Пьесы молодых драматургов

Д а н и э л ь.

Ц е з а р и й.

К л о э т т а.

Л у и з а.

М а р т и н а.

А у г у с т о.

К р и м с т о н.

Д я д ю ш к а Г р е г о р и.

Д в о е.

Время и Пространство размыты, они оторваны друг от друга.

Действие протекает в постоянно меняющемся световом ритме.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Загородный особняк в предгорье. Он поставлен на холме, с которого сквозь густую зелень видна панорама долины с массивными горными вершинами на горизонте. На террасе, освещенной заходящим солнцем, в кресле безучастно сидит Д а н и э л ь. Чуть в стороне от него удобно устроился Ц е з а р и й, молодой человек лет двадцати; одет со вкусом. Рисует в альбоме. Из распахнутых на террасу дверей, возле которых справа и слева неподвижно застыли Д в о е, доносится веселая музыка, смех…

Голос Клоэтты: «Даниэль, Даниэль!.. Ты только послушай, что она говорит! Мартина, перестань, перестань сейчас же!..»

Взрыв смеха.

Ц е з а р и й. Надеюсь, я не очень категоричен?

Д а н и э л ь (вяло.). Я вспоминаю шальные годы своей юности. Ваш Союз молодых художников еще не обращается с подобными душеспасительными воззваниями к согражданам?

Ц е з а р и й (рисует). Милая и, увы, неискоренимая слабость политических деятелей — смотреть на художника как на декоративное украшение жизни.

Д а н и э л ь (с усталой улыбкой). Спасибо. Все-таки приятно, что есть еще воспитанные молодые люди. Искренне рад был поближе с вами познакомиться.

Ц е з а р и й (усмехнулся, он говорит с некоторой иронией к своим словам). Поэтому, пользуясь случаем, буду предельно краток. Я намерен просить руки вашей племянницы.

Голос Клоэтты: «Даниэль, Даниэль!.. Она утверждает, что мода возвращается к классическим формам и линиям. По-моему, она меня просто дразнит!»

Снова смех, музыка.

Д а н и э л ь. Мартина, разумеется, приветствует эти планы.

Ц е з а р и й. Увы, она напрочь не приемлет этот новый Закон о чистоте нации. Одна мысль, что надо проходить Комиссию, приводит ее в бешенство. Зная свою мать, я, признаться, в отчаянии, господин Джинар.

Д а н и э л ь (усмехнулся). И я ее понимаю. Единственное чадо, последний отпрыск аристократического рода…

Ц е з а р и й (мнется). С вашим авторитетом при дворе Верховного вам, вероятно, несложно будет… устроить для нас Белые амулеты, дающие право на бракосочетание. Без прохождения Комиссии, разумеется.

К л о э т т а (откинув москитную сетку, появилась в дверях; ее маленькая фигура слегка изменена беременностью). Милые наши мужчины, хотите, мы вас немного посмешим? У ворот какой-то священник, — Мартина предлагает напоить его касторовым маслом… (Насмешливо фыркнула в ладошку.) О господи! (Напустила монашеский вид, едва сдерживая смех.) Он настаивает, чтобы господин Советник прервал свой отдых и непременно принял его. Он говорит, что господин Советник будет весьма счастлив встрече с ним. Он говорит…

Д а н и э л ь (подчиняясь ее настроению, не удержал улыбку). Пусть войдет.

К л о э т т а. Пусть войдет!

На террасу вышла Л у и з а. В руках у нее маленький поднос, на котором блюдечко с таблетками и стакан с водой. Эта женщина средних лет, в сером, безликом платье и белоснежной косынке. Все присутствующие добродушно рассмеялись. Луиза с бесстрастным лицом в ожидании остановилась возле Клоэтты.

(Успокаиваясь.) Луиза, голубка, вы меня уморите когда-нибудь! Я же сказала вам, что не хочу, не буду сейчас пить эту гадость! Ступайте.

Луиза так же спокойно, с бесстрастным лицом повернулась и вышла.

Брр… Меня знобит от нее… (Позвала.) Мартина, Мартина, приглашай святого отца! (Заглянула через плечо Цезария, весело топнула ногой.) Фу, Цезарий, вовсе необязательно меня пугать! Кто этот старик?

Ц е з а р и й. Я всегда пытаюсь представить себе оригинал, каким он мог бы стать, скажем… лет через пятьдесят.

К л о э т т а (смешливо всплеснула руками). Даниэль, посмотри, посмотри, что он с тобой сотворил!

На террасу выходят М а р т и н а и А у г у с т о. Мартина хорошо сложена, красивая, подвижная… Аугусто в одежде священника, ему лет около пятидесяти. Едва он переступил порог, Двое почти мгновенно, легкими профессиональными движениями обыскали его и снова застыли у дверей. Наступила длительная пауза.

М а р т и н а (помешивая соломинкой коктейль). Простите, святой отец, эти истуканы явно перестарались.

А у г у с т о (усмехнулся, поправил очки в тонкой оправе). Мир полон соблазна, дитя мое, он ристалище игр и суетных развлечений. Господин Джинар, примите мои поздравления: вы получили роскошный подарок от Верховного. Этот дом — воистину райский уголок среди мирской суеты.

Д а н и э л ь (в кресле, не меняя положения). Пожалуй, единственное неудобство, святой отец, — по вечерам излишне москиты беспокоят.

К л о э т т а (с тревогой смотрит то на Даниэля, то на Аугусто). А мне здесь очень и очень нравится… Я начинаю понемногу привыкать, даже развожу цветы… (Вдруг всплеснула руками.) Боже мой, Цезарий, вы еще не видели мою оранжерею! (Уходя, приветливо улыбнулась.) Поскорее решайте ваши дела, святой отец, я угощу вас фруктами.

Клоэтта, Мартина и Цезарий уходят.

Ц е з а р и й (задержался в дверях, мнется). Я думаю… я надеюсь, что моя просьба не останется без внимания.

Д а н и э л ь. Мне очень жаль, молодой человек, я действительно хорошо к вам отношусь… Наберитесь терпения, с возрастом у Мартины пройдут ее фантазии.

Ц е з а р и й (после секундной паузы). Благодарю за откровенность, господин Советник. Иного ответа от государственного чиновника я не ожидал. (Уходит.)

Д а н и э л ь. Легкомыслие — привилегия молодости, не так ли, господин Аугусто? Я правильно запомнил ваше имя — Аугусто? Можете расстегнуть свой сюртук, он вам явно тесен. В следующий раз подберите что-нибудь поприличнее. Впрочем, я не уверен, что следующий раз состоится. Я ведь вас предупреждал — не искать со мной встречи. А почему — не взыщите: сегодня с рук на руки я передам вас легионерам. Как заурядного авантюриста. Не более того.

А у г у с т о (усмехнулся и поиграл шляпой). И я обещаю вам — вы получите солидную сумму за мою лысеющую голову из фондов политического надзора.

Д а н и э л ь (внимательно рассматривает собеседника). Либо вы действительно авантюрист отчаянной наглости…

А у г у с т о. …Либо провокатор. (Удобно устраивается в кресле.)

Д а н и э л ь. И в том и в другом случае меня это уже мало интересует. Но мне очень хочется знать, зачем вам результаты исследований рядовой научной экспедиции, которые уже были опубликованы в печати?

А у г у с т о. Частично. Частично опубликованы, господин Джинар. И вы это знаете лучше других. Кстати, невернувшийся участник экспедиции, Грэм Скифф, считал своим долгом полностью опубликовать материалы экспедиции… (Умолкает.)

К л о э т т а (откинув сетку, остановилась в дверях, из которых все еще доносится музыка. Потом с наигранной веселостью забавно состроила мину). Приехал безумно симпатичный лейтенант из дворцовой охраны с солдатами. Ты себе представить не можешь, какие у него усы…

Д а н и э л ь. У лейтенанта шикарные усы, Клоэтта. Я несказанно огорчен, святой отец, тем обстоятельством, что мне самому не придется сопровождать вас в столицу. Хотите выпить перед дорогой — вам это сейчас не помешает?

К л о э т т а. Господа, господа, я готова присоединиться! За что пьем?

А у г у с т о. Говорят, спиртные напитки дурно влияют на печень и наследственность. Особенно они опасны для вас, госпожа Джинар.

Д а н и э л ь (вдруг круто развернулся, с тихим бешенством). Говорят, они прочищают мозги не хуже костоломов из Палаты правосудия!

К л о э т т а (после паузы, в некотором замешательстве). Бог с тобой, Даниэль… Это всего лишь шутка, не правда ли, святой отец? Извинись, Даниэль. Пожалуйста, я прошу.

Д а н и э л ь. Вам чертовски везет, святой отец. Извините!

А у г у с т о. Прошу и меня простить, это была действительно неудачная шутка. Я поднимаю бокал, за господина Джинара! За вашу головокружительную карьеру! Из простого врача в одно мгновение вы превратились в ближайшего Советника лидера нации. Между прочим, наш общий друг доктор Вильсон и его жена просили передать вам свои наилучшие пожелания.

Даниэль цепко взглянул на него.

К л о э т т а (живо). Вы знакомы с Вильсоном? Мы давно дружим домами. Как поживает его милая толстушка Бетти? Когда она собирается рожать?

А у г у с т о (после едва заметной паузы). Она очаровательное создание. За вас, господин Джинар! За ваше здоровье, госпожа! Воистину пути господни неисповедимы.

К л о э т т а (шутливо трясет головой). Я ничего… я абсолютно ничего не понимаю! Ради бога, не пугайте меня, господа, я ночь буду плохо спать.

А у г у с т о. Мы с господином Советником ведем давний теоретический спор, всего лишь. Древний, как эти горы, окружающие нашу Долину изобилия… и непонятный, как угасающая жизнь маленького народа Даго, живущего в этих горах.

К л о э т т а (все еще улыбаясь). Почему — угасающая? Ведь они долгожители и средняя продолжительность жизни у них более ста сорока лет. Кстати, исследования последней экспедиции это убедительно доказали. Разве не так, Даниэль?

Д а н и э л ь (целует ей руку). Пожалуйста, займи чем-нибудь симпатичного лейтенанта, я через минуту освобожусь.

К л о э т т а. Нет-нет, я желаю послушать, господа! Это чрезвычайно интересно!

Д а н и э л ь (сдержанно). Пустое, милая. Тебе время принимать лекарство, не забудь, пожалуйста.

К л о э т т а (после секундной паузы). Верно, вы устали, святой отец, я велю приготовить вам кофе. (Уходит.)

Д а н и э л ь. Любопытно, с каких это пор доктор Вильсон стал вашим другом?

А у г у с т о. Во всяком случае, он был не из тех, кто слепо аплодирует диктатору. Две недели назад ваш коллега исчез из столицы…

Д а н и э л ь (перебил). Только не пытайтесь преподнести это как очередное насилие Верховного. Вильсон с беременной женой уехал к себе в имение… кажется, куда-то в южный департамент.

А у г у с т о. По официальной версии отдела информации, доктор Вильсон позавчера добровольно свел счеты с жизнью. Не исключено, правда, что у него действительно не выдержали нервы. Так или иначе, из трех членов экспедиции, господин Джинар, в живых вы остались один.

Д а н и э л ь (тихо, после паузы). Что с его женой?

А у г у с т о (не сразу). Бетти умерла при родах. Девочка родилась с явно выраженной генетической аномалией. Очевидно, Вильсон во время так называемой рядовой научной экспедиции получил изрядную порцию вируса. (После короткой паузы, негромко.) Равно как и все члены экспедиции, господин Джинар. Участь вашего будущего ребенка предрешена. Собственно, как и судьба многих сотен младенцев, рожденных в горах на берегу озера Даго.

Д а н и э л ь (устало прикрыл глаза, надавил на веки пальцами). Блеф, Аугусто… Экспедиция занималась исключительно этнографическими вопросами.

А у г у с т о. Давайте будем относиться друг к другу с уважением, господин Джинар. От доктора Вильсона нам известно гораздо больше, чем вы думаете. К сожалению, он не успел передать нам копии материалов экспедиции. Ваше право не разделять взгляды оппозиции… Но гибнет народ. Пусть маленький, но народ. Он нуждается в медицинской помощи. И если вы передадите нам подлинные результаты исследований…

Д а н и э л ь (тихо). Уходите, Аугусто. Совсем уходите.

А у г у с т о. Вы врач, господин Джинар…

Д а н и э л ь. Я присягал на верность Верховному и нации! И если еще раз вы осмелитесь прийти ко мне, — клянусь богом, свою жизнь вы закончите в Палате правосудия!

