"О" - значит опустошенный

- Спасибо большое. Похоже на то, что мне придется приехать еще раз, чтобы с ней поговорить...

- Почему бы не заехать и поговорить по пути из города? Салон открыт до шести, так что она точно там будет.

Я помолчала. Зов Санта-Терезы был таким сильным, что я чувствовала, что меня засасывает в дверь.

- Вы здесь?

- Я здесь. Я подумаю об этом. Но дома сложилась чрезвычайная ситуация.

- Как хотите, - сказал он, и телефон замолчал.

Я поставила сумку на пол и остановилась, чтобы оценить свое умственное и физическое состояние. Враждебность Итона сыграла роль, но удар не достиг меня до этого момента, когда я думала, что нахожусь в безопасности. Наверное, так чувствует себя боксер, после того, как покинет ринг. Во время поединка вы слижком заняты, танцуя, отступая и наступая, посылая удары и пытаясь предугадать следующее движение соперника. Теперь, когда я, в переносном смысле, вернулась в раздевалку, я почувствовала все полученные травмы. Я обессилела. Я была избита. Болело между лопатками. Шейные мускулы были напряжены, и головная боль сжимала череп, как купальная шапочка на несколько размеров меньше. Если еще учесть новости о Феликсе, у меня совсем не оставалось сил.

Я приложила руку ко лбу, как делала тетя Джин, когда проверяла у меня температуру. Она не испытывала сочувствия к больным, так что этот жест обычно являлся прелюдией к тому, что она говорила мне «не ной». Что было именной той командой, которую я дала себе.

Я проехала 250 километров, чтобы сделать дело, и я еще не закончила. Что я смогу сделать для Феликса, кроме того, что стоять под дверью его палаты и мучиться? От задержки на тридцать минут не будет никакой разницы.

Я дошла до офиса и вернула ключ. Вернулась к машине, закинула сумку на заднее сиденье и села за руль. На Честер свернула направо, следя за нумерованными улицами от двадцать второй до девятнадцатой. Вывеску салона трудно было не заметить. С правой стороны, посередине квартала. Перед ним даже было свободное место у тротуара.

В 4.00 я уже сидела в приемной салона. Мне повезло, что они принимали клиентов без записи, и Анна была единственной маникюршей. Сейчас у нее была клиентка. Мне не нужен был маникюр, но когда меня спросили, что мне нужно, было легче занять очередь на маникюр, чем объяснять, в чем дело. В ожидании я листала альбом с фотографиями различных причесок. Большинство было вырезано из журналов, и ни одна мне не подходила.

Зачем платить, когда вполне можешь позаботиться о себе дома?

Одна из двух парикмахеров подстригала волосы джентльмену, а другая работала над женщиной, окрашивая пряди ее волос, которые выбивались из-под алюминиевой фольги.

Подошел еще один клиент, и третий стилист появился откуда-то сзади. Я смотрела, как женщина уселась, пока парикмахер доставала свои инструменты. Она встряхнула халат и одела задом наперед на женщину, чтобы уберечь от волос ее одежду.

Джентльмен встал, оставил чаевые и расплатился в кассе за свою стрижку. Анна пересадила свою клиентку со своего рабочего места к соседнему, пустому. Женщина села и подставила свои свежевыкрашенные ногти под фиолетовый свет, видимо, чтобы ускорить процесс высыхания. Я посмотрела на часы и увидела, что прошло десять минут. Мне не терпелось отправиться в путь, но я успокоила себя, чтобы выполнить задание, которое я сама себе поставила.

17

Анна подошла к стойке и сделала мне жест заходить. Я вошла и заняла место у ее столика.

Я совершенно незнакома с правилами этикета салонов красоты. Пробормотала приветствие, но не представилась. Анна не назвала свое имя и не спросила моего. Стол передо мной был устлан чистыми белыми полотенцами. Я протянула руки ладонями вниз, а она наклонилась и принялась изучать мои ногти.

- Где вы делаете маникюр?

- Никогда в жизни не делала.

Я ожидала комментария, но ее лицо оставалось нейтральным. Кредо маникюрши: Профессионал не должен никого осудждать. Профессиональная маникюрша не критикует тех, кто пришел к ней за помощью. Если мои ногти были бы в порядке, зачем бы мне понадобилась она?

- Ногти становятся лучше, если о них заботиться. Я дам вам перед уходом несколько образцов. Вы хотите прямые или закругленные?

- А как вы думаете?

- Закругленные. Утонченные пальцы лучше смотрятся.

Я внимательно присмотрелась к своим ногтям, пытаясь разглядеть в них то, что видела она.

Ну да, немножко зазубренные там и сям, но чистые. И я их не обкусывала, что должно было засчитываться в мою пользу.

Справа от нее была прозрачная полочка с бутылочками лака для ногтей. Были представлены все цвета, от темного похоронного до огненно-красного. Розовые шли от нейтрально-бежевого до яркой фуксии, которая мне совсем не нравилась.

- Вы знаете, какой цвет хотите?

- Я не крашу ногти.

- Я их отполирую. Все равно у меня мало времени. Сегодня много работы. Вам повезло, что сейчас никого не было.

Анна открыла маленький ящик и достала пилочку для ногтей. Взяла мою левую руку, как будто это был посторонний объект, одна из пары перчаток. Подпилила ногти на этой руке и оставила ее на столе. Подошла к раковине и наполнила маленькую мисочку теплой мыльной водой. Вернулась на место и поместила туда мою левую руку. Пока она отмокала, занялась правой рукой.

Я хотела завязать разговор, но не знала, с чего начать. Есть что-то интимное в том, когда кто-то занимается частями твоего тела: стрижка, массаж, удаление волос с зоны бикини. Последнее - не более, чем слухи, насколько это касается меня. Когда ты в руках эксперта, ты отдаешься процессу. Поскольку Анна сосредоточилась на моих руках, я смогла получше ее рассмотреть.

Она была хорошенькая, хотя немного мрачноватая — темные брови, длинные темные волосы, собранные в высокий узел, который держался зубцами большой пластмассовой заколки. Несколько выбившихся прядей обрамляли лицо. Кожа была безупречной. В одном ухе был ряд маленьких золотых колечек. Пирсинг был сделан так близко, что казалось, она вставила в ухо золотую спираль. На ней были джинсы и футболка с глубоким вырезом.

Наконец она заговорила, обращаясь к моим ногтям.

- Я знаю, кто вы такая, так что не нужно ходить вокруг да около.

- Наверное, вам позвонил ваш брат.

- Шутите? В ту же минуту, как вы вышли за дверь. Он был злой, как черт, что вам не нужно объяснять.

Она вытащила из воды мою левую руку и положила перед собой на полотенце, промокая, как листок салата. Подвинула миску и положила отмокать правую руку, пока нанесла на кутикулы левой жидкость молочного цвета.

- Очень жаль, что я его расстроила. Я не хотела. Надеялась, что справлюсь с этим получше.

- Не обращайте внимания. Он у нас - королева драмы. Откуда вы узнали, где я работаю?

- От его домохозяина.

- Большая Крыса. В школе он учился на класс старше Итона. Какое-то время я с ним встречалась, если сможете себе представить.

- Почему-то не могу.

- Тогда нас будет двое. Мне было шестнадцать, и я считала его первым парнем на деревне.

Она замолчала, сосредоточившись на работе.

- Думаю, вы знаете о завещании вашего отца.

- Мы все знаем. Большие переговоры час назад. Я думала, телефонные провода загорятся.

- А ваша мать знает?

- Она всегда все знает. Почему вы спрашиваете?

- Мне интересно, что она чувствует по поводу смерти вашего отца.

- Она сказала : «Слава богу», если это вам о чем-то говорит. Мэйми, вот за кем вам лучше следить. Даже у мамы с ней проблемы. Вот уж где нашла коса на камень. Они все время бодаются.

Она взяла маленькие ножницы и обрезала кожу на кутикулах.

- Мэйми — это жена Итона, если вы не в курсе.

- Я с ней не встречалась, но слышала ее имя. Она была на работе.

- Эта женщина — просто электровеник.

- Как так?

- Она — городской офицер, который занимается соблюдением правил и рассмотрением жалоб. Содержание собственности в надлежащем состоянии, нарушение границ, брошенные автомобили, все, что угодно. Напишите жалобу, и она не успокоится, пока проблема не исчезнет. Очень жаль, что ее не было, когда папаша пьянствовал. Она бы живо вернула его в норму.

- Я так понимаю, что у вашей матери это не получилось.

- Мэйми, это такой тип, который вываливает все прямо в лицо. Мама льстит и манипулирует. Она большой специалист по вызыванию чувства вины.

Она помолчала и взглянула на меня. Это был первый раз, когда мы встретились взглядом, и меня поразила яркая голубизна ее глаз.

- Если вы уже поговорили с Итоном, зачем приходить ко мне?

- Я оставила ему бумаги, но не была уверена, что он передаст их вам и Эллен. Послушайте, я понимаю, что это тяжело...

- Вовсе нет. Вы знаете, какое дело было папочке до нас? Он спился до смерти. Вот как много он о нас думал. Мы были последними в очереди. Он провел нашу мать через ад. Не то, чтобы она совсем не заслужила...

Анна достала из ящика подушечку для полировки и принялась полировать мои ногти, сосредоточившись на своем занятии.

- Если вы хотите что-то порекомндовать для организации похорон вашего отца, это ваш шанс. Есть какие-нибудь заявки?

Она слегка улыбнулась.

- Убедитесь, что он точно умер, прежде, чем его хоронить. Мы не хотим, чтобы он явился назад, без приглашения. Столько, сколько он пил, он, наверное, замариновался. Можно сэкономить на бальзамировании.

Я понятия не имела, куда повернуть разговор дальше, поэтому молчала. Наблюдала за ее работой. Молчание, казалось, не беспокоило ее.

Закончив с полировкой, она открыла большую банку с кремом и растерла порцию между ладонями. Взяла мою руку и начала массировать пальцы и ладонь.

- Итон говорит, вы никогда не встречали папашу. Говорит, вы никогда его не видели, пока он не умер.

- Это правда. Я понятия не имела, что мы родственники.

- И вы получили все деньги. Повезло.

- Я в этом не участвовала.

- Уверена, что нет. Мой старик был дерьмом.

- Он не был совсем плохим. Друзья хорошо о нем отзываются. Говорят, он был очень умным. Он хотел получить диплом по ландшафтному дизайну?

- Вечность назад, когда мы были маленькими. Он брал нас на прогулки и рассказывал о природе. Маму это всегда бесило.

Анна взглянула на дверь, заметив клиентку, которая только что вошла. И, как будто бы я настаивала, продолжила:

- Мы на него молились. А она была семейной святой и не любила конкуренции.

- Он сделал для каждого из вас альбом, который сам проиллюстрировал.

- Извините, но ко мне сейчас пришла клиентка, и она не любит ждать. Она постоянная и дает хорошие чаевые. С вашей работой, могу поспорить, такие вещи вас не очень волнуют.

- И я должна платить здесь или в кассе?

- Платите ей, - сказала Анна, взглянув на кассиршу.

Поскольку она упоминула чаевые, я решила, что лучше не скупиться. Достала из кошелька десятку и сунула под полотенце. Кажется, это смягчило ее настрой.

- Если хотите, мы с Элен можем встретиться с вами попозже и выпить.

Я состроила лицо, которое должно было выражать сожаление.

- Я бы хотела, но мне нужно домой, и я выписалась из мотеля.

- Вы не можете найти другую комнату?

- Я могу, но мне нужно возвращаться.

Она казалась шокированной, что, я уверена, было напускным.

- Так это все? Вы оставляете бумаги и отказываетесь объяснить? Итон упоминал такие вещи, как «утверждение завещания». Я даже не знаю, что это такое.

- Я тоже не знала. Я учусь по ходу дела. Вам нужно попросить адвоката объяснить, как работает система. В этом случае, если вам нужен юридический совет...

- Теперь мы должны платить адвокату? Вы с ума сошли? Вы являетесь сюда, говорите, что нас лишили наследства, а теперь мы должны нанимать юридического эксперта? Где взять деньги?

- Я просто посоветовала вам услышать мнение кого-то, кто не замешан в этом по самые уши, как я. Позвоните в Юридическую Помощь и узнайте, чем они могут помочь. Я не думаю, что вы должны спрашивать совета у меня, это не самый лучший путь для вас. Почему бы вам не поговорить с Эллен и не послушать, что скажет она?

- Почему это я должна делать? Это вы все знаете, вы и объясняйте.

Я закрыла глаза, стараясь удержаться от желания упасть на ее руку и укусить до кости.

- Ладно. Если вы дадите мне ее телефон, буду рада с ней поговорить.

- Вы не хотите поговорить с ней лицом к лицу? Что это за фигня?

- Я не знаю, где она.

Анна посмотрела на меня и слегка пожала плечом.

- Можем встретиться в «Брендивайне». К восьми ее дети лягут спать, и Хэнк сможет за ними присмотреть.

- Где находится «Брендивайн»?

- На Минг. Посмотрите в телефонной книге.

Мы обменялись еще несколькими деталями, относящимися к делу, и когда я закрывала за собой дверь салона, она доставала пакет чистых инструментов для клиентки, которая заняла мое место. У кассы мне сказали, что маникюр стоит пятнадцать баксов, и я отругала себя за то, что не заплатила вперед и не вычислила чаевые, согласно этой сумме.

* * *

Меня немного смущала встреча в баре, где по выходным играла группа Итона, но Анна заверила, что они не выйдут на сцену до 10 часов. Пока что она сказала, что тамошние бармены ее знают, мы сможем спокойно поговорить, и к нам не будут приставать противные недоумки.

Я вышла из салона и нашла заправку, чтобы воспользоваться перерывом и наполнить бак.

Пока рабочий протирал ветровое стекло и проверял воздух в шинах, я собрала четвертаки и закрылась в телефонной будке возле туалета.

Я прикинула, что Генри уже встретил Рози в аэропорту, отвез ее к таверне и поехал в больницу. Я понятия не имела, как его найти. Он должен быть где-то в отделении интенсивной терапии, но я сомневалась, что они принимают междугородние звонки, а медсестры точно не станут прерывать свою работу, чтобы бежать и звать кого-то к телефону.

