздухе,

такой быстрый, что год назад Сергей едва ли смог бы различить

его, не то чтобы среагировать или отразить. Но скорость и время

больше ничего не значили.

41

ПУТЕШЕСТВИЕ СОКР,'АТЕСА

Движение... движение...

И вот, без предупреждения, Серафим остановился.

Сергей едва не упал. Все его тело вибрировало. Он чувствовал, как

энергия, сгустившаяся, словно туман, водоворотом кружит вокруг

них.

— Да, здорово мы с тобой закрутили, — сказал Сера-

огда они встретились на следующий день, Сергей за-

.говорил первым.

фим.

Сергей только кивнул, улыбаясь.

—

Что дальше? — спросил он.

—

На этом все, — ответил Серафим. — Наша совместная практика

закончена.

Какое-то время Сергей слышал только, как шумит ветер в

верхушках деревьев. Не уверенный в том, что правильно понял, он

переспросил:

—

Ты хочешь сказать, что мои тренировки закончены?

—

Тренировки никогда не кончаются, — ответил Серафим. —

Они только становятся сложнее, в зависимости от того, какую цель

ты перед собой ставишь. Теперь ты осознал суть движения,

взаимные связи, суть жизни, если угодно. Кое-что ты понял и в

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. МОНАСТЫРСКИЙ ОСТРОВ

,42

том, как надо вести поединок. Ты получил то, зачем прибыл сюда.

Приглашаю тебя завтра просто пройтись. Но только никаких

разговоров о кровопролитии. Давай лучше подумаем о более

высоком призвании, которое может ждать тебя на этом пути.

—

Серафим... ты же знаешь...

—

Завтра, — прервал его старый монах. — Поговорим об этом

завтра.

—

Ты же знаешь, Серафим, я дал клятву на могиле своих

близких... — начал он.

Твою клятву, Сократес, ты дал себе, а не Богу, — ответил

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. МОНАСТЫРСКИЙ ОСТРОВ

,43

Серафим, неторопливо ступая по узкой тропке. — В

действительности, твой единственный враг — разве что ты сам.

Примирись с самим собой, и тогда не будет никого, кто бы мог

нанести тебе поражение. И ты тоже не будешь желать чьего-то

поражения.

Какое-то время они шли в молчании, прежде чем Сергей нашелся

что ответить.

—

В прежние годы у меня тоже был учитель. Он сказал как-то, что

верность слову — это делать то, что ты должен делать, любой

ценой, — или погибнуть, пытаясь сделать это.

Сергей повернулся к Серафиму и глянул прямо ему в глаза не как

наставнику в боевых искусствах, а как духовному проводнику.

—

Я принял такое решение, отец Серафим, — я должен сразиться

с ними.

Он вдруг заметил, какой утомленный вид у старого монаха.

—

Не хочешь остаться здесь, с нами, как один из нас, хотя бы еще

на несколько лет?

—

А те люди тем временем будут сеять разрушение и смерть?

—

Нет такого уголка на земле, Сократес, где бы люди не сеяли

разрушение и смерть. Сама природа несет разрушение и смерть —

ураганами и землетрясениями, голодом и болезнями. Даже в этот

самый миг невинные люди умирают от насилия и от голода

десятками тысяч, по всей земле. Так не возомнил ли ты о себе,

Сократес? Кто наделил тебя такой мудростью, чтобы знать, кому

жить, а кому умереть и какой смертью? Кто ты, чтобы знать, кому

и что уготовано Богом?

Сергей не нашелся что ответить, поэтому он ответил вопросом на

вопрос:

—

О каком Боге ты говоришь, отец Серафим? Бог милосердия и

справедливости, который в своей бесконечной мудрости счел

нужным забрать мою семью? Этому ли Богу ты молишься?

Серафим в ответ только поднял свои кустистые седые ' брови в

недоуменном, оценивающем взгляде:

—

Ах, Сократес, это хорошо, что ты больше не прячешься перед

лицом того, что преследовало тебя так долго. Хотел бы я, чтобы у

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. МОНАСТЫРСКИЙ ОСТРОВ

,44

меня был готовый ответ на твои слова — пара добрых слов,

которые смогли бы исцелить твою душевную рану. Но пути

Господни неисповедимы и для меня тоже. Был однажды такой

мудрый человек по имени Гиллель, один из еврейских святых,

который сказал: «Есть три загадки в этом мире: воздух для птиц,

вода для рыб и человек для самого себя».

Я открыл для себя, что Бог — это загадка из загадок. И все же Он

всегда с нами, как биение сердца, так близко, как наше

следующий вдох... Окружает нас, словно воздух, словно вода...

Ощутим везде и во всем. Но уму не по силам понять такое, только

сердцу... Вот где ты можешь найти веру...

—

Я перестал верить в Бога много лет назад.

—

Даже неверующие ходят под Богом. Да и как может быть

иначе? — Серафим пристально посмотрел на него. — Пребывай в

этой тайне, Сократес. Доверься ей. Освободись от знания того,

чему следует и чему не следует быть, и ты снова найдешь свою

веру.

Сергей покачал головой.

—

Все, что ты говоришь, отче, для меня было и остается

истиной... Хотя я не совсем улавливаю смысл.

—

Помнишь, было время, когда ты не мог меня поймать Даже за

край рясы? Но немного терпения — и смотри, что ты обрел

теперь...

—

И еще годы тренировок.

—

Да. Возможно, пришло время учиться... но чему-то другому. —

На мгновение монах умолк, подыскивая слова. — Твоя практика

уже показала тебе, что наш ум имеет свои ограничения. Разум —

это лестница в небо, спору нет, но до самого неба эта лестница

немножечко не достает. Только мудрость сердца может незаблудно

провести тебя по этому пути. Твой древний тезка, Сократес,

напоминал афинской молодежи, что мудрость начинается со

способности удивляться...

—

И все же, Серафим, если оставить эти возвышенные слова, —

что мне следует делать?

—

А что все, по-твоему, делают? Нужно ставить одну ногу перед

другой! Ты только актер по-настоящему великой драмы, смысл

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. МОНАСТЫРСКИЙ ОСТРОВ

,45

которой постичь может только Бог... временами мне кажется, что

даже Бог не совсем понимает, что в действительности происходит!

— сказал он, засмеявшись. — Мы можем только играть ту роль,

которая нам дана, понимаешь? Те, кто возникают в твоей жизни —

не важно, на пользу или во вред, — все они посланы Богом.

