"О" - значит опустошенный

В ее голосе была слабая дрожь, которая, по-моему, была полностью наигранной.

- Я здесь не для того, чтобы торговаться. Я объяснила это Мэйми по телефону.

- Выслушайте меня... хотя бы из вежливости.

Она не сводила с меня глаз, как будто дожидаясь разрешения говорить.

Я сделала жест, чтобы она продолжала.

- Как распорядитель завещания вы вправе влиять на ситуацию, вы не думаете?

- Нет.

- Тогда, как вы видите свою роль?

- Это не роль.Это работа.

- Тогда, работу.

- Я ответственна проследить, чтобы его имущество было распределено согласно завещанию.

Я не могу ничего выдумывать. Я отвечаю перед судом.

- Но когда все будет сделано, у вас будет слово в том, что произойдет потом.

- Если судья примет завещание, я прослежу, чтобы желания Терренса были выполнены. Это все права, которые у меня есть.

- Но разве это не конфликт интересов? Вы признаете, что у вас не было никаких отношений с Терренсом, и все равно, вы умудрились внедриться между человеком и его собственными детьми. Почему вы не можете дать им шанс достичь чего-нибудь в жизни?

- Давайте не будем об этом. Поверьте, что от меня это не зависит.

- Это неправда. Все эти деньги окажутся в вашем кармане, разве нет?

- Теоретически, наверное.

- Я говорю о том, что, когда деньги будут вашими, вы же сможете с ними делать все, что захотите. Это так?

Я подняла руку.

- Я хочу поговорить о другом.

- Я еще не закончила, - сказала Эвелин. - Я не говорю, что вы не должны получить свою долю. Если вы разделите деньги на четверых, каждый получит почти сто пятьдесят тысяч, что кажется справедливым.

Я помотала головой, раздраженная тем, что она не успокаивается.

Вмешалась Мэйми.

- Может, вы дадите Кинси вставить слово? Вы сказали достаточно.

Она повернулась ко мне.

- Что вы хотели сказать?

Мне нравилась, что она была такой сердитой.

- Я бы хотела вернуться немного назад, если вы не возражаете. Вот чего я не понимаю. Почему Итон и Анна так мало обрадовались, когда с Терренса была снята вина? Я знаю, что Эллен не было в городе, когда он приехал, но Итон и Анна до сих пор верят, что он убил Карен Коффи. Даже при всех доказательствах, которые вышли на свет. Почему они не были счастливы? Почему они не радовались? В этом суть проблемы, разве нет? Не то чтобы они верили, что он виновен, но они отказываются поверить в то, что он невиновен.

- Вы должны спросить их. Я не могу за них говорить. После всего, они взрослые, как вы сами отметили.

- Можем мы вернуться к теме? Терренс вычеркнул их из завещания, потому что они плохо к нему отнеслись, так?

- Уверяю вас, что их поведение достойно сожаления, но давайте не будем делать хуже.

- Я веду не к этому. Вы знаете, почему они поссорились?

- Потому что Терренс был пьян.

- Нет, потому что вы им внушили, что отец имел отношение к смерти девочки.

Мэйми отмахнулась.

- Это смешно. Эвелин такого не делала.

- Да, она сделала.

Я посмотрела на Эвелин.

- Если бы не вы, дети обрадовались бы приезду отца. Они бы приняли факт, что он оправдан. Если бы визит был удачным, он бы оставил им все, так что дело не во мне, а в вас.

Эвлин опустила глаза. Ее шея покраснела, что я сочла угрожающим знаком.

- Я не думаю, что вы понимаете, какие у них были отношения. Они на него молились. Он был для них героем.Когда обнаружилось это ужасное преступление, они были в отчаянии. Я хотела, чтобы они поняли, что он не был такой невинной жертвой, какую из себя изображал.

- Вы думаете, что он убил ее?

- Я думаю, что у него были средства, мотив и возможность.

- О чем вы говорите? Это не телевизионная драма.

- Карен была знакомой Итона. Она бывала в доме несколько раз.

- Ну и что?

- Я видела, что она привлекает Терренса. У меня не было никаких доказательств, но я не очень удивилась, когда пришла полиция и спросила о нем. Он выглядел ужасно. Его кожа была серой. Он потел и его руки тряслись. Это не вид невиновного человека.

Мэйми посмотрела на свекровь с недоверием.

- Вы серьезно? Он трясся и серел каждый раз, когда кончалась выпивка.

Эвелин по-прежнему обращалась ко мне.

- Не знаю, откуда у вас появилась идея, что я настроила детей против него. Я бы никогда такого не сделала.

- Я слышала это от Анны. Она рассказала мне вчера.

- Рассказала что? - спросила Мэйми, раздраженная тем, что оставалась в стороне.

- Ничего, - сказала Эвелин.

Это начинало быть похожим на политику, где все в основном состоит из показываний пальцем и взаимных обвинений.

Я повернулась к Мэйми.

- Анна сказала мне, что в тот день, когда ее отец позвонил, чтобы сказать, что его освободили, Эвелин созналась, что солгала на суде. Она сказала, что он ушел тем вечером и его не было до поздней ночи.

Мэйми посмотрела на Эвелин с ужасом.

- Вы сделали это?

- О, да, именно, - сказала я. - Она еще велела детям никому не говорить, из страха, что ее обвинят во лжи под присягой, что является преступлением. Спросите у Итона. Он вам скажет то же самое. Или Эллен.

Мэйми уставилась на свекровь.

- Я не могу поверить. Вы сказали, что он был дома, когда его не было?

Я помахала пальцем, поправляя ее.

- Все было наоборот. Она сказала правду на суде и солгала об этом позже.

- Но зачем ей это делать? Она должна быть сумасшедшей.

Эвелин наклонилась ко мне.

- Вы не знаете, о чем вы говорите. Вы были там?

- Конечно, я не была, но я вам скажу, кто был. Час назад я говорила с Лолли Брэндл.

Мэйми сморщила нос в недоумении.

- С кем?

- С женщиной, которая тогда жила в соседнем доме с Эвелин и Терренсом. Она была в доме Дэйсов в тот вечер, когда пропала Карен Коффи. Она говорит, что Терренс был дома весь вечер, кроме короткой отлучки в магазин за мороженым.

Тон Эвелин был натянутым.

- Вряд ли можно верить тому, что она говорит. У нее деменция.

- Она может не помнить того, что было вчера, но она подробно помнит тот вечер, вплоть до вида мороженого, которое он купил. Вопрос к вам, Эвелин. Кто был в то время президентом Соединенных Штатов?

- Понятия не имею. Какое это имеет отношение?

- Потому что Лолли знает. Я спросила ее то же самое, и ее память ясная, как стеклышко.

- Я вижу, что вы хотите верить ей, больше, чем мне. Я навещала ее дважды. Она понятия не имела, кто я такая, а мы знакомы двадцать пять лет. Кроме того, откуда вы знаете, что она не лжет, по каким-то своим соображениям?

- Потому что там еще был пастор из вашей церкви, со своей женой. Я буду счастлива разыскать их, и могу поспорить, они подтвердят сказанное Лолли. Собираетесь назвать их лжецами тоже?

- Я не совершала преступления.

- Я знаю, что нет. Вы сказали Итону, Эллен и Анне, что солгали в суде, когда на самом деле, сказали там правду. Потом вы внушили им, что Терренс выходил тем вечером и имел отношение к убийству девочки. Вы не обвиняли его прямо. Вы подрывали доверие к нему и сделали такую хорошую работу, что Итон и Анна полностью отвернулись от отца.

- Обвиняйте меня, в чем хотите. У вас нет доказательств, и вы ничего не можете сделать, даже если бы были.

- Вы правы. Но, по крайней мере, Мэйми теперь знает, и посмотрим, что она с этим сделает.

22

Встреча подошла к концу, и мы расстались. Словесные баталии редко приводят к удовлетворяющему концу. Они иссякают в слабых возражениях и оставляют вас жалеть о том, что вы не были умнее в момент разговора, когда вы потом прокручиваете все в голове.

Я не заработала ни одного очка, и никто из нас нисколечки не изменил свою позицию.

Я была рада, что познакомилась с Эвелин, потому что теперь лучше представляла, кто она такая и как она действует.

Бедняга Дэйс. Я собирала оборванную картину его жизни, соединяя фрагменты, как в ролике кинопленки, где пропущены большие сцены. История была, но смысл был потерян.

Смысл жизни (если считать, что он существует), это клей, который мы используем, чтобы соединять события, пытаясь заполнить трещины, в надежде, что из целого что-то получится.

Начало, середина и конец не всегда добавляют много, а в его случае осталась только странная меланхолическая нота.

Я поднялась в свою комнату и упаковала вещи. Спустилась на лифте и подошла к стойке регистрации с сумкой в руках. Подписала квитанцию кредитной карты и вернула ключ. Пересекая парковку, я заметила у своей машины Итона Дэйса. Он припарковал свою помятую «тойоту» на соседнем месте. Сначала я подумала, что он присел между двумя машинами, чтобы скрыться из вида, но, может быть, он только хотел завязать шнурки.

Я хотела спросить его, как он узнал, где я, но к тому времени мы все знали, что мой ярко-голубой «мустанг» был заметнее, чем мигающая неоновая надпись.

Он повернулся, открыл дверцу своей машины с пассажирской стороны, положил что-то на переднее сиденье, захлопнул дверцу и повернулся ко мне.

Он кивнул головой в направлении отеля.

- Что это все значит?

- Что, это все ?

- Я видел, как моя жена и мама только что уехали. Вы устроили собрание?

- Это была идея Мэйми. У нее были вопросы насчет завещания. По-моему, это была потеря времени, но я хотела продемонстрировать добрую волю.

- О чем еще вы говорили?

- Больше ни о чем.

Вдруг до меня дошло.

- О, теперь я понимаю. Вы думаете, что я вызвала Мэйми и вашу маму, чтобы на вас наябедничать.

- Не о чем ябедничать. Я разговаривал со знакомой.

- Моя ошибка. Это выглядело так, будто вы флиртуете с этой рыжей очаровашкой. Подруга Анны, да? Я не запомнила ее имя.

- Это не ваше дело.

- Не бойтесь, добрый сэр. Мои уста запечатаны. Теперь, если вы отойдете от моей машины, я хотела бы в нее сесть.

По какой-то причине это вывело его из себя. Он поднялся на цыпочки, наклонился в мою сторону, тыча пальцем мне в лицо. Тот факт, что он не повысил голоса, делал его подспудный гнев более зловещим, чем последовавшая угроза.

- Ты хочешь неприятностей? Я тебе устрою неприятности, и не думай, что не смогу.

- Что же именно?

- Я тебя засужу. Мы с сестрами засудим твою задницу, дошло?

- Дошло. Большое спасибо. Что-нибудь еще?

- Лучше запасись юристами. Вот и все.

- У меня есть адвокат.

- Могу поспорить, что есть. Могу поспорить, что ты наняла его в ту же секунду, как узнала о деньгах, потому что знала, какую яму себе выкопала. Мой папаша был пьяницей, о чем тебе прекрасно известно. Так что, может быть, ты уговорила его лишить нас наследства, чтобы занять наше место.

- Не будем говорить об этом, ладно? Хотите нанять адвоката — нанимайте. Я вам об этом говорила с самого начала.У вас есть копия завещания. У вас есть дата слушаний, и можете делать, что хотите.

Он повернулся, не сказав ни слова, обошел свою машину, сел за руль и захлопнул дверцу.

Машина завелась со второй попытки, но потом он уехал со свистом.

Анна права. Этот парень действительно был королевой драмы.

Я открыла «мустанг», засунула большую сумку на заднее сиденье, а маленькую положила на переднее. Села за руль и выехала с парковки. Такой была эмоциональная кульминация моего

двадцатичетырехчасового пребывания в Бэйкерсфилде.

В 10.52 я ехала по Калифорния стрит к выезду на шоссе 99. Впереди было еще две задержки, но я еще не знала об этом, так что радовалась возвращению домой. Бэйкерсфилд был неудачей. В основном, я достигла своих целей, но делая это, разворошила осиное гнездо.

Двое из трех детей Дэйса были безнадежны. Я не смогла убедить их, что их отец стал жертвой обстоятельств. То, что он оставил деньги мне, только подогрело их обиду, которую они несли годами. Как иначе это могло обернуться? Конечно, они разозлились. Конечно, они реагировали более-менее одинаково.

В игре были другие элементы. Было бы лицемерием заявить, что я выше каких-то там 595350 долларов. Я никогда в жизни не подходила близко к такой сумме денег, и хотя они не были реально моими, об этом точно следовало подумать.

Я немного пофантазировала насчет того, что будет, если я нарушу условия завещания и разделю наследство между ними тремя. Насколько это может исправить ситуацию? Никак не сможет. Итон и Анна промотают свои доли и будут ждать от Эллен, чтобы она делилась своей, пока и она не иссякнет. Эллен согласится, потому что чувствует себя виноватой перед ними — чувство, которое они воспитали в ней с годами.

Я поиграла идеей отдать часть денег, скажем, сто тысяч, разделенных на три, вместо полумиллиона с гаком. Недостатком этой идеи было то, что если я думаю, что им причитается немного денег, то почему не все? Либо это было правильным, либо неправильным. Действовать против последней воли Дэйса явно было неправильным, несмотря на угрозы Итона или маневры Эвелин. Если оставить деньги в стороне, суть проблемы, с их точки зрения, была в его любви к спиртному и в его отказе бросить пить. В глазах его детей, он умер, предпочтя алкоголь им.

Двигаясь на юг по дороге 99, я даже не выехала за пределы города, когда увидела знак выезда на Панама Лайн. Я видела это название в своих бумагах, когда искала Чокер Лайн, где жили Миллоуны в сороковые годы. Когда я сверилась с картой, адрес оказался слишком далеко от наезженной дороги, в то время мои мысли занимал Итон Дэйс. Теперь я находилась не так далеко от дома, в котором жил мой отец, и вопрос состоял в том, волнует ли меня это настолько, чтобы отложить путь домой?

Не-а, не настолько. Миллоунов давно нет, и возвращение в Санта-Терезу значит для меня больше, чем изучение исторических мест обитания моей семьи. Мне было любопытно, но отклоняться на пять миль от своего пути казалось утомительным, когда мне больше всего хотелось как можно скорее увеличить расстояние между собой и Бэйкерсфилдом.

