Путь индюка

1

Питер проснулся с первым солнечным лучом. Окно гостевых апартаментов выходило на восток, погода была ясная, а занавеску Питер специально не стал задергивать. По идее, Роджер должен был приказать какой-нибудь жабе разбудить гостей в положенное время, но полностью полагаться на пастуха-раздолбая Питер счел неразумным.

Правильно счел — будить гостей никто не собирался. Питер вышел в коридор, в нос ударило запахом бойни. Отвратительно. И что, спрашивается, древние находили в гладиаторских боях? Зрелище, конечно, забавное, особенно под коноплю, но не настолько, чтобы растрачивать на него жизни своих рабов. Это в Оркланде жизнь орка ничего не стоит, в цивилизованных землях дела обстоят совсем иначе. Ну да мы не в цивилизованных землях.

Коридор был пуст. Со стороны крыльца доносились орочьи голоса, Питер пошел в ту сторону. Когда он вышел в холл, орки перестали гомонить и дружно попадали на колени. Питер улыбнулся. Лучший способ заставить жаб тебя уважать — казнить нескольких. И чем более жестока казнь, тем сильнее будет уважение. А самая лучшая казнь из всех известных Питеру — заставить жаб убивать друг друга.

— Воду мне, быстро, — произнес Питер негромко, но внушительно. — Жду пять минут, потом начну убивать.

И вернулся в комнату.

Ему пришлось ждать не пять минут, а семь, он определил время по солнцу, на рассвете и закате это можно сделать очень точно. А потом в комнату ввалились две испуганные телки, одна тащила корыто и ушат, другая — две бадейки, одну с холодной водой и одну с горячей. Питер потрогал горячую воду и сказал:

— Недостаточно горячо.

Выдержал паузу и добавил:

— В следующий раз буду убивать.

И подумал про себя: «Эльфы тоже неплохо справятся».

Умылся, почистил зубы новомодной щеткой из свиной щетины, оделся и вышел из комнаты. Справил утренний туалет и пошел в пиршественную залу, завтракать. По дороге убедился, что подготовка к выходу идет полным ходом. Топорище Пополам орал и раздавал затрещины, даже не сразу заметил отца высокорожденных, а заметив, оборвал на полуслове гневную тираду, упал на колени и склонил голову. Питер благословил его следующими словами:

— Встань и продолжай хлопоты. Я тобой доволен.

Роджер Стентон к завтраку не вышел. Телка-подавальщица смущенно пояснила, что добрый господин курил всю ночь, а теперь изволит почивать. Питер решил не придавать значения нарушению этикета, не такое уж оно и существенное. А следующей ночью, когда в загон войдут эльфы, оно вообще потеряет всякое значение. Но наркотики забрать все-таки надо.

Питер позвал Топорище Пополам и повелел тому добыть три кисета местного опиума и три кисета гашиша. А заодно обеспечить наличие проводника, этого урода, как его зовут-то… Суслик какой-то там.

Подавальщица принесла завтрак — яичницу, бутерброды и чай. Чай оказался скверным, хлеб — тоже, но яичница и варено-копченая свинина были вполне съедобны.

— Приятного аппетита, святой отец, — сказал Хайрам, усаживаясь за стол.

— Приятного аппетита, ваше преосвященство, — поддакнул ему Шон.

Питер не стал отвечать с набитым ртом, он просто доброжелательно кивнул, дескать, и вам того же.

— Что-то ты грустный сегодня, Хайрам, — сказал Шон. — Не выспался?

Хайрам помотал головой и ответил:

— Нет, я нормально спал. Просто не люблю, когда сырым мясом воняет.

— Зря, — сказал Шон. — Такое зрелище пропустил! Мне особенно пятый поединок понравился, там та телка, которая с сиськами огромными, сошлась с такой тощенькой и рыженькой. Как она ей живот располосовала! Кишки наружу, брызжет во все стороны…

— Избавь нас от подробностей, — прервал его Питер. — Воспитанный рыцарь не должен обсуждать за едой, что и куда брызнуло из разрезанных кишок неповоротливой жабы.

— Примите мои искренние и смиренные извинения, — сказал Шон. — Могу заметить в свое оправдание, что у нас в академии и в полку…

— Ты не в академии и не в полку, — перебил его Питер. — Ты в экспедиции. Здесь я устанавливаю правила. И будь добр следовать им, если не хочешь испытать мой гнев.

— Да исполнится воля вашего преосвященства, — сказал Шон, перестал говорить и стал есть.

До конца завтрака никто не произнес больше ни слова.

Когда Питер вышел на крыльцо, он обнаружил, что караван почти готов к выходу. Орк-проводник стоял на коленях около крыльца (очевидно, упал на колени при виде Питера), другие орки заканчивали седлать и навьючивать лошадей. Питер осмотрел пять новых лошадей, которых выдал Роджер, нельзя сказать, что они были очень хорошие, но сойдут. Пожалуй, этим утром пастух избежит гнева столичного гостя. Незачем терять время на вразумление этого ничтожества, ему и так скоро предстоит испытать гнев эльфийских воинов. Пусть готовится.

— Выступаем! — повелел Питер. — Эй, дерево, труби поход!

Топорище Пополам протрубил. На площади поднялась суета. Орки торопливо занимали свои места, кто-то спешно подтягивал подпругу, кто-то поправлял седельные сумки, короче, обычная ежеутренняя походная суета. На крыльце балагана показались Шон и Хайрам, они торопливо дожевывали последние куски. Если бы Шон не стал говорить за столом о неподобающих вещах, Питер не стал бы их торопить, дал бы нормально поесть. Но сейчас он не считал нужным ждать рыцарей. Пусть считает это как бы наказанием, будет наука молодым раздолбаям.

Питер вскочил на лошадь и взмахнул рукой. Караван двинулся в путь. Проводник замешкался, не зная своего места, Питер бросил на него мимолетный взгляд и указал место рядом с собой, справа и на полкорпуса сзади.

Некоторое время они ехали молча. А потом, когда последнее возделанное поле осталось позади, Питер повернул голову к проводнику и сказал:

— Эй, жаба! Откуда, ты говоришь, придут эльфы?

Орк надулся, вытаращил глаза и перестал дышать, безуспешно пытаясь сформулировать внятный ответ. Не смог ничего вымолвить и просто указал пальцем. Хайрам засмеялся.

Питер восстановил в памяти карту этих мест, прикинул вероятный маршрут эльфийской армии и сказал:

— Сдается мне, ночью у нас могут быть гости. Это маловероятно, но не исключено.

Никто ему не возразил, и разговор снова увял сам собой.

Через какое-то время Шон и Хайрам стали переговариваться, вначале вполголоса, а затем, когда убедились, что предводитель не возражает — в полный голос.

— Ты зря не остался на гладиаторский бой, — говорил Шон Хайраму. — Это было очень занимательно. Воинского умения у этих жаб и в помине нет, но какая воля к победе! Это надо было видеть! Знаешь, мне приходилось резать эльфов и ножом и мечом, я знаю, что такое кровь и смерть. Я не раз стоял лицом к лицу с врагом, но такого я еще никогда не видел. Вот, например, в пятом поединке, одна телка, такая сисястая, располосовала другой весь живот от бока до бока… Эй, Хайрам, ты куда?

— Противно тебя слушать, — сказал Хайрам. — Если святой отец не возражает, я предпочел бы занять место в начале или в конце колонны.

— Шон, заткнись, — велел Питер. — Хайрам, тебе приходилось сражаться?

— Да, святой отец, — спокойно ответил Хайрам. — Я убил шесть эльфов, четырех в бою, двоих — пыткой. Я был взводным палачом.

— Врешь! — воскликнул Шон.

— Кажется, мне что-то послышалось, — сказал Хайрам.

— Шон, триста приседаний, — повелел Питер. — Это последнее предупреждение. Если не научишься управлять своим языком, я лично проверю, насколько искусен Хайрам в ремесле пытки. На тебе проверю.

Шон отъехал в сторону, спрыгнул с лошади и стал приседать. Питер не удостоил его взглядом.

— Интересный ты парень, — сказал Питер. — Ни в жизнь бы не подумал, что ты умеешь пытать.

Хайрам пожал плечами и сказал:

— Это просто работа, которую кто-то должен делать.

— Думаю, из тебя получится неплохой командир, — сказал Питер. — Если ты хорошо проявишь себя в Плохом Месте, я так и напишу в твоей характеристике — отличные командирские способности.

— Постараюсь не подвести вас, святой отец, — сказал Хайрам.

— Постараюсь? — переспросил Питер. — Ты как бы намекаешь, что не уверен в себе?

— Нет, — сказал Хайрам. — Я уверен, что сделаю все, что в моих силах. Но я не люблю давать опрометчивых обещаний. Кстати, святой отец… Позволено ли мне поинтересоваться, что именно ждет нас в конце похода?

Питер задумался. Он не хотел делиться секретами раньше времени, но они уже покинули обитаемые пределы Барнарда, в этих пустошах уже не от кого хранить тайны. Не от орков же безмозглых!