Встречай всех их с мирным сердцем, но с духом воина. На этом

пути тебе не раз придется упасть, но в каждом падении тебе будет

и наука. А научившись, ты найдешь свой путь. Пока что подчинись

Божьей воле и живи жизнь, которая тебе дана, мгновение за

мгновением.

—

Как я могу узнать Божью волю, Серафим?

—

Вера не в том, чтобы досконально знать что-то о чем- то, —

ответил он. — Она заключается только в мужественном приятии

всего того, что происходит — приносит ли это радость или

страдание, — с верой, что все это ради высшего блага.

Они уже были совсем рядом со скитом.

Годы оказались беспощадными к Дмитрию Закольеву.

Когда-то высокий и жилистый, а теперь сгорбленный и высохший,

с годами он превратился в блеД ное подобие себя прежнего. Глядя

на его впалые щеки, каэК^дый в лагере уже понимал, что их

неукротимый прежде атаман стоит одной ногой в могиле. И лишь

гл;аза безумным блеском горели на этом лице решимостью,

46

Превратившейся в одержимость. Словно бы весь его мир сузился

до од^Чэй точки, и этой точкой была Павлина и ее тренировки.

Павлина к лету 1906 года была все такOVi же худощавой и подвижной, быстро

прибавляя в ловкосА*, выносливости, да и взрослела она не по Дщям, а по час^М. Ее бойцовское мастерство тоже

стремительно росло — ^ изумлению всех, кто наблюдал за ее тренировками.

Егорыч оказался хоро шим наставнйЛом. Но Закольев больше не доверял старику. Он

уже н£ доверял никому, кроме своей дочери. Даж^ Королёв был У него на подозрении. От его глаз не укрылась, как

насмегИдиво ухмыляется или отворачивается гигант при появлении атамана. И не только Королёв. Остальное все

тоже, стАипалось атаману, шепчутся за его спиной.

Его дочь — в ней была теперь вся его Надежда. Ей будет по силам

вернуть и его власть, и прежнее почести, и уважение. Она подарит

ему гцокой. Не было* гакого дня, чтобы он не наблюдал за ее

тренировкой. Но д^е тогда он уже не был хозяином своего ума.

Невольно его* взгляд обращался внутрь: и тогда белый сн*ет мерк

пере/Д его глазами, распадаясь на отдельные фрагменты и образы:

слова, стоны, крики и кровь.

Вздрогнув, он пробуждался, вспомигЧя, кто он и где находится, —

усталый до мозга костей, не ® силах оградиться от кошмара, что

преследовал его теперь и при свете дня. Зверюга полосует тело его матери на кровавые

обрывки плоти. И с ее криком сливались крики евреев, что не прекращались ни на минуту.

Павлина. Девочка станет женщиной, женщина — бойцом. Павлина

— его нож, его меч, его спасение. Она убьет зверюгу, и его предсмертный крик

станет последним, чтобы потом пришла тишина.

ледующие несколько дней Сергей провел в созерцательном

Суединении. Ему было о чем поразмыслить. Они с Серафимом

уже немало троп исходили по острову — порой в полном

молчании, порой беседуя. Но ни о чем, связанном с боевыми

искусствами и поединками, они больше не говорили.

Сергея волновали теперь куда более глубокие вопросы. И ответов

на них теперь следовало ждать не от Серафима, а от самого себя.

Следует ли ему так неотступно придерживаться своей клятвы? И

сама его решимость — происходит ли она от постоянства или от

жесткости? И что ему все- таки выбрать — войну или мир?

Возможно, и в самом деле его ждет какое-то более высокое

призвание? И наконец все вопросы слились в один: принесет ли

отдохновение Ани- ной душе, если он убьет этих людей — или сам

погибнет, пытаясь убить их?

Сергей уже не был ни в чем уверен теперь и просто-таки истязал

себя за отсутствие прежней решимости. Может, Закольев и в самом

47

ПУТЕШЕСТВИЕ СОКРАТБСА

деле был прав, когда назвал его слабаком и трусом? И если Сергей

не выступит против своего врага, что за смысл был тогда во всех

этих тренировках, на которые ушли долгие годы? Сергей сам себе

напоминал заряженное ружье, которое вот-вот должно выстрелить

— или взорваться.

И все же ведь и ружье можно разрядить, и уже обнаженный меч

вернуть обратно в ножны. Вот что сказал бы на это Серафим.

Ему припомнилась одна история — одна из тех, что рассказывал

Серафим пару месяцев назад, очевидно предвидя этот самый

момент. Говорилось в ней об одном горячем и высокомерном

молодом самурае, у которого так было заведено для своих

крестьян: за малейшую провинность голову с плеч долой. У

самураев, которые были сами себе закон, подобное поведение

принималось как само собой разумеющееся.

Но в один из дней, смывая кровь со своего меча после очередной

расправы, молодой самурай вдруг забеспокоился. А вдруг его

поступок не понравится богам и в наказание они отправят его в

обитель ада? Желая побольше разузнать о духовных сферах, он

решил посетить скромное жилище дзэнского мастера по имени

Кандзаки.

С подобающим случаю почтением самурай отстегнул свою

острую, как бритва, катану, положил ее подле себя. Отвесил

почтительный поклон и сказал: «Прошу вас, поведайте мне о

Небесах и аде!»

Мастер Кандзаки взглянул на молодого самурая и улыбнулся.

Неожиданно его улыбка перешла в хриплый смех. Он показал

пальцем на молодого воина, словно тот сказал нечто забавное. Все

еще трясясь от смеха, мастер хлопнул в ладоши и произнес:

«Тупица! И ты еще хочешь, чтобы я, известный мудрец, тратил на

тебя свое время? Куда тебе понять такие вещи, недоносок!»

Самурай тут же вспылил — еще бы, кого другого он бы вмиг

зарубил и за малую долю подобного оскорбления. Ему стоило

огромных усилий сдержаться и не схватиться за меч, хотя у него

все кипело внутри. Но, оказывается, мастер Кандзаки еще не все

сказал. «Да и что удивляться, что ты получился такой болван —

48

ПУТЕШЕСТВИЕ СОКРАТБСА

ведь ты сын болвана, и все в твоем роду как один...»

Кровь застлала глаза молодому самураю. Он выхватил меч из

ножен и, подскочив, как ужаленный, замахнулся, чтобы снести

голову мастеру.

В тот же миг мастер Кандзаки направил на него указательный

палец и ледяным тоном произнес: «Вот так открываются врата

ада».

