Пьесы молодых драматургов

О л ь г а.

А н я — ее младшая сестра.

С т а р и к — их отец.

М а р к — муж Ольги.

К у л и к о в.

С т а р у х а.

Д в е д е в о ч к и — дочери Куликова.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Большой деревянный дом, огороженный забором, скамейка. Глубокая ночь. Сквозь темноту продирается ч е л о в е к. Он обо что-то спотыкается, падает.

С т а р и к. Черт! Черт! Черт!

Бешено залаяла собака.

Проклятье! (Ищет, чем бы запустить в пса.)

С т а р у х а. Молчи, Пиратка, свой, свой… Человек…

С т а р и к (пугается). О черт!.. Кто здесь?

С т а р у х а. Не призывай чертей на свою голову, старичок, после не расквитаешься.

С т а р и к (нащупывает фонариком фигуру старухи). Тьфу, ведьма киевская, напугала! Колода трухлявая, аж в пот кинуло!

С т а р у х а. Что ж ты ругаешься, старичок? От тебя уж землей пахнет, а ты ругаешься. О душе надо подумать.

С т а р и к. Какой я тебе старичок? Аль ослепла совсем? (Передразнивает.) «Землей пахнет»… Это еще надо поглядеть, от кого пахнет, а от кого, может, уже и смердит. Я тебе, бабка, может, еще во внуки сгожусь.

Снова залаяла собака, зло, рвясь с цепи.

Вот холера, чего это она?

С т а р у х а. Волчиха… Чует…

С т а р и к (презрительно). «Волчиха»!.. Вот как стрельну счас! (Строго.) Зачем держишь? Сколь волка ни корми…

С т а р у х а. Верно, старичок, верно…

С т а р и к. Ты мне брось, слышь, бабка? Не старичок я! Я еще в соку, жениться могу, ясно? А против тебя так и совсем орел… Ну ладно, бабуся, я с тобой ругаться не намерен, грех на душу брать, того и гляди — рассыплешься. Ты мне вот что скажи. Заплутал я у вас тут малость. Дочку я ищу, вот и адресок есть. Дак черта лысого где теперь искать. Темень — глаз выколи. Часа два по закоулкам вашим шлындаю, сапоги рву. Дочь-то — Золотарева Анна, не слыхала?

С т а р у х а. Как не слыхать? В деревне кажен человек на виду.

С т а р и к. Ой, бабка, а не врешь? Куда идти-то теперь?

С т а р у х а. А никуда, старичок, не надо ходить. Пришел уже.

С т а р и к. Но-но, ты, бабка, это, не того, не путай!.. Анна! Золотарева Анна!.. Вот и адресок есть. (Мнет бумажку.) Улица Красных партизан, тринадцать.

С т а р у х а. Он и есть, тринадцать. Анюта твоя у меня живет.

С т а р и к (свистит, приседает, бормочет). Ах ты… ах ты, мать честная. (Растерян.) Ну ведьма… ведьма киевская и есть… Стало, дочь моя у тебя на квартире?.. Ну и что она… того, этого… как?

С т а р у х а. А ничего. Девка хорошая, смирная. Клубом у нас заведует. После училища культурного прислали. Ничего живет, смирно.

С т а р и к. Смирная!.. Это уж точно, ой смирная!.. Бывало… Ну да что вспоминать!.. Ой, старуня!.. (Закуривает «Беломор».) Руки-то у меня чегой-то дрожат… Восемь лет (всхлипывает) кровинушку свою родную не видывал, не слыхивал, по головушке не глаживал… Греховодник я, старуня. Ой, грех на мне великий, за детушек моих грех… Каяться я, старуня, приехал.

С т а р у х а. Дело хорошее, старичок.

С т а р и к. Что ж Анна (шмыгнул носом), вспоминала меня когда?

С т а р у х а. Вспоминала.

С т а р и к. Добром ли?

С т а р у х а. А худого от нее ни о ком не слыхала, не буду врать, от нее, от Анны… Зато сестрица ее старшая…

С т а р и к (ахнул). Ольга?

С т а р у х а. Ольга.

С т а р и к (задохнулся). Здесь она? Здесь?!

С т а р у х а. Вторую неделю гостит.

С т а р и к (со стоном опускается на землю). Убила!.. Убила!.. Зарезала без ножа!

С т а р у х а. Что ты, что ты, старик, другой дочери аль не рад?

С т а р и к (со слезами). «Дочери»!.. Дочери, говоришь, старуня?! Разве она дочь?.. Волчица она, прости господи, как есть волчица. Сколько она кровушки моей попила, господи! Отца! Отца родного низвергла, бросила, в грязь втоптала! За что? За что?.. Ну попивал, попивал, было… Все мы человеки, люди, старунь!.. Бывало, и бивал ее, а как же? Свое дите, учить уму-разуму надо, ну?.. Матери-то, матери-то мы рано лишились, осиротели… Можно сказать, с того и пить начал, с тремя остался, вдовец… Без бабы-то оно тоже не того, а?.. Дак ты не суди, не суди, ты понимание имей!.. Да не тогда, не тогда! Тогда я ихнего понимания и не требовал! Я сейчас прошу: старость мою уважь! Болезнь мою уважь! Жизнь мою одинокую, собачью!.. (Всхлипывает.) Волчица она!.. Хоть бы одно письмо!.. Одно! И младших от меня отворотила! А я… разве я зверь? У меня об них душа изболелась. Младшая, Анька, нет-нет да и напишет отцу, а то к праздничку и гостинец пришлет, сердце у нее золотое, матернее. А Колька — тот не-ет! У, змий! Ольга его изгундешила, холера, назло мне на сверхсрочную остался, только б домой не ехать! Отреклись они от меня, старуня, как есть, ироды, отреклись!

С т а р у х а. Ты, старичок, коли каяться приехал — кайся. Злобу из сердца вон. Бог даст, и помиришься с дочкой.

С т а р и к. Нет, бабулечка, видно, мне одна дорога отсюдова: скатертью, скатертью да колбаской… Али, думаешь, Олька моя седины отцовские пожалеет? И-и!.. Накось, выкуси! Она теперь меня со свету сживет! Съест меня всего с потрохами, косточки обгложет да по лесу раскидает, вот как! Ох ты, горе горькое, горемычное, сиротское…

С т а р у х а. Бедный ты, бедный, как же ты им насолил, бедный, что от родной дочери, как от немца, бежишь.

С т а р и к. Я от немца, старуня, не бегал. У меня на Девятое пиджачок весь от медалей блестит. Так-то!.. Пойду я, однако, старуня. Покантуюсь пока где. Олька-то не сказала, когда уедет?

С т а р у х а. Не спрашивала, не буду врать, не скажу. А только уходить тебе некуда, старичок.

С т а р и к. Верно, бабулечка. Уж как верно, прямо не в бровь, а в глаз. Некуда мне… Я ведь это… (Стукнул чемоданом.) Насовсем прибыл.

С т а р у х а. Вот и ладно, господь с тобой, оставайся.

С т а р и к. Дак, старунечка…

Старуха, Пойдем, старичок, пойдем, не бойся. Дом большой, места и тебе хватит.

С т а р и к. Да мне в сенцах, в сенцах, благодетельница, в сараюшке какой. Я ведь хошь и на шахте всю жизнь, а деревенский малец. Я до войны и в стожках ночевывал, не вредный… Мне б только на глаза ей, Ольке… поменьше б на глаза…

Уходят.

Комната Ани. Раннее утро следующего дня. Сестры только что встали. О л ь г а, нечесаная, в халате.

О л ь г а (кричит). Если этот… старый потаскун!.. Этот маразматик! Этот гороховый шут!.. Пьяница!.. Не уберется сегодня же прочь!..

А н я. Оля, тише!..

О л ь г а. Я его вышвырну вон! Своими руками — вон! Чтобы духу его — слышишь? — чтобы духу его здесь!.. (Задохнулась.)

А н я. Оля, умоляю, Оля!..

О л ь г а. О свинство! Свинство!.. Где он? Где этот паршивый развратник? Что он прячется? Пусть войдет — я плюну в его поганую рожу!

А н я. Он наш отец, Оля!

О л ь г а. Что ты заладила как попугай: отец!.. Я не знаю, что такое отец! Что ты имеешь в виду? Объясни! Кого?.. Через три месяца после смерти мамы он бросил нас! Бросил!.. Тебе был год! Коле — три! В десять лет я стала для вас и отцом и матерью! Я стирала ваши штаны, варила каши и водила в ясли, я, десятилетняя девчонка, которой самой еще хотелось поиграть в куклы!.. А этот, как ты его называешь, отец!..

А н я. Оля… папа… он очень болен… Он не проживет долго…

О л ь г а (смеется). О, лицемер! Он уже успел запудрить тебе мозги. Не беспокойся за папу, детка, он еще сумеет нарожать нам кучу братьев!

А н я. Оля, у папы… силикоз.

О л ь г а. Силикоз… Откуда ты знаешь про силикоз!

А н я. Знаю. Я видела его носовой платок. Черные пятна…

О л ь г а. Замолчи! Он мог нарочно вымазать его в саже! Чтобы разжалобить нас, этот грязный шут способен на все! Всю жизнь он был шутом и развратником! (Пауза.) Что ж, видно, эта его буфетчица, эта воровка, обобрала его до нитки, раз он притащился сюда подыхать. Вспомнил наконец, что у него есть дочери и он может потребовать теперь с них алименты!

А н я. Оля, я все понимаю… и я… не осуждаю тебя, но…

О л ь г а. Меня?.. Что ты сказала?.. Ты не осуждаешь меня?! За то, что я вынянчила тебя и тебя не отдали в Дом ребенка? (Закрыла лицо руками.) Ты все забыла. Все. Ты даже забыла, как он приходил бить меня. Регулярно. В аванс и в получку. В аванс и в получку!

А н я (плачет). Оля, я не виновата, Оля! Я не виновата, что на десять лет младше и не помню всех этих ужасов, ну прости меня, я не виновата!.. Он приезжал к нам с Колей на праздники и всегда улыбался, и казался таким несчастным, жалким, и привозил нам какие-то конфеты, пряники, а мы радовались, потому что к другим детям вообще никто не приезжал!.. Оля, я не виновата, я не могу его ненавидеть. Ну прости меня, ну прости меня! Ты скоро уедешь, у тебя семья, муж. Ну потерпи немножечко, Оля!.. Я же здесь одна… я всю жизнь одна!.. Я с ума схожу… Я тебе не говорила, тут есть один человек… шофер… Куликов… Ему сорок лет почти, Оля! У него жена умерла… две девочки… Я с ним целоваться хожу… по ночам. Пусть он останется, Оля! Пожалей нас! Ты же красивая, добрая! Ты же все равно скоро уедешь!

О л ь г а (медленно). А если… нет?

А н я. Что?

О л ь г а. Если я приехала к тебе навсегда?

Пауза.

А н я. Как — навсегда?.. (Пауза.) Я не понимаю.

О л ь г а. Если я приехала к тебе навсегда и тебе придется выбирать между нами… Кого ты выберешь, Аня?

А н я. Оля, зачем?.. Зачем я должна выбирать?.. Пожалуйста, живи сколько хочешь… Живите оба!.. (Пауза.) А вы… разве вы… разошлись?

Пауза.

О л ь г а. Так… Значит, ты выбираешь его?

А н я. Да нет.

О л ь г а. Нет? Нет?

А н я. Зачем ты меня мучаешь, Оля? Я не хочу… Это жестоко.

О л ь г а. Ах, жестоко!.. Ну что ж, раз так, жалей его благородные седины!.. Примерная дочь примерного отца!.. Быть может, он еще раз принесет тебе кулек дешевых конфет!.. А то, что он растоптал мою жизнь!.. То, что я раздавлена! Раздавлена!.. Это ничего!.. Ничего!.. Туда мне и дорога!.. Хорошо, я уйду! Я уйду! Раз вы все меня гоните, я уйду!.. (Бросается к чемодану, зашвыривает вещи.) Господи, куда же мне идти?.. Нет пристанища! Нет пристанища! (Обессиленная, приваливается к чемодану.) Я не уеду! Слышишь?.. Я никуда не уеду!.. И ты не посмеешь!.. Если ты посмеешь меня… за то, что я для тебя… я… я тебя прокляну!

А н я. Оля, что ты говоришь, Оля!

О л ь г а. Я тебе расскажу! Да, да, я тебе все расскажу! Все! И ты поймешь, ты увидишь, что меня нельзя, что мне некуда… ты не посмеешь меня выгнать!

А н я. Не надо, успокойся. Я все знаю. Потом, потом!

О л ь г а. Нет, ты ничего не знаешь! Сейчас! Сейчас! Слушай! (Держит ее за руки.) Слушай!.. Я закончила восемь классов и уехала в Ленинград… Вы уже были в интернате… Первые дни — как в тумане. Блаженный сон. Одна! На свободе! Душа моя Аня… знаешь ли ты, что у нас есть душа? Душа моя, как птица, вырвавшаяся из клетки, ах, да что!.. Я приехала, я ничего не знала, Аня! Я поступила в первое же попавшееся ПТУ, мне же было все равно, все равно, господи! Главное, одна! Главное, на свободе!.. Я поступила в строительное ПТУ, но это все равно, все равно, я хотела учиться дальше, понимаешь? Поступить в университет! И я училась, я старалась, Аня!.. Мы жили в общежитии, по четыре девочки в комнате, и некоторые, понимаешь… к некоторым уже приходили на ночь… ребята… И тогда мы уходили в другие комнаты, но иногда, иногда оставались тут же, потому что… некуда было… ну не будешь же каждый раз бегать. И вот однажды… они устроили на нас облаву… И всех, у кого в комнате нашли парней… нас всех выгнали!

Пауза.

А н я. Но ведь к тебе…

О л ь г а. Разумеется, нет!.. Но выгнали всех.

Пауза.

А н я. И куда ж ты потом?..

О л ь г а. Потом… потом я пошла на стройку. Потому что там давали общежитие и лимит. Закончила вечернюю школу и стала поступать в университет. (Пауза.) Я поступала пять лет и всегда проваливалась. Я не была тупой, Аня, но… очевидно, я просто рано выдохлась… еще не начав жить… Работать по восемь часов на улице, а потом в общежитии все вечера слушать идиотскую болтовню о свиданиях и абортах… Конечно, некоторым удавалось перескочить… Но я… я быстро устала. Хотелось своего угла. До страсти. До отчаяния. Я сходила с ума! Я бы душу свою продала, только бы получить свой угол!.. И тут мне повезло… раз в жизни. Я как раз поступила в тот год в сельскохозяйственный… не перебивай, не спрашивай, какая разница, зачем?! И тут вдруг подвернулся один тип, который согласился жениться на мне. За две тысячи.

А н я. Как это — за две тысячи?..

О л ь г а. Фиктивно.

А н я. Это значит…

О л ь г а (раздраженно). Да, да! Это значит! А что мне оставалось делать? Я же тебе говорю, что мне еще повезло! Я же тебе обрисовала картину, господи!

А н я. Но что же ты ничего не написала?

О л ь г а (кричит). Что? Что? Кому? Кому я могла написать? Что ты могла сделать? Кто мог мне помочь? Этот… этот негодяй, который лишил меня… всего?! (Пауза. Спокойно.) Короче, я получила прописку, но мне по-прежнему было негде жить. И через год я обязана была вернуть ему две тысячи.

А н я. Где же ты взяла?..

О л ь г а. Нигде! Нигде! Какая ты тупая, Аня! Разве я думала в тот момент, откуда я возьму эти деньги?.. Наверно, я надеялась на чудо. (Рассмеялась.) И чудо произошло! (Возбужденно.) Он спас меня, Аня! Он! Мой кумир! Мой бог! Мой единственный мужчина! Мой повелитель! Мой муж! Все принимаю! Все из рук его — и горе, страданье, — все принимаю, все благо! На коленях буду бога благодарить вечно, вечно! За то, что послал мне! Раба его, слышишь? Вечная раба его — и тем счастлива! Не понимаешь!

А н я. Понимаю…

О л ь г а. Понимаешь? Понимаешь, Аня?.. (Пауза.) Мы заплатили ему за все. У Марка были какие-то деньги, заняли… Мы отдали ему все! Я получила развод и вышла замуж за Марка.

Пауза.

А н я. А он… тоже тебя любит?..