С другой стороны ( я всегда думаю об этой чертовой «другой стороне»), кто знает, вернусь ли я когда-нибудь сюда? Генри спросит, чему я научилась, и я не осмелюсь сказать ему, что отказалась от исследования. Он не стал бы меня упрекать, но я упрекала бы себя сама, за то, что не воспользовалась возможностью.

Я просигналила о своих намерениях, съехала с шоссе и остановилась у края дороги. Я была раздражена. Почему я не могу вернуться к тому, чтобы быть сиротой, как была всю жизнь?

Я хоть раз жаловалась на это? Нет. Я испытывала определенную сварливую гордость, что у меня нет близких родственников. Теперь у меня отняли статус одинокой волчицы и меня огорчала потеря, даже если этот статус существовал только в моем воображении. Вышло, что я оказалась вовлечена в тот же кавардак отношений, как и все, кого я знала.

Я развернула здоровенную карту, 90 на 120 см, напечатанную на гладкой плотной бумаге, которую было неудобно разворачивать. В конце концов я проследила Панама Лайн на запад и на восток. Тонкие линии поперечных улиц обозначали границы микрорайонов. Когда-то это была фермерская земля. Может быть, частично, до сих пор есть. Город протянул свои щупальца во всех направлениях, и население выросло. В окно я видела плоский ландшафт, который был характерен для всего района, с вкраплениями домов, за которыми открывались поля. Чокер Лайн была дальше к востоку.

Я внимательно следила за названиями улиц. Представляла, как увижу семейное гнездо. Наверное, остановлюсь и выйду. Может быть, постучу в дверь, чтобы попросить у современных жильцов разрешение быстро осмотреть комнаты. Возможно, нынешний владелец купил дом у кого-то, кто знал, когда он построен, или через сколько рук он прошел.

Я притормозила в ожидании поворота и свернула налево, проверяя номера домов. Проехала от 4800 до 4600 с растущим чувством тревоги. Там не было 4602. Весь микрорайон исчез.

Я остановилась у тротуара.

Там, где когда-то стоял дом Миллоунов, теперь был поселок кондоминиумов. Одинаковые шестиэтжные оштукатуренные дома, расположенные решеткой и занимающие шесть-семь гектаров. Несколько деревьев, которые я заметила, были молодыми и недавно посаженными.

Улицы, которые отходили от Чокер Лайн были названы в честь штатов Новой Англии: Мэн, Вермонт, Нью-Хэмпшир, Коннектикут, Массачусетс и Род-Айленд. Если колония будет расти, в ход пойдет Восточное побережье, начиная с Нью-Джерси, и кончая Флоридой.

Я проехала дальше по Чокер, пока не доехала до металлических ворот. Въехала внутрь и покружила по дорогам между монолитными зданиями. Там особенно не на что было смотреть, потому что все они были одинаковыми. Дом моих дедушки и бабушки был стерт с лица земли, так же как и дома с другой стороны, и так же, как дома на шесть или восемь кварталов в каждую сторону. Даже почву выгребли и увезли, так что любые реликты — наконечники стрел, выбеленные на солнце кости, крышки от старых бутылок, исчезли тоже.

Можно взять металлоискатель, обследовать ближайших три квадратных километра и не найти даже старой ложки.

Это тебе за отрицание, подумала я. Ты решаешь, что тебе нет дела, и семейный дом исчезает.

Можно было оценить иронию ситуации. Вселенная тихонько хихикала надо мной. В то время как в семейной ветви Кинси было не продохнуть от народа, с кузинами, тетушками и дядюшками, даже с древней живущей бабушкой, Миллоуны исчезли. Как дополнительное наказание, на мне теперь повисли двоюродные и троюродные родичи, связанные со мной через Ребекку Дэйс, и я была знакома с ними ближе, чем хотелось бы. Еще я унаследовала семейный труп, чья последняя воля упала на меня. Единственную положительную сторону я видела в том, что после знакомства с Дэйсами родственники со стороны моей матери казались оплотом психического здоровья.

Я вернулась на 99 шоссе и продолжила свое путешествие к югу. Через шестьдесят километров после Бэйкерсфилда я посмотрела на часы. Было 11.45, и я умирала от голода.

Я ничего не поела, перед тем, как покинуть отель. Я была больше заинтересована отправиться в дорогу, чем наедать себе физиономию. Насколько глупо это было? Мне не доехать до Санта-Терезы, без того, чтобы не поесть. Я не приеду раньше середины дня, и к тому времени буду глодать собственную руку. Я придвинула сумку поближе и порылась в ней, но нашла только мятную пастилку для освежения дыхания, без сахара и без какой-либо питательной ценности. В тот самый момент я осознала, что забыла позвонить Генри, чтобы сообщить о примерном времени прибытия. Это решило вопрос.

Я начала рассматривать вывески на шоссе в поисках ближайшей стоянки для отдыха. Конкретный интерес вызывали перекрещенные нож и вилка, универсальное обозначение для

мест, где кормят. Я свернула на дорогу, где были обещаны многочисленные услуги: весы для машин, бензин, жидкий пропан, дизельное топливо, магазин для путешественников и ночная парковка для трейлеров. Стоянка была огромная, наверное, на триста мест, очень немногие из которых были заняты. Самое главное, там, во всем блеске, возвышалось кафе Дэннис.

Я припарковалась за два ряда до входа, заперла «мустанг» и вошла. Посетила удобства, а потом нашла пустую кабинку. Приветливая официантка принесла мне воду, меню и прибор.

Поскольку я уже завтракала часа три назад, я пропустила этот раздел меню и принялась разглядывать яркие фотографии бургеров. Большинство из них были опасно большими: двойные котлеты с сыром и всякая ерунда, напиханная в булочку.Чувствуя себя добродетельной, я выбрала салат, зная, что перед отъездом смогу заскочить в минимарт и запастись шоколадками. Расплачиваясь, я попросила разменять мелочью пять долларов.

Я видела на станции обслуживания телефон-автомат и шла по направлению к нему, когда ко мне подошел мужчина средних лет и постучал по плечу.

- Это ваш «мустанг»?

Я с удивлением повернулась к нему.

- Мой.

- Я так и думал. Я видел, как вы подъехали. Мы с женой сидели у окна, и это она обратила внимание. Мы просто посмотрели поближе.

- Я так понимаю, что вы фанат.

- Да, но я разыскал вас не поэтому. Вы знаете, что у вас спустило колесо?

- Вы шутите. Совсем спустило, или немного?

- Идемте, я вам покажу. Я боялся, что вы не заметили. Вернетесь на дорогу, и окажется, что вы едете на ободе.

Он повернулся и пошел к припаркованным машинам, а я поспевала за ним.

- Откуда вы приехали? - спросил он.

- Из Бэйкерсфилда. Я еду в Санта-Терезу.

Мы подошли ко второму ряду. Его жена стояла возле «мустанга» и послала мне извиняющуюся улыбку, как будто была виновата в моих проблемах.

- Кстати, я - Рон Свинглер, а это моя жена, Гилда.

- Кинси Миллоун.

Мы все обменялись рукопожатиями.

- Спасибо, что потратили время и сказали мне об этом.

У них были похожие фигуры, широкие посередине, с короткими конечностями. Было хорошо видно, как их общий стиль жизни и привычки в еде создали симметрию.

- Как насчет вас? Откуда вы? - спросила я.

- Из Техаса. Это наш медовый месяц. Мы женаты два дня.

Вот тебе и остро подмеченное наблюдение.

Потом я обратила внимание на свое левое заднее колесо.

- Вот черт. Действительно спустило.

- Посмотрте сюда.

Он показал на металлический кружок, размером со стирательную резинку на карандаше, между краем колеса и металлическим колпаком с крошечной серебристой лошадкой в центре.

- Похоже на кровельный гвоздь. Короткая ножка и широкая плоская шляпка? Я зарабатывал себе на колледж как кровельщик. Мы такими пользовались. Этот гвоздь вот такой длины, - сказал он, показывая большим и указательным пальцами. - Если вытащить, увидите круглую

или нарезную ножку.

- Странное место для гвоздя. Как вы думаете, он там оказался?

- По-моему, вы видите акт вандализма. Кто-то должен был забить этого парнишку в вашу шину. Наверное, вы оставили машину в плохом районе.

- Наверное, да.

Я подумала об Итоне, появившимся между двумя машинами, и как он положил что-то на переднее сиденье своей «тойоты».

- Если хотите, - сказал Рон Свинглер, - я поменяю вам колесо, если ваша запаска в порядке.

- Спасибо, но я могу попросить кого-нибудь на станции обслуживания. Я не хочу вас задерживать.

Заговорила Гилда.

- Он не возражает. Почему бы не разрешить ему помочь?

- Это не займет и пятнадцати минут. Наверное, меньше, - сказал Рон.

Я быстро подумала об этом. Это были хорошие люди, и я подозревала, что чем больше я буду протестовать, тем больше они будут настаивать. Может быть, их доброта каким-то образом компенсирует злобу Итона.

- Вообще-то, я могу воспользоваться помощью, если вы уверены, что не возражаете.

- С удовольствием, - сказал он. - Почему бы вам с Гилдой не подождать в трейлере, а я зайду за вами, когда закончу.

Что мы и сделали. Дом на колесах был припаркован в соседнем ряду. Глинда отперла дверь и придержала ее для меня.

- Хотите кофе?

- Нет, спасибо. Я надеюсь доехать до дома без остановок. Кофе может пройти прямо насквозь.

Интерьер был уютным: две скамейки со столиком посередине, маленькая кухонька и кровать, которая заполняла переднюю часть. Я не была уверена, о чем мы будем разговаривать, но это не стало проблемой, потому что у Гленды было много чего на уме. Как только мы уселись, она сказала:

- Разрешите мне спросить кое-что. У вас есть дети или внуки?

Я помотала головой.

- - Боюсь, что нет.

- Выслушайте это и скажите, что вы думаете. У Рона есть внучка, Эва, ей семь лет. Она вся в фигурном катании, тренируется двадцать четыре часа в неделю. Ее мама и папа, сын и невестка Рона, тратят девять тысяч долларов в год на занятия и соревнования. Для вас это звучит нормально?

- Думаю, что дисциплина может быть полезна для нее.

- Я не знаю, что и думать. Семь лет, и это все, чем она занимается. Не читает. Не играет в куклы .Она даже гулять почти не ходит, а это все, что меня интересовало в ее возрасте. Что-то с этим не так.

- Я вас понимаю.

- Что ее мать думает, хотела бы я знать.

Она продолжала говорить на эту тему еще долго после того, как мой интерес испарился. Я мысленно выключила ее, издавая вежливые звуки и глядя на часы за ее спиной. Могу сказать, что она обдумывала идею держать рот закрытым, что было мудрым, хотя мне самой это никогда не удавалось.

Когда ее муж наконец открыл дверь и сообщил, что запаска на месте, я щедро поблагодарила их обоих. Я не хотела сразу уходить, после того, как он оказал мне такую любезность, так что мы еще немного поболтали. Я еще раз выразила свою благодарность, от которой он отмахнулся. Конечно, я не стала предлагать ему деньги. Он явно был мужчиной, который любит помогать женщинам в беде.

В конце концов мы распрощались, и я дошла до телефона-автомата, где сложила мелочь на металлическую полочку, вставила монеты и набрала номер Генри.

Он снял трубку на третьем гудке.

- Это Генри.

- Привет, Генри. Это Кинси. Извини, что не смогла позвонить раньше.

- Где тебя носит? Я думал, что ты едешь домой.

- Я еду, но у меня спустило колесо.

Я рассказала ему о своей остановке на обед, размышляя, как далеко я смогла бы уехать с гвоздем в колесе. Но теперь не о чем волноваться, так что я сменила тему.

- Как Феликс?

- Не очень хорошо. У него обнаружили тромб в мозге, так что будут оперировать. Похоже, что у него какая-то инфекция, что делает все еще хуже.

- Он выживет?

- Трудно сказать. Вилльям клянется, что он уже по дороге на тот свет.

- Вилльям думает, что все уже полумертвы. Что врачи говорят?

- Они не кажутся оптимистичными. Это не то, что они говорят, это в их глазах. Буду рад видеть тебя дома. Когда ты приедешь?

Я посмотрела на часы. Было 1.22.

- Не раньше, чем через пару часов.

- Почему бы тебе не поужинать у меня? Ты устанешь, и тебе будет нужен бокал шардонне.

- Звучит хорошо.

Мы заканчивали разговор, и я чуть не повесила трубку.

- Ой! Чуть не забыл. Твой друг Диц едет сюда из Карсон Сити. Он должен приехать к шести, так что я тоже пригласил его на ужин.

Я прищурилась.

- Диц? Что ему нужно?

- Кажется, у него проблема с этой рекомендацией на работу.

- Рекомендацией на работу?

- Это то, что он сказал. Я думал, ты знаешь, о чем он.

- Понятия не имею.

- Сама у него спросишь, когда он приедет.

И с этим, он повесил трубку.

23

Больше ничего не происходило, только километры летели за мной с огромной скоростью. Мне даже захотелось задержки( может быть, небольшая авария или внезапный приступ поноса, который заставил бы меня съехать с шоссе при первой возможности, чтобы не запачкать трусы), но с этим мне не повезло.

Чувствуя себя раздраженной и уставшей, я пережевывала мысли о том, как Итон Дэйс забил гвоздь в мою шину, а потом, как будто я недостаточно расстроилась, стала вспоминать историю своих отношений с вышеупомянутым Робертом Дицем.

Я познакомилась с ним пять лет назад, в мае 1983, когда я обнаружила себя в списке на заказные убийства бандита средней руки из Невады, по имени Тайрон Пэтти. Пэтти обвинялся в убийстве продавца винного магазина. Он сбежал в Санта-Терезу, и я получила задание найти его, что и сделала. Его отослали назад, в Неваду, где осудили и посадили в тюрьму. С этого момента его жизнь покатилась под уклон, и он счел виноватыми в этом четырех человек: меня, окружного прокурора Карсон Сити, судью, который вынес приговор, и Ли Галишоффа, общественного защитника, который представлял его в суде. Это неважно, что Пэтти уже был уголовником-рецидивистом до знакомства с нами. Как и многие, чей плохой выбор приводит их к плачевным результатам, он не считал себя виноватым, до тех пор, пока мог обвинить кого-то другого.

Выйдя из тюрьмы, он тут же убил еще трех невинных людей (тоже наша вина, несомненно). Но еще находясь за решеткой, он нашел наемного убийцу, чтобы замочить нас четверых.