Воин застыл. Словно молния вспыхнула у него в мозгу. Он

осознал, какова природа ада — ее не нужно было искать где-то вне. В

эту самую минуту он сам был обитателем ада. Молодой самурай опустился на колени, положил меч рядом с собой

и отвесил мастеру смиренный поклон: «Мастер, не знаю, как вас благодарить за тот необходимый урок, что вы мне

только что преподали. Благодарю вас! Благодарю вас!»

Мастер дзэн улыбнулся в ответ, еще раз ткнул в него пальцем и

сказал: «А вот так открываются врата рая».

«Может быть, тот самурай — это я и есть», — подумал Сергей,

окапывая деревья в скитском саду.

а следующий день во время прогулки Сергей рассказал

НСерафиму историю своей жизни, от самых ранних дней,

которые еще задержались в его памяти, до того времени, когда он

прибыл на Валаам. Когда с рассказом было покончено, Серафим

сказал:

—

Твоя история, Сократес, только начинается. Ты запомни вот

что: твое прошлое не определяет твое будущее — но ты, тем не

менее, тащишь его за собой, как мешок с камнями.

—

Ты хочешь сказать, что мне следует забыть о своем прошлом?

—

Воспоминания — словно выцветшая картина. Некоторыми мы

дорожим. Другие причиняют нам боль. Нет причины выбрасывать

их все. Отложи в укромное место только те, что ты хотел бы

сохранить, чтобы время от времени доставать их и любоваться.

Прошлому не должно вторгаться в настоящее. Меня меньше

волнует то, где ты был, чем то, куда тебе еще предстоит пойти.

—

А куда меня зовет дорога? — спросил Сергей. — Может быть,

тебе и это открыто?

Серафим только пристально посмотрел на него.

—

Да, кое-что я действительно вижу... — наконец произнес он. —

Но давай поговорим об этом в другой раз как- нибудь. Позволь мне

49

ПУТЕШЕСТВИЕ СОКРАТБСА

еще раз напомнить тебе — нет такого места, которое можно было

бы назвать «там». Куда бы ты ни шел, ты всегда будешь «здесь».

Здесь — это все, что у тебя есть.

—

Но даже здесь прошлое все равно остается частью меня.

—

Это не более чем картины, о которых я тебе говорил, —

повторил монах. — Пришло время тебе примириться с прошлым

— так же, как и принять настоящее. Все, что было, — прошло. Все

это лишь совершенная часть того, из чего складывается твоя

жизнь...

—

Совершенная? — слова старого монаха неожиданно разозлили

Сергея. — Это ты про смерть моей жены и сына?

Серафим жестом остановил его.

—

Возьми себя в руки. Ты понимаешь мои слова иначе, чем они

были сказаны на другом уровне понимания. А я имею в виду

высший смысл — все это было неизбежно, иначе мы бы с тобой не

встретились. Это Творец зовет тебя вперед, к тому, что еще только

ждет тебя в будущем.

—

Как тебе может быть известно такое?

—

Известно? — поднял брови Серафим. — Да мне не известно

даже, встанет ли солнце завтра, проснусь ли я поутру. Мне не

известно, дарует ли мне Господь мой следующий вздох. Поэтому я

предпочитаю жить верой, а не знанием — и принимать все, что

выпадает на мою долю, ожидаемое или нет, горькое или сладкое —

все как одно, как дар Божий.

—

И это тоже слова, Серафим. Что я, по-твоему, должен делать с

ними?

—

Ничего не делай. Оставь слова позади, когда пойдешь к месту

внутри тебя, которое уже знает, что...

—

Знает что именно?

—

Что с каждым новым днем начинается новая жизнь. Что в

каждый миг ты рождаешься заново. Это одно значение благодати,

Сократес. Иногда все, что в твоих силах, — оставаться в осознании

этого момента и делать лучшее, на что ты способен.

—

Если послушать тебя, жизнь такая простая штука.

—

Простая — да, но я не сказал, что легкая. И я могу тебе обещать

— однажды наступит день, когда ты постигнешь ее во всей

50

ПУТЕШЕСТВИЕ СОКРАТБСА

полноте и она будет такой ясной и простой, что тебе только и

останется что рассмеяться от удовольствия. В моих силах пока что

лишь заронить зерно. Все остальное — в руках Божьих.

ергей задумался над смыслом Серафимовых слов, чувствуя,

Счто они проникают в самую глубину его сознания. Но

неожиданно у него появился еще один вопрос:

—

Серафим... Тогда... Еще тогда, когда мы впервые встретились,

— как ты мог так много знать обо мне?

Старый монах ответил не сразу. Наконец он нарушил молчание:

—

Много лет назад, Сократес, еще до того, как я стал монахом, я

был солдатом. Я сражался в самых ужасных боях и видел такое

кровопролитие, какое и помыслить человеку не в силах. А потом...

потом пришла другая скорбь...

И тогда я отправился на Восток в поисках смысла, и мира тоже. У

меня почти не было надежды отыскать хоть что-то из этого. Я

побывал во многих землях, узнал много путей, ведущих к Богу. Я

узнал, что всякий путь хорош, если он ведет к возвышенной жизни.

Я выбрал христианскую веру, но это не значит, что я отверг все те

дары, что были получены мной, когда я знакомился с другими

путями, различными тропами, что ведут к вершине одной горы...

Я обнаружил, что некоторые из этих даров всегда были со мной, но

практика помогла мне открыть и взрастить их в себе. Один из

таких даров — целительство. Даже мальчишкой я ощущал в себе

энергию, пульсировавшую в моих ладонях. Я верю, что энергия

исходит из духовного источника. Другой мой дар — видение... и

предвидение. Оно похоже на цветок, что раскрывает лепестки, когда на него падает луч света. И еще мне временами

открывается, во снах или видениях, нечто о некоторых вещах, но никогда — всё обо всём.

—

Знаешь, меня так часто поражала эта твоя способность...

—

Чтобы понять ее, ты должен сам пережить нечто подобное.

Когда ты открываешься для Бога, ты можешь знать всё, потому что

ты и есть всё. Ты открываешь, что прошлое, настоящее и будущее

— всё случается ни в какое иное время, как только сейчас. Вот так

мне и удается временами видеть и знать.

—

И ты видел то, что уготовано мне в моем будущем?

—

Я вижу то, что может быть, а не то, что должно быть. Поступки, что ты совершаешь сейчас,

51

ПУТЕШЕСТВИЕ СОКРАТБСА

облекут в форму твое будущее. А быть ли ему хуже или лучше — это уже дело твоего выбора.