О л ь г а. Кто? Марк?.. Он меня ненавидит. Что ты так смотришь? Он меня ненавидит, Аня… Он и себя ненавидит. Он потому, может, и женился на мне, чтобы уж все плохо, совсем. Назло себе женился. (Пауза.) Он ведь меня сначала пожалел… А потом увидел, что я, как собачка, ноги ему целовать готова, так и вовсе… запрезирал. (Пауза.) Я ведь для него кто? Провинциалка бездомная. Люмпен. Бродяжка с сомнительной биографией. Я ведь у него, Аня, сразу ночевать осталась. В первую же ночь. Он тогда еще с матерью жил. Утром встать в туалет не могу. Матери его стыдно. Она, правда, тактичная, сразу к себе ушла. Но возненавидела меня страшно. За шлюху, наверное, приняла. Да и он, наверное, тоже… А разве я не шлюха, Аня? Разве я не шлюха? Раз нет у меня своего дома? Раз я всю жизнь… шляюсь по чужим домам?!! (Пауза.) А вот я тебе и соврала. Любил он меня! Любил! И понимал, что не пара ему, что не должен любить-то меня, а любил! Умирал… в постели! Я же… я же это понимаю, Аня!.. (Пауза.) Квартиру с матерью разменял. Она его слушается, боится, слова поперек не скажет. Хоть и ненавидела меня, а квартиру-то разменяла! Сына потерять побоялась, он ведь упрямый, Аня, ему перечить нельзя!.. А только разве могли мы ужиться с ним в одной комнате?! Господи, Аня, да что же это! Да разве человек — зверь, чтобы засадить его в десятиметровую клетку с самкой и держать их там, пока не перегрызут друг другу глотки!.. Ох, нельзя нам с ним было в одной комнате, Аня, нельзя!.. Ведь он привык быть один, читать, думать… А тут целыми днями вечно кто-то мельтешит перед глазами. О, если бы ты видела, какие у него бывали иногда глаза! Они натыкались на меня словно на какую-то старую, никому не нужную вещь и будто спрашивали: как? неужели мы это не выбросили еще на помойку?.. (Пауза.) Я старалась меньше бывать дома, уходила к подругам, но это мало помогало… Однажды он не пришел ночевать, и я устроила ему сцену… Такую гадкую, отвратительную сцену… и тогда он сказал… чтобы я оставила его наконец в покое и убиралась из его дома прочь. ИЗ ЕГО ДОМА?!! Ты слышишь? Самое убийственное, что о н мог мне сказать, мне, бездомной, чтобы я убиралась из его дома прочь!.. Значит, это был не мой, не наш дом, а только его! Его!.. Я же по-прежнему оставалась бездомной собакой, которую лишь на время, понимаешь, на время, из прихоти, пригрели, поиграли и снова выбросили за ненадобностью вон! (Замолчала.)

Пауза.

А н я. Оля… этот Куликов… Я выйду за него, Оля… Он… хороший человек… А что старше… так это ведь ничего… Он меня любит, Оля… слушается… он… с ума сходит по мне… Если я выйду… он все сделает… он на руках будет носить… И потом, он такой… У меня от него голова кружится… (Покраснела. После паузы, тихо.) Мы переедем к нему… у нас будет свой дом. Понимаешь, свой! Навсегда! На всю жизнь. И никто нас не посмеет выгнать. Никто! (Пауза.) Здесь очень хорошо, Оля, ты увидишь. Тебе понравится здесь…

О л ь г а. Я что-то не поняла. Ты что же это — предлагаешь мне остаться здесь жить? Навсегда? Вместе с нашим дерьмовым папашей и твоим любовником? Ты с ума сошла!

А н я. Почему?

О л ь г а. Да ты что, считаешь меня идиоткой? Потерять ленинградскую прописку после стольких лет унижений и мук!.. Уйти от мужа ради того, чтобы стать приживалкой какого-то Куликова?!

А н я. Но ведь ты же сама говорила, что он тебя выгнал!

О л ь г а. Ну и что, что выгнал! Что ты понимаешь — выгнал! Что ж ты думаешь, раз выгнал — так и не любит? Так? Так ты думаешь?

А н я. Я… я не знаю…

О л ь г а. А знаешь, знаешь, зачем я к тебе приехала? Знаешь?!

А н я. Я думала… отдохнуть…

О л ь г а (со странной улыбкой). Отдохнуть?.. Не-ет!.. Не отдохнуть. (Резко.) Мне нужны деньги! Пять тысяч! Десять! Двадцать! Я приехала сюда работать!

А н я. Двадцать тысяч!..

О л ь г а (улыбаясь). Это еще немного. Люди зарабатывают на этом миллион.

А н я. Оля! Что с тобой, Оля! Подумай, что ты говоришь! Такие деньги даже нельзя… украсть!

О л ь г а. Зачем же? Их можно честно заработать. На гидропонике. Сад без земли… Это я знаю… Это просто… Это я уже изучила… Я потом объясню… Выгонка цветов без почвы… Розы — пять месяцев, тюльпаны — три, ландыши — два… Ты писала, у вас ландышей много в лесу… Трехлетние корешки… Высаживать на деревянные стеллажи с сеткой, посыпанной битым стеклом, галькой… поливать специальным раствором… Это я знаю, это просто… Пять веточек к Ноябрьским — три рубля, к Новому году — пять… Я все подсчитала! За два месяца можно заработать пять тысяч!

А н я. Зачем тебе столько денег, Оля?

О л ь г а (кричит). Затем, что мне нужен дом!!! Мне нужен дом, Аня, мне тридцать лет, дом мне нужен, понимаешь ты?! Дом! Крыша над головой! Четыре стены! (Пауза, тихо.) Потому что ни один человек в мире — запомни, Аня, ни один! — не даст тебе дом. Это все иллюзии, не обольщайся… как бы тебе ни казалось, что тебя любят, — ни один, никто!.. Свой дом ты должна построить себе сама. (Пауза.) Но прежде… я швырну ему их в лицо, эти его две тысячи! Чтобы он не считал себя благодетелем. (Пауза. Смеется.) Ему же… ему же очень нравилось, Аня, спасителем себя воображать… Только эта роль быстро приелась… Тяжело. Устал. Выдохся. Надоело… Я верну ему эти деньги! Пусть строит себе свой кооператив! Пусть женится!.. На ком хочет!.. Только пусть оставит меня наконец в покое! Ненавижу! Ох как я его ненавижу!

Осторожно приоткрыв дверь, на пороге застывает о т е ц. В руках у него кульки с гостинцами.

С т а р и к (дрожащим голосом). Девочки… доченьки… Конфеток принес… пряничков… Анечка… Простите меня, деточки… Помирать скоро, Олюшка… Простите!.. Простите…

Не говоря ни слова и не глядя на отца, Ольга быстро выходит, громко хлопнув дверью. Старик беззвучно затрясся в рыданиях, посыпались кульки из рук. Аня подбежала к отцу.

А н я. Прости ее! Не плачь! Прости!.. Она несчастна! Несчастна! Если бы ты только знал, как она несчастна! Прости!

Солнечный день. На крыльце что-то делает по хозяйству А н я. К дому подходит М а р к. В джинсах, спортивная сумка через плечо. Его сопровождает К у л и к о в.

К у л и к о в. Ань!.. Гостя к вам веду.

Аня подняла голову.

Вот, муж сестренки твоей из Ленинграда.

Аня спустилась с крыльца. Внимательно поглядела на Марка.

М а р к. Ну, здравствуй, свояченица!.. Давай знакомиться. Марк. (Протягивает руку.)

А н я. Ой! (Спохватившись, вытирает руки о фартук.) Аня…

М а р к. Ну-ну, не красней… Матрешка… Ну, что надо сделать?

Аня смущенно молчит. Марк тычет пальцем в щеку.

Поцеловать.

Оглянувшись на Куликова, Аня чмокает Марка в щеку, еще больше смущается.

Что-то мало ты на мою жену походишь… А что это дом ваш как-то стоит… странно… Я тут вроде проходил уже, спасибо человеку, довел.

А н я. Это… Куликов.

К у л и к о в. Петр.

М а р к. Да?.. Очень приятно… А половина где?

Аня не поняла.

Жена моя, жена, Ольга, — где?

А н я. Она… ее нет… Она в лесу… Она скоро придет.

М а р к. В лесу… это хорошо. Грибков, стало быть, поедим, раз в лесу… Грибков, Петя, много у вас?

К у л и к о в. Да есть…

А н я. Она не за грибами… Она ландыши собирает… корешки.

М а р к (насмешливо). Ага, значит, корешки… Это ж зачем?

А н я. Это чтобы… это чтобы обогатиться.

Пауза.

М а р к. Че-го?.. (Захохотал.) Ну знаете, девочки… это вы даете! Слыхали, Петя?.. (Ане.) Каким же это образом Ольга Васильевна желает обогатиться?

А н я. Это… гидропоника… выгонка цветов без почвы… Розы — пять месяцев… тюльпаны — три… ландыши — два… Три веточки к Ноябрьским — три рубля, к Новому году — пять. За два месяца можно заработать пять тысяч.

Пауза. Марк ошеломлен.

К у л и к о в. Да сейчас все, конечно, стараются… излишки на рынок. Государство не препятствует… а выгода всем… Я вот тоже на машине работаю, так люди попросят — всегда, суббота, воскресенье, везу на базар, в город. Лишняя двадцатка в кармане. При хорошей хозяйке жить можно… (Взглянул на Аню.) А Ольга Васильевна, что ж, цветы желает растить — опять же дело хорошее, если с толком. Я уж ей и досок навез для полок, да и когда надо там… машину… на рынок свезти… всегда… не чужие…

Пауза. Марк молчит.

А н я. Что ж мы здесь… вы, наверное, с дороги… пойдемте, я вас покормлю.

М а р к. Да нет, Аннушка, спасибо, не хлопочи. Я вот здесь посижу, подожду Ольгу, да и поедем.

А н я. Как — поедете?

М а р к. Автобусом, потом поездом, потом на такси.

А н я. Но она… У нее ландыши…

М а р к. Дорогая Анечка, то, что Ольга Васильевна — женщина, мягко выражаясь, со странностями, в этом я уже давно имел счастье убедиться. Однако же всему есть предел.

А н я. Она не поедет…

М а р к (жестко). Поедет, Аня, плохо вы знаете свою сестру. Вприпрыжку побежит.

А н я. Н-нет…

М а р к (другим тоном). Ну а не поедет, так и бог с ней, пусть на себя пеняет. Я вот возьму да и тебя увезу вместо нее. Ты мне больше нравишься. Как? Поедешь со мной?

А н я. Нет…

Куликов кашлянул.

М а р к. Что, Петя, плохи мои дела, не любят меня больше девушки.

Входит о т е ц.

С т а р и к. Здорово, мужики. Эх, едрена корень, сколь попилил, а уж руки, того, трясутся, а все бабы — язви их в душу.

А н я. Папа, это Марк.

Старик не понимает.

Олин муж, Марк.

С т а р и к. Ах ты!.. Ах ты, едрена-зелена! (Засуетился.) Дожил!.. Дожил, старый хрен… Сподобил господь всю семью перед смертью, вся семья вместе — сердце на месте, а?.. (Вытирает глаза, обнимает Марка.) Имя-то у тебя чудное. Еврей, что ли?

М а р к (улыбаясь). Нет, русский…

С т а р и к. Да по мне… все одно. Я вашу нацию очень даже уважаю. Ученые и друг за дружку держатся, не то что наш брат Иван, правда, Петя?.. Марк… стало быть, Маркел, ежели по-русски… Ну-ну… То-то я гляжу, не наш вроде мужик стоит, не деревенский. Штаны-то чего такие обтрепанные? Хотя тут сгодится по лесу шлындать. Нюта говорила, образованный ты, институт кончал?

М а р к. Академию.

С т а р и к. Ну?! Военную?

М а р к. Да нет, художеств.

С т а р и к. Это что ж значит — малюешь? Художником где работаешь?

М а р к. Архитектором.

С т а р и к. Архитектор?.. А что, ежели на военный чин перевести, так это вроде полковника будет?

М а р к. Берите выше, Василий…

А н я. Иванович.

С т а р и к. Неужто генерал?

А н я. Папа, Марк шутит…

М а р к. Шучу, Василий Иванович, извините, шучу. Рядовой я. Самый что ни на есть рядовой.

С т а р и к. Как так — рядовой? Учился — и рядовой? Зачем же тогда голову задурять?

М а р к. А вот это вы совершенно правы — незачем.

С т а р и к. Я вот нигде не учился, а, слава богу, прожил не хуже какого генерала. По пятьсот рублей на шахте зарабатывал, веришь — нет? Вот Петька, хороший мужик, а куда ему против меня — больше двухсот не выколачивает.

К у л и к о в. Да я, Василий Иванович, если захочу… Без хозяйки оно все одно прахом летит…

С т а р и к. Это я, Петя, знаю. Ох знаю!.. (Марку.) Вдовцы мы с ним, с Петей… Я ведь тоже молодым остался, как он… Жена как померла, мать ихняя, так все и покатилось под горку… Теперь вот как пес один лежу в канаве, никому не нужен. Дети, они… только пока им даешь, а как перестал!.. Вот Олька! Выкормил, выучил! А теперь морду от родного отца воротит!

А н я. Папа! Помолчи.

С т а р и к. Молчу. Молчу, Нюточка, молчу. Я теперь в чужом доме живу. Деваться некуда. Надо молчать.

А н я. Ох, ну зачем!..

С т а р и к. Ты, Петька, своих девок в строгости держи. Ведь они только малые — ангелы безобидные, а как подрастут — так и начнут кровь сосать, сердце родительское грызть. От них прежде времени в могилу сходим, от них, от деток!

А н я (невольно). Господи, папа!.. Да что же это мы все так обиды свои любим?.. Злопамятные какие все!.. Никто не хочет простить!.. Никто!.. Каждый только свои обиды помнит!.. Только себя… считает обиженным! А своей вины… и знать не желает! А ведь мы все!.. Каждый из нас… друг перед другом виноват! (Замолчала, покраснела.)

Пауза. Марк с интересом на нее посмотрел. Входит с т а р у х а.

С т а р у х а. Опять все с утра кричат. Идите поешьте. Пустой желудок сердце дразнит. (Поглядела на Марка.)

М а р к (поклонился). Здравствуйте.

А н я. Это, бабушка, Олин муж, Марк.

С т а р и к. Сподобил господь, а, бабка Настя? Всю родню поглядел. Кольку бы теперь только из армии дождаться… Дождусь! Теперь-то дождусь! Видать, не такой уж я греховодник, старунь, как ты говорила, а?

С т а р у х а. Погляди, погляди, порадуйся напоследок. Пойдем, приезжий человек, с нами, покушай, отдохни.

М а р к. Спасибо, бабушка.

Идут в дом.

С т а р и к (на ходу). Эх, зять у меня, старунь, едрена-зелена, архитектор!..

К у л и к о в (останавливает Аню). Аня!.. Ань… погоди.

А н я. Чего тебе?

К у л и к о в. Придешь сегодня?

А н я. Не знаю, Петь… гости…

К у л и к о в. Какие гости? Муж к жене приехал. На что ты им? Им сегодня никто не нужен… Придешь?.. Скучаю я без тебя, Ань… Прямо места не нахожу. Приходи, слышь? Придешь?

А н я. Я постараюсь.

Пауза.

К у л и к о в. Чего он так на тебя смотрел… видала?

А н я. Кто?

К у л и к о в. Этот… Марк.

А н я (вспыхнула). Ты знаешь что, Петя!.. Знаешь, что я тебе скажу!.. Ты это брось!.. Ты что, теперь к каждому столбу меня будешь? Нет, не пойду я за тебя, Петя! Как хочешь, не пойду! Ты же меня со свету сживешь!

К у л и к о в. Да ладно, ладно, ну не сердись, ну ладно… Люблю ведь, сама знаешь, с ума схожу… скорей бы уж… давай поженимся, чего тянуть, а? Я и успокоюсь… измаялся я без тебя, слышь?.. Каждую ночь во сне вижу… Поженимся — на руках буду носить, пылинки сдувать… (Прижимает к себе, жарко шепчет.) Девок моих не бойся, они и пикнуть не смеют… Оденешься, как игрушку наряжу. Деньжата у меня есть и еще будут. Много будет, сколько захотим! Ну?.. Хочешь — новый дом поставим, хозяйство заведем… детишки пойдут… Эх, Анька, ну чего ты душу из меня тянешь?!

А н я. Пусти, Петя… Люди ходят… Нехорошо…

К у л и к о в. Ну хочешь, я сегодня с отцом поговорю, посватаюсь? Не могу больше ждать!

А н я. Ты… ты и думать не смей!.. Это я!.. Только я сама! Понял? Смотри, Петя, заикнешься — все, прощай!

К у л и к о в. Ну ладно, Ань, ну не сердись, ну ладно… Придешь?

А н я. Приду. Да приду я, Петя, приду! Иди, ну иди! (Уходит.)

Куликов некоторое время смотрит ей вслед. Появляется О л ь г а в резиновых сапогах, с большим рюкзаком. Устало опускается на скамейку.

О л ь г а. Все сестру караулишь, Петя?

К у л и к о в (оборачивается). Ольга Васильевна… Здравствуйте. А я к вам. А вас радость в доме ждет.

О л ь г а. Радость, говоришь… Доски, что ли, привез?

К у л и к о в. Да доски я еще с утра! Как вы в лес отправились, так и привез. Вон, у сарая лежат. Сто рублей просят.

О л ь г а. Сколько?

К у л и к о в. Сто.

О л ь г а. Да… А мужики здешние не промах, а, Петя?.. Где же я возьму сто рублей? Это грабеж. Доски, чай, ворованные? Вот. А ты говоришь — сто рублей. (Пауза.) Тридцать. Больше не дам.

