Досадно было лишиться возможности видеться с мужем дважды в неделю. Больше всего страдал от этого он. Мне тосковать было некогда. Я продолжала принимать посильное участие в подпольной партийной работе. Моя старая, еще по Рождественским курсам, подруга Лида Бархатова активно участвовала в деятельности петербургской партийной организации. Я держала с нею связь и получала кое-какие поручения.
Когда я рассказала ей о своей стычке с жандармом, она расхохоталась:
— Ну, так тебе и надо. Не упрямься!.. — Помолчав, добавила: — Помоги мне вот в каком деле. Нужно провести нелегальное собрание, а подходящей для этого квартиры нет. Попробуй найти, а?
Подумав, я вспомнила, что в Петербурге живет другая моя старая подружка — Саша Баранова. Я разыскала ее, мы тепло встретились, и я сообщила о своем деле. Раздумывала она недолго и тут же дала согласие на устройство в ее квартире нелегального собрания.
В назначенный день и час извещенные заранее люди собрались в квартире Барановой. Решила и я пойти. Уже невдалеке от дома, где она жила, я вдруг была остановлена каким-то человеком. Оказался он моим знакомым и тут же предупредил:
— Не ходите к Барановой… Нагрянула полиция и всех забрала. Видно, попался к нам провокатор.
— А Саша?.. И она тоже? — с тревогой спросила я.
— И Саша, — мрачно сказал он. — Еще не известно, как она себя на допросе поведет… Хоть она и ваша подруга, Ольга Борисовна, — добавил он, — а скажу: разные подруги-то бывают. Осторожность нужна…
Но Саша Баранова и на этот раз оказалась именно такой, какой я ее всегда знала: честной, прямой, мужественной. На допросе она себя держала с большим достоинством, не выдала никого и всю ответственность за проведение нелегального собрания взяла на себя.
Медленно тянулся месяц, в течение которого я была лишена права встречаться с Лепешинским. Для меня было большим облегчением узнать, что Пантелеймон Николаевич отделался пустячным наказанием. Во всяком случае, настроение у него было бодрым и уверенным. Он прислал мне по почте письмо, написанное стихами. В нем он эпизод с жандармом юмористически объяснял влиянием весны (это произошло как раз накануне первого мая) и обвинил во всем… солнце. Письмо так и заканчивалось:
Не ищите супостата —
Солнце, солнце виновато…