Путь Пилигрима

•••
Глава двенадцатая
•••

По пути в ресторан на Шейна неожиданно нахлынули чувства, ввергшие его в депрессию. Он не мог себе вообразить, что его приключение с участниками Сопротивления и Марией так на него подействует.

Сгущающаяся темнота на улицах, по которым он проезжал, еще больше угнетала. У него еще раньше возникла необходимость поговорить с Питером, и Питер, к его удивлению, с готовностью согласился. Он убедил Питера в необходимости выбрать ресторан, который не посещают люди Сопротивления, чтобы избежать опасности быть узнанными. Ясное дело, Питер действовал соответствующим образом. Дорога, по которой ехало такси, привела Шейна в район Лондона, совершенно ему незнакомый. Улицы были заполнены старыми, довольно высокими, стоящими в ряд домами, каменные входные ступеньки их начинались почти от края очень узкого тротуара.

Выпавший немного раньше снег мог бы отчасти скрыть эту неприглядную картину, но к этому времени снег повсюду под ногами либо растаял, либо превратился в черное месиво, что делало округу особенно грязной и унылой.

Шейн поймал себя на том, что примечает явную бедность пешеходов. Образы, возникающие за окном автомобиля, могли принадлежать прошлому столетию - люди были обмотаны и завязаны в тряпки, чтобы не замерзнуть. В сущности, создавалось общее впечатление уныния и нищеты.

Вид этих людей взволновал Шейна и направил его мысли в ту сферу, которой он долгое время избегал. В течение прошедших двух с лишним лет он жил или с алаагами, или в отелях и других учреждениях, которые были по меньшей мере чистыми и гостеприимными. Он постепенно стал забывать пункт одного из указов алаагов о том, что только очень незначительное число людей может жить на одинаковом уровне - как алааги, независимо от звания.

Этот указ позволил несколько улучшить положение живущих в самых ужасных трущобах перенаселенных городов и бедных сельских областях. Но для остальной части населения планеты резко ухудшить условия существования означало поставить людей на грань выживания. Раньше Шейн признавал этот факт умозрительно. Теперь он ощущал его нутром. Даже такси, в котором он ехал, было частной машиной, водитель которой не мог позволить себе жечь бензин для собственных нужд, поэтому использовал машину для дополнительного заработка после окончания постоянной работы.

Правда заключалась в том, что алааги до сих пор не уравновесили доходы. Они немного выровняли их на основе того, что оставалось после обложения их налогом с продукции земного шара. Не только запасы продовольствия и минеральные ресурсы, но и многие другие вещи, в которых люди не находили пользы, регулярно отбирались для нужд алаагов-оккупантов или для доставки на другие планеты, где правили чужаки. Там доставляемое на космических кораблях сырье перерабатывалось в необходимую алаагам продукцию руками туземцев, уже давно находящихся в услужении у алаагов и хорошо обученных. Шейн не имел понятия, какая доля мирового объема продукции уплывала таким образом, но предполагал, что это может быть примерно одна треть.

В теории алааги считали, что совершенно незначительно нарушают общественный уклад и традиции завоеванных зверей. Но практика их оккупации оказалась насмешкой над этой теорией.

Шейн спохватился, спрашивая себя, почему именно сейчас, а не раньше задумался он о порядке вещей под властью алаагов. Ответ возник тут же сам собой - Мария.

Она пришла к нему по собственной воле, и сильнейший эффект ее присутствия рядом с ним заключался в том, что исчезла та защитная оболочка, которой он окружил себя за эти годы, поставив его перед лицом того, что алааги действительно сделали с его планетой.

И теперь осознание им того, что они совершили, заставляло его принимать решения, кажущиеся прямо-таки удивительно сложными.

Его первоначальная идея казалась поначалу такой простой и ясной. Как он знал, люди Сопротивления только и ждали случая поднять восстание. Все, что от него требуется, говорил он себе, это дать им свободу действовать, полностью отдавая себе отчет в том, что такое восстание безнадежно и он сможет использовать его подавление в собственных интересах, то есть обезопасить себя и Марию… и, возможно, одного или двух других, которых следовало бы спасти, вроде Питера.