К у л и к о в. Так ведь, Ольга Васильевна, это такой народ. Не дадите — они обратно заберут. Они свою цену знают.

О л ь г а (кричит). И я свою цену знаю, Петя! И я свою цену знаю! Вы что же думаете, если я… одинокая женщина! Если у меня нет… защиты, меня можно… уничтожать?!

К у л и к о в. Да что вы, Ольга Васильевна! И в мыслях ни у кого! Зачем же так… Если у вас нет… я одолжу… по-родственному. После сосчитаемся, если что…

О л ь г а. Ладно, Петя. Черт с ними. Все равно скоро разбогатею. Пусть подавятся. Одолжи, голубчик, я тебе расписку напишу.

К у л и к о в. Да что… какую расписку!.. Я ж по-родственному, Ольга Васильевна…

О л ь г а. Нет, я лучше тебя в долю возьму, хочешь? Ты мне только оборудование… за свой счет… а я тебе… десять процентов с выручки, это много, Петя, не думай!..

К у л и к о в. Да я… (Замечает на крыльце Марка.) Ольга Васильевна, да вы поглядите, кто к вам приехал!

Ольга посмотрела на крыльцо, и сердце оборвалось от радости.

Ну, я пошел, Ольга Васильевна. Вы тут сами… я пошел, до свидания. (Быстро уходит.)

М а р к медленно сходит с крыльца, подходит к скамейке. Ольга, не глядя на него, с суровой сосредоточенностью развязывает узел на рюкзаке.

М а р к. У! Сколько травы!.. Кроликов решила разводить? Что ж, похвально. Бог в помощь… А что это за травка? Щавель? (Взял пучок из рюкзака.)

О л ь г а. Не трогай!

М а р к. О, пардон. (Кладет обратно.) Пардон, мадам, извините. (Резко схватил рюкзак.) А ну-ка сейчас же выбрасывай это дерьмо на помойку!

О л ь г а. Ты что!.. Что ты делаешь?.. Это же… Это же деньги!

Пауза.

Марк Оля!.. Оля, посмотри мне в глаза. Это идиотизм.

О л ь г а. Я тебя озолочу!

М а р к. Это шизофрения, Оля.

О л ь г а (упрямо). Я верну тебе долг и построю кооператив. Или умру.

Пауза.

М а р к. Господи!.. Ну за что мне все это? За что?! (Пауза.) Ладно, собирай манатки — и давай быстро! Даю тебе полчаса.

О л ь г а. Я никуда не поеду, пока не заработаю двадцать тысяч.

Пауза.

М а р к. Так… знаешь, что я тебе скажу… мне это все надоело!.. Или ты сейчас же собираешься и едешь домой, или…

О л ь г а. Что?! Куда я еду?.. Домой?.. Домой, ты сказал?.. А где у меня дом?.. Где?.. Где у меня дом?.. Можешь ты мне объяснить, где мой дом, из которого бы меня никто не смог выгнать?!

М а р к. Не кричи, ты не на Невском. Сейчас вся деревня соберется.

О л ь г а. Пусть! Пусть соберутся! Мне плевать! Пусть слушают!.. Ты же сам!.. Сам!.. Меня!.. А теперь приехал!.. Чего ты приехал? Кто тебя звал?.. Чего ты приехал?

М а р к. Потому что дурак! Круглый дурак! Вот и приехал!.. Кретин. Да с тобой же ни один мужик больше недели не проживет! Ведь видел же, видел, на ком женился, видел! Идиот!

О л ь г а. Ну и разводись!.. Подумаешь!.. Разводись!.. Не нужно мне от тебя ничего!.. Разводись!..

М а р к. И разведусь! А ты что думала?.. Дура!.. Истеричка!.. Идиотка несчастная!

О л ь г а. Вот и хорошо. Вот и найди себе умную!

М а р к. Черт с тобой, оставайся… вот возьму и с Анной уеду. Тебе назло.

О л ь г а. С Анной?.. Да она в твою сторону и глядеть не захочет.

М а р к. Чего ж так?

О л ь г а. А так… ненавидит.

М а р к. За что ж ей меня ненавидеть?

О л ь г а. А за что тебя любить?

М а р к (усмехаясь). Ну ты-то ведь любишь за что-то…

О л ь г а. Потому что дура! Дура! (В слезах.) Доволен?

М а р к. Доволен. (Обнимает Ольгу. Поцелуй.)

О л ь г а (тоненьким голоском). Соску-у-училась!.. (Счастливо вздыхает.)

Сидят, тесно прижавшись друг к другу.

М а р к. И я соскучился.

О л ь г а. Ох, не ври!

М а р к. Правда.

О л ь г а. А что ж выгонял тогда?

М а р к. Ну, милая… с тобой же и у святого терпение лопнет.

На крыльцо выходит о т е ц. Не замечая Ольги и Марка.

С т а р и к (кричит). Марке-ел!.. (Сходит с крыльца.) Ты где, Маркел? (Натыкается на Ольгу и Марка. Объятие распалось. Старик попятился.) А я вот… старуха, того, обедать звала… дак ты… дак идти надо, что ль…

Ольга резко встает и, подхватив рюкзак, не глядя на отца, быстро идет в дом.

М а р к (весело). Сердитая у вас дочь, батя, а?

С т а р и к (залепетал благодарно). Ох, и не говори! Уж такая сердитая, не приведи господь! И не подступись! Боюсь я ее, слышь — нет? Боюсь. Немца так не боялся, ей-бо!

М а р к. Ничего! Мы ей рога-то пообломаем, верно?

С т а р и к. Пообломай, Маркуша, пообломай! Зверь баба! С ими только так и можно жить, когда пообломаешь. Распустилися! Язви их душу! Ученые все. А ученость-то ихняя — тьфу! Один вред. Бабе одно нужно выучить: как мужика своего уважать, правильно я говорю? Вот. Ты, я вижу, мужик с понятием, дак слушай. Побьешь бабу — после она же спасибо тебе скажет.

М а р к (засмеялся). Веселый вы человек, Василий Иванович.

С т а р и к. Я-то? Был, милой, веселый. Когда-то, при царе Горохе, ну да и еще повеселюсь. Вот Анькину свадьбу сыграем, ох гульну! Я ведь, Маркуша, гармонист.

М а р к. Разве она замуж выходит? За кого?

С т а р и к. Как — за кого? За Петьку! За кого ж еще?

М а р к. Это… Куликов?.. Да ведь он… он же в два раза ее…

С т а р и к. Что — в два раза? Ты на разы-то не считай. Мужик он… Какой надо мужик! Порядок знает. Перво-наперво к отцу пришел. Бутыль принес. А мне чего? Жалко, что ли? Пускай!

М а р к. Ну как же она? Она-то согласна?

С т а р и к. Кто? Анька-то? Эх, милай, сучка не захочет — кобель не вскочит, чай, сам знаешь. Давно уж женихается. А скры-ытная! Да ить и так все знают.

Пауза. Марк закурил.

М а р к (усмехаясь). Ну, а про Ольгину гидропонику слыхали?

С т а р и к. Это про ландыши-то? Слыхал, как же…

М а р к. Ну и что думаете?

С т а р и к. Пустые хлопоты.

М а р к. Почему?

С т а р и к. А спекуляция. Посадят.

М а р к. Да нет… За это теперь не сажают…

Пауза.

С т а р и к. Я так думаю, ребеночка б ей…

Пауза.

М а р к. А насчет ребеночка, батя, я вам скажу. Комната у нас, бать, маленькая. А ребеночек по ночам орет. Мне же каждый день на работу надо. И со свежей головой желательно.

С т а р и к (вздыхает). Это уж точно…

А н я (с крыльца). Папа!.. Марк!.. Где вы там? Идите обедать! Стынет!

С т а р и к. Идем, Нюточка! Идем, доченька! Идем!.. (Подмигивает Марку.) Дак пообломаем, говоришь, рогато, а? (Хихикает.)

Уходит в дом.

Раннее утро следующего дня. О л ь г а сидит на кровати, на ней одна только накинутая сверху на плечи рубашка Марка. М а р к у открытого окна курит.

О л ь г а (блаженно улыбается). Ты меня любишь?

М а р к. Не сиди так, холодно.

О л ь г а. Ты меня любишь, я знаю…

М а р к. Как ты спишь на этой развалине — все бока болят.

О л ь г а. Мне приснился сон, сказать?.. Будто я родила тебе двух богатырей… ты был так рад… слышишь?

М а р к. Где уж тебе, старенькой…

О л ь г а. Я не старенькая… (Заворачивается в простыню, встает с кровати.)

М а р к. Не стой босиком, простудишься.

О л ь г а (подходит к нему). Ты меня любишь?..

М а р к. Тапочки надень.

О л ь г а (забирается к нему на колени, сворачивается клубочком). Ты меня любишь, я знаю… ты меня любишь… (Быстро целует, шепчет.) Совсем не спал?.. Пойдем… еще рано… поспи…

М а р к. Да все равно уже… скоро автобус. (Пауза.) А то, может, передумаешь?.. Поедем куда-нибудь в Гагру, а?..

О л ь г а. Нет уж, миленький, езжай один.

М а р к. Не боишься одного отпускать?

О л ь г а. Ну чего же бояться? За женщинами ведь надо ухаживать, хлопотать, а тебе лень.

М а р к. Это верно. (Пауза.) А что это Аня, действительно собирается за Куликова?

О л ь г а. Замуж-то? Ага… А что?

М а р к. Ничего, приятная девушка. Жалко.

О л ь г а. Чего — жалко?

М а р к. А тебе не жалко?

О л ь г а (недовольно). Не знаю… Меня никто не жалел.

М а р к. Съест он ее.

О л ь г а. Это Куликов-то?.. Да таких мужчин теперь!.. Днем с огнем! Он же всю жизнь ее — на руках!.. Как перышко!.. На землю не даст ступить!.. «Съест»!.. Куликов — это, знаешь… это мужчина на всю жизнь! Каменная стена! Опора!

М а р к. Так, может, поменяемся?

О л ь г а. Как?

М а р к. Тебе — Куликов, мне — Анна.

Пауза. Ольга молча слезла с колен.

О л ь г а. Это ужасно!..

М а р к. Ну почему?

О л ь г а. Ты меня не любишь… совсем!

М а р к. Да нет, просто я думаю, что Куликов тебе больше подходит, вот и все. Ну сама посуди: у мужика свой дом, хозяйство, ландыши под боком, богатыри, готовенькие уже, то бишь богатырши, и мучиться не надо рожать, а?..

Пауза.

О л ь г а. Ты можешь мне ответить на один вопрос? Только серьезно! Серьезно!.. Зачем я тебе нужна?.. Нет, правда, я не понимаю!.. Я не понимаю!.. Ты можешь мне объяснить по-человечески? Зачем я тебе нужна?.. Ведь ты меня нисколько не лю… ведь у тебя сердце по мне ни капельки не болит… ведь ты меня презира… господи, за что? Что я тебе сделала, за что?

М а р к. Оля! Да я же пошутил! Слышишь!.. Пошутил!.. Ольга! Ну перестань! Я по-шу-тил!

О л ь г а. Зачем ты живешь со мной, раз я тебе так противна, раз ты ненавидишь меня, зачем? Ну разведись, я тебя умоляю, брось меня, разведись, оставь, я и так всю жизнь… одна! Пусть лучше одна! Я верну тебе эти две тысячи, я, я клянусь! Я расписку тебе напишу, только не мучай меня больше, не мучай!

М а р к. Какие две тысячи? О чем ты говоришь?

О л ь г а. О том! Я говорю о том!.. Разве мы муж и жена? Разве у нас есть что-то общее? Связывающее нас воедино?.. Мы же временные! Понарошечные! У нас же все врозь! Ты даже ребенка!.. Даже ребенка — и то!.. Тебе же и дела нет до моих страданий!

М а р к. Да что ты все жалуешься? Что ты всем недовольна? Можно подумать, ты одна на свете страдалица!.. Заслужила, милая! Стало быть, заслужила такую судьбу. И нечего скулить!

Пауза.

О л ь г а. Уезжай, Марк. Я прошу тебя, лучше уезжай. У меня сердце не выдержит. Пожалей. Ты еще найдешь себе… молодую… здоровую… которая не будет скулить… за тебя любая пойдет… мне очень жаль, что я не вовремя… встретилась… испортила тебе жизнь… Какая я тебе жена?.. Ну ничего… все поправимо… ничего… Только ты прости меня… прости!.. Ну что же делать, если я лишняя… везде! всем… лишняя!

М а р к. Нет, это невыносимо! (Быстро выходит из комнаты.)

О л ь г а (зарыдала в голос). Господи! Ну зачем я живу? Зачем?

Неожиданно кто-то постучал в окно, и приглушенный голос Ани позвал сестру: «Оля!..» Ольга подошла к окну, выглянула на улицу.

Аня? Ты?.. Ты что?

А н я. Прости, пожалуйста, там дверь заперта, открой…

О л ь г а. Иди… Марк откроет… он там…

А н я. Тогда я лучше в окно. (Влезает.)

Пауза.

О л ь г а. Поздно ты… со свиданья.

А н я (краснеет). Да вот… никак не вырваться…

О л ь г а. А ты и не рвись. Ты покрепче в него вцепись, зубами. Ты не смотри, что он не нашего поля… Господи, если б я кому-нибудь… кому-нибудь на свете была нужна!

А н я. Вы опять… поссорились?

Пауза.

О л ь г а. Когда у собаки перебит хребет, она воет, Аня, потому что не может не выть. Но слушать этот вой невыносимо… Не правда ли?

А н я (тихо). Правда…

О л ь г а (вскинулась). Что? что?.. И ты так считаешь?.. Невыносима!.. Невыносима!.. Ну так убейте меня, замуруйте меня, похороните! Похороните! Куда же мне? Куда — мне? Чтоб не скулить?! (Зажимает рот, чтобы не закричать; Аня стискивает ее в объятиях.)

А н я. Тише! Тише!.. Ну что ты так мучаешься?.. Ведь все хорошо. Он тебя любит!.. Он приехал!..

О л ь г а. Никто не понимает! Никто!.. Никто не любит!.. Тяжело как, господи! (Задыхаясь.) О, Аня! Я несчастна непоправимо! Непоправимо!..

А н я. А ты попытайся… Пересиль себя… Попытайся быть счастливой, веселой… Ты же сильная… Ну хочешь, я поговорю с ним? Хочешь, я расскажу ему, какая ты хорошая, добрая…

Входит М а р к. Внимательно посмотрел на Аню.

А н я (смущенно). Доброе утро.

М а р к. Рано у вас, девушка, утро начинается…

А н я. Да… (Идет к дверям.) Извините.

М а р к (вслед). Спокойной ночи, Аня.

А н я. Спокойной ночи… (Уходит.)

Пауза.

М а р к. Я остаюсь, Оля. Если ты хочешь… В конце концов, необязательно тащиться на юг. Можно прекрасно отдохнуть здесь. А через месяц мы уедем вместе… Хорошо?

Пауза.

О л ь г а (робко). Марк… Прости меня, пожалуйста. Я больше не буду тебя мучить. И страдать не буду. Я тебе обещаю. Я буду послушной. И я не буду от тебя ничего требовать. Ты же не виноват, что не чувствуешь ко мне…

М а р к (поморщился). Ох, Оля! Как было бы замечательно, если бы ты любила меня поменьше, а относилась получше, а? Это возможно?

О л ь г а (с воодушевлением). Это возможно!.. Я не буду!.. Я тебе обещаю!.. Только я… только позволь мне остаться… Мне нужны деньги. Нам нужны деньги! Дорогой мой! Пока у нас не будет квартиры, мы не сможем! Ты понимаешь? Будет все то же самое! То же самое!.. Мы должны жить как люди!.. Я так мечтаю! У тебя будет свой кабинет!.. Я смогу родить ребенка!.. Ты нас полюбишь… привыкнешь… мы станем по-настоящему мужем и женой… родными!.. Только бы достать денег!.. Марк! Я клянусь! Я все сделаю сама! Тебе не придется!.. Ты поезжай, работай и ни о чем не думай!.. Тебе надо много работать и ни о чем не беспокоиться, я же знаю! Другая не поняла бы тебя, обиделась, стала требовать, кричать, но я… я тебя понимаю! Ты так… великодушен! Добр!.. Так великодушен! Я так счастлива!.. Я люблю тебя безумно! Безумно! Но я больше не буду, я не скажу, я не обременю своей любовью, я буду молчать, молчать! Ты меня любишь? Ты меня любишь, я знаю, ты меня любишь…

В дверь тихонько постучали, словно поскребла мышь.

М а р к (громко). Да! Входите!

Вошла с т а р у х а.

С т а р у х а. Встали? А я будить пришла.

М а р к. Спасибо, бабушка. Только я остаюсь. Если не возражаете.

С т а р у х а. С женой, стало быть, остаешься.

М а р к. Куда ж от нее денешься? Взялся за гуж… Да, вот тут… возьмите. (Полез в бумажник.) За квартиру… тридцать рублей. (Отдает деньги.) Достаточно?