— Позволено, — сказал Питер. — Подожди только, пока Шон вернется. Я не хочу инструктировать каждого из вас по отдельности.

Вскоре их догнал Шон. Он тяжело дышал, а его лоб был потным. Но в седле он сидел уверенно, физическая подготовка отличная.

— Ты импульсивен и невоздержан, Шон, — сказал Питер. — Учись смирять свой характер, избегай необдуманных слов и дел. Другой вождь на моем месте не ограничился бы приседаниями.

— Смиренно приношу искренние извинения, святой отец, — сказал Шон. — Мне ведомы недостатки моего характера, я стараюсь исправиться, но…

— Ведомы? — переспросил Питер с деланным удивлением. — Тогда перечисли недопустимые действия, совершенные тобой вчера и сегодня.

Шон вздохнул и начал перечислять:

— Во-первых, мне не следовало убивать ту танцовщицу. Я хотел показать вашему преосвященству, как ловко владею мечом, но не подумал, что забрызгаю кровью вашу одежду, святой отец.

— Все верно, — сказал Питер. — Кстати, ты великолепно владеешь мечом, лучше, чем я. Возможно, я попрошу тебя дать мне несколько уроков.

Орк-проводник вдруг шумно вдохнул воздух и стал дергаться, как будто с ним случился приступ пляски святого Витта. Шон с размаху ударил орка по спине, тот закашлялся и перестал дергаться.

Хайрам рассмеялся и сказал:

— Сдается мне, этой жабе пора научиться держать рот закрытым.

Питер тоже рассмеялся и сказал:

— Много раз слышал, что в открытый рот может залететь насекомое, но никогда сам не видел. Эй, орк, кого ты проглотил — муху или бабочку?

Орк не ответил — он так сильно кашлял, что на глазах выступили слезы. Как бы не издох раньше времени…

— Эй, дерево! — обратился Питер к Топорищу Пополам. — Займись нашим проводником, помоги ему проблеваться. Мне не нужно, чтобы он издох прямо здесь.

Топорище Пополам покинул свое место во главе колонны и направился к проводнику. Питер не стал смотреть, как орк приводит в чувство другого орка. Питер сказал:

— Продолжай, Шон. Какие еще прегрешения ты допустил вчера и сегодня?

2

Топорище Пополам схватил кобылу Серого Суслика за повод и потянул в сторону. Серый Суслик трижды глубоко вдохнул и выдохнул, прислушался к своим чувствам и сказал:

— Все нормально, меня отпустило уже.

Топорище Пополам окинул Серого Суслика пристальным, оценивающим взглядом, и отпустил повод.

— Ты осторожнее, — сказал он. — Рот не разевай.

— А я и не разеваю, — резко сказал Серый Суслик и тут же подумал, что так говорить не стоило.

Топорище Пополам оглядел Серого Суслика еще пристальнее, помолчал некоторое время, а затем сказал:

— Рассказывай.

— Что рассказывать? — переспросил Серый Суслик.

— Всё, — сказал Топорище Пополам. — Только не надо мне втирать, что ты действительно подавился мухой.

Серый Суслик долго молчал. Он вспомнил изречение какого-то древнего философа, то ли первой, то ли второй эпохи. «Если не знаешь, что говорить — говори правду», учил тот философ. «А почему бы и нет?» подумал Серый Суслик и сказал:

— Добрый господин Шон убил мою женщину.

Топорище Пополам рассмеялся.

— Я гляжу, вы тут совсем расслабились, в этом вашем Оркланде, — сказал он. — Женщину убили, видите ли! Твою женщину! Ты бы еще женой ее назвал!

Серый Суслик вздохнул и ничего не ответил. Вслух он так не говорил, но в мыслях он действительно называл Шелковую Лозу своей женой. Он понимал, как это наивно — у орка не может быть жены, орк — не субъект правовых отношений, а говорящая скотина, но Серому Суслику нравилось притворяться, что их с Шелковой Лозой совместное хозяйство — не просто брачный союз, как у двух собак, а нечто большее. Это была как бы игра, дескать, я понимаю, что орк, но я не просто орк, а орк, играющий в человека. Понятно, что это полная ерунда, но жить с этой ерундой немного легче.

Нельзя сказать, что Серый Суслик так уж любил Шелковую Лозу. Она была очень красива, возможно, самая красивая в стаде, она была искусна в танце и в любви, но этим ее достоинства ограничивались. Шелковая Лоза была бесплодна, ей было более девяти тысяч дней отроду, она переспала со всеми достойными мужчнами стада, но так и не смогла забеременеть. Она невкусно готовила и дурно вела домашнее хозяйство. И еще она была неумна. Но она была добра, весела и обаятельна, Серый Суслик любил ее (да, все-таки любил!) и гордился тем, что из всех мужчин стада она выбрала его, слабого и некрасивого, а не могучего полубосса и не смазливого юношу.

А теперь рыцарь Шон ее убил. Без всяких причин, просто для забавы, похваляясь перед отцом высокорожденных своим воинским мастерством. Сказал ей «выпрямись и стой прямо», взмахнул мечом и рассек пополам от макушки до лона. Или четырьмя взмахами меча срубил руки и ноги, так, чтобы все пять частей тела упали на землю одновременно. Или заставил женщину вытянуть руку вперед и закрутил «ветряную мельницу», каждым взмахом отрубая от руки небольшой фрагмент. То же самое можно проделать не с рукой, а с ногой, но это по силам только великому мастеру фехтования. А еще бывает «сделать шаурму», «взрезать арбуз», много чего бывает… Неистощима фантазия высокорожденных, желающих показать друзьям свое воинское мастерство. А жизнь орка не стоит ничего, орк — не разумное существо, а бестолковая скотина. Только воля доброго господина может спасти орка от жестокой прихоти другого доброго господина. К сожалению, добрый господин Роджер Стентон лишен воли начисто.

Тем временем Топорище Пополам продолжал свою речь:

— Тоже мне, нашел повод убиваться! Телку замочили! Тьфу на тебя! Ты же разведчик, а разведчик — это воин! Так и держи себя как воин, а не как сопля! Воин не бежит от смерти, а стремится к ней, для воина каждый день — последний. Воин не привязывается ни к вещам, ни к друзьям, ни к самкам. Руками воина двигает Кали, а воля воина — воля Тора. Путь воина идет по лезвию меча или, там, топора, и нет на этом пути ни любви, ни привязанностей. Только мужская дружба, братство по оружию, и всё, нет больше ничего, кроме этого! Понял?

Серый Суслик молча кивнул, его лицо было застывшим и неподвижным.

— Ничего ты не понял… — вздохнул Топорище Пополам и пробормотал: — Каков господин, таково и стадо.

Кто-то кашлянул, Серый Суслик повернул голову и увидел, что сэр Хайрам отстал от отца высокорожденных, едет рядом с ними и прислушивается к разговору. Сейчас его лицо выражало недовольство.

Топорище Пополам бросил на сэра Хайрама настороженный взгляд, странно хмыкнул, пришпорил лошадь и направился к голове колонны. Сэр Хайрам немного помолчал, а затем спросил:

— А это правда, что орки в Оркланде живут семьями, как разумные люди?

Серый Суслик стал выстраивать слова в мысленную цепочку. Это было непросто.

— Орки живут по закону, добрый господин, — ответил он после долгой паузы. — По заповедям Иеговы и Никс.

Сэр Хайрам хихикнул.

— Кто бы сомневался, — сказал он. Немного подумал и добавил: — Ты можешь вести этот разговор свободно, без чинов. Клянусь честью, судьбой и посмертием, что никому не передам слов, что ты сейчас произнесешь — ни человеку, ни орку. А если нарушу я сию клятву, пусть отвернутся от меня Тор и Тина Минерва, пусть закроются перед моей душой врата Святого Петра и да низвергнусь я в Нифльхейм, где правит Калона. Сейчас я задаю вопросы не для того, чтобы восстановить справедливость, а только из научного интереса. Экспедиция закончится, наши пути разойдутся, и мне не будет дела до того, соблюдаешь ты заветы Иеговы и Никс или нет. Мне и сейчас нет дела до этого. Мне просто интересно. Итак, Серый Суслик, правда ли, что орки в Оркланде живут семьями?

— Правда, — ответил Серый Суслик.

— А ты храбрый, — сказал сэр Хайрам.

Некоторое время они молчали, затем Серый Суслик спросил:

— Дозволено ли мне осведомиться у доброго господина о цели нашего путешествия?

— Дозволено, — ответил сэр Хайрам. — Мы едем в Плохое Место. Да ты и сам это уже знаешь. Может, тебе интересно, что мы рассчитываем там найти?

— Именно так, добрый господин, — сказал Серый Суслик.

Сэр Хайрам рассмеялся и сказал:

— Ты ничего не поймешь в моем рассказе, орк. Разве тебе ведомо, кто такой Джулиус Каэссар?

Серый Суслик вздрогнул. Сэр Хайрам покосился на него с интересом.

— Неужели ведомо? И кто это такой, по-твоему?