Мысль о включении Питера и других в число тех, кого ему, возможно, удастся спасти, была одной из тех сложностей, которые, похоже, могут неожиданно возникнуть. Эта мысль на мгновение застопорила ход его рассуждений. Но прежде, чем он смог проанализировать ее, такси подъехало к поребрику.

Машина остановилась. Шейн вышел и заплатил водителю. Ресторанчик, куда его привезли, был расположен в подвальном этаже одного из высоких старых домов; его вывеска представляла собой крашеную доску, освещенную единственной лампочкой, дающей розоватый свет благодаря каким-то ошметкам красного полупрозрачного пластика, которые были склеены вокруг нее в форме глобуса. Он спустился по ступенькам ко входу и вошел в небольшое замызганное помещение, уставленное карточными столами, покрытыми чем-то вроде очень старых скатертей разного цвета. На каждом столе стояла высокая самодельная свеча, причем зажжены были свечи только на занятых столиках. Он едва не споткнулся о стоящую справа грифельную доску, на которой мелом были начертаны два варианта ужина - ягненок с приправой кэрри и пирог с цыпленком. Предлагалось также вино стаканами.

Он знал, что ягненок окажется бараниной, а кэрри подается для того, чтобы скрыть неприятный вкус мяса или остальных частей ужина. В пироге с цыпленком будет очень мало мяса и много наполнителя - муки и воды. «Вино» будет просто вином, какое бы у них ни оказалось под рукой. Белое или красное - этого не оговаривалось.

Оглядев комнату, он увидел Питера, уже сидящего за угловым столиком, изолированным стоящими вокруг пустыми столами от других посетителей. Питер поманил его рукой.

Не нашлось места, где можно было бы оставить плащ и шляпу. Шейн снял их, пока подходил к столу. Он повесит плащ на спинку стула - если только ощутимая прохлада помещения не заставит его надеть его снова, как уже сделали некоторые посетители, чтобы не замерзнуть.

Он подошел к столу Питера. Перед тем стоял большой стакан красного вина, почти полный. Второй стакан вина стоял напротив. Шейн уселся на свободный стул, положив плащ и шляпу на пол между стулом и стеной. Взяв стоящий перед ним стакан, он отхлебнул из него. Вино было ужасным на вкус.

– Давно здесь? - спросил Шейн.

– С того часа, как заведение открылось для ужина,- сказал Питер слегка раздраженным тоном.- Не беспокойся. Я следил за каждым, кто приходил. Не было никого, знакомого мне, так что можно быть уверенным, что здесь нет никого, кто знает меня.

– Отлично,- сказал Шейн. Взяв лежащее перед ним меню, он просмотрел его.- Я возьму ягненка с кэрри. Заказывай.

– Когда сюда доберется официантка,- проворчал Питер.

– Каковы последние сведения о количестве людей, прибывших с континента? - спросил Шейн.

– Восемь,- ответил Питер.- Из Амстердама приехала Анна тен Дринке, из Милана - Джордж Маротта, ты его помнишь, он говорил с тобой по-баскски. Альбер Дезуль из Парижа уже был здесь и Уильям Хернер - так что у нас есть большая четверка.

– Меня удивляют - как ты их назвал - тен Дринке и Маротта.- сказал Шейн.- Амстердам совсем близко, да и Маротта знает меня и знает, что Мария уже здесь. Я полагал, что эти двое будут первыми среди прибывших. Как ты считаешь, их поздний приезд говорит о чем-то?

– Ничего не могу сказать об их соображениях,- ответил Питер.- Некоторые из менее известных личностей могли приехать только ради поездки в Лондон - твой вызов дает хороший повод. Маротта и тен Дринке не нуждаются в поводах. Так же как и Дезуль и Хернер, так что, возможно, они смогли оторваться от обычных дел только на короткое время.

– Понимаю,- сказал Шейн.

– Между тем,- продолжал Питер,- они начинают выказывать естественное нетерпение в ожидании встречи с тобой. Я рассказал им о новом проекте Губернаторского Блока и твоем участии в нем и дал понять, что тебе нелегко освободиться хотя бы на время и что именно этот факт не позволяет тебе встретиться с ними. Но они все равно беспокоятся.

