«О» - ЗНАЧИТ ОПУСТОШЕННЫЙ


ПРОЛОГ


Два мертвых человека изменили направление моей жизни этой осенью. Одного из них я знала, другого первый раз увидела в морге. Первым был Пит Волинский, неразборчивый в средствах частный детектив, с которым я познакомилась когда-то, работая стажером в частном бюро расследований Берда и Шайна.

Я проработала на Бена Берда и Морли Шайна три года, набрав шесть тысяч часов, которые были нужны для получения лицензии. Эти двое были детективами старой школы, работящие, неутомимые и изобретательные. Хотя Бен и Морли иногда имели дело с Питом, они относились к нему без особого уважения. Он был непорядочный, неорганизованный и безответственный с деньгами. К тому же он постоянно донимал их, выпрашивая работу, поскольку его способность к саморекламе была минимальной, а репутация — слишком сомнительной, чтобы кто-то просто так рекомендовал его.

Берд и Шайн могли использовать его для длительного наблюдения или рутинного изучения документов, но его имя никогда не появлялось в отчетах для клиентов. Это не мешало ему появляться в офисе без приглашения или упоминать их имена в болтовне с адвокатами, намекая на близкие рабочие отношения.

Пит был человеком, который срезал углы и считал, что его коллеги поступают так же. Проблема была в том, что он оправдывал свое непорядочное поведение так долго, что оно стало нормой жизни.

Пита Волинского застрелили ночью 25 августа, на темном тротуаре, недалеко от птичьего заповедника Санта-Терезы. Это было как раз напротив кафе Кальенте, любимого места тусовки свободных от дежурства полицейских. Могло показаться странным, что никто в баре не слышал выстрелов, но звук музыкального автомата достигал 117 децибелл, почти эквивалент бензопилы на расстоянии метра. Редкие моменты тишины заполнялись грохотом кубиков льда в дуэли блендеров, в которых готовилась маргарита каждые четыре с половиной минуты.

Тело Пита не обнаружили бы до наступления дня, если бы не пьяный клиент бара, который отошел в тень отлить. Я услышала о смерти Пита в утренних новостях, когда поедала свои хлопья. Телевизор стоял в гостиной, у меня за спиной, больше для компании, чем для содержания. Я услышала его имя и обернулась, чтобы увидеть ночной снимок места преступления, огороженного желтой лентой. Когда приехала телевизионная группа, тело уже погрузили в машину скорой помощи, чтобы отвезти в офис коронера, так что смотреть было не на что. В резком искусственном свете серьезная женщина-репортер излагала факты. Родственники Пита должны были уже быть оповещены, иначе она не называла бы его имя.

Смерть Пита была сюрпризом, но не могу сказать, чтобы это был шок. Он часто жаловался на плохой сон и привык шататься по улицам в любое время. Согласно репортеру, его кошелек был украден, вместе с часами, поддельный Ролекс на фальшивом платиновом браслете.

Должно быть, грабители в наши дни не отличают настоящего от подделки, что значит, Пит погиб зря, не принеся убийце выгоды. Он всегда был склонен к напрасному риску, и это был только вопрос времени, пока Госпожа Удача не добралась до него и не столкнула с обрыва.

История второго покойника более сложна, и ее долго рассказывать, особенно из-за того, что факты накапливались медленно, в течение недель.

Мне позвонили в пятницу днем из офиса коронера и спросили, смогу ли я опознать труп неизвестного человека, у которого в кармане лежала бумажка с моим именем и номером телефона. Как я могла отказаться?

Каждая хорошая детективная история развивается в трех проекциях — что действительно произошло; что кажется, что произошло; и как сыщик, любитель или профессионал (ваша покорная слуга в данном случае) разбирается, что есть что.

Наверное, я могла бы объяснить, что из всего этого вышло, а потом вернуться назад, к телефонному звонку, но лучше, если вы испытаете все как я — один странный шаг за раз.

Это было 7 октября 1988 года, и дела были такими, как можно было ожидать. На государственном уровне расходы конгресса раздулись до 1 миллиарда, а государственный долг превысил 2 миллиарда. Уровень безработицы достиг 5,5 % , а стоимость почтовой марки подскочила с 22 до 25 центов. Обычно я стараюсь не придавать значения вещам, которые не могу контролировать. Нравится или нет, но политики не консультируются со мной по экономическим вопросам, сокращению бюджета или валового национального продукта, что бы это ни значило. Я могла бы высказать свое мнение (если бы оно у меня было), но, насколько я могу судить, никто бы не обратил ни малейшего внимания, так какой смысл? Моя единственная надежда — быть хозяйкой в своей маленькой вселенной, которая сосредоточена в городе в северной Калифорнии, в ста пятидесяти километрах к северу от Лос-Анджелеса.

Меня зовут Кинси Миллоун. Я — частный детектив, женщина, тридцать восемь лет. Я арендую для офиса двухкомнатное бунгало, с кухонькой и туалетом, на маленькой боковой улице в центре Санта-Терезы. Санта-Тереза — город с населением 85810 человек, минус двое погибших.

Я работаю сама на себя, и обычно занимаюсь розыском пропавших людей, проверкой прошлого, поиском свидетелей и иногда обслуживаю судебные процессы. Время от времени меня нанимают, чтобы найти документы для юридических, финансовых или имущественных споров. На более личной ноте, разрешите признаться, что я верю в закон и порядок, верность и патриотизм — старомодные ценности, которые могут показаться вопиюще несовременными. Еще я верю, что могу заработать на скромную жизнь, чтобы платить налоги, оплачивать ежемесячные счета и откладывать то, что осталось, на пенсионный счет.

В офисе коронера меня отвели к нише, отгороженной занавеской. Я испытывала любопытство, но не страх. После быстрой мысленной проверки я могла поручиться, что с людьми, которых я знаю и люблю, все в порядке. Были еще те, кто вращался в моем мире на более дальней орбите, но я не помнила никого, чья смерть оказала бы на меня значительное влияние.

Мертвец лежал на каталке, укрытый простыней до подбородка, так что ничего интимного не было видно. Я его не знала. Его кожа была серой, с бледно-золотистым оттенком, что говорило о значительных проблемах с печенью, что, возможно, и привело к роковому исходу. Его черты смягчились и расползлись после смерти, углы сгладились, как на камне, который пролежал в море тысячу лет. Человеческий дух делает больше, чем оживляет лицо, он вносит характер и определенность. Здесь ничего этого не было.

Покойному (используя официальное определение) было лет семьдесят, белый, с лишним весом, из тех, кто пренебрегает девятью порциями свежих овощей и фруктов в день.

Судя по распухшему носу и лопнувшим сосудам на его обветренном лице, он наслаждался алкоголем в количествах, достаточных, чтобы замариновать среднего взрослого.

Иногда мертвые кажутся спящими. Этот не казался. Я оглядела его во всю длину, и не было ни малейшего намека на то, что он дышит. Какое бы заклинание ни произнесли над ним, его действие было постоянным и окончательным.

Его тело обнружили утром, в спальном мешке на пляже, где он выкопал для себя местечко в песке. Он расположился как раз под площадкой, на которой стоял агрегат для изготовления льда, между велосипедной дорожкой и пляжем, место, не сразу заметное для прохожих. В дневное время там собираются бездомные. Ночью те, кому повезло, занимают койку в одном из местных приютов. Невезучие должны пристраиваться, где смогут.

Парк у пляжа закрывается через тридцать минут после захода солнца, и не открывается до 6 утра. Согласно муниципальному постановлению 15.16.085, запрещается спать в городских парках, на улицах, на общественных стоянках и на городских пляжах, что оставляет не так много бесплатных мест обитания на открытом воздухе. Ночевка на ступеньках домов или у магазинов тоже считается нарушением порядка, поэтому бездомные устраивают лагеря под мостами, в кустах и в прочих скрытых местах. Иногда полицейские их гоняют, иногда отворачиваются. Многое зависит от того, испытывают ли местные жители сочувствие к несчастным, или равнодушны, что бывает чаще.

Предварительное обследование показало, что мужчина был мертв около восемнадцати часов, к тому времени, когда мне позвонили. Эрон Блумберг работал в офисе коронера с середины семидесятых годов, примерно с того времени, как я ушла из полиции и начала работать у Бена Берда и Морли Шайна. В тот год, когда я открыла свой офис, Эрон перешел в отделение полиции округа Керн, откуда недавно ушел на пенсию. Как и многие работники правопорядка, он был плохо приспособлен к праздной жизни и вернулся в местный офис коронера шесть месяцев назад.

Это был мужчина шестидесяти с лишним лет, с редеющими волосами. Его макушка была покрыта серым пухом, как у только что вылупившегося птенца. Его уши оттопыривались, скулы выдавались, а улыбка создавала длинные складки, которые ограничивали его рот, как у марионетки. Он постоял немного в молчании, а потом проверил мою реакцию.

- Ты его знаешь?

- Нет. Я думаю, он бездомный.

- Я тоже так думаю. Их группа собиралась на газоне напротив отеля «Санта-Тереза». До этого они тусовались в парке у городского бассейна.

- Кто его нашел?

Эрон снял очки и начал протирать кончиком галстука.

- Парень по имени Кросс. В семь утра он искал на пляже монеты металлоискателем. Он заметил спальный мешок и решил, что его кто-то выбросил. Но что-то ему показалось не так, поэтому он вышел на улицу и остановил первую проезжавшую полицейскую машину.

- Кто-нибудь еще там был?

- Обычная кучка бездельников, но к приезду парамедиков они разошлись.

Он проверил линзы и водрузил очки на нос, аккуратно заправив дужки за уши.

- Какие-нибудь признаки насилия?

- Ничего очевидного. Ждем доктора Палчек. У нее на сегодня запланировано еще два вскрытия, этот парень — последний в очереди.

- Как вы думаете, от чего он умер? Он какой-то желтый.

- Не будем гадать, но от чего обычно умирают эти ребята? От тяжелой жизни. Мы находим такого каждые два месяца. Парень засыпает и не просыпается. Это может быть гепатит, анемия, инфаркт или отравление алкоголем. Если мы сможем узнать его имя, я обойду местные клиники и узнаю, не обращался ли он к врачу последние двадцать дней.

- Никаких документов?

Эрон помотал головой.

- Записка с твоим именем и телефоном и все. Я снял его отпечатки пальцев и послал факсом в Сакраменто. Наступают выходные и все запросы застрянут, пока кто-нибудь ими не займется. Может быть, середина следующей недели.

- А что сейчас?

- Я сверю его описание с заявлениями о пропавших людях. Что касается бездомных, их семьям обычно наплевать, и они не подают заявлений. Конечно, это работает и в другую сторону. Люди улицы не всегда хотят, чтобы их нашли так называемые близкие.

- Что-нибудь еще? Родинки, татуировки?

Он поднял простыню, обнажив левую ногу, которая была короче правой. Коленная чашечка была бесформенной, поднималась толстым узлом, как нарост на дереве. Нога была покрыта красными веревками шрамов. Когда-то в прошлом он пострадал от сильной травмы.

- Что будет, если вы никогда не узнаете, кто он такой?

- Подержим какое-то время, а потом похороним.

- Что насчет его вещей?

- Одежда на нем и спальный мешок, вот и все. Если и было что-то еще, его нет.

- Украдено?

- Возможно. По моему опыту, пляжные бродяги защищают друг друга, но это не значит, что они не могут конфисковать вещи, которые другому уже не понадобятся.

- Как насчет записки? Можно мне взглянуть?

Эрон достал папку в ногах носилок и вытащил пластиковый пакет для улик, в который была помещена записка. Это был листок, вырванный, очевидно, из блокнота на спирали. Записка была написана шариковой ручкой, буквы ровные и ясные: БЮРО РАССЛЕДОВАНИЙ МИЛЛОУН, с адресом и телефоном. Это был стиль письма печатными буквами, которому я подражала в четвертом классе, вдохновленная учительницей, которая пользовалась механическим карандашом и такой же аккуратной рукой.

- Это мой офис. Он, наверное, нашел меня в желтых страницах. Моего домашнего телефона нет в справочниках. Интересно, что было нужно бездомному от частного детектива?

- Я думаю, у них есть проблемы, также, как у всех остальных.

- Может, он думал, что я беру дешевле, потому что я — женщина.

- Откуда он знал? «Бюро расследований Миллоун» звучит нейтрально.

- Это точно.

- В любом случае, извини за беспокойство, но я думал, что стоит попробовать.

- Конечно. Не возражаете, если я поспрашиваю кругом? Кто-нибудь должен знать, кем он был. Если ему была нужна помощь, он мог поделиться с приятелями.

- Делай что хочешь, только держи нас в курсе. Может быть, узнаешь, кто он такой, раньше нас.

- Было бы здорово.


Я немного посидела в машине, делая заметки на каталожных карточках, которые хранились у меня в сумке. Были времена, когда я больше доверяла памяти. Меня растила незамужняя тетка, которая верила в механическое заучивание: таблица умножения, столицы штатов, короли и королевы Англии и годы их царствования, мировые религии и периодическая система элементов, которой она меня обучала, раскладывая печенье, покрытое голубой, розовой, желтой и зеленой глазурью, номера написаны на каждом контрастным цветом.

Странно, но я забыла это издевательство над ребенком, до прошлого апреля, когда зашла в кондитерскую и увидела витрину с пасхальным печеньем. Моментально, как серию фотографий, я увидела : водород, атомное число 1, гелий, атомное число 2, литий, атомное число 3, и дошла до неона, с атомным номером десять, после чего моя память отказала.

Я и сейчас способна продекламировать большие куски из «Разбойника» Альфреда Нойеса, при малейшей провокации. Исходя из моего опыта, это не слишком полезная способность.

В детстве такая бессмысленная умственная гимнастика была идеальной тренировкой для игры на детских днях рождения, которые я посещала. Нам на короткое время показывали поднос с разными вещами, и приз получала девочка, которая запомнила больше всех. Я была чемпионом. В четвертом классе я выиграла карманную расческу, гигиеническую помаду, мешочек разноцветных камешков, коробку цветных карандашей, кусок мыла из мотеля в красивой обертке и пару пластмассовых заколок... по-моему, все это не стоило затраченных усилий. В конце концов мамашам это надоело и они стали настоятельно рекомендовать, чтобы я делилась выигранным, или пеняла на себя. Обладая острым чувством справедливости, даже в таком возрасте, я отказывалась, что свело количество приглашений к нулю. С годами я поняла, что простое записывание освобождает запертого во мне ребенка от излишней перегрузки мозга.