Галишофф услышал об этом и позвонил мне, советуя нанять телохранителя, что я сочла абсурдом. Кто может себе позволить телохранителя двадцать четыре часа в сутки? С ума он сошел? Он посоветовал Роберта Дица, частного детектива, который специализировался на личной защите. Я узнала имя, потому что звонила ему год назад, когда нужно было быстро сделать небольшую работу и не было смысле мотаться в Карсон Сити.

Галишофф снова дал мне его телефон, и я записала, не намериваясь звонить. Я только что получила новую работу и собиралась в пустыню Мохав. Я не воспринимала угрозу серьезно, пока кто-то не сшиб мой «фольксваген» с дороги в канаву. Я оказалась в больнице и тогда позвонила Дицу. Он согласился сопровождать меня в Санта-Терезу. Тогда же он сообщил, что судья был застрелен перед собственным домом, несмотря на присутствие полиции.

Диц появился в моей больничной палате и отвез меня домой на своем маленьком красном «порше». Когда опасность миновала и жизнь пришла в норму, если мы с Дицем оказались в одной постели, это никого не касается.

Последовали три месяца совместной жизни, после чего Диц уехал в Германию, где у него был контракт с военными на антитеррористические тренировки. Я была огорчена его отъездом, но какой у меня был выбор?

Он сказал: - Я не могу остаться.

Я сказала: - Я знаю. Я хочу, чтобы ты ехал. Я просто не хочу, чтобы ты оставлял меня.

Мы встретились снова в январе 1986, через два года, четыре месяца и десять дней.

Этот визит продолжался до марта. За это время он перенес операцию на колене, и я согласилась отвезти его обратно в Неваду. До расставания я провела две недели у него в Карсон Сити, изображая медсестру-домработницу, роль, в которой я никогда не имела успеха. Оттуда я уехала в Нота Лэйк, чтобы заняться расследованием, которое досталось бы Дицу, если б не его больная нога. С тех пор я его не видела.

Я не люблю отношений, которые то заканчиваются, то возобновляются, а Диц не может оставаться на одном месте, так что эмоционально мы всегда находились в конфликте. Если честно, ни один из нас не годился для длительных отношений. Диц был одержим страстью к бродяжничеству, а я хронически была осторожна после двух браков и двух разводов.

Кажется, так получается в моей жизни: обычно, когда вы говорите «прощай» другу, это ничего не значит, потому что вам не приходит в голову что вы можете никогда не увидеть этого человека снова. Это à bientôt , термин, который я помню с уроков французского в школе. Вот несколько фраз, которые я запомнила, хотя не получала выше тройки.

à bientôt - скоро увидимся,

À plus tard , увидимся завтра

À tout à l’heure - увидимся через какое-то время.

В том, что касается расставаний, французы всегда оптимистичны. Мой взгляд мрачен. Если мое внимание зафиксировано на тоске от предстоящей разлуки, французский язык выражает надежду и ожидание. Счастливое заключение, что через короткое время они снова скажут друг другу «бонжур».Мой жизненный опыт прощаний склоняется к финалу и боли. Мои родители умерли. Моя тетя умерла.Мой первый муж умер. Я категорически против того, чтобы заводить собаку или кошку, потому что риск потери уходит в стратосферу, а у меня и так хватает неприятностей.

После последнего расставания, я, говоря метафорически, выставила Дица из дома на тротуар, в надежде, что придут феи и увезут его. Не то, чтобы я никогда о нем не думала, но мои знакомые знают, что его имя лучше не упоминать. И вот он опять, и я не могу понять, что происходит.

Я остановилась перед домом в 4.25. Взяла сумки, заперла машину и прошла через скрипучую калитку к своей двери. «Смит-Корону» оставила в багажнике, собираясь отвезти ее в понедельник в офис. Генри не было видно, но во дворе пахло запеченным мясом и свежеиспеченным хлебом, оба он готовил идеально. Я вошла и отнесла сумку с вещами наверх по винтовой лесенке. Я повторяла себе, что приезд Дица не имеет никакого значения, но отложила официальное появление у Генри, пока не переоделась. Одежда была обычной: черная водолазка, джинсы и ботинки. Мне не хотелось выглядеть так, как будто я очень старалась. Косметикой не воспользовалась, потому что я редко это делаю в любом случае.

Почистила зубы и уставилась на себя в зеркало ванной.

В романах героиня всегда делает это, чтобы дать автору возможность описать ее внешность.

Здесь эта уловка не работает, потому что я всегда выгляжу в точности, как я сама. Это может разочаровывать. Иногда, стоя в очереди в кассу супермаркета, я замечаю на обложках журналов фотографии известных актрис, неожиданно снятых папарацци. Какой это шок — видеть легендарных красоток усталыми и бесцветными, с растрепанными волосами, припухшими веками и неровной кожей. Недостатки, угрожающие нашим устоявшимся представлениям о них, со сливочной кожей, большими глазами и живописно рассыпанными сияющии локонами. Моя внешность находится где-то посередине между двумя крайностями, но ближе к припухшей. В свою пользу должна сказать, что хотя бы не маскирую природные данные большим количеством замазки. Любой, кто удивился бы, увидев меня с неровной кожей, не обращает внимания.

Было 4.55, когда я постучалась в заднюю дверь дома Генри. Перед встречей с Дицем я, скорее, испытывала любопытство, чем волнение, что показывает, какая я дура. Диц должен был появиться еще через час, и я была благодарна короткому антракту наедине с Генри, когда я могла рассказать ему о своей поездке в Бэйкерсфилд.

Генри впустил меня. Он уже открыл бутылку шардонне, которая стояла в кулере на кухонном столе. Я знаю, что было немножко рано для бокала вина, но как я могла отказаться от половины бокала, когда он протянул его мне? Генри налил себе немного Блэк Джека со льдом, и мы уселись за кухонный стол.

Одним из многих очаровательных свойств Генри был интерес к вещам, которые интересовали меня. Он прекрасно помнит мои прошлые дела и мое поведение и без колебаний указывает на мои ошибки. Он свободно выражает свое мнение, даже если оно не совпадает с моим, что меня раздражает, но что я научилась ценить. Две свежеиспеченные буханки хлеба лежали на полотенце, а духовка выделяла достаточно мягкого тепла и мясного аромата, чтобы сделать комнату уютной. Я знала, что он подаст салат и что-нибудь простое на десерт.

В этом случае определенный интерес представлял кот, который, видимо, завладел Генри и всем, что имело к нему отношение. Эд жил здесь недолго, только пока я ездила в Бэйкерсфилд. Мне не верилось, что я была здесь так недавно, в то время как мое отсутствие ощущалось таким длительным.

- Расскажи мне о Феликсе. Как он?

Генри сделал рукой жест, означающий «не очень хорошо».

- После ужина поедем в больницу, если хочешь. Он без сознания, так что ты не можешь навестить его в полном смысле, но можешь на него посмотреть. Медсестры добрые, но я не люблю путаться под ногами. Как сказала одна медсестра — отделение интенсивной терапии не для зевак.

- Совсем никакого улучшения?

- Его накачали антибиотиками, но я думаю, это особо не помогло. В таких ситуациях все обычно развивается от плохого к худшему. Я не хочу быть пессимистом, но лучше говорить прямо.

- Как держится Перл?

- Как я слышал, она сейчас в запое. Как и твой друг Данди.

- Ты шутишь.

- Вовсе нет. Вчера вечером я был в больнице, и Перл явно отсутствовала. Она сидела у его постели, верная, как пес, когда ей только разрешали. И вдруг ее нет, так что после больницы я заехал в приют. Я не смог вытянуть ни слова из Кена, парня за стойкой, но один из местных жителей слышал, что я о ней спрашиваю, и отвел меня в сторонку, там и другие присоединились.

- Они где-нибудь окопались?

- Кто-то посоветовал местный спортивный бар. Я не знаю названия.

- Данди упоминал это место. Они там по выходным играют в дартс, если достаточно трезвые.

- Сомневаюсь, что они играют в дартс. Я бы сам их поискал, но у меня не хватает терпения.

Все это время Эд сидел в кресле-качалке, серьезно следя за разговором своими овальными глазами, одним голубым, другим зеленым. Он был короткошерстным и белым, с черным пятном с правой стороны морды и с черными и карамельными пятнышками с левой. Его уши стояли прямо, треугольники с розовой подкладкой, черные на концах.Его обрубок хвоста выглядел как бежево-черная пуховка. Генри смотрел на него с восхищением, что, как думал кот, являлось его прямой обязанностью.

Я кивнула в сторону кота.

- Как он поживает? Похоже, он тут обустроился и чувствует себя как дома.

- Он очень хороший мальчик. Ловит все, от мышей до кротов. Две ящерицы вчера и одна сегодня.

- Надеюсь, он не ловит птиц и кроликов.

- Конечно, нет. Мы об этом поговорили, и я объяснил его ограничения. Он приходит на зов и не играет на улице.

- Я думала, что японские бобтейлы должны быть разговорчивыми. Он не издал ни звука.

- Он говорит только когда ему есть, что сказать.

- Это ничего, что мы его обсуждаем, когда он сидит прямо здесь?

- Он любит быть в центре внимания. Он даже научил меня трюку. Смотри.

Генри взял клубок ниток размером с мяч для гольфа. Эд сразу заинтересовался, и когда Генри бросил его через комнату, прыгнул за ним, принес обратно и бросил к ногам Генри.

Оба были чрезвычайно довольны собой. Эд понаблюдал за Генри, чтобы определить, будут ли они играть еще.

Я сказала:

- Это странно. Как будто ты только что завел ребенка, и теперь все, что мы будем делать, это сидеть и смотреть на этого мелкого и восхищаться всем, что он делает.

- Не будь врединой. Расскажи мне о своем путешествии.

Это я и сделала, пока накрывала на стол, а Генри готовил яблочный пирог, раскатав тесто и покрыв его нарезанными яблоками, маслом, сахаром и корицей. Он , кажется, понял, что я еще не решила, как мне относиться к своим только что открытым родственникам, так что не развивал тему дальше основной информации. В это время Эд свернулся в кресле-качалке и закрыл глаза, хотя уши продолжали шевелиться, как антенны.

- Так что насчет Дица? Не могу поверить, что он позвонил после всего этого времени.

- Он приложил достаточно усилий, чтобы найти тебя. Сказал, что звонил тебе в офис и домой. Оставил везде сообщения, но когда ты не перезвонила, он позвонил мне, спросить, не знаю ли я, где ты. Я сказал, что в Бэйкерсфилде, но вернешься сегодня днем.Он сказал, что едет и повесил трубку.

- Без объяснений?

- Я не помню, чтобы он объяснял свои поступки.

- Тоже верно.

Генри открыл холодильник и достал пакет свежей салатной смеси.

- Наверное, это нужно помыть. Там написано: »Готово к употреблению», но это все относительно. Дуршлаг вон там.

Он указал на угловой шкафчик с вращающимися полочками, так что кухонные принадлежности могли быть сложены в иначе непригодном месте. Я достала дуршлаг, вывалила в него салат и пустила воду.

Генри говорил, что Диц приедет к шести, а я знала, что он был пунктуальным. Я бросила быстрый взгляд на часы. Было только 5.20, так что я до сих пор находилась в безопасной зоне. Я не могла вообразить, почему рекомендация на работу заставила его ехать в Санта-Терезу.Может быть, он хотел порекомендовать меня? Я знала, что не посылала никакой работы ему. Когда послышался стук в дверь, я едва обратила на него внимание, так что поразилась, когда Генри открыл дверь, и я услышала голос Дица.

С первого взгляда я поняла, что в его жизни произошло что-то плохое. Как обычно, его волосы были коротко подстрижены, но редкая седина сменилась почти полной белизной.

Что-то говорило о том, что он пережил эмоциональную катастрофу, как огонь, который оставляет опаленные волоски там, где раньше были брови. Я моргнула и увидела, что он восстановил себя и стал выглядеть как всегда. Белизна была естественным результатом процесса поседения, который уже шел. Его нос был длинным и острым, с горбинкой на переносице, откуда шли вертикальные морщинки, пересекаясь с морщинами на лбу.

Это были серые глаза и глубокий загар, что делали его лицо заметным, вместе с кривоватой улыбкой.

Он не был крупным мужчиной, может быть метр семьдесят восемь ростом. Худощавый, с неширокими плечами, жилистый и сильный. В прошлом он поднимал гири и пробегал десять километров в день, кроме растяжек, которым мешало больное колено. Видимо, он полностью оправился после операции на колене. По крайней мере, не хромал. Он выглядел усталым, но, может, с годами мы все так выглядим. На нем были те же ботинки, выцветшие джинсы и та же твидовая куртка, в которой я его увидела впервые, дополненная черной водолазкой.

Я машинально коснулась собственной водолазки, размышляя, заметил ли кто-нибудь совпадение.

Он окинул меня взглядом. Я была такой же, как всегда, но мне было интересно, заметил ли он какую-нибудь разницу. Я увидела, как Генри переводил взгляд с меня на Дица и обратно.

Казалось, он сдерживался и убирался с дороги, пока мы с Дицем изучали друг друга.

- Как поездка? - спросила я.

- Хорошо. Быстро. Не верится, что полиция не остановила.

Его тон был приятным, но он не смотрел мне в глаза. Это еще что такое?

- Ты до сих пор ездишь на «порше»? Я ожидала услышать, как твоя машина грохочет за полквартала.

- Да. Я подумывал о новой, но моей еще только десять лет.

- Хотите выпить? - спросил Генри. - Блэк Джек со льдом?

Диц улыбнулся.

- Хорошая память.

- Садитесь.

- Только освежусь.

- Конечно. Ванная вон там.

Диц вышел. Мы с Генри обменялись взглядом, размышляя, что послужило причиной девятичасовой поездки. Обсуждать это не было времени, поэтому мы занялись своими делами, предоставив объясняться Дицу. В его обычном стиле было сразу переходить к делу.

К тому времени, когда он появился из ванной прошло четыре минуты. Генри бросил в стакан кубики льда и налил виски.

- Воды?

- И так хорошо. Спасибо.

