Путешествия за невидимым врагом

Немного биографии

Родился Е. Н. Павловский 5 марта 1884 года в городе Бирючи Воронежской области в семье учителя. Отец его Никанор Павловский был сыном деревенского дьячка. Дети лиц духовного звания обычно шли в духовное училище, дававшее начальное образование. Далее следовала духовная семинария, по окончании которой ее воспитанники становились дьяконами или священниками, но Никанор Павловский не прельстился духовной карьерой и ушел из вторго класса семинарии. Выдержав экзамен на учителя, он начал новую жизнь.

Мать Евгения была дочерью священника по фамилии Скрябин. Для дочерей лиц духовного звания пределом получения образования было епархиальное училище. Но она также отказалась от «духовной карьеры».

Когда Евгению исполнилось два года, семья переехала в город Борисоглебск, где отец получил место заведующего трехклассным уездным училищем.

У Павловских было шестеро детей, но почти все они умирали в раннем возрасте. Евгений был четвертым, единственным выжившим из всех детей. Когда мальчику исполнилось пять лет, умерла мать. Отец с сыном поехал в Киев, как тогда говорили, размыкать горе.

Годы раннего детства пролетели быстро, и вот Евгений поступает в первый класс уездного училища, где заведующим был его отец. Учение шло всерьез, и никаких поблажек мальчику не давалось, несмотря на то, что он был моложе своих одноклассников. Дома отец занимался с сыном латинским языком, готовя его в гимназию.

У Евгения довольно рано появилось страстное влечение к природе. В гимназии оно не могло поддерживаться и развиваться, так как из естественных предметов, кроме физики, ничего не преподавалось.

— Любовь к зоологии, — рассказывал Евгений Никанорович, — зародилась у меня впервые, когда я купил книгу «Общая естественная история паразитов» Лейкарта. Покупка оказалась символической. Заметив, что я увлекаюсь зоологией, отец как-то сказал мне, что в Петербургской медицинской академии преподает зоологию профессор Холодковский и ассистенты его составляют научно-популярные книжки. Я приобрел одну из них с рассказом об анатомии лягушки. Прочитав ее, вместе с гимназистом Чикаревским мы добыли в аптеке эфир и за неимением лягушки усыпили и вскрыли кошку. С тех пор я всегда интересовался внутренним строением животных.

Однажды мальчику попалось несколько книжек о путешествиях по родным краям. Вокруг Борисоглебска были прекрасные леса. На правом берегу Хопра рос великолепный дубовый лес — Теллермановская роща. Здесь перед Азовским походом Петра I строились морские суда. Не зря на карте возле Борисоглебска значился якорь. Город был отправным пунктом судоходства вниз по Хопру и Дону. Река и лес были всегда притягательны, а прогулки по лесу воспринимались мальчиком как что-то близкое к путешествию в новые страны. Жажда побывать в них, побродить по экзотическим местам часто занимала его воображение.

Тогда же появилась и страсть к чтению. Отец выписал журналы «Вокруг света» и «Природа и люди».

— Из библиотеки, — вспоминал Евгений Никанорович, — я приносил пачки книг и «проглатывал» их в свободные часы. Особенно мне полюбилась книга Елисеева[1] о путешествиях «По белу свету». В ней меня трогали бесхитростный текст и простота рассуждений автора о том, что для ознакомления со своей родиной и с другими странами необходимо прежде всего твердое желание путешествовать. Лежа в постели с закрытыми глазами, я фантазировал, воображая себя участником поездок совместно с Елисеевым.

У Евгения появилась большая склонность к рисованию. Без особых затруднений он освоил технику рисования для иллюстрации походных дневников во время путешествий.

Безудержная страсть к путешествиям приводила иногда к нелепым «авантюрам». Евгений Никанорович рассказывал, как однажды его одноклассники Иванов, Архипенко и Хренников весной «убежали» в Америку. Мальцы добыли лодку, собрали кое-какие припасы и, движимые горячей фантазией, отплыли вниз по Вороне и Хопру на далекий континент. Дня три продолжалось их путешествие…

— Я был куда сдержаннее и на такие дела не решался, хотя и завидовал им, зато со временем сделал в одиночку большой тур по Кавказу и Крыму совершенно «легально» и для своих лет весьма успешно. К чести отца и мачехи, они благожелательно отнеслись к моей идее, снабдив деньгами в сумме ста рублей. Пешком я прошел по Военно-грузинской дороге, был в Грозном и на Горячем озере. Затем побывал в Тбилиси, Мцхете, Боржоми и наконец добрался до Батуми. Пароходом проехал в Сухуми и после осмотра этого благодатного места пешком направился в Новый Афон.

Дальнейший мой путь — Южный берег Крыма, Севастополь, развалины древнего города Херсонеса, Бахчисарай и пещерный город Чуфут-Кале, и всюду я осматривал исторические памятники, бродил по кривым и узким улочкам старых городов, посещал мечети, церквушки, базары, знакомился с бытом и нравами местного населения. Во время путешествия с большим увлечением ловил бабочек, жуков, собирал растения и минералы. После возвращения в Борисоглебск я передал коллекцию в физический кабинет гимназии.