Я до сих пор отказываюсь делиться наградами, которые честно заслужила.

Выезжая со стоянки я размышляла о странностях жизни, о том, что клочок бумаги может иметь эффект расходящихся кругов. По неизвестным причинам у покойника оказалась записка с моим именем и номером телефона, и поэтому наши дорожки пересеклись. Хотя для разговора было уже слишком поздно, я не совсем была готова просто пожать плечами и последовать дальше. Может быть, он собирался позвонить в тот день, и смерть настигла его до того, как он смог действовать. Может быть, он хотел позвонить и передумал. Я не искала ответов на все, но небольшая проверка не помешает. Я не ждала долговременных последствий. Я представляла себе, что задам пару вопросов, добьюсь небольшого прогресса, или никакого прогресса, и забуду обо всем. Иногда незначительный момент меняет все.


1


Возвращаясь в город, я заехала на мойку машин. Много лет я владела «фольксвагенами-жуками», которые дешевы в обслуживании и обладают определенным причудливым обаянием. Полный бак мог доставить куда угодно в пределах штата, а в случае небольшой аварии можно было поменять бампер за гроши. Это значительно перевешивает недостаток лошадиных сил и ухмылки других водителей. Я- девушка, привыкшая к джинсам и ботинкам, поэтому недостаток гламура мне как раз подходит.

Мой первый «фольксваген», бежевый седан 1968 года, окончил свою жизнь в кювете, после того, как мужик на грузовике спихнул меня с дороги. Это случилось недалеко от городка Сэлтон Си, где я разыскивала пропавшего человека. Парень собирался меня убить, но нанес моей персоне относительно скромный ущерб, в то время как с машиной было покончено.

Мой второй «фольксваген» был 1974 года, бледно-голубого цвета, только с одной небольшой вмятиной на левом заднем крыле. Эта машина нашла безвременную кончину в большой яме после погони на изолированном участке дороги в округе Сан Луис Обиспо. Я слышала, что большинство фатальных дорожных происшествий происходит в радиусе трех километров от дома, но мой личный опыт говорит об обратном. Я не собираюсь утверждать, что жизнь частного детектива состоит из сплошных опасностей. Наибольшая угроза для меня — помереть от скуки, разбирая документы в библиотеке окружного суда.

Моя нынешняя машина - «форд-мустанг», двухдверное купе, с ручной трансмиссией, передним аэродинамическим щитком и широкими шинами. Эта машина служила мне хорошо, но кричащий ярко-голубой цвет слишком притягивал взгляды, что было неудобно для моей работы. Иногда меня нанимали, чтобы понаблюдать за ничего не подозревающим супругом, и назойливый вид «босса-429» поблизости мог в любой момент все испортить.

Я владела «мустангом» уже год, и поскольку первая любовь к нему прошла, я примирялась с ним до той поры, пока очередной негодяй не нападет на меня. Наверное, время уже пришло.

Пока что я старалась быть аккуратной в обслуживании, с частыми посещениями мастерской и еженедельной мойкой. Мойка машины за $ 9.99 , «пакет люкс», включала в себя обработку пылесосом внутри, мытье пеной, полоскание, горячую полировку и сушку феном в 60 лошадиных сил. С квитанцией в руке я смотрела, как служащий поставил «Мустанг» в очередь на конвейер, который увезет его из вида.

Я вошла внутрь станции обслуживания и заплатила кассиру, отвергнув предложение повесить пахнущую ванилью штуковину на мое зеркало заднего вида.

Я подошла к длинному окну и смотрела, как рабочий подвел мой «Мустанг» к механической платформе. За ним следовал белый «горбунок» неизвестного происхождения.

Четыре панели свисающих тряпочных валиков размазывали мыло и воду по поверхности машины, в то время как вращающиеся тряпки описывали пируэты по бокам.Отдельный цилиндр с мягкими щетками задержался на переднем бампере, весело скребя и полируя.

Было что-то гипнотизирующее в методическом процессе намыливания и смывания, который окружал «Мустанг» одеялом из пенистой воды, мыла и полироля.

То, что я находила зрелище захватывающим, являлось честным показателем того, как легко меня было развлечь.

Я была так увлечена, что едва замечала стоявшего рядом мужчину, пока он не заговорил.

- Это ваш «мустанг»?

- Ага, - ответила я и взглянула на него. Ему было лет сорок, темные волосы, хороший подбородок, стройная фигура. Не настолько хорош собой, чтобы раздражать или пугать.

На нем были ботинки, вылинявшие джинсы и синяя джинсовая рубашка с закатанными рукавами. Его улыбка открывала ряд белых зубов, с одним искривленным резцом.

- Вы поклонник? - спросила я.

- О, да. У моего старшего брата был 429, когда он учился в старших классах. Елки, ты только жмешь на педаль, и он рвет дорогу. Это 1969?

- Почти, 1970. Впускной канал и размер выхлопной трубы.

- Так и должно быть.Какой объемный расход воздуха?

- Восемь, - ответила я, как будто бы понимала, о чем он говорит, и двинулась вдоль окна, вместе со своей машиной. - Это ваш «горбунок»?

- Боюсь, что да. Мне нравилась машина, когда я ее купил, а потом начались проблемы. Я трижды пытался ее вернуть, но они заявили, что ничего не могут сделать.

Обе машины исчезли из вида, и мы двинулись к выходу, он прошел вперед и открыл для меня дверь. Один служащий сел на переднее сиденье моего «мустанга», а второй — за руль «горбунка», который, как я теперь разглядела, оказался «ниссаном». Обе машины поставили на площадку, где к ним устремились две группы рабочих с махровыми полотенцами, стирая оставшиеся потеки воды и брызги полировки. Через минуту один из них поднял полотенце, глядя на нас.

Когда я направилась к своей машине, владелец «ниссана» сказал:

- Если когда-нибудь надумаете продать, оставьте записку здесь, на доске объявлений.

Я повернулась и вернулась на несколько шагов назад.

- Я действительно подумывала от нее избавиться.

Он засмеялся и обернулся, когда другой рабочий дал понять, что его машина готова.

- Я серьезно. Эта машина мне не подходит.

- Почему?

- Я купила ее, не подумав, и с тех пор жалею. У меня есть все квитанции ремонта, и шины совершенно новые. И нет, она не краденая. Я ее полноправная владелица.

- Сколько?

- Я купила ее за пять тысяч и готова отдать за столько же.

К этому времени он подошел ко мне, и мы остановились, чтобы закончить разговор.

- Это правда?

- Скажем так, я открыта для этой идеи.

Я дотянулась до наружного кармана сумки и вытащила свою визитку. Нацарапала на обороте номер домашнего телефона и протянула ему.

Он взглянул на информацию.

- Ну, ладно. Это здорово. У меня сейчас нет денег, но скоро должны появиться.

- Мне надо найти замену. Без колес я не смогу работать.

- Давайте, вы подумаете об этом, и я тоже. Приятель должен мне деньги и клянется, что отдаст.

- У вас есть имя?

- Дрю Унсер. Вообще-то, Эндрю, но Дрю проще.

- Я — Кинси.

- Я знаю. - Он поднял карточку. - Это здесь написано.

- Счастливо.

Я пошла к машине и помахала ему, когда села. Последний раз я его видела, когда он со стоянки повернул налево, а я — направо.

Я вернулась в офис и провела добрые полчаса за «Смит-Короной», печатая отчет. Работа, которую я только что закончила, касалась пособия по инвалидности, полученной в результате травмы на рабочем месте. Заявление было подано в страховую компанию «Калифорния Фиделити», где много лет располагался мой офис. Поскольку мы с этой компанией расстались нехорошо, я воспользовалась случаем вернуть доверие к себе, что стало возможным потому, что начальника, который выгнал меня, выгнали самого. Это был хороший повод для злорадства, и новость подняла мне настроение на много дней. Эта работа значила больше, чем приличная оплата. Ответственность работодателя за здоровье и безопасность работников обеспечивается государственным законом, и действия после несчастного случая на рабочем месте ложатся на страховую компанию. Не все частные страховые компании выписывают компенсации для работников, что требует специальной лицензии.

В данном случае травмированный человек был женат на служащей «Калифорния Фиделити», вот почему меня и попросили заняться эим делом. Скептичная по натуре, я подозревала, что парень симулирует, наученный женой, которая хорошо осведомлена о том, как выдоить побольше из сложившейся ситуации.

Но вышло так, что я смогла задокументировать получение травмы, и работодатель постарался, чтобы работник получил все, что полагается.

Цинизм в сторону, я счастлива, когда две стороны, чьи отношения могли сложиться враждебно, решают свои проблемы к обоюдному удовлетворению.

Закончив печатать отчет, я сделала две копии на своей недавно приобретенной подержанной копировальной машине. Оставила одну копию себе, а оригинал и вторую копию положила в конверт, который адресовала в «Калифорнию Фиделити» и бросила в почтовый ящик по дороге домой.

Я хорошо потрудилась, и в данный момент у меня не было новых клиентов, требующих моей помощи, так что я наградила себя небольшим отдыхом. Я не думала о настоящем отпуске.

Я слишком ограничена в средствах, чтобы позволить себе путешествие, и в любом случае, мне никуда не хочется.

Как говорится, если я не работаю, я не ем, но мой банковский счет был полон, мне хватало, чтобы покрыть затраты за три месяца, и я собиралась некоторое время заниматься только тем, что мне нравится.

Достигнув широкого бульвара Кабана, я поехала по нему, вдоль Тихого океана. Накануне был туман и морось, и сейчас небо было достаточно затянуто облаками, чтобы повторить.

Когда такое происходит, сумма осадков за месяц может быть зарегистрирована как 0.00 мм, но, насколько я знаю, мелкий дождичек предвещает эпический тропический ливень, который промочит нас насквозь. Затяжная влажность свидетельствует о смене сезонов. Лето в Санта-Терезе уступает место осени.

Через пару километров, на пересечении Кабана и Милагро, я свернула на одну из общественных стоянок, которая выходила на отель «Санта-Тереза». Я решила попытаться наладить контакт с теми, кто мог знать человека из морга. Этот район я знала хорошо, через него проходил маршрут моей ежедневной утренней пробежки. Сейчас день был в разгаре, и дорожку на пляже заполняли противоположные потоки пешеходов, велосипедистов, туристов на вело-рикшах и детей на скейтбордах.

Бездомные, которых я видела в ранние утренние часы, часто еще лежали, съежившись под весом одеял, укрываясь за магазинными тележками, нагруженными их добром. Даже для кочевников потребность владеть чем-то, видимо, неистребима. Независимо от социального статуса, мы получаем комфорт от наших вещей, знакомой основы нашей жизни. Моя подушка, мое одеяло, мой маленький клочок земли. И это не так, что бездомные меньше вкладывают в свое имущество. Просто оно более компактно и легче передвигается с места на место.

Солнце медленно опускалось, и воздух становился прохладней с каждой минутой. Я заметила троицу, расположившуюся на спальных мешках под пальмами. Они передавали сигарету по кругу и по очереди отпивали из банки колы, которая, возможно, была опустошена и заполнена чем-то покрепче. В добавление к запрету спать на публике, алкоголь тоже запрещен муниципальным законом. Действительно, бездомные мало чего могут делать, не подвергаясь риску быть арестованными.

Не понадобилось много разнюхивать, чтобы найти место, где был обнаружен труп. Прямо за площадкой для автомата по изготовлению льда кто-то соорудил хорошо сбалансированную башню из камней, шести, по моим подсчетам, каждый установлен на другом в художественном порядке, который казался одновременно и надежным и небрежным.

Я знала, что скульптуры вчера здесь не было, потому что я бы заметила. У подножия была расставлена пестрая коллекция стеклянных банок, в каждой помещался букет из полевых цветов или цветы, конфискованные в ближайших дворах. Во время бега я всегда развлекаюсь внутренним свободным комментарием внешних событий.

Я сосредоточилась на трех бездомных, двое из которых наблюдали за мной без всякого выражения. Они не казались угрожающими, но я — не очень крупная женщина, рост 167 см, вес 54 килограмма, и хотя могу себя защитить, меня учили держаться подальше от сборищ бездельников. Есть что-то тревожное и непредсказуемое в тех, кто слоняется без определенной цели, особенно, если замешан алкоголь. Я - человек порядка и закона, дисциплины и распорядка. Благодаря этому я чувствую себя в безопасности. Анархия бесправных людей внушает тревогу. В данном случае необходимость получить информацию победила опасения.

Я приблизилась к троице, делая мысленную фотографию каждого. Белый парень, лет двадцати, сидел, опираясь на ствол пальмы. Он щеголял дредами. Легкая тень растительности на лице намекала, что он брился, может быть, однажды за последние две недели. Острый угол голой груди виднелся в вырезе его рубашки с короткими рукавами.

Вид его голых рук заставил меня обхватить собственные, для тепла. Его шорты казались слишком легкими для сезона. Единственным существенным из того, что на нем было одето, были толстые шерстяные носки и пара туристских ботинок. У него были симпатичные ноги, и больше ничего.

Второй мужчина был афроамериканцем, с густыми спиралями седых волос. Его борода и усы были аккуратно подстрижены, и он носил очки в металлической оправе. Ему было лет семьдесят, одет в бледно-голубую рубашку под спортивным пиджаком в елочку с потрепанными манжетами.

Третий парень сидел на траве, скрестив ноги, спиной ко мне, круглоплечий и массивный, как статуя Будды. На нем была куртка из кожезаменителя, с дыркой под мышкой, и черная вязаная шапочка, натянутая на уши.

- Привет, ребята, - сказала я. - Не хочу мешать, но случайно никто из вас не знал человека, которого нашли сегодня на пляже в спальном мешке?

