"Ты только отыщи его…"

I

На следующее утро в девять я, как мне было приказано, ждал у отеля «Везувий» в нанятом «роллс-ройсе».

Итальянская пресса уделила Хелен довольно много внимания. Почти все газеты поместили ее фотографию, на которой она была изображена в том виде, в каком я увидел ее впервые: очки в роговой оправе, волосы стянуты назад, лицо серьезное, интеллектуальное.

Накануне вечером, выйдя от Чалмерса, я сразу же позвонил Максуэллу и дал указание сообщить эту весть.

— Подай все как можно скромнее, — сказал я. — Ничего из ряда вон выходящего. История такая. Будучи на отдыхе в Сорренто и ведя съемку кинокамерой, она так увлеклась тем видом, который снимала, что сорвалась с утеса.

— И ты думаешь, кто-нибудь на это клюнет? — спросил он возбужденным голосом. — Всем захочется узнать, чем это она там занималась, одна на такой огромной вилле.

— Знаю, — отрезал я, — но это все, Джек, и тебе никуда не деться. Когда появится что-нибудь новое, сразу дадим. Так хочет старик, а если тебе дорога работа, делай, что тебе говорят. — Я бросил трубку, не дав ему больше препираться.

Увидев утренние газеты, я отдал ему должное. Он в точности последовал моим указаниям. В прессе появилась эта история и фотография, ничего другого. Ни один умник не выражал своего мнения. Газеты сообщали только эти факты, трезво и без истерики.

Минут в десять десятого Чалмерс вышел из отеля и влез на заднее сиденье «роллс-ройса». Под мышкой у него была куча газет, в зубах — сигара. Мне он даже не кивнул.

Я знал, куда ему нужно, поэтому не стал терять времени на расспросы, а, усевшись рядом с шофером, велел ехать и Сорренто, да поживей.

Меня несколько удивило, что Джун Чалмерс с нами не поехала. Со своего места я хорошо видел Чалмерса в зеркале заднего обзора. Он просматривал газеты быстро и внимательно, а прочитав то, что его интересовало, бросал их одну за другой на пол автомобиля.

К тому времени, как мы добрались до Сорренто, он просмотрел все газеты. Он сидел, курил сигару и смотрел в окно, общаясь с единственным богом, которого он когда-либо будет знать, — с самим собой.

Я направил шофера к моргу. Когда «роллс-ройс» остановился у знакомого мне небольшого здания, Чалмерс вылез и, сделав мне знак оставаться на месте, прошел внутрь.

Я закурил сигарету и попытался не думать о том, на что он собирался смотреть, но перед моим взором вставало разбитое, изуродованное лицо Хелен, оно являлось мне во сне накануне ночью и преследовало меня. Чалмерс пробыл там двадцать минут.

Вышел он так же бодро, как и вошел, в зубах сигара, уже почти догоревшая. Я решил, что смотреть на мертвую дочь с сигарой в зубах — значит, до конца играть роль «железного человека».

Не успел я выскочить из машины и придержать для него дверцу, как он уселся на заднее сиденье.

— О'кей. Досон, теперь посмотрим на эту виллу.

За время поездки туда мы не обменялись ни единым словом. Я вышел из машины, отворил чугунные ворота и снова сел, а когда мы проползли по аллее, я увидел, что «линкольн» с открывающимся верхом все еще стоит на площадке перед парадной.

Чалмерс вылез из «роллс-ройса» и спросил:

— Это ее машина? Я сказал, что да.

Он скользнул по ней взглядом, поднялся по ступенькам и вошел в дом. Я последовал за ним.

Шофер безо всякого интереса наблюдал за нами. Как только Чалмерс повернулся к нему спиной, он потянулся за сигаретой.

Пока Чалмерс осматривал виллу, я оставался на заднем плане. Спальню он оставил напоследок и надолго там застрял. Сгорая от любопытства, чем он там занимается, я пододвинулся бочком к двери и заглянул.