С т а р у х а. Спасибо, возьму. (Пауза.) Идите, что ли, чай пить. Вскипел.

М а р к. А не рано?

С т а р у х а. Коли рано, не пей. (Уходит.)

М а р к. Суровая бабулька… По-моему, я ей не нравлюсь… а?

О л ь г а. Ты, если хочешь, ложись сейчас, поспи. А я… мне все равно пора. Я рано ухожу. В лес.

М а р к. Оля… как бы это помягче сказать?..

О л ь г а. Не надо. Не говори. Я все знаю. Ты скоро сам убедишься. Когда я думаю, что через два месяца у нас будут деньги на кооператив… Да ради этого я перекопаю весь лес!.. Тебе принести чай?

М а р к. Да нет, пойдем к ним, зачем же? (Замечает, что Ольга дрожит.) Тебе холодно?

О л ь г а. Поцелуй меня, поцелуй меня, поцелуй меня…

На старухиной половине А н я и о т е ц пьют чай. С т а р у х а хозяйничает.

С т а р и к (кашляет). Эх, перепутал я чегой-то в жизни, старуня. Мне б не под землей — мне б на земле-матушке, тут, на земельке, под солнышком ласковым пахать.

С т а р у х а. Много ты чего перепутал.

С т а р и к. А ты не бранись. Эк, язва, все поперек норовит!.. Я тебе хорошие слова говорю. Ожил я у тебя, старуня, веришь — нет? Всю хворь из меня деревенским духом вышибло.

С т а р у х а. Спаси, Христос.

С т а р и к. Вот, слышь-ка, Маркел, стало быть, тут остается? Совсем?.. Силен мужик, едрена корень! Может, и наша-то мегера теперь поуспокоится? Пообломает он ей рога?

С т а р у х а. Тьфу, слушать тебя — срам один.

С т а р и к. Чего срам? Чего срам?

С т а р у х а. Дочери родной боишься, как же не срам?

С т а р и к. Дочь дочери — рознь. Одна — голубица, другая — тигр.

С т а р у х а. А ты больно не жалься, смирись. Ты был в силе — она от тебя терпела, теперь она в силе — ты потерпи. Пусть лучше господь тебя здесь накажет, чем в вечной-то жизни. Наказывает — значит, любит. Значит, не отвернулся от тебя господь.

С т а р и к. Неверующий я, старунь. Ни в какого я твоего бога не верю.

С т а р у х а. А это ему все равно, старичок.

Входят О л ь г а и М а р к. Старик сразу притих и сжался, словно уменьшился в размерах.

М а р к (всем). Доброе утро еще раз.

С т а р и к (под сурдинку). Доброе, Маркуша, доброе…

М а р к. А вы, Василий Иванович, что не спите?

С т а р и к. Сна, Маркуша, нету. Какой сон? Вот порыбачить хотел. Мужики говорят, клюет, стерфь.

С т а р у х а. Угощай гостя, Нюта, хозяйничай. А мне корову доить. (Уходит.)

Пауза. Аня наливает чай Ольге и Марку.

А н я. Оля, садись.

Ольга молча стоит в стороне.

Оля!

О л ь г а. Ничего. Я подожду. Пейте.

А н я. Папа, что же ты пустой чай? Вот же творог, сметана.

С т а р и к. Да мне… как-то оно… много-то есть… тоже вредно. Врачи не велят.

А н я. Глупости, тебе надо поправляться, ешь!

М а р к. Ты, Анечка, не права. У нас нынче совершенно другое направление в медицине: чем меньше съешь, тем больше проживешь. Так что голодайте, Василий Иванович, на здоровье.

Взявший было кусок со стола Василий Иванович снова положил его на место.

А н я (улыбаясь). Ах, да что вы его пугаете!.. Ешь, папа, не слушай. Дай я тебе сама положу.

Отец, Аня и Марк молча пьют чай; наконец Ольга не выдержала и ринулась к выходу.

А н я. Оля! Ты куда? Оля! А чай?

О л ь г а (обернувшись в дверях, со злостью). А чай… пусть пьют тунеядцы! (Громко хлопнула дверью.)

А н я. Оля, подожди! (Вскочила.)

М а р к. Сядь, Аня, не бегай.

А н я. Но ведь она…

М а р к. Я говорю — сядь!

Аня покорно садится. Пауза. Старик подавленно опустил голову.

С т а р и к. Я… я пойду… вы, это, скажите ей… пусть придет.

Дрожащими руками ставит стакан, что-то роняет, суетливо наклоняется, подымает, нетвердыми шагами выходит вон. Пауза.

М а р к. За что она его так ненавидит?

Пауза.

А н я. Оля считает, что отец… что все несчастья ее… что в ее бездомности… обездоленности… виноват отец… Изначально…

М а р к. Что ж, может быть, она не совсем неправа…

А н я. Может быть… только…

М а р к. Что только?

А н я. Только было бы лучше, если бы она его простила… (Пауза. С улыбкой, застенчиво процитировала.) «Он оскорбил меня, он ударил меня, он одержал верх надо мной, он обобрал меня». У тех, кто таит в себе такие мысли, ненависть не прекращается… Ибо никогда в этом мире ненависть не прекращается ненавистью, но отсутствием ненависти прекращается она…»

М а р к (усмехаясь). Что это?.. Кажется, из Нагорной проповеди?

А н я. Нагорной?..

М а р к. Ну да, Евангелие от Матфея. Там, где Христос проповедует, как надо обращаться друг с другом… чтобы не озвереть.

А н я. Нет, это древнеиндийское… из «Дхаммапады». (Пауза.) У меня подруга была в училище, так это она изречения разные записывала в тетрадку. Я прочитала и запомнила…

М а р к. Что ж, теоретически оно, конечно, возможно. И очень даже прекрасно звучит. Но на практике, дорогая Анечка, люди задыхаются от ненависти.

А н я. Я этого не понимаю… Как можно ненавидеть?.. Ссориться?..

М а р к. Разве ты никогда не ссорилась? Ни разу в жизни?

А н я. Нет.

М а р к. Да ты святая, Анна.

А н я. Нет… Просто все было хорошо… пока.

М а р к. Так ты, стало быть, довольна своей жизнью?

А н я. Да, довольна.

М а р к. Ну, милая, ты действительно редкий экземпляр. Тебя надо в музеях показывать, знаешь? Чтобы человек в наше время жил в ладу со всеми, с самим собой и с миром, был всем доволен!..

А н я. А вы… разве не живете в ладу?

Пауза.

М а р к. Я?.. Я, Анечка, в аду живу.

Пауза.

А н я. Скажите, а вы… Олю любите?

От неожиданности Марк оторопел, но быстро нашелся.

М а р к. Конечно!.. А ты как думала?.. Зачем же жениться на женщине, если ее не любишь? Разумеется, люблю.

А н я. Это хорошо… Вы ее, пожалуйста, любите!.. Ей это очень, очень нужно!.. Она очень хорошая!.. Пожалейте ее!.. Она очень несчастна, очень!.. (Расплакалась, убежала.)

М а р к. Аня!.. Аня, постой!.. Мда… Замуж вам пора, Анна Васильевна, вот что… (Пауза. Громко и заразительно зевает.)

В избе с т а р и к и с т а р у х а. Старик навеселе, в руках начатая поллитровка, стакан.

С т а р и к. Да ты погоди, постой, сядь!.. Настасья Савельевна, слышь, говорят, праздник у меня. Пенсию получил. Дайкось, налью рюмочку.

С т а р у х а. Да отвяжись ты. Мне корову доить.

С т а р и к. Подоишь. Выпьешь рюмочку и подоишь. (Наливает.) Вот. Значит, бывай. Подруга дней моих суровых. (Крякает, выпивает.)

С т а р у х а. Ну будь здоров, коли так. (Отпивает маленький глоток.)

С т а р и к (радостно). Хорошо, а?.. Эх, мать честная, бабка Настя! Душа поет!.. Счас бы гармонику!.. Тебе-то хоть нащелкали чего к пенсии?

С т а р у х а. А то как же! Ты один, что ли, на государство гнулся?

С т а р и к. Ну и сколь? Сколь нащелкали-то?

С т а р у х а. А все мои. Я не жалуюсь.

С т а р и к. Ну?.. Полсотни хоть дали?.. (Смеется.) Да ты не бойся, взаймы не возьму! Я, бабка, каждый месяц сто двадцать рублей — как отдай.

С т а р у х а (качает головой). Старый человек…

С т а р и к. Чего?.. Чего?.. Не веришь?

С т а р у х а. Ну ладно, хватит брехать.

С т а р и к. Кто? Кто брешет? Это ты что? Что? Не веришь? (Полез за пазуху.) Да я вот… тебе покажу… я тебе счас… книжку-то в нос ткну… «Брехать»!.. Это кто ж брешет?.. Вот! Гляди! Гляди, бабка! Видишь? Видишь?

С т а р у х а. Ну чего? Чего ты дребезжишь? Чего — вижу? (Вздыхает.) Экий ты непутевый!

С т а р и к. Вот так-то! (Засовывает обратно.) Я, бабка, себе на уважаемую старость заработал. Детки-то, сама видишь… куском ихним подавишься. А только я знаешь чего надумал? Сказать?.. Я, старуня, жениться хочу.

С т а р у х а. В добрый час.

С т а р и к (обрадованно). Одобряешь, значит? Я ведь так рассудил. С дочками жить — что по краю могилы ступать. Эта-то мегера спит и видит на моих косточках покататься. Анька замуж выйдет, ребятишки пойдут, на что я им? А одному оставаться… вроде как-то оно, а?.. Ну а я мужичонко еще ничего. Мне б только хворобу свою прогнать, а так я еще и по хозяйству, и так могу… ежели, конечно, покушать вперед хорошо.

С т а р у х а (скрывая улыбку). Ну а невестку-то приглядел? Али мне бабок на смотрины сзывать?

С т а р и к. Приглядел, Настасья Савельевна, приглядел.

С т а р у х а. Кого ж это?

С т а р и к. А тебя.

С т а р у х а (смеется). Вот и парочка — баран да ярочка. Спасибочки тебе, Василий Иванович! (Низко кланяется.) А то уж я так и думала — в девках помру.

С т а р и к (радостно). Ах ты… едрена вошь! Согласна, значит? Ну, Настасья Савельевна! Я тебе такую жизнь… покажу! Век помнить будешь! Такой бабке — да в девках сидеть! (Игриво обнимает старуху.)

С т а р у х а. Э-эх! Срамник ты, срамник! (Плюет.) И что ж это ты вытворяешь!

С т а р и к. Чего?

С т а р у х а. Я тебе вот что скажу. Ты, старичок, ежели живешь, дак живи, никто тебя отсель не трогает, а языком не трепи. А то, гляди, рассержусь.

С т а р и к. Да погоди ты! Ты не плюй!.. Ох, вредоносная ты какая, бабка, язви тебя в душу! Ты подумай, мои сто двадцать да твои полета — мы ж с тобой как американские Ротшильды заживем!

Старуха, махнув рукой, уходит.

(Кричит вслед.) Я тебя, бабка, еще, может, в Сочи свезу! Чтоб было чего на том свете вспомнить! Кумекаешь — нет?! И кто тебя, старую каргу, далее райцентра возил. Эй, Савельевна, ты подумай!.. (Идет за ней.)

Входят А н я и М а р к.

М а р к. Да нет, Аня, не вижу я никакого смысла… Конечно, хотелось бы иметь какие-то элементарные условия… квартиру там… или зарплату, позволяющую бы иной раз, не занимаясь мучительными подсчетами, распить бутылку вина с приятелем или, скажем, поехать домой после гостей на такси… Но чтобы добиться даже этих элементарных благ, требуется затратить столько усилий, что сама цель начинает вызывать отвращение, и поневоле машешь на все рукой.

А н я. А работа?.. Разве она не приносит удовлетворения?

М а р к. Чего?.. Я что-то не понял. Насчет удовлетворения.

А н я. Ну, я говорю о настоящей работе…

М а р к. А… Кто это сказал, Анечка? Работать? Для чего? Чтобы быть сытым?

А н я. Это… Горький.

М а р к. Вот. Если бы у нас не было соответствующей статьи о тунеядстве, я бы с удовольствием к нему присоединился.

А н я. Но вы же талантливый, творческий человек!

М а р к. Кто это тебе сказал?

А н я (смутилась). Оля…

М а р к. Ах, Оля… Ну, Оля знает… В свое время, Анечка, я нарисовал ей пару соборов Браманте и уверил, что это мои собственные произведения… С тех пор Ольга Васильевна почитает меня за гения, заетого косной средой. Вот видишь, как я легко надул твою необразованную сестру. (Смеется.) С тобой бы этот номер не прошел.

А н я. Почему?

М а р к (лукаво). Ну, раз уж ты «Дхаммападу» цитируешь!..

А н я. Ах, да вы же знаете… что это… так!.. я ничего не знаю… Но мне так хотелось бы… стать по-настоящему образованным человеком.

М а р к (с кислой миной). Анечка, заче-ем?..

А н я. Как это… Быть образованным — зачем?.. Но ведь вы же сами очень образованный человек.

М а р к. Я?! (Засмеялся.) Что ты, милая! (Декламирует.) Я сер, как большинство собратьев — простых и скромных, и к тому же посредствен, как мильён Сальери! Хотя одно достоинство, Анечка, все-таки у меня есть. Вкус… Впрочем, у Сальери он тоже, кажется, был. Именно поэтому он единственный, кто действительно сумел оценить Моцарта. Мой же вкус способен только на то, чтобы испытать глубочайшее отвращение к современной архитектуре в ее массовом варианте, чем я непосредственно и занимаюсь. Так что вот, Анечка, теперь ты видишь, что я трагически несчастлив и мне остается только одно — начать глушить водку.

А н я. Вы все шутите…

М а р к. Какие шутки, Анна!.. (Пауза. Усмехнулся.) Анна… Когда-то в молодости я слыл донжуаном… Смешно.

Пауза.

А н я. Оли опять нет… Она теперь в дальний лес ходит… Нужны только трехлетние корешки… Их очень трудно различить… Мне так стыдно, что я ей ничем не помогаю…

М а р к. Не угрызайся. Помогать сумасшедшему сходить с ума, по меньшей мере, глупо.

Пауза.

А н я. Скажите… Зачем вы на ней женились?

М а р к. Рано или поздно, Анечка, все наконец женятся, а на ком — это уже не столь существенно.

Пауза.

А н я. Не любите вы ее!..

М а р к (приблизился к ней вплотную). Ну допустим… Что дальше?

А н я. Ничего… Просто я подумала… что… если бы рядом с вами была другая… женщина…

М а р к. Ну?.. И что бы это изменило… а?

Пауза.

А н я. Сегодня новый фильм привезли… Вы пойдете?

М а р к. Я, Анечка, в кино не хожу, телевизор не смотрю, газет не читаю и радио не слушаю, впрочем, с тобой — так и быть. Вот только Куликов… он не будет ревновать?

А н я. Мне все равно.

Пауза.

М а р к. Ага… Ну и правильно. Незачем поощрять собственнические инстинкты. Я тебе кто?

А н я. Кто?

М а р к. Родственник. (Пауза. Усмехаясь.) К сожалению…

А н я (наивно). Почему — к сожалению? Наоборот…

М а р к (грозит пальцем). Ох, доиграетесь вы, девушка!.. Больно смелая, как я погляжу. Даром что провинциалка.

Входит с т а р и к.

С т а р и к (с порога, радостно). Маркуша! Здорово!.. (Идет обниматься.) Извини, Маркуша, я сегодня маленько того, выпил… извиняешь?

М а р к. Ради бога, Василий Иванович… У нас ведь только с выпившим человеком и можно душевно поговорить.

С т а р и к. Ну дак ты, это… Мои слова!.. Анька, слышь?.. Мои слова, говорю!.. Эх, зять ты мой золотой!.. Люблю я тебя, Маркуша, веришь — нет? Сам удивляюсь, и чего я в тебе такого нашел?

М а р к. Уважение, Василий Иванович…

С т а р и к. А и уважаю!.. Уважаю, прям… во как уважаю!.. Все утро искал, с кем бы сегодня выпить?.. Бабка Настя… отвергает… В девках, говорит, помру… хошь ты ей кол на голове теши!.. Хотел корове ейной налить… тоже отвергает!.. Вот мы с тобой и тяпнем по маленькой. (Наливает.)

А н я. Папа, тебе же нельзя!

С т а р и к. Анька, цыц!.. Ты давай Петькой будешь командовать, а я сегодня гуляю, правильно, Маркуша? Вот… пенсию получил. Сто двадцать рубликов — как отдай. Вот Аньке хотел подарок купить на свадьбу, да только — швах!.. Ну ничего, она у меня не обидчивая. А и чего обижаться. Я им жизнь подарил! Правильно говорю, нет? Самый дорогой подарок. (Пьет.)

А н я. Папа!.. Марк, отберите у него, ему же нельзя!