Когда я сделала жест в сторону пляжа, до меня дошло, что упоминание о спальном мешке было лишним. В любом случае, сколько покойников нашли на пляже за последние двадцать четыре часа?

Парень, сидевший спиной, повернулся, чтобы посмотреть на меня, и я поняла свою ошибку.

Это была женщина, которая спросила:

- А твое какое дело?

- Извините. Я должна была представиться. Меня зовут Кинси Миллоун. А вас?

Она отвернулась, пробурчав слово из четырех букв, которое я хорошо расслышала, благодаря моему интересу к нецензурной лексике. Меня саму иногда упрекают за соленый язычок, но кого это заботит?

Белый парнишка заговорил, пытаясь представить более дружелюбную позицию. Не встречаясь со мной взглядом, он сказал:

- Это Перл. Вот это — Данди, а я — Феликс.

- Приятно познакомиться.

Я протянула руку, жест, как я надеялась, демонстрирующий благие намерения и доверие.

Это был неудобный момент, но потом до Феликса дошло, и он пожал мне руку, застенчиво улыбаясь и глядя на траву. Я заметила потемневшие металлические скобки на его зубах. Неужели система помощи малоимущим занимается этим в наши дни? В это было трудно поверить. Может быть, ему их поставили, когда он был подростком, и он сбежал из дома до того, как дантист закончил свою работу. Его зубы выглядели ровными, но я сомневалась в мудрости ношения скобок всю жизнь.

Заговорил Данди, пожилой джентльмен.

- Не обращайте внимания на Перл. Сейчас почти время ужина, а у нее гипогликемия. Проявляется не лучшая ее сторона. Почему вы интересуетесь нашим другом?

- У него в кармане была записка с моим именем и телефоном. В офисе коронера попросили меня опознать его, но я никогда его не видела. Вы знали, что он умер?

Перл фыркнула.

- Мы что, выглядим как дураки? Конечно, он умер. Почему бы еще коронер прислал фургон? Он лежал там, застывший, как камень, через полтора часа после восхода. Здесь, когда рассветет, лучше пошевеливаться, а то копы прихватят тебя за бродяжничество.

Ее нижние зубы были темными и широко расставленными, как будто их вырвали через один.

- Вы можете сказать, как его звали?

Она смерила меня взглядом, оценивая мою способность заплатить.

- Сколько это для тебя стоит?

- Да ладно тебе, Перл, - сказал Данди. - Почему бы не ответить леди? Она вежливо спрашивает, и посмотри, как ты отвечаешь.

- Можешь отвалить? Я сама справлюсь.

- Парень умер. Она хочет узнать, кем он был. Нет причины грубить.

- Я спросила, какое ей дело? Она мне не ответила, почему я должна отвечать?

- Ничего особенного не происходит, - сказала я. - Офис коронера хочет найти его родных, чтобы они решили, что делать с его останками. Я бы не хотела, чтобы его похоронили в безымянной могиле.

- Какая разница, если это ничего нам не стоит?

Ее враждебность начинала действовать мне на нервы, но я решила, что сейчас не время поднимать тему психологического тренинга, тем более, что она уже вовсю «делилась» своими чувствами.

- Зачем это тебе? Ты что — социальный работник? Да? Ты работаешь в больнице Санта-Терезы или в этой клинике при университете?

Я проделывала поразительную работу, удерживая свой темперамент под контролем. Ничего так не выводит меня из себя, как враждебность, обоснованная или нет.

- Я — частный детектив. Ваш друг, наверное, нашел мое имя в желтых страницах. Меня интересует, была ли у него проблема, с которой я могла ему помочь.

- Нам всем нужна помощь, - сказала Перл и протянула руку Данди: - Помоги мне.

Он встал и помог ей подняться на ноги. Я смотрела, как она отряхивает со штанов воображаемые травинки.

- Приятно было познакомиться, - сказал Данди.

Белый парнишка последовал за компаньонами и погасил оставшийся окурок. Он встал и сделал последний глоток из банки колы, перед тем, как раздавить ее ногой. Он мог оставить ее в траве, но поскольку я стояла там и смотрела, он запихал ее в рюкзак, как хороший бойскаут. Он взял свой спальный мешок, небрежно сложил и привязал веревкой к рюкзаку.

Было ясно, что наш оживленный разговор подошел к концу. Я спросила:

- Кто-нибудь знает, откуда он был?

Молчание.

- Вы не можете даже намекнуть?

Белый парень сказал:

- Терренс.

Перл зашипела, пытаясь заставить его замолчать.

В это время я пыталась соображать.

- Где это?

Феликс глядел в сторону.

- Вы спросили, как его звали. Это его имя.

- Поняла. Терренс. Спасибо за информацию. А как насчет фамилии?

- Эй! Хватит. Мы не обязаны тебе ничего говорить, - сказала Перл.

Я готова была задушить эту женщину своими руками, когда заговорил Данди.

- У вас есть визитка? Я не обещаю, что мы с вами свяжемся, но на всякий случай.

- Конечно.

Я залезла в сумку, достала визитку и передала ему.

- Я обычно бегаю утром по рабочим дням, так что вы всегда можете высмотреть меня на велосипедной дорожке. Я обычно там бываю около 6.15.

Он изучал карточку.

- Что это за имя — Кинси?

- Это девичья фамилия моей матери.

Он поднял голову.

- У вас случайно нет с собой лишних сигарет?

- Нет, - ответила я, теребя куртку, как будто подтверждая факт. Я хотела добавить, что у меня нет лишних денег тоже, но это казалось невежливым, потому что он не упоминал мое финансовое положение. Перл потеряла интерес. Она ухватила свою магазинную тележку и стала толкать к велосипедной дорожке, колеса застревали в траве. Когда стало ясно, что троица уходит, я сказала:

- Спасибо за помощь. Если вспомните что-нибудь полезное — дайте знать.

Данди остановился.

- Вы знаете минимарт через квартал?

- Конечно.

- Купите пару пачек сигарет, и может у мисс Перламутрово-Белой появится настроение поговорить.

- Она может укусить мою большую толстую задницу, - ответила Перл.

- Спасибо, ребята. Это было удовольствие, - сказала я им вслед.


2


Я продолжила свой маршрут, свернув направо, на Бэй, а потом налево, на Албани. Нашла парковочное место за два дома от своей студии и вошла в скрипящую калитку. Отперла дверь и бросила сумку на кухонную табуретку.

Моя студия была создана, когда мой восьмидесятивосьмилетний домохозяин, Генри Питтс, построил просторный гараж на две машины и переделал старый гараж в жилое помещение, чтобы сдавать. В то время я искала жилье поближе к пляжу. Я обследовала территорию, когда увидела объявление, которое он поместил в соседней прачечной. Мы встретились, поговорили и договорились о пробных трех месяцах, чтобы решить, подходят ли нам условия.

С самого начала я думала, что он восхитителен — высокий и стройный, с яркими голубыми глазами, здоровой головой с белой шевелюрой и иронической улыбкой. Оказалось, что мы с Генри идеально подходим друг другу, не в романтическом смысле, а как хорошие друзья, живущие рядом.

Я нередко бываю в разъездах по работе, а когда бываю дома, у меня есть склонность к одиночеству. Генри так же самодостаточен и независим, как и я. Я — аккуратная и тихая.

Генри — аккуратный и общительный, с сильно развитым чувством приличия, что значит он занимается своими делами, если только я не нуждаюсь в хорошей выволочке, что иногда и происходит. Он — профессиональный пекарь на пенсии, и бывает рад, когда есть кому скормить свежеиспеченные рулеты с корицей или шоколадное печенье. Пару раз в неделю мы ходим ужинать в соседнюю таверну. Еще он приглашает меня к себе на тушеную говядину или овощной суп.

Когда я там поселилась, мне было тридцать два, а Генри — восемьдесят два, разница в возрасте, которой, по-моему, можно пренебречь. Что значит разница в пятьдесят лет между друзьями? Я была его квартиранткой почти семь лет и не представляла себе жизнь в другом месте. Единственным пятном на экране радара был печальный инцидент, когда от взрыва бомбы с моего жилища сорвало крышу. Генри принял на себя роль генерального конструктора, восстановил и обставил заново квартиру, как будто занимался этим всю жизнь. Он придал ей интерьер корабля, заканчивая иллюминатором на входной двери.

Учитывая резко упавшую к вечеру температуру, я была счастлива вернуться в свое уютное местечко. Оно компактное. Множество встроенных шкафчиков и полочек предоставляет больше места для хранения вещей и продуктов, чем можно себе представить.

Будучи едва пять метров в длину, нижнее помещение вмещает гостиную, место в углу, которое может служить офисом, ванную с туалетом и полутораметровый эркер, в котором располагается кухня в стиле камбуза. Винтовая лесенка ведет в спальню, с плексигласовым окном в потолке над кроватью и ванной, с окном на уровне ванны, которое выходит на деревья.

Что касается современной техники, у меня есть стиральная и сушильная машины, микроволновка и легкий пылесос для моих нескольких квадратных метров коврового покрытия. Я редко готовлю, если не считать подогревания банки томатного супа кулинарным достижением. Тем из нас, кто не готовит, редко приходится волноваться по поводу забитой грязной посудой раковины, так что о посудомоечной машине вопрос не стоял. После завтрака я мою миску для хлопьев и ложку, стакан из-под сока и кружку из-под кофе и оставляю все сушиться, до тех пор, пока оно мне снова не понадобится. Обедаю я вне дома, кроме тех дней, когда беру сэндвич, яблоко и печенье, чтобы жевать, сидя за письменным столом. В редкие вечера, когда я ужинаю дома, я делаю свои любимые сэндвичи и кладу их на сложенное бумажное полотенце, которое потом выбрасываю.

Это, кстати, еще один аргумент в пользу жить одной. Что бы я ни делала, никто не будет жаловаться.

Генри был занят в этот вечер, готовя еду для вечеринки в доме Мозы Ловенштейн, по соседству. Таверна Рози была закрыта на неделю, потому что Рози и Вилльям накануне улетели во Флинт, в штате Мичиган, чтобы помочь сестре Генри и Вилльяма, Нелл, которой сделали вторую операцию на бедре, сломанном весной. Ее только что выписали, и Рози с Вилльямом согласились побыть с ней до следующей пятницы.

Вилльям — это брат Генри, старше его на год. Их сестра, Нелл, которой девяносто девять — старшая из пятерых «детей» Питтсов, с Чарли и Льюисом, которым девяносто один и девяносто шесть, в промежутке.

В дополнение к плану Рози устроила в своем здании дезинфекцию, пока отсутствовала в городе. В ожидании процесса она освободила ресторанную кухню и кладовую, и вторая и третья спальня у Генри сейчас были забиты всеми видами продуктов.

Я не разбиралась в том, что послужило причиной дезинфекции. В черт знает какие венгерские блюда Рози часто входили органы животных, хорошо перемолотые и политые густым соусом, с подозрительными кусочками и черными пятнами. Мне не хотелось думать о мышах, долгоносиках и табачных жуках.

Я знала, что Генри доложит мне о семейных новостях при первой возможности, чего я ожидала в следующие несколько дней. Пока что я пребывала в одиночестве, счастливое обстоятельство для кого-то с колючим характером, как у меня.

Я переоделасть в спортивный костюм, приготовила себе изысканный сэндвич с вареным яйцом и налила бокал шардонне. Потом свернулась на диване с детективом, пока не пришло время ложиться спать.


* * *


На следующий день, в субботу, я проехала вдоль пляжа, надеясь увидеть моих бездомных приятелей. Я не собиралась делать это своей работой. Я думала, что у работников офиса коронера гораздо больше шансов выяснить, кем был Терренс Фамилия Неизвестна.

Однако, с тех пор, как я накануне узнала имя покойного, мой скромный успех побуждал меня к действию. Антагонизм Перл тоже был мотивирующим фактором. Если бы она знала меня лучше, или знала вообще, она бы поняла, что ее грубость была для меня скорее вызовом, чем оскорблением.

Я до сих пор раздумывала о покупке сигарет, которые, как советовал Данди, могли развязать языки. С точки зрения этики, снабжение троицы сигаретами в качестве взятки было сомнительным. Учитывая последние научные данные, думаю, будет честно отметить, что курение не является полезным занятием, и мне не хотелось поощрять привычку у тех, кто может ей злоупотребить. С другой стороны, как Перл столь резко отметила в нашем первом разговоре — какое мне дело?

Пожертвовав своими принципами, я осталась с животрепещущим вопросом: какую марку покупать? Я ни за что не смогла бы оценить преимущество сигарет с фильтром или без, или с ментолом и без ментола. Поэтому пришлось сдаться на милость продавца минимарта, который выглядел лет на четырнадцать — слишком юный, чтобы покупать сигареты, не то что продавать.

- Не могли бы вы мне помочь? - спросила я. - Какие у вас самые дешевые сигареты?

Он повернулся, достал пачку «Карлтона» и положил передо мной.

- Это то, что курят бездомные?

Не меняя выражения лица, он поискал под прилавком и вытащил пачку сигарет, каких я никогда не видела.

- Мне нужно еще две.

Я уже решила, что куплю каждому по пачке, чтобы никого не обижать.

Парень положил еще две пачки поверх первой.

- Сколько?

- Доллар девять.

- Не так уж плохо.

Я сама не курила и не знала, чего ожидать.

- Каждая.

- Каждая? Вы шутите.

Он не шутил. Я заплатила за три пачки и положила их в сумку. Три доллара с лишним казались большой суммой, но, может быть, я впишу ее в налоговую декларацию, когда наступит время.

Троицы нигде не было видно, когда я ехала домой по бульвару Кабана.


* * *


В воскресенье я совершила еще одно путешествие к пляжу, мой ярко-голубой «мустанг», как всегда, приковывал любопытные взгляды. Если мои бездомные друзья меня избегали, это было нетрудно сделать. Я ехала так медленно, что другие водители начали сигналить. Миновала центр отдыха и поехала по широкой дуге, которая огибала лагуну, служившую птичьим заповедником.

Я знала, что Пита Волинского застрелили где-то здесь, но останавливаться и изучать место не хотелось.

