Путь из леса

Глава 21. Дорант

Оба корабля кумпании Доранта шли на юг, ускоряясь по мере того, как свежел попутный ветер, хотя почти сразу стало ясно, что их никто не преследует. На «Прекрасной Саррии» торопливо поправляли полученные повреждения; «Прекрасная Лони» их счастливо избежала. Когда светило принялось уже явно склоняться к закату, сближаясь с острыми краями прибрежных гор, с «Лони» подали сигнал, что хотят сблизиться и передать пассажира.

Спросили разрешения. Дорант дал согласие, вахтенный офицер кликнул боцмана, тот засвистел в серебряный свисток на особый лад. Послышались команды, крики матросов, редкая ругань. Заскрипели блоки, пропуская натянутые концы ходового такелажа, захлопали паруса, становясь по ветру. «Саррия» стала замедлять ход, и вскоре «Лони» её нагнала.

Было уже довольно свежо, корабли заметно качало. Вставать борт о борт было небезопасно. С «Лони» спустили катер — для гички волнение было великовато. Матросы разобрали вёсла, и катер быстро подошёл к борту «Саррии».

Тут выяснилось, что пассажиров двое: гильдмайстер и ещё кто-то, Доранту не знакомый. Этот довольно легко взобрался по бортовому трапу, было видно, что дело для него привычное. Зато с гильдмайстером случился конфуз: он явно боялся шагнуть с движущегося вверх-вниз борта катера на неширокие ступеньки трапа, закрепленные на движущемся вниз-вверх борту корабля. Пришлось двум матросам ему помогать; они буквально запихнули его на трап и протолкнули вверх, где его подхватили и выдернули за руки на палубу.

Гильдмайстер пошатнулся на качающихся досках, ухватился за ближайший канат и выпрямился. Лицо его было зеленоватым от морской болезни.

— Комес, — обратился он к Доранту, — мы можем поговорить с Его Величеством? Это важно и довольно срочно.

Йорре, у которого некстати разболелась нога, отдыхал в кормовой каюте, уступленной ему Дорантом (а тому — капитаном).

Дорант послал узнать, не спит ли Император, и спросить, может ли он принять посетителей. Тот не возражал, и Дорант проводил гильдмайстера с его спутником к Йорре. Тот полусидел в расстеленной постели, одетый по-домашнему. Гости сделали вид, что так и надо.

— Ваше Императорское Величество, — начал Флоан Ронде, — разрешите представить Вам благородного Рисама из Фломской Ситы, доблестно и честно служившего Вашему венценосному отцу под руководством Светлейшего дуки Санъера, предательски убитого узурпаторами. Он прибыл из Акебара ко мне в Фианго буквально за полчаса до нашего отплытия с поручением и сведениями для Вашего Императорского величества от Мигло Арраса, который возглавляет людей службы Светлейшего в Марке.

Благородный Рисам учтиво склонился перед Императором и произнёс подобающее случаю приветствие.

— Приветствую и вас, ньор. Вы из Фломской Ситы — не родня ли Светлейшему?

— Никак нет, Ваше Императорское Величество, я ему просто земляк. Мы даже не были лично знакомы.

— Давно ли вы в Марке?

— Уж лет пятнадцать, Ваше Императорское Величество.

— С чем вас ко мне прислали?

— Вот, — Рисам выудил из-за пазухи плотный пакет с пятью красно-коричневыми сургучными печатями, — господин Аррас поручил мне доставить.

— Передавал ли он для меня что-то на словах?

— Да, Ваше Императорское Величество. Господин Аррас просил уведомить Ваше Императорское Величество, что он и все его люди в Марке соблюдают верность клятве, которую через Светлейшего дали Вашему венценосному отцу, и что эта клятва в той же мере относится и к Вашему Императорскому Величеству. Он и все его люди готовы в любое время подтвердить её лично Вам, но и без этого будут служить Вам верно и нелицемерно.

Йорре улыбнулся:

— Уверьте при случае господина Арраса, ежели мне не случится сделать это самому прежде, что ни он, ни его люди не пожалеют о том, что хранят верность династии Сеамасов.