Он сидел на кровати рядом с одним из чемоданов Хелен, его большие толстые руки утопали в массе нижнего нейлонового белья, а сам он пристально смотрел в окно. На лице его было выражение, от которого меня бросило в дрожь, и я молча отодвинулся, чтобы не видеть его, прошел в гостиную, сел и закурил.

Последние два дня были худшими в моей жизни. Я чувствовал, что попал в западню, и теперь ждал, когда придет охотник и прикончит меня.

Карлотти уже выследил меня от Сорренто до виллы, он знает, что я ношу серый костюм, знает, когда именно умерла Хелен. И я, этот самый загадочный человек в сером костюме, в это время был на вилле. От подобных мыслей меня мороз продирал по коже.

Большую часть ночи я провел в тревожных раздумьях, и тревога эта не оставляла меня и теперь, пока я сидел и дожидался Чалмерса.

Он наконец вышел и неторопливо направился через гостиную к окну.

Я наблюдал за ним, гадая, что у него на уме. Он постоял там несколько минут, потом повернулся, подошел и сел на стул неподалеку от меня.

— Вы мало видели Хелен, когда она была в Риме? — спросил он, уставившись на меня своими глазами цвета дождя.

Вопрос оказался неожиданным, и я почувствовал, как весь цепенею.

— Да. Я дважды заходил к ней, но она, похоже, не очень-то была мне рада, — сказал я. — По-моему, она смотрела на меня как на подчиненного своего отца.

Чалмерс кивнул.

— А вы не знаете, что у нее были за друзья?

— Боюсь, что нет.

— Она, очевидно, попала в очень дурную компанию.

Я промолчал.

— Драгоценности и машину ей, наверное, подарил этот Шеррард, — продолжал он, глядя на свои веснушчатые руки. — Похоже, я совершил ошибку, давая ей так мало денег. Надо было давать побольше и отправить с ней какую-нибудь женщину. Когда появляется красивый хлыщ, у которого денег куры не клюют, и он не скупится на подарки, тут неважно, насколько порядочна девушка, все равно ей трудно устоять. Мне ли не знать человеческую природу! Не следовало подвергать ее такому искушению. — Он вытащил сигару и принялся снимать с нее целлофановую обертку. — Она была глубоко порядочная девушка, Досон, — продолжал он. — Серьезная девушка, студентка. Хотела изучать архитектуру. Потому-то я и отпустил ее в Италию. Рим нужен архитекторам как воздух.

Вытащив носовой платок, я вытер лицо, но ничего не сказал.

— Я о вас весьма высокого мнения, — снова заговорил он. — Иначе я не поручал бы вам иностранный отдел. Со следователем я уладил: он сделает заключение — «смерть при случайных обстоятельствах». Разговоров о беременности не будет. С шефом полиции я тоже переговорил. Он согласился ничего не ворошить. Пресса будет играть по правилам. Тут я тоже сказал свое слово. Так что теперь у нас полная свобода действий. Я хочу поручить это дело вам. Послезавтра мне надо быть в Нью-Йорке. Раскручивать все самому у меня нет времени, а у вас есть. Отныне, Досон, вы будете заниматься только поисками Шеррарда.

Я сидел в оцепенении и смотрел на него.

— Заниматься поисками Шеррарда?! — повторил я.

Чалмерс кивнул.

— Ну да. Шеррард соблазнил мою дочь, и теперь он, черт бы его побрал, за это заплатит. Но сначала надо найти его. В этом и будет заключаться ваша работа. Денег берите сколько хотите, помощников тоже. Можете нанять кучу частных сыскарей. Двух-трех я пришлю из Нью-Йорка, если здешние никуда не годятся. Это будет непросто. Ясно, что он действовал под чужим именем, но где-то он наверняка оставил улику, а найдя ее, вы найдете и другие улики, а потом отыщете и его.

— Можете на меня положиться, мистер Чалмерс, — каким-то образом сумел выдавить я.

— Дайте мне знать, как вы собираетесь взяться за эту работу. Я хочу быть постоянно в курсе дела. Если я сам что-нибудь придумаю, я вам сообщу. Главное — найти его, и найти как можно скорее.