Я развернулась на маленькой стоянке у воды и поехала обратно тем же путем, внимательно оглядывая обе стороны дороги. Это было явно непродуктивно, поэтому я перешла к плану В.

На Милагро свернула направо и поехала к приюту для бездомных. Приют располагался в середине квартала. Участок был узким, само здание стояло в отдалении от улицы. Впереди было восемь мест для парковки, все заняты. Перед входной дверью была установлена запертая на замок металлическая решетка. На боковом окошке висело написанное от руки объявление: ВСТРЕЧА ГРУППЫ ПОДДЕРЖКИ АНОНИМНЫХ НАРКОМАНОВ СОСТОИТСЯ В ПОНЕДЕЛЬНИК, В 14.00.

Если анонимные наркоманы и не встречаются по выходным, то сам приют должен быть открыт. Я отступила на шесть шагов и огляделась. Справа от здания проход загораживал высокий забор. Слева был проезд между приютом и соседней станцией обслуживания. Я пошла по асфальтовой дорожке. Оштукатуренная арка открывалась во двор, где курила небольшая группа мужчин и женщин. Обустройство территории никого не заботило: две пальмы, несколько кустов и редкие клочки травы. Наполненные песком банки служили как для окурков, так и для плевков. Хотя я чувствовала себя неловко, в мою пользу работало то, что, одетая в водолазку, джинсы и поношенные сапоги, я выглядела как любой из них.

В арке стоял складной металлический стул, но никто не охранял вход и никто не обратил внимания, как я прошла через двор к открытой двери. Вошла внутрь, размышляя, спросит ли меня кто-нибудь, что я здесь делаю. Я всегда подчиняюсь правилам и действую в мире, наполненном воображаемыми ограничениями. Я счастлива, когда вывешены таблички: ПО ГАЗОНАМ НЕ ХОДИТЬ, НЕ ПЛЕВАТЬ, НЕ МОЧИТЬСЯ ПУБЛИЧНО.

Я могу не подчиняться, но по крайней мере знаю, на каком я свете.

Официально могу заявить, что я не романтизирую положение бездомных и не развожу сантименты там, где они не требуются. Я считаю, что некоторые оказались здесь из-за временных трудностей, некоторые — из-за невыполнения обязательств, а другие — из-за недостатка альтернатив. Некоторые нуждаются в помощи, некоторые не принимают необходимых лекарств, некоторые сами сделали такой выбор, некоторых выгнали из мест, где им было лучше. Многие здесь на всю жизнь, и не все по собственному выбору.

Алкоголики, наркоманы, бесцельные, безграмотные, немотивированные, без знаний и навыков, или по другим причинам неспособные к процветанию, они опускаются на дно. И находясь на дне достаточное время, они теряют способность выкарабкаться из дыры, в которую упали.

Если здесь есть лекарство, я не знаю, что это. Насколько мне известно, большинство решений только сохраняют статус кво.

Комната, в котрую я вошла, была большой, обставленной разнообразными диванами и стульями, многие из которых были заняты. Кто-то постоянно входил и выходил. Красивый джентльмен лет шестидесяти сидел за стойкой справа от меня в кресле на колесиках. Передо мной стояла женщина, и я ждала своей очереди. Она вытащила из кармана джинсов ламинированную карточку.

Слегка подвинувшись, я увидела на карточке ее имя и фамилию, фотографию и номер.

Женщина подвинула карточку через стойку.

- Привет, Кен. Можете посмотреть, нет ли мне почты?

Она наклонилась и заглянула за стойку. На столе внизу стояла керамическая кружка, полная зубных щеток, упакованных в целлофан.

- Можно мне одну?

Вместо ответа он поднял кружку и смотрел, как она выбрала красную щетку и положила ее в свою поясную сумку.

- Я слышал, ты болела. Тебе лучше?

Она поморщилась.

- Была два дня в больнице. У меня вышел камень из почки — крохотная штуковина, как песчинка, и я выблевала весь желудок и орала, как банши. Доктор в приемном покое подумал, что я притворяюсь, чтобы получить викодин, что меня взбесило. Я орала до тех пор, пока другой доктор не распорядился меня принять. В конце концов мне вкололи демерол, черт побери того засранца, который не хотел меня принимать.

- Но теперь с тобой все в порядке?

- Будет лучше, когда придет мой чек. У меня осталось два бакса.

Он взял ее карточку, развернулся и, отталкиваясь ногами, подъехал к металлическому шкафчику с документами. Положил карточку наверх и начал перебирать папки. Через минуту он сказал:

- Нет. Не сегодня.

- Посмотрите в ящике? Это может быть большой конверт с документами. Они сказали, что отправили во вторник, так что должен был прийти.

Мужчина наклонился к большому белому пластмассовому ящику, где лежали большие пакеты. Он проверил имя на каждом.

- Извини. - Он прикатился назад и вернул ей карточку. - Ты видела Люси? Она тебя искала.

- Я видела ее в четверг, но с тех пор нет. Что она хотела?

- Понятия не имею. Можешь посмотреть на доске, не оставила ли она тебе записку.

Женщина отошла от стойки и исчезла за углом в дальнем конце комнаты, где, видимо, на стене висела доска объявлений.

Кен обратился ко мне.

- Что я могу для вас сделать?

Я обдумывала возможность применения какой-нибудь хитрости, но ничего не придумала.

- Я ищу информацию о человеке по имени Терренс. Я не знаю его фамилии, но надеюсь, вы понимаете, о ком я говорю. Он умер пару дней назад.

- Мы не можем давать информацию о наших клиентах. Социальный работник может помочь, но ее сегодня нет.

- Как насчет Данди или Перл?

Его выражение лица оставалось нейтральным, как будто даже признание существования клиента нарушало правила.

- Не могу помочь. Но вы можете зайти и посмотреть.

Удивленная, я спросила:

- Правда? Вы не возражаете, если я буду везде ходить?

- Это не закрытый клуб. Любой может присоединиться.

- Спасибо.

Я обошла общую комнату, которая была достаточно просторной, чтобы вместить двадцать пять человек без намека на толкучку. В углу стоял большой телевизор, но экран был темным.

Там присутствовал одинокий книжный шкаф, полки которого были забиты древними на вид энциклопедиями. Какой-то парень пристроился спать на диване, укрывшись курткой.

Шло несколько разговоров, но в основном люди ничего особенного не делали. Исключением были две женщины, сидевшие на диване с вязальными проектами. Одна распускала ряд за рядом розовый свитер, который уменьшался на глазах в ее руках, другая воевала с толстыми спицами и мотком зеленой шерсти. Изделие, которое она вязала, невозможно было идентифицировать, что-то с комками, неровными краями и дырками там, где петли убежали от нее. В эти дня я вяжу нечасто, но страдания мне знакомы. Та же тетушка, которая заставляла меня заучивать реки мира, согласно их длине (Нил, Амазонка, Янцзы, Миссисипи-Миссури, Енисей, Желтая и так далее), еще научила меня вязать на спицах и крючком — не для удовольствия, а с намерением воспитать терпение. Мне было шесть лет, возраст, когда никакой ребенок не может сидеть на месте больше минуты.

Ближе к делу: ни Данди, ни Перл, ни Феликса, и я прошла так далеко, как смогла. Мертвец был мертв. Если ему нужна была моя помощь, было слишком поздно ее оказывать.

Завтра с утра позвоню Эрону Блумбергу и расскажу то, что узнала. Вооруженный именем и описанием покойного, он может поискать врача, который заполнит пробелы.

Определение «бродяга по имени Терренс, с хромой ногой» едва ли было окончательным, но это был шаг в нужном направлении. А мое участие на этом заканчивалось.


3


В понедельник я трижды безуспешно пыталась дозвониться до Эрона Блумберга. Я оставляла сообщения с просьбой перезвонить, когда у него найдется минутка. Я могла бы изложить скудные факты, которые узнала, но я надеялась, что меня погладят по головке за находчивость.

Я провела большую часть дня, околачиваясь в офисе, почему-то чувствуя себя расстроенной и раздраженной. Ушла рано, приехав домой в 4.15, вместо обычных 5.00. Я дважды проехала мимо таверны Рози, в поисках парковочного места, обнаружив, что здание завернули в огромное прямоугольное покрывало со скрепленными концами. Красные, белые и бирюзовые полосы придавали ему вид цирка-шапито. Я поставила машину на углу Бэй, единственное полулегальное место, которое удалось найти.

Во дворе Генри был погружен в работу, в шортах, футболке и босиком. Его шлепанцы стояли в стороне, на дорожке. Его лицо было перепачкано, белые волосы влажны от пота, а ноги забрызганы грязью. Нос и щеки порозовели от осеннего солнышка. Видимо последние пару часов он занимался подготовкой своего газона к засеванию новой травой. Некоторые участки он атаковал культиватором, а потом выравнивал землю специальным катком, который взял напрокат. Кучка мульчи красовалась в сторонке, вместе с лопатой, прислоненной к стене.

Генри недавно обзавелся кипарисовой этажеркой для горшков с рассадой, которая теперь стояла в гараже. Она щеголяла цинковой поверхностью и двумя ящиками, где Генри хранил садовые перчатки и небольшие инструменты. На полку внизу он поставил лейки и мешок с мхом-сфагнумом. Примыкающая стена была предназначена для больших инструментов — вил с деревянными ручками, лопат, грабель и ножниц для стрижки кустов разного размера. Обведенные контуры гарантировали, что каждый инструмент вернется на свое место.

Наряду с другими осенними проектами, Генри пересаживал три дюжины бархатцев из пластиковых контейнеров, в которых они продавались, в терракотовые горшки. Он уже высадил у моего скромного крыльца полдюжины этих ржаво-золотых цветов, что я находила очень нарядным.

- Ты был занят, - отметила я.

- Перехожу к зиме. Через пару недель мы перейдем на зимнее время, и в этот час будет почти темно. Как ты? Чем занимаешься?

- Ничем особенным. Меня попросили опознать парня в морге, но я его никогда не видела.

- Почему тебя?

- У него в кармане был клочок бумаги с моим именем и телефоном. Блумберг, следователь коронера, решил, что мы были знакомы.

- И что это все значит?

- Кто знает? Он был бездомным, его нашли в спальном мешке на пляже. Это было в пятницу утром. Я пыталась узнать о нем, но выяснила не очень много. У меня сейчас нет никаких дел, так что хоть было, чем заняться. Тебе помочь?

- Я почти закончил, но буду рад компании. Я тебя не видел когда, с четверга?

- Да. С тех пор, как уехали Вилльям с Рози.

Я положила сумку на крыльцо и уселась на ступеньку, где Генри оставил свой блокнот . Пока он относил инструменты в гараж, я открыла блокнот у себя на коленях и изучила список дел, которые он вычеркнул. Он вычистил и наполнил птичьи кормушки, собрал последние летние травы для просушки, убрал с клумб завявшие однолетние цветы и посадил многолетние. Еще он вычистил и полил из шланга садовую мебель, которая сейчас сохла, перед тем, как он уберет ее в сарай до весны.

Появившись, Генри снял со шланга наконечник и начал его аккуратно сматывать.

- Что дальше? - спросил он.

Я поставила птичку возле задания, которое он только что закончил.

- После того, как ты закончил газон, осталось только проветрить шерстяные одеяла. Как Нелл?

- Она неплохо, но Вилльям стал большой болью в заднице, я имею в виду, буквально. Нелл была дома меньше часа, и он начал жаловаться на свой ишиас.

- У него ишиас? С каких пор?

Генри отмахнулся.

- Ты его знаешь — очень внушаемый и немножко ревнивый. Я говорил с ним в пятницу и услышал всю историю — симптом за симптомом. Сказал, что ему повезло, что он захватил с собой свою палку, хотя она мало помогает, учитывая интенсивность его болезни. Он вынужден был одолжить у Нелл ходунок, чтобы передвигаться с места на место. Он думал, что Рози должна отвезти его в больницу, но она была занята, готовя обед. Так что он заставил Чарли отвезти себя. Хорошая новость, или плохая, в зависимости от точки зрения — доктор посоветовал МРТ и Вилльям решил сделать это здесь. Он сказал, что ему нужен невропатолог и просил меня записать его.

- Он не должен вернуться до конца недели. Удивляюсь, как он переносит задержку.

- Вот как обстоят дела. Я начал обзванивать врачей, думая, что смогу записать его только на недели вперед, но у доктора Метцгера освободилось время на завтра, в девять утра.

Вилльям взял билет на первый рейс домой.

- А как насчет Рози?

- Она останется до конца недели, как планировалось. Я уверен, она рада его сплавить и думаю, что остальные тоже чувствуют облегчение. Они собираются научить Рози играть в бридж, чем Вилльям все равно никогда не интересовался. Он прилетает в пять, и как только я его встречу, он начнет мной помыкать. Он утверждает, что едва может нагнуться, чтобы завязать шнурки.

- В пять? Замечательно. Через полчаса?

Генри выпрямился.

- Который сейчас час? Не может быть так поздно.

- Четыре тридцать пять на моих часах.

Генри произнес слово, которое так ему не подходило, что я рассмеялась.

- Я могу его встретить, - сказала я, поднимаясь. - Это даст тебе шанс закончить дела и принять душ.

- Мне неудобно просить тебя об этом в самый час пик. Я поеду как есть. От меня не так уж плохо пахнет.

Он обмахнулся футболкой, свел глаза и зажал нос.

- Аэропорт в двадцати минутах. Ничего особенного. Можешь налить мне стакан шардонне, когда вернусь.

- У меня есть идея получше. Я угощу вас обоих ужином в « У Эмили на пляже», если только Вилльям сможет сидеть так долго.

- Договорились.


* * *


Строительство аэропорта Санта-Терезы началось в 1940 году, и терминал открылся с шестью выходами на посадку, которые обслуживали две национальные авиалинии и три «кукурузника». Маленькое здание было выдержано в обычном испанском стиле — оштукатуренные стены, красная черепичная крыша и вспышка ярко-красной бугенвиллеи, живописно драпирующей вход. На посадку и после прибытия шли пешком, по длинной лестнице. Багаж получали снаружи, под навесом.