Я опустила пару монет и набрала домашний номер Генри. Конечно, ответил автоответчик, и я оставила сообщение о том, что мои планы изменились. Сказала, чтобы он не ждал меня ночью. Даже если моя встреча с Эллен закончится в 9.00, мне не хочется после этого ехать два с половиной часа. Я заплатила за бензин и поехала по городу в поисках мотеля. Доехала до Макдональдса и свернула. Хотя в 5.30 еще рановато для ужина, я ждала достаточно, чтобы умять гамбургер с сыром, вместе с картошкой и кока-колой.

Вернувшись на Тракстун, уже ставшую моей любимой улицу, я увидела «Холидей Инн». Он выглядел как дворец, по сравнению с Трифти Лодж. Поскольку с этого момента я отвергла экономию, цены показались вполне сносными.

Добравшись до своей комнаты, я разделась и приняла душ, выйдя через пятнадцать минут из ванной с чистой головой и чистым сердцем. Растянулась на кровати, рассчитывая закрыть глаза на двадцать минут, и переживала за Феликса. Я понятия не имела, что происходило.

Все, что мне было известно — боггарты напали на него, в связи с рейдом в лагере.

Я вскочила через час и сорок пять минут, и мне пришлось поторопиться, чтобы одеться, забрать «мустанг» со стоянки и приехать в «Брендивайн» в 8.00.

В этот час клуб был практически пустым, как и предсказывала Анна. Я остановилась в дверях, чтобы оглядеться. Два бармена готовились к работе, передвигали бутылки, высыпали лед из пластмассового ведерка. Официантка стояла, опершись локтями на стойку и болтала с ними. В автомате негромко играла музыка. Я расслышала мелодию из «Грязных танцев», которая могла предвещать что-то хорошее. Хриплая тяжелая музыка появится потом, когда меня уже не будет... я надеялась.

Поскольку Анны не было видно, я уселась за столик, откуда могла наблюдать за входной дверью. В главном помещении было полутемно и пахло пивом. Кондиционер был включен на полную мощность, в ожидании толпы. Слева от меня было возвышение, где должна была играть группа. Я собиралась уйти до того, как появится Итон. Были слышны удары биллиардных шаров друг о друга, и я рассудила, что в задней комнате находится биллиард.

Наконец я увидела Анну. Она переоделась. В качестве туалета для вечера пятницы она выбрала облегающую красную кожаную мини-юбку, красную майку с блестками и десятисантиметровые каблуки. Ее манеры тоже изменились. Исчез трудолюбивый эксперт по кутикулам. Она находилась в режиме охоты, и оделась, чтобы убивать наповал. Ее глаза были подведены черным, а помада — такого же огненно-красного цвета, как и ногти. Волосы по-прежнему поддерживала заколка, но они были уложены французским валиком, вместо узла на макушке. Она надела длинные сережки, которые покачивались и блестели, когда она двигалась. С ней никого не было.

Когда она скользнула на стул напротив меня, ее сопровождало целое облако парфюма. Она встретилась глазами с одним из барменов, который заранее знал, что она будет пить. Вскоре появилась официантка, с мартини на подносе. В глубине плавали три оливки, а на стакане был тонкий налет льда.

Анна взглянула на меня.

- Что вы пьете?

- Шардонне.

Официантка сделала отметку и удалилась.

Анна взяла стакан.

- Конец долгой недели. Извините, что не жду.

- Я думала, что Эллен придет с вами.

- Скоро придет. И Хэнк тоже. Его мать живет недалеко, и сказала, что присмотрит за детьми.

Так какие планы? Остаетесь?

- Я сняла комнату в «Холидей Инн».

- Хорошо.

- Здесь вы проводите вечера по пятницам?

- И по субботам. Я встречаюсь с парнем, который играет на клавишных в группе Итона.

- Вы так с ним познакомились?

- Наоборот. Я уговорила Итона пригласть его, когда другой парень ушел. Вы откуда приехали? - сменила она тему, как будто ответ вылетел у нее из головы.

- Из Санта-Терезы.

- Здорово. Как там с клубами?

- У нас их нет.

- Вот черт.

Она отпила мартини, держа стакан за ободок. Ее ногти выглядели прекрасно, и я взглянула на свои, для сравнения. Мои она не покрывала лаком, а отполировала, но они до сих пор блестели. Я вспомнила ее замечание о моих утонченных пальчиках и разложила их на столе, как я надеялась, в красивой позе.

Анна подвинула салфетку поближе и осторожно поставила на нее стакан. Интересно, не опьянела ли она уже.

- Итон сказал, что вы частный детектив.

- Это правда.

Она насадила оливку на конец длинного красного ногтя и держала, как конфету на палочке.

- И что нужно, чтобы получить такую работу?

Она сомкнула губы вокруг оливки и начала жевать.

- Долгая стажировка. Вы работаете на частного детектива с лицензией, пока не наработаете нужное количество часов.

- И сколько нужно?

- Шесть тысяч. Если работать сорок часов в неделю, пятьдесят недель в год, потебуется три года.

- Но нужно иметь диплом о высшем образовании.

- У меня его нет. Я проучилась пару семестров в городском колледже, но не закончила.

- Я вообще никогда не ходила в колледж. Я младшая в семье. Когда пришло мое время, папа уже сидел в тюрьме, и денег уже не было.

- Каких денег?

- За дом. Мама продала его, когда вышла замуж за Гилберта и переехала к нему. Они построили новый. Триста квадратных метров, и гараж на три машины. Выглядит совсем как Тара из «Унесенных ветром».

- Как насчет Итона? Он учился в колледже?

- Нет. У него был шанс, но он занимался своей карьерой. Знаете, что мне досталось? Большой толстый ноль. Я понимаю, что папа ничего нам не оставил, но нельзя как-нибудь взять в долг из наследства? Я, конечно, вам отдам.

- Пока что, деньги не мои.

- У Эллен, хотя бы, есть муж, - сказала она, непонятно к чему.

- У нее есть дети?

Анна подняла вверх три пальца.

- Как и у моего брата. Помните эту английскую писательницу, Вирджинию, как ее там?

Она щелкнула пальцами. - Вулф.

- Я о ней слышала, но не читала.

- Я была в книжном клубе пару месяцев. Мы читали роман об одном дне из жизни леди, которая устраивает прием. «Миссис Даллоуэй» называется. Как будто кому-то есть дело.

Короче говоря, она покончила с собой, писательница, не хозяйка. И знаете, как она это сделала?

- Понятия не имею,- ответила я. Интересно, к чему она ведет?

- Набрала в карманы камней и вошла в реку. Утонула. Все кончено. Я думаю, что дети так действуют. Забеременеешь, и можно набивать камнями карманы.

Появилась официантка с моим белым вином, которое оказалось милосердно плохим. Бонус в данных обстоятельствах, поскольку я считала, что работаю, и не хотела пить слишком много.

Анна оперлась подбородком на руку, глядя на меня большими голубыми глазами.

- Санта-Тереза дорогая? Для таких, как я, кто снимает жилье?

- Вообще-то, да. Многие выбирают Колгейт на севере или Винтерсет на юге.

- Сколько стоит небольшая студия?

- Шестьсот в месяц.

- За студию? Вы шутите.

Я пожала плечами.

- Такие цены.

- И вы где, в лучшей части города?

- Я внизу, у пляжа.

- Шестьсот баксов в месяц — большие деньги. Сколько вы зарабатываете?

- Достаточно. А вы думаете переезжать?

- Ну, я точно не хочу оставаться в таком городе, как этот. Провести остаток жизни в Бэйкерсфилде? Серьезно. Мне двадцать шесть лет. У меня бесперспективная работа, и я сплю вместе с собакой, в свободной комнате моей сестры. Там даже нет туалета, так что надо бегать в другой конец коридора. Двести баксов в месяц, и я помогаю по дому. И она считает себя благодетельницей.

- Я понимаю, почему вы хотите перемен.

- Если бы мне когда-нибудь удалось свободно вздохнуть. Знаете, что меня достает? Даже если я захочу переехать в Санта-Терезу, или в другое хорошее место? Я не знаю там ни души, и мне негде будет остановиться, пока я ищу работу. Платить вперед за два месяца аренды? Об этом надо забыть.

- Может быть, вам нужно скопить немного денег.

- С моей зарплатой? Ага.

Она уставилась на меня своими глазищами.

- Я не думаю, что вы знаете кого-нибудь, кто мог бы меня приютить.

- Сразу не вспомню.

- Это только временно, и я смогу платить что-то. Немного, но я буду счастлива помогать.

- Если я услышу что-нибудь, дам знать.

Я надеялась, что тема истощилась, но она прервалась только, чтобы отпить из своего стакана.

- Во сколько вы выезжаете домой?

- Пока не уверена. Зависит от того, во сколько я встану. Рано.

- Потому что я подумала, что смогу присоединиться. Раз вы все равно уезжаете. Я могу составить компанию.

- А как же работа? Разве вы не должны предупредить за две недели?

- У меня минимальная зарплата. Почему я еще что-то им должна?

- Хотя бы из вежливости.

- Да, конечно. Вам легко говорить. Так как насчет этого?

- Насчет чего?

- Я еду с вами. После всего дерьма, которое вы на нас вывалили, мне полагается что-то, вы не думаете?

Я уставилась на нее. Даже ради собственной жизни, я не могла придумать ответ.

18

Я отвела взгляд и увидела пару, стоявшую у входа. Они оглядывали зал.

- Это Эллен и Хэнк?

Поскольку мы с Анной были единственными посетителями, Хэнку не составило труда нас заметить, и он приветственно поднял руку. Анна поманила его к столику,как будто бы он мог

случайно сесть куда-нибудь еще.

Он был высокий, стройный и чисто выбритый, с коротко подстриженными светло-русыми волосами. Он протянул руку, представившись:

- Хэнк Вагнер.

- Кинси Миллоун.

У него было крепкое рукопожатие. На нем были джинсы и оливково-зеленая футболка, которая сидела так, будто была на него сшита. Он бы идеально выглядел на рекламном щите для рекрутирования в десантные войска. Рядом с ним Эллен казалась маленькой. Светлые волосы были густыми, и подстрижены так, что обнимали ее голову. Челка доходила до бровей, как вязаная шапочка, низко натянутая от холода. Было совсем непохоже, что она родила троих детей. Маленькая и тоненькая, она, возможно, всегда выглядела как шестиклассница, плечи слегка ссутулены, джинсы висят на бедрах. Туфельки-балетки на босу ногу. Я повернулась к ней и протянула руку.

- Кинси. А вы — Эллен?

Она едва пожала мне руку. Я видела, что ее губы шевельнулись, но улыбка погасла, и она не смотрела мне в глаза. Сначала я решила, что она расстроена, но потом поняла, что она настолько застенчива, что едва может разговаривать. Хэнк отправился в бар за напитками, а Эллен возилась со своей сумочкой, прилаживая длинную ручку на спинку стула. Наверное, это было для нее странное чувство, когда не надо волноваться насчет бутылочек, памперсов и подтирок, уж не говоря о пластиковых пакетах с печеньем.

Появился Хэнк, с пивом для себя и маргаритой для нее. Минут десять мы болтали на нейтральные темы. Анна и Эллен пошли в дамскую комнату, оставив меня наедине с Хэнком. Он был приятным, хотя ничего не предлагал, возможно, не знал, с чего начать. Все, что он знал обо мне, это то, что я стащила пятьсот тысяч долларов из семейного сундука.

Учитывая, что расспрашивать людей — моя профессия, я была рада сломать лед.

- Кем вы работаете?

- Электриком. Мой отец — владелец компании. Мой брат тоже там работает.

- Хорошо, - сказала я, представляя себе пояс с инструментами и вольтметр. - Как вы познакомились с Эллен?

- Она работала официанткой в «Вул Гроверс». Вы там бывали?

- Я в городе только один день и еще многого не видела.

- Это баскский ресторан на Девятнадцатой. Вы должны попробовать, если будет возможность. Еда хорошая, и ее много. После того, как умерла моя мама, мы ходили туда ужинать пару раз в неделю с отцом и братом.

- Эллен работала официанткой? Она кажется слишком застенчивой для такой работы.

- У нее хорошо получалось. Среди незнакомых она делается молчаливой и странной. Через какое-то время она расслабляется. Мне самому понадобилось время, чтобы узнать ее. Мы два года встречались и шесть лет женаты.

- Анна говорила, что живет с вами.

- Да, мэм. Вообще-то, я сначала познакомился с Анной. Она делала маникюр моей маме, когда еще работала в другом салоне.

- Сколько она уже живет у вас?

- Она говорила, что на три недели, но прошло уже полтора года.

- Немного неудобно, не так ли?

- Немного. Дом маленький. Она тихая, надо отдать ей должное. Поздно ложится и поздно встает, так что мы должны следить, чтобы дети не шумели. Она должна была платить за комнату, но это продолжалось недолго. Она платила, может быть, пару месяцев. С тех пор не давала нам ни цента. Она покупает слишком много одежды, и ей, наверное, не хватает.

- Ну, это нехорошо.

Он пожал плечами.

- Этим занимается Эллен. Она спросит про деньги, и Анна говорит: «Конечно, нет проблем».

Пока Эллен напомнит ей в следующий раз, проходит месяц.

- Почему вы ее не выгоните?

- Это не мое дело. Эллен знает, что должна попросить ее уйти, но не может заставить себя это сделать. Она говорит, что Анна ее сестра, что я могу понять, но все равно.

- Они трое дружны? Итон и его сестры?

Хэнк пожал плечами.

- Пока Элен делает то, что они хотят. Они заявляют, что она всегда была папочкина любимица, а они такие бедненькие. Это ерунда, но они так часто это повторяют, что она сама поверила. Она боится с ними спорить, потому что не хочет, чтобы кто-нибудь на нее сердился. Я думаю, что единственная причина, что он лишил ее наследства вместе с остальными, это то, что он знал - Итон и Анна уговорят ее отдать все им.

- Я рада, что я — единственный ребенок.

- Жаль, что она — нет.

Подошла официантка с маленьким подносом, на котором принесла две стопки текилы и еще одну маргариту, которые поставила перед пустым стулом Эллен.

Когда Анна с Эллен вернулись, я увидела, как Эллен осушила первую стопку, не моргнув глазом. Села поудобнее, взяла свою маргариту и сделала два больших глотка.