— Так звали одного Самого Доброго Господина, — ответил Серый Суслик. — Он был последним Самым Добрым Господином второй эпохи. Еще его звали Резвый Индюк. Он — предок всех людей и всех орков. Его матерью была Тина Минерва, а отцом — Джизес Крайст, также известный под именем Найенесгани. Резвый Индюк родился на третьем небе, называемом Асгард…

Серый Суслик был вынужден прервать свою речь, потому что сэр Хайрам начал оглушительно хохотать. На его смех обернулся отец высокорожденных, и сэр Хайрам перестал хохотать.

— Какие вы, орки, тупые и невежественные! — воскликнул он и пришпорил лошадь.

Серый Суслик тоже пришпорил лошадь — дорога скоро повернет, разведчику пора занять место в голове колонны. Проезжая мимо высокорожденных, он услышал, как они смеялись, а сэр Шон повторял:

— Ну, тупые, ох, тупые…

Серый Суслик боялся, что отец высокорожденных потребует рассказать всю легенду от начала до конца, и тогда Серый Суслик неминуемо разоблачит себя. Потому что он придумал эту легенду только что, потому что на вопрос сэра Хайрама надо было как-то ответить, а говорить правду было нельзя. Потому что тупой и невежественный орк не мог знать эту правду, ее может знать только тот, кто умеет читать книги. А признаться, что умеешь читать… Проще ножом заколоться, не так болезненно.

Однако Никс милостива. Серый Суслик обгнал высокорожденных, и его не окликнули. Он поравнялся с Топорищем Пополам и сказал:

— Огибаем вон тот холм, дальше держим направление на высокую акацию, ее пока еще не видно.

Топорище Пополам молча кивнул. Оглядел Серого Суслика оценивающим взглядом и констатировал:

— Оклемался.

— Оклемался, — кивнул Серый Суслик. Помолчал и добавил: — Спасибо тебе.

— За что? — удивился Топорище Пополам.

— Что вразумил, — объяснил Серый Суслик.

Топорище Пополам безразлично махнул рукой, дескать, ерунда это, не стоит благодарности. А потом вдруг сказал:

— Ты, главное, слишком умным не будь. Будь умным в меру. Знаешь, что Святой Петр по этому поводу говорил?

— Это Святой Павел говорил, — уточнил Серый Суслик.

— Не будь слишком умным, — повторил Топорище Пополам. — Не забывай, ты — тупая скотина. Что бы ни случилось — не забывай. Так и повторяй про себя: тупая скотина, тупая скотина. Понял?

Произнеся эти слова, он отъехал в сторону и остановил лошадь, обозревая строй каравана. Серый Суслик проехал мимо.

Надо же, этот здоровенный, зверообразный, устрашающий полубосс — полукровка! И как ловко маскируется! Раньше Серый Суслик считал себя отличным притворщиком, но только потому, что не был знаком с настоящим мастерством. Жаль, что Топорище Пополам не переживет сегодняшнюю ночь. Может, рассказать ему? Но тогда он расскажет всем остальным, и всё будет зря. Как он там говорил, воин стремится к смерти? Ну стремись, воин. Когда мы встретимся в чертогах Тора, я расскажу тебе, почему и зачем я так поступил. И ты признаешь, что у меня не было другого выхода.

3

Два Воробья покинул загон на рассвете. Он опасался, что его увидит какой-нибудь полубосс и заинтересуется, куда это мальчик собрался в одиночестве в такую рань. Но Никс была милостива, его никто не заметил — все полубоссы были заняты сборами экспедиции, которую возглавлял отец высокорожденных.

Путь к Красному Ручью был недолгим, солнце прошло менее половины пути от рассвета до полудня, когда Два Воробья достиг трех черных рощ. Он точно выполнил приказ — занял позицию, равноудаленную от всех трех рощ, остановил лошадь и стал осматриваться. Он изо всех сил вглядывался в переплетения черных стволов, стеблей и листьев, щурился и прикладывал руку ко лбу, чтобы не слепило солнце, смотрел так, что заболели глаза, но так и не смог разглядеть ничего подозрительного. Единственное, что его удивило — в западной роще совсем не каркали вороны. Но Серый Суслик ясно сказал, что надо вглядываться, а не вслушиваться, так что Два Воробья не придал птицам никакого значения.

Серый Суслик велел ждать полчаса, а потом скакать прочь, громко крича и часто оборачиваясь. Редкостно глупое задание. Если бы Два Воробья был не орком, а человеком, он, наверное, не стал бы его выполнять, потому что оно глупое. Но он орк, а орки выполняют приказы, не рассуждая. Редко-редко добрый господин позволяет орку рассуждать, но для этого орк должен или быть полубоссом, или владеть каким-нибудь особым навыком, например, быть первым разведчиком стада. Возможно, Два Воробья в будущем тоже станет первым разведчиком, и тогда…

Мысль мальчика оборвалась на середине. Он вдруг понял, что видит что-то необычное и, кажется, опасное, но никак не может понять, что именно видит. Что-то не так, но… Вот оно! С юго-западной стороны высокая трава шевелится не в такт порывам ветра… И с северо-западной стороны тоже… Как будто что-то незаметно подбирается к одинокому всаднику… Как будто?!

— Эльфы!! — заорал Два Воробья во всю глотку, ударил пятками в лошадиные бока и дернул повод, разворачивая лошадь.

Лошадь заржала, поднялась на дыбы, в воздухе что-то свистнуло, и в следующее мгновение лошадь рванула с места в галоп. К счастью, она мчалась в правильном направлении — на восток.

Слева в траве что-то зашевелилось, Два Воробья посмотрел туда и впервые в жизни увидел эльфа. Высокий, стройный, светловолосый, пучеглазый и лопоухий, он был одет в черную кожаную безрукавку, его красная рука раскручивала пращу, вот она закончила последний оборот, камень отправился в полет, Два Воробья понял, что бросок точен, попрощался с жизнью…

Бросок был неточен, камень ударил в подпругу, разминувшись с ногой мальчика на считанные миллиметры. Удар камня не причинил вреда ни лошади, ни наезднику. Наоборот, он принес пользу — лошадь помчалась еще быстрее, хотя секунду назад казалось, что быстрее уже некуда. Два Воробья пригнулся, не для того, чтобы затруднить стрелку попадание, а просто чтобы удержаться в седле. Мальчик что-то кричал, сам не понимая, что именно. Каждую секунду он ожидал, что сзади загрохочет гранатомет, или что под копытами лошади разорвется мина и прервет эту бешеную скачку. Он не знал, что такое гранатомет и что такое мина, он знал только одно — это очень страшно и безусловно смертельно.

Но Никс была милостива и благосклонна. Эльфы не стали применять тяжелое оружие. Два Воробья вырвался из эльфийской западни невредимым.

Он вспомнил, что Серый Суслик велел ему часто оборачиваться, и обернулся. Он не увидел ничего, кроме голой степи и трех черных рощ, в памяти всплыло древнее слово, которым добрый господин Роджер Стентон называл черные рощи — аборигенная растительность. Эльфов не было видно, можно подумать, что их там и не было, а ужасная пучеглазая морда просто привиделась испуганному мальчику.

Нет, не могла она привидеться! Поганая эльфийская харя до сих пор стояла перед глазами мальчика, и не важно было, куда и на что он смотрел. С самого детства Два Воробья знал, что эльфов называют пучеглазыми, но он никогда не думал, что они настолько пучеглазы. Эти страшные белые буркалы в пол-лица — в них было что-то рыбье и одновременно разумное. Рыбий бесчувственный разум, ненависть, злоба и сожаление, что пища уходит. Хотя нет, эльфы не едят человекообразных, так поступают только орки и никто, кроме них.

В полдень Два Воробья достиг Лысой Горы. Он вспомнил, что не должен был путать свой след. Обернулся и увидел, что след виден ясно и отчетливо, не нужно быть следопытом, чтобы понять, что здесь недавно проехал одинокий всадник. В точности так, как приказывал Серый Суслик, но не потому, что Два Воробья правильно выполнил приказ, а потому, что он забыл не только приказ учителя, но и вообще все, чему тот его учил. Но в итоге все получилось как надо. Не иначе, Никс опять помогает.

Два Воробья спешился, отпустил лошадь попастись, а сам стал обедать. Он не хотел есть, кусок не лез в горло, но учитель приказал обедать на Лысой Горе, и этот приказ нужно выполнить, не вдумываясь в то, с какой целью он отдан и зачем его следует выполнять. Два Воробья и так уже сделал много неправильного: мало кричал, редко оборачивался, лошадь пустил шагом не когда велел учитель, а гораздо позже…

Пообедав, Два Воробья продолжил путь. Он двигался на юго-восток, к Соловьиному Перелеску. Когда он оборачивался, он видел примятую траву, сбитые метелки, широко разлетевшуюся с них пыльцу и все прочие приметы, ясно говорящие наметанному взгляду, что здесь проскакал всадник. Это точно соответствовало приказу учителя, а значит, было хорошо.