Я въехала на стоянку в 4.59, как раз когда прибывший самолет ехал по дорожке к выходу № 4. Это был маленький, скромный, без излишеств, самолетик, где лучшее, на что можно надеяться в плане еды и питья — коробочка с двумя пластинками жевательной резинки.

Стюардесса предложит жвачку в плетеной корзиночке, и ты можешь угощаться до тех пор, пока берешь только одну.

Я не особенно спешила, думая, что Вилльям выйдет из самолета одним из последних, страдая от своего болезненного, возможно, опасного для жизни, состояния.

Прошла через стеклянные двери в маленький дворик и заняла место у невысокой стенки, наблюдая, как служащий в форме толкал к самолету кресло на колесиках.

Мотор выключился. Подали трап. После небольшой задержки дверь открылась и появился Вилльям, с тростью, висевшей на локте. Ветер взъерошил его белые волосы и трепал полы пиджака. За ним следовала стюардесса, нежно поддержав его под локоток, когда он начал спускаться по трапу. Вилльям не шлепнул ее по руке, но был явно обижен ее жестом и рывком освободил руку. Он был прилично одет для путешествия, в тот же самый темный костюм-тройку, который носил на похороны и в гости. Он не спешил, спускаясь по лестнице как маленький ребенок, одна нога на ступеньку, потом другая, прежде, чем сделать следующий шаг.

Остальные пассажиры сгрудились у двери, пытаясь понять, что вызвало задержку. Вилльям не торопился. Это был элегантный джентльмен, с такой же стройной фигурой, как у Генри.

Он спустился, повернулся и стал ждать у подножия трапа, опираясь на трость, пока остальные пассажиры проходили мимо, бросая на него косые взгляды.

Вышел пилот, неся большую красную парусиновую сумку, с сетками по бокам. За ним появился второй пилот, с черным чемоданом на колесиках, принадлежавшем Вилльяму.

Каким-то образом он не только добился права первым выйти из самолета, но и заставил помогать себе весь экипаж. Они, наверное, были счастливы от него избавиться. А Вилльям, казалось, принимал помощь как нечто само собой разумеющееся.

Насколько я могла судить, с ним все было в порядке, по крайней мере, он мог самостоятельно передвигаться. Он попросил пилота поставить сумку в кресло, с которым он справился сам, толкая в сторону терминала. Заметив меня, он вздрогнул и схватился за поясницу, будто почувствовав резкую боль. Второй пилот выдвинул ручку чемодана и повез его за собой.

Когда Вилльям со своей веселой бандой подошли к терминалу, я вышла навстречу и приняла на себя ответственность за чемодан, пробормотав благодарности.

Вилльям остановился и оперся на ручки кресла.

- Дай мне передохнуть. Это быля тяжелая поездка. Три пересадки.

Я подозревала, что он надеялся вызвать сочувствие, которое я послушно предложила, пока он не поднял ставки.

- Ты, должно быть, совсем без сил.

- Не волнуйся. Мне только нужна минутка.

- Почему бы тебе не воспользоваться креслом? Я повезу тебя, это сэкономит несколько шагов.

- Нет, нет. Я хочу сам... пока могу. Ты пока подгони машину. Я сомневаюсь, что смогу дойти до стоянки. Посижу на скамейке у входа.

- Как насчет багажа?

- Это все.

Я решила захватить с собой сумку. Положу ее в багажник, развернусь и заберу Вилльяма.

Я схватила сумку за ручку и подняла с кресла. Она была тяжелее, чем я ожидала, и содержимое переместилось, как будто Вилльям засунул туда шар для боулинга и не закрепил.

- Ой! Что там у тебя?

Я присела и наклонилась, чтобы заглянуть через сетку. Шипящая белая кошка, с коричневыми и черными пятнами, заложила уши назад и плюнула. Я отскочила, с колотящимся сердцем. Эта кошка была такой же, как фильмах ужасов, которая неожиданно выскакивает, когда вы ждете парня с окровавленным тесаком.

- Откуда это взялось? - спросила я, массируя грудную клетку.

- Я привез кота, - заявил Вилльям самодовольно. - Я не мог позволить себе его бросить. Льюис собирался утопить его в пруду.

- Я не удивляюсь. Такая злобная зверюга.

- Не такая злобная, как могла бы быть, если бы я не настоял на своем. Я хотел, чтобы кот был со мной в салоне, но служащая, которая продавала билеты, мне отказала. Я знал, что будет место под сиденьем впереди, но она заявила, что кот летит с багажом или не летит вообще. Ее начальник тоже спорил со мной, пока я не упомянул своего адвоката.

- Откуда этот кот вообще взялся?

- Чарли подобрал его несколько месяцев назад. Льюис возражал с самого начала, что только показывает, какой он бессердечный.

- А, это та самая кошка, о которую споткнулась Нелл, когда сломала бедро.

- Ну да, но это не была вина кошки. Даже Нелл признала, что должна была лучше смотреть под ноги.

Вилльям поскреб по верху сумки, что заставило кота носиться туда-сюда, рикошетя от краев.

- Очень игривый, - заметил он.

Кот начал скрести сумку когтями так сильно, что молния слегка сдвинулась. Я застегнула ее обратно, но не решалась больше прикасаться к переноске. Я не думала, что кот может достать меня когтями, но не была уверена, что кот об этом знает.

Я поставила сумку в кресло на колесиках и довезла до входа. Ни за какие коврижки я не собиралась тащить кота до машины. Вилльям остался на скамейке с сумкой у ног, пока я вернулась в машину, заплатила за парковку и подъехала ко входу.

Вилльям наклонился и сказал что-то коту, потом отпрыгнул, так же, как и я. Видимо, он так увлекся кошачьей игривостью, что забыл о его недостатках.

Я положила чемодан в багажник и осторожно поставила сумку в пространство за водительским сиденьем. Вилльям занял место впереди, морщась от боли.

- Ты в порядке?

- Да. Не обращай на меня внимания.

Не успела я проехать трех метров, как кот издал продолжительный вопль, тон менялся вверх и вниз, как при тирольском пении.

- Он всегда так?

- О, нет. Только в машине по дороге в аэропорт и во время всех трех перелетов. Авиапассажиры могут быть очень неприятными, когда что-то делается не так, как им хочется. У женщины впереди меня была ужасная маленькая девочка, которая все время кричала и плакала, но кто-нибудь жаловался? Нет.

- Это мальчик или девочка?

- Я не уверен. Думаю, что надо посмотреть на что-то внизу, но коту не понравится эта идея.

Чарли должен знать. Он водил его к ветеринару.

- Но у него есть имя? Джо? Салли? Это может быть подсказкой.

- Мы называли кота просто «котом». Я уверен, что Нелл или Чарли придумали бы имя, но Льюис все время грозился его выкинуть, и никто из них не хотел слишком привязаться.

Если подумать, я спас ему жизнь. Бескорыстный акт с моей стороны.

- Молодец. Должна сказать, я удивляюсь, что Рози согласилась. Где вы собираетесь его держать?

Вилльям и Рози занимали квартиру с двумя спальнями над таверной. Я там никогда не была, но Генри рассказывал, что комнаты маленькие, темные и забиты мебелью.

- О, это не для меня, - ответил Вилльям. - Я думал, Генри будет рад компании.

- А Генри знает об этом?

- Еще нет.

- О боже.

- Ты думаешь, могут возникнуть проблемы?

- Не знаю.

Какое-то время мы ехали в молчании, кроме кота, который теперь рычал и упорно работал когтями над парусиной, между глухими ударами, когда он бросался из стороны в сторону.

Я пыталась представить себе реакцию Генри, которая, как я знала, будет искренней, прочувствованной и, возможно, громкой.

Я никогда не держала кошек, но всегда предполагала, что для них должны быть какие-то принадлежности. Посмотрела на Вилльяма и спросила:

- Как насчет кошачьего лотка? Разве не там они делают свои дела?

Он моргнул.

- Это не обязательно, как ты думаешь? Нелл выпускала его во двор.

- Но мы живем на оживленной улице. Кот может попасть под машину. У Генри и без того полно дел, чтобы еще убирать кошачьи какашки с дивана.

- Возможно, ты права. Нам лучше заехать в магазин. Ты пойдешь, а я посмотрю за котом.

Наверное, до Вилльяма дошло, что его план был не очень удачным, потому что его проблемы со спиной внезапно дали о себе знать. Он издал короткий стон и всосал воздух сквозь зубы.

- Ты уверен, что не хочешь, чтобы я отвезла тебя, а потом вернулась?

Я тут же сообразила, что Вилльям слишком умен, чтобы представить кота Генри без кого-то еще под рукой. Генри понизит свой тон, если я буду присутствовать.

- Боль приходит и уходит. Иногда просто покалывает или ноет. Иногда резкая боль. Врач сказал, это может быть смещение позвонков или стеноз позвоночника. Мне нужно пройти тесты.

- Бедняжка.

Для Вилльяма слово «тест» было прелюдией к смертельным диагнозам.

Я свернула с 101 шоссе на Капилло и проехала боковымии улочками к ближайшему маркету. Оставила в машине вопящего кота, пока Вилльям хромал туда-сюда по стоянке, бросая в мою сторону жалобные взгляды. Я вошла в магазин и бродила по отделу, посвященному домашним питомцам, бросая в тележку разные предметы. Лоток был легким выбором, но там оказалось пять или шесть видов наполнителя, и я не имела понятия, что предпочитают кошки. В конце концов я выбрала один, с четырьмя котятами на пакете. Потом взяла пакет сухого корма, немного поколебавшись насчет курицы или тунца. Еще купила десять маленьких баночек влажного корма, выбирая те, которые понравились бы мне, будь я кошкой, только не такой злобной.

Я почти решилась позвонить из телефона-автомата Генри, но он, наверное, подумал бы, что я его разыгрываю.

И вот я второй раз за день искала место для парковки и нашла его за три дома от своей студии. Я приняла на себя ответственность за чемодан на колесиках и даже зашла так далеко, что вытащила из машины переноску с котом и несла ее в одной руке, маневрируя чемоданом другой. Вилльям придержал калитку, а потом последовал за мной, как-то нерешительно.

Я донесла сумку до задней двери Генри и поставила на землю.

- Можешь приступать к представлению, - сказала я. Взгланув на Вилльяма, я увидела, что он согнулся вдвое, уставившись на дорожку, как будто искал потерянный пятак.

- Спина не держит, - сказал он.

Генри открыл дверь.

- Господи помилуй, - сказал он увидев Вилльяма.

Мы вдвоем помогли Вилльяму подняться на пару ступенек и зайти в кухню. Со стоном он погрузился в кресло-качалку.

Я вернулась за чемоданом и увидела что в щели отодвинутой молнии появилась кошачья лапа. Я никогда не присутствовала при рождении ребенка, но представляла себе что-то подобное.

Щель была не больше двух сантиметров, но кот продолжал работу. За первой лапой появилась голова, потом — плечо, потом вторая длинная лапа. Кошки удивительно проворны, и я смотрела, завороженная, как на чудо.

- Эй, Вилльям? - окликнула я, но к этому моменту кот выкарабкался и сиганул в кусты.

- Что это было? - спросил Генри.

- Сюрприз, — ответил Вилльям слабым голосом.


4


Во вторник утром я выкатилась из кровати в 6.00, почистила зубы и натянула спортивный костюм и кроссовки. Бейсболка исключила необходимость заниматься волосами, которые примялись с одной стороны и стояли дыбом с другой.

Когда я выходила из дома, единственным признаком того, что кот еще находился поблизости, была пара мышиных лапок и длинный серый хвост, лежавшие на коврике у моей двери. Я привязала ключ к шнурку и не торопясь двинулась вперед, надеясь разогреться прежде чем перейти к настоящему бегу.

Приглашение Генри на ужин прошлым вечером было заменено усилиями заставить кота выйти из кустов. Поскольку Вилльям вышел из строя, это Генри и мне пришлось ползать по свежевскопанному газону, убеждая кота угощениями и угрозами, все безрезультатно.

Когда стемнело, нам пришлось прекратить попытки и надеяться, что кот хотя бы останется там, где был, до утра.

День обещал быть теплым. В типичной калифорнийской манере, влажность и холод предыдущей недели сменились температурами, почти доходящими до плюс двадцати пяти градусов. Задержавшийся слой облаков висел над океаном, как толстое ватное одеяло, но к середине дня он исчезнет. Как доказательство этого, колонна ярко-желтого солнечного света освещала океан, как будто гигантский монстр пробил дыру в облаках.

Я завершила пятикилометровую петлю и перешла на шаг. Моих бездомных приятелей не было видно. Интересно, сколько раз я о них вспоминала. Это было как мелодия, непрерывно звучащая в голове, которую невозможно остановить. Неделю назад я ничего не знала об умершем человеке и его друзьях. Теперь меня волнует их отсутствие. Решив выбросить это дело из головы, я преуспела только в том, чтобы смягчить эффект. Терренс до сих пор болтался где-то на периферии сознания, пока я ждала кого-то с конкретными фактами.

Наверное, я считала, что когда узнаю его историю, то смогу полностью о нем забыть, вместе с его дружками.

Вернувшись домой, я приняла душ, оделась, съела свои хлопья и прочитала газету. Когда я уходила, так и не было видно ни Генри, ни Вилльяма, ни кота. Или Генри заманил его в дом, или кот упорно оставался вне приделов досягаемости. Я оставила мышиные части на месте, на случай, если кот захочет перекусить в течение дня. Я даже не знала, что у нас живут мыши. Теперь их население уменьшилось на одну.

По дороге в офис я заметила, как пешеход в знакомом спортивном пиджаке в елочку переходит через дорогу. Он посмотрел в обе стороны, а потом сосредоточил взгляд на тротуаре, направляясь в ту же сторону, что и я.

Я притормозила и всмотрелась повнимательней. Видимо, Судьба еще от меня не отвернулась, потому что это точно был Данди, в черных мешковатых брюках и паре ярко-белых спортивных туфель.

Я остановилась у тротуара и опустила окно с пассажирской стороны.

- Данди? Это Кинси. Вас подвезти?

Он улыбнулся, увидев меня.

- Это было бы здорово. Я как раз шел в ваш офис.

- Садитесь, и я доставлю вас прямо к дверям.