—

Но можешь ли ты мне хоть что-нибудь открыть из того, что

ждет меня впереди?

Серафим умолк, задумавшись над Сергеевыми словами.

—

От каждого духовного дара неотделима и ответственность за

него. Мои видения даны мне для того, чтобы я помогал советом, а

не предсказанием. Если я расскажу тебе о том, что видел, это

может укрепить тебя или же ослабить — а я не настолько мудр,

чтобы знать это в точности.

В любом случае, я не хочу идти наперекор твоей свободной воле.

Ты пришел на эту землю не для того, чтобы всецело полагаться на

меня. Полагайся на себя, верь в себя, иди своим путем. Что, если

бы я увидел, как ты расправляешься со своими врагами, в тот

самый день, когда ты только ступил на этот остров? Захотел бы ты

посвятить все эти годы тренировкам? И если да — то благодаря

моему видению или вопреки ему? А что, если бы я увидел тебя

поверженным? Это заставило бы тебя отказаться от своего

намерения?

Взгляд Серафима, как показалось Сергею, вдруг стал печальным:

—

Да и не всегда я понимаю то, что вижу, Сократес. Не могу тебе

с полной уверенностью сказать, убьешь ли ты этих людей... а то,

может, простишь их...

—

Простить? Да я сперва отправлю их в ад!

—

Они и так в аду.

—

Это не оправдание!

—

Нет, конечно же нет... — ответил старец. — Такому и не может

быть оправдания. Порой даже объяснить такое непросто. Но

однажды может случиться так, что ты увидишь этих людей как

часть некоего своего большего «я». Тогда, в это самое мгновение,

все встанет на свое место. Даже если тебя призовут на бой, ты

будешь знать, что ты всего лишь бьешься с самим собой.

Серафим неторопливо зашагал, очевидно, подбирая слова:

—

То, что я собираюсь рассказать тебе, я никогда не открывал

никому — но тебе, возможно, это поможет кое-что понять в самом

себе...

Когда-то и я был женат. Я был молод, влюблен, у нас было трое

52

ПУТЕШЕСТВИЕ СОКРАТБСА

детей. Затем я ушел на войну, а их убили разбойники.

Он замолчал, затем, все так же неторопливо, продолжил:

—

Как и ты, Сократес, я поклялся найти тех, кто... И готовился к

этому, совсем как ты.

—

И ты нашел их? — Сергей напрягся, словно в ожидании

некоего знака.

—

Да, и убил — всех до одного.

Сергей невольно вздохнул. Он не ожидал, что у него с его

наставником может оказаться и такая трагическая связь.

—

Серафим... когда ты узнал, что сделали с твоей мьей... скажи —

разве это был не самый черный л ^ твоей жизни? ь в

Но Серафим только покачал головой.

—

Поначалу — да, но самый черный день пришел вм

с моей так называемой «победой» — когда мои nwu е .

„

^/^ока

зались обагрены кровью тех людей... Понимаешь теперь?

53

ПУТЕШЕСТВИЕ СОКРАТЕСА

С руками в крови я стал одним из них...

—

Причем здесь они? Ведь ты же...

—

Убив дракона, сам становишься драконом, — повторил

Серафим. — До сих пор тот день тяжелым грузом лежит на моей

совести. Однажды сделав что-то, мы уже не в силах это изменить.

Понимаешь? Вот так-то... Это была одна из причин, почему я

взялся учить тебя — в надежде, что ты не повторишь моей

ошибки.

В действительности и сам Сергей уже готов был сойти со своей

прежней стези. Но его клятва, такая глубокая, которой он посвятил

почти треть своей жизни, чтобы выполнить ее, оставила следы в его жизни, за которые он до сих

пор продолжал цепляться.

—

Но даже если я решу больше не мстить, — сказал он, — все равно кто-то

должен остановить их, Серафим- Так почему не я?

Серафим еще раз пристально взглянул на него, сп стараясь проникнуть в самую

глубину его души:

—

Может, ты и прав. Может, ты и в самом д ^ выследить и остановить их. Убить их.

Заставить дать так, как страдал ты. И тогда — что тогда? По т^тьИ на этом все и закончится? Тогда тебе не помеша^тВое>1У

их детей, потому что они в свою очередь пойду1 следу. Так что и их тоже убей, чтобы испытать ^ ^ которого ты

никогда не видел. А может, ты ни ^ те6* чувствуешь. Возможно, их страдания даже

^ удовлетворение. Но знай,

что в тот день дьяв°я 1

grf. пятая. монастырский

потому что ты сам станешь тем злом, которое

Серафим Умолк, потом взмолился:

Те кого ты любишь, Сократес, обретут мир, когда

7мир воцарится в твоей душе. Так что спроси у себя

ЭТ°Т— каков путь к духовному миру? Нужно ли начинать

"аМ лг чтобы обрести его? Или ты можешь создать его здесь воину,4 о

сейчас? Те, кто враждуют сами собой, терпят поражение

на каждом шагу. Так что примирись с собой... Помолчав, он добавил:

—

Я понимаю, насколько болезненны твои воспоминания и как

велика твоя решимость. Но не всякому чувству следует выливаться

в действие. Независимо от того, какой путь ты выберешь — захочешь остаться здесь или

продолжишь свой путь, я умоляю тебя посвятить свою жизнь высшей цели. Выдержи натиск своих эмоций так, как

ты выдерживаешь натиск бури, — построй для себя укрытие зеры и терпения, которое поможет тебе переждать

непогоду. Освободи свою жизнь от тирании желаний, необдуманных поступков и импульсивных решений. Стань

Божьим воином, Божьим слугой.

—

Но... Как я могу узнать Божью волю? — спросил Сер-

ОСТРОВ

54

Серафим улыбнулся. ^ ^Н0Г0 МУЖЧИН и женщин куда мудрее, чем я, задавали Го ВопР°с, Сократес. Мне ведомо лишь

только то, что Бог пУть к ЧеРез твое сеРДЦе и что твое сердце укажет тебе к стать настоящим человеком. И мирным

воином. е И все е^аФима' словно стрелы, вонзались в его серд- еРгею Же 0ставался

п

один вопрос, который все не давал

" ДовКаК Же быть с теми людьми? 0 °Ни тебЛЬН° ° НИХ' ~~~ воскликнул

Серафим. — Похоже, преследуют, а не ты их! Может, хватит позво-

s<

Будешь ли ты разрушителем или созидателем? Твои поступки

— будут ли они пропитаны ненавистью — или любовью? Вот

тот выбор, который тебе следует сделать.