Два Воробья достиг Соловьиного Перелеска за три часа до заката. Теперь ему предстояло самое трудное — запутать след, проявив самое высокое искусство из того, чему его научил Серый Суслик. Это было непросто, но Два Воробья справился. Только один человекообразный сможет теперь его найти — сам Серый Суслик. Потому что Два Воробья применил тайное знание, которым во всем подсолнечном мире владеют только два орка — Серый Суслик и его юный ученик.

4

Орк-проводник остановил лошадь, обернулся и стал кряхтеть и гримасничать, как всегда делал перед тем, как сказать что-нибудь сложное. Питер решил не ждать, пока бестолковая жаба облечет мысль в слова.

— Место для ночлега? — спросил Питер.

Орк облегченно кивнул.

— Для ночлега, — подтвердил он. — Здесь. Хорошее место.

— Не очень хорошее место, — подал голос Шон. — Низина, трава высокая, с одной стороны вода, с другой — каменные осыпи. И еще сто эльфов шарится неподалеку.

— Вода, — сказал орк. — Вода последняя. Больше не будет. До Плохого Места воды не будет ничуть. Отсутствовать вода будет.

— Отсутствовать вода будет — это нехорошо, — задумчиво проговорил Питер.

Немного подумал и принял решение:

— Ночуем здесь. А чтобы эльфы не подкрались — будем наблюдать. До полуночи наблюдает Шон, после полуночи Хайрам.

— Есть наблюдать, — буркнул Шон и полез за пазуху за очками.

Если бы в экспедиции не было очков, Питер не рискнул бы заночевать в таком месте. Шон прав — сто эльфов легко превратят этот лагерь в западню, из которой никому не вырваться живым. Но у путешественников есть очки, три пары, по одной на каждого высокорожденного.

«Очки» — это вульгарное название, в официальных документах эта штука называется «Универсальный прибор наблюдения со встроенным биодетектором». Ценнейшая вещь, один из немногих артефактов второй эпохи, сохранивших свою силу после миллиона дней межвременья. Сейчас на весь Барнард приходится не более ста пар работающих очков, а в конце второй эпохи такую штуковину имел каждый воин, она входила в стандартный набор воинского снаряжения. Хорошо, что Питер сумел убедить его святейшество предоставить им эти артефакты. Возможно, ночью они спасут жизни всем людям, оркам и лошадям. Впрочем, до этого вряд ли дойдет — эльфы не дураки, чтобы гнаться за двумя десятками конных человекообразных, их цель — загон.

— Ваше преосвященство! — позвал Шон. — Осмелюсь доложить, вижу нечто странное. Вон в тех черных кустах, там такое болотце маленькое чуть дальше…

Питер посмотрел в указанном направлении, вначале невооруженным взглядом. Ничего особенного, кусты как кусты. Обычная аборигенная растительность с черными листьями, растет у воды, во влажном грунте, как ей и положено по заветам Калоны. Никакого подозрительного шевеления, обычные кусты.

Питер надел очки. Краски стали тусклыми, а голова лошади, попавшая в поле зрения, засветилась изнутри красивыми переливчатыми разводами. Биодетектор работает, все в порядке. Питер перевел взгляд на далекие черные кусты и присвистнул.

— Когда первый эльф взгромоздится в седло, не простоять Барнарду тысячи дней, — сказал Хайрам. — Не помните, святой отец, кто это сказал?

— Здравый смысл, — ответил Питер. — А кто из древних философов — не помню.

Может, обман зрения? Да какой там обман… Биодетектор не обманешь. Вот черные кусты, вот лошадь, а вот эльф. Лошадь мирно пасется на черной траве, и нет ей никакого дела, что она жрет органику с чужим генокодом. А эльф, кажется, дрыхнет. Хотя нет, не дрыхнет, пошевелился только что. Люди наблюдают за эльфом, а эльф наблюдает за людьми, вот только эльф не знает, что за ним наблюдают. Пока не знает.

— Отставить пялиться, — скомандовал Питер. — Отворачиваемся и занимаемся своими делами. Шон, посматривай туда, но бегло и как бы невзначай. Не дай Минерва, догадается беложопый, что такое очки…

— Надо его брать, — сказал Шон. — Ускачет и поминай, как звали.

— Орков всех положим, — сказал Хайрам. — Его в этих кустах без очков никак не разглядеть. А для него все орки как на ладони, перестреляет, как уток.

— А если подпалить? — предложил Шон.

Питер саркастически хмыкнул, но ничего не стал говорить. Вообще-то, ему и хмыкать не стоило, на военном совете младшие говорят, а старшие молчат, чтобы не спугнуть креативность младших.

— Ага, подпалить, — сказал Хайрам. — Кусты у самой воды растут, так ты их и подпалишь. Перестреляет он всех.

— Значит, живым нам его не взять, — сказал Шон. — Святой отец, разрешите обратиться! Там, в большом опечатанном свертке, там ведь эльфийский гранатомет внутри?

— Гранатомет, — подтвердил Питер. — Но граната термобарическая. Знаешь, что это такое?

— Знаю, — кивнул Шон. — Сам не видел, но читал о таких. Плохо, что термобарическая. В лучшем случае два скелета найдем, эльфийский и лошадиный, да и то сомнительно. Никакой информации не получить.

— Знаете, что меня удивляет? — спросил Хайрам. — Что там вообще делает этот эльф? Кто он — разведчик, гонец, командир?

— Ну уж никак не разведчик, — ответил ему Шон. — Что ему разведывать тут? Сколько ночей эльфийская армия в пути? Три ночи, самое меньшее. За это время конный разведчик уже давно обнаружил бы стадо Стентона. И вообще, откуда и куда он мог идти, если он остановился на дневку именно здесь? На восток отсюда одна дорога ведет — в Плохое Место. Если верить карте, по обе стороны от нее сплошные осыпи, верхом не проехать. А если он вдоль ручья ехал, с севера на юг… а зачем?

— Тогда выходит, гонец, — сказал Хайрам. — На карте этого нет, там белое пятно, но я не исключаю, что если от Плохого Места ехать дальше на восток, за пару дней можно достичь Дырявых Гор. С водой могут быть проблемы, но могут и не быть. Если знать местность, родники…

— Вот-вот! — воскликнул Шон. — Он едет на доклад эльфийскому верховному вождю или как он там у них называется, что армия нашла большое стадо, будет знатная добыча и все такое.

— Не такое уж большое стадо у Стентона, — возразил Хайрам. — Стадо как стадо. Будь я вождем той армии, я бы не стал никому докладывать о такой ерунде. А тем более отправлять всадника. И вообще, зачем отправлять с армией одного всадника? Эльфы ведь не дураки, это не орки. Эльфы понимают, что такое конница, они понимают, что один всадник в поле не воин. Допустим, некий эльфийский вождь узнал, что кто-то из его воинов научился держаться в седле и ухаживать за лошадью. Неужели этого эльфа сделают простым гонцом? Ни за что! Один конный эльф — ничто, а конная сотня — уже сила. А перед конной тысячей не устоит весь Барнард.

— Ну, не знаю, — сказал Шон. — Ваше преосвященство, позвольте осведомиться, а вы что думаете?

— Я ничего не думаю, — сказал Питер. — Я уже подумал. И я понял только одно.

Питер сделал многозначительную паузу.

— Что вы поняли, святой отец, разрешите узнать? — спросил Хайрам.

— Я понял, что ничего не понимаю, — сказал Питер. — Вы оба говорите правильные вещи, ваши аргументы разумны и уместны. Задача не имеет решения.

— Или мы его не видим, — уточнил Хайрам.

— Или не видим, — согласился Питер. — Знаете, что сделал Александр Великий, когда не смог понять, как развязать узел? Эй, дерево!

— Слушаю и повинуюсь, повелитель, — отозвался Топорище Пополам.

— Тащи сюда маленький опечатанный сверток, — приказал Питер.

Через пару минут он держал сверток в руках. Сломал печать, распутал веревки, развернул грубую холстину.

— Пистолет, — прокомментировал Шон.

— Скорее, пистолет-пулемет, — уточнил Хайрам.

Питер улыбнулся и сказал:

— Берите выше. Это бластер.

— Ого! — воскликнул Шон. — Я и не знал, что такие артефакты еще сохранились.

— Ты до сих пор этого не знаешь, — сказал Питер. — Ты его не видел. Ты, Хайрам, тоже не видел.

Питер сдвинул предохранитель и поднял ствол на уровень глаз. В очках появился крестик прицела, он мелко подрагивал, отслеживая колебания ствола. Питер совместил крестик с едва различимым силуэтом лежащего орка, силуэт изменил цвет и перестал пульсировать — цель захвачена.

— Отец высокорожденных! — внезапно вскрикнул орк-проводник.

Питер вернул предохранитель в исходное положение и опустил бластер. Поднял очки на лоб и посмотрел на орка.

— Чего орешь, жаба? — спросил Питер.

Орк гримасничал и дергал руками, мучительно пытаясь родить какую-то длинную фразу.

— Быстрее, жаба, — сказал Питер. — Меня не радует смотреть на твои судороги.

— Черная трава, — начал говорить орк. — Лошадь ест. Лошадь есть обучаема есть черную траву. Я умею. Я научился. Два Воробья умеет. Я научил. Ученик мой юный умеет. Нет, лошадь его умеет, ученик не умеет черную траву есть, а лошадь умеет. Лошадь не боится черной травы. Если научить — не боится. Я умею учить.