М а р к. Василий Иванович…

С т а р и к. Я сказал — цыц! (Топнул ногой.) Анька, не серди отца! Иди лучше закусить принеси! Ну, кому говорят!

Аня уходит.

(Достает кошелек, бренчит мелочью.) Вот, Маркуша, три рубля осталось… (Хихикает.)

М а р к. Что же это вы — все пропили?

С т а р и к. Зачем все?.. Я сегодня письмо получил. От Нинки… ну, баба моя тамошняя, понял? Молодая еще, пятидесяти пяти нету… Ох и бестия, скажу я тебе! Так и стелет, зараза. Обратно зовет, к себе, а только я не-е!.. Пущай теперь с других мужиков деньгу пососет!.. Я ж ей, бывало, по пятьсот рублей приносил! Ну?.. Ну любили мы с ней иногда погулять, дак не все ж прогуливали… Ну дети у ней были от первого мужика, два парня, теперь уже женатые… Дак она одному — дом, другому машину справила… А я что?.. Я не препятствовал… Мать, она и есть мать… Мои девки, слава богу, пристроены, кусок хлеба себе имеют, слава богу, не голод. А Колька, тот и так всю жизнь на государственном обеспечении, то, значит, интернат, то училище, теперь армия, понял?.. А я как на пенсию вышел да хворать стал, тут она меня и поперла… Вот, значит, какая история… Молодая еще баба, пятьдесят второй год… Буфетчицей работает на станции. Вот письмо получил. Растрата, говорит, вышла. Что, говорит, Васенька, делать? Ну я возьми да всю пенсию ей и ахни! Знай, мол, наших, как до Берлина дошли!

М а р к. Вы, Василий Иванович, джентльмен.

С т а р и к. А то! Зря, что ли, пол-Европы-то прошагали!

Не замеченная никем вошла О л ь г а. Она только что из лесу, грязная, усталая. Увидев ее, старик моментально присмирел. Пауза. Ольга подошла к отцу, не глядя на него, сдержанно.

О л ь г а. Вот что. Пора прекратить этот балаган. Собирай вещи и убирайся к своей… проститутке.

М а р к (резко). Ольга!

О л ь г а. Она тебя зовет, поезжай. Здесь не богадельня.

С т а р и к (пролепетал). Она не зовет, Олюшка…

О л ь г а. Ты ж только что хвастал! Я же слышала! Я же все слышала!

С т а р и к. Она… не зовет… соврал я… и письмо… тоже не получал… куда ж я поеду… доченька?..

О л ь г а. А деньги тоже не посылал?

С т а р и к (упавшим голосом). Послал.

О л ь г а. Боже мой!.. Зачем?.. Зачем?.. Идиот!.. Мало того что ты всю жизнь ишачил на ее ублюдков, теперь ты приехал нас грабить!.. По пятьсот рублей!.. Это когда я всю жизнь моталась по чужим углам! Нищая!.. Комнату не могла снять!.. Кто тебя теперь будет кормить?! Анна?.. У нее восемьдесят рублей оклад!

Входит А н я.

А н я. Что случилось? Что ты опять кричишь?

О л ь г а. Вот! Посмотри на нее! Посмотри! В чем она ходит! Она же молодая девушка! Невеста! Знаешь ли ты, что у нее даже зимнего пальто нет! А ты!.. Вместо того чтобы купить дочерям!.. Купить дочери!.. Раз в жизни!.. Последние крохи!.. Своей сучке!.. Да я тебя!..

А н я. Оля, не смей!.. Мне ничего не нужно!.. Что ты его трогаешь!.. Пусть живет! Это мое дело! Я прокормлю! Уйди, Оля, уйди!

О л ь г а (со смехом). О да! Ты прокормишь! Ты добренькая! Да только я больше этого не позволю! Хватит! Если он сегодня же не уберется прочь, я… я сдам его в Дом престарелых!

М а р к. Ольга, прекрати базар. Пойдем. Кто кого прокормит, это они сами разберутся. Отец много не ест. Рыбки наловит, чайку попьет, вот и сыт. Много ли ему надо?

С т а р и к (почувствовал защиту). Вот ты говоришь — в Дом престарелых. А я, может, и не соглашусь еще. Зачем мне лезть туда? У меня дочь есть. А без моего согласия…

О л ь г а. Плевала я на твое согласие! Я тебя и без твоего согласия упеку! Никто тебя не спросит!

С т а р и к. Ишь ты, «упеку»… Больно грозная… Я тебя, может, тоже упеку!.. Спекулянтка!

О л ь г а. Что-о?!

С т а р и к. А то кто же?! Спекулянтка. Ране-то таких раскулачивали, поди. Будешь с отцом спорить, дак я тоже куда следует сообщу, не думай.

О л ь г а. Что ты сообщишь? Куда?! Доносить пойдешь?

С т а р и к. Управу-то найдут. Невелика птица.

О л ь г а. На родную дочь!.. Дочь родную грозишься! В тюрьму?!

С т а р и к. А и в тюрьму могут. Я честный труженик, я все могу. Хочешь наживаться на государственный счет, дак сиди тихо. Думаешь, не знаю про тебя ничего? С шестнадцати лет с парнями путаешься! Гулящая! Небось директор-то мне ваш все написал, как тебя из училища турнули!

О л ь г а. Что?! Ты… ты… ты… знаешь кто?.. Ты не отец! Не отец!.. Ты… выродок!.. Я теперь тебя… за это!.. Никогда!.. Никогда не прощу! Никогда!.. Умирать будешь — не прощу! И хоронить не пойду!.. Будь ты проклят! Проклят!

Входит с т а р у х а. Пауза.

С т а р у х а (ни к кому не обращаясь). Корову подоила, кто хочет — в чулане берите, в битончике. (Пауза.) Ране-то, бывало, в каждом дворе корову держали. Пастух свой был… А ноне три коровы на всю деревню. Ты чего это, старичок, раскис у меня совсем? Ай нездоровится? Пойдем, я тебя молочком напою.

С т а р и к (всхлипнул). Не надо мне вашего ничего! Не буду я!

С т а р у х а. Фу-ты ну-ты, откуда такой герой выискался? Чего так?

С т а р и к. Не буду я у вас ничего есть! Не хочу!

С т а р у х а. Экий ты у меня, старичок, неразумный, что дите малое. Ты ежели с дочками лаешься, дак лайся, коли иначе не можете. А молочка попить никогда не вред. Пойдем… (Обнимает старика.)

С т а р и к (прижался к ней, жалобно). Помру я, бабка, у вас… Защемило… Не нужен я никому… Как пес… Одна ты у меня… Надёжа…

С т а р у х а. Ну и, господь даст, поживем еще, не плачь. Пойдем, родненький, попьешь молочко парное. Оно и полегчает на сердце… пойдем.

Уходят. Пауза.

М а р к (насмешливо). Да… Вот на ком бы я, девушки, с удовольствием женился, так это на бабе Насте. А?.. Оля?

О л ь г а. Замолчи!

М а р к. «Замолчи! Дурак! Идиот!» И где это вы только таких слов поднабрались? Вот баба Настя такие слова не говорит. Подход у нее есть к мужчине. Видела, как она с Василием Ивановичем? Добром да лаской… Лаской, Оля!.. Потому женщина существо нежное, ласковое по природе… Ведь мужчина — тот же ребенок. Ты его приласкай, так он для тебя!.. Правда, Анечка? Вот, Аня знает. И откуда вы, такие мегеры, беретесь?

О л ь г а. Замолчи! Замолчи! Ты что, нарочно надо мной издеваешься?

М а р к. Вот, Анечка… Никогда не берите пример с вашей сестры, ежели хотите счастливой семейной жизни. Кстати, нам еще не пора?

А н я. Нет… В семь начало…

М а р к. Ну… тогда я тебя там подожду… без четверти. Договорились?

Аня кивнула.

Марк ушел. Пауза.

О л ь г а. Куда это вы собрались?

А н я. В кино…

О л ь г а. Меня даже из вежливости не приглашаете?

А н я. Оля, прости… я хочу сказать… что когда вот ты так… злишься… на тебя бывает просто неприятно смотреть… А Марк… он человек тонкий… мне кажется… он страдает… ему неприятно…

О л ь г а. Что?.. Что?.. И ты! Это же подло! Что ты говоришь — подло! Неужели ты не понимаешь?.. Уходи! Убирайся! Все убирайтесь! Уйдите от меня все! Уйдите! Оставьте! Видеть никого не хочу! Мучители!.. Мучители!!

Аня уходит.

Ольга остается одна.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Поздний вечер. За столом сидят М а р к, А н я, с т а р у х а в черном платке.

С т а р у х а (Марку). Ты, покуда здесь, сговорись с Петром. Оградку надо поставить да раковину заказать, не чужие, чай, — зятья.

Аня покраснела, опустила голову.

М а р к. Сделаем, бабушка, не беспокойтесь.

С т а р у х а. Мне что беспокоиться… Вы родня, вы и беспокойтесь. А то от людей срам. Здесь тебе не город. Люди стыд имеют. И так много болтают.

М а р к. Что болтают?

С т а р у х а. Пересказывать — язык отсохнет. Стало быть, есть что.

М а р к. Что ж, людям рты не заткнешь. На то и деревня, пусть.

Пауза.

С т а р у х а. Что это брат ваш не приехал на похороны? Аль не пустили?

А н я. Я просила Олю телеграмму послать, а она говорит, забыла… А потом — поздно уже…

Пауза.

С т а р у х а (вздыхает). Вот и девять дней твоему батюшке, Нюта. Хороший был старичок.

М а р к. Чем же это он уж так был хорош?

С т а р у х а. А тем и хорош. Не успел оклематься как следует — и дровишек мне наколол, и крышу на сараюшке поправил, и стенку бревном подпер. А ты скоро месяц живешь тут, а проку с тебя как с козла молока.

М а р к. Я, бабушка Настя, между прочим, в отпуске. Так сказать, отдыхаю по закону. Деньги я вам заплатил, если мало…

С т а р у х а. Деньги мне твои ни к чему, а только не мужик ты. Вот и при Анне говорю. А то больно она на тебя глаза стала пялить.

А н я. Бабушка! (Вспыхнула, выбежала из комнаты.)

С т а р у х а. Что — бабушка!.. Бабушка…

Пауза.

М а р к. Вы, бабушка Настя, знаете, что такое Ве-не-ци-я?..

С т а р у х а. А господь ее знает.

М а р к (засмеялся). Вот и я… не знаю.

С т а р у х а. Ну и что? К чему это ты?.. Ты ей голову не дури, слышь? Я Анну за Петра отдам. Как отец хотел. Без глупостей ваших. А скучно с нами — езжай себе на здоровье. Никто не держит.

М а р к. Гоните?

С т а р у х а. От греха.

М а р к. Уеду скоро, не беспокойтесь. Вот Ольгу дождусь и поеду. (Пауза.) Странно. И за что вы меня так не любите?

С т а р у х а. А за что тебя любить? Бесполезный ты для людей человек.

М а р к. Это я у вас тут бесполезный. А на работе меня очень даже ценят.

С т а р у х а. Что она теперь — работа ваша?! Вот у меня дому сто лет. Был бы хозяин — еще бы сто простоял.

М а р к. Я дома не строю. Мое дело — нарисовать на бумаге.

С т а р у х а. «На бумаге»! Все у вас ноне только на бумаге!.. (Неожиданно.) Ты бабу свою до чего довел! Смотреть — тошно!

М а р к. Ого! Это что-то новенькое. До чего же это я ее довел?

С т а р у х а. Это она у тебя что, с сытой жизни целыми днями в лесу валандается? Думала раньше — блажь, дурь! Ан нет, хоть и дурь, да все неспроста, худо бабе. Копейку баба норовит зашибить. Баба! Копейку! Будто у нее мужика нет! А ты каждый день до двенадцати часов дрыхнешь! Тьфу!

М а р к. Ну знаете! Сумасшедший станет с крыши вниз головой прыгать — и мне за ним?

С т а р у х а (не слушая). Какая ж ей от тебя польза? Какой ты ей муж? Раз баба одна без угла мается, голову не знает приткнуть куда! Ты хоть знаешь, для чего мужики женятся? Для чего девки замуж выходят? Для детей, несчастная твоя голова! Для дома, для детей! Ты зачем ей родить не даешь? Нехристи! Раньше-то бездетные в глаза людям стыдились смотреть, бесплодие грехом считали! А нонче нарочно плод травите! Да в детях-то крепость, сила ваша мужицкая, аль у вас и сил уже нет? Потомство свое в тягость считаете? Для чего живете, ироды? Для какой такой пользы?

М а р к. Настасья Савельевна!.. Вы просили меня поллитра купить на поминки Василия Ивановича. Не угодно ли теперь оставить меня в покое? (Уходит.)

С т а р у х а. Да оставлю я тебя, оставлю, на что ты мне сдался! Уж как ты его бережешь, свой покой, прости господи! (Пауза.) Ну иди, Нюта, сюда, иди, не прячься.

Вошла А н я, молча села за стол.

Ну давай помянем батюшку, царство ему небесное. Ольга-то когда вернется, сказала?

А н я. Не знаю… завтра… или послезавтра…

С т а р у х а. А чего вдруг ехать приспичило?

А н я. Удобрения какие-то надо достать или… я не знаю…

Пауза.

С т а р у х а. Ничего… Даст бог, скоро уедет… твоя зазноба. Да и грех это, нехорошо, нечего и сердце зря травить.

Из глаз Ани тихо полились быстрые слезы.

Ничего… Сороковины по батюшке справим, и за свадьбу, ничего… Не плачь, детонька, слезы-то твои девичьи, со страху, высохнут скоро, что утренняя роса на солнце. Не плачь, он мужик тихий, смирный, обижать не станет. А что вдовый да с детками — так это тебе бог дает.

А н я. Не люблю я его, бабушка Настя, не люблю!..

С т а р у х а. Э, милая!.. Это в тебе не любовь — это кровь молодая играет. Ты с мужиком пуд соли съешь, детей ему нарожай, душой-телом прирасти, а после скажешь: люблю — не люблю. Ты этого перекати-поле с Петром своим не равняй. Я людей вижу. Ты сирота. Тебе теперь дом свой устраивать нужно, корни пускать, гнездо вить. Куда ты без Петра денешься? Он тебе теперь и за отца, и за матерь. Али ты, как сестра твоя, мыкаться хочешь? Без пристанища? Вот уж бедная, бедная! Ох, не приведи господь бездомной, безмужней жить! (Неожиданно.) Ты сегодня ночевать ко мне приходи.

А н я. Зачем?

С т а р у х а. А неможется мне. Водицы испить али что. Вот и подашь. (Пауза.) Что молчишь?

А н я. Хорошо.

С т а р у х а. Ну и пойду помаленьку. Гляди не сиди долго, Нюта. Без тебя не усну. (Уходит.)

Аня остается одна. Некоторое время сидит, задумчиво опустив голову на грудь. Бьют часы. Наконец она, словно решившись на что-то, встает и направляется к комнате Марка. Останавливается у дверей, помедлив, тихо стучит.

М а р к. Да! Входите! (Весело.) Ну что, матрешка, скоро мы с тобой расстаемся! Жаль, да ничего не попишешь. Гонит меня твоя бабка, не любит. Да и на работу пора.

А н я. Вы ее простите, пожалуйста… Она очень несправедлива к вам…

М а р к. Вот как?.. Ну что же, спасибо на добром слове, а только она, Анечка, пожалуй, права… Со своей колокольни… Которая, кстати сказать, уже давно не звонит… Да, дорогая Анечка, она права с точки зрения своего уже давно отошедшего в небытие времени… Когда-то именно так и рассуждали: дом, дети… Но теперь это все как-то утратило смысл. Ты не находишь?

А н я. Да.

М а р к. Ну вот… И об обильном потомстве, к сожалению, я могу, например, только мечтать… ибо с большим трудом имею возможность прокормить одного, дай бог, чтобы он не скоро еще родился… Да и ваша сестрица… которую я, разумеется, горячо обожаю… любовницей — еще куда ни шло, но представить себе Ольгу Васильевну матерью семейства — весьма затруднительно, не обижайтесь… Вот вы с вашим женихом — совсем другое дело. Вам тут, на природе… в не ограниченном, так сказать, коммунальными соседями пространстве — сам бог велел. Плодитесь и размножайтесь. Беспрепятственно… Ну-ну, не сердитесь, я ведь шучу… Что, свадьба-то скоро?

А н я. Свадьбы не будет.

Пауза.

М а р к. Это что ж так?

А н я. Так…

М а р к. Мда… Опасная ты девушка, Аня. Петеньку от таких шуток кондрашка хватит, а?

А н я. Это не шутка.

М а р к. Ну, а позвольте вас тогда спросить: что же это вы в таком разе голову молодому человеку морочили? Завлекали всячески, подавали надежды, обманывали?

А н я. Я не обманывала. Я действительно хотела, пока…

М а р к. Пока — что?

А н я. Пока не полюбила вас…

Пауза.

М а р к (с усмешкой). Я так и знал, что этим все кончится. (Пауза.) Ну и что же нам теперь делать, а?