В этот момент Двое, неподвижно стоящие у дверей, стремительно развернулись, откинув москитную сетку. В дверях за сеткой стояла К л о э т т а. Из дверей слышна музыка, смех…

К л о э т т а (слабо улыбнувшись, шагнула через порог). Лейтенант приставал к горничной, и она нечаянно разбила чашку с кофе. (Держит перед собой две половинки разбитой чашки.) Скоро начнет темнеть. Мартина с Цезарием велели седлать лошадей и хотели бы попрощаться с тобой.

Д а н и э л ь. Можешь передать, что этот господин составит им в пути приятную компанию. (Выходит.)

Двое молча последовали за ним. Аугусто в задумчивости вертит в руках шляпу.

К л о э т т а. Когда нет тумана, отсюда часто видны огни столицы. Эти горы угнетают, вы со мной согласны, святой отец?

На террасу с маленьким подносом в руках вышла Л у и з а. Остановилась в стороне. Ждет.

Где-то там, в глубине этих горных массивов, погиб наш с Даниэлем близкий друг… Грэм. Грэм Скифф. Мне бесконечно дорог был этот человек. В разговоре с Даниэлем вы случайно упомянули его имя…

А у г у с т о (бросил взгляд на Луизу). Вам показалось, госпожа Джинар. Я впервые слышу это имя.

К л о э т т а (попыталась улыбнуться). Извините… Мне действительно иногда кажется… я маленькая безделушка в руках судьбы.

А у г у с т о (легонько коснулся ее руки). Вы очень славная, добрая женщина… Дай вам бог родить крепкого малыша.

К л о э т т а (опустила глаза). Да услышит вас всевышний, добрый человек.

Аугусто направился к выходу.

Л у и з а (с бесстрастным выражением на лице). Вам лучше пройти через сад, святой отец. От розовой беседки свернете налево, тропинка выведет вас к мосту. Так удобнее и ближе.

А у г у с т о (не сразу). Да, пожалуй, вы правы. Благодарю вас, сестра. (С террасы по ступенькам спускается в сад. Уходит.)

Л у и з а (проводив его взглядом). У ворот пьяная солдатня — они иной раз любят зло подшутить над духовным лицом.

К л о э т т а (взяла с подноса таблетки). Вы сегодня прекрасно выглядите, Луиза. У вас приятный румянец на щеках.

Л у и з а (слегка поклонившись, направилась к выходу, в дверях столкнулась с Мартиной). О, простите, бога ради!.. (Уходит.)

М а р т и н а. Дядя заперся у себя в кабинете, я не стала беспокоить его… (Умолкает.)

К л о э т т а (тихо попросила). Пожалуйста, помоги мне сесть. Еще целых два месяца, а я начинаю почему-то трусить. (Виновато улыбнувшись, осторожно села в кресло.) Я часто просыпаюсь среди ночи с ощущением, что меня уже нет… и никогда не было.

М а р т и н а (поглаживая ей руку). Ты у нас умница, все будет хорошо, вот увидишь.

К л о э т т а (искренне). Спасибо. Мне так одиноко здесь. Даниэль заблаговременно привез акушерку, но Луиза ужасно неразговорчивая личность. И по-моему, нечиста на руку. Я ее как-то застала в кабинете Даниэля ползающей на коленях — она собирала рассыпанную мной накануне мелочь. Неприятная особа. (Без перехода.) Мартина, ты ведь тоже заметила, как Даниэль сделал знак, не правда ли? Когда вошел этот странный священник, он сделал знак, и они обыскали его. Обыскивать священнослужителя — зачем?

М а р т и н а (пожала плечами). Эти дрессированные обезьяны могли и сами проявить излишнюю подобострастность. С тех пор как дядя стал прислуживать… он более чем кто бы то ни было в безопасности.

К л о э т т а (нахмурившись, серьезно). Твой дядя — крупнейший ученый, кому же, как не ему, находиться рядом с Верховным? Он был и остался порядочным человеком, Мартина.

Ц е з а р и й (не очень уверенным шагом вышел на террасу, начал говорить еще с порога). Этот ваш усатый воитель мне определенно надоел! Он пьет как гвардейская лошадь! (Передразнивает.) Мне, как патриоту нации, прискорбно слышать подобные суждения о Верховном. Хамство, облеченное властью! (И вдруг тихонечко икнул.) Черт, кажется, он успел меня накачать!..

М а р т и н а (развеселившись). Бьюсь об заклад, ты где-нибудь свалишься с лошади.

Ц е з а р и й. Падение свободного художника — эт-то совсем другое. Будьте хоть вы моим союзником. (Галантно, насколько это возможно в его состоянии, целует Клоэтте руку.)

К л о э т т а (устало улыбнувшись). И по какому поводу вы так переусердствовали, друг мой?

М а р т и н а. Господи, что подумает обо мне госпожа Кримстон?

Ц е з а р и й (неожиданно агрессивно, в сторону Мартины). Оставь в покое мою мать! И не будь занудой. Пожалуйста. (Неловко поклонился Клоэтте.) Извините. Привет! (Покачиваясь, уходит.)

Пауза.

К л о э т т а. По-моему, вы наговорили друг другу лишнего. Почему бы тебе не согласиться пройти Комиссию и не получить этот злосчастный Белый амулет? Формальности. Тебе абсолютно нечего бояться. Чистота твоего происхождения безупречна.

М а р т и н а (усмехнувшись). Это называется — спечь маисовую лепешку без маиса. Ведь унизительно, как ты не понимаешь?..

К л о э т т а (внимательно посмотрела на нее). Если вы любите друг друга, все остальное не имеет ни малейшего значения.

М а р т и н а (неловко засмеялась). Это не тот мужчина, с которым с удовольствием можно пройти по жизни. Впрочем, я подумаю, еще есть время. (Прощаясь, несколько раз целует ее в щеку.) Не скучай. На следующей неделе я снова приеду навестить тебя. (Уходит.)

Клоэтта одна. Откинулась в кресле, устало прикрыла глаза. Когда же она снова открыла их — над ней уже звездным куполом опустилась ночь. Где-то шумит река, изредка слышен одинокий крик ночной птицы. Рядом, молча наблюдая за ней, стоял, в дорожном костюме, Д а н и э л ь. У распахнутых на террасу дверей застыли Д в о е.

К л о э т т а (улыбнулась). Во сне я слышала, как ты подошел и поцеловал меня… (Зябко поеживаясь от ночной прохлады, поднялась.) Ты очень долго стоял рядом и о чем-то думал… о чем?

Д а н и э л ь (ласково потрепал ее по щеке). У тебя больной вид, — как мы себя чувствуем?

К л о э т т а (прижалась щекой к его ладони). Мы собой ужасно, ужасно недовольны! Малыш весь день стучал ножками, капризничал — мне едва удалось успокоить его. (Заглядывает ему в глаза.) Ты снова должен оставить нас и уехать в свою клинику.

Д а н и э л ь (в ладонях бережно перебирает ее пальцы). Лейтенант привез пакет, меня вызывают в резиденцию Верховного.

К л о э т т а. Что-нибудь серьезное произошло, да?

Д а н и э л ь. Очевидно, дней на пять предстоит поездка в южный департамент. Обычный инспекционный вояж.

К л о э т т а. Говорят, у беременных женщин предельно обостряются все чувства… Я же не чувствую запахов. Не ощущаю вкуса. Много дней уже меня не покидает чувство какой-то скрытой опасности. Я всего-всего боюсь. Мне страшно и противно целыми днями оставаться одной в этом пустом доме, я панически не переношу молчания акушерки, ненавижу эти горы… Я как старый трусливый попугай — боюсь хлопков собственных крыльев…

Д а н и э л ь. Обещаю — не более пяти дней.

К л о э т т а (метнулась к нему). Даниэль, я никогда не вмешивалась в твои дела… Я промолчала даже тогда, когда вы поссорились с Вильсоном. Хотя не скрою, мне было жаль — он твой единственный друг… (Поспешно ладошкой прикрыла его губы.) Нет-нет, ради бога! Я больше никогда ни о чем не спрошу. Этот человек, в одежде священника… откуда он знает Вильсона, Грэма? Почему он так неуважительно разговаривал с тобой, — ты зависишь от него, да? Кто он?

Д а н и э л ь (улыбнулся). Чепуха. По-моему, это репортеришка какой-нибудь бульварной газетенки. Старый способ взять интервью.

К л о э т т а (явно не веря). Прошло два года с тех пор, как ты опубликовал материалы экспедиции… Что им еще нужно от тебя?

Д а н и э л ь. У человека обязательно должны быть недоброжелатели, иначе теряется стимул жить. Уже довольно прохладно, ложись отдыхать. Я постараюсь вернуться как можно скорее. (Уходит.)

К л о э т т а (окликнула). Даниэль…

Он остановился.

Если вдруг со мной что-нибудь случится, обещай любить нашего малыша.

Даниэль сделал движение в ее сторону.

Нет-нет… ступай. Я верю. Господь свидетель.

Даниэль, помедлив, уходит. Двое молча последовали за ним. Клоэтта еще какое-то время неподвижно стояла на террасе в лунном свете, потом хотела было уйти, но, тихо охнув, присела на краешек кресла. Прислушалась к себе, снова попыталась привстать, и снова ноги отказались подчиниться ей.

(Трясущимися губами позвала.) Луиза!.. (Голос оказался слабым, скорее похожим на шепот.) Луиза!.. (Покусывая губы, улыбнулась через силу.) Что же ты, малыш, так больно делаешь маме? (Осторожно поднялась, медленно двинулась в сторону дверей.) Да будет твое пришествие в мир радостно и благословенно! (Подняла сетку, вошла.)

Сетка опустилась за ее спиной — в ночной тишине послышался сдавленный, полный боли крик.

Луи-за!

На террасе Д а н и э л ь и М а р т и н а. Окна в доме ярко освещены. Из распахнутых на террасу дверей, возле которых справа и слева застыли Двое, слышен голос Клоэтты: «Грэм! Грэм!..» Ночная тишина. Туман. Одинокий крик ночной птицы… И снова зовущий голос Клоэтты: «Грэм! Грэм!..»

Д а н и э л ь (нервно прохаживается по террасе, остановился). Ты когда приехала?

М а р т и н а (крепко обхватив себя за плечи, сидит в кресле, не мигая смотрит перед собой). На второй день. Акушерка прислала за мной горничную.

Голос Клоэтты: «Грэм! Грэм!..»

Я ждала тебя три дня назад, ты словно сквозь землю провалился. Она спит по полчаса в сутки.

Голос Клоэтты: «Грэм! Грэм!..»

(Вдруг зажав ладонями уши.) Дядя, это же невозможно! Сделай что-нибудь!..

В длинной белой ночной рубашке, со свечой в руках появилась К л о э т т а.

К л о э т т а. Когда туман и ночь кругом — кажется, что все уже вымерло на земле и никогда не наступит утро. (Тихонечко засмеялась, позвала.) Грэм! Грэм!.. (Подняла повыше свечу — пламя слабо осветило Двоих, молчаливо застывших у дверей. Инстинктивно отшатнулась от них, погрозила им пальцем, двинулась дальше. Заметив Мартину, остановилась, показывая на свечу.) Мартина, дружочек мой единственный… Я только что была в оранжерее и сорвала этот цветок. Он попросил меня встретить с ним восход солнца. Я не посмела отказать. (Заслонив рукой пламя, всматривается в темноту.) Грэм?.. (Метнулась к Даниэлю.) Господи, почему ты так долго не возвращался? Они меня измучили, Грэм, они меня измучили! Они все время пытаются убедить меня, что мой сын умер… Грэм? (В ее голосе страх, отчаяние, надежда.) Это правда?..

Даниэль с болью молча смотрит на нее.

(В немом ужасе оцепенела на мгновение… и вдруг срывается на крик.) Нет! Не-е-ет!!

Даниэль обнял ее, прижал к себе. Так прошла секунда, другая… Клоэтта подняла голову, очень внимательно посмотрела на Даниэля; губы ее шевелятся, но ничего не произносят, словно она с трудом что-то вспоминает.

Я узнала тебя по запаху. Где ты был, Даниэль, — от тебя пахнет больницей? Я впервые за много месяцев чувствую запах…

Д а н и э л ь. Это прошел кризис. Тебе сейчас лучше лечь. Пойдем, я провожу.

К л о э т т а (в изнеможении опустилась в кресло, обмякла вся, сидит в белой рубашке, простоволосая, с тупым, бессмысленным взглядом). Это какая-то насмешка дьявола, Даниэль. Помнишь, Цезарий как-то нарисовал твой портрет? Он копия нашего малыша.

Д а н и э л ь (не сразу). Тебе показали ребенка?

К л о э т т а (не меняя положения, скорее про себя). Молоко давило грудь, очень больно… и Луиза дала мне его покормить. Я едва не сошла с ума, Даниэль. У малыша было маленькое розовое тельце — и маленькое, сморщенное личико столетнего старика… Он отказывался брать мою грудь и смотрел на меня с упреком, совершенно осмысленным взглядом… На щечках у него пробивалась седая щетинка. Это мой грех. Я забыла Грэма, и господь покарал меня — послал мне урода. (Медленно поднялась, уходит.) Нет-нет, не провожай. Я устала, хочу спать, спать, спать… (Скрылась за сеткой.)