— А что будет, когда мы его найдем?

Я просто вынужден был задать этот вопрос. Мне надо было знать.

Он посмотрел на меня, и в его глазах я увидел такое выражение, что у меня пересохло во рту.

— Я представляю это так, — заговорил он. — Хелен повстречала этого подонка вскоре после приезда в Рим. Ему недолго понадобилось, чтобы соблазнить ее. Если учесть, что она прибыла в Рим четырнадцать недель назад, он времени даром не терял. Она, вероятно, сообщила ему о своей беде, а он, как и все подобные крысы, стал потихоньку сматывать удочки. Я полагаю, Хелен сняла эту виллу в надежде вернуть его. — Он повернул голову и оглядел гостиную. — Довольно романтично, правда? Скорее всего она надеялась, что здешнее окружение смягчит его сердце. По словам этого сыскаря-итальяшки, Шеррард, или как он там себя называет, приехал сюда, но не смягчился.

Я закинул ногу на ногу — просто не мог сидеть как истукан.

— Знаете, что я думаю? — продолжал Чалмерс, переключая на меня всю силу своей личности. — Я думаю, смерть Хелен не была случайной. Я полагаю: либо она пыталась запугать его и заставить жениться на себе, угрожая самоубийством, а когда он сказал, ну, мол, давай прыгай, она и прыгнула; либо же, дабы заткнуть ей рот, он сам столкнул ее с утеса.

— Вы не можете поверить, что?.. — заговорил я, и голос мой доносился, как из туннеля.

— Не думаю, чтобы она прыгнула, — сказал он, подаваясь вперед, лицо каменное, глаза страшные. — Скорей всего он ее убил! Он знал, что она моя дочь, что рано или поздно мне все станет известно. Он знал, что против меня у него никаких шансов. Вот и подманил ее к краю пропасти, и столкнул.

— Но это же убийство, — сказал я.

Он оскалился в безрадостной улыбке.

— Разумеется, убийство, но это уже не ваша проблема. От вас требуется только найти его, дальше за дело возьмусь я. Пусть все думают, что это несчастный случай. Меня это вполне устраивает. Зачем мне шумиха? А так, никто не будет хихикать у меня за спиной. Если этого типа арестуют и станут судить, вся эта грязная история непременно всплывет наружу, а я не хочу, чтобы она всплывала, но это вовсе не значит, что я не заставлю его заплатить сполна. Я могу убить его своим, особым способом, и именно это я и намерен сделать. — Его глаза уже свирепо сверкали. — Только не думайте, будто я возьму и действительно убью его. Я еще не сошел с ума. Но я могу превратить его жизнь в такой ад, что он в конце концов будет просто рад сам высадить свои куриные мозги. Для этого у меня есть и сила, и деньги, и именно так я и сделаю. Сначала я лишу его самого необходимого. Я могу устроить так, что его вышвырнут из дома или из квартиры, или где он там живет. Могу помешать ему ставить машину на улице. Могу сделать так, что он не зайдет ни в один приличный ресторан. Вы полагаете, это мелочь? Представляю, как бы вам это понравилось. Затем я займусь его деньгами и ценными бумагами. Я лишу его работы и приму меры к тому, чтобы никто и никуда его больше не взял. Могу нанять головорезов, чтобы они его время от времени попугивали и избивали, и он станет бояться показываться ночью на улице. Могу даже устроить так, что он потеряет паспорт. И вот тогда, когда он начнет думать, что жизнь плоха, тогда я возьмусь за него по-настоящему. — Он выпятил подбородок, лицо побагровело. — Я частенько сталкиваюсь с шизанутыми, крутыми типами. Я знаю одного парня, который за пару сотен долларов ослепит этого мерзавца. Вырвет ему глазные яблоки и хоть бы что. — Он вдруг улыбнулся — так, что меня бросило в дрожь. — Уж я заставлю его заплатить сполна, будьте уверены, Досон. — Он постучал меня по колену толстым пальцем и неожиданно обратился ко мне как к другу. — Ты только отыщи его, а я уж ему устрою.