Пауза.

А н я (тихо). Не знаю…

Пауза.

М а р к. Ну вот что, Аня. Ты очень милая девушка, но сейчас выйди, пожалуйста, вон, закрой за собой дверь и ложись спать.

А н я (едва слышно). Нет…

Пауза.

М а р к (вдруг рассердился). Впрочем, что ж… момент подходящий, жена в отъезде… давай!.. Ты человек взрослый… Все обдумала, все взвесила, все решила… Раз влюбилась — все правильно, надо отдаваться. Ну, чего ты так смотришь? Ты же за этим пришла?.. За этим или не за этим? Ну так давай раздевайся, ложись, ну? Чего время-то зря терять?.. Или ты меня ждешь? Я готов. (Хватается за ремень.)

Аня, остановившимися от ужаса глазами глядевшая на Марка, вдруг разрыдалась.

Вот… как до дела — так в слезы… Ну ничего… ничего… поплачь… На что ж это ты, девочка, рассчитывала, а?.. Что я тут же брошусь тебе на шею?.. Смотрите-ка, осчастливила, влюбилась!

А н я (сквозь рыдания). Какой же вы!.. Какой вы!.. Я думала…

М а р к. Ну?.. Что ты думала?

А н я. Я думала… что вам… нравлюсь…

М а р к. О господи, да конечно же нравишься!.. Ну и что из того? Это же еще не причина, чтобы делать тебя несчастной, глупая ты девушка!

А н я (бурно, сквозь слезы). Вы!.. Несчастной!.. Да вы!.. Вы же не знаете! Не знаете!.. Я же только теперь!.. Только сейчас!.. И узнала счастье!.. С вами!.. Я думала… Я же ни на что не рассчитывала!.. Зачем вы так говорите!.. Я думала, пусть только одна ночь! Раз так… раз такая судьба… Я же ни на что не претендую! Ну и пусть вы меня не любите, пусть!.. Но я… но мне хватило бы этой ночи… этого счастья на всю жизнь! На всю жизнь!.. Пусть я буду потом страдать… потом! потом!.. Но сейчас… каждая секунда — только счастье!.. Только радость ваших прикосновений… (Закрыла ладонями горящее лицо. Плечи ее вздрагивают от рыданий. Марк обнимает ее, гладит по голове. Аня поднимает заплаканное лицо, умоляюще шепчет.) Пожалуйста… не прогоняйте меня… не бойтесь… она не узнает… Никто не узнает, не бойтесь!.. И я выйду за Куликова, и вам не придется себя упрекать, потому что это я… я сама во всем виновата!.. И вы уедете скоро, а завтра приедет Ольга, и… Ну пожалуйста… поцелуйте меня…

Марк притягивает ее к себе. Поцелуй.

Ну вот… видите… как это… просто…

М а р к. Молчи. (Долго ее целует.)

Голос старухи: «Нюта! Нюта! Ты где?»

А н я (отшатнулась). О господи!.. Я скоро приду! Как только она уснет. Слышишь? Я приду к тебе. Не запирай дверь. (Убегает.)

Комната Ольги и Марка. О л ь г а стелет постель. М а р к лежит на раскладушке, читает.

О л ь г а. Я познакомилась с торговками… они мне рассказали чудеса… Представляешь, у них, оказывается, целая система… В общем, в месяц они имеют от двух до шести тысяч… То есть не они, конечно, а хозяева… Потому что многие торгуют не сами… В зависимости, конечно, от сезона, от цветов… (Посмеивается.) Ты только не думай, что я теперь всю жизнь собираюсь торговать… Десять тысяч… Ну, пятнадцать, если хорошо пойдет… Ну, двадцать!.. У меня есть совершенно дикая мечта… Отправить тебя в Италию!.. Ты знаешь, сколько стоит путевка?

М а р к. Мм?..

О л ь г а. Я говорю: ты хочешь в Италию?.. (Смеется.) Ну, иди ко мне…

М а р к. Ой, Оля… у тебя такая… мучительная кровать…

О л ь г а (рассмеялась). Бедненький… Ну тогда я к тебе, можно? (Спрыгнула с кровати, подбежала к Марку.)

М а р к (невольно). Господи, как тебе не надоест! Одни и те же бессмысленные телодвижения!..

Ольга замерла, выпрямилась, застыла.

Ну… не обижайся… (Провел рукой по волосам, Ольга резко отстранилась.)

О л ь г а. Это для тебя они бессмысленные, потому что… бесчувственные!

М а р к. Ну, началось!.. Нет, я лучше уйду на веранду.

О л ь г а. Поближе к Анне?

М а р к. Что?.. Что?..

О л ь г а. Ничего.

М а р к (вскочил с постели). Ну знаешь, милая!

О л ь г а. Не кричи. Я пошутила. Спят.

М а р к (ходит по комнате). Надоели вы мне все!.. Как вы мне все надоели!..

О л ь г а (спокойно). Знаешь, Марк, в чем суть нашего конфликта? Я тебя люблю, а ты меня нет. Вот и все. (Улыбается.) Конечно, я могла бы смириться, и терпеть, и покорно нести свой крест… тем более теперь, когда я жду от тебя ребенка… Мало ли на свете жен, которых не любят мужья… (Пауза. С улыбкой.) Но мне так хочется счастья, быть… любимой! (Закрывает лицо руками.)

Пауза.

М а р к. Это правда… насчет ребенка?

О л ь г а. Да. Я была у врача. (Пауза.) Я знаю, ты всегда был против… но я женщина и хочу оправдать единственный смысл своего существования… Это желание выше доводов рассудка, Марк… Оно слепо и страстно, как у животного.

Пауза.

М а р к. Я не против… Но ты же знаешь наши возможности…

О л ь г а. Наши возможности безграничны!.. К тому времени, когда он родится, у нас уже будет трехкомнатная квартира!

М а р к. Пока он не родился, Оля, нас даже не поставят на очередь, потому что у нас лишних полметра… И потом, если даже и появятся деньги… столько лет придется стоять и ждать…

О л ь г а. Зачем? Нужно только дать кому следует взятку. Это же так просто.

М а р к. Просто… Только не нам с тобой.

О л ь г а (тихо). Разумеется, Марк, я на тебя и не рассчитываю. Каждый делает только то, что ему жизненно необходимо.

М а р к. Для меня жизненно необходим покой. (Пауза.) Я хочу, чтобы меня все оставили в покое. (Пауза.) Я, может быть, нехороший человек, но я не выношу жить в муравейнике. Физически!

Пауза.

О л ь г а. Почему же ты… тогда не хочешь пошевелить и пальцем!.. Раз уж в муравейнике невыносимо… Другие мужчины…

М а р к. Я тебе много раз говорил, Ольга, не нравлюсь — уходи. (Пауза.) Я завтра уеду. Отпуск кончается, надо хоть немного отдохнуть.

Ольга молчит.

Спокойной ночи. (Ложится, отворачивается к стене.)

Пауза.

О л ь г а. Ты мне больше ничего не хочешь сказать?

М а р к. О чем?..

Пауза. Ольга молча начинает одеваться.

Ты куда?.. Ольга!.. Оля!..

О л ь г а. Никуда. Спи. (Выходит.)

Марк садится на постели, закуривает. Ольга прошла по темному дому, вышла на веранду, зажгла свет, увидела А н ю.

О л ь г а. Аня?.. А ты что не спишь?

А н я. Так… сейчас пойду.

О л ь г а. У тебя свидание? Я помешала?

А н я. Нет…

О л ь г а. А что это Куликов такой мрачный ходит? Поссорились?

А н я. Нет… Я пойду…

О л ь г а. Постой… Я вижу, ты на меня сердишься… осуждаешь… за то, что я так и не простила его перед смертью… Не могла!.. Пока был жив — не могла. А теперь… что ж, царство ему небесное.

А н я. Я пойду… поздно.

О л ь г а. Подожди. Посиди со мной… Какая ночь!.. В городе этого не замечаешь, правда?.. Перестань дуться, Аня!.. Анечка, сестричка моя, ты у меня самая дорогая на свете, если бы ты знала!.. У меня будет ребенок, Аня!.. Это такое чудо!.. Не правда ли?.. Ты это понимаешь, да?..

Пауза.

А н я. А Марк… знает?

О л ь г а. Марк?.. Да… Я ему сказала… Он был очень, очень доволен, рад!.. Он и я — мы оба так счастливы… Он хочет мальчика, сына он…

А н я. Зачем ты все выдумываешь?

О л ь г а. Что?

А н я. Ничего он не хочет! Никакого мальчика! Никакого мальчика!

О л ь г а. Аня!..

А н я. И никого он не любит! И тебя не любит! А ты… ты все ему прощаешь! Унижаешься! Лжешь! Зачем ты все лжешь? Он же тебя не любит! Не знает, как отделаться только, жалеет! А ты… вцепилась как пиявка! Ничего не видишь! Не слышишь! Только хапаешь! Думаешь, ты удержишь его своим ребенком? Наоборот! О глупая! Иди сделай себе, пока еще не поздно, аборт!

О л ь г а (дает ей пощечину). Дрянь! Какая же ты дрянь!

А н я (схватилась за щеку, покатились слезы, подкосились ноги, упала перед Ольгой на колени). О, прости меня, прости меня! О, я сама не помню, не знаю, что говорю! Прости меня! (Целует ей ноги.)

О л ь г а. Аня! Что ты делаешь! Встань!

А н я. Я гадкая! Я грязная! Я хуже всех! Меня надо убить! (Рыдает.)

О л ь г а (опускается рядом с ней на колени). Анечка!.. Девочка!.. Ну что ты!.. Что с тобой?.. (Догадавшись.) Может быть, ты… Ну скажи мне, не бойся, Аня!.. Он же любит тебя, глупышка! Он не оставит! Вы поженитесь! Все будет хорошо! Верь мне, верь!.. Вы поженитесь… У вас будет свой дом, сад… В саду будут расти цветы и играть дети… Мы будем приезжать к вам… Аня!.. Не плачь, моя девочка! Моя маленькая! Сиротка моя! (Заплакала.)

А н я. Ну ладно, хватит болтать. Я устала. У меня болит голова.

О л ь г а. Дорогая моя, ну скажи мне, что с тобой?

А н я. Ничего. Пусти. Я хочу спать. (Поднимается с коленей.)

О л ь г а. Ты пугаешь меня.

А н я. Успокойся. Ничего такого, о чем ты думаешь, у меня нет. (Идет к двери, затем неожиданно оборачивается, с мукой.) Тут у меня жжет!.. Кипит все!.. Ненавижу!

О л ь г а. Кого ты ненавидишь, Аня?

А н я. Всех!

О л ь г а. Аня!..

А н я. Не трогай меня! Не трогайте меня! Или я сейчас подожгу дом! (Убегает.)

О л ь г а. О господи!..

Входит М а р к.

Ты слышал?

М а р к. Что?

О л ь г а. Что она сказала?.. Аня!

М а р к (медленно). Н-нет…

О л ь г а. Она сказала, что подожжет дом. Что это с ней, а?..

М а р к. Почему ты спрашиваешь об этом у меня? Откуда я знаю?

О л ь г а. Ну не раздражайся! Не надо… (Пауза.) О, как хочется мира, радости, тишины… В сущности, я ее понимаю… В ее годы похоронить себя навсегда в деревне… Когда у нас будет трехкомнатная квартира… А хочешь, я покажу тебе свои ландыши?.. Нет, Куликов прелесть! Ты бы видел, какую он мне оборудовал теплицу! Даже кварцевые лампы достал!.. Дело в том, Марк, что я решила от тебя уйти. Совсем. То есть развестись… пожалуйста, не возражай!.. Я думала, смогу смириться с твоим отношением ко мне, только бы ты был рядом!.. Но это выше моих сил!.. О, пройдет время, и я прокляну себя за то, что сама отказалась от тебя! Но жить — и быть едва переносимой тобой!.. О, я не могу, не могу!..

Пауза.

М а р к. Хорошо. Ты права. Нам лучше временно расстаться.

О л ь г а. О нет! Не временно! Нет! Только никакой надежды! Если расставаться, то навсегда! Навсегда! Чтобы я не убивала себя надеждой!

М а р к. Успокойся, Оля. Нас все равно не разведут сейчас. Пока ты не родишь ребенка.

Пауза.

О л ь г а. Что же делать?.. Что же делать?..

М а р к. Ничего… Ждать.

О л ь г а. Ждать… Тебе когда на работу?

М а р к. В принципе у меня есть еще неделя. За свой счет…

О л ь г а. Еще неделя!..

М а р к. Что? И ты меня выгоняешь, как бабка?

О л ь г а. О нет! О нет! Живи!.. Только я попрошу… ночевать тебя… в другой комнате…

М а р к. Хорошо.

Вбегает К у л и к о в.

К у л и к о в. Где Анна?.. Анна где?

О л ь г а. Анна?.. Ее нет…

К у л и к о в. Вижу, что нет. Где она?

О л ь г а. Откуда я знаю, Петя, что ты, право? Я за ней не бегаю.

М а р к. Здравствуйте, Петя.

К у л и к о в (мрачно). Я тебе не Петя. Я с тобой водку вместе не пил.

М а р к. Это все равно. Я только к тому, что, входя в дом, надо бы поздороваться. И извиниться за ночной визит.

К у л и к о в. А пошел ты знаешь куда!..

О л ь г а. Петя!..

К у л и к о в. Я ему сейчас извинюсь! Пусть спасибо скажет, что здесь сейчас находится, с вами, а то!..

М а р к. Слушай, ты, убирайся отсюда, пока я тебя не выкинул!

К у л и к о в. Че-го?!

М а р к. Я сказал — выйди отсюда! Мразь.

О л ь г а. Марк!

К у л и к о в. А ну-ка, Ольга Васильевна, посторонись! Я ему сейчас!..

О л ь г а. Петя! Марк!.. Куликов!.. Что вы делаете! Бабушка Настя!

С т а р у х а (появляясь в дверях). Ну, чего расходились! Чего расходились! Петухи! Ступай, Петр, домой! Слышишь? Чего по ночам бегаешь, людей тревожишь?

К у л и к о в. Чего они от меня Анну прячут!

С т а р у х а. Да тут твоя Анна, тут! У меня. Со мной спит. Аль не веришь?

К у л и к о в. Пусть выйдет, поговорить надо.

С т а р у х а. Я тебе выйду! Я тебе выйду, полуночник! Испортили мне девку! Вот женишься, привяжись за ейный подол и сиди, коль от людей стыдно не будет! А сейчас — пошел, пошел с богом! Свои девки дома оставленные, бесстыдная твоя рожа, пошел!

К у л и к о в. Ладно, утром приду. (Уходит.)

С т а р у х а. То-то, петухи… И когда уже угомонитесь?.. Нехорошо с вами… (Марку, с досадой.) Ехать же собирался, чего опять ждешь?

О л ь г а. Бабушка Настя, что же вы его все гоните? Он ведь мой муж! Муж! Ну и меня тогда гоните! И я уеду! И я!

С т а р у х а. Ах ты, касатка моя, и кто же вас, милая, гонит? Живите, господь с вами. (Уходит.)

Пауза.

М а р к (усмехаясь). Спасибо, Оля… защитила… Как я им, однако, всем надоел.

О л ь г а. Чужой ты здесь.

М а р к. А ты?

О л ь г а. А меня… жалеют.

М а р к. Вот как?.. За что? (Пауза.) В сущности, Оля, я очень хорошо к тебе отношусь. Но ведь тебе этого мало. Тебе непременно надо, чтобы я из-за тебя с топором бегал, как Куликов… Ведь ты, наверное, даже завидуешь Анне… Бегает этакий здоровенный бугай и рычит: не подходи, мое, укушу!.. А ведь это, в сущности, дикость…

О л ь г а. Он ее любит.

М а р к. Ну знаешь, шимпанзе тоже любит.

О л ь г а (тихо). Хотя бы шимпанзе…

Пауза.

М а р к. Ладно, пойду перенесу кровать.

О л ь г а. Не надо… Чего уж позориться напоследок. Поспим в одной комнате. Не бойся, не съем.

Вечер. В доме одна О л ь г а. Входит К у л и к о в. Он пьян.

К у л и к о в. Ольга Васильна… здравия желаю… быть!

О л ь г а. Здравствуйте, Петя. Ты к Анне? Ее нет.

К у л и к о в. Знаю, что нет… знаю… Куликов все знает… Знаю, где Анна Васильна, и с кем — тоже знаю…

О л ь г а (нетерпеливо). Ну, это не мое дело.

К у л и к о в. Ошибаетесь, Ольга Васильна! Ох как ошибаетесь!

О л ь г а. Что? В чем?

К у л и к о в. Дело это и вас тоже очень даже касается…

О л ь г а. Я не хочу… Извини, Петя, ты пьян, мне неприятно…

К у л и к о в. Что ж, что пьян? Что ж, что пьян?.. Ну и пьян, так что? Правду-то я вам и в пьяном виде… как на ладони… Что пьян — извините… рабочему человеку оно и не грех иногда… пройти разрешите. Известия у меня для вас очень даже интересные имеются, не раскаетесь. (Проходит в комнату.) Эх, Ольга Васильна!.. (Заливается трясущимся смехом.) Как они нас с вами… того, а?! (Снова затрясся.)