— Не понял, — сказал Питер. — Ты хочешь сказать, что научил какую-то лошадь не бояться аборигенной растительности?

Орк быстро-быстро закивал головой.

— Да, научил, — сказал он. — Любую лошадь научил. Особая педагогическая методика, владею я ею. Инновация такая. Сам разработал.

Некоторое время Питер молчал и думал. А кода понял, в чем дело, расхохотался.

— Да ты, парень, не жаба, — сказал он, отсмеявшись. — Ты, парень, полукровка! Ловок ты, однако, придуриваться!

— Я не полукровка, — заявил орк. — Полукровка нельзя. Полукровку экстерминируют. Меня нельзя экстерминировать.

— Второй раз попалился, — констатировал Питер. — На самом деле в третий, но первый раз не считается, я его сразу не заметил. Ты не просто полукровка, а грамотный полукровка! Книги читать умеешь. Ты скрываешь свой разум не так, как обычные полукровки, а по-другому, более умно. Ты не просто тупую скотину изображаешь, а тупую скотину, которая сама себя считает очень умной. Вставляешь книжные слова в свои косноязычные речи, люди от этого веселятся и не принимают тебя всерьез. Но иногда ты забываешься и произносишь слова, которые нельзя услышать в устной речи, их можно только в книгах прочесть. Я даже догадываюсь, какую книгу ты читал. «История древних эпох», учебник для средней школы, правильно?

— Я ничего не читал! — воскликнул орк. — Повелитель высокорожденных, я не умею читать!

— Конечно, не умеешь, — сказал Питер, ласково улыбаясь. — Так мы тебе и поверили. Поклянись именем Никс.

— Чего? — переспросил орк.

— Поклянись именем Никс, — повторил Питер. — Что ты не полукровка и что неграмотен.

Дальнейшее произошло очень быстро. Орк сделал неуловимое движение рукой, в воздухе что-то промелькнуло, Топорище Пополам рванул лошадь вперед, взмахнул топором…

— Отставить! — заорал Питер во всю глотку. — Проводник мне нужен живым!

Топор опустился, проводник сдавленно охнул и выпал из седла. Питер с удивлением обнаружил, что держит перед собой бластер, уже снятый с предохранителя и направленный туда, где только что находилась голова полукровки, а теперь находится широкая спина Топорища Пополам. Хорошо, что на спусковую кнопку не успел нажать, бластер, говорят, на короткой дистанции опаснее для стрелка, чем для противника.

Питер опусти бластер и спросил:

— Дерево, ты оглохло?

Его голос звучал спокойно и рассудительно, так мог бы говорить Смерть, если бы он был не достоверно определенным мифическим персонажем, а реальным богом.

Топорище Пополам обернулся и быстро сказал:

— Никак нет, повелитель. Обухом в грудину, осмелюсь доложить, отец высокорожденных.

Лошадь, на которой только что сидел орк-проводник, опустила голову и стала пастись, показывая всем видом, что внутренние разборки человекообразных ее не интересуют. Питер увидел, что проводник лежит на боку и корчится, но крови на нем нет. Похоже, Топорище Пополам сказал правду.

— Хорошее дерево, — сказал Питер.

Обернулся, увидел Шона и вздрогнул. Правая щека рыцаря была взрезана до кости, лицо, руки и куртка были густо залиты кровью. Хайрам держал в руках индивидуальный перевязочный пакет и никак не мог решить, как его приладить к голове раненого, с какой стороны начать накладывать повязку.

— Дерево, помоги ему! — приказал Питер.

Спрыгнул с лошади, подошел к лежащему полукровке, обнажил меч. Полукровка перестал дергаться, сделал вид, что потерял сознание. Питер отступил на шаг и стал говорить:

— Слушай внимательно, как тебя там… Суслик. Если хочешь жить дальше, ты ответишь на кое-какие вопросы. Не ответишь — будешь умирать долго и мучительно.

Орк открыл глаза и сказал:

— Мне все равно как умирать. Смерть — лишь мгновение, а посмертия я не боюсь. Никс знает правду.

Он говорил легко и свободно, совсем не так, как раньше, когда изображал тупую жабу. Как настоящий человек говорил. Да он и есть настоящий человек, понял вдруг Питер. Вряд ли в его жилах течет больше одной четверти орочьей крови. Человек с зеленой жабой на челе и ланитах.

— Зачем ты метнул нож в Шона? — спросил Питер.

Питер не рассчитывал получить ответ, но полукровка спокойно сказал:

— Он убил мою жену.

— Жену, — повторил Питер и хихикнул. — Распустились вы тут в Оркланде… Погоди! Та танцовщица — ты с ней жил? У вас есть дети?

— Детей у нас нет, — сказал полукровка. — Шелковая Лоза была бесплодна.

— Жаль, — сказал Питер. — Значит так, Суслик, слушай меня внимательно. И ты, дерево, тоже слушай, в свидетели тебя призываю, пока рыцари заняты. Я, дьякон Питер Пейн, клянусь именем Никс, именем Альберта Эйнштейна и именем Тины Минервы, и да ввергнут они мою душу в Нифльхейм, ежели нарушу я сию клятву. Клянусь я в следующем. Не казнить и не пытать сего полукровку, что передо мною лежит, не причинять ему вреда, заботиться о нем и оберегать его, как если бы он был подчиненным мне рыцарем. Действует сия клятва до завершения экспедиции в Плохое Место, как бы сия экспедиция ни завершилась. Потом означенный полукровка будет отпущен живым и невредимым на все четыре стороны. Условия сей клятвы таковы. Первое. Означенный полукровка повинуется мне так, как если бы был подчиненным мне рыцарем. Второе. Означенный полукровка оказывает экспедиции всю возможную помощь словом и делом, и не препятствует ее целям ни действием, ни бездействием. И честно отвечает на любые мои вопросы, ничего не скрывая. Третье. Означенный полукровка не причиняет вреда никому из участников экспедиции, включая оскорбившего его рыцаря Шона. Четвертое. Означенный полукровка приносит симметричную клятву немедленно. Таковы мои слова и да будут они услышены и восприняты вышеупомянутыми богами!

— Я свидетельствую, — сказал Топорище Пополам.

Лицо его выглядело удивленным, но не отупевшим, наоборот, на нем отражалась напряженная работа мысли. «А может, мое дерево — тоже полукровка?» подумал Питер и хихикнул, подивившись тому, сколь бредовые мысли иногда приходят в голову.

— У меня есть дополнительные условия, — сказал проводник. — Пятое. Когда экспедиция завершится, чем бы она ни завершилась, дьякон Питер Пейн будет удерживать рыцаря Шона от мести до тех пор, пока полукровка Серый Суслик не покинет ихз поле зрения, и еще один час сверх того. При этом экспедиция должна завершиться не западнее этого места.

— Согласен, — сказал Питер.

— Шестое, — продолжал Серый Суслик. — Дьякон Питер Пейн выдаст означенному Серому Суслику похвальную грамоту, заверенную личной подписью и печатью. Немедленно выдаст.

Питер рассмеялся.

— Тебе палец в рот не клади, — сказал он. — Суслик, я восхищен твоей наглостью. Колянусь именем Никс, если бы я мог смыть твои татуировки, я бы немедленно смыл их и взял бы тебя помощником!

— Так ты принимаешь мои условия, дьякон? — спросил Серый Суслик.

— Принимаю, — сказал Питер. — Только называй меня впредь «святой отец» или «сэр Питер».

— Хорошо, сэр Питер, — сказал Серый Суслик.

Питер произнес дополнения к клятве, Топорище Пополам их засвидетельствовал. Затем Серый Суслик произнес свою клятву, очень четко произнес, ни разу не ошибся и не запутался. Топорище Пополам засвидетельствовал и эти слова. Питер достал блокнот, написал похвальную грамоту, заверил подписью и печатью, вырвал лист и вручил Серому Суслику. Покончив с этими делами, Питер обернулся и увидел, что Хайрам закончил перевязывать Шона и теперь рыцари наблюдают за происходящим. Рыцари были сильно удивлены и от этого казались глупыми, куда глупее, чем проводник-полукровка.

— Слышали? — обратился к ним Питер.

— Слышали, — ответил Хайрам.

Шон ничего не ответил, просто кивнул. Его глаза, выглядывавшие из щелей повязки, горели яростью и обидой.

— Шон, я не хочу, чтобы ты испортил мое посмертие, — сказал Питер. — Если ты не позволишь мне соблюсти клятву, я буду разочарован. Очень разочарован. Тебе понятно?

Шон кивнул еще раз.

— Вот и отлично, — сказал Питер.

Снова повернулся к Серому Суслику и спросил:

— Так, стало быть, в тех кустах прячется твой ученик?

— Да, — ответил Серый Суслик.

— А что он там делает, по-твоему? — спросил Питер.

Серый Суслик улыбнулся и сказал:

— Наводит эльфов на вашу экспедицию. Сами подумайте, сэр Питер, что я еще мог ему приказать?