Я следила за ней. Текила может оказать плохое действие. Я видела, как здоровенные мужики ломали стулья и пробивали кулаком стены. Я не думала,что она начнет драться, но было ясно, что она собралась напиться. Смотреть, как она пьет, было как видеть расцветающую розу на убыстренной съемке. После первой стопки ее сдержанность потускнела. После второй она стала общительной, солнечной и готовой говорить о чем угодно.

Я предполагала, что после третьей она ослабеет, а после четвертой — развалится на куски.

Хэнк с Анной пошли поиграть в биллиард, и я подвинула свой стул, чтобы разговаривать с Эллен, не повышая голоса. В баре было еще тихо, хотя начали подтягиваться завсегдатаи.

Как бы я ни боялась затрагивать тему Дэйса, я решила, что должна с этим покончить. Я не думала, что необходимо возвращаться к факту, что я никогда с ним не встречалась. Итон и Анна уже обсудили это достаточно.

В подобной ситуации я не люблю манипулировать, если только не исчерпаны другие возможности. Я не против придавать форму разговору, но предпочитаю создать атмосферу, в которой люди говорят искренне, вместо того, чтобы говорить то, что я хочу услышать.

Вежливый разговор ни о чем, это искусство не высказываться напрямую, создавая пространство в пространстве, где всякое может случиться. Я действительно чувствовала, что должна подкинуть дровишек в огонь. Поймала ее взгляд.

- Анна говорит, что у вас было семейное обсуждение. У вас нет вопросов?

- Ничего особенного. Вы знаете...

Фраза уплыла. Я сомневаюсь, что она знала, что хочет сказать.

- Я хотела убедиться, что вы знаете о слушаниях в декабре. Это суд Санта-Терезы, и смысл в том, что у вас будет возможность оспорить условия завещения, если вы захотите это сделать.

- Меня это не волнует. Итона и Анну, может быть, но меня — нет.

В глаза не смотрит, но произнесла две фразы подряд, что я сочла хорошим знаком.

- Я сказала им обоим, что было бы полезно посоветоваться с адвокатом, прежде чем принимать решение.

Эллен взяла вторую стопку, осушила ее и посмотрела на меня. Ее глаза были такими же голубыми, как у Анны, но не такими большими. В результате она казалась искренней, когда я точно знала, что Анна морочит мне голову.

Она изящно коснулась уголка рта.

- Вы знаете, что меня огорчает? Папа никогда не видел моих детей. Последний раз, когда он появился, мы с Хэнком были в Йосемите. Мы вернулись в воскресенье вечером, когда его уже не было, так что я услышала обо всем позже. Итон плюнул на него. Он вам рассказывал?

Я покачала головой. - Я знаю, что они поссорились.

- Он плюнул папе прямо в лицо. Он рассказывал об этом так, будто гордится. Анна относилась к нему, как к дерьму. Она ко всем мужикам так относится, но к папе — особенно.

- Откуда вся эта враждебность?

- Итон защищал маму, а Анна присоединялась. Они оба считают, что все плохое в нашей жизни пошло от папы.

- А что чувствует ваша мама?

- Она его ненавидит. Она не признается в этом, но это правда.

- Анна говорила, что она снова вышла замуж. Что за человек ваш отчим?

- Гилберт построил для нее большой новый дом. Можно подумать, что она должна быть счастлива, но нет.

- Это плохо. Интересно, в чем проблема?

- Все получилось не так, как она ожидала. У Гилберта есть деньги, и она думала, что это будет ответом на ее молитвы.

- И что пошло не так?

- Ничего особенного. Она ожидала, что жизнь станет лучше, а она такая же самая.

- Она давно была с ним знакома?

- Наверное. Они познакомимлсь в церкви. После того, как папу посадили, они ушли из той церкви и присоединились к другой. Она говорит, что люди сплетничали у нее за спиной.

- Он вам нравится?

- Он хорошо относится к моим детям.

- А что еще?

- Он слюнтяй.

Я засмеялась, потому что слово было неожиданным.

- Как насчет вашего отца? Каким он был?

- Знаете что? Он просто был милейшим человеком. Даже пьяный он не становился злым или раздражительным, ничего такого. Я знаю, что он потерял контроль над собой из-за пьянства, особенно в конце. Может быть, я должна злиться на него, но я не злюсь. После несчастного случая он страдал от боли. Вы знаете, что он упал?

- Кто-то упоминал об этом.

- Он должен был знать, что ему нельзя пить, когда он принимал все эти таблетки, но он все равно пил. Я по нему скучаю.

- Когда вы видели его в последний раз?

Она допила маргариту, отставила стакан и взялась за следующую, из которой отпила глоток.

Ничего в ее манерах не говорило о том, что она пьяна, но я чувствовала, как ее охватывает печаль.

- В тюрьме, перед тем, как его перевели в Соледад. Мама не хотела, чтобы мы ехали. Она говорила, что ему будет стыдно. Итон и Анна все равно не хотели его видеть, но я хотела.

Я знала, что, когда его увезут, он будет слишком далеко, и как я туда доберусь? Мне только что исполнилось пятнадцать, и я не водила машину. Я знала, что не могу рассчитывать на маму. Она бы и слушать меня не стала.

- Как же вам это удалось?

- Я нашла в желтых страницах его адвоката. Позвонила и спросила, сможет ли он меня отвезти. Не знаю, как он это сделал. Должны быть правила, насчет твоего возраста.

- Адвокаты умеют уговаривать.

- Да. Папу всего трясло. Все время говорят, что заключенные могут получить все, что захотят... алкоголь и наркотики...но папа держался на расстоянии от других парней. Он их боялся. Мама говорила, что в Соледаде он получал столько алкоголя, сколько хотел. Не знаю, как у него это получалось, но она так нам говорила.

- О чем вы говорили?

- Ни о чем. Всякие глупости. Что можно сказать, когда вам пятнадцать, и вашего отца обвиняют в убийстве девочки такого же возраста? Мне не разрешили оставаться долго.

- Наверное, вам пришлось тяжело.

- Знаете что? Я была уверена, что он невиновен. Даже тогда, когда все думали, что он виноват.

- Хорошо, что у вас был шанс увидеть его трезвым.

- Он собой гордился. Он сам бросил... без посторонней помощи. Ладно, может быть, он пил в Соледаде, но кто бы не пил? И потом, когда он вышел, он, наверное, выпил, чтобы отпраздновать.

- Его друзья говорили, что он участвовал в программе и, по крайней мере, пытался исправиться. Может быть, уже было слишком поздно. Трудно сказать.

- Он был один, когда умер?

- Он был один, когда его нашли, так что можно сказать, да.

Какое-то время Эллен молчала, и я понятия не имела, что происходит в ее голове.

В конце концов она сказала:

- Может быть вы не знаете, но папа был крупным мужчиной. Выше метра восьмидесяти и почти сто тридцать килограммов, до того, как алкоголь добрался до него. В тюрьме он как будто уменьшился. Все время, пока я была там, его руки тряслись. Лучше бы я этого не видела. Выглядело, как белая горячка, но это было другое. Он был до смерти напуган.

- Тюрьма — страшное место, если вы к ней не привыкли.

- Однажды Хэнк рассказал мне историю. Когда он рос, у них была собака, большой дог.

Руперт был очень умным, но у него была душа маленькой собачки, и он никогда не понимал, какой он большой. Когда его водили к ветеринару, он всегда дрожал с головы до ног, убежденный, что ветеринар собирается его усыпить. Взрослый громадный пес, и трясся, как осиновый лист. Хэнк говорил, это было очень смешно. Хотя было трудно удержаться, они старались не смеяться, потому что пес все понимал. Как будто ему было стыдно. Как будто он знал, что происходит что-то смешное, и не был уверен, смеются ли над ним. Они никогда не могли убедить его, что ему ничего не грозит. Потом, когда ему было двенадцать, он заболел, и конечно, его повезли к ветеринару, и конечно, ветеринар сказал, что придется его усыпить. Что было странным, пес издал низкий певучий звук, как будто наступило то, чего он всю жизнь боялся, и это не было таким плохим. Потому что, вместо того, чтобы над ним смеяться, все обнимали и целовали его и говорили, как его любят.

Она немного помолчала.

- Если бы я была там, я бы держала папу за руку.

* * *

В конце концов я оказалась в другой комнате и смотрела, как Анна играет в биллиард.

С ее красной кожаной мини-юбкой и блестящим топом, большинство болельщиков скорее интересовал ее зад, чем ее игра. Ее соперница могла быть ее близняшкой, женщина примерно такого же возраста и с похожей фигурой. Только цвета различались. Анна была темноволосой, а у женщины была рыжая коса, обернутая вокруг головы, как корона. На ней было облегающее черное платье до середины бедра, с большим квадратным вырезом. Я видела, как она входила, вместе с парнем, похожим на байкера: толстым, лысеющим, с густыми подкрученными усами и маленьким золотым колечком в ухе.

Суждение было необоснованным и, возможно, неточным. Я уверена, что существует бесчисленное количество стройных, красивых байкеров, разъезжающих по нашим дорогам.

Может быть, это был прославленный нейрохирург, для которого пышногрудые рыжеволосые девицы служили отдыхом после бесконечных часов в операционной. Она играла с сосредоточенностью, которая меня восхищала, и в конце концов Анна проиграла. К этому времени она перешла с мартини на шампанское, что, возможно, подействовало на ее координацию, когда она опрокидывала каждый узкий бокал, как будто это был яблочный сок. Мясистый парень занял ее место, и мы оказались рядом, машинально наблюдая за игрой.

- Вы знаете эту женщину? - спросила я.

- Это Марки. Она здесь все время.

- Чем она зарабатывает на жизнь?

- Не тем, чем вы думаете. Она занимается эстетикой.

- А, - ответила я, хотя не вполне была уверена, что это значит. Проститутка, кажется, подходила больше, но что я знаю?

Не знаю, почему я не уходила. Я устала, и от плохого вина разболелась голова. Бар был полон, и уровень шума казался непереносимым. Сигаретный дым придавал воздуху молочную бледность. Эллен и Хэнк подошли к нам, чтобы попрощаться, они не хотели злоупотреблять добротой его матери. Эллен опиралась на Хэнка, будто пол наклонился, и последнее, что я видела, одна нога у нее подкосилась, как будто бы она попала в дыру.

Хэнку пришлось ее поддержать. Скорее всего, я больше не увижу никого из них.

Мне пришло в голову, что это был последний шанс перед отъездом получить информацию от Анны.К счастью, она больше не напрашивалась в попутчицы. У меня не было причины верить, что она примирилась с тем, как ее отец распорядился наследством, но была еще одна тема, которую мы не затрагивали.

Я посмотрела на ее пустой бокал из-под шампанского. Мимо прошла официантка, и Анна помахала бокалом, просигналив, что ей нужна добавка. Если ее шампанское было подобно моему паршивому шардонне, ее с утра ожидает классическое похмелье, но меня это не касалось. Из трех детей Дэйса только Эллен, кажется, было дело до отца. Двух других я бы вычеркнула за жестокосердие.

По крайней мере, Анна разговаривала со мной. У меня не было шанса добраться до Итона. Он был неумолим, не желая признавать малейшее очко в пользу отца. Интересно, мои родственники видели меня такой же упрямой и неблагоразумной в том, что касалось семейных дел? Если всегда быть уверенным в своей правоте, все сводится к черному и белому. С этим гораздо легче иметь дело, чем со всеми оттенками посередине.

К Итону остался маленький вопрос, и я решила, что могу задать его и Анне.

- Можно вас спросить?

- В обмен на что?

- Перестаньте и будьте хорошей девочкой.

- Только быстро.

- Итон сказал кое-что, что меня озадачило. Точно не помню, но у меня сложилось впечатление, что он не убежден, что его отец был невиновен. Он думает, что Дэйс каким-то образом причастен к убийству девочки?

- Откуда я знаю, что он думает? Почему вы не спросите его?

- Да ладно. Такой злой, как он сейчас, он вряд ли будет отвечать на мои вопросы.

- Я не хочу говорить об этом.

- Почему?

- Потому, что это скучно.

- А вы верите, что ваш отец имел отношение к убийству девочки?

- Какая разница?

- Разница между тем, верить или не верить в то, что он совершил хладнокровное убийство.

Казалось бы, это должно иметь значение, но, видимо, нет.

Появилась официантка со свежим бокалом шампанского на подносе. Анна взяла его и подняла в вооображаемом тосте.

- Будем здоровы.

Я прикоснулась своим бокалом к краю ее бокала.

- Знаете, в чем ваша проблема? - спросила она. - Вы думаете, что все решено и подписано. Только потому что он вышел из тюрьмы, не значит, что он невиновен.

- Это именно то, что сказал Итон! Слово в слово.

- Наконец-то общее мнение.

- Разве вы не почувствовали облегчение, когда он был оправдан? Это ничего для вас не значило? Он приехал сюда, думая, что вы будете счастливы. Эллен сказала, что ваш брат плюнул ему в лицо, а вы обращались с ним, как с дерьмом.

- Вы действительно утомляете, вы знаете об этом?

- У нас всех есть маленькие недостатки. Давайте вернемся к теме.

- Какой?

- Вы думаете, что он был виновен?

- Может быть.

Она подумала и пожала плечами. - Возможно.

- В тот вечер он был дома. Ваша мать дала показания в его пользу.

- Она пыталась защитить его.

- От чего? Он ничего не сделал.

- Тогда, где он был?

- Дома, с ней.

Анна помотала головой.

- Он был там ранним вечером, но потом ушел. Вернулся после двух часов ночи. Откуда мы знаем, что он не был с Германом Кэйтсом?

- Не было никаких доказательств, связывающих его с преступлением.

- Никаких доказательств не нашли. Это не значит, что он там не был.

- Кэйтс отказался от своих показаний. Он признался, что солгал. Ваш отец не имел никакого отношения к смерти Карен Коффи.

- Слова стоят дешево, что, я уверена, вы знаете.

- Я не понимаю, откуда это взялось.

- Присяжные признали его виновным. Она сделала, что могла, но этого было недостаточно.

- В газете писали, что там была соседка.

Анна отмахнулась.

- Миссис Брэндл. Старая сплетница. Мама говорит, что она не знает, о чем болтает. В любом случае, я не должна была ничего говорить. Мама сделала то, что должна была. У нее могли быть неприятности.

- А вы были дома в этот вечер?

Она помотала головой.

- Мы с Эллен были у нашей двоюродной сестры. Она устраивала пижамную вечеринку на свой день рождения, и мы обе пошли.