Он сунул письмо Доранту, знаком попросив его раскрыть: видно, не хотел крошек сургуча в постели. Дорант вскрыл печати кинжалом, стряхнул на пол крошки, распорол заклеенный пакет и подал Императору.

Йорре вытащил из пакета несколько плотно исписанных красивым канцелярским почерком листов и стал быстро читать, протягивая прочитанные листы Доранту. На них, после неизбежных длинных уверений в преданности и верности, было расписано, где пристать кораблям Императора, чтобы высадить десант без помех, какие подавать сигналы и как опознавать друг друга. Говорилось, что подходить к Акебару лучше всего в тёмное время суток, заранее оповестив голубем. И обещалось, что Императору будет оказано всё возможное содействие, в том числе в пресечении действий сторонников дома Аттоу и споспешествовании действиям сторонников Императора. В довершение указывалось, что таковых сторонников Императора может быть собрано в нужное время в Акебаре до двух тысяч, с оружием, из них не менее трёх сотен хорошо обученных действиям в городе, имеющих опыт со времен последнего бунта.

— Голубей вы привезли? — Спросил Дорант.

Благородный Рисам потупился:

— Было два голубя, — быстрый взгляд исподлобья на Императора, — но сохранить их не удалось, при погрузке на корабль уронили на них тяжёлый сундук.

— И как же мы теперь, — огорчился Император.

— Пусть Ваше Императорское Величество не беспокоится, — вмешался гильдмайстер, — это я беру на себя. Нам только нужно будет высадить моих людей где-нибудь на подходе к Акебару, поближе к любому посёлку, где есть представитель Гильдии. Мы доставим нужные сведения господину Аррасу гильдейской эстафетой. Ньор Рисам уже сообщил мне, куда и как.

— Хорошо, коли так, — согласился Император. — Дальше вы согласуйте действия с комесом Агуирры, он главный по военной части.

И жестом отпустил всех, не исключая Доранта, скривившись от боли.

Жаль, что Асарау не поплыл вместе с ними.

Дорант вышел на шканцы. Прошёл почти час с тех пор, как гильдмайстер высадился на «Саррию». Вахта сменилась, и на шканцах командовал опять капитан Ходэус.

— Дорант, — он обрадовался, увидев своего нанимателя наверху, — на горизонте паруса. Похоже, это гальвийцы догоняют, но я на всякий случай дал команду готовиться к бою.

Что на это можно было ответить? Капитан на корабле главный, его право решать. Если это действительно гальвийцы, то можно только порадоваться: у них меньше ход, чем у «Саррии» и, тем более, «Лони». Если бы корабли Доранта шли как прежде — с каждым часом союзники отставали бы всё больше.

Кстати, одно дело надо было сделать прямо сейчас.

— Иллар, — они давно были на «ты» с Ходэусом, когда не при посторонних, — прикажи-ка поднять императорский штандарт. Нам теперь незачем скрывать, на каком корабле Его Величество. Да, и надо бы ещё сбавить ход. Гальвийцы не так быстры, как мы.

Корабли Доранта замедлились узлов до трёх, чтобы только управляться. И всё равно прошло больше двух часов, пока флагман союзников — толстопузый, тяжёлый, с двумя целыми мачтами из трёх и со свежими заплатами на бортах — сравнялся с «Прекрасной Саррией».

На нём тоже подняли сигнал — имперский, а не гальвийский, из вежливости, — что хотят передать пассажира.

Несмотря на то, что погода ещё посвежела, передача прошла куда успешнее: все трое переданных легко взлетели по трапу.

Дорант ожидал увидеть хорошо уже знакомых напыщенных павлинов с непроизносимыми именами, но на палубу поднялись люди в форме морских офицеров Всеобщей торговой кумпании, из которых он раньше встречал только одного, и то не запомнил его имени.

Этот офицер представился капитаном флагманского трёхпалубника стаунлафером элс Марруо — судя по имени, северянином. Он заговорил на имперском, который знал примерно как Дорант гальвийский. Благодаря тому, что у обоих были какие-то познания в языках друг друга, удалось с грехом пополам объясниться.