II

В серванте в гостиной я обнаружил три бутылки виски и две — джина. Открыв бутылку виски, я взял на кухне стакан и налил себе выпить.

Со стаканом в руке я вышел на балкон и сел на скамью. Я пил виски медленно, уставившись на великолепный пейзаж, но даже не замечая его. Меня трясло, а разум оцепенел от страха.

И только когда я допил все, что было в стакане, ко мне вернулась способность видеть. По извивающейся как змея дороге к Сорренто большой черный лимузин, легко одолевая повороты, увозил Чалмерса обратно в Неаполь.

— Оставляю все на вас, Досон, — сказал он, когда я проводил его до машины. — Держите со мной связь. Денег не жалейте. На письма времени не тратьте. Как только что-нибудь обнаружите, сразу звоните мне, неважно в какое время суток. Отныне мой секретарь постоянно будет в курсе, где я. Я буду ждать. Надо найти этого подонка как можно быстрей.

Это было все равно, что протянуть мне бритву и велеть поскорей перерезать себе глотку.

Далее он сказал, что, раз уж я здесь, не мешало бы осмотреть как следует виллу и место гибели Хелен.

— Пользуйтесь ее машиной. Когда все раскрутите, машину продайте, а деньги пожертвуйте какому-нибудь благотворительному заведению. Продайте все ее вещи. Мне они не нужны. Я оставляю это на вас. Я договорился, чтобы ее тело отправили домой самолетом. — Он пожал мне руку, глядя на меня своими глазами цвета дождя. — Найдите этого парня. Досон.

— Я попытаюсь, — сказал я.

— Никаких «попытаюсь», слышите? Вы его найдете. — Он снова выпятил подбородок. — Я придержу для вас иностранный отдел, пока вы его ищете… понимаете?

С таким же успехом он мог бы сказать мне, что, если я его не найду, иностранного отдела мне не видать.

От виски мне стало лучше. После второй порции я уже сумел избавиться от страха и стал думать.

Я ни на мгновение не верил ни в то, что Хелен убили, ни в то, что она покончила жизнь самоубийством. Несчастный случай — я в этом не сомневался.

Любовником ее я не был. Доказать этого я не мог, но, по крайней мере, я это твердо знал. Чалмерс велел мне найти Шеррарда, которого он считал ее любовником. Шеррард — это я, но я не состоял в ее любовниках, следовательно, тут замешан какой-то другой мужчина. Если мне дорого мое будущее, я должен во что бы то ни стало найти этого парня и доказать, что он был ее возлюбленным.

Я закурил сигарету, а мой разум все бился и бился над этой проблемой.

Возможно, это незваный гость, которого я видел на вилле? Если нет, в таком случае зачем он там появился? Что он искал? Только не шкатулку с драгоценностями. Она стояла на туалетном столике, и он просто не мог ее не заметить. Тогда что же?

Поломав над этим голову минут пять и так ни до чего не додумавшись, я решил попробовать подойти к делу с какого-нибудь другого конца.

Хелен прожила в Риме четырнадцать недель. За этот период она повстречала мужчину X, который вскоре стал ее любовником. Где она могла его встретить?

Тут до меня дошло, что я совершенно ничего не знаю о жизни Хелен в Риме. Я несколько раз выходил с ней в город, дважды побывал у нее на квартире и один раз встретил ее на вечеринке, но я и понятия не имел, как она проводит время и чем занимается.

Она пожила в отеле «Эксцельсиор», затем сняла дорогую квартиру на виа Кавур. Счет отеля, вероятно, оплатил Чалмерс, дав ей возможность пошиковать, пока она не обоснуется в Риме. Возможно, планировалось, что, пожив несколько дней в отеле, она переберется в одно из университетских общежитий, а она переехала на квартиру, на оплату которой наверняка уходило все ее еженедельное пособие.

Значит ли это, что она повстречала X в «Эксцельсиоре», и он убедил ее снять квартиру, а может быть, и оплатил ее?