- А что насчет Итона?

- Он уехал на соревнования со школьным оркестром. Не знаю, где был этот фестиваль. Мне было двенадцать, и я не обращала внимания на такие вещи. Помню, что он уехал в автобусе с другими ребятами и вернулся в воскресенье.

- Как вы можете быть настолько убеждены, что ваш отец виновен, когда никто из вас не знает, был он дома, или нет? На чем основано ваше мнение?

- На том, что она нам сказала, ясно?

- Вы говорите, что ваша мать лгала насчет этого?

- Вы можете прекратить?

Я уставилась на нее.

- Ваша мать лгала под присягой?

Анна отвернулась от меня, ее лицо замкнулось. Я не думала, что смогу еще что-нибудь из нее вытянуть, если не сменю тактику.

- Давайте забудем об этом. Срок давности в любом случае прошел, так что это не проблема.

Мне интересно, как вы узнали, что она его покрывала. Это должно было быть после суда.

Она смотрела в другой конец комнаты.

- Если вы просто скажете мне, когда, это не причинит вреда вашей маме.

- Зачем вам знать?

- Мне просто интересно. Через два года? Через пять?

- Не понимаю, почему это имеет значение.

Я замолчала и смотрела, как она взвешивает вопрос в поисках ловушки.

- Это правда, что вы сказали насчет срока давности?

- Конечно. Я точно не знаю, сколько он длится, но сколько прошло, пятнадцать лет? Никто ничего ей не сделает через столько лет.

- Это было после того, как отец позвонил Итону, сказать, что его выпустили. Он сказал, что судился с государством и получил деньги. И хочет приехать и поговорить об этом.

- Правда? И она никогда ничего не говорила до этого?

- Я вижу, что вы пытаетесь сделать какие-то выводы, но это все бесполезно. Он был пьяницей. Раньше, позже и всегда. Мы заслуживали лучшего.

Она увидела что-то за моей спиной и сказала:

- Черт. Посмотрите, что притащила кошка.

19

Я повернулась в сторону арки, которая отделяла биллиардную от общего зала. Большая Крыса прокладывал себе путь через толпу, с кружкой пива в руке, двигаясь в нашем направлении. Я повернулась обратно и поняла, что Анна исчезла. Я увидела в дверях промельк ее блестящего топа и поразилась, с какой скоростью она двигалась. В это время Большая Крыса широко улыбался. Как и Анна, он был в режиме охоты, переодевшись в черную спортивную куртку с черной рубашкой под ней. Серебристый галстук добавлял веселенькую ноту.

Проследив мой взгляд, он спросил:

- Куда она сбежала?

- Кто знает?

- Извините, что прервал ваш тет-а-тет, но должен сказать, она не выглядела счастливой.

- Как вы узнали, где я?

- Я не знал. Сначала заглянул в Трифти Лодж. Подумал, что вы новенькая в Бэйкерсфилде, я могу показать вам город, на худой конец, отвести в Брендивайн. Вашей машины не было на стоянке, так что я хотел оставить вам записку, когда дежурный сказал, что вы съехали. Я вспомнил, что вы говорили о чрезвычайной ситуации дома, так что решил, что вы уехали из города. Я подумал, какого черта, можно пойти сюда, раз уж собирался. Захожу, а вы здесь.

Здорово, правда? Купить вам что-нибудь выпить?

- Не думаю, но спасибо. Мне уже пора спать.

- Одну порцию. Давайте. Что вы пьете, шардонне или совиньон бланк?

Он поймал мой взгляд и засмеялся.

- Вы не думали, что я что-то знаю насчет белого вина, правда?

- Спросите, есть ли у них что-нибудь получше того, что они наливают. Если нет, я буду пить воду со льдом.

- Сейчас вернусь.

Я смотрела, как он пробирается через толпу, и в какой-то момент подумывала, не исчезнуть ли мне. Это казалось невежливым, после того, как он действительно помог мне, рассказав, где работает Анна. Ожидая его возвращения, я раздумывала над тем, что говорила Анна.

Она не сказала прямо, что ее мать лгала под присягой, но это был вывод, к которому я пришла, а она не опровергала. Неудивительно, что двое из троих детей так враждебно настроены. Эвелин подставила своего мужа. В их головах у него не было алиби, значит, он был виновен. Ложь под присягой — преступление, и я не понимаю, зачем она в нем призналась, если только это не было правдой. Она рисковала тем, что ее накажут, разве что истек срок давности, о чем я не имела никакого понятия, несмотря на мои заверения Анне.

Фактически, даже если она солгала, это никак не повлияло бы на ситуацию с юридической стороны. Все трое мертвы: Герман Кэйтс, его соучастник и Терренс Дэйс, человек, которого несправедливо осудили. Обвинение с Дэйса сняли, но хитроумное признание Эвелин имело больше веса в глазах детей, чем решение суда. Ее заявление меня раздражало. Время, когда оно было сделано — тоже. Почему это она вдруг «раскололась»? Этого я не могла понять.

Она прямо не обвиняла его ни в чем. Она просто открыла дверь, раздувая маленькие угольки подозрения в головах детей. И сейчас я сомневалась, что когда-нибудь можно будет установить правду.

Среди общего шума, который значительно стих, я услышала аплодисменты, а потом мужской голос запел. Я подумала, что это музыкальный автомат, но в этот момент подошел Большая Крыса и принес мне бокал белого вина.

- Это Итон.

- Вы шутите.

Я подошла к двери и посмотрела на сцену, где разместилась группа музыкантов, пока шел биллиардный матч. Итон сидел на деревянном табурете, ярко освещенный, голова опущена к гитаре. Шум утих, и он начал петь. На нем была та же одежда, в которой я видела его дома — джинсы, ботинки, белая рубашка с планкой впереди, которую он немного расстегнул.

Он выглядел совершенно не таким, как человек, с которым я разговаривала сегодня.

Пение превратило его из простого смертного в кого-то из другого царства. Я моргала, пытаясь сопоставить этот образ с человеком, которого я видела всего несколько часов назад.

Его голос был мягким, манера — расслабленной. Меня поразила душа, которая сияла через эту песню. Может быть, это была техника, а может — врожденный талант. Казалось, он ни на что не обращал внимания, настолько поглощенный своей музыкой, как будто был в комнате один.

Я оглядела толпу и увидела то же восхищенное внимание. Он казался совершенно не на месте в таком банальном окружении, и в то же время — полностью дома. До меня дошло, что эти люди пришли сюда ради него. Зал был заполнен страстными поклонниками и верными последователями, которые пришли специально, чтобы послушать его выступление.

Я видела такое раньше, эту одержимость, и понадобились годы, чтобы отделить правду от иллюзий.

Мой второй муж, Даниэл Уэйд, был музыкантом. Когда я впервые его увидела, он играл на пианино в баре, в центре Санта-Терезы. Было уже поздно. Воздух пропитался табачным дымом, как он пропитался здесь. Я даже не помню сейчас, почему оказалась там, и была ли с кем-то еще. Даниэл, с его облаком вьющихся золотых волос, наклонился над клавишами, как алхимик. Он играл, как ангел. Его талант был магическим, философским камнем, который обещал превратить металл в золото. Я видела его сквозь туман притяжения. Я влюбилась, не в человека, а в мираж. Слушая, как он играет, я решила, что он был таким необыкновенным человеком, как обещала его музыка. Мне хотелось верить. Я переносила на него качества, которыми он не обладал, качества, которые только казались проступающими откуда-то из глубины. Не знаю, понимал ли он, какой эффект производит, но я обвинила его в нечестной игре и обмане. Он привык к восхищению, и до него, возможно, не доходило, что его способности заслоняли реального него. Я думала, что вижу правду о Даниэле, когда на самом деле, это была тень на стене.

А сейчас здесь был Итон Дэйс, чьи метаморфозы изменили мое мнение о нем. Было что-то неотразимое в его голосе, печаль, мудрость и надежда. Что он делает в Бэйкерсфилде?

Я не могла себе представить, что он станет знаменитым и успешным в таком месте, но было ясно, что никто из сильных мира сего не обнаружил его талант и не предложил помощь.

Рядом материализовался Большая Крыса со словами:

- Парень умеет петь. Прямо, как рок-звезда. Я впечатлен.

- Я тоже.

- Откуда что берется? Вообще-то, он козел.

- Видимо, нет. Или можно быть козлом и талантливым одновременно.

Я осталась на весь концерт. Я ожидала, что группа будет любительской: громкой, неслаженной, играющей популярные песни, намного лучше звучавшие в оригинальном исполнении.

Вместо этого они играли свою музыку, блюзовую и джазовую. В какой-то момент Большая Крыса исчез, наступило 11 часов и прошло, и я поняла, что было уже слишком поздно для меня. Прошла официантка, и я сделала универсальный жест для получения счета.

Она кивнула и пошла к бару. Группа сделала перерыв, и временный вакуум вдруг заполнился громкими разговорами и смехом. Вместо магического места это снова был только бар, плохо освещенный и противно пахнущий. Вернулась официантка и вручила мне кожаную книжечку с чеком, свисающим, как язык. Я подошла к ближайшему столику, где освещение было получше. Открыла книжечку и взглянула на длинный список цен, который шел через весь лист. Общая сумма была 346 долларов и 75 центов.

- Погодите, погодите. Это не мое. У меня было два бокала вина.

- Анна сказала, что вы расплатитесь.

- Я?

- Разве это была не ваша вечеринка?

- Мы пришли вместе, но я не назвала бы это своей «вечеринкой».

- Теперь можете назвать. Все остальные ушли.

Я снова посмотрела на чек.

- Это должна быть ошибка.

- Нет. Я так не думаю.

Она заглянула мне через плечо, используя ручку, чтобы показать на каждую строчку.

- Два пива. Это Хэнка. Симпатичный парень, правда? Эллен выпила три маргариты и две стопки текилы.

- Я насчитала две маргариты.

- И вы будете спорить со мной из-за каждой ерунды? Она заказала третью, когда вы были в другой комнате, смотрели, как Анна играет в биллиард. Теперь видите это? Анна заказала два мартини и это, когда перешла на шампанское.

- За двести девяноста баксов? Сколько бокалов она выпила?

- Она заказала бутылку. Она любит «Дом Периньон». Она хотела за 82 год, но я ее отговорила.

- Не могу поверить, что они это сделали со мной.

- Наверное, вы не очень хорошо их знаете. Я бы сразу вам сказала, если бы хорошо попросили.

Я порылась в сумке, нашла кошелек и достала карту Американ Экспресс.

- Мы не принимаем АмЭкс. Только Визу или Мастер Кард.

Я вытащила вторую карточку, это была Виза. Она осмотрела ее.

- У вас есть документ с фотографией?

Я чудом сдержалась, открыла кошелек и держала так, чтобы в окошечке было видно водительское удостоверение.

- Не обижайтесь. Босс заставляет нас проверять. Сейчас вернусь.

- Вы слишком добры, - сказала я, но она уже шла к бару, где передала чек и мою кредитку ближайшему бармену. Вскоре она вернулась, с копией чека и квитанцией трансакции. Протянула мне ручку. Какое-то время я мучалась, пытаясь определить, сколько дать на чай.

Она ведь не подавала мне еду.

- Здесь платят очень хреново, - сообщила она. - Мы делим наши чаевые с барменами, и остается очень мало. Мы едва сводим концы с концами. А у меня двое детей.

Я добавила к чаевым пять процентов, получилось десять. Я оглянулась только у самой двери.

В дальней комнате рыжая девица, с которой Анна играла в биллиард, стояла, прислонившись к стене, а Итон проводил пальцем вдоль ее квадратного декольте. По какой-то сверхъестественной интуиции он посмотрел в мою сторону, и увидел, что я за ним наблюдаю. Я вышла до того, как он отреагировал.

* * *

В 2.35 я села в постели. Откинула одеяло, прошла через комнату к письменному столу, куда швырнула сумку. Как в большинстве мотелей, яркий свет с парковки освещал все поверхности. Я взяла сумку и порылась во внешнем кармане в поисках своих каталожных карточек. Сняла резинку и начала их перебирать, словно готовясь к карточному фокусу.

Выбери любую карту. Я включила настольную лампу, отодвинула стул и неуютно устроилась на кожаном сиденье, которое было ледяным из-за кондиционера. Хотя я скромна в пользовании океанской водой, в мотелях я поддерживаю арктическую температуру. Холидэй Инн любезно предоставил мне запасное одеяло, которое я достала с ближайгей полки.

Я ложилась спать в обычных футболке и трусах, натянув одеяло почти на голову. Теперь я почувствовала холод. Вернулась в кровать, прислонила две толстые подушки к спинке и опять нырнула под одеяла. Проверяя справочник Полк за 1942 год, я нашла две семьи Дэйсов: Стерлинга и Клару, которые жили на 4619 Парадиз роуд и Рэнделла Джей и Гленду, живших на 745 Дэйзи лайн. В справочнике за 1972 год я нашла Р. Терренса и Эвелин, тоже на 745 Дэйзи лайн, и предположила, что пара могла переехать в дом его родителей. Еще я записала имена и адреса соседей с каждой стороны. Пилчеры, которые жили рядом с Терренсом и Эвелин в 1974 году, потом исчезли. По другую сторону, в доме 743, Лорелеи Брэндл тоже не было, но была какая-то Л. Брэндл на Ралстон. Я проверила имя во второй раз, в текущей телефонной книге и в этот раз записала номер телефона. Выключила свет и зарылась под одеяла.

Я проснулась снова в 6.00 и не сразу поняла, где нахожусь. До сих пор в Бэйкерсфилде. Везет же мне. Я бы все отдала, чтобы оказаться дома, в собственной кровати. Полежала немного в нерешительности. Поскольку бегать я не собиралась, у меня было время еще раз проверить свой мысленный список. Когда все обдумаю, займусь делом. Единственный оставшийся вопрос не имел ничего общего с моими делами как распорядителя завещания.

Я хотела знать, что задумала Эвелин Дэйс. На кон была поставлена репутация человека, и это меня беспокоило. Я поняла, что надеялась найти возможность реабилитировать Дэйса в глазах его детей, но двое из трех были невосприимчивы, и мне не удалось расшевелить их.

Хотя, технически, эта моя работа не оплачивалась, полмиллиона долларов намекали на другое. Это была самая высокооплачиваемая работа, которую я когда-либо выполняла, и я решила удовлетвориться условиями.