— Не вашу экспедицию, а вашу экспедицию, — поправил проводника Питер. — Ты теперь тоже ее участник. А ты уверен, что там твой ученик, а не эльф-разведчик?

— Уверен, — ответил Серый Суслик.

— Тогда садись на лошадь, скачи туда и приведи этого ученика ко мне, — приказал Питер. — А если поскачешь прочь — натравлю Шона. Понял?

— Так точно, — кивнул Серый Суслик. — Разрешите выполнять?

— Выполняй, — разрешил Питер.

Высокорожденные проводили его взглядом. Хайрам сказал:

— Святой отец, вы действительно будете соблюдать эту клятву?

Питер ответил:

— Я не собираюсь рисковать посмертием из-за какого-то несчастного полукровки.

Он не стал говорить рыцарю, что считает все клятвы пустым звуком. Боги, конечно, существуют как абстрактные сущности, ипостаси Великого Духа, но есть ли им дело до простых смертных — вопрос открытый. Последние исследования показывают, что гипотеза о том, что боги активно вмешиваются в дела человекообразных, несостоятельна с точностью до трех сигм. Но эти исследования засекречены, простым рыцарям незачем о них знать. И тем более незачем им знать, что никакого посмертия, скорее всего, не существует.

— Я все равно его убью, — сказал Шон.

— Да поможет тебе Кали, — сказал Питер. — Но ты приступишь к этому делу не раньше, чем через час после того, как я объявлю о завершении экспедиции, а Серый Суслик скроется за горизонтом. До тех пор полукровка Серый Суслик — твой брат по оружию, относись к нему соответственно.

Шон негодующе фыркнул и отвернулся. Питер не стал его ругать. Парень расстроен, взбешен и страдает от боли и унижения. Сейчас не самое лучшее время, чтобы вести с ним серьезные беседы.

— Я бы хотел поговорить с вами наедине, святой отец, — сказал Хайрам.

— Пойдем, поговорим, — сказал Питер.

Хайрам спешился, и они неспешным шагом направились в юго-восточном направлении, туда, где ровный луг постепенно переходил в каменистую осыпь.

— Начинай, Хайрам, — сказал Питер. — О чем ты хотел побеседовать?

— Мои слова могут показаться невежливыми, святой отец, — начал Хайрам. — Я понимаю, что не имею никаких прав спрашивать о мотивах поступков вашего преосвященства…

— Задавай вопросы и, возможно, я отвечу, — сказал Питер. — Не по обязанности, а по доброй воле. Спрашивай, не стесняйся.

— Святой отец, — сказал Хайрам. — Иногда мне кажется, что вам нет никакого дела до писаных законов.

— Ты неправ, Хайрам, — сказал Питер. — Я чту все законы, как писаные, так и неписаные. По следующим причинам. Во-первых, большинство законов разумны, нормальному человеку нарушать их незачем. Во-вторых, нарушение закона чаще всего влечет за собой суровое наказание. Один мой друг любит говорить: «Не знаешь, как поступить — поступай по закону». Какой-то древний философ вроде бы так говорил.

— То есть, вы допускаете для себя возможность преступить закон? — спросил Хайрам.

— Конечно, — кивнул Питер. — Если я уверен, что это будет правильно.

— Разве может преступление быть правильным? — удивился Хайрам. — Правильно — это и есть закон. Так по определению получается.

— Законы время от времени меняются, — сказал Питер. — Неправильное становится правильным, а правильное — неправильным. Тебе это не кажется странным?

Хайрам ничего не ответил, только пожал плечами.

— Я сам себе закон, — сказал Питер. — Я сам устанавливаю себе законы и правила. В основном они совпадают с законами и обычаями Барнарда, но кое в чем отличаются. А самый главный среди моих законов — закон здравого смысла. Он очень просто, он гласит: «Поступай разумно». Разберем для примера сегодняшнее происшествие. Допустим, я приказал бы убить этого проводника. Разумно ли это? Нет! Он бывал в Плохом Месте, он знает дорогу и все сюрпризы, которые могут нас ждать там. Он подходил вплотную к Плохому Месту, он видел, как оно убивает орков. Он окажет нам неоценимую помощь, особенно теперь, когда ему больше незачем притворяться дурачком. И когда он знает, что его судьба напрямую зависит от его старания.

— Но Шон…

— А что Шон? Шон — умелый воин, хороший рыцарь, талантливый и многообещающий, но необузданный в желаниях и излишне жестокий. Шону пора понять, что сдержанность и скромность не только украшают человека, но и упрощают жизнь. Не зря сказано: «Не твори зло, если можно не творить зло». Когда мы вернемся в Барнард, я заставлю Шона перечитать Откровение Шивы Разрушителя. Если он вообще его читал.

— Читал, — сказал Хайрам. — Оно входит в академическую программу закона божьего.

— Еще хуже, — сказал Питер. — Смотрит в книгу, видит фигу. Как ни крути, Шон нуждается в воспитании, и то, что я запретил ему мстить… Думаю, это скорее поможет, чем навредит.

— Вы называете это местью, святой отец? — удивился Хайрам. — Разве можно мстить полукровкам? Я всегда считал, что низкорожденным не мстят, их наказывают.

— Насколько я понимаю, по крови Серый Суслик скорее человек, чем полукровка, — сказал Питер. — Об этом свидетельствуют его речь и его поступки. Он мыслит как человек, планирует свои действия, предвидит последствия… Жаль, что орочью татуировку ничем не удалить.

— Иногда вы меня пугаете, святой отец, — сказал Хайрам.

— Такова моя работа, — сказал Питер и улыбнулся.

Хайрам немного помолчал и спросил:

— А то, что он пытался навести на нас эльфов? Вы его и за это простили?

— Думаю, он не пытался, а уже навел, — сказал Питер. — Такое существо, если что задумает — почти наверняка выполнит. Не тревожься, Хайрам, эльфы нам не страшны. Мне даже нравится, что придется с ними встретиться, я давно мечтал пострелять из бластера.

— Но он хотел убить нас руками эльфов! — воскликнул Хайрам. — Такие вещи нельзя прощать!

— Прощать можно всё, — возразил Питер. — «Нельзя прошать» — это слова слабого, сильному духом можно всё. Я прощаю Серого Суслика, я не собираюсь ни мстить ему, ни наказывать. Знаешь, почему?

— Почему? — спросил Хайрам.

— Потому что, будь я не высокорожденным дьяконом, а презираемым и гонимым полукровкой, я поступил бы точь в точь, как он.

Хайрам вздрогнул, его глаза осветились ужасом.

— Вы иногда такое говорите, святой отец, — пробормотал он. — Представить себя гонимым полукровкой…

— Не бойся думать о страшном, Хайрам, — посоветовал Питер. — Отринь запреты в своих мыслях, и ты обретешь свободу разума. Истинной силой духа наделяется только свободный разум, об этом не принято говорить, но это так. Подумай над моими словами, Хайрам.

— Я подумаю, святой отец, — сказал Хайрам, склонив голову. — Благодарю ваше преосвященство за полезную лекцию.

— Благодарность принимается, — улыбнулся Питер. — Изыди, благословенный. Хотя нет, погоди, вместе пойдем. Наш полукровка возвращается, вместе с орчонком. Не соврал, значит, засранец.

5

— Два Воробья, выходи! — крикнул Серый Суслик.

Два Воробья не знал, что ему делать. Вчера учитель ясно говорил, что мальчик не должен выходить из укрытия, что бы ни случилось. Но входит ли в это «что бы ни случилось» то, что сам учитель лично отменяет собственный приказ? У воинов предыдущий приказ отменяется последующим, но Два Воробья не воин, а разведчик. Распространяется ли закон воинов на разведчика? Два Воробья размышлял, а учитель продолжал кричать:

— Выходи, жабоголовый трус! Ты прячешься в этих кустах, я знаю!

Два Воробья принял решение. Свистнул особым образом, подзывая лошадь, и вышел на свет божий, ведя лошадь за уздечку. Свет заходящего солнца ударил в глаза и заставил прищуриться, так всегда бывает, когда выбираешься из полумрака эльфийских кущ на открытое место. А в Черном Лесу, говорят, вообще не бывает дня, там всегда темно, как ночью.

— Прости, учитель, — сказал Два Воробья. — Я плохо прячусь.

— Ты хорошо прячешься, — возразил Серый Суслик. — Мне не в чем тебя упрекнуть. Скажи, ты выполнил мой приказ?

— Не совсем, — смутился Два Воробья. — Я забыл, что надо кричать и оборачиваться. Я испугался. Я видел эльфа, он метнул камень в меня.

Серый Суслик вздрогнул. Внимательно осмотрел мальчика и спросил:

— Куда ты ранен?

— Никуда, — ответил Серый Суслик. — В подпругу камень угодил.

— Повезло, — сказал учитель. — Но след-то ты хороший оставил?

— Я забыл, — снова смутился Два Воробья. — Испугался. Я не оставлял хороший след, он сам такой получился.