Чем больше я над этим раздумывал, тем яснее становилось, что поиски X следует начинать в Риме. Я слышал об одной фирме частных детективов, имевшей неплохую репутацию. Самому мне до прошлого Хелен ни за что не докопаться. Прежде всего надо обратиться в эту фирму.

Я встал и прошел в спальню Хелен. Прежде я только заглянул туда, но сейчас я тщательно все осмотрел.

При виде двуспальной кровати я ощутил легкий приступ дурноты, ведь кровать предназначалась для нас обоих. Я не должен упускать это из виду. Очевидно, связь Хелен с X закончилась, и, подыскивая нового возлюбленного, она остановила свой выбор на мне. Интересно, любила она меня или просто искала отца для своего неродившегося ребенка? Ответить на этот вопрос могла только Хелен, а ее уже нет.

И вдруг мне в голову пришла еще одна идея. Я вспомнил, что говорил о Хелен Максуэлл. Она бегает за любым, кто в брюках. Она может втравить парня в беду. А что, если X все еще любил ее, но надоел ей? Предположим, он узнал, что она сняла эту виллу и собиралась жить здесь со мной? Он мог приехать сюда, чтобы свести счеты. Мог даже сбросить ее с утеса.

Хорошенькая версия, ничего не скажешь! Особенно, если изложить ее Чалмерсу, который, очевидно, убежден, что Хелен была глубоко порядочная девушка. В любом случае я не мог выложить ему все это, не впутывая самого себя.

Эта идея блуждала у меня в мозгу, пока я целый час перебирал три чемодана Хелен. Затея оказалась напрасной, поскольку я знал, что до меня их просмотрели Карлотти с Чалмерсом, но ничего не нашли. От ее одежды исходил легкий запах дорогих духов, пробуждая воспоминания о ней. Когда я вновь уложил чемодан, чтобы увезти их в Рим, я чувствовал себя страшно подавленным.

Я осмотрел всю виллу, но не нашел ничего такого, что подсказало бы мне, чем же Хелен занималась после ухода крестьянки до того момента, когда она умерла.

Я спустился по ступенькам с чемоданами и погрузил их на заднее сиденье машины. Потом вернулся в дом и палил себе еще выпить.

Я сказал себе, что, поскольку на вилле я ничего не обнаружил, поиски надо начинать в Риме. И тут меня снова осенило. Я постоял в раздумье, потом подошел к телефону и попросил соединить меня с управлением полиции Сорренто, где я попросил лейтенанта Гранди.

— Это Досон, — сказал я. — Я забыл вас спросить: вы проявили пленку? Пленку из кинокамеры синьорины Чалмерс?

— Пленки в камере не было, — кратко ответил он.

— Не было?! Вы уверены?

— Уверен.

Я уставился на противоположную стену.

— Если в камере не было пленки, значит, когда Хелен умерла, она ничего не снимала, — произнес я, высказывая вслух свои мысли.

— Необязательно. Она ведь могла и забыть вставить пленку, разве нет?

Я вспомнил, что индикатор расхода показывал 12 футов. Я немного разбирался в камерах и знал, что при зарядке кинокамеры предохранитель открывает кадровое окно, мимо которого проходит пленка, и когда кадровое окно открывается, индикатор автоматически возвращается обратно на нуль.

— Вероятно, могла, — сказал я. — А что думает по этому поводу лейтенант Карлотти?

— А о чем тут думать? — отрезал Гранди.

— Ну, благодарствую. Еще вот что: с виллы ведь ничего не взяли, так? Я хочу сказать, кроме драгоценностей?

— Мы ничего не брали.

— Вы уже закончили с камерой и футляром? Я как раз собираю вещи синьорины Чалмерс. Если я подскочу, могу я забрать камеру?

— Нам она больше не нужна.

— Ну что ж, тогда я подъеду. Пока, лейтенант, — и я положил трубку.