—

А моя тренировка — что же, она пропала зря?

—

Ничто не пропадает зря, — возразил Серафим. — Ты

312

обучился пути воина — так бейся, как воин! Объяви войну

ПУТЕШЕС

ненависти, восстань против невежества, борись за справед-

ливость! Но вот что хочу тебе сказать: нельзя победить тьму еще большей

лять им направлять свою жизнь?

тьмой. Только свет обладает силой изгнать тьму из этого мира.

И, набравшись смел

Сергей услышал, как глубоко дышит старый монах, - он понял, что в этот миг его

сти,

взгляд обращен внутрь. Затем Серафим сказал:

показать им пример милосердия

—

К тому же... Эти люди умрут и без твоей поМ°^оЛ.

и сострадания, в к они отказали

—

Ты увидел это... в своем видении? — спросил нованно Сергей. йИ.

тебе и твоей семье? Вот эти

вопросы хочешь знать, исходят

—

При чем тут видение? Для этого достаточно ^^ мать, что в конечном счете пожнет

человек от разрушения, что он же и посеял. Они все умрут>каК ^ но умереть каждому человеку. Это нисколько

из самого сердца

не у ^

учения X' ^ Мало кто к

Т(Г важности вопроса, который по-прежнему стоИТо111еНЬксг бой: какую дорогу выбрать? Подумай над

этим хор ^ Твоя Аня — какой бы она хотела видеть твою

ним прислушивается. Но ты — ты хочешь ^ услышать?

Серафим снова зашагал, словно

■SI М 1 ?

у него легче получал0с говорить во время

ходьбы:

ПЯТАЯ. МОНАСТЫРСКИЙ остров 313

—

Мы оба с тобой знаем, что

ты могучий воин. Но мо жешь

том они расстались, и дальше Сергей зашагал один ой

ли ты быть воином мира? Ты

тропке, в молчании обдумывая все только что 110 1шаННое от

знаешь, как умирать но

Серафима и примеряя его слова к своим УсП венНым рассуждениям и выводам. Все эти годы он С°

научился ли ты тому, как жить?

пал пролить кровь злодеев, но в итоге увидел темноту, то притаилась внутри него самого. Сергею

наконец стало понятно, что заставляет и людей, и целые народы восставать друг на ДРУга. Как

каждый акт возмездия, отчаяния и невежества

только подливает масла в огонь, питая все то,

что неизбежно следует за каждым насилием.

Он тихо шел по лесу в

глубоком раздумье. И его

ненависть, как и всякий

пожар, загасила сама себя.

ча

И когда он с трудом,

ст

скрепя сердце, сказал себе,

ь

что отпускает этих людей

. 37 .

с миром, такой же мир,

по

пусть едва различимый,

у

открылся и для него.

с

Но, освободившись от своего с

прошлого, Сергей в то

о

же время утратил и часть своего

будущего. Прежде он

мал, куда лежит его путь и зачем. Теперь его

миссия —

поквитаться с врагами, убить их

— она была закончена.

Никаких других целей или задач в

жизни у него просто не казалось.

Сергей плыл между адом и раем, не

зная, к какому бе- РегУ пристать.

Свои вечерние часы все эти годы он привычно пв

в тренировках. Теперь же Сергей обнаружил что^

крылась зияющая пустота и в его времени, и в его cn*u °Т

знании,

и в жизни тоже. Огромное количество высвободившейся энергии

пульсировало в нем, требуя выходя. Он буквально кожей чувствовал, как ускоряется его

мышление, интуиция и восприятие. Теперь, когда его внимание освободилось от всего, что довлело так долго над

его совестью, и эта глава в его жизни теперь была закрыта, перед ним открылись совершенно новые, неведомые

прежде возможности.

В этот переломный момент Сергей снова оказался на распутье.

. 38 .

Отказавшись от мести, он смог и себя простить тоже. Тогда, на

лугу, он сделал все в пределах возможного, на что тогда был

способен. Да, он не смог спасти свою семью — но его поражение

по-человечески вполне объяснимо. Эта мысль помогла ему

примириться с тенями своего прошлого. Впервые с того самого дня, как он потерял семью, Сергей

почувствовал, что эта жизнь еще кое-что приберегла для него.

Было самое время написать письмо Валерии. Он тут^ принялся за дело — в той же самой

трапезной, где пр проводил бесчисленные часы в тренировках, и н слова, которые шли из самого сердца:

ДОРОГАЯ ВАЛЕРИЯ,

^ ~

МА

Я ЗНАЮ, ЧТО У МЕНЯ БОЛЬШЕ НЕТ ПРАВА ЗВАТЬ ^

ТЕРЪЮ. И ВСЕ ЖЕ ДЛЯ МЕНЯ ВЫ ПО-ПРЕЖНЕМУ

OCRTW ^ МАТЕРЬЮ, — ТАК ЖЕ КАК АНЯ ВСЕГДА БУДЕТ

МО МОЙ ЖЕНОЙ. НАДЕЮСЬ, ЧТО ЗА ЭТО ВРЕМЯ Р^НЫ

ИС^Ц0 СЕРДЦА УСПЕЛИ ДОСТАТОЧНО ЗАТЯНУТЬСЯ И

ЭГП° ^

О 0РО^ НЕ ЗАСТАВИТ ИХ СНОВА КРОВОТОЧИТЬ, НО,

^НАНИЛ° СМОЖЕТ ПРОБУДИТЬ БОЛЕЕ СВЕТЛЫЕ ВОСПО

. 39 .

. 40 .

0 И СЕМЬЕ, ЧТО ОДНАЖДЫ У НАС БЫЛА. В ВАШЕМ ДОМЕ Я НАШЕЛ СВОЮ НАСТОЯЩУЮ СЕМЬЮ. ПОТЕРЯВ АНЮ, ОСЛЕП-

ЛЕННЫЙ СВОИМ ГОРЕМ, НЕ СРАЗУ Я ПОНЯЛ, ЧТО БЕЗ ВАС С АНДРЕ ЕМ ЭТА УТРАТА ОКАЗАЛАСЬ ТЯЖЕЛОЙ ВДВОЙНЕ.