Данди открыл дверцу и уселся на пассажирское сиденье, принеся с собой запах застарелого табака, которым пропиталась его одежда. Его бледно-розовая рубашка была свежевыглажена и даже накрахмалена. Можно было догадаться, что он принарядился для визита. Я чувствовала запах мыла, шампуня и алкоголя, которым пропиталось его тело. Это была странная комбинация: его усилия по соблюдению личной гигиены сводились на нет регулярным потреблением виски и никотина. Мне захотелось его защитить, потому что он не понимал, какой эффект производит.

Данди держал в руках мою визитку.

- Никогда не был у частного детектива, так что решил попробовать.

- Офис не очень большой, но можете судить сами. Я так понимаю, что Перл не рвется увидеть меня снова.

- Она не любит ходить пешком. Это я брожу по всему городу. Извините, что она была так груба с вами.

- Она всегда так враждебна?

- Я бы не обижался на вашем месте. Тут ничего личного. Терренс был хорошим другом, и его смерть стала ударом. Она пережила это не очень хорошо.

- Почему выплескивать все на меня? Я даже не была с ним знакома.

- Перл любит поспорить, но она не такая крутая, как хочет всех убедить. Она может казаться грубой и неприятной, но в душе она — котенок.

- Ну да, конечно.

Мой офис находился в центральном из трех маленьких оштукатуренных коттеджей. Вдобавок к дешевой аренде, он находился близко к центру города, и до общественной библиотеки, здания суда и отделения полиции можно было дойти пешком.

Я остановилась у входа. С парковкой не было проблем, потому что два соседних бунгало стояли пустыми, с тех пор, как я здесь обосновалась.

Данди вышел и подождал, пока я заперла машину и присоединилась к нему на дорожке. В нем ощущалась какая-то старомодная учтивость. Может быть, дело было в его нарядной рубашке или в искорке юмора в его глазах. Я подумала, что он кажется на удивление интеллигентным, но тут же поправила себя. Быть бездомным и быть умным — совсем не взаимоисключающие вещи. Может быть сколько угодно причин того, что он оказался на улице.

Я провела его вверх по ступенькам, отперла дверь и открыла ее для него.

- Я поставлю кофе, если хотите.

- Да, спасибо, - ответил он и последовал за мной.

- Располагайтесь, я сейчас вернусь.

- Спасибо.

Я сполоснула колбу и вставила в кофеварку, поставила свежий фильтр. Через плечо я видела Данди в наружной комнате, он рассматривал мою коллекцию книг и журналов по юриспруденции, начиная с Уголовного кодекса Калифорнии и кончая Библией стрелка 1980 года издания. Там еще были технические книги о кражах и ограблениях, Механика отпечатков пальцев Скотта, расследования поджогов, поведение преступников и Патология убийства Аделсона.

Когда Данди переместился во внутренний офис, я оставила кофе вариться и присоединилась к нему. На мгновение мне пришло в голову, что он может попытаться что-нибудь стащить, но потом вспомнила, что у меня нет ничего ценного. Ни наличных, ни наркотиков, ни таблеток, ни бутылки спиртного в верхнем яшике. Если ему нужна шариковая ручка, буду рада подарить ее.

Он уселся в одно из кресел для гостей, я села на свое место, по другую сторону стола и попробовала увидеть офис его глазами. Оказалось, здесь не чувствуется никакого личного прикосновения. У меня есть искусственный фикус, который, как я думала, придает помещению намек на класс, но это было все. Ни семейных фотографий, ни плакатов путешествий, ни симпатичных мелочей.

Мой стол был чист, все бумаги убраны в папки, папки сложены в шкафы. Данди улыбнулся.

- Уютно.

- Можно и так сказать. Могу я задасть личный вопрос?

- Если только я не под присягой.

- Интересно, что привело вас в Санта-Терезу?

- Это мой город. Я вырос в трех кварталах отсюда. Мой отец преподавал математику в школе в сороковые и пятидесятые.

Я поморщилась.

- Математика — не моя сильная сторона.

- Не моя тоже, - улыбнулся Данди.

От улыбки у него на щеках появились ямочки, которые я раньше не замечала. Его слегка неровные зубы сияли белизной на фоне темной кожи.

- Вы случайно не учились в школе Санта-Терезы?

- Да, мэм. Я закончил ее в тысяча девятьсот тридцать третьем, задолго до того, как вы родились. Я посещал два года городской колледж, но не видел в этом смысла.

- Правда? Я тоже. Проучилась два семестра, потом бросила. Сейчас я жалею, но не пошла бы туда снова.

- Лучше получить образование, когда ты молодой. В мои годы уже поздно.

- Эй, в мои тоже. Вам нравилась школа? Я ее ненавидела. Старшие классы, по крайней мере.

Я была из сидящих на стене, курила травку половину времени.

Сидящими на стене называли ребят, которые до и после уроков околачивались на низкой стене, которая окружала заднюю часть школьного участка.

- Я был отличником. Но потом вмешалась жизнь, и должно быть, пока вы поднимались в жизни, я опускался.

- Я бы не назвала это большой высотой.

- Высота, по сравнению со мной.

Я не знала, ощущал ли он себя жертвой, или был реалистом. Услышала, как забулькала кофеварка, и встала.

- Что вам добавить в кофе?

- Молоко и две ложки сахара, пожалуйста.

- Сахар точно, а с молоком могут быть проблемы. Посмотрю, что можно сделать.

Я прошла в кухню, открыла маленький холодильник и понюхала пакет с молоком. Немножко пахнет кислым, но я слышала, что капли молока наверху могут скиснуть раньше всего остального. Налила две кружки кофе и плеснула молока в свою, чтобы проверить, не свернется ли оно. Никаких свидетельств скисания, так что я щедро добавила молока в кружку Данди и вернула пакет в холодильник.

Я принесла ему кружку с кофе и два пакетика сахара и устроилась в своем кресле на колесиках.

- Ой, пока я не забыла.

Я наклонилась, достала из сумки три пачки сигарет и подтолкнула к нему через стол.

- Считайте это взяткой.

- Большое спасибо. Я дам по пачке Перл и Феликсу.

- Особенно Перл. Я рассчитывала подняться в ее глазах.

В разговоре наступил перерыв. Обычно я даю молчанию длиться до тех пор, пока собеседник почувствует себя достаточно неуютно, чтобы высказать, что у него на душе. На этот раз я начала первой.

- Я не думаю, что вы проделали весь путь, чтобы нанести формальный визит.

- Не совсем. Не поймите меня неправильно, но ваши расспросы о Терренсе действительно расстроили Перл.

- О чем я вполне осведомлена. Что за большое дело?

- Она говорит, что от вас пахнет копом.

- Потому что я была копом, давным-давно. Я проработала в отделении полиции два года, а потом ушла. Я люблю играть по правилам, когда мне это подходит, но не люблю ни перед кем отвечать.

- Это можно понять. Но опять же, дня не прошло, как Терренс умер, а вы уже пришли вынюхивать. Ее слова, не мои.

- «Вынюхивать» - странное слово. Я же сказала, что хочу разыскать его семью, что не является государственным преступлением. Сейчас он — Джон Доу. Его имя может быть Терренс, но это все, что у нас есть. Офис коронера завален работой, так что я предложила попробовать узнать, что смогу. А она что думает?

- Она подозрительна по натуре, а я — наоборот. Я верю, что большинство людей честные, пока не доказано обратное.

- Я тоже так считаю. Что еще ее беспокоит? Пока вы здесь, мы можем выложить на стол все карты.

- Она думает, что вы не сказали, на кого в самом деле работаете.

- Она думает, что я — агент под прикрытием? Я работаю сама на себя. Никакие мои дела никогда не были связаны с Терренсом — живым или мертвым. Не верите — можете проверить мои записи.

- Вы не работаете на больницу Санта-Терезы?

- Не-а.

- Вы вообще никак не связаны с больницей или университетом?

- Абсолютно никак. Я — фрилансер. Могу в этом поклясться. У меня нет клиентов медицинской профессии или в любой подобной области. И это включает дантистов и педиатров. Я не знаю, как еще убедить вас в своей искренности.

- Я передам ей это.

- Ну что, все выяснили?

- Насколько меня это волнует.

- Хорошо. Теперь моя очередь. Для чего Терренсу понадобились услуги частного детектива?

Я спрашивала раньше, но ответа не получила.

- Он не вдавался в детали, но я знаю, что у него было на уме. Он думал, что у него здесь могут быть родственники. Когда он рос, у него был дядя, которого он очень любил. Они были очень близки, пока он был ребенком, но потом не виделись много лет. Говорил, что навещал дядю вскоре после того, как тот переехал в Санта-Терезу. Потом он узнал, что дядя умер. Он хотел связаться с родственниками, предполагая, что кто-то остался.

- Он когда-нибудь упоминал имя дяди?

- Нет. Я слышал, как он говорил об этом с кем-то другим.

- Почему он выбрал меня, когда в городе есть полдюжины частных детективов?

- Вы знаете парня по имени Пинки Форд?

- Конечно. А вы откуда его знаете?

- Его все знают в городе, а может и в мире. Давно его не видел, но он живет в большом желтом «кадиллаке», который паркует то там, то сям. Терренс порасспрашивал, и Пинки сказал, что на вас можно положиться.

- Приятно слышать.

Данди наклонил голову набок.

- А вы откуда его знаете? Не кажется, что это ваш тип.

- Долгая история, отложим до следующего раза.

- Я могу поймать вас на слове. А пока, что еще я могу рассказать о Терренсе?

- Вы знаете, откуда он?

- Бэйкерсфилд. Не знаю, родился ли он там, но судя по его словам, он там прожил большую часть жизни.

- Вы познакомились в приюте?

- Точно. Он приехал сюда в январе, на автобусе. Он сидел в тюрьме, в Соледаде. Он говорил, что это было пожизненное заключение, но это все, что я знаю. Он не любил об этом говорить. Он проспал пару ночей под шоссейным мостом и понял, что это была плохая идея.

Попрошайки с картонными плакатами — не такие безобидные, как все мы. Когда вы стоите и попрошайничаете вдоль дороги, это совсем другая рабочая этика. Терренс попробовал обратиться в Спасательную Миссию, но они требовали, чтобы он поклялся бросить алкоголь, чего он не собирался делать. Он услышал о приюте, и когда пришел, первым, с кем он познакомился, была Перл. Она познакомила его с Феликсом и мной. В приюте тебе не обязательно быть трезвым, но лучше не быть буйным. Устроишь скандал — и тебя выгонят.

- Кажется, хорошее место. Я заходила туда позавчера, искала вас.

- По воскресеньям мы играем в дарт. В спортивном баре, через квартал, каждую неделю проводят соревнования.

- Вы выигрываете?

- Зависит от того, какой это день и сколько я выпил.

- Я заметила, что у женщины впереди меня в очереди была карточка приюта, как документ. По крайней мере, я так подумала. Интересно, была ли такая у Терренса? Я спрашиваю, потому что, когда его нашли, при нем не было никаких документов.

- О, у него была карточка. Я в этом уверен. Ему выдали такую, так что он мог там есть вместе с нами. Кто-то ушел вместе со всеми его вещами, так что карточка могла быть в его тележке.

- Он не жил в приюте?

- Только не он. Ему не нужна была кровать. По ночам он не хотел быть с другими людьми.

Большую часть времени он был пьян и проводил время с парнем, который находился в таком же плачевном состоянии. Время от времени он пытался исправиться, но без особого успеха.

- Так что он находился в Санта-Терезе сколько, восемь или девять месяцев?

- Где-то так. Ему здесь нравилось. Он говорил, что никогда не уедет в другое место. В марте другой парень умер, и Терренс запил так, что дело кончилось тюрьмой. После этого он бросил пить на пару недель. Потом снова начал и однажды упал на улице. Ему повезло, что он тогда не умер. Болеутоляющие таблетки и алкоголь — плохая смесь.

- Это не шутка. Болеутоляющие? Откуда они взялись?

- В Соледаде какие-то ребята напали на него со свинцовыми трубами. Разнесли ему всю ногу, оставив хромым и с постоянными болями. Он плохо спал из-за этого. Ему нужно было вставать время от времени и ходить, чтобы боль прошла. Это еще одна причина, по которой он предпочитал спать на воздухе, чтобы никого не беспокоить.

- Я видела его ногу в морге. А почему на него напали?

- Он не говорил. Когда его спрашивали о некоторых вещах, он только мотал головой. После второго запоя он попал в больницу. Ему сделали детоксикацию и положили на реабилитацию. Потом он снова оказался на улице. Не думаю, чтобы он продержался неделю.

По-моему, это был только вопрос времени, прежде чем его демоны овладели им и забрали с собой.

- Это то, что случилось?

- Нет. Он попал в программу, которая поставила его на ноги.

- Видимо, не навсегда.

Данди улыбнулся.

- Нет такого слова «навсегда», когда ты — один из нас. Это «навсегда» до первой выпивки, или возвращения к героину. Или к мету, если ты совсем катишься вниз. Терренс взялся за старое, и это было для него концом. Перл не хотела верить, что он снова начал пить. Это разбило ей сердце, если хотите знать правду. Он наконец-то завязал, но потом не смог удержаться. Может показаться странным, что такое говорю я. Никто не знает лучше, как тяжело бросать, как другой пьяница. Перл поверила, что он бросил. Он дал ей слово, и она отнеслась к этому серьезно.

- Вы не знаете, когда он последний раз был у врача? Было бы хорошо, если бы офис коронера нашел врача, который подписал бы свидетельство о смерти.

- Был один доктор, который вел эту программу. Это он выгнал Терренса, за то, что тот нарушал правила. Я знаю, что он плохо себя чувствовал последние пару недель. Учитывая, сколько он пил, это неудивительно. Он был развалиной, а потом умер, вот и все.

- Как насчет его семьи? У него были дети?

- Он сжег этот мост год назад. Он был в плохих отношениях с бывшей женой и не виделся с детьми. Я не знаю всего, но понял так, что дети захлопнули дверь перед его носом. Он заявлял, что делал все, что мог, чтобы устроить все, как надо, но они не верили ему.

- В чем было дело?