Я позавтракала в кафе отеля, выбрав апельсиновый сок, холодные хлопья, ржаной тост и три чашки кофе. Вернувшись в комнату проверила свои записи. Было 8.35, что казалось ранним, но вполне возможным для утреннего звонка в субботу. Я сняла трубку и набрала номер Л.Брэндл на Ралстон стрит. Я одинаково ждала как успеха, так и поражения. Был серьезный шанс того, что я на ложном пути, и эта Л. Брэндл никак не связана с той Брэндл, что жила по соседству с Терренсом и Эвелин Дэйс. Если так, то моя работе в Бэйкерсфилде закончена, и я могу ехать домой.

Телефон прозвонил три раза, и женщина сняла трубку.

- Алло?

- Здравствуйте. Могу я поговорить с миссис Брэндл?

Последовало молчание, и я не смогла удержаться, чтобы не продолжать, как будто добавочная информация могла изменить факты.

- Я звоню, потому что пытаюсь найти Лорелей Брэндл, которая жила на Дэйзи лайн в начале семидесятых.

- Она не может сейчас подойти к телефону. Могу я узнать, кто звонит?

- Правда? Это та самая Лорелей Брэндл, которая жила рядом с Терренсом и Эвелин Дэйс?

- Ее не называют «Лорелей». Она была Лолли с двухлетнего возраста.

- Извините.

- Она переехала сюда с Дэйзи лайн шесть лет назад. Эвелин Дэйс снова вышла замуж. Я думаю, она до сих пор в Бэйкерсфилде, но понятия не имею, где.

- Можно мне будет как-нибудь поговорить с Лолли?

Последовала пауза.

- Извините. Кажется, я не уловила ваше имя.

- Кинси Миллоун. Терренс Дэйс умер на прошлой неделе. Он..

- Я знаю, кто такой Терренс, дорогая. Все в городе его знают. Если не возражаете, можно узнать, какое отношение это имеет к Лолли?

- Это сложно объяснить, но, в общем, я - дальняя родственница мистера Дэйса, и я разговаривала с некоторыми членами семьи. Мы обсуждали вопрос, где он находился в ночь похищения Карен Коффи, и я подумала, что Лорелей...Лолли сможет нам помочь.

- Подождите минутку.

Я слышала, как она положила трубку на стол. Последовало долгое молчание. В конце концов она снова ответила.

- Я сходила ее проверить. Она неважно себя чувствует.

- Очень жаль это слышать. Я вчера приехала из Санта-Терезы и скоро поеду обратно. Я надеялась с ней поговорить. Вы за ней ухаживаете?

- Я ее кузина, Элис.

- Я заеду совсем ненадолго. Мне нужно всего несколько минут ее времени.

- Обычно я не стала бы этого делать, мисс...

- Миллоун.

Она понизила голос.

- Никто из родственников не навещал Лолли последние пять лет. Ей восемьдесят шесть, и она в депрессии. Если честно, я думаю, что визит может поднять ей настроение, несмотря на тему.

- И вы с ней обсудили это только что?

- Да. Кажется, ей нравится идея, иначе я не разрешила бы вам настаивать. В какое время вы можете прийти?

- Скоро. Вообще-то, прямо сейчас.

Ее молчание заставило меня опасаться, что она все отменит, но она сказала:

- Думаю, это подойдет.

- Спасибо. Я очень благодарна вам за помощь. Я в Холидей Инн в центре города. Я знаю ваш адрес, но не знаю, где это.

- Мы с восточной стороны кладбища. Улица Ралстон идет два квартала, между Саут Оуэнс и

Бульваром МЛК .

- Ой, вы можете рассказать, как мне доехать?

- Конечно. Мы всего в десяти кварталах.

Я записала ее инструкции, даже не позаботившись взглянуть на карту, потому что все было несложным. Положила трубку, и тут же телефон зазвонил снова.

- Алло?

Женский голос сказал:

- Могу я поговорить с Кинси Миллоун?

- Я слушаю.

- Это Мэйми. Жена Итона. Рада, что вас застала. Я боялась, что вы уже уехали. Как вы поживаете?

- Спасибо, хорошо. А вы?

- Хорошо.

Последовал миг молчания, который я не хотела заполнять разговором. Она сказала мягко:

- Я знаю, что у вас с Итоном вчера был долгий разговор, и мы не понимаем, кто вы такая.

Вы сказали ему, что Терренс был вашим любимым дядей, но Эвелин говорит, что у него не было племянниц или племянников.

- Итон неправильно понял. Мой отец был любимым дядей Терренса. У меня есть фотографии их вместе, много лет назад.

- Ваш отец, - сказала она без всякого выражения.

- Рэнди Миллоун. Его мать, мою бабушку, звали Ребекка Дэйс.

- Я бы не сказала, что это что-то значит.

- Мой отец родился в Бэйкерсфилде. Когда-то его семья и семья Дэйсов были близки. Вам ничего не говорит фамилия Миллоун?

- Я должна спросить Эвелин. При мне эту фамилию никто не упоминал. Вы что-то сказали о фотографиях, но я не уверена, что они нам могут сказать. Наверное, Эвелин сможет взглянуть и сказать, узнает ли кого-нибудь.

- К сожалению, фотографии до сих пор в депозитном ящике Терренса, к которому у меня нет доступа до слушаний по наследству. Я сама хотела бы знать больше о семейных связях.

- Я бы тоже. Я не хочу сказать, что творится что-то подозрительное, но помогло бы, если бы вы представили доказательство вашей личности. Иначе, кажется странным, что вы появляетесь ниоткуда и заявляете, что унаследовали деньги. Есть у вас подтверждающие документы?

- Я дала Итону копию завещания его отца.

- Я говорю о вас. Откуда мы знаем, что вы — та, за кого себя выдаете?

- Я могу показать вам свое водительское удостоверение и копию моей лицензии частного детектива. Давайте повернем вопрос, и скажите, как вы можете доказать, кто вы такая. Легче сказать, чем сделать.

- Наверное.

- Вас беспокоит что-то конкретное, или вся ситуация в целом?

- Немножко и то и другое. Я просмотрела бумаги, которые вы оставили, и мне непонятны некоторые вещи. Мы подумали, что нам нужно встретиться сегодня, потому что это может быть единственная возможность.

Я помолчала, сразу сопротивляясь, потому что мой отъезд снова отодвигался. Последнее, что мне хотелось, это встречаться с женой Итона - офицером по соблюдению правил, но я подумала, что лучше хотя бы притвориться, что готова сотрудничать.

- Я бы хотела встретиться, но чем это поможет? Я советовала Итону обратиться к адвокату.

Таким образом, его адвокат и мой смогут решить все вопросы. Я не хочу превращать это в личные споры с ним.

- Когда я сказала «мы» я не говорила о нем. Я имела в виду себя.

- А.

- Разговор может помочь нам выяснить отношения.

- Слушайте, я была бы рада объяснить, как попала в эту ситуацию. Что я не хочу обсуждать, это конкретные положения завещания.

- О? И почему бы это?

- Потому что это юридические вопросы. Я не адвокат, и насколько мне известно, вы тоже.

- Нет, я не адвокат. Так что вы рекомендуете? Я свободна сегодня утром.

Я быстро обдумала ситуацию. Насколько мне известно, она не имеет никаких законных прав в этом деле, и мне не хотелось подвергаться еще одному допросу. В то же время, кажется, она имеет значительное влияние в семье, так что если расположить ее к себе, это может снизить напряжение. И лучше встретиться лицом к лицу.

- Мне нужно вернуться в Санта-Терезу сегодня днем.

- Если мы собираемся встретиться, будет полезно иметь под рукой Эвелин. Она знает семейную историю лучше любого из нас.

- Я не хочу усложнять ситуацию.

- Это даст возможность не проходить с ней через все снова, если возникнет необходимость.

Если Эвелин будет присутствовать, она сможет задать вопросы, которые мне не придут в голову. Я уверена, что она оценит возможность изложить свою точку зрения.

- Вы думаете, она сможет быть объективной?

- Возможно, нет, но мы с вами тоже не сможем, так что, какая разница?

Должна признаться, бывшая жена Дэйса вызывала мое любопытство, ее незримое присутствие ощущалось на заднем фоне, с тех пор, как я впервые увидела ее имя в документах из депозитного ящика.

- Ладно. Думаю, это имеет смысл. У меня сейчас встреча, но она не продлится долго. Можем договориться на десять часов?

- Должно получиться.

- Хорошо. Я встречу вас в лобби, а там решим.

- Чудесно.

Неожиданно я сказала:

- Я видела Итона в Брендивайн вчера вечером.

- Неужели.

Я уверена, что кто-нибудь уже рассказал ей об этом.

- Это была идея Анны. Она привела Эллен с Хэнком, так что у меня была возможность познакомиться со всеми. Я была там достаточно долго, чтобы услышать выступление Итона. Он очень талантливый.

- Вы как будто удивлены.

- Наверное, да. Трудно поверить, что он не привлек внимания кого-нибудь в музыкальном бизнесе.

- Я уверена, что он ничего другого не хотел бы, только у него трое детей, и где бы они были, если бы его карьера стартовала?

Я вспомнила, как Бинки грызла дверную ручку. Если бы Итон уехал, ее младенческое сердечко было бы разбито.

- Это было бы тяжело.

- Да, было бы. По-моему, если он так хотел успеха, надо было его добиваться до того, как делать детей.

- Наверное, да.

Мы вежливо распрощались. Я повесила трубку, жалея, что согласилась встретиться.

Это не был разговор, которого я ждала с нетерпением. Меня влекло только любопытство к бывшей миссис Дэйс.

* * *

По дороге на Ралстон стрит я заехала в магазин, чтобы купить коробку конфет. Там были шоколадные конфеты с кокосом, вишней, нугой... все те, что я терпеть не могу. На коробке была птичка и корзина цветов, которые выглядели, как вышивка. Я могла бы купить конфеты без сахара, но зачем? За 6.99 долларов я еще выбрала букет из ромашек, альстромерии и какой-то пышной зелени, завернутый в целлофан.

Вернулась в машину и опустила окна. Стояла середина октября, и день был солнечным. Влажность, должно быть, была низкой, потому что, хотя термометр у банка показывал +25, в воздухе чувствовалась осень, и словно пахло сгоревшей листвой. Практически не было заметно, что деревья меняют цвет. Насколько я могла видеть местную флору и фауну, вечнозеленые деревья преобладали в пропорции три к одному. Кроме разнообразных пальм я различила манзаниту, можжевельник, калифорнийский лавр и калифорнийский дуб.

Дом на Ралстон был простым: темнозеленая одноэтажная коробка, со скромным двориком, огороженным штакетником. Ко всему не помешало бы приложить опытную мужскую руку.

Входная калитка провисла настолько, что мне пришлось приподнять ее, чтобы открыть.

Деревянные ступеньки крыльца нуждались в покраске. Я не знала, чего ожидать от кузины Элис. По голосу ее можно было принять за молодую женщину, но телефонные голоса могут обманывать.

Я позвонила. К стене у двери был прибит металлический почтовый ящик. В его окошке виднелась карточка с напечатанной надписью: Элис Хилдрет Фикс.

Женщине, которая открыла дверь, было за семьдесят. Я заподозрила, что она носит парик, потому что светлые волосы были слишком густыми и блестящими. Они доходили до плеч, а концы весело загибались. На ней был желтый свитер с круглым вырезом, серая твидовая юбка, гольфы и удобные туфли. Насчет гольфов я бы не догадалась, если бы она не спустила их до щиколоток, для улучшения циркуляции.

- Здравствуйте, я — Кинси. А вы — Элис?

- Да. Мать Лолли и моя были сестрами. Это для нее?

- Ой, извините, - сказала я передавая ей букет. Протянула коробку конфет. - Это тоже для нее.

- Очень мило. Заходите пожалуйста.

- Спасибо. Я очень благодарна, что вы разрешили мне зайти.

- Лолли на заднем дворе. Я вас представлю, но должна предупредить, что через десять минут она не вспомнит, кто вы такая. У нее деменция, и она легко сбивается с толку.

Я почувствовала, что мое сердце упало. Лучше бы она упомянула это по телефону. Мой оптимизм испарялся, пока я шла за ней через дом. Мне нужно спросить у Лолли о событиях, которые произошли шестнадцать лет назад. Когда я обдумывала план, это не казалось таким большим сроком. Теперь я беспокоилась, был ли в этом какой-то смысл.

20

Пит Волинский

Июль 1988, на три месяца раньше

В субботу Пит отправился в больницу Санта-Терезы и имел долгий разговор с медицинскими библиотекарями. Он объяснил, что он — журналист-фрилансер и работает над статьей о глюкотесе. Сказал, что другой человек сделал предварительные заметки, но Пит не смог толком разобрать его почерк, поэтому не уверен, что это такое, но должен написать статью в двух частях.

Эти две женщины осуществляли контроль над тысячами профессиональных текстов и медицинских журналов. Еще у них были компьютерные ресурсы, доступ к которым Пит не смог бы получить ни за деньги, ни за любовь. Видимо, никто никогда не просил их помочь, потому что скоро они изо всех сил предлагали ему все, что нужно. Усадили его за стол и предоставили медицинскую литературу, из которой он делал выписки. Он не совсем понимал язык и медицинские термины — доктора должны все усложнить своей латынью — но общий смысл он начал улавливать. Оказалось, что глюкотес был гипогликемическим лекарством, производимым в Швейцарии команией Пакстон-Пфейффер. Лекарство убрали с рынка в 1969 году, после сообщений о том, что потребители страдали от серьезных, иногда даже фатальных побочных эффектов, включая ухудшение зрения, анемию и другие болезни крови, головные боли, боли в животе, поражение нервов, вызванное повышенным содержанием порфирина в печени, гепатит и разнообразные раздражения кожи. Пит покачал головой. Последнее, что нужно диабетику, это еще целый воз проблем.

Он двинулся дальше. Два недавних исследования сообщали о том, что лекарство проходит вторую фазу испытаний для использования в сочетании с другими препаратами для лечения алкогольной и никотиновой зависимости. Одна из библиотекарей вернулась к его столу с добавочной информацией о предложении, представленном в Национальный институт злоупотребления алкоголем и алкоголизма, который был частью Национального института здравоохранения. Исследование на независимых группах было предназначено для предотвращения рецидивов у зависимых и от никотина и от алкоголя, используя комбинацию акомпростата, налтексона и глюкотеса.