Я ПИШУ ЭТО ПИСЬМО НЕ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ПРОСИТЬ ВАШЕГО ПРОЩЕНИЯ. ХОЧУ

ЛИШЬ, ЧТОБЫ ВЫ ЗНАЛИ: Я ПО- ПРЕЖНЕМУ БЛАГОДАРЕН ВАМ ЗА ТУ ЛЮБОВЬ И ДОБРОТУ, КОТОРУЮ Я ПОЛУЧИЛ ОТ ВАС В НАШИ

СЧАСТЛИВЫЕ ГОДЫ.

ПРОДОЛЖАЮ ЛЮБИТЬ ВАС И МОЛИТЬСЯ ЗА ВАШЕ ЗДОРОВЬЕ.

СЕРГЕЙ

Это было слишком запоздалое письмо, да Сергей и не ждал на него

Часть пятая. Монастырский остров

,59

ответа. Довольно было и того, что он смог его написать. Ему хотелось лишь

надеяться, что настанет день, когда Валерия простит его настолько, чтобы взять это письмо в руки и прочитать его.

В следующий раз, когда Сергей увидел Серафима

снова застал его врасплох. Но

теперь это был HP ' Т°Т

1 «е пинок

и не затрещина, как вполне

могло случиться в прошлые дн или

годы. Первое, что сказал Серафим ему, было:

—

Тебе следует покинуть

остров, Сергей, и как можно скорее.

Сергей застыл как громом

пораженный, не зная, что и

думать.

—

Покинуть? — переспросил

он, думая, что ослышался. — И

куда потом?

—

Идем, по дороге объясню.

Времени мало, так что, не

откладывая, начинай собираться

в дорогу.

Словно завороженный, Сергей

решил больше ни о чем не

спрашивать и только слушать.

—

Помнишь, пару дней назад

ты спрашивал моего мнения,

когда тебе можно будет

покинуть остров? Я еще сказал тогда, что дам

ответ позже.

мест

—

е,

Помнна

ю,

д ф

а. ерме, Сергей

н

— ескольк

Что о

ж , ми

т н

еп ут

ерь п я р ^

могу н

т ой

е

лее осмысленной. В этой бе

тишине, которую короткое прощание сде^

ти

от ши

вет н

и е

ть. Время

Я только что получил

Сергей еще Ра3

п об

ри о

ш в

ло. с ем том, чем

пСиесрафи

ьмо. м

Они

под

сели

оби лся

раю с

тс ня на

им- кр мира.

ного времени на сборы не понадобилось.

____монахами тоже было

коротким — пара до v^ ^

теплые улыбки. Братья тоже не

стали задерживаться ,

шлись по своим делам.

~ло0Лейй°М

Прежде чем встретиться с Серафимом в

впо1'

пСИД

ПЯТАЯ. МОНАСТЫРСКИЙ ОСТРОВ 317

рсе что мы должны были сделать вместе с тобой, — — сказал старый монах. — Но есть и

другие, кото- могут gbITb полезны... Это собрание мастеров, все Рые _ моИ надежные и доверенные

друзья. Представители °^ibix разных религиозных традиций... они не менее при- С ены своему

пути, чем я — своему. Но им удалось стать ыше рамок только своего учения и обратиться к

эзоте- ческой, скрытой истине и внутренним практикам. Они исследуют переплетенные между

собой корни разных ре- лигий, тот единый поток, что питает много источников.

Я не знаю точно, кто из них будет присутствовать. Но ты вполне можешь встретиться с

мастером суфийской традиции... дзэн-буддистским роили... йогом из Индии... раввином

еврейской веры... женщиной -кахуной из Гавайев, монахиней и христианским мистиком из

Италии, мастером- сикхом... — Тут Серафим улыбнулся, прибавив: — И, скорее всего, с ними

еще будет один человек по имени Джордж, который принадлежит не к какой-то одной, но ко

все этим традициям. Он-то и собрал всех этих людей вместе.

У членов этого союза в ходу поговорка: «Один Свет —

много светильников, одно Путешествие — много

путей».

жДого из этих мастеров можно сравнить с подобным ^ьником. Каждый привнес в этот союз

свой прин- дт-и видение и практики, чтобы открыть дверь в мир -^внутренний путь к

пробуждению. ^ Пробуждению — к чему? СлУЖи ДИНомУ' — ответил Серафим. — И для того,

чтобы :%о велик°й цели, они собираются для друже-

И^Ь1вСаПУТа> ЧТ0^Ы сРавнивать и противопоставлять, пост^Ь И ~~~делиться друг с другом тем, что каж- едь>

По Г В СВоб°Дном и открытом исследовании. Их ЧСТ;М^У Убеждению , — открыть самые

сердцевин-

^ИнателЯ1у "ВЫе пРактики Для тела> Ума и ДУха — стать Гм и К\л V 1 Нового универсального пути, свободного от МЬтУрных

ловушек.

ПУ

• С

ОКРДТ^

ТЕ

Не Т буд

оту- перегружать твою

Ш

п В

амять их именами сам их узнаешь в свое время.

Е

Гл<

ав И

ное, что все ТЫ и рутся вскоре — в следующее три

ме

— сяца, та

Т к

ы ч то С

н °бе

е ' тебе

ск нел

аз ьзя

ал.

ДЛИТь

— Путешествие твое б

мн уд

е, е

т

к н

у е и

да з легких, —Добавил

Е

будет лежать мой путь, ветил

С(

Сергей.

—

Конечно... само собой. Вот,

Но те

смот бе вед

ри

ь н

сюд е п

а, ривык

— ать к н

Сераф елегк

им им путещест

вытащил из кармана рясы

сложенную карту. — Я отметил

твой путь. Тебе предстоит

добраться до места, к северу от

Гиндукуша — к Памиру,

который еще принято называть

«Крышей

мира».

Это

высокогорье можно считать

перекрестком дорог из Индии и

Тибета, Китая и Персии. И туда-

то я и направляю тебя — от

своего имени. Это Ферганская долина, и

город, который называется Маргилан.

Серафим подал ему письмо.

—

Это краткая рекомендация.

Отправляйся, чтобы служить им... и еще слушать и

учиться. Считай, что это мои тебе прощальный подарок.

—

То, что окончание твоей

подготовки столь удивитель^ ным образом

совпало со временем их встречи, кажетс чем-то

большим, чем просто случайность, — ПР тьСЯ старец. —

Но времени на дорогу так мало, что воПЛ^ прИ. эта

возможность сможет лишь в том случае, есл^азаТЬся мешь

решение свободно, а не под понуждением

от своих планов возмездия. стаНеТ

и

Твое решение следовать более

высоким путем ^^ оправданием того, чему я учил тебя

все эти печгпъЯ°*1 такой выбор, Сократес, — и не повторив

моей ^ ^рого истории, — ты сделаешь мне подарок, ценн

я просто не смогу переоценить.