Индикатор показывал 12 футов. Это означало, что пленка в камере была, но ее кто-то вытащил, причем человек этот не умел обращаться с камерами подобного типа. Пленку вырвали через кадровое окно, не сбросив предохранитель и не дав индикатору вернуться на нуль. Значит, пленка засветилась, из чего следовало, что взявший пленку не хотел, чтобы отснятые кадры сохранились. Пленку вытащили с единственной целью — избавиться от нее.

Почему?

Я налил себе еще и вдруг почувствовал возбуждение. Неужели это и есть та самая улика, уцепившись за которую, как сказал Чалмерс, я отыщу и другие?

Хелен не выдернула бы пленку из камеры. Это точно. Тогда кто же?

И тут, будто с дерева упал лист, меня осенила вторая догадка.

Я вспомнил, как Хелен, когда я зашел к ней на квартиру в Риме, показала мне 10 коробок с кинопленкой. Я еще поддразнил ее, зачем, мол, она столько накупила, а она ответила, что собирается истратить большую часть пленки в Сорренто.

И, однако, ни одной коробки ни на вилле, ни среди ее вещей не оказалось.

Пленки не оказалось даже в кинокамере. Полиция пленку не забирала. По словам Гранди, с виллы они ничего не взяли.

Неужто этим и объясняется появление незваного гостя, который, крадучись, рыскал по вилле? Неужели он нашел коробки и забрал их? Неужто он вырвал пленку из камеры, а затем швырнул камеру с утеса?

Чтобы окончательно удостовериться, я еще раз обошел всю виллу в поисках пленки, но ничего не обнаружил. Удовлетворившись, я запер виллу, опустил ключи в карман и пошел по садовой дорожке, через калитку и дальше по тропинке к вершине холма.

Шел уже первый час, солнце нещадно палило. Я прошел мимо недоступной виллы внизу. На этот раз я задержался, чтобы посмотреть на нее повнимательней.

На террасе, в тени стола-зонта я увидел возлежавшую в шезлонге женщину в белом купальнике. Она, похоже, читала газету. Край зонта не давал мне разглядеть ее как следует. Я видел лишь длинные и стройные загорелые ноги, часть купальника и загорелую руку, державшую газету.

Я вскользь подумал, кто она, но голова у меня и без того была забита всякими мыслями, чтобы еще интересоваться ею, и я пошлепал дальше.

Добравшись до места, где погибла Хелен, я методически обшарил тропинку, траву и камни в радиусе тридцати ярдов. Я не знал, что именно ищу, но почему-то полагал, что мои поиски могут дать результат.

Было жарко, но я не прекращал усилий и нашел одну вещицу. Ею оказалась наполовину выкуренная манильская сигара. Пока я стоял на солнцепеке, разглядывая окурок, меня вдруг охватило неожиданное чувство, что за мной следят. Я был в этом уверен.

Я страшно перепугался, но проявил благоразумие и глаз не поднял, продолжая разглядывать окурок. Сердце у меня бешено заколотилось. Жуткое это чувство — стоять одному на краю опасной тропы и знать, что кто-то прячется поблизости и наблюдает за тобой.

Я сунул окурок в карман и выпрямился, отодвигаясь от края обрыва.

Чувство, что за мной следят, не проходило. Небрежно поглядев по сторонам, я увидел заросли кустарника, а ярдах в пятидесяти густой лесок. Там и мог спрятаться наблюдатель.

Я направился по тропинке обратно к вилле. Всю дорогу до калитки я чувствовал, как чьи-то глаза прямо буравят мне спину. Понадобилась вся сила воли, чтобы не оглянуться через плечо.

И только когда я уже сидел в «линкольне» и быстро ехал по извивающейся как змея дороге в Сорренто, я почувствовал некоторое облегчение.

III

В Сорренто я первым делом вернул ключи от виллы агенту по продаже недвижимости, заплатил, сколько положено, за аренду и оставил ему свой римский адрес, на случай, если Хелен поступят какие-нибудь письма.

Он выразил сожаление, что такая красивая девушка погибла столь ужасной и нелепой смертью, и сообщил, что написал владельцу виллы, советуя обнести тропку забором. Но трепаться о заборах у меня не было настроения. Я промычал что-то в ответ, пожал ему руку и вернулся к машине.