Согласно статье: « Цель исследования в том, чтобы сравнить эффект когнитивной терапии с тремя различными фармакологическими терапиями.»Спонсором был Пакстон-Пфейффер, с участием Исследовательского института Санта-Терезы и Калифорнийского университета Санта-Терезы. Начало исследований июнь 1987 года. Примерная дата окончания — сентябрь 1989. Примерное количество участников — 40. « Это исследование в данный момент нанимает участников». Руководитель — Линтон Рид, доктор медицины, доктор наук.

Пит записал одиннадцатизначный государственный идентификационный номер, потом сел и подумал о том, что узнал. Предмет до сих пор вызывал недоумение, но больше не был темным.

Когда он вернулся к главной стойке и спросил о докторе Ступаке, они нашли Виктора Ступака в публикации Американской Медицинской Ассоциации, где была информация о его окончании медицинской школы, работе интерном и прочей работе, вплоть до текущей — главного хирурга в онкологическом центре, в Арканзасе.

Из любопытства он попросил найти фотографию и биографию Линтона Рида, что помогло ему также проследить историю его образования. Он учился в университете во Флориде. Пит вспомнил теперь, как Виллард рассказывал, что Линтон и Мэри Ли познакомились во Флориде. Потом его приняли в Дюк, где он, в удачные годы, заработал свои докторские степени. Потом он окончил интернатуру и начал хирургическую практику в том самом онкологическом центре в Арканзасе, где сейчас работал Виктор Ступак, доктор медицины.

Линтон Рид проработал там шесть месяцев. После необъясненного промежутка его карьера вновь набрала обороты, когда ему предоставили двухлетний грант из национального научного фонда. Пит подумывал позвонить доктору Ступаку, но не надеялся на удачу. Эти медики могут держать язык за зубами.

Пит заплатил за копии документов, которые он счел полезными, и сложил их в папку. Вернувшись в машину, он положил папку в одну из коробок, которую забирал домой. При любой возможности он собирал все бумаги, наводил порядок в папках, чтобы легче было использовать. Пит проводил слишком много времени, охотясь за документами, которые должны быть у него под рукой.

* * *

Первым делом в понедельник утром Пит позвонил в отдел медицинских исследований Университета Санта-Терезы. Он взял телефон у Вилларда, который пребывал в блаженном неведении о происходящем. Доктор Линтон Рид был не настолько важной персоной, чтобы иметь собственную секретаршу. Девица, с которой разговаривал Пит, охраняла доступ ко всему медицинскому комплексу, и относилась к своей работе слишком серьезно. Она упомянула свое имя, когда сняла трубку, но Пит не разобрал. После этого она делала все возможное, чтобы помешать его желанию встретиться с доктором. Сначала она заявила, что доктор Рид бывает в своем клиническом офисе только дважды в неделю, по вторникам и четвергам. Когда Пит начал настаивать на встрече на следующий день, она захотела узнать цель визита, предположив, что это может быть что-то, с чем может помочь она сама, чтобы драгоценный доктор Рид не тратил времени бог знает на кого.

- Это сугубо личное, - сказал Пит.

«Личное», видимо, было словом, отсутствующим в словаре этой особы.

- Я понимаю, что вам так кажется, но дело в том, что доктор Рид очень занят на этой неделе.

Следующая возможная встреча — в четверг, двадцать восьмого.

- Разрешите сказать вам кое-что, мисс... Повторите, пожалуйста ваше имя.

- Грета Собел.

- Вам нужно знать, мисс Собел, что мое предложение доктору Риду не только личное, оно срочное. Он не обрадуется тому, что вы усложняете мне жизнь. Мне нужно всего двадцать минут его времени, так что или вы записываете меня на завтра, или он узнает о вашей несговорчивости.

- Нет причин разговаривать таким тоном.

- Видимо, есть , учитывая ваше отношение.

- Если вы дадите свое имя и телефон, я поговорю с доктором Ридом и перезвоню.

- Почему бы вам не разобраться с этим прямо сейчас, или я приду сам и расскажу ему, что происходит.

Молчание.

- Минутку.

Она поставила его в режим ожидания. Пит подозревал, что она сделала перерыв, чтобы отдышаться и взять себя в руки. Она снова включилась.

- В час дня.

- Спасибо, - сказал он, но она уже бросила трубку.

* * *

Во вторник утром он подъехал к своему офису и объехал вокруг квартала. Заметил машину хозяйки на стоянке и отправился дальше. Доехал до пляжа, и по бульвару Кабана добрался до птичьего заповедника. Он знал, как использовать свое время. Перед выходом из машины хорошенько обмотался шарфом, чтобы не мерзла шея.Открыл багажник и достал портфель, где он хранил свой Глок, который засунул в карман спортивной куртки. Вытащил набор для чистки пистолета из-за коробок с книгами и старыми папками, которые он постепенно перевозил из офиса в гараж своего дома. В случае, если хозяйка захочет выселить его из офиса, он сможет очистить помещение очень быстро.

Он отнес набор и вчерешнюю газету на стол для пикника, где расстелил один лист на грубой деревянной поверхности. Достал банку со смазывающим и чистящим средством, тряпки, щеточку, стержень для чистки и старую зубную щетку.Потом достал Смит и Вессон Экскорт из кобуры и Глок-17 из кармана.

Он начал с Экскорта, убедившись, что магазин пуст. Вытащил магазин, посмотрел в ствол, прицелился и выстрелил «всухую»в одну из уток, которая не проявила к нему никакого интереса. Он разобрал пистолет, тщательно вытер все части, потом взял сухую щетку и почистил поверхности. Он делал это столько раз, что, наверное, мог проделать все наощупь.

Его мысли обратились сначала к доктору Риду, потом к Вилларду, а потом к Рути, его жене, любви всей его жизни. На их сороковую годовщину, которая будет в следующем году, он хотел удивить ее речным круизом, поэтому и взял брошюру в турагенстве. Это было то, чего она всегда хотела. Ему самому нравилась идея — скользить вниз по реке где-нибудь в Германии. Он представил себе тишину, запах речной воды, экскурсии к ближайшим достопримечетельностям. Деревеньки по берегам, иногда город побольше, где они могут выйти, чтобы осмотреть его. Он надеялся сделать это стильно, может быть, не первый класс, который они не могут себе позволить, но и не дешевка.

Он отложил в сторону Экскорт и взялся за Глок.

С его долгами за офис он знал, что лучше заплатить, но он задолжал уже столько, что не видел в этом смысла. Он встретил Рути, когда она заканчивала медицинское училище. Он закончил свое образование, не понимая толком, чем хотел заниматься в жизни. Пробовал все понемножку, пока не нашел работу по сбору информации для коллекторского агенства. В конце концов он стажировался как частный детектив и какое-то время чувствовал, что нашел себя. Дела пошли не совсем так, как он надеялся. Позже, работа пересохла почти полностью, оставив его копошиться, чтобы выжить.

Пит поднял голову. Один из дорожных попрошаек стоял на неподалеку и наблюдал за ним. Это был здоровенный парень, которого он видел много раз: красная бейсболка, красная фланелевая рубашка, джинсы и то, что выглядело как новые сапоги, достаточно тяжелые, чтобы запинать человека до смерти. Он знал людей, которые ненавидели бездомных и хотели согнать их с мест, где они околачивались день ото дня. Его политикой было: живи сам и давай жить другим.

- Чем помочь тебе, сынок? - спросил Пит.

Парень положил руки в карманы. Он не был уродлив, но принял угрожающую позу уголовника. Пита поражало его упорство в выживании. Сам бы он не смог попрошайничеть на дороге, или где-либо еще.

- У моего отца быль пистолет, похожий на этот.

- Многие полуавтоматы выглядят похоже.

- А это что?

- Глок-17.

- Он новый?

- Новый для меня. Семнадцатый появился в 1982 году. Я приобрел его недавно.

- Сколько стоит такой пистолет?

Питу пришло в голову, что интерес парня мог быть неслучайным. При владении пистолетом, перед ним раскрывались другие возможности, кроме попрошайничества.

- Больше денег, чем у меня есть сейчас, могу тебе точно сказать. Важно обращаться с оружием с уважением, которого оно заслуживает. Безопасность — первое дело.

- Ты когда-нибудь убил кого-то?

- Нет. Как насчет тебя?

- Не я, но мой папаша был а армии и убил достаточно. У него после этого крыша съехала.

- Могу представить.

Пит дал разговору иссякнуть. Через минуту он поднял голову.

- Что-нибудь еще?

Он встретился с попрошайкой взглядом, парень помотал головой и сказал:

- Пока.

- Пока.

Бродяга отступил на пару шагов и пошел, направляясь к кустам. Пит слышал, что где-то наверху был лагерь бездомных, но сам его никогда не видел.

Почистив и собрав Глок, он аккуратно сложил свои тряпки и щетки, скомкал газету и выбросил в урну.Положил пистолет в кобуру и вернул набор для чистки в багажник. Вытащил пакет с птичьим кормом и уселся на деревянную скамейку. Он не особенно любил уток. Утки были глупыми, а гуси могли стать враждебными, если ты был неосторожен, не то, чтобы он завидовал кому-то из них в том, какое место они занимали в мировом порядке.По его мнению, идеальными птицами были голуби: каждый из них замысловато отмечен, серые и белые, с радужными добавками.

В тот момент, когда он открыл пакет с семенами, воздух прорезал резкий крик, громкий сигнал любой птице поблизости, что готово угощение. Он любил это у птиц, готовность поделиться. Он рассыпал семена перед собой. Насыпал семена на плечи своей спортивной куртки. Птицы спустились, как облако, их крылья били и трепетали. Они уселись на него, как на дерево, когти цеплялись за рукава его куртки. Они забрались к нему на колени, некоторые улетали и прилетали. Они ели у него из ладони. Они клевали зерна, которые он насыпал себе в волосы. Если мимо проходили дети, они останавливались и смотрели, зачарованные, узнавая особое волшебство, известное только людям определенного склада.

Для детей он должен был выглядеть как огородное пугало: длинный, худой, с кривыми зубами и кривой улыбкой, и пальцы длинные, как палки. Он привлек птиц с другого конца лагуны, ветер закручивал их в темную спираль.

Он ласково отогнал их, улыбаясь про себя. Сложил пакет с семенами и перевязал резинкой.

Посмотрел на часы. Приближался час обеда, и он обещал Рути, что придет домой. Она была персональной медсестрой, работая, когда это было необходимо, а необходимо было все время. Но сегодня у нее был выходной.

Оказавшись у себя на кухне, Пит почувствовал мир и покой. Рути приготовила сэндвичи с сыром на гриле и томатный суп. Он сидел за кухонным столом и смотрел, как она переворачивает сэндвичи, пока они не стали коричневыми с обеих сторон. Она была необычно молчаливой, пока наливала суп в миски и разрезала сэндвичи по диагонали.

Садясь за стол, она бросила на него немного виноватый взгляд.

Она выглядела усталой. Ее кожа все еще была чистой, но краски потускнели и морщинки залегли в уголках глаз. Линия подбородка смягчилась и выглядела трогательно. Ее красивые длинные светлые с сединой волосы были собраны в узел на затылке.

- Тебе звонили, - сказала она. - Человек по имени Барнаби из финансового агенства Аякс.

- Коллекторское агенство. Этот парень надоедает мне неделями. Не знаю, зачем он звонит, когда я только что отослал им чек. Я говорил ему, но он никак не отцепится. Он из таких ребят, которые не могут признать свою ошибку.

- Он сказал, что счет попал к нему, потому что он не оплачен в течение шести месяцев. Со всеми пенями получается шестьсот долларов.

- Ну, хорошо, что я позаботился об этом, пока они еще раз не увеличили сумму. Что за работа такая, угрожать людям из-за ерунды?

Рути внимательно изучила его лицо.

- Если у тебя проблемы, ты бы рассказал мне, правда?

- Конечно. К счастью, это не так. Бизнес идет в гору. В час у меня встреча, которая может принести симпатичный куш.

- Но ты знаешь, что все можешь мне рассказать, да? Если будут проблемы.

- Когда я не рассказывал? Это договор, который мы заключили, сколько лет назад? Приближается к сорока, по моим рассчетам.

Он протянул руку и она сжала его пальцы.

- Кстати, у меня есть для тебя сюрприз. Я не собирался говорить, но потом мне пришло в голову, что лучше сделать тебе честное предупреждение.

Он вытащил из кармана брошюру и положил на стол, развивая план по ходу дела. Показал ей маршрут по Дунаю, отметил интересные остановки: Будапешт, Вена, Пассау. Честно признался, что не собрал еще всю сумму, но соберет. Она была не в таком восторге, как он ожидал, но к идее надо было привыкнуть. Они никогда не ездили заграницу. Европа была просто слухом, насколько это их касалось. У них были паспорта, которые они аккуратно обновляли, но у них никогда не было случая их использовать. Ее настроение, кажется, поднялось, когда он рассказал о каютах. Он описал их, как будто сам видел: не экстравагантные, но такие, как они заслужили, после сорока лет счастливого брака и аккуратного расходования денег.

Они закончили обедать. Он убрал со стола и помыл посуду. К тому времени, как он уехал в Колгейт, она снова была такой же солнечной, как всегда, и он чувствовал себя лучше. Нет повода огорчаться, когда впереди так много хорошего.

* * *

Встреча с доктором Линтоном Ридом началась с плохой ноты. Он приехал к университету заранее, но ему пришлось объехать весь кампус в поисках здания научного центра по охране здоровья, которое он не нашел на карте из университетского информационного центра.

Он взял билетик у въезда на стоянку и нашел место для парковки. Зайдя в административное здание, он попросил подтвердить его билет на парковку. Если разговор пойдет плохо, парковку можно будет не оплачивать. Секретарше не нравилось его присутствие, но она не решилась отказаться. Она прикрепила к задней части билета три стикера.

Он испытал удовлетворение от ее неприязни, которую она едва скрывала.

В отместку, Пита заставили ждать тридцать пять минут, перед тем, как проводили по коридору и представили перед очами Его Святейшества. Добрый доктор был красив: гладкие щеки, ясные голубые глаза, полные губы и слегка вздернутый нос. Это было лицо, которое у большинства вызывало доверие.