Д а н и э л ь (После паузы). Ты видела ребенка?

М а р т и н а. Что? Н-нет, его увезли в клинику до моего приезда сюда. Дядя, одно время у нас в университете ходили слухи о подобных случаях…

Д а н и э л ь. Ребенок был вполне нормальным младенцем. У нее просто болезненное воображение.

М а р т и н а. Она проходила Комиссию?

Д а н и э л ь. Пожалуйста, забудь все, что ты здесь услышала. Он умер от преждевременного рождения.

М а р т и н а (тихо). Да, дядя.

Даниэль уходит. Двое молча последовали за ним. Мартина одна. Подошла, опустилась в кресло.

Мастерская Цезария. Ц е з а р и й в рабочей блузе стоит у мольберта, изредка бросает взгляд на сидящую в кресле М а р т и н у, делает какие-то поправки на холсте.

Ц е з а р и й (не отрываясь). Сколько человек в этих списках?

М а р т и н а (с рассеянной озабоченностью). Кажется, сорок три.

Ц е з а р и й. Вряд ли всех выгонят.

М а р т и н а. Они всегда умели найти более верный способ предъявить счет.

Ц е з а р и й. Я поговорю с матерью.

М а р т и н а. Только, пожалуйста, меня не впутывай.

Ц е з а р и й (мельком бросил взгляд на нее). Сегодня мы накалены.

М а р т и н а. Не люблю быть обязанной.

Снова длительная пауза. Цезарий сосредоточенно работает.

(Поднялась, остановилась за его спиной, наблюдает.) Ты уверен, что я буду именно такой через пятьдесят лет?

Ц е з а р и й (работает, улыбнулся). Абсолютно! (Чуть играя.) Благородная седина всегда была признаком величия и свободы духа.

М а р т и н а. Я видела, как Клоэтта поседела за одну ночь. Мне казалось, она сойдет с ума. (Вернулась в кресло.)

Ц е з а р и й. Немудрено… Потерять ребенка… Она оправилась?

М а р т и н а. С ней трудно общаться. Врачи все еще опасаются за ее рассудок. (Помолчав.) Если бы я вдруг согласилась пройти Комиссию… Подожди! Если бы согласилась и получила Черный амулет — что тогда? Бывают же случаи, Верховный отказывает.

Ц е з а р и й (отложил кисти, подошел, опустился перед ней на колени). Тогда я убью Верховного — и мы сбежим с тобой в горы и станем жить среди Даго двести лет. Я читал заумные статьи твоего опекуна. У них средняя продолжительность жизни сто сорок — сто пятьдесят лет. Мы проживем с тобой двести…

М а р т и н а (улыбнулась сквозь невольно набежавшие слезы). Дядя рассказывал, что в нашей долине есть какой-то чернокнижник, которому более трехсот лет. А может быть, даже и больше. Ты напрасно улыбаешься, он с ним очень коротко знаком.

Ц е з а р и й. Вот видишь, мы запросили у судьбы не так уж много. (Бережно убирает волосы с ее лица.) У меня нет сил… Я готов на все… только бы ты согласилась пройти Комиссию и стать моей женой… (Наклонился поцеловать, но перехватил ее взгляд, повернулся.)

В мастерскую не спеша входит К р и м с т о н. Это очень красивая женщина с импозантной наружностью. За ней вошли Д в о е, молча застыли у дверей.

К р и м с т о н (привычно осмотрелась). Ты сегодня не пришел к обеду. Я волновалась.

Ц е з а р и й (поднялся с колен). Мне захотелось закончить небольшой этюд… и получше подготовиться к экзамену… (Справился с растерянностью.) Я ведь предупреждал, что задержусь.

К р и м с т о н. Разве? Извини. (Прошлась по мастерской, остановилась у мольберта.) Мартина, девочка моя, не позволяйте ему уродовать себя. По-моему, ты, как всегда, увлекаешься формой. Жестоко показывать женщине ее неизбежное будущее, а потому безнравственно. (Мартине.) Вы как считаете?

М а р т и н а (пожала плечами). Не знаю… В любом случае это более порядочно, нежели писать сытых чиновников в парадных мундирах.

К р и м с т о н. Если того требуют интересы нации — отчего же? (Повернулась.) А как ваш экзамен, надеюсь, можно поздравить?

М а р т и н а (внимательно посмотрела на нее). Благодарю, сносно. После вчерашней манифестации сорок три студента исключены на два года, в их числе и мы с Цезарием. (Глядит невинными глазами на Кримстон.)

К р и м с т о н (умно и спокойно улыбнулась ей). Меня уже предупредили о случившемся, благодарю.

Ц е з а р и й. Вопрос еще не решен окончательно.

К р и м с т о н. Я допускаю, мой мальчик, что, попав в среду студенческой вольницы, первое время интересно, в какой-то мере даже престижно находиться в оппозиции ко всему, что было создано до вас. Признаться, мне уже изрядно наскучило улаживать твои дела в университете.

Ц е з а р и й (с виноватым укором). Мама!..

К р и м с т о н (вдруг слегка повысила голос). Не забывай, ты происходишь из патрицианской семьи, имеющей заслуги перед нацией и Верховным. Ваша детская игра в политику когда-нибудь плохо кончится.

Ц е з а р и й (опередив Мартину, заметно нервничая). Я же сказал, мама, вопрос еще не решен. Это чистое недоразумение. Мы с Мартиной написали всего лишь пару безобидных плакатов…

М а р т и н а. Представьте себе, всего два плаката: «Магистр богословия — сексуальный маньяк».

К р и м с т о н. Право, это весьма трогательно. Убеждена — даже с твоим врожденным вкусом вряд ли бы ты создал что-либо остроумнее.

В это время в дверях мастерской остановился Д а н и э л ь.

Пауза.

Ц е з а р и й. Прошу вас, господин Джинар, входите… (Перевел взгляд на Мартину, затем снова на Даниэля.)

М а р т и н а (вдруг неестественно рассмеялась). Господин Советник взволнован! Он просто не ожидал подобной подлости от судьбы, верно, дядюшка? Родная племянница — и такой неслыханный скандал!..

Д а н и э л ь. Ты должна была предупредить меня, хотя бы ради приличия.

М а р т и н а. Ах-ах, как можно!.. (И вдруг обмякла вся, ей стало все равно.) Днем раньше, днем позже… (Направилась к выходу, с полдороги оглянулась, подошла к Цезарию, прижалась к нему, поцеловала… Быстро уходит.)

Даниэль молча вышел за ней.

Ц е з а р и й (ничего не понимая). Мартина!.. (Торопливо стаскивает с себя блузу.) Мама, извини…

К р и м с т о н (подчеркнуто спокойно.) С каких это пор, молодой человек, у вас не стало времени на близких?

Ц е з а р и й (бросил нетерпеливый взгляд на дверь). Мама, я потом тебе все объясню.

К р и м с т о н (не спеша подошла к нему, поправила воротничок рубашки). Пожалуйста, пожалуйста, слушаю. Итак?..

Ц е з а р и й. Собственно, ты все уже знаешь. Я люблю ее, мама, и не мыслю без нее своей жизни.

К р и м с т о н. Очевидно, ты ждешь, что я поздравлю тебя. (Долго рассматривает сына.) Боже мой, какой же ты еще… слизняк! В вашем возрасте, молодой человек, пора бы иметь дюжину любовниц.

Ц е з а р и й (опустил глаза). Я обязательно последую совету матери.

К р и м с т о н (после паузы, другим тоном). Я с уважением отношусь к твоим чувствам, верю в их искренность и чистоту. Но после всего, что случилось…

Ц е з а р и й (перебил, с едва скрываемым раздражением). А собственно, что произошло? Мы немного посмеялись над старым ослом, написали пару глупых плакатов, какие студенты пишут десятками ежедневно. В конце концов, я никогда не просил тебя вмешиваться в мои университетские дела.

К р и м с т о н. Разве?

Ц е з а р и й (метнул на нее взгляд, сдержался). Извини, я занят. (Взял кисти, решительно подошел к мольберту.)

К р и м с т о н (остановилась за его спиной, наблюдает). Я не перестаю удивляться твоей подруге. Тебе-то уж, по крайней мере, она должна была сказать. Я не имею права нарушать инструкцию, но ты для нее был не посторонним человеком, надо полагать.

Ц е з а р и й (повернулся, ловит ее взгляд). Что за ерунда… почему «был»?

К р и м с т о н. Мартина вчера прошла Комиссию. Я считаю, тебе лучше уехать на некоторое время.

Ц е з а р и й. Она получила Черный амулет?

К р и м с т о н. Сегодня во дворце Верховного большой прием, я могу взять тебя с собой. Кстати, приглашен кое-кто из художников… (Вспоминая, сухо щелкает пальцами.) Невероятно, я снова умудрилась забыть имя вашей знаменитости. Подскажи, пожалуйста… Он автор памятника Верховному на площади Столетий…

Ц е з а р и й. Это ошибка. Нет… Ей просто мстят за ее умение свободно мыслить. Мама, ты обязана нам помочь.

К р и м с т о н. Мальчик мой, решение Комиссии подписано Верховным, и на груди она уже носит Черный амулет — знак недоверия нации. Все, что мы с господином Джинаром смогли сделать для нее сегодня, — это добиться разрешения у Верховного, чтобы не было официального сообщения в еженедельнике. Завтра ты мог бы выехать к моей старинной приятельнице. Отдохнешь, развеешься на природе.

Ц е з а р и й. Я убью его.

К р и м с т о н (с доброй материнской улыбкой). Ты несправедлив, мой мальчик. Потомки не раз еще вспомнят Верховного благодарным словом. Условия жизни в нашей Долине изобилия позволяют выживать и размножаться индивидуумам, отягченным наследственными дефектами. А в результате паразитические гены распространяются в генофонде нации и ведут к ее вырождению. Извини, это азбучная истина, лежащая в основе Закона о чистоте нации.

Ц е з а р и й. Что с Мартиной?

К р и м с т о н. Диагноз тщательно скрывается в ее же интересах. (Подошла, дотронулась до его плеча.) Ты еще молод. Перед тобой блистательное будущее…

Ц е з а р и й. Извини, я никуда не поеду. (Лихорадочно роется в ворохе бумаг, отодвигает ящики стола — один, другой… Наконец вынул миниатюрную шкатулку, на секунду достал из нее медальон на золотой цепочке.)

К р и м с т о н. Если для тебя хоть что-то значит честь семьи, я запрещаю тебе…

Ц е з а р и й (он почти не слышит; захлопнул шкатулку, прячет в карман). У нее хватит ума черт знает что сделать с собой… (Решительно направился к выходу.)

К р и м с т о н (в ее голосе больше удивления, чем строгости). Цезарий!..

Цезарий, не останавливаясь, вышел. Кримстон, помедлив, щелкнула пальцами — звук похож на треск кастаньет, — Двое стремительно выходят за Цезарием.

Скорбно звонит колокол. Высоко под куполом смутно очерчено светом решетчатое окно храма. Горят свечи. К л о э т т а молилась долго и самозабвенно. Чуть в стороне от нее молилась женщина. Это Л у и з а. Она была в такой же, как и Клоэтта, черной накидке с капюшоном, почти полностью закрывающим лицо. Затих колокол. Тишина такая, что слышно, как горят, потрескивая, свечи. Клоэтта направилась к выходу.

Л у и з а. Я бы никогда не осмелилась побеспокоить вас… но, видно, вы человек набожный — который день уже приходите в божий храм искать, как и я, утешения у господа, создателя нашего. Вы меня не узнали? Я — Луиза.

К л о э т т а (отрешенно). Вы ко мне были очень добры, Луиза.

Л у и з а. Моя доброта дорого мне стоила — я лишилась места. Одному богу известно, как они узнали, ведь мы с вами в ту ночь были совершенно одни. (В ожидании выдержала паузу.)

К л о э т т а (несколько потерянно). Это какое-то недоразумение, Луиза… Я убеждена…

Л у и з а. У меня трое детей, но все равно меня выгнали на улицу без малейшей надежды на работу. Я виновата, я знаю — я нарушила инструкцию и показала вам ребенка. Как только я представила себе, что вы никогда уже не увидите свое бедное дитя, — я не устояла перед вашей просьбой.

К л о э т т а (опустив глаза, тихо). У господина Джинара доброе сердце, он похлопочет за вас.

Л у и з а. О, я день и ночь не смыкая глаз стану молить господа о вашем благополучии и о здоровье вашего сына. Да будет милостив господь к вам!..