Улыбка Данди была грустной.

- Дело в том, что он был пьян, в чем же еще? Он бросил своих детей, потому что они бросили его. Это тот вид боли, от которого нет облегчения.

- Ему должно было быть тяжело.

- Он выучил свой урок в тот раз. Он хотел быть трезвым, перед тем, как встречаться со своими родственниками, поэтому он и носил ваш телефон в кармане месяцами. Ему нужен был посредник, кто-то, кто бы смягчил для него путь. После того, что произошло с его детьми, он покончил с сюрпризами, могу вас заверить.

- В каком смысле?

- Как он говорил, дети понятия не имели, что он придет и постучит в дверь. Он звонил и говорил, что хочет наладить отношения, но, наверное, они не думали, что снова его увидят. И слава богу, с их точки зрения. Думаю, он достаточно набрался, когда попал туда.

Я его отругал, когда узнал об этом. Сказал, братец, это нехорошо.Это совсем нехорошо.

Когда отношения плохие, так не делается. Приходишь пьяный и думаешь, что дети встретят тебя с распростертыми объятитями. Так ничего не получится.

- Семейные отношения — это сложно. Как идти по минному полю и надеяться, что тебя не разорвет на кусочки. Интересно, за что он сидел в тюрьме?

- Он никогда не говорил. Должно быть, за что-то плохое.

- Очень жаль, что он мне не позвонил.

- Может быть, он был слишком болен. Может быть, ему было стыдно, что он снова начал пить. Он исчезал летом на месяц, а потом вернулся.

- Исчезал куда?

- В Лос-Анджелес, но я не знаю, что он там делал. Я не пристаю к людям с расспросами.

Я откинулась в кресле и положила ноги на край стола.

- Грустно, правда?

- Не всякая жизнь хорошо складывается.

- Что я должна уже знать. Следователь сказал, что при Терренсе нашли только спальный мешок. У него было что-нибудь еще?

- Конечно, было. У него была тележка из магазина, в которой он хранил плитку, книжки и палатку. Когда мы пришли на пляж в то утро, когда он умер, ничего уже не было.

У него еще был хороший рюкзак с алюминиевой рамкой. Кто-то увел все.

- Это плохо. А что за книги?

- В основном учебники и руководства. Он любил все, связанное с растениями. Деревья, кусты, садоводство. Он знал все, что можно, о калифорнийских дубах. Только намекни, и он заговорит тебя до смерти. Было трудно заставить его замолчать, если он начал.

- Он был учителем?

- Нет, но он действительно много знал. Он говорил, что до того, как попал в тюрьму, собирался получить диплом по ландшафтному дизайну. Он зарабатывал на жизнь, подстригая деревья, но хотел стать ландшафтным архитектором. По вечерам и выходным ходил на занятия.

- Наверное, был умным.

- Да. Очень. Он еще был милым и добрым.

Данди поерзал в своем кресле.

- Еще кое-что. Перл не хотела, что бы я вам это говорил, но я не понимаю, почему нет. Она думает, что у него были деньги. Много.

- Неужели. А вы согласны?

- Да, мэм. Я не знаю, откуда они взялись, но он не жил от чека до чека, как все мы. Он носил в кармане вот такой рулон денег.

Он сложил большой круг большим и указательным пальцем.

- Но в этом нет никакого смысла. Если у него были деньги, почему он жил на улице? Почему не снял комнату?

- Он не хотел тратить деньги на это. Вы можете чувствовать себя в безопасности в своей постели, но для него это было кошмаром. Комната с мебелью была для него все равно, что камера. Слишком жарко, слишком тесно, слишком шумно. Спать в палатке на свежем воздухе — это свобода. Даже я об этом знаю, а я не сидел в тюрьме. Кроме одного раза или двух... - добавил он для точности. - Дело в том, что деньги тут были ни при чем.

- Как вы думаете, откуда эти деньги?

- Самому интересно. Он мог попасть в тюрьму за растрату. Мог ограбить банк. По нему было непохоже, чтобы он совершил одно или другое, но что я знаю? В любом случае, он знал, что с ними должно быть сделано после его смерти.

- Что именно?

- Все, что я знаю, он сходил в этот магазин офисных товаров, на Стейт. Он купил себе набор юридических форм и смог составить завещание.

- Как интересно.

- Да. Он все заполнил и попросил нас расписаться как свидетелей. Феликса, Перл и меня.

Я почувствовала, как моя голова наклонилась набок, как у собаки, которая услышала звук, недоступный для человеческого уха.

- Как давно это было?

- В июле. Кажется, восьмого числа.

- Так что, восьмого июля вы засвидетельствовали его подпись?

- И Феликс и Перл. Мы все.

- Тогда вы должны знать его полное имя.

Изменение выражения лица Данди было почти комичным. Я прижала его стенке, и он знал это. Он аккуратно обходил тему идентификации Терренса, но забыл о вторичных источниках. Когда я его поймала, он не смог быстро что-нибудь сочинить. Он посмотрел на меня так, будто я была ясновидящей.

- Я права насчет этого, так?

- Я никогда не врал. Я не стал бы этого делать.

- Тогда почему вы не сказали? Мы ходим вокруг этой темы, и вы знали его имя все это время.

- Вы не спрашивали.

- Я спрашивала, когда мы встретились в первый раз. В этом был весь смысл. Я пришла на пляж, чтобы выяснить, кем он был, и я прямо спросила об этом. Вы все трое там сидели.

- Перл велела не говорить.

- Мы до сих пор в начальной школе? Кто сделал ее боссом? Я хочу сделать для человека что-нибудь хорошее. Это ничего для вас не значит? Был он в хороших отношениях со своими детьми или нет, они имеют право знать, что он умер.

Я заметила, что Данди опустил глаза и начал ковырять что-то на колене.

- Так как его звали?

Я не думала, что он ответит. Я смотрела, как он ерзал на стуле, сражаясь со своей совестью.

С одной стороны была Перл, Священный Террор. Если она узнает, что он слил информацию, она сломает ему обе ключицы, подвесит на дыбу и будет растягивать до тех пор, пока не оторвет руки. С другой стороны была я, вся из себя хорошая, щедрая со своим кофе и виноватая только в том, что иногда сую нос в дела других людей.

- Данди?

- Р.Т. Дэйс. Он называл себя вторым именем, Терренс, но от меня вы этого не слышали.

Я повернула у губ воображаемый ключ, запирая их, прежде, чем выбросить ключ.


5


Через пятнадцать минут я высадила Данди около приюта. Он не просил его подвезти. Я предложила... нет, я настояла. Мне нужно было от него избавиться, чтобы получить возможность подумать о том, что он сказал. Упрекая его за удерживание информации, я была не слишком откровенна сама.

Вообще-то, я слышала имя Р.Т. Дэйс раньше. Даже дважды. Я не помню дат, но помню два случая, когда люди звонили и спрашивали о нем. Что это было?

Я отъехала от приюта, пытаясь вспомнить, при каких обстоятельствах были сделаны эти звонки. Было очень неудобно копаться в своей памяти, находясь за рулем движущейся машины и надеясь выполнять правила движения и избегать наезда на пешеходов.

Я свернула на одну из общественных стоянок, с видом на океан. Откинула голову назад, прикрыла глаза и замедлила дыхание, пытаясь успокоить стук в своей голове.

Звонки поступили несколько месяцев назад, кажется, в середине лета. Я ответила на первый звонок в офисе. Это я помнила. Попыталась представить себе дела, над которыми тогда работала, но мой мысленный экран был пуст. Я отмела эту тему и сосредоточилась на фрагменте разговора, который отложился в моей памяти.

Я обедала за рабочим столом, когда телефон зазвонил. Я быстро прожевала и проглотила, прежде чем снять трубку.

- Бюро расследований Миллоун.

- Могу я поговорить с мистером Миллоуном?

Звонил мужчина, скорее, молодой. Его голос, хотя и глубокий, выдавал подспудное волнение. Я сразу решила, что это реклама, какой-то практикант учится работать с потенциальными клиентами. На всякий случай включила в голове кнопку осторожности и попыталась понять, в чем дело. Телемаркетеры неизбежно спрашивают: «Как вы сегодня поживаете?», явно неискренним тоном, используя вопрос, чтобы вовлечь вас в разговор.

- Здесь нет мистера Миллоуна.

Парень перебил меня, но, вместо ожидаемой болтовни, он сказал:

- Это доктор...

Фамилию я напрочь забыла, возможно, потому, что вслушивалась в голос, пытаясь определить, не знаком ли он мне.

- Что я могу для вас сделать?

- Я пытаюсь связаться с мистером Дэйсом.

- С кем?

- С Арти Дэйсом. Я понимаю, что у него нет телефона, но надеялся, что вы поможете мне с ним связаться. Его случайно там нет?

- Вы не туда попали. Здесь нет никакого мистера Дэйса.

- Вы не знаете, как я могу с ним связаться? Я пробовал звонить в приют, но они отказались подтвердить имя.

- Здесь тоже. Я никогда о нем не слышала.

Последовало короткое молчание.

- Извините, - сказал он и отключился.

Я забыла о звонке в ту минуту, когда повесила трубку, хотя наполовину ожидала, что звонок раздастся снова. Ошибочные звонки обычно идут гроздьями, часто потому, что звонящий снова набирает тот же номер, думая, что ошибка произошла при наборе.

Я смотрела на трубку, и когда телефон не зазвонил, пожала плечами и занялась своими делами.

Второй звонок поступил через несколько дней. Я знаю это потому, что фамилию Дэйс я услышала достаточно недавно и не успела стереть ее из памяти. Я закрыла офис рано и перенаправила звонки на домашний телефон. Мы с Генри сидели во дворе, когда зазвонил телефон в моей студии. Я оставила дверь открытой, на случай, если клиенту понадобится связаться со мной.

Когда телефон позвонил во второй раз, я подпрыгнула и потрусила к своей квартире, где схватила трубку на третьем звонке.

- Бюро расследований Миллоун.

- Могу я поговорить с мистером Миллоуном?

На этот раз звонила женщина, и шум на заднем фоне говорил о том, что звонят из общественного места.

- Это Кинси Миллоун. Что я могу для вас сделать?

- Это кардиологическое отделение больницы Санта-Терезы. К нам поступил мистер Арти Дэйс, и мы надеемся, что вы сможете дать информацию о том, какие лекарства он принимает. Он без сознания и не может отвечать на вопросы.

Я покосилась на трубку.

- Кто это?

- Меня зовут Элоиза Кантрелл. Я страшая медсестра кардиологического отделения. Пациента зовут Арти Дэйс.

В этот раз я взяла ручку и блокнот и записала имя медсестры, добавив «кардиология».

- Я не знаю никого по имени Арти.

- Его фамилия Дэйс, инициалы Р.Т.

- Все равно, ничем не могу помочь.

- Но вы знаете этого человека. Правильно?

- Нет, и я не понимаю, почему вы мне звоните. Откуда у вас мое имя и телефон?

- Этот пациент поступил по скорой, и одна из медсестер узнала его по предыдущей госпитализации. Мы нашли его карточку, и доктор попросил меня связаться с вами.

- Послушайте, я хотела бы помочь, но я не знаю никого с таким именем. Честное слово.

Последовало молчание.

- Это не связано с оплатой счета. Ее покрывает страховка, - сказала она, как будто это могло смягчить мое упорство.

- Это неважно. Я не знаю никого по фамилии Дэйс, и уж точно не в курсе, какие лекарства он принимает.

Ее тон стал ледяным.

- Что ж, спасибо за ваше время и извините за беспокойство.

- Нет проблем.

И это было все.

Я открыла глаза и посмотрела на океан. Может быть, Дэйс пытался связаться со мной, но был болен в то время. Доктор, чье имя я упустила, и старшая медсестра Элоиза Кантрелл, возможно, нашли бумажку с моим именем и телефоном в его кармане, так же, как работники офиса коронера. Там было написано «Бюро расследований Миллоун» и номер телефона.

Оба звонивших решили, что Миллоун — это мужчина. Данди только что рассказал мне, что Дэйс носил записку с собой месяцами, надеясь протрезветь перед тем, как просить помощи.

Хотя в истории еще были пробелы, я стала лучше разбираться в порядке событий. Человеческой натуре присуще создавать истории, чтобы объяснить мир, который иначе будет хаотичным и темным. Жизнь — это немного больше, чем серия накладывающихся друг на друга историй о том, кто мы такие, откуда пришли и как боремся за выживание.

То, что мы называем новостями, вовсе не новости: войны, убийства, голод, чума - смерть во всех своих проявлениях. Глупо приписывать особое значение каждому событию, но мы все время это делаем.

В данном случае, кажется любопытным, что Пинки Флойд, с которым наши дорожки пересеклись шесть месяцев назад, проявился снова, на этот раз, связав меня с мужчиной в морге. Это помогло мне понять некоторые связи. Дэйс выбрал меня не случайно. Он действовал по рекомендации общего знакомого. Работы я не получила, но всегда есть шанс, что случайное упоминание может привлечь будущего клиента.

Теперь два телефонных звонка и мое имя на клочке бумаги в чужом кармане больше не были загадкой. Я остановилась и поправила себя: было три звонка, последний — из офиса коронера.

Вдруг я вспомнила, что на моем автоответчике в офисе запечатлелось несколько звонков, где звонивший просто вешал трубку. Их было штук шесть, когда кто-то звонил в мое отсутствие и решил не оставлять сообщения. Не было причины предполагать, что звонивший был одним и тем же человеком, и не было основания воображать, что этим человеком был Р.Т.Дэйс. Но такое было возможно. Сейчас уже ничего нельзя сделать, и я почувствовала мгновенное, неясное сожаление.

Поскольку я находилась всего в трех кварталах от дома, я решила заехать и узнать, как обстоят дела у Генри с котом. Я уехала из дома задолго до того, как Вилльяму надо было ехать на прием к неврологу, и мне было интересно также узнать о его состоянии.

Я нашла место напротив таверны Рози и обратила внимание, что тент был снят. Рабочий закрывал окна внизу, и я подумала, что и квартира и ресторан прошли хорошее проветривание.