Н Сергей получил и еще один подарок в придачу — выносливую кобылу из тех, что обитали в стойлах Валааме. С

одобрения монастырского начальства Се- также обеспечил его на дорогу припасами и сотней

пафим

рублей — на всякии случаи.

—

Вот твоя лошадь, — сказал он, — по крайней мере, оНа повезет тебя, куда

тебе будет нужно.

Сергей дал ей имя Тайна, в честь предстоящего путешествия.

Серафим, не сводя глаз, наблюдал за тем, как Сергей по- ложил на нее седло, которое принес один из

братьев. Глаза старого монаха сияли, и все его лицо светилось, словно он состоял не из плоти и крови, а из света.

Сергей уже готов был сесть в седло и повернулся, чтобы

проститься, но отец Серафим жестом остановил его:

—

Для нас с тобой, Сократес, уже больше не будет никаких

^ ПЯТАЯ. МОНАСТЫРСКИЙ ОСТРОВ

64

прощаний.

Обменявшись напоследок молчаливым взглядом с наставником,

Сергей Иванов съехал к пристани, затем взошел на корабль и исчез

из мира людей.

Часть шестая

Надвигающийся шторм

ТАЛАНТЫ ЛУЧШЕ ВЗРАЩИВАЮТСЯ В УЕДИНЕНИИ, А ХАРАКТЕРЫ

КУЮТСЯ НА ВЗДЫБЛЕННЫХ ВАЛАХ МИРА.

Иоганн Вольфганг фон Гете

I шШш

шеСТАЯ. Надвигающийся шторм

323

. 39 .

а он вернулся на следующий день, оказалось,

они tf0 к ИСпользовать его в качестве объекта эксперимента: Й должен был

практиковать каждую из дисциплин,

инуло с той поры два года, и в один пре

оторых шла речь, и потом сообщать о том,

Кра

М

что он ис- ° л Так и получилось, что он пришел к переживанию и пониманию

весенний день 1908 года Сергей Иванов объяв ^ ся вновь, на пути, что

результатов этих практик.

вел к Петербургу. И хотя его***" осталось прежним, в его жизни, в его

Через несколько месяцев он уже сам не узнавал себя. Его лицо изменилось —

внутреннем *** произошли глубокие изменения. Этот мирный воин дышал

морщины его прежних пережива

глубже, выглядел стройнее и смеялся беззаботнее. Его глаза сияли внутренним

ний сменились ясным юношеским сиянием.

Старый рубец

светом. Кроме этих внешних признаков сторонний наблюдатель мог подумать,

на руке стал едва различим. Тело его теперь ему казалось телом

ребенка. Только его белые волосы остались, чтобы

что пребывание в Маргилане мало что изменило в этом человеке. Подумай так,

напоминать ему о прошлом. Но

и прошлое, и само время

он бы глубоко ошибся.

стало теперь не более чем полезной условностью, неким

Теперь ему были открыты и их имена, и их

иллюзорным представлением — его внимание теперь целиком пребывало в

настоящем. В то время как его голова касалась облаков, ноги прочно стояли на

сердца: Канд- заки... Чен... Чиа... Йешовиц...

земле.

Там, в Маргилане, на крыше мира, Сергей

Бен Мусавир... Приа Сингх... Нарадж...

прошел свое посвящение — цепь из девяти

Мария... и Джордж, собравший их всех вместе.

испытаний, которые даровали ему право быть

Преодолев тогда нелегкий путь на восток,

принятым в братство на правах одного из

Сергей стал служить им как помощник и,

своих.

позднее, как своего рода ученик. Он наблюдал

Затем пришло время расставаться. Каждый из

за всем, что они делали, и прислушивался ко всему, что они

членов братства уходил с новым пониманием и

обсуждали: медитацию на образах и внутренних звуках, песнопение... способы

дыхания и концентрации для усиления внутренней энергии... внутреннюю работу для

с надеждой для че- л°вечества. ®ни уезжали с уверенностью, что для

открытия интуитивного прозрения...гипн03^ работу с высшим и низшим разумом...

каждого, истинно заинтересован, так называемые мистические яния могут стать

три личности... киртаны до Каббалы... глубокую истинность и обще р нятой, и

нормальной частью человеческого

трансцендентной духовности.

^

^'Чествования.

Члены братства также

^айна П°нимание вело Сергея всю обратную дорогу, пока 3Нал Неспещно ступала по дороге

практиковали ДвиженИЯ имер тые из различных

в Петербург. Теперь он ^УДуще Должен предпринять, в том числе и в ближайшем

традиций боевых искусств, медленные движения тайцзи, но подобная пра ^ нацелена

Итьем °Н Посетит еЩе Раз отца Серафима, чтобы выра-

на эффективное движение ради здор ^ ненной силы — на восстановление,

Да

а не

Рами Вою благодарность и

поделиться теми духовными Т°г°

разруш ^

он Лагословениями'что были им получены. После Д0/1г° от

одИн Однажды, когда Йешовиц и Нарадж обсу*^еДу. О** вопрос, Сергей

НаИдет Работу, скопит денег и совершит свою так

неожиданно для себя вступИЛ^

Но Пе адываемую поездку за океан.

ль111 е п° оба немедленно попросили его удалиться и ^

Ь1М

С^РгеИ являться в течение дня — за его дерзость, р

Делом он сходит на могилу к Ане.

Стоя там, окруженный тишиной луга, с кот

ушел, казалось, целую вечность назад, он глялетт ^ Г° °н

м 1 на Цветы

что росли теперь прямо из могильного холмика Т ветер ласкал его

лицо, пока он стоял в молчаливом ^ нии с любовью всей его

жизни.

Неожиданно ему захотелось сделать кое-что еще- вестить Валерию

и Андрея. Шестнадцать лет прошло с той поры, как он видел их в

последний раз. Если ему удалось примириться со своим прошлым,

возможно, это удалось и им тоже.

Поздно вечером Сергей нашел место в конюшне для Тайны и давно необходимый ей уход, отдых и корм. Как и

много лет до того, он посетил цирюльника, долго мылся в бане и, совершенно открытый тому, что могло ожидать

его, снова появился у дверей Валерии.