К л о э т т а. Вот уже скоро месяц, как он умер, Луиза. (Сделала движение уйти.)

Л у и з а. Ваш сын жив.

К л о э т т а (вздрогнула, одними губами). Такие вещи не говорят даже в шутку.

Л у и з а. Он в клинике. Слава создателю, жив и здоров, как и девочка Вильсона.

К л о э т т а (непроизвольно схватила ее за руку). Постой!..

Л у и з а (совершенно другим тоном, спокойно). Отпустите мою руку, мне больно. Нас не должны видеть вместе.

К л о э т т а. Где я смогу найти вас?

Л у и з а. На площади Столетий есть старая часовая мастерская. В ней вы сможете, без помощи господина Джинара, подобрать себе какую-нибудь антикварную безделушку.

Клоэтта быстро вскинула голову, пристально смотрит.

Там живет одинокий старик. Он нанял меня убирать его дом. Если у вас сохранились письма Грэма из экспедиции, захватите их с собой. (Опустила капюшон, низко наклонив голову, пошла к выходу.)

Клоэтта осталась на месте, ее лицо напоминает неподвижную маску. Скорбно зазвучал колокол. Она дрожащей рукой потянула за шнурок — черная накидка сползла с плеч, упала к ногам.

На террасе сидит Д а н и э л ь. Возле дверей застыли Д в о е. На лице Даниэля явные признаки бессонницы, одежда в беспорядке. У ног — полупустая бутылка спиртного. Тишина раннего утра нарушается шумом воды — кто-то плещется в душе. Со стороны сада по ступенькам поднимается Ц е з а р и й. В нем заметны разительные перемены: он похудел, глаза воспалены, лицо нервное, настороженное.

Ц е з а р и й (увидев Даниэля, остановился в нерешительности, бросив затравленный взгляд в сторону Двоих). Доброе утро, господин Джинар.

Д а н и э л ь (после паузы, имея в виду неестественно багровый шар утреннего солнца). Должен признаться — поражен и уничтожен величием нашего светила. Собственно говоря, чему удивляться? Перед глазами ни много ни мало — овеществленная сила человеческого разума. Человек замахнулся на вечность. Вы как насчет вечности? Ах да… вы, разумеется, собираетесь жить вечно в памяти благодарных потомков. (Обернулся, рассматривает его.) Судя по вашему виду, вам не сладко живется среди современников. (Принял прежнее положение.) Госпожа Кримстон вчера нанесла мне сугубо конфиденциальный визит. По нашим расчетам, вы должны были появиться еще ночью. Знаете, по-моему, она вне себя от ярости и разыскивает вас. И, между прочим, не только она.

Цезарий кинул на него испытующий взгляд.

(Тем же бесцветным тоном.) Нехорошо, молодой человек, она вам все-таки мать… а вы мало того что ослушались и вернулись в столицу… еще и скрываетесь от нее.

Ц е з а р и й. Мартина у вас?

Д а н и э л ь. Вам не следовало приходить сюда и впутывать ее в свои бредовые, извините, дела. В отличие от вас она дорожит репутацией своей семьи и жизнью близких ей людей.

Ц е з а р и й (тихо). Могу я попрощаться с ней?

Д а н и э л ь (после паузы). Должен предупредить — никто в этом доме не посвящен в ваши подвиги. Ни Мартина, ни тем более Клоэтта. Для них вы просто были отправлены матерью на природу. (Через плечо, лениво позвал.) Марти-на!..

Голос Мартины сквозь шум воды: «Да, дядя?»

(Так же.) К тебе пришли!

Голос Мартины: «Я не слышу, дядя!»

Поторопись, к тебе пришли! (Помолчал.) Откуда, молодой человек, у вас… при вашей-то родословной, появилась в голове эта, с позволения сказать, блажь?

Ц е з а р и й (опустился в кресло, пряча под него разбитые башмаки). Почему — блажь? Я считаю, каждый человек, кем бы он ни был от рождения, имеет право совершать поступки согласно своим мыслям и убеждениям.

Д а н и э л ь. Какое убожество мысли и убеждений! И что же вы теперь прикажете нам делать с вами и вашими… убеждениями?

Ц е з а р и й (нервно перебирает в грязных пальцах конец шарфа). Я не заводной пупсик, с которым можно делать все что захочется… без учета интересов моей личности.

Д а н и э л ь. Бурное негодование по поводу неумеренной материнской любви, угнетающей свободу уникальной личности… А то, что не сегодня завтра в стране будет введено военное положение, начнутся погромы и расстрелы, — вас это уже не волнует?

Шум воды стал меньше.

Голос Мартины: «Дядя, кто пришел?»

В это время на террасу медленно вышла К л о э т т а. Она запахнута в длинный, до пят, домашний халат из легкой цветной ткани, седые волосы гладко уложены. Цезарий поднялся, переминается с ноги на ногу.

(Не меняя положения.) Я чертовски рад, что ты наконец соизволила выйти. У меня больше нет ни сил, ни времени караулить у твоей двери.

К л о э т т а (устало прислонившись к дверному косяку). Вы очень изменились, Цезарий…

Голос Мартины сквозь шум воды: «Дядя, почему ты молчишь? Кто пришел?»

Д а н и э л ь (через плечо, вяло). Изгнанник вернулся.

Голос Мартины после паузы, сквозь шум воды: «Скажи ему, что меня нет. Слышишь, дядя?»

(Так же.) Слышу.

К л о э т т а. Подождите ее в саду, она сейчас спустится к вам.

Цезарий после некоторого колебания уходит в сад.

Я бы не отказалась сейчас выпить.

Д а н и э л ь. Не советую. Ты два дня ничего не ела и неважно выглядишь. Врачи рекомендуют тебе…

К л о э т т а (перебила). Сегодня годовщина смерти Грэма. (Взяла бокал со стола, пригубила.)

Голос Мартины сквозь шум воды: «Дядя, он совсем ушел?»

(Вертит в руках бокал.) Два близких человека… Какие мысли одного имеет право знать другой?

Д а н и э л ь (не сразу). Пожалуй, только те, что каждый из них желает высказать сам.

К л о э т т а. Тогда эти двое — просто чужие.

Д а н и э л ь. Просто сегодня далеко не каждый в нашей баснословно богатой стране может позволить себе роскошь делиться своими мыслями.

К л о э т т а. Даже с близкими людьми?

Голос Мартины: «Дядя, он сказал, что́ ему нужно было? Дядя!..»

Д а н и э л ь (вдруг кричит). Я прошу — выключи наконец воду! (Повернулся, сдержанно.) Что происходит, Клоэтта?

К л о э т т а (усмехнулась). Кажется, они снова поссорились.

Д а н и э л ь. Я о другом, и ты это прекрасно понимаешь. Чего ради, скажи на милость, ты вздумала запереться у себя в комнате?

К л о э т т а (так же). Каждый имеет право на самого себя. Хотя бы два дня за всю жизнь. Мне нужно серьезно поговорить с тобой, Даниэль. Удели мне десять минут. Нет-нет, пять! Пять минут.

М а р т и н а (вышла на террасу в банном халате. Не ожидала увидеть на террасе Клоэтту, остановилась). Цезарий… уже ушел?

К л о э т т а. Он в саду. (Подошла к лестнице, ведущей в сад, позвала.) Цезарий! (Повернулась.) Ступай к нему.

М а р т и н а (внимательно посмотрела на Клоэтту, затем на Даниэля). Нам с ним нечего сказать друг другу. (Уходит.)

К л о э т т а (заметно нервничая, с бокалом в руках прошлась по террасе). Я два дня думала, прежде чем решиться на этот разговор… Где похоронен мой сын?

Д а н и э л ь (после паузы, медленно подбирая слова). Закон о чистоте нации запрещает сообщать какие-либо подробности родителям неполноценных детей. Мы с тобой, как ты понимаешь, не исключение.

К л о э т т а. И даже ты — Советник Верховного по медицинским вопросам, лицо, облеченное высшим государственным доверием, — не смог бы при желании узнать о судьбе сына? (Тихо качая головой.) О нет, милый, я позволю себе усомниться в твоей искренности.

Д а н и э л ь. Я воспитан в безоговорочном уважении законов моей страны. (Поднялся.) Извини, я должен заняться неотложными делами.

К л о э т т а (усмехнулась). О, у вас столько изматывающих обязанностей — вы и Советник Верховного, и ведущий специалист своей клиники, надежда и гордость Национальной академии… и, наконец, заботливый отец! Вы чудеснейшим образом позаботились о будущем нашего малыша… (Коротко засмеялась.) Какие же опыты вы над ним проделываете у вас в клинике?

Д а н и э л ь. По-видимому, ты еще не совсем здорова. О чем ты, Клоэтта? Тебе нужно лечь в постель, ты в бреду!..

К л о э т т а (поморщившись, нервно). Постарайся вспомнить, что ты хорошо воспитан. Я хочу знать, за что ты выгнал из клиники мою акушерку, у которой трое детей? Я хочу знать — за что?! Я хочу знать — за что страдает мой сын?! (В исступленном отчаянии стучит кулачком о кулачок.) За что?!

Даниэль силой заставил ее сделать глоток из бокала. Клоэтта поперхнулась, с трудом приходит в себя.

Д а н и э л ь (не сразу, переводя дыхание, сбитое борьбой). Мы живем в век всеобщего безумия, Клоэтта…

К л о э т т а. Я прошу тебя — именем бога наших предков: поклянись, что мой сын умер без страданий. Он твоя кровь, он твоя плоть…

Д а н и э л ь (срывается на крик). Его нет! Ничего больше нет! У нас нет прошлого, нет будущего! Мы живем без времени — мы безумцы, Клоэтта! (Задохнулся, рванул ворот рубашки.)

Установилась гнетущая тишина. Слышно только тихое всхлипывание Клоэтты.

Ц е з а р и й (со стороны сада нерешительно поднимается по ступенькам на террасу). Мне показалось, что меня позвали… Извините, у меня очень мало времени… (Умолкает.)

Д а н и э л ь. Боюсь, что его вообще ни у кого не осталось. (Дрожащими пальцами пытается застегнуть рубашку.) Ждите меня здесь. Спасти вас может только чудо. (Уходит.)

Двое молча последовали за ним. Длительная пауза.

К л о э т т а (утирая платком глаза). Цезарий, милый, это же неприлично — так смотреть на не прибранную после сна женщину. (Улыбнулась сквозь слезы.) Чем вы занимались в своем путешествии? Мартина скучала без вас. Нет-нет, это не слова — я часто видела слезы у нее на глазах. По-моему, она уже готова наплевать на свою гордость и пройти Комиссию… Цезарий, дружочек, вы непременно должны помочь мне.

Ц е з а р и й. Я всегда рад помочь вам.

К л о э т т а. Ну, вот и хорошо, вот и славненько… Что у вас с голосом? Простыли? Это пройдет. Все пройдет. Значит, так… значит, вот что… Вам должно быть знакомо имя доктора Вильсона, он служит вместе с Даниэлем в клинике госпожи Кримстон. Вы сейчас же с Мартиной разыщете его и попросите приехать ко мне.

Ц е з а р и й (не сразу). Право, н-не знаю…

К л о э т т а. Нет-нет, он обязательно приедет… Вы ему скажете, что разговор пойдет о бумагах Грэма… что есть люди, которые интересуются ими. Мне нужен его совет.

Ц е з а р и й (тихо). Доктора Вильсона больше нет. Он покончил с собой.

К л о э т т а (остановилась, почти шепотом). Как вы сказали?

Ц е з а р и й (ему неловко). Было сообщение в печати… Давно уже. Писали, якобы он лечился у психиатра…

К л о э т т а (шепотом). Вильсон?! (Долго молчала.) А его жена — Бетти?

Ц е з а р и й. Кажется, она умерла при родах.

К л о э т т а (после длительной паузы не то спросила, не то размышляет вслух). Их девочка осталась жива… (Нетвердым шагом направилась к выходу.) Мне нужно привести себя в порядок. Я позову Мартину, не скучайте. (Уходит.)

Цезарий опустился в кресло, прикрыл глаза… Через некоторое время, точно проснувшись от мгновенного сна, вздрагивает, открывает глаза. В дверях террасы, в нарядном платье, стоит М а р т и н а. Она поражена его видом — на лице растерянность, испуг.

Ц е з а р и й (поднялся, неловко одернул истрепанный пиджак). Я промахнулся, Мартина. Я не только бездарный художник… (Губы его задрожали; не в силах стоять, он опустился в кресло, зло отвернулся.)

М а р т и н а (едва слышно). Господи, они поймают тебя и сожгут… (Тихо подошла, опустилась перед ним на колени.)

Ц е з а р и й. Мне все равно. (Торопливо, не сразу попадая рукой в карман, достал миниатюрную шкатулку, открыл ее.) Этот медальон — семейная реликвия… У нас в роду из поколения в поколение все мужчины дарят его своей невесте. Перед небом и людьми ты была и осталась моей избранницей.