Я поехал в управление полиции, где забрал кинокамеру и футляр. Гранди промурыжил меня у кабинета с четверть часа. В конце концов оттуда вышел сержант с камерой и взял с меня расписку в получении.

Повесив камеру на плечо, я вышел из управления и направился к машине. Сев за руль, я медленно выехал на запруженную транспортом главную улицу.

После пережитого на утесе я постоянно держался настороже и поэтому заметил, взглянув в зеркало заднего вида, как со стоянки выкатился темно-зеленый «рено» и поехал следом за мной.

Не будь я уверен, что кто-то следил за мной на вершине холма, я бы не придал этому значения, но теперь я стал подозрителен, и то, что темно-синий солнцезащитный козырек прикрывал ветровое стекло, лишая меня возможности разглядеть, кто сидит за баранкой, лишь усилило мои подозрения.

Я неспешно поехал в Неаполь, то и дело поглядывая в зеркало. «Рено» следовал на почтительном расстоянии — ярдов в сто. Я держал сорок миль в час. «Рено» не отставал.

Лишь выехав на шоссе, я решился проверить, действительно ли он сидит у меня на «хвосте» или просто случайно тащится следом. Я разогнал «линкольн» до шестидесяти миль в час. «Рено» по-прежнему держался в ста ярдах позади. Я вдавил педаль газа в пол, и «линкольн» рванулся вперед. Скорость и разгон у него были дай бог, и через пару минут стрелка спидометра показывала уже 87 миль в час.

«Рено» поотстал, но тоже прибавил ходу. Глядя в зеркало, я видел, что он снова сокращает разрыв. Теперь было ясно, что за мной следят.

Пытаться убежать от «хвоста» на прямой дороге — безнадежное дело. Вот доберемся до Неаполя — тогда, пожалуй, что-нибудь придумаем. Я сбавил скорость до 70 миль в час и ехал так до конца автострады.

«Рено» по-прежнему соблюдал дистанцию в сто ярдов, но, когда я притормозил у выезда с автострады, чтобы отдать билет служителю, «рено», как будто водитель понял, что на улицах города не упустить меня будет гораздо труднее, подъехал поближе, сократив разрыв между нами. Я воспользовался случаем и запомнил номер автомашины. Когда я влился в густой поток транспорта на неапольских улицах, нас разделяло уже ярдов двадцать. Раз я попытался отделаться от «рено», но безуспешно. Его водитель лавировал среди машин куда лучше меня.

Подкатив к отелю «Везувий», я поставил «линкольн» на единственный свободный пятачок перед отелем, наказал швейцару приглядывать за машиной и быстро прошел в вестибюль.

Там я задержался и посмотрел сквозь вращающуюся дверь, не появится ли «рено», но его не было видно. Пройдя в бар, я заказал шотландского с содовой и вытащил камеру из футляра. Ни катушки с пленкой, ни бобины для перемотки на месте не было.

Когда я отпустил затвор кадрового окна, мне в ладонь упал кусочек оторвавшейся пленки дюйма в три длиной. Это подтверждало мою теорию: кто-то открыл камеру, вытащил обе катушки с намотанной на них пленкой и вырвал пленку из кадрового окна. Я положил кусочек пленки на место, убрал камеру в футляр, закурил сигарету и задумался.

Весьма вероятно, что пленку вырвал X: Хелен сняла нечто такое, что он хотел бы скрыть. Возможно, он наткнулся на нее, когда она стояла на вершине утеса, приблизился, а она навела на него камеру. Он понял, что оставлять свое изображение в камере опасно. Разделавшись с Хелен, он вырвал пленку и уничтожил ее.

После того, как разделался с Хелен.

Теперь я понимал, что Хелен умерла не случайно. Не могу сказать, что это открытие доставило мне радость, но я не мог не признать, что дело было именно так.

Дикая догадка Чалмерса оказалась верной: смерть Хелен не была случайной. И она не покончила с собой.

Мне стало жутко: перст указующий вот-вот будет направлен на меня…