– Мы можем встретиться завтра после полудня…- Шейн замолчал, когда мимо их стола прошла грузная официантка средних лет.- По сути дела, очень важно, чтобы мы встретились завтра. Но они смогут только увидеть меня, а поговорить - лишь вечером.

Питер в упор смотрел на него через стол в сумрачном освещении.

– Что ты имеешь в виду?

– А то, что днем я собираюсь устроить для них шоу на публике, и я хочу, чтобы ты позаботился, чтобы они были там. Но они не должны делать никаких попыток приблизиться ко мне или заговорить со мной там.

– Понятно,- сказал Питер,- и тебе, конечно, понадобится наша помощь для проведения этого шоу?

Шейн взглянул на него через стол и увидел перед собой совершенно бесстрастное лицо с немигающим взглядом.

– Верно,- мягко произнес он.- Здесь что-то не так?

– Может статься,- ответил Питер,- Здесь не Дания и не Милан. Это моя земля; и то, что ты делаешь здесь, прямо касается меня. Ты сказал, что хочешь встретиться за ужином, чтобы поговорить о чем-то. Вот мы здесь. А теперь моя очередь говорить с тобой, как я и предупреждал.

Шейн с минуту изучал сидящего напротив. В Питере было нечто, чего он не замечал раньше, а если и замечал, то не придал особого значения.

– Твоя очередь? - переспросил он.- Хорошо. Валяй.

– Так и сделаю,- сказал Питер.- Я знаю, что представляет собой каждый из людей, которых ты видел тогда в первый раз на совещании, я знаю, почему каждый из них попал в Сопротивление. Нет ни одного, кто не потерял кого-то из близких по вине пришельцев - убитых чужаками или людскими войсками или же погибших из-за каких-то нововведений нынешнего режима. Так ответь мне на такой вопрос. У тебя много личной свободы, денег и есть почти все, чего можно пожелать - при такой-то ситуации. Насколько мне известно, у тебя нет родственников или друзей помимо твоих коллег, работающих на пришельцев. Так скажи мне, что именно заставило тебя нарисовать знак Пилигрима, в тот первый раз, на стене в Дании?

Шейн уставился на него. Вопрос требовал такого сложного ответа, что он не знал, с чего начать. В конце концов он попытался объяснить.

– У алаагов есть для этого слово,- начал он.- Yowaragh.

– Eeyah… что? - переспросил Питер.

– Не пытайся произнести его,- сказал Шейн.- Это одно из самых сложных слов для людского произношения. Оно обозначает зверя, внезапно теряющего рассудок и пытающегося совершить абсолютно бессмысленное нападение на алаага.

Питер посмотрел на него, прищурив глаза.

– И ты это делал?

– Нет, нет,- Шейн покачал головой.- Не я. Помнишь датчанина, о котором я вам рассказывал, после того как вы, так сказать, эскортировали меня на вашу явочную квартиру в Милане? Того самого, который напал на алаага, случайно убившего его жену?

– Помню,- сказал Питер.- Но все же не понимаю, какое это имеет отношение к тому, что ты к нам присоединился.

Шейн рассказывал тогда, на первой встрече в Милане, о казни на площади, которую его заставили наблюдать, о том, как напился в таверне и подвергся на улице нападению бродяг, но ничего не рассказал про бабочку.

Сейчас он пытался объяснить Питеру, почему алааги считали, что должны публично казнить того человека на пиках, как не собирались терпеть никакого неповиновения. И он пытался рассказать о постоянном напряжении, которое испытывает, живя рядом с ними все время и зная, насколько они бескомпромиссны в своих правилах и законах, даже когда дело касается собственных детей. Он рассказал Питеру об алааге-отце, сурово напоминающем сыну о его ответственности за смерть двух ценных зверей. И о том, как сын защищал себя, говоря, что это несчастный случай, что он просто пытался спасти женщину из-под копыт ездового животного, и как отец высмеивал все оправдания. Он снова попытался разъяснить термин «yowaragh», то помешательство, которое находило на него по временам и вызывало у него желание махать кулаками, не думая о последствиях.