М а р т и н а. Тебе нужно немедленно уехать…

Ц е з а р и й. Я пришел проститься. (Не отрывает взгляда от нее.) Я уйду в горы.

Пауза.

М а р т и н а (поднялась с колен, прижимая к себе шкатулку). Да сбудется воля господа! Я всегда буду рядом с тобой.

Цезарий торопливо ловит ее руку, целует, потом, уткнув лицо в ее ладонь, затихает. На террасу вышла К л о э т т а. В руках у нее накидка, сумочка и перчатки; говорит оживленно, стараясь казаться веселой болтушкой, у которой все мимолетные неприятности позади.

К л о э т т а. Для поднятия настроения нам вовсе не помешает прогуляться. Мартина, помоги мне, пожалуйста… (Надевает накидку.) Вы обязательно, Цезарий, должны устроить мне встречу с госпожой Кримстон. Нет-нет, Мартина, не беспокойся, я в полном порядке. Они меня целый месяц пичкали какими-то ужасно горькими таблетками, я прекрасно себя чувствую и со знанием дела возьмусь уладить вашу помолвку. (Глядя на Цезария, рассмеялась.) Вы просто прелесть! Если бы я была чуточку помоложе, я непременно отбила бы вас у Мартины.

Ц е з а р и й. Мне очень трудно обещать вам такую встречу.

К л о э т т а (как о деле уже решенном, продолжая заниматься своим туалетом). Благодарю вас, я всегда буду помнить ваше внимание ко мне. Я почему-то убеждена — госпожа Кримстон не посмеет отказать мне в своем согласии на ваш брак без унизительной формальности.

М а р т и н а (негромко). В этом уже нет необходимости.

К л о э т т а. Что она там ворчит, я не расслышала? (Повернулась.) Итак, я готова!..

М а р т и н а (расстегнула кофточку, достала Черный амулет). Мне запрещено под страхом смерти вступать в брак и иметь детей.

К л о э т т а (не сразу). Боже, какая нелепость…

Мартина прижалась к ней.

Девочка моя… Ну-ну, не надо… Они чем-нибудь мотивировали свое решение?

М а р т и н а (отрицательно трясет головой). Там не объясняют…

К л о э т т а (поглаживая ее вздрагивающие плечи, отрешенно). Тем более, Цезарий, вы должны проводить меня к госпоже Кримстон.

М а р т и н а (сквозь слезы). Ему нельзя… Все очень плохо. Очень плохо!.. Он стрелял в Верховного, его ищут…

К л о э т т а (едва слышно). Да спасет господь вашу душу, Цезарий. (Медленно опустилась в кресло, долго молчит.) Вам следует написать письмо матери. Успокоить ее. Некстати все, как некстати…

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

К л о э т т а в луче тусклого света шагнула вперед… Сразу не разобрать — то ли она в заброшенной жилой комнате, то ли в подземном хранилище древнего монастыря — с шаткой деревянной лестницей, полукружием ступеней уходящей куда-то вверх. Здесь очень много старых книг. Книг и часов. На стенах, на полу, на стеллажах и кованых сундуках, на перилах мансардной лестницы, даже на облупившемся потолке висят, стоят, лежат часы всевозможных размеров, марок, систем — от самых первых, солнечных и песочных, до самых последних… Но все они «молчат», и поэтому кажется, что здесь стоит, висит, лежит многовековая тишина невозмутимых тысячелетий. За решетчатыми окнами, закрытыми плотными шторами, — солнечный полдень. В комнате — тишина, полумрак и прохлада. Клоэтта — в черной накидке с капюшоном, почти полностью закрывающим лицо, в руках сумочка и перчатки — в нерешительности остановилась у входа. Ей немного жутковато в этом пантеоне времени. Осмотрелась и вдруг от неожиданности вздрогнула. Почти рядом с ней, между запыленными стеллажами, неподвижно стоял с т а р и к, внимательно рассматривая ее маленькими, колючими глазками, глубоко спрятанными в сухое, морщинистое лицо. Длинные, совершенно седые волосы вокруг его головы были схвачены ремешком. Какое-то время они молча смотрели друг на друга.

К л о э т т а. Вы — дядюшка Грегори?

Д я д ю ш к а Г р е г о р и (шевельнулся, медленно вышел из-за стеллажей; он очень стар). Да, госпожа… Сколько я себя помню, меня звали именно так — Грегори. Часовщик дядюшка Грегори. Высокочтимая госпожа, очевидно, желает приобрести что-нибудь?

Клоэтта откинула с лица капюшон, молча прошлась по комнате, осмотрелась. Остановилась перед большими напольными часами, на циферблате которых изображена карта-схема ночного звездного неба с ажурными стрелками в центре мироздания.

Эти часы не продаются. Они моя гордость, моя боль… Здесь уникальный механизм — без завода они способны выполнять свои обязанности сто лет и еще один день. Да-да, и еще один день!.. Я собрал их на пятидесяти метеоритных камнях. Трудно поверить, но это святая правда — камни выточены из маленького метеорита, который прилетел к нам из далеких надзвездных глубин.

Клоэтта тронула маятник. Он два раза качнулся и снова замер.

К л о э т т а. Почему они все молчат?

Д я д ю ш к а Г р е г о р и (сухо). Здесь очень много моли развелось, и она сжевала время в этом доме.

К л о э т т а (стоит перед часами, не оборачиваясь, тихо). Дядюшка Грегори, меня зовут Клоэтта.

Д я д ю ш к а Г р е г о р и (не сразу). Да, госпожа Джинар… Как только вы вошли, мое старое сердце шепнуло мне: Грегори, это та женщина, которую любил твой сын.

К л о э т т а (не оборачиваясь). После гибели Грэма я нуждалась в поддержке и помощи. Я осталась совсем одна. Даниэль предложил мне свой кров и защиту. Я была почти на грани самоубийства, он попросту возродил меня… и мне захотелось жить и иметь детей. Ведь это для женщины так естественно, дядюшка Грегори!..

Д я д ю ш к а Г р е г о р и. Они вас любили. Оба любили. Просто одному из них отчаянно не повезло — он оступился и ушел в пропасть.

В глубине дома послышался тихий перезвон дверного колокольчика. Потом еще два раза, через равные промежутки времени, — перезвон похож на условный сигнал.

К л о э т т а (замерла, бросила тревожный взгляд на дядюшку Грегори). Я совершенно случайно захлопнула входную дверь.

Дядюшка Грегори, в своих шлепанцах, уходит открывать. Клоэтта лихорадочными движениями достала из сумочки тугой сверток, поискала глазами вокруг, подошла к «метеоритным» часам, открыла их и сунула его куда-то внутрь. Поспешно отошла в сторону.

Д я д ю ш к а Г р е г о р и (появляется в дверях, в руках у него зажженная свеча, с излишним вниманием пальцами поправляет фитилек). Кому-то потребовался аптекарь, ищут аптекаря.

К л о э т т а. Я от Грэма очень много слышала о вашем доме… И только теперь я здесь… Дядюшка Грегори, познакомьте меня с друзьями Грэма. Я хотела бы познакомиться с теми из них, кто хорошо знает Луизу.

Д я д ю ш к а Г р е г о р и. Луиза? Ее давно уже нет на этой земле, сожгли ее. На костре сожгли.

К л о э т т а. Господи, у нее же дети!

Д я д ю ш к а Г р е г о р и. Она была бездетной. Грэма я взял из детского приюта. Но это гораздо позже. А тогда была в большой моде охота на ведьм. Злые языки обвинили ее, что она колдунья, водит дружбу с дьяволом. Меня постригли в монахи, а жену сожгли. Вот здесь, на этой старой площади.

К л о э т т а (наконец сообразила, о ком идет речь). О господи!.. Нет-нет, я не о вашей жене… Луиза — так зовут женщину, которая приходит убирать ваш дом.

Д я д ю ш к а Г р е г о р и. Прошу прощения, я стар и очень давно живу на этом свете — я мог ослышаться. Друзья Грэма не забывают меня и помогают сводить концы с концами. Люди сейчас не очень охотно покупают мои часы. Им больше нравится жить без времени. (Шаркая шлепанцами, не спеша направился куда-то в полумрак за стеллажи, неся перед собой зажженную свечу.) Если госпожа Джинар не торопится, пусть подождет немного, может быть, мне удастся подобрать для нее что-нибудь из моих запасов. (Голос умолкает.)

За окнами слышатся слабые раскаты приближающегося к долине грома, многократно умноженные далеким эхом в горах.

К л о э т т а (ей не по себе, тихо позвала). Дядюшка Грегори!..

Ответа не последовало. Она сделала несколько шагов, присматриваясь к затемненным местам, откуда только что доносился голос старика, и вдруг попятилась. В сумрачной глубине появилась дрожащая капелька света, она медленно приближалась: из-за стеллажей со свечой в руке вышел А у г у с т о. Одежда немного поношенная, но опрятная.

А у г у с т о. Добрый день, госпожа Джинар. (Аккуратно устанавливает в тяжелый бронзовый подсвечник свечу.) Судя по тому, что вы согласились на встречу, мы вправе, очевидно, рассчитывать на вашу помощь.

К л о э т т а (узнала его). Это будет зависеть от ваших ответов.

А у г у с т о (снял очки, устало пальцами потер переносицу). Дело касается человеческих жизней. Я готов присягнуть, что буду говорить правду и только правду. Любая другая форма общения сегодня просто неуместна да и, пожалуй, преступна, по-моему. После возвращения экспедиции доктор Вильсон передал вам лично вещи Грэма, среди которых были его письма к вам и — что нас особенно интересует — дневниковые записи. Мы надеемся, что они сохранились.

К л о э т т а. Что с моим малышом?

А у г у с т о. До недавнего времени мы располагали сведениями, что девочка Вильсона и ваш сын живы.

К л о э т т а (не сразу). Бетти родила… уродицу?

А у г у с т о. Мы полагаем, что среди Даго свирепствует эпидемия неизвестного вируса или что-то в этом роде. Очевидно, участники экспедиции подверглись воздействию этого вируса.

К л о э т т а. Зачем вам бумаги Грэма?

А у г у с т о. Верховный блокировал войсками национальной гвардии дороги с гор в долину. Фактически он создал резервацию, обрекая маленькую этническую группу нашего народа на вырождение. Передав нам бумаги, вы окажете неоценимую услугу прежде всего своим сестрам с берегов озера Даго. Они нуждаются в медицинской помощи.

К л о э т т а. Почему Даниэль отказал вам?

А у г у с т о. Мне очень трудно ответить на ваш вопрос.

К л о э т т а. И тем не менее вам придется это сделать.

А у г у с т о. После экспедиции он стремительно пошел в гору, и цена этого взлета — его молчание.

К л о э т т а. Он никогда не был чинопочитателем и трусом.

А у г у с т о (помолчав). Вероятно, господин Джинар далек от наших идей и разделяет взгляды наших оппонентов справа.

К л о э т т а (тихо, через плечо спросила). А Грэм? Грэм Скифф?

А у г у с т о. Он был одним из нас.

К л о э т т а. Кто мне даст гарантию, что вы не задумали погубить Даниэля? Почему я должна верить вам?

А у г у с т о. За последние пятьдесят лет еще ни одному человеку не удалось выйти из подвалов Палаты правосудия, и Вильсон знал это. Но он все-таки обратился к нам, чтобы помочь спасти жизни обреченных малюток.

К л о э т т а (тихо). Там нет вируса. После встречи с Луизой я два дня пыталась разобраться в бумагах Грэма… Я их никогда не открывала, мне было больно. Он считает… (Поправилась.) Грэм считал, что нужно немедленно погасить какой-то реактор и уйти. Уйти куда-то к Солнечной долине. В противном случае мы все обречены.

А у г у с т о (медленно). Сделав такое заявление, вы обязаны подтвердить свои слова фактами.

Клоэтта молчит.

Вы уверены, что в бумагах Грэма упомянут именно реактор?

Клоэтта молчит.

В республике есть определенный круг людей, которые, мягко говоря, не согласны с режимом Верховного. Мы гарантируем вам и вашим близким полную безопасность. Наши люди смогут надежно укрыть вас на восточных склонах гор.

К л о э т т а. Кто вы по образованию?

А у г у с т о. Когда-то я учил детей в школе. Потом лет десять на каторге рубил мрамор.

К л о э т т а. Я пока не готова к тому, чтобы так резко менять свою жизнь. Извините, я вас мало знаю. Дайте мне время подумать.

А у г у с т о. Каждый час вашего промедления сегодня унесет десятки маленьких жизней завтра.

К л о э т т а (после длительной паузы). Я не взяла с собой бумаги.