Пока Два Воробья говорил все это, лицо учителя становилось все более грустным, но когда мальчик произнес последние слова, Серый Суслик рассмеялся.

— Ты меня так до мангала доведешь! — воскликнул он. — Ты молодец, Два Воробья, отличный разведчик, я тобой горжусь!

— Спасибо, учитель, за похвалу, — сказал Два Воробья.

Они сели на лошадей и поехали к лагерю высокорожденных. Два Воробья заметил, что у рыцаря Шона забинтована голова.

— Что случилось с добрым господином Шоном? — спросил Два Воробья.

— Слизень он чернолесный, а не добрый господин, — ответил Серый Суслик. — Это я ему ножом засветил. Жаль, в горло не попал.

Два Воробья заглянул учителю в глаза, тот смотрел серьезнл. Иногда учитель так странно шутит… Как человек…

— Я не шучу, — сказал Серый Суслик. — Так все и было. Дьякон догадался, что я полукровка, я решил, что меня будут убивать, и попытался убить Шона за то, что он убил мою жену.

— Шелковая Лоза тебе не жена, — поправил Два Воробья учителя. — У нас, орков, жен не бывает.

И тут до него дошло.

— Ты полукровка?! — воскликнул он.

— Ага, — сказал учитель. — Скорее даже, тричетвертикровка, если не больше. Мой отец был человеком, да и в матери человеческой крови, думаю, текло немало.

— Тебя убьют, — сказал Два Воробья и заплакал.

— Может быть, — учитель пожал плечами. — Но не сейчас. Дьякон поклялся именами трех богов, что не тронет меня до конца экспедиции, а потом отпустит на все четыре стороны. Видать, сильно я ему нужен. Знать бы только, зачем…

Два Воробья перестал плакать и сказал:

— Отец высокорожденных Питер Пейн очень добр.

— Нет, — покачал головой учитель. — Питер Пейн — самый злой человекообразный из всех, кого я знал. Но я ему нужен живым. Пока нужен.

6

Эльфы явились ровно в полночь, как раз во время смены караула. Шон в последний раз оглядел горизонт, не увидел ничего подозрительного и пошел будить Хайрама. Минуту-другую Хайрам зевал и потягивался, а когда окончательно проснулся, он надел очки и воскликнул:

— Шон, ты ослеп?! Или у тебя очки сломались?

Эльфы спускались к ручью по склону холма. Они шли двумя колоннами, и еще сзади следовала третья группа, совсем небольшая, очевидно, вождь со свитой. Они двигались совершенно бесшумно, не как человекообразные из плоти и крови, а как невидимые тени, призрачные и бесплотные. Без очков ни за что не разглядеть, тем более что небо затянуло облаками, темно — хоть глаз выколи. Впрочем, и при ярком звездном свете эльфов трудно заметить.

Хайрам разбудил святого отца, тот оглядел поле боя, коротко и богохульно выругался (Хайрам вздрогнул от этих слов), и вытащил бластер. С вечера он держал оружие при себе, даже спал рядом с ним, обнимая древний артефакт, как женщину.

Первым побуждением Питера было немедленно открыть огонь. Какое прекрасное слово — открыть огонь! Снять все заслоны на пути смертоносного огня, открыть дорогу магическим молниям, обрушить на богомерзких выползней Черного Леса всю мощь гнева Шивы и Кали, многопрославленных божественных супругов. Увидеть, наконец, своими глазами, что такое стреляющий бластер. Ну, то есть, не совсем стреляющий, это неправильное слово, он не мечет стрелы, как арбалет, его более правильно называть огнеметающим оружием. Питер никогда не применял это оружие, даже на полигоне, потому что каждый выстрел стоит… Да нисколько он не стоит! Понятие «цена» к таким артефактам неприменимо, они бесценны. Только ради великой цели оправдано расходовать силу древних, и Плохое Место — одна из немногих достаточно великих целей. Возможно, последняя во всем Барнарде.

— Хайрам, Шон, внимание, — прошептал Питер. — У кого из вас был опыт полевых сражений?

— У меня был, — ответил Хайрам.

— У меня тоже был, — ответил Шон.

— Как думаешь, Хайрам, что эльфы будут сейчас делать? — спросил Питер.

— Войдут в ручей, — ответил Хайрам. — Одна колонна просочится мимо нас к осыпям, развернется в цепь, вторая развернется в цепь прямо вдоль ручья. Потом метнут одну гранату, а когда орки проснутся и начнут метаться — будут забрасывать их камнями из пращей, пока всех не перебьют. Потом зачистка.

— Логично, — сказал Питер. — Стало быть, наилучший момент уже настал. Отвернитесь, зажмурьтесь и закройте глаза руками.

— А как же вы, святой отец? — спросил Шон.

— Как-нибудь так, — ответил Питер. — Сам подумай, как я могу закрыть глаза, когда целюсь?

Он поднял бластер, снял с предохранителя, направил ствол на первую колонну, поколебался и перевел прицел на вторую. Первая колонна вплотную приблизилась к ручью, строй смешался, эльфы постепенно сбиваются в кучу, лучшей цели не придумаешь. Но гранатомет, если верить Хайраму, должен быть во второй колонне. Скорее всего, в таком большом подразделении гранатомет не один, но во второй колонне он точно есть, а в первой — это на усмотрение Тины Минервы. Поэтому лучше стрелять по второй колонне, а точнее, по гранатометчику.

Ага, вот он, гранатометчик! Крупный кряжистый эльф с массивным бревном за спиной никем другим быть не может. Интересно, очки сумеют захватить неживую цель? Сумели! Ну, да помогут нам Иегова Создатель, Шива Разрушитель, Тина Минерва, Кали Разгневанная, Тор Погонщик Козлов, Ктулху Неспящий и все прочие боги, на вас уповаю, боги, не подведите.

Питер нажал спусковую кнопку. Бластер дернулся, подпрыгнул и что-то выплюнул, издав невнятный хлюпающий звук. Долю секунды ничего не происходило, а затем…

Питер понял две вещи. Он успел бы зажмуриться, пока летит пулька. Но не успел. Глаза залило ослепительным бело-фиолетовым светом, он был настолько ярок, что воспринимался не как свет, а как боль. Зрение отказало мгновенно. Это не было беспросветной тьмой, какую обычно видят слепые, Питер что-то видел, но оно не имело никакого отношения к реальной действительности. Разводы какие-то непонятные, и больше ничего.

Никто не увидел, как миниатюрная пулька, изготовленная из неведомого вещества по неведомой технологии, ударила точно в торец эльфийского гранатомета, в крышку, под которой пряталась граната. Никто не увидел, как чудовищный электрический разряд за считанные микросекунды вздыбил волосы на голове эльфийского воина и спалил их дотла прямо на корню. Как одноразовая пластиковая труба гранатомета рассыпалась каплями и как все эти капли обратились в пар, не достигнув земли. Как огонь неведомой природы, повинуясь давно забытым законам, примерно за двадцать миллисекунд превратил здоровое и сильное эльфийское тело в нечто среднее между бурым углем и прогоревшим сланцем. Как вспыхнули травяные метелки, как прянул во все стороны огненный диск лугового пожара. Как мгновенно раскалившийся воздух изблевал сам себя ударной волной. Как покачнулись от нее боевые товарищи несчастного эльфа, который уже несколько миллисекунд был мертв. Покачнулись, но не упали, они не успели упасть, потому что граната, лишившаяся пластиковой оболочки, сдетонировала.

Эта граната не должна была быть термобарической. Капитан Джанлуиджи приказал сержанту Сванетти взять в бой трубу, заряженную осколочной гранатой, и сержант до последнего был уверен, что правильно выполнил приказ. Но он ошибся. В обычных условиях эта ошибка стоила бы ему десятка плетей, но сейчас она унесла жизни половины батальона.

Детонатор сработал, ему было все равно, откуда пришла искра — из встроенного пьезокристалла или из окружающего пространства, которое всё стало одной большой искрой. Молекулы тринитротолуола одна за другой рассыпались на более мелкие молекулы нитротолуола, кристаллическая решетка перестала существовать, твердое тело обратилось в газ, спрессованный чудовищным давлением. Оболочка гранаты разрушилась, и простые органические молекулы брызнули во все стороны, жадно поглощая энергию. Они достигли точки горения почти одновременно.

Ослепительный фиолетовый бутон распустился оранжевым цветком, куда менее ослепительным, но более смертоносным. В воздухе не осталось кислорода, его молекулы превратились кто в водяной пар, а кто в углекислый газ. Огненный смерч умертвил все живое в радиусе двадцати метров, зеленая трава рассыпалась серым пеплом, а чернозем стал сухой стекловидной коркой. Посреди заливного луга возникла проплешина в форме неправильного эллипса, по ее периметру пылала трава, языки пламени устремлялись к черному небу, но их никто не видел, потому что сохранившие зрение еще не успели открыть глаза, все произошло слишком быстро.

— Ничего не вижу, — сказал Хайрам. — Даже в очках ничего не могу разобрать.