– Там была…- Шейн замолчал. Слова давались ему с трудом.- Была весна,- продолжал он.- Там на ветке дерева была бабочка, только что родившаяся из куколки. Ты ведь знаешь, что алааги уничтожили всех насекомых и диких зверей в городах? Эти двое алаагов не видели бабочку; и вот… тебе это покажется бессмысленным, но мне почудилось, что если у бабочки достанет сил расправить крылышки и улететь, то мы получим жизнь - пусть даже всего лишь жизнь бабочки - за две жизни, только что отнятые у нас. Я знаю, это выглядит смешным…

Питер как-то странно смотрел на него.

– Не важно,- сказал он.-Продолжай.

– Итак, я сконцентрировался на бабочке. Не сводил с нее глаз. И она улетела. Человек умер. Тогда всем людям, которым было приказано стоять и наблюдать, разрешили уйти; и я нашел неподалеку таверну. Бармен продал мне нелегальной самогонки. Я немного захмелел, все еще находясь под впечатлением только что увиденного. Вышел из бара, и тут на меня налетели трое бродяг, чтобы ограбить. Я отбивался своим посохом - и убил двоих из них, считая себя великим воином, пока не увидел, что они оба - кожа да кости - несчастные и голодные.

Он остановился.

– Продолжай,- сказал Питер.

– На обратном пути мне снова надо было пересечь площадь. Там не было никого, кроме мертвого человека и его жены. Я должен был что-то сделать - это был «yowaragh», как говорят алааги. Единственное, что пришло мне в голову,- это выразить свой протест так, чтобы увидели люди - оставить какой-то знак, чтобы сказать, пусть даже только себе, что они могли убить мужчину и женщину, но бабочка жива. Что-то живое… вот и все, что я хотел сказать.

Он замолчал, Питер тоже молчал долгих две минуты.

– Итак,- наконец произнес он,- ты ничего не предпринимал в отношении алаагов до поездки в Милан, когда мы тебя похитили.

– Я видел Марию через одно из тех видовых окон, которые есть в их офисах. Она просто ждала… Это было повторение Аалборга. Я подумал - только бы сделать так, чтобы она осталась в живых, спасти одну жизнь. Нечто похожее на то, что было с бабочкой…

Он умолк.

– Что ж,- произнес Питер через некоторое время. Он смотрел вдаль отсутствующим взглядом, потом перевел взгляд на Шейна.- Это отвечает на мой вопрос.

Шейн глубоко вздохнул и отпил немного отвратительного вина.

– Я рад,- сказал он.

– Я тоже,- откликнулся Питер.

– А теперь,- сказал Шейн, собираясь с духом,- теперь, когда я рассказал тебе все о себе, как насчет того, чтобы ты рассказал мне о себе? Я ничего о тебе не знаю. Кто ты, чем занимаешься? Твоя очередь.

– Я солиситор,- сказал Питер, задумчиво уставившись на свой бокал с вином. Потом поднес его к губам, но, едва пригубив, быстро поставил на место.

– Адвокат?

Питер открыл рот, чтобы ответить, и закрыл опять при виде приближающейся к ним грузной официантки средних лет, на блестевший от пота лоб которой свисала прядь волос. Она подошла к их столу, чтобы принять заказ.

– Одна из разновидностей адвокатов,- сказал он, когда официантка ушла.- Ты ведь знаешь, есть барристеры, которые фактически появляются в суде, и солиситоры…

– Знаю, конечно, извини,- сказал Шейн.- Это не самое главное. Продолжай о себе.

– В общем-то, обо мне больше ничего.- Питер нахмурился, опустив глаза на скатерть, на которой чертил какие-то линии зубцами вилки.- У меня есть небольшой независимый доход, но я стараюсь приходить в офис довольно регулярно, чтобы производить на чужаков и полицию впечатление занятого человека.

– Почему ты в Сопротивлении? - прямо спросил Шейн.

– Понимаешь, выбор-то невелик,- ответил Питер.- Не могу сказать, что я и мое ближайшее окружение пострадали непосредственно от чужаков. Хотя в результате их оккупации умерли мои отец и мать. Видишь ли, они были старыми людьми. Я - их единственный ребенок, и притом поздний. У них начались всякие неполадки со здоровьем; и то, как они жили после прихода чужаков, очень тяжело сказалось на отце. Он умер примерно через год после начала оккупации, а мать - через полгода после него. Но не могу сказать, чтобы я жаждал мести и все такое.