Диц сел. Как будто по приглашению, Эд соскочил с кресла и оказался у него на коленях. Он не припадал к полу и не прыгал. Казалось, он перелетел. Четыре лапы на полу... в воздухе...вытянулся... четыре лапы на коленях Дица, аккуратные и мягкие. Эд изучил Дица с близкого расстояния, глаза в глаза. Диц положил руку коту на голову, и кот изогнулся под его ладонью. Диц почесал его за ухом. Эд элегантно свернулся у него на коленях, приготовившись спать, положив голову на лапы. Генри отметил одобрение Дица Эдом. Я сдержала желание закатить глаза. Заговор мужчин и Эда был налицо. Что я им такого сделала?

Мы болтали за едой, переходя от темы к теме, избегая чего-нибудь определенного. Чем дольше это продолжалось, тем напряженней я себя чувствовала. Я не знала, тянет ли Диц, чтобы поговорить со мной наедине, или готовит сцену для шоу. Я думала, что лучше будет иметь Генри под рукой, когда я буду его слушать. Я чувствовала себя виноватой, но не знала, что я сделала.

После десерта Генри спросил, хотим ли мы кофе. Я отказалась, Диц тоже помотал головой.

Я посмотрела на Дица.

- Так что случилось?

Улыбка, с которой он повернулся ко мне, была искусственной, и я видела, как зол он был.

Не горячий гнев, а холодный, гораздо более опасный, потому что развивался изнутри.

- Я надеялся, ты мне скажешь. Ты порекомендовала меня парню, который оказался паразитом. Я сделал работу и послал отчет. Это было 15 июня. Никакого ответа. Я послал счет еще раз в июле, и он позвонил, что было очень мило с его стороны. Он заявил, что клиент еще не расплатился, и если он не получит деньги на этой неделе, то заплатит мне сам и возьмет деньги с клиента после этого. Звучало хорошо для меня, так что я ждал. Ничего не последовало. Я снова послал счет в августе, и письмо вернулось обратно. Большими буквами: «Возвратить отправителю». Попробовал позвонить, номер оказался отключен.

Не смог дозвониться до тебя, так что, вот он я.

Он уставился на меня, а я уставилась на него.

- Я понятия не имею, о чем ты говоришь.

- Волинский. Пит. Частный детектив.

- Ну, неудивительно, что он тебе не ответил. Он мертв.

- С каких пор?

- 25 августа. Его застрелили во время попытки ограбления. Умер на месте.

- Было бы мило, если бы ты дала мне знать.

Я поморщилась.

- С какой стати мне это делать?

- Потому что ты дала ему мое имя, а он дал мне работу.

- Я не давала Питу твое имя.

- Давала. Это первое, что он сказал.

- Он сказал, что я его послала? Когда это было?

- В мае. За неделю до Дня памяти. Он сказал, что встретил тебя в городе и спросил, не знаешь ли ты частных детективов в Неваде. Ты посоветовала меня.

- Я не разговаривала с Питом много лет. Я никогда не давала ему твое имя, или телефон, ничего. Он просто жулик.

- Он сказал, что работал с тобой у Берда и Шайна.

- Он не работал! Он никогда не работал у Берда и Шайна. Я к этому не имею никакого отношения.

- Ну, если не ты его послала, тогда кто?

- Откуда я знаю?

- Я согласился только из-за тебя. Иначе я не взялся бы за работу.

- Ты слушаешь, что я говорю? Он мог заявить, что я его послала, но это неправда.

- Откуда тогда он обо мне узнал?

- Может быть, от другого частного детектива в городе.

- Я знаю только тебя.

Я понизила голос, притворяясь спокойной.

- Я не говорила с Питом со дня, когда умер Морли Шайн, и это было пять лет назад. Я столкнулась с ним на похоронах, где он пытался что-нибудь узнать насчет работы.

В середине своего протеста, я почувствовала искру воспоминания и подняла руку.

- Ой. Погоди.

- Что?

- Сейчас я вспомнила. Мне позвонил Кон Долан и сказал, что кому-то нужен частный детектив в Неваде. Он спросил твой телефон, и я ему дала. Это было несколько месяцев назад. Я сказала, что понятия не имею, работаешь ли ты еще, но он мог попробовать. Мне не пришло в голову спрашивать, в чем дело. Я знаю, что тебе нравится Кон, а ты нравишься ему, так что думала, что все в порядке.

- Тогда, наверное, все ясно. Мое дурацкое везение.

- Извини. Честно, если бы я знала, что это Пит, ни словечка бы не сказала.

Генри поднялся и налил мне еще один бокал вина. Диц уже дотянулся до бутылки Блэк Джека, которая стояла посередине стола. Он долил свой стакан и подлил Генри, когда он протянул свой. Тишина была густой. Я не могла взглянуть ему в глаза.

- Сколько он тебе должен?

- Три тысячи с мелочью.

Снова повисло молчание, пока я взвешивала сумму. Она показалась бы мне большой, до того, как на меня свалились пятьсот тысяч. Все зависит от перспективы, не так ли?

- За какую работу?

- Наблюдение.

- Кто клиент?

- Какой-то молодой парень здесь, в городе, подозревал, что у его жены интрижка со старым приятелем. Эта жена и ее старый бойфренд теперь вместе работают в одной исследовательской фирме. Они оба полетели в Рино на конференцию, и наверное, муж хотел знать, не задумали ли они дурного.

- И они задумали?

- Нет, насколько я видел. Они совсем не общались. Она встретилась со старым школьным приятелем, и они два раза пересекались, но там не было ничего романтического. Я послал Питу отчет и указал все затраты, с чеками и квитанциями. Это было четыре полных дня работы, и я запросил соответственно.

- Тебе нужен адрес его офиса?

- Он у меня уже есть. Туда я послал свой счет. Я заеду туда в понедельник и посмотрю, что происходит. Может, его партнер мне объяснит.

- Не думаю, что у Пита был партнер.

- Конечно, был. Эйбл. Фирма Эйбл и Волинский.

- Это, наверное, трюк с его стороны, чтобы занять место получше в телефонной книге.

- Черт.

- У меня должен быть его домашний телефон в старой записной книжке. Я не помню номер на память, но я знаю, где он живет.

- Не заморачивайся. Это не твоя проблема.

- Конечно, моя. Я должна была спросить у Кона, что происходит, а потом спросить разрешения у тебя, прежде чем давать твой телефон.

- Не было бы разницы. Если бы я знал, что его послал Кон, я бы тоже согласился. Кроме того, Пит звучал вполне легально, когда я с ним говорил.

- «Легально» - хороший термин.

Генри хлопнул себя по коленям и поднялся.

- Ну, теперь, когда вы все выяснили, я пошел спать. Захлопните за собой дверь, когда будете уходить. Оставайтесь, сколько хотите.

Диц опустил Эда на пол и встал. На его джинсах остался отпечаток кота, обведенный белой шерстью.

- Я лучше пойду. Я в Эйджуотере, забронировал поздний приезд, но зачем рисковать, что они отдадут мой номер другому?

Они с Генри обменялись рукопожатием.

- Спасибо за ужин. С меня должок.

- Рад был видеть вас снова, - сказал Генри. - Раз уж вы проделали весь этот путь, надеюсь побудете какое-то время.

Диц не ответил.

* * *

Наше прощание было поверхностным, оно даже не сопровождалось рукопожатием или нейтральным поцелуем в щеку. Мне было жаль, что он проехал девять часов, чтобы отругать меня, когда мы могли все выяснить по телефону. Я хотела посоветовать, чтобы он представил свой счет в суд, предполагая, что Пит Волинский оставил завещание, но была уверена, что эта идея пришла ему в голову и без моей помощи. В этом случае лучше было не вмешиваться. Я и так его подставила, сама того не зная.

Он подождал, пока я отперла дверь и оказалась в безопасности внутри, потом вышел на улицу. Я слышала, как скрипнула калитка, а потом завелся «порше». Звук растаял, когда он уехал. Я взглянула на часы. Еще даже не было девяти. Несмотря на долгий тяжелый день, который я пережила, оставался еще один вопрос. Я взяла куртку, сумку и ключи от машины, закрыла за собой дверь и вышла на улицу. Я думала о Феликсе.

24

Когда я приехала в больницу, часы посещения должны были закончиться, но люди входили и выходили. В отделении интенсивной терапии было тихо.Я прошла через пустую комнату ожидания. Даже с притушенными коридорными огнями дело жизни и смерти продолжалось за сценой. Это было время для канцелярской работы, заполнять карточки, заказывать препараты, готовить отчеты для следующей смены. В холле никого не было. На посту медсестер я спросила о Феликсе. Молодая латиноамериканка в голубой униформе поднялась с офисного кресла и пригласила следовать за ней..

- Куда подевалась Перл? - спросила она через плечо.

- Не знаю. Надо будет выяснить.

Медсестра попросила меня подождать в коридоре, пока она зашла в палату Феликса и отодвинула шторку у его кровати. Она стояла в дальнем конце и смотрела на него, и я тоже.

Феликс лежал, ярко освещенный, присоединенный к машине, которая наблюдала и записывала его прогресс, в хорошую или плохую сторону. Давление, дыхание, пульс.

Его голова была забинтована, обе ноги в гипсе. Не было видно обычных вещей, которые окружают пациента в больнице. Ни тумбочки, ни цветов, ни открыток с пожеланиями выздоровления, ни ведерка со льдом, ни большого стаканчика с трубочкой. Необходимая жидкость попадала в него из прозрачного мешочка, подвешенного на капельницу. Его постель была белоснежной. Свет в остальной части комнаты был приглушен.

Бедный Феликс. Большой боггарт, который вернулся в лагерь, когда Перл и Феликс разоряли его, должен был знать, что она была инициатором. Феликс отреагировал в нужный момент, без возможности составить хороший план и действовать, согласно ему.

Я могла себе представить их желание отомстить Перл, но почему он? И почему так жестоко?

Может быть, они считали, что это будет лучшей местью, чем атаковать ее прямо.

Там, где я стояла, до меня не доносился ни один звук. Феликс не шевелился. Даже его дыхание было трудно заметить. Он был жив. Он был в безопасности. Ему было тепло. Кажется, он не испытывал боли. Сон, это все, что ему оставалось. Столько «вещей» в жизни уже прошло, не беспокоя его. Может быть, он снова выплывет в сознание, или боги оставят его в плавании.

Я поцеловала кончик пальца и прижала к стеклу. Я приду на следующий день. Может быть тогда он вынырнет из своего сна.

* * *

Утром в воскресенье я имела полное право поспать. Вместо этого я проснулась в 6.00 и лежала под тяжестью одеяла, наслаждаясь теплом. Плексигласовое окошко в крыше над моей кроватью показывало половинку голубого купола. Я спала с открытыми окнами, и утренний воздух приносил запах водорослей и горящих листьев.

Диц находился на расстоянии километра. Он был одним из тех людей, кому нужно очень мало времени для сна. В то время, которое мы провели вместе, он обычно не ложился до двух часов ночи, а вставал в шесть утра. По воскресеньям он проводил много времени за кофе, читая все страницы газеты, даже те, которые я пропускала.

Я откинула одеяло, встала, повернулась и заправила постель, как хорошая девочка.

Когда вы живете в одиночестве, у вас две возможности — быть аккуратисткой или засранкой. Я почистила зубы, приняла душ и оделась.

Поехала в отель Эйджуотер и оставила «мустанг» в руках парковочного служащего. Зашла внутрь, пересекла лобби и двинулась по широкому коридору. Слева от меня окна выходили во внутренний крытый дворик. Фикусы, пальмы в горшках и райские птицы заполняли пространство, отгораживая уголки с сиденьями и создавая иллюзию приватности. Я заметила Дица за столиком у окна, которое выходило на океан. Он был в джинсах и серой фланелевой рубашке на молнии, с длинными рукавами, которые он закатал. Поперек стола лежала газета, один конец ее придавлен кофейником. На нем были круглые очки в проволочной оправе.

Хозяйка вышла поприветствовать меня. Я показала на Дица, отмечая, что сяду с ним. Она протянула меню, от которого я отмахнулась.

Диц поднял голову, когда я подошла. Он убрал толстую часть «Лос-Анджелес Таймс» с ближайшего стула, и я села. Теперь я видела, что мой первый взгляд был правильным. Он выглядел усталым, и голова его побелела. Он положил руку на стол, ладонью вверх. И подарил мне свою кривую улыбку.

Я положила руку в его.

- Что с тобой случилось?

- Наоми умерла.

- От чего?

- От рака. Это не было легко, но было милосердно быстро. Шесть недель от диагноза до конца. Мальчики были там, и я тоже.

- Когда это случилось?

- Десятого мая. Я вернулся в Карсон Сити пятнадцатого, а через четыре дня позвонил Пит Волинский. Если ты простишь дурацкие сантименты, это было как знак.Не было вопроса, что я взялся бы за работу... все, что угодно, чтобы отвлечься... но было что-то в самой идее, что это пришло от тебя. Наоми всегда говорила, что я использовал работу, чтобы избегать быть рядом, заявление, которое я горячо отвергал, пока не понял, что это правда.

- Где мальчики сейчас?

- Ник в Сан-Франциско, работает в брокерской фирме. Он закончил университет и получил диплом бухгалтера. Наоми подталкивала его в финансовую сферу, и похоже, ему это нравится. Грэм закончил учебу в декабре. Он немного побыл с Ником, потом уехал. Он — бродяга и ни к чему не привязан, по крайней мере, пока.

- Похоже на тебя.

- Он и похож на меня. Ник всегда был как Наоми. Ее масть, ее темперамент.

- Она вышла замуж?

- Два года назад. Вот кого мне жаль. Бедолага. Я слышал, это был удачный брак. У него умерла от рака первая жена, и он думал, что пережил самое худшее. Потом Наоми заболела, и он вернулся туда, где был.

- Как насчет тебя?

- Она была моим пробным камнем — еще одно откровение в свете ее смерти. Что бы ни случилось, я знал, что могу на нее положиться. Я не мог с ней жить, но у нас были эти два мальчика, и она была частью моей жизни. Я, наверное, видел ее раз в три или четыре года.

Сейчас я потерял баланс. Говорят, это как потерять палец на ноге. Ты уверен, что сможешь ходить нормально. Ты делал это всю жизнь, не задумываясь.И вдруг твоя походка становится вихляющейся.

Он помахал официантке и она подошла со свежим кофейником. Диц встал и взял с соседнего столика чашку и прибор. Это был хороший способ создать эмоциональное пространство, чтобы я могла переварить то, что он сказал.

Я никогда не встречала Наоми. Я видела ее фотографию и была поражена ее красотой. Они с Дицем жили врозь дольше, чем вместе. Они жили вместе какое-то время, но она отказалась выйти за него замуж. А может быть, он никогда не предлагал.