— Поездка оказалась исключительно интересной, — продолжал Павловский, — она открыла передо мной новые миры в реальном их восприятии. В подробных дневниках у меня были записи, рисунки, карты.

Настало время идти в военную школу. Евгений поступает в Военно-медицинскую академию в Петербурге. Здесь у него возникла мысль напечатать впечатления о поездке по Кавказу и Крыму в каком-либо журнале.

Он обратился к крупному издателю в Петербурге П. П. Сойкину, но тому казалось, что писать в журнал студенту-первокурснику рано. Статью он оставил с полуобещанием напечатать, но через некоторое время прислал отказ. Тогда Павловский переделал рассказ и отнес его другому издателю, и вскоре статья увидела свет.

— Когда прожита большая жизнь, — не раз говорил мне Павловский, — невольно хочется разобраться в полузабытых событиях. В памяти воссоздаются образы прошлого, устанавливается причинная связь событий, казалось бы совершенно случайных и малозначащих, но в длинной цепи зависимостей, приводивших, как это стало видно позже, к знаменательным последствиям.

Наряду с родившейся у меня страстью к путешествиям я не терял интереса и к коллекционированию насекомых.

Собираясь покинуть Борисоглебскую гимназию, я пришел проститься с ее директором, которому передавал на протяжении ряда лет коробки с бабочками и жуками. Директор взял с меня слово встретиться с заведующим кафедрой зоологии Военно-медицинской академии профессором Николаем Александровичем Холодковским и попросить его дать из запасов музея двойников, не вошедших в коллекции кафедры.

Профессор оказался любезным и охотно удовлетворил нашу просьбу. Он извлек ящики и предоставил мне право отобрать самому для гимназии все, что представит для нас интерес. К отбору я возвращался много раз. За это время присмотрелся к жизни кафедры, так же как пригляделись ко мне. Тогда-то и возникла мысль испросить у профессора разрешения работать на никем не занятом столе, стоявшем за музейными шкафами возле чучел зебры, осла и зубра, переставших со временем меня смущать…

Как-то в студенческой читальне мне попался на глаза ежемесячный журнал «Известия Военно-медицинской академии». В нем я прочел статью Холодковского «О строении ротовых органов некоторых кровососущих насекомых».

При встрече с автором решился попросить для себя оттиск его работы. Профессор обещал.

— Да вы займитесь этим сами, — сказал он улыбаясь.

От радости я не чувствовал под собой ног. В самом деле, первокурсник, только что переходящий на второй курс, — и вдруг тема для научного исследования. Этот счастливый час без преувеличения предопределил всю мою дальнейшую жизнь — в смысле ее направления.

Но тут произошло событие, чуть было не нарушившее все планы. Павловский заболел брюшным тифом. Болезнь сильно ослабила его организм, и, чтобы поправить здоровье, летом он отправился на Кавказ.

— Возвратившись в Петербург, — вспоминал Евгений Никанорович, — я встретил на кафедре Холодковского, который сразу же дал мне новое задание. Засаживаюсь за препаровку, тружусь засучив рукава, читаю литературу.

Наступили события 1905 года. Павловского увлекают революционные настроения, и он принимает участие в студенческих сходках.

Начинаются забастовки, преследования полиции, академию неожиданно закрывают.

Павловский покидает Петербург и едет к отцу в Борисоглебск. Холодковский снабжает его микроскопом, дает микротом[2] и напутствует, что и как делать. Дома Евгений организует крохотную лабораторию, в которой проводит исследования по теме, полученной от профессора. Холодковский присылает ему книги, статьи.

Когда возобновляются занятия в академии, Павловский приезжает в Петербург и продолжает работу на кафедре. Вскоре он пишет научную статью, иллюстрирует ее собственными рисунками, статья публикуется в журнале.

— Так, — вспоминал Евгений Никанорович, — тла моем жизненном примере подтвердилось довольно распространенное явление: первая научная работа определяет основную ось всей последующей научной деятельности. Но есть в этом становлении одно важное обстоятельство: роль учителя, руководившего первыми шагами в науке. Моим учителем стал Холодковский. И это определило успех всей моей научной деятельности.

После окончания академии в 1909 году Павловский получает диплом с отличием. Имя его заносится на мраморную доску. Молодого врача прикомандировывают к кафедре зоологии и сравнительной анатомии, возглавляемой Холодковским.

— Самая большая награда, которую я получил, — говорил Павловский, — это то, что я стал учеником исключительно талантливого учителя. Многие близко знавшие Холодковского называли его Леонардо да Винчи наших дней. Но мне он казался более похожим на Ломоносова. Холодковский был крупным зоологом и прекрасным педагогом. Он прекрасно рисовал и был поэтом, писателем и музыкантом. Его знали как лингвиста и непревзойденного переводчика со многих языков.

Николай Александрович Холодковский воспитал достойного себя ученика — Евгения Никаноровича Павловского, давшего советской науке весьма ценное для теории и практики учение о природной очаговости, создавшего собственную школу ученых-паразитологов и специалистов по изучению ядовитых животных.