А у г у с т о (внимательно посмотрел на нее). Поверьте, мы не из тех, кто на чужом несчастье пытается заполучить дешевый политический капитал. Ежедневно на рассвете Луиза будет ждать вас в этом доме. (Взял свечу.) Мы заставим Верховного погасить реактор и увести народ к Солнечной долине. (Выходит.)

Клоэтта одна.

Голос дядюшки Грегори: «Осмелюсь обратить ваше внимание вот на этот удивительный по своей красоте экземпляр». Он появился откуда-то из-за стеллажей.

Д я д ю ш к а Г р е г о р и. Эти часы прекрасно смотрелись бы на вашем туалетном столике как украшение… (Умолкает, поняв, что его не слышат.)

К л о э т т а (сидит в кресле, тихо). Не могли бы вы на некоторое время приютить одного молодого человека? Он стрелял в Верховного.

Д я д ю ш к а Г р е г о р и (после паузы, в сторону мансардной лестницы). Комната моего сына в его распоряжении.

К л о э т т а. Девушку зовут Мартина. Она приведет его сюда к вечеру.

У дверей приемной клиники застыли Д в о е. В стерильной тишине сквозь разноцветные витражи окон слышно, как начали падать первые крупные капли дождя.

К р и м с т о н (в белоснежном халате и аккуратной докторской шапочке). Собственно, чем могу быть полезной?

К л о э т т а (сидит в кресле, на коленях перчатки и сумочка). Не так давно я имела удовольствие получить от жизни маленькие женские неприятности. Впрочем, вы, несомненно, наслышаны.

К р и м с т о н. Да, я в курсе — у вас были неудачные роды. Господину Джинару известно о вашем визите?

К л о э т т а. Разумеется. Сегодня утром мой супруг сам подал мне идею откровенно поговорить с вами. Две женщины в доверительной беседе лучше поймут друг друга, не правда ли?

К р и м с т о н. Возможно. Между тем мы отвлеклись. Что вас привело ко мне?

К л о э т т а. О, сущая безделица — любопытство. Когда мне сказали, что мой сын умер… я не могла уснуть несколько ночей. Мне казалось — все смеются надо мной. Знакомые, соседи, прохожие на улицах… Скажите, отчего это? И знаете, в основном — женщины. Мужчины смотрели на меня довольно пошло, а женщины зло хихикали за моей спиной. Те, кому удалось родить здоровых детенышей. Вам интересно, я вас не утомила?

К р и м с т о н. Я предпочла бы продолжить этот разговор в присутствии господина Джинара.

К л о э т т а. Сомневаюсь, что ему будет приятно видеть меня. В свое время я безумно хотела иметь ребенка, но после моей блистательной попытки он стал много пить и мы почти не общаемся. Как выяснилось, мы совершенно чужие люди.

К р и м с т о н (мягко). Мой вам искренний совет — не будьте так эгоистичны в своем горе. Вам необходимо отдохнуть и успокоить нервы.

К л о э т т а. Вы считаете?

К р и м с т о н. Если хотите, я направлю вас к одному из лучших наших невропатологов. Ручаюсь, он вам скажет то же самое.

К л о э т т а (вдруг устало, совершенно будничным тоном). Ах, оставьте, пожалуйста, я пришла не за этим. Господин Джинар не раз уже собирал для меня консилиум. Вы — единственный человек, кто в силах помочь мне. Нет-нет, не торопитесь отказывать. Вы рождены в муках человеческим существом, вы сами мать… вы должны быть милосердны ко мне. В этой образцовой клинике, руководителем которой бы имеете честь быть, находится мой сын. Позвольте хотя бы взглянуть на него.

К р и м с т о н (после едва заметной паузы). Постарайтесь хорошенько все вспомнить — ваш ребенок умер от преждевременного рождения.

К л о э т т а (не поднимая глаз, тихо). Вы лжете. Мне доподлинно известно, что он находится здесь, как и дочь безвременно ушедшего доктора Вильсона. У меня на руках бумаги одного из участников экспедиции. Я умею молчать, но до определенного предела. Не заставляйте меня обращаться к адвокату и к прессе.

К р и м с т о н (холодно). Я настоятельно советую вам прежде всего обратиться к психиатру. Вы больны, у вас серьезно нарушена психика.

К л о э т т а (спокойно достала из сумочки конверт). Письмо написано рукой вашего сына. Ответьте мне всего лишь на один вопрос. Мой ребенок жив?

Пауза. За разноцветными витражами окон ливень набирает силу.

К р и м с т о н. На ноги поднят весь корпус легионеров. У них довольно точный словесный портрет…

К л о э т т а (перебила). Ваш сын в безопасности. Итак? (Держит перед собой конверт.)

К р и м с т о н. Младенцы с подобными генетическими отклонениями, как правило, живут не более месяца.

К л о э т т а (одними губами). Слава создателю!..

К р и м с т о н. Надеюсь, у Цезария хватит здравого смысла не появляться в публичных местах?

К л о э т т а. Даниэль знал, что малыш должен родиться уродом?

К р и м с т о н (спокойно, рассматривая ее). Вы вступаете на очень зыбкую почву.

К л о э т т а (перебила). Он знал?!

К р и м с т о н (буднично). Вероятность была процентов пятьдесят. (Взяла из ее рук конверт, развернула.)

Клоэтта подняла капюшон, направилась к выходу и вдруг за спиной услышала тихий звук, похожий на треск кастаньет. Двое тут же преградили ей выход. Она вопросительно повернулась.

(Не спеша складывает письмо.) В городе тревожно, улицы патрулируются войсками. Вы случайно можете попасть в неприятную историю.

К л о э т т а. Имя господина Советника хорошо знакомо в военных кругах. Благодарю за заботу, я как-нибудь справлюсь сама.

К р и м с т о н. Увы, человек с нарушенной психикой неспособен относиться к себе критически. К себе и окружающей действительности. Эти славные ребята отвезут вас к вашему лечащему врачу. Господин Джинар, я думаю, сумеет несравнимо полнее ответить на все интересующие вас вопросы.

К л о э т т а (после секундного оцепенения, едва слышно). Это неправда…

К р и м с т о н. Не стоит меня благодарить. Моя забота о вас продиктована исключительно интересами нации. Нам было бы небезынтересно узнать, например, откуда у вас бумаги?

К л о э т т а (ей очень трудно говорить). Мои друзья приняли весьма живое участие в судьбе молодого человека. Если через полчаса я не выйду отсюда, они чрезвычайно будут огорчены. Боюсь, что доброе сердце Верховного — в интересах нации, разумеется, — вряд ли дрогнет, когда он узнает о родословной покушавшегося на его жизнь.

Пауза.

К р и м с т о н. Здесь нет ни слова о том, где я смогу с ним встретиться.

К л о э т т а. Завтра Мартина сообщит вам о месте встречи.

К р и м с т о н. Форма гарантии?

К л о э т т а (медленно подняла руку в клятвенном жесте). Ни божеским, ни человеческим правом нельзя решать судьбу ребенка без согласия матери.

Кримстон окинула ее оценивающим, несколько удивленным взглядом — что за странное существо перед ней? — секунду помедлив, направилась к выходу. Двое молча последовали за ней.

(Осталась неподвижно стоять в луче света с неловко поднятой рукой.) Господи, если и существует ад, он здесь — в этом мире!..

Ее слабый голос тонет в черном обвальном ливне, безумствующем в ночи за решетчатыми окнами. Маленькая, беззащитная фигура со свечой в руках бесцельно движется в темноте, повсюду натыкаясь на часы, — то она исчезает за стеллажами, то тотчас возвращается назад, замирая на секунду в тревожном покое, то снова устремляется куда-то по мансардной лестнице, освещая себе путь трепетным пламенем свечи.

(Тихонечко, нервно засмеялась.) «Человек с нарушенной психикой неспособен относиться к себе критически…» У меня нарушена психика — вы слышите, дядюшка Грегори! (Снова смешок; потом остановилась, вдруг впадая в задумчивость, будто силясь что-то вспомнить.) Дядюшка Грегори, как вы думаете, если я передам бумаги Грэма, они сумеют распорядиться ими как должно?

Д я д ю ш к а Г р е г о р и. Я им верю. Я им верю, хотя бы потому, что среди них много истинных друзей моего сына.

Где-то рядом, очевидно на другом конце площади, коротко и глухо ударила автоматная очередь. Потом еще и еще. И снова за окнами только шум ливня.

К л о э т т а. Где же Мартина, почему их так долго нет?..

Д я д ю ш к а Г р е г о р и (говорит мягко и терпеливо, словно с больным ребенком). Комендантский час, чрезвычайно сложно передвигаться по городу. Озверели, совсем озверели… Раньше утра и ждать не следует…

К л о э т т а. Вы добрый… вы мудрый… вы прожили в этом мире много лет и должны все знать… Когда матери сходят с ума — это страшно?

Д я д ю ш к а Г р е г о р и. Вам лучше лечь. Поставьте у изголовья свечу — огонь успокаивает, и вы быстро уснете. (Умолкает. Поднял свечу, смотрит в сторону входа.)

Там, на грани света и тьмы, появился ч е л о в е к. За его спиной, в таких же, как и он, черных плащах, остановились Д в о е.

Я знал, что ты придешь ко мне, Даниэль. Рано или поздно — придешь. (Клоэтте.) Он был когда-то славным парнем.

К л о э т т а (наигранно всплеснула руками). Боже мой, дядюшка Грегори, почему же вы не сказали, что у нас будут такие желанные гости?! (В легком полупоклоне.) Прошу простить мою нерасторопность, господин Советник. Я не успела надеть новое платье!..

Д а н и э л ь. Пойдем, я отвезу тебя домой. Тебе нужно отдохнуть.

К л о э т т а. Ангельская доброта!.. Тебе не кажется, милый, что нам необходимо внести некоторую ясность в наши отношения?

Д а н и э л ь. Мы поговорим с тобой завтра, Клоэтта. Ты сегодня очень возбуждена…

К л о э т т а (перебила нервным смешком). О да, разумеется! (Взяла себя в руки.) Может быть, действительно вы сделали из меня психопатку, но я не сумасшедшая, как считает твоя компаньонка. (Демонстративно села в кресло.) Нет-нет, абсолютно нет смысла откладывать наш разговор на завтра.

Д а н и э л ь (после паузы). Где Мартина с Цезарием? Я спрашиваю, как ты понимаешь, не ради праздного любопытства. Введено военное положение, Верховным подписан приказ: задержанных в ночное время расстреливать на месте.

К л о э т т а (не сразу). Они остались дома и должны были прийти сюда к вечеру.

Д а н и э л ь. Их там нет. Это пропуск на выезд из города. В провинции Цезарию будет легче затеряться. (Не спеша прошелся по комнате, остановился перед «метеоритными» часами.) Помнится, в давние студенческие времена, когда мы с Грэмом днями просиживали в этом пантеоне времени за книгами, вы нас изрядно баловали своим колдовским напитком.

Д я д ю ш к а Г р е г о р и. В прошлое я заглядываю редко, Даниэль. Там темно.

Д а н и э л ь (коснулся маятника — он два раза качнулся и замер). Дамы и господа, сотрите паутину с души своей — неужели вы не чувствуете, как живой комочек вашего сердца беспомощно бьется в сетях сытого безразличия?.. По-моему, так вы когда-то учили нас с Грэмом? (Поднял руку в шутливом жесте всепрощения.) Мир прошедшему и благодарение грядущему!.. (Одну из трех свечей отдал ему в руки.)

Дядюшка Грегори, помедлив, шаркая своими шлепанцами, уходит со свечой в руках.

К л о э т т а. Мне кажется, ты не очень любезно обошелся с хозяином.

Д а н и э л ь. Дядюшка Грегори — добрая душа, и ему действительно будет приятно угостить нас своим кофе. Старый ведун и знахарь с незапамятных времен наловчился всякой всячине, в том числе поджаривать кофейные зерна на маисовом масле. (Снял плащ, бросил его на перила мансардной лестницы.) Сегодня в твоем разговоре с госпожой Кримстон фигурировали некие экспедиционные бумаги, — надо полагать, Грэма.

К л о э т т а (внешне спокойно). Это его личные письма ко мне.

Д а н и э л ь. Где они?

К л о э т т а. Когда я решила иметь от тебя ребенка, я их сожгла. На алтаре памяти. (Усмехнулась.)

Д а н и э л ь. Я могу взглянуть на эти письма?

К л о э т т а. Пожалуй, наш разговор следовало бы начать в несколько ином русле. Ну, хотя бы начнем с того, что в знак благодарности за оказанную мне в злую минуту жизни поддержку я решила проявить великодушие, милый, и отпустить тебя на все четыре… ко всем чертям! С этого часа ты свободен от каких бы то ни было обязательств передо мной и волен в своих поступках. Как и я, разумеется. Извини, милый, но мне почему-то не хочется быть подопытным кроликом даже у собственного мужа.