Диц вернулся и сел. Я сказала:

- В ту же минуту, как ты вошел к Генри на кухню, я знала, что что-то не так. Я видела по твоему лицу.

- Вот что меня чертовски удивило. Очень странная штука. Мы никогда не были влюблены друг в друга. Было какое-то притяжение, которое я даже не назвал бы сексуальным. Это было что-то более основательное. Мы не сходились характерами. Доводили друг друга до сумасшествия. Самым счастливым днем моей жизни был тот, когда я ушел от нее в последний раз. А потом она умерла, и все обвалилось.

- Мне жаль.

- Злиться на тебя было облегчением.

- Легче, чем горевать.

- Точно. Слушай, я знаю, что ты сердилась, когда я уехал.

- Не преувеличивай. Я не настолько сердилась.

- Может, я ошибался. Я думал о тебе и не решался позвонить. Я подумал, что ты выбросила меня из своей жизни, и правильно сделала. За какое-то время примиряешься с отсутствием.

Когда Пит не заплатил мне, я решил, что это твоя месть.

- Слишком тонко. Если бы я мстила, мое имя было бы написано повсюду.

- И что сейчас?

- Я могла бы позавтракать. Умираю от голода.

Диц присоединился ко мне в оргии бекона, яиц и всего прочего. Это было нескончаемое пиршество. Я еще дожевывала кусок ржаного тоста с маслом, когда он вернулся к теме, которая привела его сюда.

- Вот что мне не дает покоя. Пит нанимает меня, чтобы сделать работу, и сразу после этого он мертв. Почему так получилось?

- Ну, это было не совсем так. Ты сделал работу когда, в последние выходные мая? А ограбление произошло в августе.

- Я знаю, но думаю, что эти два события могут быть связаны. Такое редко увидишь в наши дни. Один супруг следит за другим? Мы живем в эру разводов без вины, поэтому задание показалось мне странным.

- Зачем же ты за него взялся?

- Это звучало как развлечение. Не помню, когда последний раз меня просили околачиваться возле отеля и делать фотографии через теле-фото линзы. Я сделал очень хорошую работу, не постыжусь заявить. Парня, который меня нанял, застрелили, и мне это очень не нравится.

- Если два события следуют одно за другим, это вовсе не значит, что первое послужило причиной второго.

- Я понимаю, и надеюсь, ты права, но если я уже здесь, я хочу убедиться.

- Расскажи мне еще раз о наблюдении. Когда ты рассказывал вчера, я думала только о том, как тебе доказать, что я ни при чем, и не слышала ни слова.

- Я следил за женщиной по имени Мэри Ли Брайс и ее боссом, доктором Линтоном Ридом. Оба работают в местной исследовательской лаборатории. Видимо, они было знакомы раньше и у них были романтические отношения. Понятия не имею, было это серьезно или нет. Все дело в том, что текущий муж волновался насчет их пребывания в одном отеле в Рино.

- Почему они поехали в Рино?

- Они участвовали в конференции во время праздничных выходных.

- И была у нее с ним интрижка?

- Нет, насколько я выяснил. Они едва общались.

- Может, маскировались.

- Я об этом думал. Игнорируют друг друга на публике и бросаются в объятья, когда никто не видит. Дело в том, что они вообще никак не контактировали. Могу в этом поклясться.

- Ты говорил, что она встречалась со школьным приятелем?

- Видишь, ты слушала, - сказал он с улыбкой. - Ты права. Парень, по имени Оуэн Пенски, журналист — расследователь. Я проверил его прошлое. Был большой скандал.

- Какого рода?

- Его уволили из «Нью-Йорк Таймс» за плагиат.

- А что он делал в Рино?

- Он там живет. Нашел работу в местной газете.

- Думаешь, у них деловые или личные отношения?

- Понятия не имею. Они с Пенски встречались дважды, но я не смог услышать, о чем они говорили. Там было слишком много народа. Если бы я знал заранее, где они встречаются, я бы поставил жучок. Могу гарантировать, что они не заходили ни в ее, ни в его комнату.

- Но она могла иметь с ним интрижку.

- В таком случае, они проделали безупречную работу, чтобы это скрыть.

- Как ты сформулировал это в твоем отчете?

- Я был осторожен. Не делал заключений и не предлагал свое мнение. Нейтральный язык, чтобы ничего не разжигать.

- Как насчет этики в такой ситуации? Когда Пит умер, можешь ты поговорить с мужем и узнать, оплатил ли он счет?

- Мне придется. Сомневаюсь, что жена подозревает, что Пит нанял меня за ней следить. Если я ей намекну, ситуация может стать некрасивой.

- Я до сих пор не вижу, как это связано со смертью Пита. Похоже на напрасные хлопоты.

- Похоже, но почему нет? Кто-то мне должен.

- Пит мог получить деньги и просто не заплатить тебе.

- В таком случае, мне, наверное не повезло. Пока что, мне не нравится думать, что парня убили из-за меня. Если нет связи, тогда ладно. Если я смогу получить деньги, еще лучше.

- У тебя есть план?

- Я надеюсь уговорить жену Пита разрешить мне взглянуть на его бумаги. А ты чем собираешься заняться?

- Мне нужно отвезти «мустанг» на станцию обслуживания. Один засранец засунул мне кровельный гвоздь в шину. А ты?

- Я думал нанести визит Кону Долану и узнать, что ему известно. Может быть, у копов есть подозреваемый, или кого-то уже посадили. Если так, я перестану волноваться о том, что работа каким-то образом связана с его отбытием с планеты Земля.

- Ты знаешь, где живет Кон?

- Знаю, и это не займет много времени. После этого, если ты свободна, я угощу тебя обедом у Эмили.

- Звучит заманчиво. Пригласить Генри?

- Оставим это до следующего случая.

- Сколько ты здесь пробудешь?

- Пока не знаю.

После завтрака мы получили свои машины, и Диц отправился к Кону, а я доехала до ближайшей заправки, где оставила свое колесо. Ремонт сегодня не производился, но два механика должны были появиться утром в понедельник, и парень, обслуживающий бензоколонку, пообещал попросить одного из них заняться моим колесом с самого утра.

Он позвонит, когда колесо будет готово. Пока что, запаски было достаточно, чтобы перемещаться по городу.

Избавившись от этой проблемы, я планировала разыскать Данди и Перл, которые, видимо использовали тяжелое состояние Феликса как еще одно извинение для своего плохого поведения. Я была вполне уверена, что спортивный бар, где они играют в дартс по воскресеньям, это тот, который называется Дагаут, и я его видела в Милагро, в квартале от минимарта, в котором я когда-то покупала сигареты.

Я оставила машину на стоянке за углом и дошла до бара. Удачно расположенный мусорный контейнер выполнял двойную функцию, помогая завсегдатаям, которых тошнило.

Бар, разумеется, был открыт. Прийти сюда в десять утра в воскресенье для некоторых ребят было тем же самым, как для других — в церковь. По тихоокеанскому времени скоро будут показывать трансляцию футбольных матчей со среднего запада и восточного побережья.

Бар выглядел как любой другой спортивный бар. Кабинки, свободно расставленные столики и стулья, шесть больших телевизоров, стоящих через промежутки, каждый показывал свое спортивное событие. Слева тянулась барная стойка с табуретами, почти все были заняты.

В другом помещении были расставлены столы для биллиарда и фусбола.

В задней комнате я заметила несколько досок для игры в дартс, но в этот час никто не играл.

Двенадцать мужчин у бара повернулись посмотреть на меня, когда я вошла, а потом вернулись к своим напиткам.

Бармен двинулся в мою сторону. Это был мужчина средних лет, невысокий и грузный, одетый во что-то похожее на хоккейную форму. Он положил передо мной на стойку коктейльную салфетку.

- Я ищу Перл.

- Слишком поздно. Они с Данди приходили вчера, устроили заварушку. Теперь они заработали восемьдесят шесть.

Это значило запрет для посещения бара на всю оставшуюся жизнь, хотя обычно владельцы баров в конце концов сменяли гнев на милость.

- Вы знаете, куда они пошли?

- В таком состоянии это точно был не приют. Там закрывают в семь вечера, а я последний раз видел их в два часа ночи.

- Они были здесь все время?

- На какое-то время уходили, потом вернулись.

- Что они такого натворили?

Он с усмешкой приложил руку к подбородку. Перебирал пальцами, глядя вверх, как будто бы припоминал и подсчитывал.

- Ну, давайте посмотрим. Когда они пришли во второй раз, начали пить стопку за стопкой.

Данди не такой слезливый во хмелю, как она, но он ко всем пристает. Он хочет завязать длинные разговоры. Ребята не хотят иметь с этим дела. Эти двое пытались бросать стрелы, но никто из них не видел ясно. Перл упала на спину и сломала стул, а потом вступил Данди и сломал другой стул, на счастье. Ее стошнило, а потом он упал. В этот момент я мог вызвать копов, но у меня слишком доброе сердце.

- Я слышала, что они ушли в запой.

- Я могу это засвидетельствовать. Дело вот в чем: мне нравится Перл. Я желаю ей самого лучшего, серьезно. Кто знает, что поставило меня туда, где я есть, а ее — на улицу? Назовем это причудой удачи, но она все время повторяет, как все несправедливо. У меня не хватает на это терпения. Как я ей сказал, не я придумал игру и не я устанавливаю правила. Может быть, все это воняет и мне чертовски жаль, но мне надо управлять баром.

- Она крутая, - сказала я, надеясь уменьшить его раздражение и избежать споров.

- Она говорит, что ей не везет, но везение тут ни при чем. Она делает свой выбор, точно так же, как и я. Я не знаю, ленивая она или глупая или психически больная, и мне все равно.

Дело в том, что от меня зависят пятнадцать моих работников, но как я могу вести бизнес, когда Перл и ей подобные приходят сюда и заблевывают весь бар?

Я покачала головой и сказала : «Понятно», как надеялась, сочувственным тоном. На самом деле меня больше интересовало их настоящее местопребывание, чем история их плохого поведения.

- Факт в том, что я своими налогами оплачиваю ее жилье, еду и медицинские услуги. Вы когда-нибудь об этом задумывались? И знаете что? Моя жена заболела и попала в больницу на десять дней. Хотите знать, сколько это мне стоило? Девяносто тысяч баксов. Я не шучу.

Я буду их выплачивать до тех пор, пока девяносто не исполнится мне. Перл заболеет? Это не будет стоить ей ни цента. У них есть программы.Приют и одежда и трехразовое питание.

Я должен был быть таким невезучим. Смысл в том, что я покончил с ней и я покончил с ее приятелем. Скажу вам кое-что еще, и это вообще непонятно: Данди-умный парень. Его отец преподавал математику в старших классах. Вы когда-нибудь слышали об этом?

- Вообще-то, да.

- Данди мог бы сделать из себя что-нибудь, вы знаете? Он решил пойти по кривой дорожке, почему это должно заботить меня?

Я издала еще несколько звуков, а потом извинилась и ушла.Затроньте тему бездомных, и у каждого найдется свое мнение. Пятьдесят процентов местных жителей сочувствуют, а пятьдесят злятся, как черти. Проблема решается? Нет.

Я вернулась в машину, поехала по Милагро в сторону пляжа и свернула направо, доехав до маленькой улицы, где находился приют. Припарковала машину, прошла полквартала и зашла в здание. Общая комната была почти пустой, но они были там. Перл и Данди развалились на соседних диванах, мертвые для мира. Она натянула куртку на голову, но ее тело нельзя было спутать ни с кем. Я бы не пропустила эту внушительную массу, запеленутую в искусственную кожу. Данди опирался на стул, руки на коленях, ноги вытянуты вперед. Рот его был открыт, и он храпел. В воздухе вокруг них пахло фруктовым кексом.

Я нашла стул и сидела какое-то время, размышляя о жизни, которую они вели. Я бы так не выдержала. Я могу бездельничать полдня, но потом возвращаюсь к своему расписанию: подъем в 6.00, пятикилометровая пробежка, офис, поход к Рози на ужин. Безделье меня бесит. Мне не достает темперамента или силы характера.

Через некоторое время Перл проснулась и села. Ее лицо было красным, как при высоком давлении, волосы жесткие и сухие, как солома. Когда-то она их обесцветила, а то, что осталось, доросло уже до кончиков. Учитывая ее нахождение в запое, можно было сказать, что многие части ее тела бунтовали. Мне не было ее жалко, но кое-что я могла понять. Она должна была себя чувствовать, как будто ее сразила тропическая болезнь, какое-то ужасное расстройство, которое она никак не заслужила. Я видела, как она вглядывается внутрь себя, возможно, измеряя уровень тошноты по шкале от одного до десяти. Я бы дала шесть, с тенденцией повышения.

- Как ты себя чувствуешь? - спросила я.

- Боже милосердный...

Она провела рукой по лицу и взглянула на меня так, будто свет жег ей глаза.

- Откуда ты взялась?

- Вернулась из Бэйкерсфилда.

- Как все прошло?

- Не очень. Как насчет тебя?

- Думаю, я подхватила эту желудочную заразу, которая ходит по городу.

- Я слышала, что она нехорошая.

Она подняла руку.

- Погоди секунду.

Она поднялась на ноги, приложила два пальца к губам и целеустремленно двинулась в сторону туалета, ускоряясь по мере приближения. Даже за закрытой дверью я могла слышать несчастье. Вот оно, очарование пьянки. Данди повезет , если он сумеет немного поспать и дать своему несчастному организму переработать излишек алкоголя.

Перл медленно вернулась. Было видно, что она плеснула водой себе в лицо, и я надеялась, что у нее был шанс прополоскать рот. Она осторожно опустилась на диван, как будто у нее болела спина.

- Говорят, что вы с Данди заработали восемьдесят шесть в Дагауте.

- Это ненадолго. Знаешь, почему?

- Буду рада послушать твой анализ.

- У парня большое сердце. И он хорошо ко мне относится.

- Ему приходится.

- В любом случае, что мы ему сделали? Ну, иногда устраиваем беспорядок, но кто этого не делает?

Она бросила в мою сторону болезненный взгляд, и я представила себе, что я единственная, кто стоит между ней и еще одним раундом сна.

- Ты зашла по какой-то причине? - спросила она.

- Просто интересовалась, где вы. Вчера вечером я заходила в больницу.

- Блин. Я там сидела часами. Кто-нибудь тебе говорил?