Противоположный берег ручья превратился в ад, но не тот, где правит Калона, а тот, о котором проповедовал Джизес Крайст. Огненное кольцо, внутри которого царит даже не смерть, а полное опустошение, разрушение всего. А вокруг ослепленно суетятся призрачные фигурки, так похожие на дьяволов с древних икон… Как бы не разбежались они…

— Стреляйте, святой отец! — крикнул Хайрам. — Убегают же!

— Не вижу ничего! — рявкнул Питер.

— Дайте бластер!

— Нет!

Питер быстро спрятал оружие под плащ.

— Нет! — повторил Питер. — Пусть разбегаются.

Жрец-пилигрим третьего уровня выглядел потрясенным и растерянным. Можно было даже подумать, что ему стало жалко богомерзких беложопых ублюдков. Честно говоря, Хайраму их тоже было немного жалко, такой смерти они не заслужили. Какими бы ни были их преступления, прошлые и будущие.

— Они вернутся, — сказал Шон. — Будь я Самым Добрым Господином всего Эльфланда, я бы за это оружие отдал тысячу жизней, не колеблясь.

— Это точно, ты бы отдал, — зло сказал Питер. — Жизни-то не твои.

— Вы так говорите, святой отец… — произнес Шон и осекся, не закончив мысль.

— Я сам решаю, как мне говорить, — отрезал Питер. — А ты заткнись. Хайрам, принимай командование. Ничего не вижу, совсем ничего…

7

Эльфы пришли в полночь. Они рассчитывали скрытно подобраться к лагерю, и они бы это сделали, не будь у высокорожденных древних артефактов, называемыъ странным словом «очки». Бой был скоротечным, он закончился быстрее, чем Серый Суслик успел вскочить на ноги и продрать глаза. Вот земля мягко толкает его в бок, вот доносятся гулкие раскаты грома, вот Серый Суслик глядит на другой берег ручья, видит там неправильную окружность, образованную пылающей травой, и всё. Слышно, как ругаются высокорожденные — Шон требует, чтобы дьякон ему тоже разрешил пострелять, дьякон злобно отругивается. Кажется, он потрясен мощью оружия, которое только что держал в руках. Если, конечно, есть у него душа…

Потом началась бестолковая суета. Орки, наконец, сообразили, что чуть не произошло только что, и заголосили, и загомонили, дьякон позвал Топорище Пополам, которого он почему-то все время называет деревом, и повелел навести порядок. А потом повелел могучему орку (на самом деле полукровке, но этого никто не знает) ложиться спать не где попало, а бок о бок с отцом высокорожденных. Сэр Питер не объяснял, чем обсуловлен этот приказ, но Серый Суслик сам понял это из обрывков услышанных разговоров. Выстрел бластера, оказывается, сопровождается ослепительной вспышкой, вот дьякон и ослеп. А теперь он опасается, что Шон забудет присягу и сотворит что-нибудь необдуманное. А Шон может сотворить необдуманное, он по жизни злой и неумный, а сейчас вообще взбешен. И его можно понять — вначале орк-полукровка располосовал ему морду ножом, а командир отряда запретил мстить, а теперь еще командир доверил командование отрядом другому. Не попусти Никс, чтобы дьякон насовсем ослеп. Очень прошу тебя, Никс Милосердная, не попусти, на тебя уповаю. Он хоть и мерзавец неимоверный, но не пришло еще время расплаты, умоляю тебя, Никс, не пришло еще.

Наутро выяснилось, что молитва Серого Суслика была услышана. К дьякону вернулось зрение. Он снова принял командование и первым делом направил орков-воинов на другой берег, обследовать поле боя. Серый Суслик тоже попросился с ними, но дьякон не позволил.

Орки нашли на другом берегу четыре исправных гранатомета и два десятка обгорелых эльфийских трупов. Впрочем, число это было приблизительным и сильно заниженным, похоже, многие эльфы сгорели дотла. Серый Суслик внимательно изучил следы и пришел к выводу, что огонь уничтожил не меньше половины эльфийской армии. Жалко, что вождь ушел. А он точно ушел — никакого металла на поле боя не обнаружилось, а вожди-сотники без кольчуги в походы не ходят.

— Вернутся твари в силах великих, — пробормотал Шон.

Похоже, он цитировал какое-то древнее пророчество.

— Не каркай, — сказал ему дьякон.

Они выступили в поход через три часа после восхода. Поздновато, но в данном случае это несущественно. Среда — день длинный, вскоре после полудня экспедиция будет уже на месте.

— Опаньки, — сказал вдруг Хайрам.

Питер машинально сунул руку под плащ, прикоснулся к шершавой рукояти бластера, опомнился и вытащил руку обратно. При опасности надо не за бластер хвататься, а за меч или за лук. Потому что бластер — не оружие, а страх божий. Ночью Питер еще не вполне понимал это, а теперь понял окончательно — бластером скорее сам себя убьешь, чем врага. Перед тем, как на кнопку нажать, десять раз подумать надо. Именно так написано в древней книге со старомодным названием «Наставление по стрельбе из личного оружия». Но одно дело прочесть умные слова в умной книге, и совсем другое — осознать то же самое на собственном опыте.

— Что такое? — спросил Питер.

Ничего опасного вроде не наблюдалось.

— Вот, — Хайрам показал пальцем вправо и вниз.

— Это Чаша Гефеста, — пояснил Серый Суслик. — О ее происхождении повествует длинная история с неожиданным концом. Однажды Гефест Громовержец…

— Потом расскажешь, — прервал его Питер. — Хайрам, что тебя удивило?

— Текстура поверхности, — сказал Хайрам. — В центре того выжженного круга был такой как бы диск в два шага диаметром, там земля спеклась в стекловидную корку.

— Опаньки, — сказал Питер.

Остановил лошадь, спешился, сошел с тропы, осторожно переступил через зазубренный край Чаши, присел на корточки…

— Не то, — сказал он. — Похоже, но не то. Тот камень был гладким, как стекло, а здесь он шершавый и весь в трещинах.

— Время, — сказал Хайрам.

— Что время? — переспросил Питер.

И тут до него дошло.

Он окинул Чашу изумленным взглядом. До противоположного конца не менее пятисот шагов. Это ж какой силы бластер сюда ударил…

— Небесный огонь, — сказал Шон. — Звезда Полынь.

— Похоже на то, — кивнул Питер. — Никогда не думал, что Звезда Полынь — это пулька от бластера.

— Вряд ли это бластер был, — заметил Хайрам. — Чаша образует ровный круг. Значит, стреляли точно сверху, с неба.

— Есть такое слово «орбита», — сказал Питер.

— Гм… Да, есть такое слово, — пробормотал Хайрам. — Орбитальный бластер? Так он же…

— Он все еще существует, — сказал Питер. — Нарезает круги по своей орбите, что ему сделается? Там, в космических небесах, нет времени.

Внезапно в разговор вступил Серый Суслик.

— Здесь, в осыпях, много таких чаш, — сказал он. — Только другие гораздо меньше, Чаша Гефеста — самая большая. А вокруг Плохого Места вся земля перерыта, верхом не проехать, там, говорят, Мать Гея болела оспой…

— Избавь нас от орочьих сказок, — прервал его Питер. — Раз считаешь себя человеком, веди себя как человек, а не как глупая скотина. Гефест Громовержец, Мать Гея… Тьфу на тебя! Не было здесь во вторую эпоху богов, ничего здесь не было, кроме загородного дворца сэра Джулиуса Каэссара.

Рыцари никак не прореагировали на эти слова — Питер проинструктировал их еще вчера. А Серый Суслик выпучил глаза и разинул рот.

— Тот самый Джулиус Каэссар? — переспросил он с каким-то странным благоговением. — Резвый Индюк? Первый и единственный сын Джизеса?

— Не мели чепухи, — оборвал его Питер. — Каэссар жил на два миллиона дней позже Крайста. Крайст — пророк первой эпохи, а Каэссар жил в самом конце второй. Как раз его гибелью вторая эпоха и завершилась, Каэссара убили, пришел бэпэ, а вслед за ним — миллион дней межвременья. Каэссар поехал на переговоры, и Красс предательски убил его. Знаешь, кто такой Красс? Прочел в том учебнике?

— Красс Содомит — первый из племени богомерзких эльфов, — сказал Серый Суслик.

Питер знал, что эта формулировка неточна, но не стал поправлять. В первом приближении сгодится.

— Вот именно, — сказал Питер. — Красс заколол законного вождя ножом в сердце, как свинью. Потом узурпатор пришел ко дворцу Каэссара, но не нашел там ничего, кроме силового поля. Красс пробовал всё, вплоть до орбитальной бомбардировки, но поле устояло.

— А зачем мы туда идем? — спросил Серый Суслик. — Если поле тогда устояло, то теперь тем более устоит. Этим бластером Чашу Гефеста не выжечь.

— У нас есть кое-что, чего не было у Красса, — сказал Питер. — Миллион дней позади. Видишь ли, силовое поле со временем слабеет. У нас есть шанс войти внутрь.

— И что мы найдем там? — спросил Серый Суслик.

— Все что угодно, — ответил Питер. — Я даже думать боюсь, что именно мы можем там найти. Чтобы не сглазить.