Первый взгляд доктора Рида на Пита вызвал почти незаметный проблеск удивления в его глазах. Пит уловил его. Он всегда ловил этот взгляд.

Линтон Рид обозревал его с профессиональным интересом, и Пит видел, как работают его мысли. Доктор, несомненно, читал о болезни Пита в медицинских текстах, но, может быть, впервые столкнулся с ее проявлением. Рид спросил:

- Какой из ваших родителей страдал синдромом Марфана?

- Мой отец, - ответил Пит. Он испытал мгновенную неприязнь к молодому человеку, который, видимо, думал, что, являясь доктором, имеет право лезть в генетическую историю Пита, когда они только что встретились. Марфан — это аутосомно-доминантное заболевание, при котором достаточно дефективного гена одного родителя, чтобы передать болезнь дальше. Еще это значит, что у каждого ребенка больного родителя шансы унаследовать болезнь равны 50 на 50. Пита разозлило, что в роли «доктора» Рид использовал более низкий голос. Это делалось, чтобы подчеркнуть его авторитет, придать права волшебника от медицины, который может совать нос в личные дела каждого.

Добрый доктор, возможно, надеялся развернуть дискуссию о состоянии Пита, но у Пита было другое на уме. Линтон Рид был очаровашкой и привык использовать свой личный магнетизм. Он был пастушеской собакой в душе. Он был безобидным, но не мог удержаться, чтобы не сгонять остальных в кучу. Он родился с безошибочным инстинктом сгибать остальных по своей воле. У Пита когда-то была такая собака, бордер-колли, по имени Шеп, который просто не мог удержаться. Пойди гулять в лес с друзьями, и Шеп будет бегать кругами, сгоняя всех вместе, хотят они этого, или нет. Желание было врожденным, и складывалось впечатление, что собака знает лучше, чем ты.

Пит ненавидел человека, сидевшего через стол. Он помнил таких выскочек со школы, умных, но изнеженных от сидения на своих толстых белых задницах, в то время как такие дети, как Пит, сталкивались с издевательствами и насмешками. Линтон — дерьмо, даже его имя было девчачьим, утонул бы в слезах, тогда как Пит сражался до конца. У него мог быть разбит нос и порвана рубашка, штаны измазаны грязью и травой, но другой парень всегда отступал первым. Его противники имели обыкновение приходить с цепями и камнями, в таких случаях иногда он был вынужден отступить. Во всех остальных случаях Пит ничего не боялся.

Доктор Рид поправил ремешок часов, не взглянув на циферблат, что было бы невежливым, но все равно намекнув.

- Мисс Собел сказала, что у вас ко мне личное дело.

- Я здесь, чтобы сделать вам одолжение.

Появилась наигранная улыбка.

- И что же это может быть?

Пит открыл принесенную с собой папку и разложил на столе. Послюнил палец и перевернул пару страниц.

- Я случайно узнал, что вы оказались в немного неудобной ситуации.

- О?

- Это касается второй фазы клинических испытаний лекарства под названием глюкотес. Должен признаться, что я не совсем понимаю все эти заковыристые детали, но, согласно моим источникам, лекарство сначала было предназначено для диабетиков, пока его не убрали с рынка из-за фатальных, в некоторых случаях, побочных эффектов. Ваша нынешняя гипотеза в том, что его комбинация с акомпросатом и другим лекарством...

- Налтрексон, который находится в общем употреблении. Исследования показали, что он понижает тягу к алкоголю.

Пит приподнял лист бумаги.

- Я знаю. Это здесь написано. Ваша теория в том, что эти два лекарства, плюс глюкотес, могут быть эффективными для лечения алкогольной и никотиновой зависимостей.

- Статистика показывает, что алкоголики-курильщики находятся в более сильной никотиновой зависимости, чем не- алкоголики, с более высоким уровнем потребления никотина.

Тон доктора Рида был слегка профессиональным, как будто Пит мог выиграть от просвещения.

- Мы только начали изучать эту зависимость.

- А мы ценим ваше внимание к проблеме, - ответил Пит. - Что касается глюкотеса, ваши наблюдения показывают, что у пациентов, которые лечатся от алкогольной зависимости, часто появляется тяга к сладкому, что вносит хаос в их уровень инсулина. Ваша идея была контролировать глюкозу, чтобы избежать взлетов и падений. В этом случае использование глюкотеса должно быть исключено.

Доктор улыбнулся.

- Откуда вы это знаете? Просто любопытно.

- Получите грант Национального института здравоохранения, и многое будет в публичном доступе. Остальное я нашел сам. Успех в этом деле окажет большое влияние на вашу карьеру. Что касается публикаций, вы уже впереди всех. Сколько статей, только в этом году? Я насчитал сорок семь. Вы занятой мальчик.

- Некоторые из них написаны в соавторстве.

- Правильно отмечено. Я сделал копию списка.

Лицо Линтона Рида ничего не выражало.

- Я не понимаю, к чему вы ведете.

- Хотите длинную версию или короткую?

Глаза доктора Рида помертвели.

- Короче.

- Был намек на то, что вы фабрикуете данные.

- Что?

- Данные клинических испытаний. Вы манипулируете с цифрами, чтобы они выглядели лучше, чем на самом деле. Я так понял, что вы уже делали это в прошлом. Это дело в Арканзасе, что, я уверен, было проблемой другого сорта.

- Вы не знаете, о чем вы говорите.

- Может, я не знаю всего, но я знаю достаточно. Что бы ни происходило, не интересует меня лично, но я понимаю, что это очень важно для вас. У вас есть очаровательная молодая жена, новый дом, который купили ее родители, хорошая машина.

- Оставьте мою личную жизнь в покое.

- Просто показал, что вам есть много чего терять. Хорошая работа, все эти друзья высшего класса. Все выйдет наружу, и вы со всем этим распрощаетесь.

- Разговор закончен.

- Разговор закончен, но угроза вам — нет. У меня есть идея, как вам избежать позора. Буду рад поделиться, если вам интересно.

Голос доброго доктора упал до мужественного тона, который, должно быть, хорошо ему служил при других обстоятельствах.

- Если вы сейчас же не покинете мой офис, я вызову охрану.

Пит встал, вынул визитку и положил на стол.

- Я бы подумал над этим. У вас многое поставлено на кон, и вы не можете позволить, чтобы вас поймали. Даже обвинение в подтасовке, найденной или ненайденной, откроет банку с червяками, особенно в свете ваших прежних нарушений.

- Убирайтесь отсюда.

- Позвони, если захочешь поболтать, приятель. Я весь твой.

Доктор Рид уже тянулся к телефону, готовясь призвать войска. Пит вышел, в неторопливой манере, отказываясь признавать, что доктор мог напугать его университетскими жандармами. Охранники старательно избегали смотреть на него, когда он проходил мимо, что его вполне устраивало.

Он вернулся в машину, и подъезжая к выездным воротам, заметил, что будка пуста и охранника нет на месте. Пит немного подождал, затем вышел из машины и подошел к окошку будки. Заглянул внутрь, протянул руку и включил механизм, открывающий ворота.

Потом вернулся в машину и уехал. Отмеченный билет на парковку он засунул в бардачок, на случай, если он понадобится в будущем.

Пит ехал домой. Он посадил семечко и предоставил доктору Риду прийти к логическому заключению. Дай ему неделю, и он будет готов. Что казалось Питу странным, он не радовался этой сделке. Что-то в самом этом деле было депрессивным. Линтон Рид был паршивой овцой. Он был человеком, который срезает углы, и до сих пор ему удавалось выходить сухим из воды, используя свое обаяние и выигрышную внешность. Встреча должна была принести Питу удовлетворение от хорошо выполненной работы. На самом деле, он чувствовал себя бесконечно усталым.

Может быть, настало время уйти на покой. У Рути была хорошая работа, и не было бы проблемой прожить на то, что она зарабатывает. Вообще-то, это они и делали последние восемнадцать месяцев. За дом было выплачено, и их затраты были минимальными. Она должна была знать, что он остался без денег. Она, наверное, знала цену его обещанием предстоящих больших заработков. Она знала его лучше, чем он знал сам себя. Он любил ее за то, что она никогда не собиралась ловить его на плохих поступках. Она его защищала. Она делала для него возможным сохранить лицо. Ему пришло в голову, что если добрый доктор никогда не позвонит, стоит только порадоваться. Они сумеют выжить. Если доктор не позвонит, это будет знаком, и он уйдет от дел.

* * *

На следующее утро в офисе первым делом зазвонил телефон. Он почти дал ответить автоответчику, но потом снял трубку.

- Чего вы хотите? - спросил доктор Рид.

- Столько, сколько вы считаете, это стоит.

- Я не собираюсь платить вам. Почему бы я сделал это? Вы ошибаетесь. Вы понятия ни о чем не имеете.

- Если вы не хотите платить, нам не о чем говорить.

- Если вы думаете, что у вас на меня что-то есть, вы очень ошибаетесь. То, что вы делаете, это вымогательство. Я позвоню в ФБР.

Пит почувствовал, как что-то кислое поднимается у него в горле.

- Я не говорю о плате за молчание. Я говорю о том, чтобы заставить угрозу испариться. У вас есть проблема. У меня есть план.

- За который я плачу.

- Каждый платит за услуги. Так работает бизнес.

- Откуда я знаю, что вы не вернетесь опять?

- Потому что, когда я нейтрализирую опасность, с этим будет покончено.

- Кто вы, наемный убийца?

- Что с вами такое? Я не причиняю вреда людям, ни по какой причине. Я бы никогда такого не сделал. В любом случае, я не думаю, что мы должны это обсуждать по телефону. Почему бы нам не найти место для встречи? Таким образом, мы обсудим проблему в приватной обстановке и посмотрим, сумеем ли прийти к согласию.

Последовало долгое молчание, и Пит ждал. В конце концов, добрый доктор кратко спросил:

- Где?

21

Я последовала за Элис на заднее крыльцо и спустилась по деревянным ступенькам. Лолли сидела в тени под тополем, в одном из двух металлических шезлонгов. Точно такие же я запомнила во дворике трейлер-парка, где я жила с тетей Джин. Поверхность выгорела на солнце, но в остальном шезлонги были в отличной форме. Между ними стоял металлический столик на трех ножках.

Большая часть заднего двора была занята огородом, густо засаженным и до сих пор плодоносящим: помидоры-черри, перцы, баклажаны и два вида кабачков. Грядки были разделены полосками темно-зеленого салата и ярко-оранжевых бархатцев. Розы вдоль ограды были обрезаны до коротких тупых палок.

- Лолли, это Кинси, - сказала Элис. - Она друг Терренса и Эвелин Дэйс. Они жили рядом с тобой и Дэвидом на Дэйзи лайн. Ты их помнишь?

- Да, конечно. Как приятно видеть вас снова, - сказала она и посмотрела на свою кузину в ожидании следующей подсказки.

- Я принесу вам лимонада, - сказала Элис. - Ты можешь рассказать Кинси про сад.

И мне:

- Лолли придумала дизайн для клумб, когда переехала жить со мной, и мы стараемся поддерживать их в форме. Я сейчас вернусь.

Она вернулась в дом, оставив меня наедине с Лолли, которая выглядела на все свои восемьдесят шесть лет, костлявая и худая, с широкими плечами и широким животом, который исчезал в районе талии. Ее глаза были похоронены в мягких складках. На ней было хлопчатобумажное платье со старомодным выцветшим рисунком в голубых и розовых тонах. На ногах были непрозрачные бежевые чулки и сандалии с широкими ремешками.

На коленях у нее стоял дуршлаг, и она лущила горох, хотя результатом была смесь из разорванных и сломанных стручков, с редким проблеском ярко-зеленых горошин. Иногда она бросала взгляд вниз, озадаченная видом, но неспособная исправить ошибку. Ее выражение было таким, которое она, наверное, использовала для большинства случаев: приятное, но сосредоточенное, как у человека, который путешествует в чужой стране, не зная языка, и поэтому надеется избежать разговоров.

Она бросила беспокойный взгляд на дверь и наклонилась ближе.

- Кто эта женщина?

- Ваша кузина, Элис. Ваша мать и ее были сестрами.

Лолли выглядела обеспокоенной.

- Элис молодая. Эта женщина старая. Она вселилась в мой дом и теперь мной командует.

Какое она имеет право командовать?

Я отстранилась от происходящего, быстро обдумывая ситуацию. Мой сосед Гас оказался в руках нечестной сиделки, которая действовала тем же способом, заявляя о психологических проблемах там, где их не было. Если бы Гас пожаловался кому-то на плохое обращение, слушатель приписал бы это его ментальному состоянию. Я не знала, говорит ли Лолли правду. С другой стороны, если Элис действительно посторонний человек, который злоупотребляет положением пожилой женщины, она бы не разрешила мне навестить Лолли, разве нет?

- Я только что с ней познакомилась. Я позвонила и спросила, можно ли мне прийти, и она согласилась.

- Я никогда раньше ее не видела. А вы?

- До сих пор, нет. Вы помните Терренса и Эвелин Дэйс?

- Конечно. Вы подруга Эвелин?

- Нет, но я разговаривала с ее детьми, Итоном...

- Анной и Эллен.

Я подумала, хорошо, она на верном пути.

- Вы помните имя Карен Коффи?

- О, да. Она пропала в феврале, а потом ее нашли в кювете, в двух километрах от Дэйзи лайн. Ее изнасиловали и задушили проводом. Мне так жалко ее семью. Они ходили в мою церковь.

- У вас хорошая память.

- Правда? - спросила она, потом добавила:

- Вы не видели мою дочь, Мэри?

- К сожалению, я незнакома с Мэри. Вы были в доме Терренса и Эвелин в ту ночь, когда пропала Карен?

- Была. Мы с Дэвидом пошли к соседям на ужин в складчину. Я принесла салат из трех видов бобов и домашние рулеты. Эвелин приготовила свою запеканку из цветной капусты со сметаной и сыром. Я четыре раза просила у нее рецепт, но она так и не дала. Я сказала Дэвиду, что это типично для нее.

- У вас был приятный вечер?

- Да. Там еще был пастор из нашей церкви с женой. Мы поужинали, а потом обсуждали, как собрать деньги на строительство воскресной школы.

- Дэвид, это ваш муж?

- Да, но вы знаете, он куда-то ушел, и с тех пор не возвращался. Он расстроится, когда узнает, что эта женщина мной командует. Вы знаете, кто она такая?