- Я слышала, что ты была предана, как пес.

- Это точно. У тебя, наверное, нет викодина.

Я отрицательно помотала головой.

- Перкосета?

- Кончился.

Зазвонил телефон на столе позади меня. Кто-то снял трубку, и оглянувшись, я увидела волонтера, закрывшего трубку ладонью.

- Перл?

- Что я тебе говорила? - заявила Перл, с трудом поднимаясь на ноги. - Парень должен мне извинение. Я еще посмотрю, принять или нет. Я не люблю оскорблений, особенно когда я ничего ему не делала.

- Ну, удачи. Прояви немного милосердия.

- Ха, - ответила она.

Данди проснулся и сел. Может быть, наши разговоры достигли глубин его пьяного сознания.

Он должен был выпить столько, что не протрезвеет еще два дня.

От стола я услышала, как Перл повысила голос.

- НЕ ГОВОРИТЕ ЭТОГО. Не говори мне этого, сукин сын!

Последовало молчание и голос Перл стал еще громче.

- Заткни свое хлебало! Это НЕПРАВДА! Ты врешь, кусок дерьма.

Опять молчание, когда кто-то на другом конце пытался сказать что-то еще.

Ответ Перл был в тему.

- Эй! Еще раз это скажешь, я приду и дам тебе в рожу!

Она еще немного послушала и швырнула трубку.

- Это чушь собачья. Ну и хрень!

Она тяжело заковыляла в нашу сторону, видимо ей было больно двигаться с любой скоростью. Она вспотела, и лицо от гнева покрылось пятнами.

Данди поднялся на ноги.

- Что случилось?

- Я скажу тебе, что случилось. Хочешь знать, что случилось? Этот говнюк говорит, что Феликс умер.

- Я видела его вчера вечером.

- Да, ну, он умер час назад. Как он мог это сделать, когда я его любила? Эй. Знаешь, что.. Эй...

Ее голос прервался. Что бы она ни хотела добавить, вместо этого вырвался вой. Звук был достаточным, чтобы заморозить каждого на месте, а потом заставить половину обитателей поспешить ей на помощь, как будто ее рука попала между лопастями вентилятора.

25

Вот какая я бессердечная: завывания Перл меня раздражали. Они казались чрезмерными, искусственными, притворными.Моей реакцией было отсоединиться, как выдернуть вилку из розетки. Я не могла реагировать на новость о смерти Феликса из-за ее чрезмерной реакции.

Как будто она предотвратила любые честные чувства, вызванные его смертью. А может быть, это как раз Перл была нормальной, а я — слишком незрелой психологически, чтобы испытывать горе. Момент не казался подходящим, чтобы разбираться в таких сложных вопросах, но идея приходила мне в голову и раньше, это ощущение, что я каким-то образом расхожусь с остальным человечеством. Может быть, я слишком много повидала. Может, мне пришлось иметь дело с такими грубыми и тоскливыми вещами, что я потеряла способность испытывать боль. Я почти представила себя в офисе психотерапевта, осторожно выбирая свой путь по этому минному полю. Я ненормальная?

Не, я была почти уверена, что это Перл.

Итак, я стояла там, пока она упала на диван, с тем, что выглядело как пародия на горе. Конечно, это не моя работа судить, как другие выражают свои эмоции, но я дала бы ей 2,5 балла из десяти, на основании ее притворства. Данди не пошевелился, чтобы ее успокоить.

Я не была уверена, чувствовал ли он такое же отчуждение, или просто был беспомощен при виде женской истерики. Я не сомневалась, что Перл любила Феликса. Я просто думала, что она добавила театральности, чтобы командовать на сцене.

Я скрестила руки и опустила взгляд, зная, что моя поза говорит моем состоянии, которое было раздраженным и замкнутым. Могу поклясться, что Перл это чувствовала, потому что начала кидаться из стороны в сторону, как капризный ребенок, который хочет что-то получить от матери.

Кто-то принес ей стакан воды. Кто-то намочил бумажное полотенце и осторожно протер ей лицо. Мне хотелось врезать ей как следует, но каким-то образом я удержалась. Это продолжалось дольше, чем было необходимо, чтобы ей донести свою точку зрения.

Двое местных жителей помогли ей встать, и ее вывели из комнаты, как спортсмена, получившего травму на поле. Остальные стояли в уважительном молчании, когда я мысленно закатила глаза. Мы с Данди обменялись взглядом, но я не смогла ничего прочесть.

- Что случилось, пока я была в Бэйкерсфилде? Я знаю, что Феликса избили, но что вызвало атаку? Они с Перл еще что-то натворили?

- Нет, насколько я знаю. Перл, в основном, сидела здесь, боялась, что они за ней придут. Феликс ни о чем не беспокоился. Не думаю, что понятие о том, что действия имеют последствия, что-нибудь для него значило. Он сделал то, что сделал, а потом забыл об этом.

Этот мальчик не был благословлен большим количеством здравого смысла.

- Что сделала полиция насчет боггартов?

- Порасспрашивали, я уверен. Заполнили бумаги. Я знаю, что они говорили с парнем, который позвонил 911, но он не стал помогать. Жаль, что так случилось и так далее, но он не станет подставлять свою шею ради бродяги, который влезает в потасовку с тремя другими бродягами.

- А пока что вы с Перл ударились в загул. Что это такое? Кажется, последнее, что вам нужно, это упиться до чериков.

- Иногда это хорошо, ты знаешь? - сказал он застенчиво. - Когда все так плохо, хочется расслабиться. Отрубиться и забыть. Лучше, чем быть грустным, сердитым или отчаявшимся.

- А сейчас ты в порядке? Выглядишь неважно.

- Нет, ничего. Нужно найти местечко, где я смогу свернуться и поспать.

- Приглядишь за Перл?

- О, конечно. Я должен заботиться о друге.

- Еще раз уйдешь в запой, и я сверну тебе шею, - сказала я со всем сочувствием, на которое была способна.

Потом я подавила желание его обнять, в основном потому, что на его спортивной куртке застыло что-то похожее на плевок. Я потрепала его по плечу. Жест был слабым, но это было лучшее, что я могла.

На пути обратно волонтер за столом поманил меня. Я обернулась, чтобы удостовериться, что жест предназначен мне. Остановилась у стола.

- Вы — родственница Терренса Дэйса?

- Да.

- Та, которую он назначил распорядителем завещания?

- Это я. Меня зовут Кинси.

- Билл, - представился он. - Я спросил, потому что нашел почту на его имя, и решил отдать вам.

- Спасибо большое.

Он повернулся и достал пару квитанций из банка в конвертах с окошками и пакет размером 35х50 см. Пакет был толстым, и когда он передал его мне, я удивилась его весу.

Пакет был адресован самому себе, почерком, который я узнала. Штамп стоял 29 июня 1988.

- Я вам очень благодарна.

Я достала свою визитку и положила на стол.

- Если придет еще что-нибудь, не могли бы вы сообщить?

- Конечно. Я оставлю записку другим волонтерам.

Я поблагодарила его и отнесла тяжелый пакет в машину. Пакет был настолько тщательно перевязан скотчем, что я не могла так просто его открыть. Придется подождать и открыть его позже, чтобы узнать, что он отправил сам себе за несколько месяцев до смерти.

Я немного посидела. Нет смысла заносить смерть Феликса на каталожную карточку. Я не была уверена, в какое время он умер, или что врач записал как причину смерти. Я даже не знала, сколько ему было лет. Все, что мне было известно точно — он так никогда и не избавился от скобок на зубах, что казалось слишком печальным, чтобы выразить словами.

Я завела машину и поехала к прокату велосипедов в начале Стейт стрит. Свернула в боковую улочку и нашла место для парковки. Заперла машину и пошла за угол, к магазину, где сдавали велосипеды напрокат.

Ярмарка выходного дня развернулась вовсю. Картины, керамика и кустарные изделия были выставлены в киосках вдоль тротуара. Некоторые продавцы развернули легкие палатки, чтобы выставить самодельную одежду, ветровые колокольчики, вертушки и ювелирные изделия.

Учитывая, что это было в воскресенье, солнечным днем, на пляже позади было полно людей — орущие дети, бегуны с собаками и распростертые девицы, спустившие бретельки купальников, чтобы не оставлять белых полос. Рестораны вдоль бульвара распахнули двери, а столики снаружи были заполнены до отказа.

Прокат велосипедов тоже делал прекрасный бизнес, особенно с педальными тележками, которые так популярны среди детей. Я вошла. Кроме проката велосипедов магазин торговал серфбордами, купальниками, футболками, шортами, бейсболками, солнечными очками, кремом от солнца и аксессуарами.

Я поискала кого-нибудь главного и остановилась на мужчине лет шестидесяти, который стоял за кассой, пробивая чек. На нем была гавайская рубашка застиранных цветов, с оттенком бледно-голубого, с белыми силуэтами пальм. На его лысеюшую макушку были подняты очки для чтения. Он щеголял обручальным кольцом и наручными часами, которые выглядели достаточно крепкими, чтобы спускать воду в унитазе, не теряя времени.

Я подошла к стойке и дождалась своей очереди. Закончив с покупателем, он в ожидании посмотрел на меня.

Я протянула руку.

- Кинси Миллоун. Вы — владелец?

То, что я представилась, поставило меня в категорию бродячих торговцев и промоутеров, желающих разместить рекламу маленького театра, спектакли которого никто не смотрит.

После небольшого колебания он пожал мне руку.

- Я владелец, да. Моя фамилия Паккет. Что я могу для вас сделать?

- Я друг молодого человека, которого избили перед вашим магазином.

Его улыбка погасла.

- Вы говорите о Феликсе. Как он?

- Не очень хорошо. Он недавно умер.

Он поднял руку.

- Погодите. Пока вы не начали разговоры, я знаю, чего вы хотите, и я не могу помочь. Эти бандиты избили его, и мне жаль, что он умер, но я не собираюсь идти в полицию и смотреть на фотографии. Я знаю, кто они такие. Я их здесь все время вижу. А что вам до этого?

- Я не очень хорошо знала Феликса, но я чувствую себя плохо.

- Я тоже. Кто бы не стал? Он был хорошим парнишкой, но это ничего не меняет. Я до смерти устал от бездомных. Если они не выпрашивают мелочь у туристов, то валяются между домами или на общественых скамейках и разговаривают сами с собой. Мне не жалко для парня места поспать. Что меня достало, это каждую ночь кто-то писает мне на ступеньки. Воняет мочой. Я обнаружил, что какая-то женщина каждый вечер испражняется у моего забора. Это кем надо быть?

- Может быть, она душевнобольная.

- Тогда, наверное, ее нужно куда-нибудь забрать. Самое плохое случилось, когда Рейган закрыл все психушки в семидесятых...

Я прервала его.

- Давайте не будем о политике, ладно? Я понимаю ваши претензии, но я здесь не для того, чтобы дебатировать. Я бы хотела поговорить о Феликсе.

- Понятно. Парень никогда не проявлял неуважения, поэтому я не собираюсь его стричь под эту гребенку. Я ничего не имею против бездомных, пока они держатся от меня подальше.

Город полон этих нытиков-либералов...

- Эй!

- Извините. Я не хотел. Что касается опознания уродов, которые его избили, мне нечего сказать. Заберут этого большого громилу, что система с ним сделает? Проведет через суды и выплюнет с другого конца.

- Но почему они должны избежать наказания за убийство? Бездомные, не бездомные, это плохие люди.

- Согласен. Вот что я скажу. Я знал Феликса намного дольше, чем вы. Первый раз он появился лет шесть или восемь назад. Ему было не больше шестнадцати. Он попросил пару баксов, и я не дал. Я сказал, что мне нужна сделанная работа, согласен он или нет? Он сказал да, так что я разрешил ему подмести. Он разламывал ящики, выносил мусор, все в таком роде. За это я покупал ему ужин. Ничего особенного, но не фаст фуд. Иногда я давал ему десятку, чтобы он мог перебиться, пока получит пособие по инвалидности. Через некоторое время я увидел, что он потерял интерес или нашел другой путь, чтобы сводить концы с концами. Мне очень жаль, что с ним такое случилось.

- Но вы все равно не хотите посмотреть на фотографии.

- Нет, не хочу. Вы знаете, что я получу взамен? Этот гангстер с дружками придут сюда за мной. Разобьют мне витрину, все разграбят. С чем это оставит меня?

- Можете вы, по крайней мере, подумать об этом?

- Нет, потому что ничего не изменится. Ни вы, ни я, ни смерть этого парнишки. Я вас понимаю. Вы хотите сделать, что можете. Я тоже. Но я не буду подвергать себя опасности.

У меня жена и дети, и это для меня на первом месте. Вы можете подумать, что я трус, но я не трус.

- Я понимаю. Я просто не могу придумать, что еще можно для него сделать.

- Я уважаю ваши чувства. Я ничего не имею против вас или Феликса. Я знаю свои пределы. Это все, что я пытаюсь сказать.

Я вытащила визитку и положила на стойку.

- Если что-нибудь еще произойдет, позвоните мне?

- Нет, но желаю вам удачи.

* * *

Возвращаясь домой, я заметила красный «порше» Дица, припаркованный за полквартала.

Или он не застал Кона Долана дома, или информации было немного. На другой стороне улицы было место, так что я развернулась и втиснулась в него. Взяла сумку и пакет, заперла машину, перешла через улицу и вошла в калитку.

Дойдя до патио, я замерла. Генри сидел в одном из складных деревянных кресел. Анна Дэйс сидела в другом. Ее темные волосы были зачесаны на макушку и держались с помощью нескольких серебристых заколок. Ботинки, джинсы, джинсовая куртка, под которой была футболка с глубоким вырезом. Все хорошее и приличное. Огромный чемодан у ее ног привлек мое внимание. Еще я заметила Эда, который свернулся у нее на коленях и спал, как младенец.

Я прижала посылку Дэйса к груди, как щит, и уставилась на нее.

- Как ты сюда попала?

- На междугородном автобусе.

- Я думала, у тебя нет ни цента.

- Мне пришлось одолжить деньги у Эллен. Если б ты подвезла меня, как обещала, мне не надо было бы ее беспокоить.

- Я никогда не говорила, что подвезу тебя.

- Ты, блин, точно не сказала «нет».

Она взглянула на Генри.

- Извините за грубость, но я уверена, что вы меня понимаете.

У Генри хватило такта не комментировать. Он послал мне улыбку.

- Семья со стороны твоего отца. Очень мило.