Ситуация со стороны союзников была более чем странная: элс Марруо заявил, что из трёх членов делегации Кумпании двое погибли, а третий, визенграб элс Зейсшенсен, тяжело ранен и не может ни прибыть на «Саррию», ни принять имперцев у себя. И что они запросили у того указаний, и тот сказал: делайте, что было сказано раньше. Но теперь, после боя и до прихода в Акебар, нужно всё-таки согласовать, кто, что, когда и как делает. И кто будет главный. Поэтому давайте нам сюда Императора, чтобы это выяснить.

Доранту пришлось снова посылать к Йорре людей, чтобы узнали, может ли он разговаривать с гальвийцами. Шёпотом он попросил передать, чтобы юноша оделся в достойное и сидел в кресле: всё-таки встречать надо не собственных подданных.

Ещё он послал за гильдмайстером и его спутником, которые остались на «Саррии» — и пришлось довольно сложно устраивать их, поскольку пристойных помещений на корабле было не так много. Собственно, именно поэтому господина Ронде и разместили на «Прекрасной Лони», к его неудовольствию и после препирательств. Пришлось даже показывать ту конуру, которая оставалась ещё не занятой на «Саррии», после чего гильдмайстер, скривив рожу, согласился на «Лони».

Теперь он всё-таки оказался в этой конуре, откуда его и вызвали к Императору.

«Саррия» с «Лони» в темноте полуночи, подсвечиваемой молодой луною, входили на ночном приливе в устье Святого Ромерия, имея из парусов только блинд[49], грот[50] и контрбизань, которыми они управлялись: на скорости ниже трёх узлов руль почти не действует.

За каждым из кораблей тянулись на буксире шлюпки, полные гальвийских морских пехотинцев. Дорант выгреб все плавучие средства со всех кораблей, чтобы высадить десант как можно быстрее.

Корабли шли под всеми огнями, подсвечивая имперский флаг и вымпелы кумпании Доранта. Императорский штандарт был снят и спрятан где-то в боцманском хозяйстве.

Им не впервой было входить в порт ночью, так что, по идее, никто не должен был обеспокоиться.

Позади было несколько суток плавания, позади были три совещания, немало задержавших движение, высадка благородного Рисама и двоих людей гильдмайстера в пяти верстах от Кемена (едва не лишившая «Саррию» большого баркаса, потому что каменистый пляж при трёхбальном волнении — не лучшее место для дебаркации[51]), позади была гораздо более благополучная высадка — уже этой ночью — альва с Зарьялом, десятком его людей и сотней гальвийцев, которые должны захватить форт в устье реки.

Уже должны были, что-то сигнала пока нет.

Но нет и стрельбы, значит, их пока не обнаружили.

А вот и сигнал. Отлично!

Было непросто пройти — уже во тьме ночи — бар[52] в устье Святого Ромерия, который каждый день меняет форму. Обычно стараются преодолеть его днём, промеряя глубины лотом. Ночью для этого приходится пускать вперёд шлюпку, чтобы успеть изменить курс, когда на ней обнаружат уменьшение глубин.

Но — прошли.

И вот уже оговорённый с Мигло Аррасом участок порта, с двумя пирсами, способными принять четыре корабля, большими складами и корявой каменной оградой, спускающейся по сторонам участка к воде.

Шлюпки отцепляют буксирные тросы, вёсла негромко опускаются в воду (все гребцы предупреждены: только шлёпни!) — и через несколько минут на пустых пирсах появляются много десятков вооружённых людей. Шлюпки, под парой вёсел каждая, отходят, давая место «Саррии» и «Лони».

Набитые плечо к плечу на боевых палубах кораблей воины гаррани и оставшиеся гальвийцы с облегчением выдыхают и потоком вырываются на пирсы, без остановки продвигаясь дальше, на площадку между складами.

Впереди их — Дорант с командирами гаррани и гальвийской морской пехоты.

Их уже встречает Мигло Аррас — и, узнав Доранта, вздыхает с облегчением.

Построить людей, привычных к командам, недолго. Открываются ворота, и колонны, возглавляемые людьми Арраса, хрустко ступая по разбитым припортовым мостовым, расползаются по спящему городу — каждая к своему месту назначения.

Дорант, Аррас, гильдмайстер и сборная сотня, состоящая пополам из гаррани и гальвийцев, дожидаются Императора, которому подводят смирную кобылу, и тоже выдвигаются — в сторону дворца вице-короля.