О л ь г а (теряя терпение). Ты зачем пришел, Петя? Ты хочешь что-то сказать — говори.

К у л и к о в. Скажу, скажу, потерпите, Ольга Васильна, все скажу. Вы меня не торопите, ножкой не топайте. А то пожалеете, что поторопили… У вас спички найдутся?

О л ь г а. Вот… бери.

Куликов закуривает.

Ну?..

К у л и к о в (вдруг жестко, хмуро). Гони ты обратно своего мужика в город, поняла? Завтра же пусть катится отсюда, чтоб я его больше не видел!

О л ь г а (опешила). Что?

К у л и к о в. Что слышала! А то — худо нам всем будет. Я Аньку кобелю твоему порхатому не отдам! Убью! Так и скажи ему: убью, сука!

Пауза.

О л ь г а (шепотом). Что ты… Петя!.. Что ты!.. Ты что?.. Врешь ты все, Петя!.. Врешь! (Трясет его.) Спьяну ты! Горячка у тебя, Петенька!..

К у л и к о в (сбрасывает ее руки). Но-но! Ты это брось!.. Сам видел!.. Следил!.. Две недели следил! Как собака вынюхивал! Сам себе опротивел!.. Ты в город когда уезжала, помнишь? Тут-то у них и началось! Верно говорю, верно! У бабки Насти и спроси, она знает! Все знают!.. Ну что? Не веришь?! Пойдем! Пойдем, говорю! Ну, пойдем!

О л ь г а (шепотом). Куда?

К у л и к о в. Увидишь. Покажу…

Ольге стало нехорошо.

Ах ты… Ольга Васильна!.. Да что это вы… ну… Эх!.. (Побежал за водой.) Ну… ну… эх, бабы вы… и сказать-то вам ничего нельзя. Ну, ты садись, садись… Вот, выпей… Погоди, я тебе беленькой сейчас… (Достает из-за пазухи начатую поллитровку.) Вот, давай выпей, полегчает… (Сует ей в руки стакан; Ольга машинально пьет, морщится.) Я ведь как догадался… Ольга Васильна. Это ведь очень просто догадаться… Я ж с Анькой… Я ж ее год целый почти уламывал… Известно, девка… Каково мне это было терпеть, а?.. Сама понимаешь… Мужик ведь… А терпел!.. Терпел!.. Дур-рак!.. Надо было мне твою Аньку в первый же раз так прижать!.. Чтоб век помнила!.. Чтоб уж деваться некуда было!.. Разве ж можно с вашим братом церемонии разводить? Жалел все… пока чужой кобель не вскочил!.. (Пьет.) Ох, суки вы бабы, суки!.. Подхожу к Аньке. «Пойдем, говорю, Ань, погуляем. Девчонки мои улягутся, приходи». Мнется. Я ее загреб всю… всю! Маленькая ведь, худющая… вся вот здесь помещается… Раньше-то, бывало, так и затихнет в руках… Лежит, бывало, не шелохнется… Горит вся!.. А тихая… А тут… «Пусти, говорит, меня, Петя!» Да так с силой говорит. «Пусти, говорит, меня, не хочу!..» — «Что? Как? Ань?..» — «Не хочу, говорит, и все тут!» Я — целовать! А ее с моих поцелуев прямо воротит. Тут-то меня и осенило… Другой у нее есть — вот что. Другой! Другого она любит. Аж в пот кинуло. Как мне в голову это стукнуло, и сам не пойму. Кто шепнул? Стою, обмяк весь, коленки трясутся. А она вырвалась, побежала, да так звонко: «Прости, говорит, меня, Петя, прости!..» (Пьет.) Нет, Ольга Васильна, я ему за Аньку!.. (Сжал кулаки.) Это уж будь спокойна!.. Моя она. Моя! Жена она мне! Понимаешь ты? Что такое человеку жена? Кровь моя!.. Чтоб я свою кровь!.. (Пьет.) Да ведь и не нужна она ему, не нужна!.. И ты ему не нужна! И никто ему, падле, кроме себя самого, не нужен! Побаловаться захотелось с девкой! Мало ему ленинградских баб!.. Ну что она в нем нашла? Что?.. Разве ж он против меня мужик? А?.. Он ведь и с бабой-то как следует не может! Я же вижу! Я ж по тебе все вижу! Не балует тебя твой мужик, нет, не балует! Оттого ты и квелая такая, нету в тебе сытости бабской, ты ж на наших деревенских погляди — все, как одна есть, коровы, а довольны! Потому — мы к бабе уважение имеем. Эх, Ольга Васильна, жалко мне тебя! Сохнешь на корню, высохла вся, как ветка сухая. (Тычет в грудь.) Рожать бы тебе, молоком наливаться, сладкая б ты бабешка была!

О л ь г а (хрипло). Уйди!

К у л и к о в. Куда ж мне идти, Ольга Васильна? Место мое занято, а? Не обидно тебе это?.. А давай-ка мы их с тобой, того, оброгатим! (Пытается обнять.)

О л ь г а. Ты что? Пусти! Пусти!!!

К у л и к о в. Ну… ну… не рвись!.. Ну чего ты!..

О л ь г а. Ты что, Петя! С ума ты сошел!

К у л и к о в. Ну ладно… чего ты… Я ж тебя… все равно… не пущу!.. Никуда ты… от меня… не денешься!.. Они — там… мы — здесь!

О л ь г а (вырвалась). Пусти!.. (Ударила по щеке.) Скотина!

К у л и к о в. Что ж ты руки распускаешь… я ведь тоже могу… (Закручивает ей руки.) Ну, что теперь?

Ольга вскрикнула от боли.

Кричать будешь? Кричи. Все равно они нас с тобой не услышат!

О л ь г а. Пусти! Мне больно!

К у л и к о в. Кочевряжиться перестанешь — пущу.

О л ь г а. Какая же ты… скотина!.. Хам!.. Грязный хам!.. Шимпанзе!.. Кобель!

К у л и к о в. Вон как заговорила! А то, бывало, — Петенька, голубчик, сделай, миленький, помоги, дай!.. Это ж что получается? На мои же деньги, моими руками жар хочешь загрести — да меня ж и поносишь? Да я сегодня же весь твой парник к… матери по бревнышку растащу!.. Лампы ей достал, проводку, стекло!.. Я ж тебе задаром все делал! Я ж думал — по-родственному! Ты ж у меня, сука, сто рублей взяла! Забыла уже? Я молчу, думаю, мужик приехал — отдаст, куда там! Совести нет, а туда же еще, лает!

О л ь г а (хрипло). Я тебе… отдам!.. Я тебе… отдам!

К у л и к о в. Что ж вы меня, сволочи, пользуете как хотите! Руки мои, деньги мои, бабу мою! И чтоб я теперь тебя отпустил так!..

О л ь г а (вне себя). Я тебе… отдам!.. Я тебе… отдам!.. Я заткну тебе твой поганый рот!.. Господи! Где же мне взять?.. Где мне взять эти сто рублей?!

К у л и к о в. У мужика своего возьми! Где бабы берут, не знаешь?

О л ь г а. Боже мой!.. У меня нет!.. У меня никогда нет… денег, чтобы бросить их в ваши алчные, мерзкие рожи!.. Что мне продать… чтобы отдать тебе… у меня даже нечего продать!!!

К у л и к о в. Ничего! Натурой расплатишься!

О л ь г а (вдруг ее осенило). Вот! Вот! Возьми! (Лихорадочно стаскивает обручальное кольцо.) Оно золотое, не думай! Возьми! Сто пятьдесят рублей! Я бы тебе еще!.. Но больше… больше у меня… ничего нет!.. Больше ничего нет!! Не нажила!.. Извини!..

К у л и к о в. Что ты мне суешь? Я тебе что, баба? Ты мне деньги давай, а это говно я и сам куплю!

О л ь г а (в истерике). Больше ничего нет!.. Ничего!.. У меня больше ничего нет!..

К у л и к о в (прижимает ее к себе). Да ладно, чего ты заладила! На хрена мне деньги твои… Нравишься ты мне давно… поняла?

О л ь г а (умоляюще). Ох… пусти… Петя… Что ж ты делаешь… зверь!.. Мне же… нельзя…

К у л и к о в. Погоди ты… нельзя мне теперь тебя… пускать…

Вошла с т а р у х а и, не глядя на Ольгу и Куликова, занялась по хозяйству.

(Медленно отпуская Ольгу, тяжело, с усмешкой.) Ну, бабка, сто лет проживешь!.. Только что тебя вспоминал. Вот, думаю, хоть бы бабку Настю черт не принес! (Медленно пошел к двери. Оборачиваясь на пороге.) Так ты мужику своему так и передай: убью!.. (Уходит.)

Долгая пауза. Ольга опускается на колени.

О л ь г а. Бабушка Настя… Христом богом… скажи… Ведь она сестра мне… Что он наговорил тут… Как же мне теперь жить… Как мне глядеть на них, господи!..

Пауза. Старуха молчит.

(Рассмеялась.) А-а-а… Это я знаю, это я знаю, знаю, это я знаю! Это меня бог наказывает, это меня бог!.. За все грехи мои! За отца!.. За отца!!! Непрощенный ушел! Не простила ведь я его, бабушка Настя! Ох, грех какой!.. Отца, отца своего не простила! За жестокосердие свое терплю!.. Как же… как же я у господа теперь вымолю, если сама не простила?! Проклятая! Проклятая! И хоронить не пошла! Как он звал, как он звал-то меня, помнишь? Помнишь?.. Проститься хотел!.. Ведь навсегда! Навсегда!.. О подлая! Подлая! Где могилка его? На могилку хочу! В церковь! Бабушка Настя, в церковь пойдем, свечку поставим, молиться буду, каяться хочу, прощения заслужить! Ведь простит, простит он меня, бабушка Настя? За страдания мои простит? Простит ли?

Пауза.

С т а р у х а. Не надо ходить… никуда. Не нужны вы богу.

О л ь г а (потрясенно). Как это… не нужны?

С т а р у х а. Живете без бога. И ему нет до вас никакого дела. Оставлены вы. И не бог вас наказывает. Сами себя… сожрете. Глаза бы мои на вас не смотрели. (Пауза.) Пойдем.

О л ь г а (со страхом). Куда?..

С т а р у х а. Уродцев своих поглядишь.

Резко повернулась, пошла из дома. Ольга зачарованно идет за ней следом. Входит в теплицу. С т а р у х а включает свет, и О л ь г а видит ужасающую картину: ряды искалеченных, изуродованных цветов. Бледные, изогнутые стебли, хилые, больные. Цветы — разбитые параличом. Цветы — монстры. Деградирующий мир природы.

О л ь г а (схватилась за сердце). Что это?.. Что это?.. Господи, за что?!

С т а р у х а (бормочет). Поздно вы о боге вспоминаете… перед смертью… (Медленно пошла прочь.)

О л ь г а (вздрогнула). Перед смертью… перед смертью… перед смертью… Что ж, вот и Куликов тоже… Только не тому умирать… не тому… Тому жить надо… жить… радоваться… Это мне… мне… Права ты, старуха… О боге-то мы перед смертью лишь… Мне смерть, мне… Дала б ты мне отравы, старуха… ведь не дашь… не дашь… А только я все равно… Жизнь из меня вся ушла… вся просочилась до капли… Знамение ведь это мне… Знамение… Умереть хочу… В землю скорее лечь… Успокоиться… Упокой, господи… Упокой, господи… Как это молились раньше, старуха?.. Упокой, господи, душу рабы твоей… Душу мою, душу мою, душу мою неприкаянную, упокой, господи! Не хочу больше жить! Бабушка Настя, не хочу! (Согнувшись, спотыкаясь и пошатываясь, уходит в дом.)

Входят М а р к и А н я. Остановились возле Ольгиной теплицы.

А н я. Иди сюда! Здесь никого. Господи, посмотри, какой ужас, что это?.. У меня такое чувство, что за нами постоянно следят… После той злополучной ночи, когда она продержала меня до утра, у меня внутри будто что-то лопнуло, оборвалось… Какая-то дыра в животе… Я теперь постоянно либо плачу, либо кричу на всех!

М а р к. Аня… когда-нибудь… не сейчас… ты поймешь, что мудрая баба Настя избавила нас обоих от многих мучений, которые приносит нечистая совесть…

А н я. Не говори мне так, или я стану очень злой! Зачем ты так говоришь!

М а р к. Я же сказал, сейчас ты не поймешь… Тогда хотя бы поверь мне, что все это очень скоро пройдет… Я уеду, ты немного погрустишь и забудешь… уверяю тебя… И, вспоминая свои теперешние страдания, тебе будет просто смешно… Помиришься с Петей… В общем, он… хороший человек… Ну, или приедешь к нам в Ленинград, мы тебя как-нибудь пристроим… найдешь себе жениха, а?.. Самое печальное, Анечка, то, что в любви все взаимозаменяемы…

Пауза.

А н я. Мне иногда хочется тебя задушить.

М а р к (с беззащитной улыбкой). Задуши…

Пауза.

А н я. У меня есть план. Ты сейчас поедешь домой. А я возьму отпуск, скажу, что путевку дали, и приеду к тебе. Хорошо?

М а р к. Аня… мы живем с соседями… и…

А н я. Я же не собираюсь прямо к тебе. Снимем где-нибудь комнату…

М а р к. Нет, Аня… это невозможно…

А н я. Почему?

М а р к. Ну… потому что это как-то… непорядочно…

А н я. Что непорядочно?

М а р к. Перед Ольгой…

А н я. Но ты же ее не любишь! Ты же сам говорил, что не любишь! Или ты лгал?

М а р к. Не знаю… жить с ней невыносимо… Но и бросить ее я, наверное, никогда не смогу…

А н я. А меня… бросить ты сможешь?

М а р к (поморщился). Анечка, ты так молода… Ты еще сто раз…

Пауза.

А н я. Ты меня просто не любишь.

М а р к (тихо). Я в этом не виноват.

Пауза. Аня, отвернувшись, тихо плачет.

Господи, ну что вы нашли во мне такого хорошего!.. Подумай, Аня, из-за кого ты страдаешь! На что я тебе сдался? Неужели ты не видишь, что я пустой, мертвый?.. Я не знаю, для чего жить. У меня нет ни одной радости, ни одного желания, ни одной надежды… Я никому и ничего уже не смогу дать. Единственное, чего я хочу, чтобы меня все оставили в покое и перестали дергать, словно я огородная репа! Неужели тебе нужен такой мужчина, Аня!..

А н я. Я вылечу тебя!.. Я волью в тебя новые силы!.. У тебя снова появятся желания и захочется жить!

М а р к. Это иллюзии, Анечка… Ты же не фокусник, а?.. Или ты фокусник?..

Аня молчит. Вздохнув.

Вот видишь…

Пауза.

А н я. Но так не бывает!.. Не бывает!.. Это было бы совсем бессмысленно… жестоко!.. Это не может кончиться вот так… просто… ничем!

М а р к. Знаешь, Аня, я недавно понял одну вещь… Сказать? Большинство наших страданий — от невозможности осуществить свои желания… Верно?.. Мудрость же, очевидно, состоит в том, чтобы довольствоваться существующим… Тем, что каждому из нас дает жизнь. Не озираясь завистливо по сторонам и не подсчитывая ревниво количество отпущенных тебе и твоему соседу благ… (Иронично.) Вот, например, замечательные девушки прошлого века, согласно описаниям господина Тургенева, когда их отвергали гораздо менее достойные их мужчины, как-то находили в себе душевные силы и смирялись с суровой действительностью… Чем же наши комсомолки хуже тех барышень?

Пауза.

А н я. В чем же тогда смысл?

М а р к (устало). Какой смысл, Аня?.. Жизни?.. (Вздохнул.) На этот вопрос тебе не ответит даже сам господь бог, который эту жизнь создал. А ты спрашиваешь у меня…

Пауза.

А н я. Скажи, если бы можно было выбирать… как бы ты хотел вообще… жить?

М а р к. Я бы сделался Буддой и перестал жить вообще.

А н я. Я серьезно…

М а р к. Серьезно?.. О!.. (Иронично.) Я поселился бы, например… в Венеции!.. В пятнадцатом веке… в маленьком двухэтажном домике, увитом плющом и виноградом… Днем я бы писал восхитительных, полных живого ума, грации и жизнерадостности венецианок, а вечером… ужинал вместе с Тицианом или… заехавшим погостить из немыслимо далекой и холодной Германии Дюрером… За выдающиеся художественные достижения правительство назначило бы мне пожизненную пенсию, и я тихо скончался бы, овеянный лучами бессмертной славы, оплаканный верными учениками и домочадцами, аминь!.. Ну не страдай, Аня, сколько можно… Я просто физически не выношу страдающих физиономий!.. Господи, хоть бы один раз встретить счастливое, довольное женское лицо!