Д а н и э л ь. У тебя появилась странная манера шутить.

К л о э т т а (вдруг взорвалась). Ты ведь знал! В глаза смотри — в таких случаях принято смотреть в глаза матери, — знал, что он должен родиться уродом?! Почему же вы молчите, почему не отвечаете своей пациентке, господин Советник?

Д а н и э л ь (тихо). Нет, Клоэтта. Я готов поклясться перед богом…

К л о э т т а (подошла к нему очень близко, нервным шепотом). Берегись, ты клятвопреступник. И завтра об этом узнают все. (В ознобе, крепко обхватив себя за плечи, заметалась по комнате.) Боже мой!.. Боже мой, подумать только — еще сегодня утром я готова была верить каждому слову этого человека! Я почти поверила убийце моего ребенка!.. (Метнулась к нему.) А то, что на дне озера устроено хранилище с радиоактивными отходами, — ты тоже не знал, да? Я предрекаю: всех вас похоронят на пустоши, за чертой города, без креста и надгробия! Будьте вы трижды прокляты, убийцы безвинных младенцев!.. (Закрыла ладошкой лицо, некоторое время стоит неподвижно.)

Сквозь густой шум ливня снова послышались выстрелы. Через секунду-другую все затихло так же неожиданно, как и возникло.

Д а н и э л ь (устало сидит в кресле, очень тихо). Вначале мы предполагали, что виной всему вирус. Нужны были дополнительные исследования. Верховный торопил с результатами, у нас не было времени… И Вильсон пошел на эксперимент. Он заразил себя вирусом. Но все оказалось гораздо проще: генетические отклонения в организме человека вызваны повышенной радиоактивностью воды в озере. (Помолчал.) Я слишком поздно узнал, что ты оставила ребенка. Прости мою невольную вину, если это возможно для матери. Но ты вполне здорова, и у тебя еще могут быть дети.

Пауза.

К л о э т т а (голос чуть дрогнул). Боже, как в жизни все зыбко… Малыш у тебя в памяти остался едва мелькнувшим существом. Для меня же он давно был близким человеком. Я носила его под сердцем… Я ждала его как награду за одиночество.

Д а н и э л ь (подошел к ней). Пожалуйста, отдай мне письма Грэма.

К л о э т т а (безучастно). На берегу озера Даго дети рождаются утром, а к вечеру они уже стареют. Их матери от ужаса сходят с ума — это страшно. Это очень страшно.

Д а н и э л ь. Даго уже не спасти, Клоэтта. Ты только себя погубишь!..

К л о э т т а. Они уйдут.

Д а н и э л ь (коротко). Куда?

К л о э т т а. Они уйдут к Солнечной долине.

Д а н и э л ь. Бред! Куда они уйдут, где она?! Никто — слышишь? — никто не знает и не помнит уже, где эта долина! (В бессилии заметался по комнате.) Если бы речь шла только о Даго, господи! (Остановился у окна, очень долго молчал, глядя в кромешную тьму, рассекаемую судорожными вспышками фиолетовых молний.) Мартина недавно прошла обследование в Комиссии и получила Черный амулет. Как ты считаешь — почему вдруг?

К л о э т т а (медленно). Я думаю, благодаря стараниям госпожи Кримстон. Надо полагать, ей не безразличны сердечные дела единственного наследника… (Умолкает, пораженная догадкой.)

Д а н и э л ь (стоит у окна, не оборачиваясь). Зеркало озера имеет громадную площадь, круглый год идет интенсивное испарение. Зоны возникновения очагов зараженности непредсказуемы.

К л о э т т а (тихо, в сторону окна, где шумит ливень). Ты хочешь сказать… муссонные дожди несут в нашу долину?..

Д а н и э л ь. Но и это не все. Периодически чаша озера переполняется, и происходит естественный сброс воды в реки, в оросительные каналы и бассейны нашей Долины изобилия. Может быть, это произойдет через сто лет. А может быть, завтра. (Пауза. Очень долгая пауза.) Когда они убрали Вильсона, я им дал понять, что если со мной… или с тобой что-нибудь случится, вся эта история станет достоянием гласности. На сегодняшний день молчание — единственная наша с тобой охранная грамота. Публикация бумаг Грэма равносильна самоубийству.

К л о э т т а (не двигаясь, едва слышно). Ты кого-нибудь предупредил?

Д а н и э л ь. Я не мессия, я всего лишь человек. Зачем? Кто знает, нужно ли рассказывать людям, что их дети и внуки обречены умирать в страшных муках? И дети грешников, и дети праведников. Я не могу взять на себя эту ношу. Пусть живут, сколько им отпущено судьбой. Живут и наслаждаются жизнью. До тех пор, покуда работает солнечный реактор и светит солнце, люди никогда не поверят, что жизнь в нашей долине может исчезнуть.

К л о э т т а. Люди должны знать правду, Даниэль. Они имеют право знать правду и о своей жизни… и о смерти.

Д а н и э л ь (горько усмехнулся). Да-да, они ждут ее — правду. Человек знает, Клоэтта… Он знает, что его жизнь не беспредельна. Но мы никогда всерьез не пускаем в свой мозг информацию — что с нами будет, когда мы состаримся. Это парадокс нашего сознания, Клоэтта. (После паузы, тихо, скорее сам себе.) Чтобы они поверили, нужно погасить солнце.

К л о э т т а (робко, растерянно). Бог с тобой, Даниэль… Я ничего не понимаю — при чем здесь солнце?.. Грэм в своих бумагах пишет, что единственное спасение — Солнечная долина…

Д а н и э л ь. Грэм… Грэм… Грэм!.. Я устал от этого имени, Клоэтта! Пощади. (Помолчал, успокаиваясь.) Он всегда был крайне наивным идеалистом, воспитанным выжившим из ума стариком. Люди уже забыли, куда и откуда шли наши предки и где находится эта долина. Осталась только легенда. Красивая легенда, которую под страхом смерти запрещено помнить. (В отчаянии крутнул головой, с тихим стоном.) Ты ведь ничего не знаешь, Клоэтта! И упаси тебя бог узнать!.. Вся эта история затрагивает высшие интересы правящей элиты. Даже покушение на жизнь Верховного — детская шалость. Они никогда не согласятся погасить реактор и увести народ к Солнечной долине, если бы и знали, куда вести.

Пауза. За окнами вой обезумевшей в своей слепой ярости стихии.

К л о э т т а (тихо). Я не хочу, Даниэль, ужасно не хочу, чтобы женщины лишались своего извечного права быть матерью… Пусть даже если это женщины, которые будут жить после меня.

Д а н и э л ь (не сразу, глядя перед собой в одну точку). Сам господь бог бессилен помочь нам, когда взбунтовалась Ее Величество Природа.

К л о э т т а. Единственное, что я могу сделать, — это передать бумаги Грэма его друзьям.

Д а н и э л ь (так же). В лучшем случае нас с тобой упекут в сумасшедший дом или обработают препаратами.

К л о э т т а. Боже, какой страшный ливень! Каждая капля, упавшая с неба, — секунда времени. (Тихонечко подошла к нему, как бы прося защиты.) Мне страшно, Даниэль.

Он нежно обнял ее за плечи.

Молчат.

(Тихо.) Неужели после всего, что мы знаем, можно жить спокойно, делая вид, что ничего не изменилось в мире? Мы с тобой уйдем, Даниэль… Уйдем к друзьям Грэма.

В сопровождении д я д ю ш к и Г р е г о р и входит Ц е з а р и й. Он весь промок, его сильно трясет.

Д а н и э л ь (одними губами). Что? (И вдруг срывается на крик.) Что?!

Ц е з а р и й (с трудом). Ее схватили солдаты и увели на площадь. Она кричала, что племянница… ее увели…

Даниэль срывает плащ с перил, бросается к выходу. Двое стремительно выходят за ним. Пауза.

К л о э т т а (застыла на месте). Как же так?..

Ц е з а р и й (с трудом удерживая дрожь в теле). Пожалуйста, мне бы попить…

Д я д ю ш к а Г р е г о р и. Вы горите. Вам нужно переодеться. (Помогает стащить мокрый пиджак.)

Клоэтта набрасывает Цезарию на плечи плед.

Ц е з а р и й. Благодарю вас… Мы с большим трудом всего лишь на минуту зашли ко мне в мастерскую… Я хотел взять с собой краски… Но солдаты перекрыли квартал, довольно сложно было выбраться…

Д я д ю ш к а Г р е г о р и (тем временем плеснул что-то из черного флакона в стакан с водой). Выпейте, это вас согреет и успокоит.

Ц е з а р и й. Благодарю вас… (Жадно пьет пересохшими губами; вернул стакан, опустился в кресло.) Мы попытались пройти дворами. Когда почти уже добрались сюда, нас заметил патруль. Мартина спрятала меня в старом дровяном сарае, а сама вышла к ним навстречу… Я слышал, как она кричала… Если бы даже я вышел и назвался, разве это помогло бы? Я слышал, как она кричала…

Д я д ю ш к а Г р е г о р и (Клоэтте). У него начинается жар.

Ц е з а р и й. Нет-нет, я здесь подожду. Мне очень удобно. (Глубоко забился в кресло.) Ведь ей ничего не сделают дурного, верно?

К л о э т т а (укрывает его пледом). Конечно, конечно… Все выяснится, и ее отпустят. Даниэль не даст ее в обиду.

Приемная клиники. Здесь Д а н и э л ь и неподвижно застывшие у дверей Д в о е. За разноцветными витражами окон неутихающий шум ливня. Когда в приемную вошла К р и м с т о н, Даниэль по ее виду все понял.

К р и м с т о н. Она потеряла слишком много крови. Примите наши искренние соболезнования, господин Джинар. Виновные в ее трагической гибели будут наказаны. Поверьте, мне очень жаль. К Мартине я относилась с большой теплотой и симпатией.

Д а н и э л ь. Могу я забрать ее тело?

К р и м с т о н. Думаю, Верховный, учитывая ваши заслуги перед нацией, согласится удовлетворить нашу просьбу. Вы уже неоднократно имели возможность убедиться, что мы умеем ценить истинных ученых. К сожалению, доктор Вильсон попытался внести в чистый родник науки привкус политики… Но бог с ним, с Вильсоном!.. Поговорим о ныне здравствующих. Верховный внимательно ознакомился с вашими бумагами, которые вы так неосмотрительно хранили у себя в сейфе. Извините, в целях государственной безопасности нам пришлось вскрыть его, и бумаги перенесли в более надежное место. Нам показалось, господин Джинар, что ваши выводы глубоко ошибочны. Я не стану говорить вам, насколько смехотворно выглядит, например, ваше предложение погасить солнечный реактор. Ведь это значит — ввергнуть страну в хаос нищеты, голода и беспорядка. Нация не простит нам такого легкомыслия, господин Джинар. Разумеется, промышленные отходы реактора мы больше не станем сбрасывать в озеро…

Д а н и э л ь. Максимум через сто лет, если не раньше, все живое в долине выродится. Нарушение генетического кода…

К р и м с т о н (мягко перебила). Сто лет!.. Сто лет — это целая вечность для одного поколения. За это время мы с вами успеем насладиться жизнью и состариться. Оставим нашим потомкам право самим заботиться о себе. У них будут свои проблемы — у нас свои. Кстати, Верховный распорядился составить списки приближенных, которые будут получать воду из особых, тщательнейшим образом обследованных источников. Ваше имя стоит в первой сотне. Господин Джинар, настал час, когда каждый должен на деле подтвердить свою лояльность режиму и любовь к нации. Мы считаем, что вы должны выступить на ученом совете Национальной академии и с высоты своего научного авторитета решительно опровергнуть крайне опасные слухи, распространяемые враждебными нации элементами. (Пауза.) Благодарю вас, господин Джинар. Я никогда не сомневалась в вашем благоразумии. Кстати, я просила вас поинтересоваться бумагами, которые случайно попали в руки вашей жены.

Д а н и э л ь (не очень уверенно). Это простые, безобидные письма. Произошло досадное недоразумение…

К р и м с т о н. Я вам верю. И тем не менее, господин Джинар, позаботьтесь, чтобы они были сданы в архив экспедиции. И последний вопрос… (Помолчав.) Цезарий с Мартиной были вместе?.. (В ожидании выдержала паузу.) Господин Джинар, если его постигла та же участь и сейчас его тело на площади… вы можете не щадить мое материнское сердце. Он поднял руку на лидера нации — я готова выслушать самую суровую правду.

Д а н и э л ь (после некоторого колебания, с трудом). Они любили друг друга… и судьба у них одна в этой стране.

К р и м с т о н (помолчав). Ну что ж, завтра на рассвете, без позорного дознания в Палате правосудия, его тело сожгут вместе с остальными задержанными этой ночью. Господь бог прислушался к моим молитвам.