Я заперла машину, прошла полквартала и завернула во двор. Не было видно ни Генри, ни кота, ни Вилльяма. Кухонная дверь была открыта и я постучала по притолоке. Через некоторое время со стороны гостиной приковылял Вилльям и придержал для меня дверь.

Я вошла в кухню.

- Генри нет, но он сейчас вернется. Садись и не обращай внимания, если я буду стоять. Мне лучше, когда я на ногах.

- Я видела, что они убрали термитный тент. Ты останешься здесь или переберешься домой?

- Я пойду домой, если смогу. Уверен, что Генри будет рад меня здесь больше не видеть.

- Как насчет кухонного оборудования и припасов? Их не должны забрать обратно?

- Я думаю, это может подождать, пока Рози вернется.

- Я буду рада помочь. Если ты будешь руководить, мы с Генри можем это сделать.

Я села на стул и поставила сумку на пол. Вилльям оперся на стол, используя трость для баланса. Мне был виден двор, так что я замечу Генри, как только он появится.

- Как прошел визит к врачу?

- Доктор Метцгер осмотрел меня, и кажется не думает, что сейчас необходимо делать МРТ.

Он сказал «пока». «Всегда держи патроны наготове» - так он это представил. Он выписал противовоспалительное, обезболивающее и расслабляющее мышцы. Еще я буду ходить на физиотерапию три раза в неделю. У меня есть разогревающий пакет, который я буду использовать до физиотерапии и охлаждающий — после.

Я чувствовала, что Вилльям смущен тем, что его медицинский прогноз был понижен с предсмертного, возвышенного состояния до приземленных таблеток, пакетов со льдом и физиотерапии. В придачу к неправильному рассчету того, что касалось кота.

- Слава богу, что ты вернулся домой вовремя. Если бы ты остался еще на четыре дня во Флинте, страшно представить, до чего дошел бы твой ишиас. По крайней мере, ты под наблюдением специалиста.

- Доктор тоже сказал, что я поступил так, как он бы сделал на моем месте.

- Точно. Ты молодец. Когда начинается твоя физиотерапия?

- Завтра днем. Кажется, это не очень далеко отсюда. Конечно, я не хочу беспокоить Генри, поэтому могу взять такси.

- Где ты спал этой ночью? Я подумала, что обе спальни забиты вещами из ресторана.

- Он предложил мне диван, но я решил лучше спать на полу. Когда я лег, что было нелегко, я держал колени приподнятыми, так что спина была плоской и хорошо поддерживалась.

Я спал так хорошо, как мог при данных обстоятельствах.

- А что слышно насчет кота?

- Генри поймал кота и повез к ветеринару, недалеко отсюда. Он перепробовал все, чтобы убедить кота выйти из кустов, но боюсь, что не преуспел. В конце концов он нашел ветеринара в желтых страницах. Он надеялся, что она одолжит нам клетку-ловушку, но она уже одолжила ее группе, которая спасает уличных кошек. Она порекомендовала кусочек вареной курицы, и это сработало, как по волшебству. Кот даже позволил посадить себя в переноску. Не помню, говорил ли я, но у бедняги нет хвоста. Просто обрубок, покрытый клочком шерсти. Не знаю, что с ним случилось. Генри сказал, что кот жалкий — уродливый, злой и несговорчивый.

- Не такой уж несговорчивый, иначе Генри не удалось бы посадить его в переноску.

- Ты права. Я об этом не подумал. Я не возражаю, что Генри злится на меня, но не хочу, чтобы он вымещал все на коте.

- Генри не будет этого делать, как ты думаешь?

- Он не хочет кота и что-то придумал, но я не знаю, что именно. Он со мной почти не разговаривает, так что у меня не было шанса его расспросить. Он точно хочет избавиться от бедняжки.

- Ты же не думаешь, что он собирается его усыпить?

- В таком настроении он способен на все. Он отказывается держать кота здесь. Особенно после всех страданий, которые перенесла Нелл.

- А ветеринар не может найти для него дом?

- Посмотрим. У Генри нет терпения. Он позвонил Льюису, и Льюис сказал то же самое, что говорил все время: отнеси кота к пруду и покончи с этим. Генри говорит, что бы ни случилось, это моя вина, что не предупредил заранее. Его знакомого покусал уличный кот, больной кошачьей лихорадкой. Рука распухла втрое. Он неделю пролежал в больнице.

Генри говорит, зачем рисковать? Блохи и бог знает какие болезни. Он говорит, судьба кота будет на моей совести.

- Генри сказал это?

- Что-то подобное. Я думал, что делаю доброе дело, но Генри непредсказуемый. Он может быть бессердечным.

Я заметила движение и выглянула как раз вовремя, чтобы увидеть, как машина Генри подъехала к дому. Он подождал, пока поднимется автоматическая дверь, и въехал в гараж.

Я услышала, как хлопнула дверца машины, и Генри появился через мгновение, с переноской в руках, которая была заметно легкой и скорее всего пустой.

С каменным лицом он вошел в кухню и отставил переноску в сторону.

- Вот и все, - заявил он и, заметив меня, сменил тон с ворчливого на более приятный.

- Ты дома рано.

Я что-то пробормотала в ответ, чувствуя, как жестоко разочаровалась в этом человеке. Конечно, он не обязан был оставлять себе кота только потому что Вилльям решил притащить его через всю страну. Он никогда не проявлял интереса к животным, и я никогда не слышала, чтобы он упоминал домашних питомцев. Но все равно рассчитывала, что он поступит правильно, даже если будет ворчать.

Генри повернулся к Вилльяму.

- Ты мне должен пятьдесят долларов.

Вилльям не собирался спорить. Он и так боялся гнева Генри и раскаивался, что послужил причиной такого беспорядка, хотя должен был расстроиться из-за кота больше, чем я.

Вилльям достал кошелек, отсчитал купюры и протянул Генри.

- Можно узнать, за что это?

- Ветеринару пришлось усыпить кота, и это столько стоит.

Мы с Вилльямом оба воскликнули «О!» от жалости и растерянности.

- Что такое с вами? - спросил Генри, переводя взгляд с одного на другого.

- Если б я знала, что ты собираешься убить кота, то взяла бы его себе.

- О чем ты говоришь? Она не убила кота. Она чистит ему зубы и дала снотворное. Я должен забрать его в пять.

- Правда? - воскликнула я. - Ну, это здорово!

Казалось, Генри чувствовал себя не очень уверенно, когда продолжил:

- Ветеринар сказала, что это японский бобтейл, редкая порода. Вообще-то, она видит такого в первый раз за всю свою карьеру.Бобтейлы активные и очень умные, их легко приучить к поводку. И разговорчивые, что я и сам заметил. Два человека в комнате ожидания заметили его и выразили желание забрать у меня прямо сейчас, но мне не понравилось, как они выглядели. У одного была маленькая собачонка, которая коту сразу не понравилась, а другой была молодая женщина, которая показалась мне безответственной. У нее было много сережек в ушах и обесцвеченные волосы, стоявшие шипами по всей голове. Я сказал ветеринару, что ни за что бы не доверил кота таким людям.

- Ну, прекрасно, - скзала я, с облегчением растирая грудную клетку в области сердца. - Так это мальчик?

- Он был мальчиком. Видимо, его кастрировали какое-то время назад. Ветеринар говорит, что это уменьшает агрессию и убережет его от драк с другими котами. Еще она обратила внимание, что у него гетерохромия, то-есть глаза разного цвета. Один голубой, другой — золотисто-зеленый. Такие котята стоят дороже обычных.

Вилльям поерзал, желая задать вопрос, без того, чтобы вызвать гнев Генри.

- Ты уже подумал об имени?

- Конечно. Кота зовут Эд.

Вилльям поморгал.

- Хороший выбор.

- Замечательный, - сказала я.


6


Пит Волинский


Май 1988, на пять месяцев раньше


Пит игнорировал телефонный звонок, дав ему отзвониться и включиться автоответчику, пока он разбирал накопившуюся за неделю почту. Машинально он послушал свое сообщение, подумав, что всегда старался, чтобы его голос в записи звучал мужественно, зрело и доверительно.

- Эйбл и Волинский. Нас сейчас нет в офисе, но если вы оставите ваше имя и телефон, мы перезвоним вам, как только вернемся. Мы ценим ваш бизнес и с нетерпением ждем, чтобы обслужить вас эффективно и ответственно.

Вообще-то никакого Эйбла не было. Пит обзавелся мифическим партнером, чтобы их агенство появлялось вверху списка частных детективов.

Звонившему не было нужды представляться, потому что он звонил шесть-восемь раз в день.

- Слушай, сукин сын. Я знаю, что ты там, так что перейдем к делу. Если не заплатишь то, что должен, я приду с мясным тесаком и отрежу твой бесполезный хрен...

Пит слушал с любопытством. Это опять был Барнаби, звонивший по поручению финансовой ассоциации «Аякс», чьи официальные требования были изложены в письме, которое он держал в руках, пока придурок из той же компании плевался ядом.

По правде, упорные послания, были такими же надоедливыми, как и ежедневные звонки, и все это действовало ему на нервы — оскорбительные тирады от клоунов, которые не годились для нормальной работы. Ну какой дурак может проводить свои дни в офисе, изводя приличных граждан по поводу их настоящих или воображаемых долгов? Большинство коллекторов были грубыми, неприятными, хитрыми и безнравственными. Он фильтровал их звонки, стирая сообщения в ту же минуту, как звонивший озвучивал свои требования.

Если ему случалось снять трубку, разрешая одному из кредиторов дозвониться, он обрушивал на него звук ручной сирены, что обеспечивало парню глухоту минимум на час.

Он делал исключение для Барнаби, у которого было неплохое воображение и угрозы отличались особой жестокостью. Как только он запишет заслуживающие внимания обличительные речи еще за неделю, можно будет подать жалобу в государственную профессиональную комиссию.

Пит выбросил письмо от «Аякса», вместе с просроченными извещениями, повестками в суд, заочными решениями суда и угрозами подать в суд. Единственный оставленный конверт содержал в себе предложение кредитной карты, что заставило его рассмеяться вслух. Эти идиоты никогда не уймутся. Пит поправил очки, наклонился к заявлению и заполнил его.

Он использовал свое имя. Остальную личную информацию он выдумал на ходу — работу, банковские счета. Интересно, будет ли компания настолько глупа, что действительно выдаст ему кредитную карточку?

Его не особенно волновало безденежье само по себе. Ему не нравились неприятности, необходимость страдать от криков и оскорблений, допросы о его намерениях, что заставляло его выдумывать отмазки или, еще хуже, говорить откровенную ложь. Ему не очень нравилось врать, но какой у него был выбор? Работы было мало, и это продолжалось уже полтора года. Он не платил за свой маленький офис три месяца. Он избегал там появляться, потому что хозяйка могла нагрянуть без предупреждения, требуя оплаты. Она требовала наличных, отказываясь от чеков Пита, после того, как уже третий был возвращен из-за недостаточности фондов.

Пит взглянул на часы, удивившись, как быстро пролетело время. Было 9.43. У него была встреча в 10.00, предложение работы, которое явилось счастливым сюрпризом. Парень по имени Виллард Брайс, молодой человек, судя по голосу, явно непривычный к услугам частного детектива. Во время разговора Пит пытался настаивать, чтобы узнать область проблемы, но парень не захотел объяснить. Пит подозревал супружеские дела, в которых всегда тяжело признаться постороннему человеку.

Он снял с вешалки спортивный пиджак, обернул шею шарфом, запер за собой дверь и зашагал к машине, размышляя о своих жизненных обстоятельствах.

В свои лучшие дни он терпеть не мог связываться с семейными делами, которые были эмоциональными, беспорядочными и редко приносили хороший доход. Подтверди интуицию женщины, что муж ей изменяет, и она вдруг разворачивается в противоположную сторону, отрицая правду, даже если фотографии разложены перед ней. Если Питу удавалось убедить ее, она была слишком рассержена или слишком расстроена, чтобы оплатить его услуги.

С другой стороны, если он заверял жену в невиновности мужа, она заявляла, что он не выполнил свою работу. Зачем платить детективу, который ничего не нашел? Почему это стоит тридцать баксов в час? - спрашивала она раздраженно.

Работать на стороне мужа было не лучше. Пит мог раскопать сбережения бывшей жены, представить доказательства, что она купила кондоминиум на Гавайях, в то же время утверждая, что скудные выплаты мужа не удовлетворяют ее нужд. Но когда наступает время суда, муж вынужден заплатить такие крутые издержки, что у него не остается денег для детектива, который предоставил всю амуницию.

Он поехал на север по шоссе 101, отмахиваясь от косых взглядов обгонявших его водителей.

Его «форд» 1968 года не давал больше восьмидесяти километров в час. Глушитель шумел, а ярко-красная окраска вылиняла до розовой. Это было не так уж плохо для машины возрастом двадцать один год, с пробегом 450 тысяч километров. В холодные утра требовалось немало усилий и уговоров, чтобы завелся мотор, выпуская облачка темного дыма, видимые в зеркало заднего вида. Он купил машину во времена, которые, как он мог судить сейчас, были пиком его карьеры. Она жрала литр бензина на 6 километров, но зато практически не требовала ухода.

Пит не хотел задумываться над фактом, что потенциальный клиент жил в Колегейте, но в этом не было ничего хорошего. Колгейт был унылым районом одинаковых домишек, построенных на земле, где раньше росли сады цитрусовых и авокадо. Жители преимущественно были работягами — сантехники и электрики, автомеханики, продавцы и мусорщики. Конечно, не нищие, но получающие зарплату, которая едва выдерживала борьбу с инфляцией. Вообще-то, все они зарабатывали больше него, но это было ни то, ни се.

Черт возьми, когда-то он был хорошим детективом, да и сейчас прекрасно справлялся с работой. Если он и срезал углы иногда, то считал это сугубо личным делом. Он рано научился тому, что в его деле много не заработаешь, если быть слишком разборчивым в средствах. Пока он делал то, что от него требовалось, клиенты закрывали глаза на все остальное. Большинство из них не хотели вникать в его методы работы. Годами он обходил деловые и профессиональные законы, которые управляют практикой частных детективов.

Загрузка...