А н я (тихо). Езжайте в Италию, Марк…

Входит К у л и к о в. Он пьян, еле держится на ногах.

М а р к (глядя на Куликова). В Италию, Анечка, нас не пускают. И правильно делают. (Берет Аню под руку и идет с ней к выходу.)

К у л и к о в (зарычал). Стой!!

М а р к (останавливается. Устало). Ну что вы рычите, Куликов? Что вам от нее нужно?

К у л и к о в (хрипло). Уйди, ты… слышь?.. Уйди… Как человека прошу… Пусть она останется… поговорить…

Марк вопросительно взглянул на Аню.

А н я. Подождите меня, я сейчас.

Марк уходит.

Ну?..

К у л и к о в (пытается сказать что-то важное, но, не находя слов, мычит и жестикулирует. Наконец). Брось ты его, Ань… слышь?.. На что он тебе, а? Женатый… Пропадешь ты…

А н я. Нет, Петя, поздно…

К у л и к о в. Что — поздно?.. Али было у тебя с ним, а? Было чего — нет?

А н я. Было.

К у л и к о в. Что… было?..

А н я. Все.

Пауза. Куликов заскулил.

К у л и к о в. У!.. Гнида!.. Вошь!.. Не сберег!..

А н я. Ну и все, Петя. Прощай.

К у л и к о в. Как — прощай? Стой! Куда ты? Куда? Вернись, Анька! Слышь? Лучше вернись! Все прощу! Все! Как не было! Не жить мне без тебя, Ань!

А н я. Не надо, Петя. Все у нас кончено. Не надейся.

К у л и к о в. Ну это ты врешь! Врешь! Ничего у нас не кончено! Врешь!.. Ну гляди, Анька, не вернешься — убью! Его убью, поняла?

А н я (равнодушно). Все равно… Трепло. Все вы… трепло!.. «Убью»!.. Трепло! (Пошла к дому.)

К у л и к о в. Стой!.. Я ж и вправду убью! Стой!..

На крыльце появляется О л ь г а. Красные пятна на щеках. В лихорадке.

О л ь г а. Кто там кричит?.. Не надо кричать, Петя… Не кричи. Посмотри на них… Марк!.. Аня!.. Пусть они любят друг друга, Петя. Не надо им мешать. Где ты, Аня?.. Сестра моя, Аня, люби Марка… Он хороший… Добрый… Люби его… Отдаю. (Улыбается.) Вот (показывает какую-то склянку) выпила… Может, теперь помру… (Пошатнулась.)

Марк бросился к Ольге, подхватил ее на руки и унес в дом. Следом за ним быстро вошла в дом Аня. И только Куликов, все еще стоя на одном месте и пошатываясь, посылает вслед ушедшим пьяные угрозы и ругательства.

Прошло несколько дней. В комнате О л ь г а и М а р к. Ольга укладывает чемоданы.

М а р к. Ты устала?

О л ь г а. Нет…

Пауза.

М а р к. Я думаю, поедем первым автобусом, чтобы к вечеру добраться, да? Пораньше ляжем сегодня.

О л ь г а. Да.

Пауза.

М а р к. Как ты себя чувствуешь?

О л ь г а. Хорошо.

М а р к. Больше всего меня беспокоит теперь он. (Кивнул на живот.)

О л ь г а. Да… Бабушка сказала, на нем это не должно… отразиться… Она же меня сразу прополоскала… Да и мало там было в бутылке… чуть-чуть…

Пауза.

М а р к. Я, Оля, решил уйти из института. Устроюсь на какой-нибудь объект прорабом.

О л ь г а. Зачем?..

М а р к. Квартиру дадут. Через год… два, три, четыре, пять…

Пауза.

О л ь г а. Это хорошо… Только…

М а р к. Работа везде одинакова. По крайней мере, там от меня будет хоть какая-то польза… А архитектор я плохой.

О л ь г а. Неправда!

М а р к. Правда. И те замечательные храмы и соборы, что я тебе рисовал, уже были давно все построены до меня… Я просто производил впечатление, Оля… слышишь? А ты, бедняжка, и впрямь считала меня непризнанным гением, а?.. (Тихо смеется.) Да… хорошо бы для начала построить в самом себе дом… Такой же целесообразный и прочный, как у бабушки Насти… И если уж невозможно найти смысл… надо, по крайней мере, выполнять свой долг…

О л ь г а. Какой долг?..

М а р к. Человеческий… профессиональный… мужской… (Пауза.) Ты, Оля, прости меня.

О л ь г а. Я простила.

М а р к. Совсем прости.

О л ь г а. Совсем… простила.

М а р к. И Аню тоже. У нас с ней ничего не было… Не держи на нее зла. Ей очень тяжело сейчас… Хуже, чем нам.

О л ь г а. Я ей зла не желаю… Наоборот…

Пауза.

М а р к. Я хочу сказать… Я люблю тебя, Оля.

О л ь г а. И я люблю тебя, Марк.

В дверь постучала А н я.

А н я. Бабушка ужинать зовет.

М а р к. Спасибо, Аня, идем.

Идут в комнату, где уже накрыт стол.

С т а р у х а. Ну, садитеся, гости дорогие… С отъездом, значит! Наливайте вино… не знаю, хорошее — нет, какое было — без выбора.

М а р к. Хорошее, бабушка. Просто неудобно. Сами не догадались. (Наливает вино в рюмки.)

С т а р у х а. Ничего… Ну, будьте все здоровы, живите долго, мирно, не ругайтесь…

О л ь г а. И вы, бабушка, долго живите.

С т а р у х а. Куда уж мне, восемьдесят второй год!..

Выпивают.

Скучно мне теперь без вас будет. Привыкла. Вот и Анна надумала уезжать.

А н я. Да я на будущий год только… В институт попробую…

С т а р у х а. Вот. Уж чем тут плохо у нас, не знаю… Не держит больше земля. Никого не держит. (Пауза. Ольге.) Ты хоть родишь ребеночка, дак приезжай на лето.

О л ь г а. Не знаю… Я, бабушка, теперь не загадываю…

С т а р у х а. Ну-ну, правильно… Как бог даст. (Пауза.) Об могилке батюшки вашего не беспокойтесь. Пока жива буду — присмотрю. А там уж…

Пауза.

М а р к. Давно собирался у вас спросить… А что, дети у вас были?

С т а р у х а. Были. Как не быть? Померли все. Маленьких трое померло, да кого в войну поубивало. А старик мой еще до войны утоп.

М а р к. Да… тяжело вам пришлось.

С т а р у х а. Дак что же… кому что на роду написано. Все от бога.

М а р к. Конечно. Только несправедливо как-то ваш бог поступает.

С т а р у х а. Несправедливо, говоришь… Вот два дерева. Одно растет, другое взяли да срубили. Какая справедливость?

М а р к. Ну, это другое. Человек не дерево.

С т а р у х а. Все одно, милый. И человек, и дерево, и скотина — все одно, все живое, все божье. Все рождено, чтоб жить.

М а р к. Но должен же быть во всем какой-нибудь смысл…

С т а р у х а. Какой смысл?.. Тебе жизнь дадена, дак живи! Вот Ольга твоя сына скоро родит. Ростить будете. Какой еще смысл? Не понимаю… Не любите вы жизнь, оттого вам и смысл какой-то еще нужен, отдельный… Все мудрите, ищете, ум исхищряете, а только мудрее жизни ничего нет. Все в ней. Вся премудрость, вся радость, вся загадка. Рождение — загадка, смерть — загадка, любовь — загадка. А что важнее этого на свете есть? Ничего нету. А кто это сотворил и для чего — разве это человеческого ума тайна? Оно, конечно, лестно человеку тайну эту открыть. Да только отгадка-то все равно человеческая будет, один — так повернет, другой — этак. А истину один только бог знает.

М а р к. Эх, хорошо говорите, Настасья Савельевна. Уютно… Прямо так и хочется свернуться калачиком и уснуть… Счастливые вы люди, прожили всю жизнь этакими детьми. Что бы ни случилось — все хорошо, все справедливо, все благо!

С т а р у х а. Все и есть… благо.

М а р к. Что — благо? Где? В чем?! Бросьте!.. Дорогая Настасья Савельевна, вы замечательная старушка, но, боже мой, как вы безнадежно устарели!

Звякнуло стекло, кто-то кинул в окно камешком.

С т а р у х а. Кто это хулиганит? (Подошла к окну, раскрыла.) Кто здесь?

Голос Куликова: «Это я, баб Насть, на минуточку!»

Ну чего? Чего тебе, Петя? Что ты все бродишь как неприкаянный! Иди домой! Нету никого! Нету! (Захлопнула окно.) Пропал мужик… (Пауза.) Ну допивайте, что ли, чего оно будет на столе киснуть… Свидимся теперь — нет, не знаю. Желаю тебе, Ольга, парня здорового родить… Тебе, Анна, жениха хорошего… Ну а тебе…

Снова громко постучали в окно.

Ах ты, грех-то еще!.. (Подошла к окну, сердито.) Петька! Ты чего это хулиганишь, бесстыдник! Сейчас Пиратку спущу!

Голос Куликова: «Марк Лександрыч дома? Пусть выйдет поговорить!»

Какой тебе Марк Лександрыч! Ишь чего надумал! Сказано тебе — спят! Отдыхать пошли! Завтра чуть свет ехать! Ступай домой!

Голос Куликова: «Марк Лександрыч! Чего они тебя прячут там? Я ж вижу! Выдь на минутку, ну! Разговор есть!»

Марк поднимается.

О л ь г а. Не ходи.

М а р к. Просит человек…

О л ь г а. Не ходи! Он пьяный!

С т а р у х а. И то. Сиди-ка ты дома. Не об чем тебе с ним разговаривать.

Голос Куликова: «Марк Лександрыч! Трусишь, что ли, выйти-то? Али бабы тебя за штаны держат?»

О л ь г а. Не пущу!

М а р к. Оля… ну, это смешно… Я на две минуты. Здесь, на крыльце, постоим. (Выходит.)

Пауза.

С т а р у х а. Жалко мужика. Сопьется теперь совсем. Хороший был хозяин…

А н я (тихо). Ну так убейте меня теперь за него. Раз я во всем виновата.

С т а р у х а. Кто ж тебя виноватит? Каждый сам себя виноватит. (Смотрит в окно.) Куда это он его за сарай потащил?

О л ь г а. Я не могу. Я пойду!

С т а р у х а. Сиди. Сама пойду. (Выходит.)

Пауза.

О л ь г а. О господи, скорей бы уже уехать!.. (Пауза.) Аня! Давай помиримся наконец!.. Я ведь ничего против тебя… Наоборот!

А н я. Как хочешь. Давай.

Обнимаются.

О л ь г а. Ну вот и хорошо. Теперь все!.. Все!.. Гора с плеч! Ты теперь к нам в гости приезжай. На Новый год. Хочешь? А если в институт не поступишь, останешься у нас, будешь весь год на подготовительные курсы — и тогда обязательно сдашь…

А н я. Ладно.

Пауза.

О л ь г а. Ну что это, теперь баба Настя пропала!.. (Пауза.) Пойду я…

Входит с т а р у х а. Потопталась на месте. Подошла к столу, переставила тарелки. Ольга словно завороженная следит за ее движениями.

А… Марк… где?..

Пауза.

С т а р у х а. Что ж… убил он мужика твоего…

Пауза. Ольга осела.

О л ь г а (чужим голосом). Как… убил…

С т а р у х а. Ножом… насмерть…

Ольга хотела закричать, броситься из избы, но, сделав шаг, пошатнулась и упала на пол.

Три женщины за столом. О л ь г а и с т а р у х а в черных платках. Долгое молчание. Наконец А н я встает из-за стола.

А н я. Мне пора.

С т а р у х а. Что ж… с богом, значит… Ничего не забыла?

А н я. Нет…

С т а р у х а. Ну гляди, Анна… пиши нам, не забывай… как устроишься, как что…

А н я. Хорошо… Оля, ты, может быть, передумала… так скажи… насчет обмена…

О л ь г а. Нет.

А н я. Сейчас — я понимаю, а потом будешь жалеть… ты так хотела… столько лет добивалась прописки…

О л ь г а. Я теперь здесь прописана, Аня. Здесь мой отец, муж. Куда мне от них…

Пауза.

С т а р у х а. Вчера к куликовским дочкам из сиротского дома приезжали. Заберут девок-то. Вот еще горе-то.

О л ь г а. Не заберут.

С т а р у х а. Как — не заберут? Ихнее дело теперь сиротское, деваться некуда…

О л ь г а. Я их решила к себе взять… уже договорилась…

Пауза.

С т а р у х а. Бог тебе… бог тебе за это даст! Бог даст! Ребеночка хорошего родишь… Ничего… Вот и я, грешница, на старости лет внучат понянчу… Ну дак где твой чемодан, давай, что ли, понесу до автобуса…

А н я. Не надо, я сама. Не провожайте.

Аня встает и подходит к Ольге.

До свиданья, Оля.

О л ь г а. Рада… что уезжаешь?

А н я (тихо). Я хочу… жить! Понимаешь — жить!..

О л ь г а. Живи…

А н я. Бабушка Настя, спасибо вам за все!.. За все! (Целует ее.) Не сердитесь на меня… простите… я вас никогда… никогда! (Подхватила чемодан, выбежала из дома.)

С т а р у х а. Нюта! Нюта! (Вслед за ней на крыльцо, кричит вдогонку.) Если худо будет, назад возвращайся, слышь? Назад! Домой!.. (Махнула рукой, постояла на крыльце, вернулась потихоньку в дом.) Побегла теперь… по свету… мыкаться… (Крестится.) Господи, спаси-сохрани… (Пауза.) Ты чего пригорюнилась? Али голова болит? Ляг, полежи.

О л ь г а. Письмо получила от Николая. Отпуск ему дают. Приедет скоро.

С т а р у х а. Вот и хорошо. На могилки сходите. А то, может, понравится ему у нас, дак и сюда вернется после армии. Оженим. С родными жить оно и веселее. А девок у нас — пруд пруди. Что Верка Захарова хорошая девка, что Нинка соседская, что Валька, вон напротив, бабки Егоровны внучка… Это парней нету: как в армию попал, так и пропал, разбредутся опосля кто куды, а девок!

Вдруг Ольга уронила голову на стол, забилась в рыданиях, заголосила.

О л ь г а. Ох! И что же мне теперь делать!.. Как же мне теперь жить!.. Одна ведь я осталась! Одна!.. На всю мою жизнь! Одна! На веки вечные! Ведь как в могиле… как в могиле холодной одной-то жить!..

С т а р у х а. Поплачь, бабонька, поплачь, покричи… Горе-то, оно слезами уходит… Ничего… Баба — она завсегда одна… Мужик пришел и ушел. Его то водка отнимет, то зазноба разлучит, то смерть… То понесет его нелегкая по свету шастать, счастья искать, а то война!.. Эх, милая, вот уж когда бабе горе, не приведи господь!

О л ь г а. Да ведь не война же сейчас! Не война!

С т а р у х а. Я про то и толкую, что баба — она завсегда одна. Мужик что ветер. Бросил семя и полетел дальше. Ему и заботушки мало. А бабе — ро́стить да жать. Терпи, милая… Оттого бабий век и долог, что вся жизнь на ней держится. Ты, бабонька, упрись лучше, обоими ногами упрись в землю получше, как дерево — корнями, стой крепко. Потому никто, окромя бабы, жизнь на плечах не вынесет. Одна ты. И помощи тебе нет, и опоры нет. Все в тебе самой. Сама ты — и помощь, и опора. Ты — кормилица, ты — подательница, и вся сила жизни и продолжение ее — в тебе. Такова твоя судьба, такова твоя доля бабья. Смирись и терпи — и веруй!

Тихонько заскрипела дверь. На пороге стали д в е д е в о ч к и — дочери Куликова. Застенчиво прячась друг за дружку, искоса поглядывают то на старуху, то на Ольгу.

Эва! Кто к нам пришел! Глянь!.. Ну проходите, гостьюшки дорогие, не стойте на пороге, чего заробели?.. Сейчас чай будем пить с вареньем, а то, может, молочка хотите, у вас-то, поди, своего нету… Ну-ну, сейчас принесу, ждите. Вставай, Ольга, встречай, дочки пришли, кормить-поить надо. (Уходит.)

Пауза. Ольга и девочки молча стоят друг против друга.

О л ь г а. Как тебя зовут?

П е р в а я д е в о ч к а. Таня…

О л ь г а. А тебя?

В т о р а я д е в о ч к а. Лена.

Пауза.

О л ь г а. Ну вот… А меня зовут… Оля… Я теперь буду ваша мама… И жить мы будем теперь здесь… Скоро у вас появится еще братик или сестра… Подрастет… Будете ходить в школу… Я — работать… Так и заживем потихоньку… Потом вы станете большими… Поедете учиться… Выйдете замуж… И все у вас будет хорошо… А я буду ста-аренькая-старенькая… бабушка Оля… с палочкой… Ничего… Как-нибудь проживем… Как-нибудь проживем.

Обнимает детей. Медленно опускается занавес.