Д а н и э л ь. Вашему самообладанию можно позавидовать.

К р и м с т о н. Благодарю. Господин Джинар, помимо заявления на ученом совете академии крайне важно выступить в печати. Титул Советника лидера нации обязывает, господин Джинар, говорить народу правду и только правду. Статья может быть написана в любой форме — здесь вашей фантазии предоставляется полная свобода. Возможно, вы изберете строго научный стиль или страстно публицистический — дело вкуса… Но вы должны обязательно подчеркнуть, что случаи… единичные случаи рождения младенцев с патологическими отклонениями есть результат эпидемии вируса. И не забудьте добавить чуть-чуть оптимизма. Ну, скажем, что наша медицина успешно ведет борьбу с ним.

Д а н и э л ь (тихо). Извините… имя ученого предполагает…

К р и м с т о н (перебила, холодно). Господин Советник, мы предоставили вам возможность работать в одной из лучших клиник, окружили заботой и вниманием…

Д а н и э л ь (с горькой усмешкой, в сторону Двоих). Экспериментальными образцами подданных Верховного…

К р и м с т о н (спокойно). Господин Джинар, эта дверь ведет в ваш рабочий кабинет. Вы пять лет служите в моей клинике и знаете, куда ведет противоположная. У вас еще есть время. Подумайте.

Д а н и э л ь (устало усмехнулся). Вся прелесть в том, что у каждого из нас свое время. Но все мы отсчитываем его по ложному солнцу.

К р и м с т о н (мягко). Вы просто переутомились, господин Джинар. Я вернусь через полчаса. (Щелкнула пальцами — звук похож на треск кастаньет.)

Двое почти мгновенно, легкими профессиональными движениями обыскали Даниэля и снова застыли рядом с ним.

Приемная клиники медленно погружается в темноту. Капелька света дрожит в подсвечнике, слабо освещая неподвижно стоящую К л о э т т у. Под напором ливня и шквального ветра оконные стекла мелко-мелко позвякивают.

К л о э т т а (долго молчала). Окажите мне любезность, добрый часовщик. Я хотела бы услышать легенду.

Д я д ю ш к а Г р е г о р и (маленькими колючими глазками внимательно посмотрел на нее). Она не стоит вашего внимания. Слушать историю своего народа, которую никто не хочет помнить, — это скучно и длинно.

К л о э т т а. Я сказала, старик, что хочу услышать легенду о Солнечной долине. Грэм часто упоминает ее в своих письмах и дневниковых записях.

Д я д ю ш к а Г р е г о р и (помедлив). Я должен предупредить: тот, кто хоть раз услышит ее, становится человеком вне закона.

К л о э т т а (тихо). Но все же — человеком. Начинайте. Ну что же вы? Итак…

Д я д ю ш к а Г р е г о р и (помолчал, словно прислушиваясь к шуму ливня за окнами). Она очень красивая, эта легенда. Далекие предки нашего народа, госпожа, гонимые голодом, холодом и всеобщей нищетой, кочевали по бескрайним просторам человеческих страданий в поисках Вечной Истины. Даже в самые черные времена людей вела вперед мечта — дойти до Великой Солнечной долины. Там, именно там всех ожидает гармония Духа и познание Истины. И вот однажды, после бесконечных мучений, перевалив через заснеженные хребты времени, они увидели долину. От злых ветров с четырех сторон ее оберегали поднебесные вершины…

К л о э т т а. Они нарекли ее — Долиной изобилия.

Д я д ю ш к а Г р е г о р и. Нет, госпожа. Это потом. А тогда в той долине ничего не было. Даже лучи солнца не попадали в нее. Она была Долиной тьмы. Но все равно радости измученных людей не было предела. Они построили небольшое поселение, как временное пристанище перед дальней дорогой, а жрецы зажгли рукотворное солнце. Когда все передохнули и нужно было двигаться вперед, к Великой Солнечной долине, люди отказались идти дальше. Они уже не желали обрекать себя на страдания в пути.

К л о э т т а. Даже ради будущего своих детей?

Д я д ю ш к а Г р е г о р и. Они были счастливы и в этой долине, с рукотворным солнцем. Оно их ослепило. Каста жрецов лишила неугодного правителя власти, посадив на его место своего человека, никуда не зовущего народ и не требующего бросать свои теплые дома, прибыльные лавки, харчевни…

К л о э т т а. Дальше. Ну что же вы? Дальше!..

Д я д ю ш к а Г р е г о р и. С тех пор, госпожа, дни складывались в недели, месяцы — в годы. В десятки и сотни. А люди жили себе спокойно в сетях сытого безразличия, не зная, что они отсчитывают свое время по ложному солнцу, медленно убивающему их.

К л о э т т а. Что же стало с тем… прежним правителем?

Д я д ю ш к а Г р е г о р и (устанавливает лестницу возле стеллажей). Этого никто не помнит, госпожа. Наши предки когда-то жили очень долго, но потом под рукотворным солнцем все изменилось. О судьбе того человека легенда умалчивает. Но говорят, что с тех пор, как люди насытили свою плоть и забыли о Великой Солнечной долине, он всю свою жизнь собирает часы на метеоритных камнях, умеющие показывать истинное время.

К л о э т т а (долго молчала). Я отдала бы многое в жизни, чтобы хоть раз услышать, как идут эти часы. (Повернулась, тихо.) Дядюшка Грегори, друзья Грэма могут указать кратчайшую дорогу к долине с настоящим солнцем?

Д я д ю ш к а Г р е г о р и (с трудом поднимается по лестнице). Нет, госпожа. Никто не знает такой дороги. Можно с уверенностью сказать только одно… Когда наши предки шли сюда, солнце садилось у них за спиной. Путь их лежал с запада на восток. Это все, что я помню. (Достал откуда-то с верхних стеллажей запыленный саквояж.) С минуты на минуту подойдет Луиза, вам пора собираться. На восточном склоне гор много друзей моего Грэма, там найдется укромное местечко и для вас.

К л о э т т а. Нет-нет, я дождусь Даниэля с Мартиной, и мы все вместе уйдем.

Д я д ю ш к а Г р е г о р и (поднял голову от саквояжа, тихо). Даниэль не вернется сюда. Он вас предаст, как предал моего сына.

К л о э т т а (с раздражением). Перестаньте! Оговорить можно кого угодно.

Сквозь шум ливня послышался резкий, требовательный звонок дверного колокольчика.

Д я д ю ш к а Г р е г о р и (после паузы, невольно понижая голос). Вот здесь, за этими стеллажами, есть выход во флигель…

К л о э т т а (нахмурилась). Глупости. Это Даниэль с Мартиной.

Д я д ю ш к а Г р е г о р и (впервые назвал по имени). Клоэтта, они свидетелей не оставляют.

К л о э т т а (сосредоточенно). Какой вы настырный, однако.

Д я д ю ш к а Г р е г о р и. У Даниэля ключи…

К л о э т т а. Если даже это не Даниэль… значит, они будут позже. (Подошла к креслу, в котором спал Цезарий, легонько потрепала за плечо.) Цезарий, проснитесь…

Ц е з а р и й. Что? Где Мартина?

Из глубины дома снова ударил дверной колокольчик. Потом громкий стук в дверь.

К л о э т т а. Уходите, вот вам пропуск на выезд из города… Господи, что вы копаетесь!..

Д я д ю ш к а Г р е г о р и (пропустил вперед Цезария, остановился у стеллажей). Бумаги… Бумаги моего сына?..

К л о э т т а. Я сама передам их Луизе. Я непременно дождусь ее. (И вдруг.) Постойте… (Помедлив.) Они здесь. В этих часах.

Дядюшка Грегори скрывается за стеллажами в сумрачной глубине комнаты.

(Устанавливает в подсвечник догорающую свечу, опустилась на колени.) Господи, я ничего не хотела от жизни… я хотела быть просто матерью. Это такая малость. Господи, укрепи мой разум, дай мне силы устоять в тех испытаниях тела и духа, что ты посылаешь мне.

К р и м с т о н. Да будет так!

Она чуть раньше появилась в дверях; на ней черный, блестящий, наглухо застегнутый дождевик, как и на Д в о и х, молчаливо застывших у нее за спиной.

К л о э т т а (медленно поднялась с колен, выпрямилась). Следует отдать вам должное — с удивительной скромностью вы проникаете не только в чужие дома, но и в чужие души.

К р и м с т о н. Не забудьте надеть плащ.

К л о э т т а. Надеюсь, вы понимаете, что без Даниэля я никуда с вами не поеду. Не смею дольше задерживать.

К р и м с т о н. Собирайтесь, собирайтесь — в моей клинике вам понравится. Вам необходимо всерьез заняться своим здоровьем. Клаустрофобия — это довольно опасное заболевание психики для неполноценных индивидуумов. В условиях, когда горы со всех сторон окружают нашу благодатную долину, боязнь замкнутого пространства дурно влияет на умы верноподданных Верховного. (В сторону Двоих.) Эти господа страдали тем же недугом. Как видите, сейчас они счастливы. Их сознания уже не касаются иллюзии и грезы нашего беспокойного времени.

К л о э т т а (после паузы, тихо). Я согласна вернуть бумаги. Но при этом должен присутствовать Даниэль.

К р и м с т о н (едва заметно усмехнулась). Ваш супруг… занят важными государственными делами. Во имя процветания нации и на благо Верховного.

К л о э т т а. Любые переговоры я буду вести в присутствии Даниэля и Мартины. И упаси вас бог возразить мне!..

К р и м с т о н (после паузы). К сожалению, Мартина и Цезарий попали в руки солдат. Их тела находятся на площади. Поверьте, это лучшее, что могла подарить им судьба. (Перехватила взгляд Клоэтты, повернулась.)

Ц е з а р и й (вышел из-за стеллажей, бледный, с трясущимися губами). Я услышал голос матери и вернулся…

К р и м с т о н (подошла, остановилась перед ним, долго молчала, потом вынула маленький медальон на золотой цепочке, протянула сыну). Когда господин Джинар привез ее в клинику, она еще могла говорить. Просила возвратить.

Ц е з а р и й (взял медальон, тихо). Мама… за что вы убили ее?

К р и м с т о н. Смею надеяться, молодой человек, вы еще не успели забыть, как поступают мужчины вашего рода, когда семье грозит позор бесчестия.

Ц е з а р и й (после паузы открыто посмотрел ей в глаза). Да, мама. Я помню, как по кодексу чести поступают мужчины моего рода. Я виноват перед Мартиной. (Направился к выходу.)

К л о э т т а (очень тихо). Цезарий…

Ц е з а р и й (остановился, вежливо). Прошу меня извинить, дело чрезвычайной важности вынуждает меня изменить мои прежние планы. (Отдал ей пропуск.) Извините. (Повернулся к матери, говорит очень спокойно, будничным тоном.) Мама, я прогуляюсь на воздухе и подожду тебя там… Ты найдешь меня на площади Столетий. До свидания, мама. (Уходит.)

В комнате воцарилось молчание. Очень долгое молчание… Короткая автоматная очередь.

К л о э т т а (вздрогнула). Вы существо без теплой крови. Вы муляж.

К р и м с т о н. Господа, помогите пациентке собраться.

К л о э т т а (не шелохнувшись). Даниэль не простит вам насилия.

Двое сделали несколько шагов, по знаку Кримстон остановились.

Не сметь прикасаться ко мне, жабы! Прочь! (И вдруг замерла, с ужасом смотрит на остановившихся перед ней мужчин. Только теперь она заметила, что один из двоих — с лицом Даниэля.) Даниэль… (Приблизилась, потрогала его.) Даниэль…

Но человек, который прежде был Даниэлем, бесстрастно смотрел на нее, словно перед ним пустое пространство.

Даниэль… Так нельзя, Даниэль… зачем ты? Очень мало осталось времени… Время уходит, Даниэль…

Послышался легкий звук, похожий на треск кастаньет. Двое молча двинулись вперед.

(Отступая.) Нет… Нет! Не-е-ет!! (Бьется в сильных мужских руках.)

Они держали ее до тех пор, пока она не перестала вырываться.

З а т е м н е н и е.

Со свечой в руках медленно движется с т а р и к. Он подошел к «метеоритным» часам, в дрожащей руке поднял повыше свечу, вынул из них тугой сверток, повернулся, отдал его рядом стоящей ж е н щ и н е в накидке с капюшоном, почти полностью закрывающим лицо. Она приняла сверток, поцеловала его руку, уходит. Старик с трудом опустился в кресло. Очень тихо, неправдоподобно тихо. Старик сидит в кресле без движения, уронив белую голову на грудь; рядом в тяжелом бронзовом подсвечнике догорает свеча. В тишине слышна четкая работа часового механизма, отсчитывающего Время.

З а н а в е с.