- Я думаю, что это ваша кузина, Элис.

- Приходящая медсестра сказала то же самое, но я знаю Элис, и это не она.

- Вы помните, где был Терренс в тот вечер?

- Дома, вместе с нами. Жена пастора принесла мясной рулет, по-моему, слишком сухой. Только, пожалуйста, не говорите, что я это сказала. Когда Терренс пошел в магазин за мороженым, пастор прервал обсуждение, подумал, что Терренс сможет что-нибудь добавить, когда вернется. Эвелин сказала купить ванильное, а он принес мятное. Она огорчилась? О, боги. Эту женщину лучше не огорчать. Вы ее подруга?

- Я с ней не знакома. Какая она?

- Сумасшедшая, как лунатик.

Она свела глаза, высунула язык и покрутила пальцем у виска.

- Лолли, вы можете сказать, кто президент Соединенных Штатов?

Она наклонилась вперед и приложила палец к губам.

- Я за него не голосовала. Никому не говорите.

- Как его зовут?

- Ричард Никсон.

Я пробыла достаточно долго, чтобы выпить полстакана лимонада и поучаствовать в пустом разговоре. Незаметно поглядывала на часы и в 9.45 извинилась, сказав, что мне нужно выписываться из отеля.

Поблагодарила Лолли за ее время. Поблагодарила Элис за разрешение прийти. Когда она провожала меня назад через дом к передней двери, я не увидела никаких признаков цветов и коробки конфет, которые я принесла. Я надеялась, что Лолли что-нибудь достанется.

Доверяла ли я ее воспоминаниям? Совершенно точно, да.

* * *

Я пересекала лобби в Холидей Инн, направляясь к лифту. Я собиралась выписаться до прихода Мэйми и Эвелин, но потом сообразила, что лучше пока оставить комнату за собой, тогда я перед отъездом смогу позвонить Генри. У меня было как раз достаточно времени, чтобы упаковать вещи и сосредоточиться перед встречей. Я еще могла воспользоваться возможностью быстро сделать несколько записей.

Женщина окликнула меня:

- Кинси?

В ту же минуту, как я повернулась, я поняла, что смотрю на жену Итона. Мэйми нельзя было назвать толстой, но она была плотная. Она была выше меня и килограммов на двадцать тяжелее.Темные глаза, темные волосы, зачесанные назад и закрепленные заколкой на затылке.

Ее лицо было круглым и таким загорелым, будто она проводила все время на воздухе. Она была упакована в черные слаксы и ярко-белую блузку навыпуск, под поясом. В ушах у нее были большие серебряные кольца, а в руках она держала конверт с документами, который я оставила Итону. Я знала, что это был тот же конверт, потому что на уголке был виден отпечаток маленьких зубок Бинки.

Позади Мэйми на диване сидела Эвелин Дэйс, чье выражение лица можно описать, как горестное. На ней был легкий твидовый светло-коричневый костюм и белая блузка с большим бантом.

Мэйми протянула руку.

- Мэйми Хейзерман.

Ее голос был звучным и глубоким.

Я послушно пожала ей руку, бормоча вещи, которые принято говорить в такой ситуации.

- Давайте я представлю вас Эвелин, - сказала она. - Надеюсь, вы не возражаете, что мы пришли раньше.

- Вовсе нет, - ответила я, хотя возражала.Это было сделано, чтобы застать меня врасплох, что и получилось. Пока что, я не могла удержаться, чтобы не думать, что Мэйми и Итон были самой неподходящей парой, которую я видела. Она демонстрировала силу и авторитет.

Он казался вовлеченным в себя и не имеющим понятия, как к нему относятся другие. На меня произвело большое впечатление его выступление, но не он сам. Интересно, Мэйми имела представление о том, как он ведет себя в ее отсутствие? Конечно, у любой женщины, которая замужем за музыкантом, имеются свои подозрения.

Я прикинула, что Эвелин Дэйс примерно такого же возраста, как ее муж, которому на момент смерти было пятьдесят три. Ее глаза были голубыми, но не такого яркого оттенка, как у Анны. Ее глазницы казались провалившимися, обведенными тенью. Ее улыбка была скромной, как будто жизненные лишения отняли у нее юмор и надежду.

Мы обменялись рукопожатием. Анна говорила мне, что Мэйми и Эвелин не ладят, так что они, должно быть, отложили в сторону свою вражду, чтобы выступить единым фронтом.

Я могла чувствовать себя польщенной, но нашла лучшее объяснение: они объединили свой антагонизм, чтобы направить его на меня.

- Я поговорила с менеджером, и он сказал, что мы можем использовать конференц-зал до двенадцати часов, - сказала Мэйми.

Я подумала: Два часа? Черт!

- Нет проблем. Мне нужно ехать домой, так что у меня не очень много времени. Я бы хотела быть в дороге к одиннадцати часам.

- Так вы сказали по телефону. Надеюсь, вы не думаете сократить дискуссию? Что, если мы не придем к согласию?

- Насчет чего?

- Ну, я вижу, вы уже спорите.

- Давайте посмотрим, как пойдет, - ответила я, не желая связываться. Мы можем поругаться, но это не должно начаться прямо сейчас.

Она повела нас по короткому коридору, в ту часть отеля, которая была предназначена для деловых встреч. В помещении, в которое мы вошли, могло разместиться человек пятьдесят, но не больше. Окна шли вдоль длины зала. Ковровое покрытие было темно-синим, а стены отделаны материалом нейтрального цвета, который поглощал звук.

Я могла себе представить конференцию в процессе: по бокам расставлены кофейники и подносы со сладкими рулетами, пончиками и другой выпечкой. Может быть, тарелки с фруктами, если менеджмент хотел похвастаться здоровым выбором. На каждом месте вокруг большого стола лежит блокнот и ручка. Еще будут кувшины с холодной водой и пластиковые стаканчики. Я бы с большим удовольствием пошла на такую конференцию, чем на ту, которая намечалась.

Стол был чистым и комната пустой, кроме белой доски с маркером. Кто-то нарисовал рожицу «Килрой был здесь» в самом центре.

Мы расселись за столом. Мэйми — во главе. Я села справа от нее, лицом к двери. Эвелин — напротив меня. Против света из окна, она, наверное, не сможет разглядеть мое лицо.

Я взглянула на Мэйми.

- С чего вы хотите начать?

Она вытащила из конверта копию завещания и листала страницы, как прокурор, приближающийся к трибуне. Фальшивое дружелюбие растаяло и мы перешли к делу.

- Должна сказать, что мы поражены. Мы с Эвелин поговорили по дороге, и она напомнила, что, перед тем, как отправиться в тюрьму, Терренс написал совершенно другое завещание.

Она уставилась на меня своими темными глазами.

- Он переписал завещание после того, как приехал в Санта-Терезу. Там должна быть дата. Это было после того, как он поссорился с Итоном и уехал из Бэйкерсфилда. Это должна была быть серьезная ссора, если последовал такой результат. Итон сказал, что вы там были.

Хотите поговорить о том, что произошло?

- Чем меньше об этом сказано, тем лучше, - ответила Мэйми, с целомудренным выражением.

- Терренс был пьян, - заявила Эвелин. - Неудивительно, он всегда был пьян.

- Ой, извините, я не знала, что вы там были, а то бы спросила о ваших впечатлениях.

- Я говорю то, что я слышала.

Я повернулась к Мэйми.

- Анна сказала, что Итон плюнул отцу в лицо. Это правда?

- Это было лишним. Я говорила Итону, что он слишком далеко зашел. В любом случае, я не думаю, что это заслуживало такой мести.

- Я полностью согласна с Мэйми, - вмешалась Эвелин. - Мы не можем понять, почему вам была предоставлена такая роль в этом интимном семейном деле. Каким образом вы оказались распорядителем завещания? Смерть моего мужа и без того печальное событие.

- Бывшего мужа, - уточнила Мэйми.

- Я была так же удивлена, как и все остальные.

- Могу поспорить, что да, - заявила Эвелин, обрывая меня.

Мэйми послала ей предупреждающий взгляд.

- Ну, я не понимаю, почему мы должны ходить вокруг да около, - сердито буркнула Эвелин.

- А я не понимаю, почему я должна сидеть и смотреть, как вы превращаете все в большую вонючую свару, - парировала Мэйми.

- Если хотите, я могу рассказать последовательность событий, - вмешалась я.

Мэйми взглянула на меня.

- Пожалуйста.

- Прежде всего, вы знаете, кто такая Ребекка Дэйс?

Заговорила Эвелин.

- Она была тетей Терренса. Ее брат Рэнделл был отцом Терренса. У нее был еще один брат, по имени Стерлинг, но он умер несколько лет назад.

- Ребекка Дэйс была замужем за моим дедом, Квилленом Миллоуном. У них был единственный сын, мой отец, Рэнделл Терренс Миллоун.Насколько я знаю, он был любимым дядей Терренса.

- Что не отвечает на мой вопрос, - сказала Эвелин. - Почему вы унаследовали все деньги, с такой дальней связью по крови? Вы вообще, седьмая вода на киселе. Это не кажется правильным.

- Я расскажу вам все, что знаю, - сказала я и выдала всю историю в мучительных подробностях, надеясь освободиться от вопросов, которые она могла задать.

Когда я закончила, обе женщины уставились на меня. Мэйми слегка покачивала головой, перечитывая последнюю страницу завещания, чтобы убедиться, что ничего не пропустила.

- Что насчет свидетелей? Мы не знаем этих имен.

- Они были его друзьями.

- Ну, я рада, что у него были друзья, - сказала Эвелин. - Такое было не всегда. Я уверена, что вы понимаете, почему мы относимся к этому скептически.

- Хотите рассказать, о чем вы думаете?

Эвелин потянулась за завещанием и просмотрела страницы, как делала Мэйми.

- Ну, кто такой этот мистер Сингер? Вы знаете?

- Они с Терренсом встретились в убежище для бездомных. Я с ним познакомилась только на прошлой неделе.

- Что насчет мисс Уайт и мистера Бейдера?

- Я познакомилась с ними в то же самое время. Дэн Сингер говорил мне, что они трое засвидетельствовали завещание по просьбе Терренса. Все было честно и законно.

- Они бездомные? - спросила Мэйми. Ее тон определил их в ту же низкую категорию, что и педофилов.

- Да.

Она моргнула.

- У них есть проблемы с психикой?

- Я не замечала.

- Как насчет злоупотребления алкоголем и наркотиками?

Упс, подумала я.

- Я была с ними знакома всего неделю, - ответила я, как будто это лишало меня возможности иметь свое мнение.

Очередь Эвелин.

- Но вы понимаете, почему мы сомневаемся в этих подписях, если эти неудачники были пьяными или ненормальными.

- Вообще-то, я думаю, что требуется только два свидетеля, поэтому я готова отказаться от одного из них.

Мэйми уставилась на меня.

- Это шутка?

- Извините. Я не хотела быть грубой. Если вы сомневаетесь в их компетенции, можете нанять адвоката и вызвать их в суд. Нет смысла обсуждать эту тему, потому что никто из нас не является квалифицированным профессионалом в области психического здоровья. Насколько мне известно.

Между бровей Мэйми появилась маленькая складка, но тон оставался мягким.

- Все эти разговоры об адвокатах. Вы действительно этого хотите?

- Все, чего я хочу, это избежать перехода на личные дебаты.

- Но зачем вмешивать сюда адвокатов? - спросила Эвелин. - Мы заплатим им львиную долю, и что любой из нас выиграет?

- Мы не можем об этом договориться между нами тремя. Это неудобно -

- Речь не идет о неудобстве. Это вопрос о том, что правильно. Терренс был сердит, - сказала Эвелин.

- Ладно, хорошо. Пока что, это правда.

Она продолжала, слегка более примирительным тоном.

- Я его не виню, я только хочу подчеркнуть, что если бы у него был шанс успокоиться, он бы передумал.

- Но он не передумал. Фактически, все, что нам осталось, изложено в этом документе.

- Вот чего вы не понимаете, - сказала Мэйми. - Терренс любил своих детей. Вы оказались вовлечены в драму, которая продолжалась много лет. Я не думаю, что вы можете оценить, через что они прошли. Не знаю, как Эвелин смогла высоко держать голову.

Сказав это, она бросила взгляд на Эвелин, которая умудрилась выглядеть особенно несчастной.

- Послушайте, я могу понять, как тяжело вам было. Это ничего не меняет.

- Вы знаете, что он предлагал им деньги, - сказала Эвелин. - Вам это известно?

- Я думаю, поэтому он приезжал в Бэйкерсфилд.

- Совершенно верно. В ту же минуту, как он получил деньги, он позвонил Итону и сказал, что хочет все исправить. Он говорил, что разделит деньги поровну между детьми, чтобы компенсировать их страдания.

- Вы продлжаете упоминать их как детей, когда они полностью взрослые.

Эвелин опустила взгляд.

- Наверное, я всегда буду думать о них, как о детях.У вас есть свои?

- Нет.

- Тогда вам должно быть трудно понять материнские чувства.

- Не в тему, - предупредила Мэйми.

Эвелин послала ей тяжелый взгляд и вернулась ко мне.

- Я к тому, что, может и не знаю, как работают законы, но в моих мыслях, и Терренса тоже, его обещание поделить деньги было все равно что устный контракт.

Вмешалась Мэйми.

- Эвелин, я не уверена, что вы помогаете делу. Я предполагаю, что Кинси уже говорила с адвокатом, если так часто их упоминает.

- Я просто объясняю ей, как вижу проблему. Терренс хотел сделать для них правильную вещь, поэтому и вернулся.

Мэйми взглянула на меня.

- Может быть, она права.

- Спасибо, - колко сказала Эвелин и повернулась ко мне. - Конечно, вы не верите, что условия честные. После того, через что они прошли? Терренс чувствовал себя отвергнутым и отверг их в ответ, но вполне можно представить себе, что он раскаялся в своей поспешности.

Очень жаль, что он умер до того, как имел шанс исправить содеянное. Кажется это вам логичным?

Я показала на бумаги.

- Завещание подписано 8 июля 1988 года. Они с Итоном поссорились в сентябре, за десять месяцев до этого. Трудно назвать это поспешным действием . У него было время подумать о том, что он делает, до того и после.

Эвелин продолжала, как будто я не сказала ни слова.

- Вы понятия не имеете, как много эти деньги значили бы для них. Это могло бы изменить их жизнь.