Я все еще смотрела на нее.

- Ты не можешь жить у меня.

- Кто тебя просит? У меня есть, где остановиться.

- Ничего страшного, - сказал Генри. - У меня есть свободная спальня. Мы как раз собирались посмотреть. Я думал, ты будешь рада иметь ее поблизости, так что вы сможете узнать друг друга получше.

- Это ты сам придумал, или она помогла?

Генри моргнул.

- Я сейчас и не вспомню. Думаю, что я.

- Мне нужно работать.

Я не давала Дицу ключ, но он, должно быть, сохранил тот, который сделал во время своего последнего пребывания в городе. Дверь стояла нараспашку, позволяя прямоугольнику октябрьского солнца лежать на полу. Я должна была немного постоять на пороге, чтобы взять себя в руки. Я не могла винить Генри. Откуда ему знать, какая она манипуляторша?

Я положила пакет на стол.

Диц сидел на диване, задрав босые ноги на кофейный столик, и читал воскресный номер «Лос-Анджелес Таймс». Это была та самая газета, которая лежала на столе, когда я нашла его в Эйджуотере. Он сварил свежий кофе, и его пустая чашка стояла под рукой.

- Ты огорчена.

- Вовсе нет.

- Ты выглядишь огорченной.

- Я не хочу говорить об этом. Это не имеет отношения к тебе.

- Можешь себе представить мое облегчение.

Я поставила сумку на табуретку и села на диван рядом с ним.

- Я должна была дать тебе дочитать газету, пока была возможность.

Он улыбнулся.

- Я могу этим заниматься целый день. Мне нравятся кусочки, спрятанные между строк. Я читаю персональные колонки и объявления о продаже машин. Никогда не знаешь, когда наткнешься на сделку столетия.

- Что сказал Кон?

- Его не было дома. Сосед сказал, что они со Стэси Олифантом поехали на пару недель в Кабо. На рыбалку, я думаю. Завтра мы поболтаем с детективами из отдела убийств, и я надеюсь, у них найдется информация. Твой старый бойфренд до сих пор работает в отделе убийств?

- Кто, Иона? Он никогда не был бойфрендом. Он был парнем, с которым я встречалась, когда жена не морочила ему голову.

- Неужели. Не думаю, что знаю о нем. Я говорил о другом. Кудрявый парнишка, у папаши которого полно бабок.

- Не припомню, - сказала я, хотя отлично понимала, что он говорит о Чини Филлипсе.

Не знаю, как он мог рассматривать предмет моей так называемой личной жизни. Если бы я знала, что он встречался с двумя другими женщинами, то не смогла бы о них говорить. По-моему, длинные и частые разлуки приводят именно к этому. Я не хотела «делиться». Я была единственным ребенком, и до сих пор придерживаюсь принципа «что мое, то мое». Вообще-то, Диц тоже был единственным ребенком, но он ударялся в другую крайность. В то время как я была собственницей, он был сторонником свободного рынка. Я знала, что это был его способ выживания, но не была уверена, как он работает. Может быть, он небрежно относился к связям, потому что всегда был в пути. Он не собирался пускать корни. Для него жизнь была слайд шоу, и он был счастлив, когда сцена менялась. Ему нравились возбуждение и новизна. Он не связывал эмоции с тем, что я делала, особенно потому, что чувствовал, что его это не касается. Я не понимала, как мужчины так могут. Учитывая мою боязнь, что меня бросят ( должна признаться, что ненавижу об этом говорить), я всегда опасалась потерять то, чего мне больше всего хотелось — стабильность, близость, принадлежность кому-то или чему-то. Конечно, я все понимала. Нуждаться в других, это способ удерживать их на расстоянии. Кому нужен кто-то, висящий у вас на шее, кто волнуется, что вы его недостаточно любите, и требует постоянных подтверждений?

- Я думаю, что мы должны чем-то заняться, - сказала я.

- Чем?

- Не знаю. Пошли отсюда.

Он сложил газету и опустил ноги на пол, нащупывая туфли.

- Я в игре, хотя предпочитаю иметь план.

- Я думаю, нам надо взглянуть на офис Пита. Вдруг у него действительно есть партнер с кучей денег. Ты можешь получить их и уехать.

- Я не говорил, что уезжаю.

- Но уедешь.

- У тебя плохой настрой.

- Я знаю, но другого у меня нет.

* * *

Мы взяли машину Дица, чтобы не изнашивать лишний раз мою запаску. Доехать до города можно было просто проехав по Кабана до Стейт и свернув налево. Офис Пита находился на Гранита, в здании, которое видело лучшие дни. Мы нашли небольшую стоянку.

Микрорайон был неприятный. Весь квартал, несомненно, кто-то купит, снесет и заменит чем-то поприличнее: парковочным гаражом, комплексом кондоминиумов, скромным отелем.

На офисе Пита на первом этаже была табличка с номером контактного телефона. Имени риэлтора или менеджера собственности не было. Диц записал номер телефона, пока я смотрела в окно.

Офис состоял из одной большой комнаты со встроенным шкафом. Наверное, дальше по коридору был туалет, доступный для публики. Мебели не было. Дверь в шкаф была открыта, открывая пустую штангу для вешалок и несколько полок. Там была вторая дверь, посередине задней стены, которая, возможно, открывалась во внутренний коридор.

Зная Пита, я представляла его торопливые исчезновения, когда к этому принуждали обстоятельства. Поскольку это было воскресенье, все ближайшие офисы были закрыты.

- Хочешь поискать хозяина дома? - спросил Диц.

- Я бы лучше посмотрела, дома ли жена Пита.

* * *

Я помнила домашний адрес Пита с тех пор, когда агенство Берда и Шайна еще работало.

Зарабатывая свои тренировочные часы, я еще варила кофе и бегала по поручениям этих двоих. Если Пит опаздывал с отчетом, меня посылали к нему забрать бумаги.

Дом Волинских был в десяти кварталах. Каркасный белый дом в полтора этажа с маленьким крыльцом, на котором едва помещались два пыльных плетеных стула. Оконные рамы и отделка вокруг передней двери были выкрашены в синий цвет. Огромное эвкалиптовое дерево наклонилось, как пьяное, на один бок, где край крыльца мешал ему разрастись дальше.

Я покрутила ручку механического звонка. Результат напомнил звонок будильника. Рути открыла дверь. Я не видела ее много лет, но она выглядела почти так же — высокая, очень стройная, с длинными редеющими волосами, зачесанными назад. На ней была белая кружевная блузка с длинным рукавом и длинная джинсовая юбка. Ей было не меньше шестидесяти, и хотя обруч на голове выглядел бы неподходящим на ком-нибудь другом, на ней он смотрелся идеально. Цвет ее волос переходил от русого к седому, но русого еще было больше. У нее были бледные брови над мягкими зелеными глазами. Морщинки пролегли по ее удлиненному лицу с высоким лбом. Когда она увидела меня, в ее глазах мелькнуло узнавание, но прошло слишком много времени, чтобы она помнила мое имя.

- Кинси Миллоун. Мы с Питом были знакомы по работе, несколько лет назад.

- Я вас помню, - сказала она и ее взгляд переместился на Дица.

- Это мой коллега, Роберт Диц.

Ее взгляд вернулся ко мне.

- Вы знаете, Пита застрелили в августе.

- Я слышала, и мне очень жаль.

Я уже восхищалась прямотой, с которой она сообщила информацию: никаких эвфемизмов, никаких попыток смягчить факты.

- Какая-нибудь проблема? - спросила она.

- Я — частный детектив из Невады, - сказал Диц. - Я делал работу для Пита в мае — четыре дня наблюдений в отеле в Рино. На счету остался неоплаченный баланс.

- Вам нужно встать в очередь за всеми остальными. Пит умер без гроша на его имя. Его кредиторы до сих пор ломятся в двери.

- Мы попробуем по-другому. Чтобы это не касалось вас, - сказала я.

Она постояла немного, подумала, потом открыла дверь пошире.

- Заходите. Я не отвечаю за его долги, но я могу выслушать то, что вы хотите сказать.

Мы вошли в прихожую. Налево была гостиная, и она повела нас туда. Мы уселись рядом на диван, которым, возможно, мало пользовались. Я подозревала, что она занимает более уютные комнаты в задней части дома.

- Как вы? - спросила я. - Это должно быть тяжело.

- Я держусь достаточно хорошо, хотя, каждый день возникает новая проблема.

- Какая?

- Люди вроде вас приходят к моей двери. - Она слегка улыбнулась. - Я уже не открываю его почту. Нет смысла узнавать о счетах, когда я ничего не могу сделать.

- Что говорит полиция?

- Немного. Сначала они были заинтересованы. Теперь появились другие дела.

- Подозреваемых нет?

Она помотала головой.

- Они думают, что он был убит из своего собственного пистолета, который потом исчез. Он везде брал с собой Глок и Смит и Вессон. Особенно, когда выходил ночью.

- Оба его пистолета исчезли?

- Только Глок. Его карманный пистолет вернули мне. Его нашли в багажнике его машины.

Они думают, что там был еще один пистолет, который тоже исчез. Дело ведет лейтенант Филлипс. Я уверена, он может рассказать вам больше.

- Вы не знаете, почему он выходил в ту ночь?

- У него была бессонница, так что он часто выходил и бродил по улицам. Той ночью не было ничего особенного, насколько я помню.

- Никаких дел, которые могли кончиться плохо?

- Он упоминал новую работу и много ждал от нее. Я понятия не имею, что это было.

- Как насчет друзей? Не было кого-нибудь, с кем он мог поделиться?

- Вы знаете Пита. Он был одиночкой. У него не было друзей, и он ни с кем не делился.

- Вы знали, что у него были финансовые проблемы? - спросил Диц.

- Я подозревала, хотя все оказалось намного хуже. У него пропало страхование жизни. У него не было никаких сбережений, его счет в банке был перерасходован и кредит на карточках исчерпан. Я знала, что у него были проблемы, но не имела понятия о масштабах.

Когда мы поженились, мы поклялись, что будем честны друг с другом, но ему мешала гордость. Дом оплачен, но он записан на нас обоих. Я еще не говорила с адвокатом, но надеюсь, мне не придется продавать дом или брать заем, чтобы удовлетворить его кредиторов.

- Он оставил завещание?

- Пока что я его не находила. Он откладывал такие вещи. Он думал, что всегда есть время.

- Как насчет имущества? - спросил Диц. - Я не ради своих интересов спрашиваю. Просто, вы могли что-то упустить.

- Я удивляюсь, почему он не подал на банкротство. У меня есть два счета на мое имя, к которым у него не было доступа, а то он и до них бы добрался. К нему все легко приходило и легко уходило.

- Свободный дух, - подсказала я.

- По-моему, не такой свободный, - сказала она с горечью.

Я с облегчением заметила порыв гнева . Она его сдержала, но он был.

Она продолжала, глядя в пол.

- Два месяца назад он сказал мне, что откладывает деньги для нашего юбилея. На следующий год будет наше сороколетие, и он хотел, чтобы мы поехали в речной круиз. Я не отнеслась к этому серьезно, но надеялась, что он сумеет отложить немножко. Если бы я могла, я бы заплатила самым назойливым его кредиторам.

- Вы ничего не нашли?

Она помотала головой.

- Я перевернула весь дом и ничего не нашла, кроме двадцати двух долларов в монетах, которые он складывал в банку.

- Никаких вложений?

- О, пожалуйста. Ни стоков, ни бондов, ничего. Он водил «форд», на котором было триста тысяч километров пробега. Полиция нашла его машину и позже вернула. Я продала ее за сто долларов и была счастлива получить так много. Новый владелец заберет ее в конце недели.

Она стоит позади дома, если хотите посмотреть. Может, он засунул выигрышный билет в бардачок.

В ее тоне проскальзывала ирония, но не было сарказма или издевки. Она должна быть растеряна и напугана, оказавшись в позиции, в которой он ее оставил.

- Как насчет вас, вы работаете? - спросил Диц.

- Я — персональная медсестра. Я зарабатываю больше, чем мне нужно для моих личных нужд. Даже если я буду вынуждена продать дом, все будет в порядке. Но это не то, что я себе представляла на этом этапе жизни.

- Извините, что мы вас побеспокоили, вдобавок к прочим неприятностям, - сказал он.

- Сколько он вам должен?

- Немного больше трех тысяч.

- Я прошу прощения, - сказала она.

- Вы не виноваты.

- Вы сказали, что поробуете другой подход.

- Это долгая история, - сказал Диц. - Возможно, Питу не заплатили за работу, которую он переадресовал мне.Если бы мы могли посмотреть его бумаги, мы могли бы это выяснить и получить деньги с клиента, вместо того, чтобы беспокоить вас.

- Если кто-то был должен ему деньги, разве это не считалось бы частью его наследства?

- Все, что я знаю, это то, что я сделал работу и хотел бы, чтобы мне заплатили.

Она подумала и пожала плечами.

- В гараже есть папки. Он привозил домой корбки с документами последние недели. Я теперь поняла, что он боялся, что его выселят из офиса, и хотел приготовиться.

Она встала.

- Можете пройти за мной, если хотите.

26

По пути через дом Рути захватила связку ключей из ящика на кухне. Мы проследовали за ней через двор, который был пустым и неухоженным. Уже засохшая трава приобрела удручающий коричневый оттенок. Было ясно, что ни она ни Пит не прилагали усилий, чтобы привести задний двор в порядок. Пустая кормушка для птиц свисала с ветки карликового цитрусового дерева, но больше не наблюдалось никаких признаков внимания.

В задней части двора располагался гараж на две машины. Рути впустила нас через боковую дверь.

Две двойные двери открывались на аллею вручную, и было ясно, что ни одной из них не пользовались много лет. Петли были коричневыми от ржавчины, и паутина затянула трещины. Пол был цементным, но его практически не было видно. Для машин не оставалось места, учитывая огромное количество картонных коробок, не считая всего остального.

Пространство было забито старой мебелью, инструментами, лампами, шкафами для документов, деревянными ящиками. сломанными приборами, чемоданами, дверями и садовыми инструментами, тоже ржавыми. Деформированные картонные коробки громоздились одна на другую, запечатанные скотчем и не надписанные. Из некоторых вываливалось содержимое и оставалось лежать. В воздухе пахло мышами и пылью.

- Это все? - спросил Диц, не скрывая отчаяния в голосе.