—

Сергей! Сергей! Господь услышал мои молитвы! А мы и не

думали увидеть тебя больше. После того как пришло твое письмо, наверное два или

три года назад, я даже отправляла Андрея на Валаам, чтобы найти тебя. Но тебя уже там не было. Сергей, ты не

можешь представить себе, как я горевала... и по Ане, и потом по тебе тоже, из-за того'^е мы с тобой расстались. Ты не

можешь пРедстаВИТ^азаЛа как бы я хотела забрать назад свои слова, которые ^ ^ тогда. И все же, все же ты вернулся к

нам! Но захо

ты простить меня, Сергей? Сколько страданий тебе, до быть,

довелось претерпеть...

еНные п°'

Валерия разрыдалась. Сергей обнял ее

^blJiы*

стариковски плечи и стал утешать ее. Он понял, раны затянулись.

сКрЫ^сь:

Затем, внезапно, глаза Валерии широко ра^ ^оНудИ'

ПУТЕШ

ЕСТВИ

Е COKP^

« 1 "7"

®P I

ffsi}

S I L L '

g l s s

—

Так ведь Андрей не знает, что ты здесь. ^ Ои вится! Не говоря

уже о Кате... ах, я ведь тебе не^е 0дцН ** женат, и у нас есть внук,

маленький Авраам, подходе...

Валерия задыхалась от волнения, и все же продолжала

с6ивчиво тараторить:

Они должны вот-вот вернуться домой. Так что я

ЧАСТЬ

ШЕСТАЯ. НАДВИГАЮЩИЙСЯ ШТОРМ

69

готовить обед, что-нибудь особенное, по такому возьмут1

„

'

аю! Ах, Сергеи, ты уж прости меня — я не дала тебе та открыть. Ты должен мне все рассказать. Не сейчас, когда

мы все соберемся вместе. Знаешь, а ведь и мне есть чем тебя удивить, — окликнула она его уже из кухни.

Когда Андрей вернулся со своей семьей и увидел Сергея, он не удержался от радостных восклицаний,

заключив его в братские объятия. Он тоже сильно изменился за эти годы. Сергей догадался, что не последняя причина

этих измене- ний — Катя, строгого вида черноволосая женщина с окрутившимся животом, ждавшая второго

ребенка. Андрей представил их друг другу, а затем Катя отнесла Авраама в другую комнату, чтобы перепеленать, дав

возможность бабушке закончить с ужином, а мужчинам — поговорить о своем.

Андрей стал рассказывать Сергею о том, что ему уже не Раз доводилось бывать в Персии и что он начал

успешную торговлю персидскими коврами.

~~~ ничего этого не было бы, если б не твои... Ну да мы Пог°ворим об этом

потом.

За обедом Андрей сказал Сергею: ец1ь так долго не было, так что ты, возможно, не значит

^иколае погромы продолжаются. А вокруг ^оТОйРаШНая ниЩета и всеобщее недовольство. Сейчас все б0л ВеК

ТеХ> ^ КОГ° еСТЬ зoлoтo, но бедные начинают

ее открыто проявлять недовольство, и теперь что

Р^ЗГовоп

Ни СТавИть Т° все 0 революции. Можно только пред-

*°Тно ж Какая сУДьба ждет тех, кто сейчас так спокойно и ^ ^ ет здесь, в Петербурге.

лее есть смысл тебе подумать о том, чтобы Вал

В аТЬ С0 мной в

ер°и я

Америку. L Взяла ладонь Сергея в свою и сказала:

—

В этом мое мнение не изменилось. Слишкт

мноп

меня связывает с землей, на которой я родилась хоронены мои

муж и дочь.

После этих слов в комнате воцарилась тишина С подумал, что

сейчас самое время ему спросить:

—

Я должен, наверное, показать вам, где могила

о

До-

чери?

—

Да, давно пора, — со вздохом сказала Валерия. — По еле стольких лет...

Когда тарелки опустели, Валерия села и сказала:

—

А теперь, Сергей, твой черед рассказывать — обо всем, что

произошло с тобой после нашего такого печального прощания.

Но как можно было вместить целые годы, вместить страсть, ненависть и прощение в

несколько слов, сказанных после обеда? Сергей, как мог, постарался поведать им о том, как он дал клятву

отомстить за смерть жены, и обо всех годах, посвященных поиску и подготовке, что закончились на острове Валаам,

но тут вмешалась Валерия...

—

Ах, Сергей! Ты должен простить меня... Во всей этой

суматохе... ведь тебя ждет письмо с Валаама. Мы получили его полгода назад, и я

храню его. Как знала, что ты вернешь ся к нам... Сейчас принесу!

Валерия бросилась в свою комнату, затем вернулась подала ему конверт. Он открыл его

и прочитал:

МИЛОСТИВЫЙ ГОСУДАРЬ СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ, МОЛЮСЬ, ЧТОБЫ ЭТО ПИСЬМО НАШЛО ВАС ПО ^ АДРЕСУ,

КОТОРЫЙ ВЫ ОСТАВИЛИ У ОТЦА CEPA$UM^U3HU ХОТЕЛ, ЧТОБЫ ВЫ ЗНАЛИ, ЧТО ОН УШЕЛ ИЗ ЭТОЙ ^ ПРОШЛЫМ ДЕКАБРЕМ, ТИХО И В МИРЕ С ГОСПОДОМ. ВАМ

БУДЕТ ВАЖНО УЗНАТЬ, ЧТО ДО ПОСЛЕДНИХ ВСПОМИНАЛ О ВАС С ОСОБЕННОЙ ТЕПЛОТОЙ.

ИЕРОМОНАХ ЕВГЕНИЙ, ВАЛААМСКИЙ МОНАСТ*РЬ

о

е

По-

г *

I :

ill

Щ

в

Надвигающийся шторм

часть

Значит, на Валаам он теперь не поедет, г V6OKO вдохнув, он молча попрощался со своим духов- отцом, другом и

наставником. Пусть земля будет тебе Серафим, мысленно произнес он. Я — лишь песчин- тпго множества, которое

ты привел ко спасению. Он решил, что у него еще будет возможность в уединении вспомнить то время, что он

провел вместе со своим старым мастером. Пока же он, подняв глаза от письма,

сказал только:

— Добрый друг отошел в мир иной.

Андрей, молча кивнув головой в ответ, вдруг спросил:

— А каковы твои планы на будущее?

—

Оставайся у нас, — тут же вмешалась Валерия. — Мы можем

освободить для тебя комнату...

Сергей улыбнулся.

—

Ну разве что ненадолго, мама. Насчет Америки мои планы не