– Да? - Шейн взглянул на него. Питер все еще не спускал глаз с фигур, которые чертил на скатерти.- Что же в таком случае сделало из тебя борца против алаагов?

Питер поднял глаза и прямо посмотрел на Шейна.

– Полагаю, можно назвать это своего рода долгом,- отвечал он.- Как я уже говорил, это моя земля. По сути дела, это моя планета. Если приходит вор и разбивает в твоем доме бивак, ты ведь что-то предпринимаешь, верно? Не сидишь сложа руки, позволяя ему пользоваться твоим серебром и опустошать холодильник. Ты сделаешь все, что требуется, чтобы отделаться от него.

– Даже принимая во внимание то, что алааги сделают с тобой, когда схватят?

– Если не возражаешь, скорее «если», чем «когда»,- заметил Питер.- Разумеется. Сделаешь то, что необходимо. Иначе жизнь потеряет смысл.

Шейн посмотрел на линии, начертанные на скатерти, не находя, что ответить. Питер, заметив, что тот не отрывает глаз от зубцов вилки, положил ее на место.

– Думаю, у каждого есть свои соображения,- произнес он с неожиданной мягкостью.

Шейн покачал головой.

– Полагаю, как бы то ни было, ничего нам с собой не поделать,- сказал он.- Ну, рассказать тебе, что я надумал продемонстрировать гостям с континента?

– Расскажи. Что же это?

– Я хочу, чтобы ты их расставил в разных местах, по одному, неподалеку от здания Парламента - так, чтобы им был хорошо виден Биг-Бен - завтра, сразу после полудня. Здание Парламента всегда объезжает дежурный алааг на ездовом животном…

– Знаю,- прервал его Питер.

– Знаю, что знаешь,- откликнулся Шейн.- Я пытаюсь тебе кое-что рассказать. Послушай, пожалуйста. Он объезжает здание от поста к посту, ненадолго останавливаясь, и затем движется дальше. Обычно он останавливается прямо напротив часовой башни в полдень или чуть позже. Скажи своим людям, что, когда они увидят, что он доехал до поста и встал, пусть начинают следить за циферблатом Биг-Бена. Возможно, придется подождать несколько минут, прежде чем они что-то увидят, но важно не сводить глаз с циферблата, или они пропустят то, что я хочу им показать.

– И что же они увидят? - спросил Питер.

– Дай я сначала закончу и скажу, что мне потребуется,- произнес Шейн.- Так вот, хочу, чтобы ты лично…- Он прервался, когда официантка снова подошла к их столику, на этот раз с полными тарелками. Он подождал, пока она уйдет, потом продолжал говорить.-…Мне понадобится, чтобы ты находился поблизости, примерно в двадцати ярдах позади верхового алаага. Твоя машина должна быть припаркована или курсировать неподалеку, чтобы я смог вскочить в нее сразу. Это ведь не сложно устроить, правда?

– Да,- согласился Питер.- Продолжай. Для чего все это?

– Спектакль для гостей, как я сказал. Чтобы они не сомневались в честных намерениях Пилигрима,- продолжал Шейн.- Большинство из них, вероятно, сильно сомневаются.

– Это точно,- сказал Питер.

– Да, конечно. Все это должно положить конец их колебаниям. У меня нет времени ходить вокруг да около, убеждая каждого в отдельности. Позволь мне продолжить - я хочу, чтобы ты был рядом, готовый проводить меня к автомобилю или к месту, откуда меня смогут забрать. Наши гости, наблюдающие за всем, должны постараться выбраться оттуда и встретиться с нами позже. Им следует дать указания по поводу того, что делать и куда идти. На мне будет, разумеется, костюм Пилигрима с опущенным на лоб капюшоном - точно так же, как и вечером того же дня, когда я встречусь с ними. Полагаю, ты предупредил их о том, что мне необходимо сохранять анонимность, и они не возражают?

Питер кивнул.

– Хорошо,- сказал он.- А теперь - только больше без глупостей - что ты собираешься делать?

Шейн глубоко вздохнул.

– Поставить символ Пилигрима на часах Биг-Бена,- ответил он,- когда рядом будет находиться дежурный алааг - и уйти у него из-под носа на глазах у наших друзей.