- Боюсь, что нет. Я не смогла увидеть его офис, так что мебель и некоторые документы должны быть там. Я знаю, что он просрочил платежи за аренду, и я не решилась разговаривать с владелицей, потому что боялась, что меня заставят платить. Я дам вам ключи, если вы захотите заглянуть в его стол и шкафы с документами.

- Мы уже заходили в офис Пита. Оттуда все убрали.

Она казалась удивленной, но потом справилась с собой.

- Ну, это еще одна проблема, о которой мне больше не надо волноваться. Я до сих пор освобождаю шкафы и ящики здесь. Не могу сказать, сколько поездок я сделала в благотворительный магазин. Некоторые вещи, которые я отвезла, просто позорные, но я не хотела выбрасывать их на помойку.

- Как насчет его рабочих документов? Вам придется иметь дело с налоговой инспекцией, рано или поздно.

- Пускай сами ко мне обращаются. Я понятия не имею, какие налоги он платил государству и штату. Я заботилась о налогах на дом, а он занимался всем остальным.

- Вы заполняли общую декларацию?

- Да. Я отдавала ему свои документы и формы. Он давал мне подписывать декларации, но я никогда не смотрела, что в них.

Я не стала углубляться в тему. Интересно, почему она доверяла ему заполнять декларации, когда он был таким безответственным, но у нее было достаточно проблем, и ее отношения с правительством меня не касались.

- Мы, наверное, уйдем отсюда через какое-то время, - сказала я. - Вы хотите, чтобы мы вам сказали, когда закончим?

- Не нужно. Мы оставляем гараж незапертым. Если мне повезет, кто-нибудь придет и украдет все это.

Она оставила ключи от машины и ушла. Судя по пыли и паутине, большинство коробок стояли нетронутыми годами. Мы оставили такие в покое и сосредоточились на тех, которые были почище и поближе к двери. Насколько я могу судить, Пит не придерживался системы.

Он старался кое-как впихнуть коробки туда, где было место. Диц нашел пару садовых стульев, которые позволили нам устроиться с относительным комфортом, пока мы занимались поисками.

- Она красивая женщина, - сказал Диц. - У нее было больше веры в парня, чем он заслуживал.

- Пит был еще тот тип. Самый непривлекательный мужчина, которого я встречала. Понятия не имею, что она в нем нашла.

- Что ты думаешь насчет истории, что он откладывал деньги на круиз?

- Пит верил, что если ты выскажешь свое желание, оно воплотится. Он говорил: «Послать это во вселенную». Я не уверена, что это подразумевало реальные деньги.

Мы занялись делом. Большинство коробок не были подписаны. На папках были наклейки, но они могли быть сорваны, а сверху написано что-то другое. Иногда наклейки не было, или она не имела ничего общего с содержимым. Не было видно никакого порядка в папках, которые он запихивал в отдельную коробку. Каталоги, старые письма, неоплаченные счета и невскрытые конверты были бесцеремонно свалены в один контейнер. Это заставляло нас сортировать страницу за страницей, быстро просматривая их. Диц вываливал бумаги на колени, просматривал и возвращал в коробку. Я вытягивала из коробки по одной папке. Большая часть была мусором, но мы не решались ничего выбрасывать, потому что это не наше дело. Кто знает, что Рути захочет сохранить?

После часа работы, я откинулась назад.

- Это бесполезно. Мы были оптимистами, когда думали, что он озаботился записывать свои доходы и расходы. Скорее всего, он хранил деньги в старой банке из-под кофе.

- Похоже на правду.

Какое-то время мы сидели и созерцали беспорядок.

- Давай заглянем в его машину, - предложил Диц. - Может быть, он не выгрузил все коробки, которые привез.

- Хорошая идея.

Мы поставили коробки на место и проложили себе путь через гараж к двери. Ворота в ограде открывались в переулок. «Форд» Пита стоял на месте, возможно предназначенном для мусорных баков. Сами баки стояли вдоль кустов. Коробок не было ни на заднем сиденье, ни в багажнике. Мы нашли пакет птичьего корма и набор для чистки пистолета, но это было все. Ни записей о доходах и расходах, ни контрактов, ни недавней корреспонденции. Точно никаких заначек. Вот и все результаты нашей экспедиции, что было разочаровывающим, но не совсем бесполезным. По крайней мере, мы могли вычеркнуть пригоршню тупиков.

Дверца в бардачке была помятой. Я опустошила его, выложив содержимое на пассажирское сиденье, но там не было ничего полезного, насколько я могла видеть. Чеки на бензин и талоны на парковку, плюс разнообразный бумажный мусор. Я засунула все обратно и использовала грубую силу, чтобы закрыть дверцу.

* * *

В 4.00 Диц высадил меня у дома и поехал в отель, чтобы принять душ. Он сказал, что заедет за мной в семь. Раньше он говорил об «Эмили» для ужина, но с тех пор об этом не упоминал. Выйдя из машины, я наклонилась к окну.

- Какой дресс-код?

- Иди в чем ты есть.

Я взглянула на свои грязные руки и пыльные джинсы и не одобрила.

- Я выгляжу как дерьмо.

- Нет, ты выглядишь очень симпатично.

Я посмотрела, как он уехал, потом отправилась домой. Первое, что я сделала — села за стол.

Пухлый пакет, который Дэйс отправил сам себе, лежал там, с тех пор как волонтер отдал его мне. Я подтянула пакет поближе и перевернула. Потянула за кончик и вскрыла.

Внутри оказались медицинские карточки трех пациентов: Терренса Дэйса, Чарльза Фармера и Себастьяна Гленна. Все они были толстыми, с лабораторными анализами, заметками докторов и медицинскими отчетами. Как Дэйс умудрился их заполучить?

Я забрала карточки наверх. Стояла и размышляла, куда бы их спрятать. Освободила ящик под кроватью, вытащив стопку толстых свитеров. Положила карты, закрыла крышку, а свитера пристроила сверху. Может быть, Данди знает, что задумал Дэйс.

Пока что я приняла душ, вымыла голову и переоделась. У нас с Дицем все шло хорошо, и мне нравилось, какую тактику он выбрал. Я не была готова сразу возвращаться к отношениям, не определившись сначала со своими чувствами. Сейчас между нами было пустое пространство, наполненное всеми мгновениями, которые пролетели, пока мы были в разлуке. В прежних случаях, когда мы встречались после расставания, был такой же период привыкания. В последний раз я была сердита, и только постепенно сдалась. В этот раз я не так была склонна к сопротивлению, но близость все еще была поставлена в режим ожидания.

Телефон зазвонил, когда я спускалась вниз. Сняла трубку и услышала голос Дица.

- Неожиданный поворот. Мне сейчас позвонил Ник. Он едет сюда из Сан-Франциско.

- Что случилось?

- Он сказал, что взял на работе свободные дни, но это все, что я знаю. Он звонил с дороги и сказал, что все объяснит, когда приедет.

- Странно. Заставляет волноваться.

- Посмотрим. Голос у него был нормальный.

- Во сколько он приедет?

- Зависит от того, где он был, когда звонил. От Сан-Франциско ехать шесть часов, так что, думаю, не раньше десяти.

- Если хочешь отложить наш ужин, это ничего.

- Давай не будем этого делать. Ник — большой мальчик. Если он приедет, когда меня не будет, может взять ключ и располагаться. Я предупрежу на входе.

- Вот другой план. Почему бы мне не прийти в отель, и мы можем заказать еду в номер. Тогда, когда он приедет, ты точно будешь на месте.

- Неплохая идея, но выбор за тобой.

- Мы можем куда-нибудь сходить в другой день.

- Ты уверена, что не возражаешь?

- Ни капельки.

- Прекрасно. Тогда, до встречи.

Я повесила трубку, нашла и надела куртку.Взяла сумку и ключи от машины. Выйдя за дверь, я увидела, как было темно и холодно. Поездка в отель была плохой идеей. Я устала, и мне очень не хотелось ехать через весь город. Я остановилась, размышляя, насколько некрасиво будет позвонить и дать отбой. Я провела с Дицем большую часть дня и была рада провести время без него. Угораздило же меня влезть со своим предложением. Слишком длинный язык.

Я бы сделала одолжение нам обоим, дав ему свободу. Теперь, раз уж я была в движении, казалось логичным дойти до машины. Я открыла «мустанг» и села за руль. Посидела какое-то время, в растрепанных чувствах. В конце концов, включила зажигание и отъехала от тротуара. Выпью бокал вина, чем-нибудь перекушу и вернусь домой. В данный момент Ник, наверное, больше нуждается во внимании своего отца, чем я.

* * *

Когда Диц открыл мне дверь, на нем была чистая пара джинсов и рубашка с воротничком, поверх которой он натянул черный кашемировый свитер. Его волосы еще были влажными после душа, и от него пахло мылом и лосьоном после бритья. Он помог мне снять куртку и бросил ее на ручку кресла. Он заказал бутылку шампанского, которая стояла в серебряном ведерке со льдом. Взял бутылку, обернул горлышко полотенцем и вытащил пробку. Поднял бокал, как будто спрашивая, налить ли мне.

- Конечно.

Комната была больше моей квартирки, что неудивительно. Моя студия маленькая, вот почему она так хорошо мне подходит. Здесь двухспальная кровать, казалось, доминировала, со своим пухлым белым одеялом, похожим на сугроб. Изголовье было сделано в виде металлической короны. Стены были желтые, как масло, восточный ковер окрашен в пастельные тона, преобладал бледно-зеленый. В углу помещался камин, в котором горели настоящие дрова, распространяя тепло, которое я почти не чувствовала оттуда, где стояла.

Мебель выглядела старинной, что могло быть правдой, а могло и нет.

Диц протянул мне бокал шампанского, и я отпила, испытав удивление. Если я вообще пила шампанское, то дешевое, которое больше напоминает тоник с резким привкусом. Это было деликатным, как будто рот наполнился солнечным светом и бабочками. Диц налил бокал себе.

- Садись, - сказал он.

Я устроилась в кожаном кресле у камина. На кровати было множество подушек в атласных наволочках, отделанных бахромой. У Дица были деньги. Понятия не имею, откуда он их взял. Диц рассказывал, что его семья была кучкой бесполезных цыган и бродяг. Его отец работал на нефтяных вышках, когда была работа, а в остальных случаях проводил время, разъезжая по стране на машинах-развалюхах. Мать сидела рядом, босые ноги задраны на приборную доску.Она пила пиво и выбрасывала пустые банки в окошко. Диц с бабушкой оккупировали заднее сиденье, играя в карты или читая дорожные карты и выбирая города со смешными названиями. Они всегда ехали на юг зимой, обычно во Флориду, но любое теплое место тоже подходило. Если они не могли себе позволить мотель, то спали в машине. Если денег действительно не было, они ездили по сельским дорогам и искали что-нибудь поесть в чужих огородах. В основном он обучался дома и имел очень небольшое представление о формальном образовании. Я подозревала, что у него была пестрая карьера, но, тем не менее,

он чувствовал себя как дома в этой напыщенной отельной комнате, которая была мне чужой.

- Ты голодная? - спросил он.

- Скоро буду.

- Наверное, нам надо заглянуть в меню. В этот час обслуживание медленное, так что, чем раньше мы закажем, тем лучше.

Он протянул мне меню, а сам уселся в другое кожаное кресло, с другим меню.

Меню было огромного размера, напечатанное на толстой глянцевой бумаге. Я пробежала обе страницы, исписанные элегантными буквами. Коктейль из креветок-14 долларов. Суп из спаржи-10 долларов. Все закуски-35 долларов или больше. Я бы лично предпочла сэндвич с арахисовым маслом и маринованным огурцом, максимум семьдесят пять центов.

- Дороговато, правда?

- Не волнуйся об этом. Я угощаю. Если тебя душит жаба, съешь сэндвич.

- Ага, конечно. Чизбургер-21 доллар! Еще два доллара, если захочешь добавить бекон или авокадо.

- Расслабься. Бургеры делают из лучшей филейной части. Котлеты делают вручную и готовят по твоему желанию.

Я подняла бокал.

- Думаю, что мне хватит этого, а поужинаю, когда вернусь домой.

- Не будь глупой. Если не поешь, ты будешь слишком пьяной, чтобы вести машину.

- Я все равно не могу остаться надолго. Лучше было бы отложить. Я устала.

- Нет, нет. Это была прекрасная идея. Ник не появится еще пару часов.

- Что он подумает, когда приедет и увидит меня в твоей комнате?

Диц озадаченно оглядел меня.

- Тебя это волнует?

- Мне нужно было остаться дома. По крайней мере, я могла бы переодеться во что-то удобное и почитать хороший детектив.

- Ты можешь сделать это здесь. У меня в чемодане есть две книжки Роберта Паркера.

Что-то еще происходит? Я не могу прочесть твое настроение.

- У меня не бывает настроений.

- Тогда что это?

Мне хотелось рассказать ему о Дэйсе и о деньгах, которые он мне оставил, но я до сих пор пыталась переварить это сама. Я не понимала, почему не могу просто примириться со своим новым богатством и возрадоваться.

- Как ты так хорошо чувствуешь себя с деньгами? В месте, как это, ты чувствуешь себя как дома, а мне здесь не по себе.

- Мне нравится то, что можно купить на деньги. Пространство, свободу перемещения, свободное время, свободу от беспокойства.

- У меня есть все это.

- Нет, нету. Ты живешь, как монахиня.

- Не меняй тему. Откуда у тебя деньги? Я думала, твой отец был рабочим-нефтяником. Ты мне это говорил? Из того, что ты мне рассказывал о своем детстве, я решила, что вы были бедными.

- Мы были нищими годами. Вышло так — и я не знал об этом тогда- мой отец работал с человеком, по имени Мирон Кинли. Этот парень разработал технологию тушения пожаров на нефтяных скважинах. Это была опасная работа, и очень прибыльная, конечно. Мой отец любил высокие ставки. В какой-то момент, думаю, мать настояла на своем. Работа была слишком рискованной, так что, в конце концов, он ее бросил. Тогда он заработал кучу денег, которые буквально жгли ему карман. Когда мы переехали из Оклахомы в Техас, он познакомился с парнем, который представлялся деловым человеком. Ему пришла в голову идея покупать временные соглашения на нефте- и газоразработки, чтобы потом перепродавать, но ему не хватало капитала. Они с отцом вложили по паре тысяч баксов и начали скупать просроченные соглашения. Они платили пенни за доллар, а потом перепродавали их нефтяным компаниям, у которых была возможность бурить.