Путь в революцию. Воспоминания старой большевички.

ОЛЯ — ПОЧТАЛЬОН

Правила «предварилки» допускали обычную переписку между арестованным и его близкими родственниками. Но в ней нельзя было ничего сообщить о том, как на воле идет партийная работа, в каком положении товарищи. Поэтому я завела с Лепешинским еще и тайную переписку. Делалось это очень просто.

На свидание я шла вместе с Олей. На ней всегда в этом случае было либо платьице с кармашками, либо передник. Я заранее клала ей в кармашек записку, муж брал девочку на руки, незаметно доставал записку и в другой кармашек засовывал свою. «Почта» действовала вполне исправно.

Но вот что однажды произошло.

На одном из очередных свиданий Лепешинский, как обычно, усадил к себе на колени Олю. Но не успел он взять из кармашка мою записку, как Оля сама нащупала ее, вытащила и спросила удивленно:

— Мамочка, что это?

— Ах, это?.. Это я купила тебе подарок на рождество, — небрежно ответила я и быстро выхватила из ее пальцев записку.

Жандарм, сидевший в углу, беспокойно задвигался, но ничего не произнес. Мы продолжали разговаривать с мужем. Наступила минута расставания. Пантелеймон Николаевич постарался незаметно вложить в кармашек Оли свою записку. Но на этот раз нам положительно не везло. Дочка вытащила и эту бумажку. И снова мне пришлось выхватить ее. Во второй раз этот маневр незамеченным не остался. Жандарм встал и потребовал:

— Сударыня, попрошу передать то, что вы взяли у вашей дочери.

Я отказалась это сделать. Он настаивал на своем. Мы начали говорить друг другу резкости.

— Сударыня, отдайте пакетик, или мне придется отобрать его у вас силой!

— Ого! Попытайтесь! Я не арестованная!

— Так будете арестованы!

Лепешинский, видя, что дело принимает нежелательный оборот, просит меня уступить и отдать обе записки (в них и в самом деле не было ничего особенного); но тут уж было дело принципа, и я ни за что не хотела уступать.

Раздался свисток. На вызов дежурного жандарма вбежали еще двое. Он приказал увести арестованного в камеру. Пантелеймон Николаевич тревожно кивнул мне и молча покинул комнату свиданий.

— Ну-с, а теперь я вас обыщу, — с ехидным вызовом проговорил жандарм.

— Попробуйте, — угрожающе ответила я, — попробуйте только до меня дотронуться! Я тут всех на ноги подниму!

Взбешенный невозможностью что-либо предпринять и моим упорством, он грубо выругался и приказал мне убираться. Я ушла, унося с собой обе записки, но кончилось это тем, что мы на месяц были лишены свиданий. Олина «почта» подвела…