На станции не было никого, кроме тумана. Водитель автобуса поинтересовался:
— Вам точно сюда, пацаны? Тут не живёт никто…
— А нам никто и не нужен. — буркнул Мачо, выбрасывая наружу палатку. — Мы как раз ото всех подальше хотим отдохнуть.
— Ну ясно, — кивнул водитель. — Только это. Если рыбу ловить с лодки будете, то осторожней, дальше середины не заплывайте. На той стороне Эстония, а эта чухна вообще озверела, хватают не то что за переход границы, а чуть ли не на нашей стороне. Эх, — мужик вздохнул, — было бы у нас правительство, а не… — он дал чёткое определение, — я бы первым в добровольцы записался на ту сторону. У меня отец в войну пацаном был, так он рассказывал, как они на этой стороне все деревни пожгли. Там, на Чудском озере, — он махнул в туман, — острова есть, так вот наших туда переселяли, в лагеря, на голый камень… Не немцы, а эти, чухна, чудь, блин, белоглазая…
— Не будем мы никуда плавать, у нас и лодки-то нет, — прервал его Диман. — Ладно, спасибо, пошли мы.
Мальчишки окончательно выгрузились. Задние огни автобуса полностью канули в туман. Где-то поблизости мягко шуршала вода Чудского озера. Юрз хмыкнул, потёр шрам:
— Водила точно не заложит, даже если кто и спросит…
Генка огляделся с удивлённым видом:
— Так это, значит, здесь Александр бил немцев, — заметил он сле гка обалдело. Диман хмыкнул:
— Да, прямо тут и бил, вон, по кустам валяются… Ох йо!
Мальчишки отшатнулись в разные стороны, хватаясь за ножи; даже Юрз вздрогнул. Из тумана выступила высокая фигура в плаще, в остроконечном шлеме на голове. Понадобилось время — несколько секунд — чтобы понять: перед ними человек в плаще с капюшоном.
— На рыбалку? — тихо спросил человек.
— Вроде того, — отозвался Диман. — Говорят, тут редкая рыба водится. Особенно у эстонского берега. Квартирку не сдадите?
— Почему не сдать? — согласился мужик. — И насчёт эстонского берега поговорить можно…
…— Детдом вот тут стоит, — худощавый загорелый мужчина лет сорока, скрывавшийся под плащом с капюшоном, указал здание на плане города, расстелил ещё один лист. — Это схема участка и самого дома. Обозначены места постов охраны, — он достал двойной тетрадочный листок с размашистыми строчками слов и цифр. — А это расписание смен и времени обхода.
Скинувшие куртки мальчишки нагнулись над планом, отставив кружки с обжигающим чаем. Мужчина тем временем достал из ящика вдоль стены и разложил на его крышке четыре обреза помповых ружей и патронташи, чёрные костюмы и шапочки-маски.
— Вопрос в том, как перебраться через озеро, — Диман поднял голову. — Мне сказали, что у вас есть средство…
— Есть, — мужчина присел к столу, налил себе чаю. — Абсолютно надёжное, можете не беспокоиться. И туда и обратно доберёмся, если не нашумите и нас не бросятся ловить сразу.
— Так, ясно, — Диман вновь вернулся к карте. — К часу мы должны
быть на том берегу. Смена охраны… Тогда останутся только посты тут, тут и тут, — он показывал на карте. В час, — он придвинул к себе расписание, — по железной дороге пройдёт состав, это рядом. Двадцать секунд, не больше. За это время мы должны успеть убрать охрану и всех лишних, кто окажется в помещении — "пидагогов" и клиентов, если будут. После этого стрелять нельзя — на другой стороне вдоль путей дома, могут услышать.
— Надо было взять пистолеты с глушителями, — буркнул Генка.
— Нельзя рисковать, — возразил Диман. — Если охрана окажется в жилетах… Внимательно смотрите. Это твой маршрут, Юрз… это твой, Клир… это твой, Мачо… Я на подстраховке на случай если будет клиент с охраной. Располагаемся вдоль забора, начинаем, как только пойдёт состав, без особых команд. Детей выводим через чёрный ход сюда. Тех, кто не пожелает идти, запираем вот тут, в этой комнате нет окон. Шум и панику пресекать тут же. Спальня мальчиков… спальня девочек, одиннадцать и восемнадцать человек. Вот "комнаты отдыха" — их три штуки, их тоже надо осмотреть. Заглянуть в туалет. Вот карцер — сюда тоже. Больше во втором часу ночи детей нигде быть не может. Вот дежурная комната преподавателей… Детей надо будет вывезти сразу, — обратился Диман к хозяину дома. Тот спокойно кивнул:
— Отец Иакинф будет ждать их. Через два часа по прибытии и они в обители — уже в безопасности и в надёжных руках.
— Ну, это мы знаем, — проворчал Диман, — проверили, а то среди вашего брата христианского священника такие есть кадры… Хорошо… Тогда чего ждать? — он посмотрел на часы. — Одиннадцать, пошли готовиться. Через полчаса мы должны выйти…
…— Ну и откуда у вас это?
Генка, Юрз и Диман молча созерцали подводную лодку — небольшую, метров шесять длиной, серую, похожую на пиявку. А вот Мачо не удержался от вопроса.
— Немецкая, — коротко ответил переодевшийся в свитер, джинсы и сапоги хозяин дома на берегу. — С войны. Я её только поднял и отладил. Скорость двадцать километров в час, двигатель Стирлинга, замкнутый. Что уж они с ней на Чудском делали — пёс его знает. Но за час с копейками будем на месте.
— Мда, — только и сказал Мачо и почесал затылок…
… В десантном отсеке можно было только сидеть — правда, достаточно прямо. Одновременно было душно и довольно прохладно. Иллюминаторов не наблюдалось. И вообще Генка ощущал себя килькой, которую по ошибке живьём замуровали в банку. В принципе, в подлодках надо соблюдать молчание, но по здравом размыш лении ребята решили, что всё-таки не война и наверху не шастают германские "охотники" с глубинными бомбами. Поэтому вскоре Диман начал насвистывать, а потом затянул подходящее к случаю:
— Мало тех, кто выйдет вон из строя,
Всей эпохи искупив вину…
Спите, трусы, вас спасут герои Человека три на всю страну.
Мачо поддержал его — он тоже знал эту песню:
— Вам легко, ваш путь — к окну от двери,
А кому-то — от огня к огню.
Где-то в чистом поле воют звери
И подходит Пересвет к коню.
Спите, трусы! Этой темной ночью
Свечи загораются вдали
Ваше знамя, порванное в клочья,
Поднимает мальчик из пыли
Там идет война за ваше завтра,
Там кому-то вера дорога.
Видно: вами преданную правду
Защищает кто-то от врага.
В вязком иле сытого покоя
Вы навек застыли все равно
Спите, трусы, вас спасут герои…
Вольным — воля, а спасенным дно.[42]
— Нам бы на дно не сыграть, — не выдержал Генка.
Он не боялся, что его сочтут трусом — все вокруг знали, что это не так…
… Плоское одноэтажное здание интерната находилось в какой-то сотне метров от берега. Туман стал гуще и плотней, но даже через него пробивались лучи прожекторов, заливавших забор и двор ярким, почти невыносимым светом.
— Чёрт… — процедил Мачо, сдёргивая на лицо маску. Диман сделал успокаивающей жест, показал пальцем на губы. Мачо указал на камеры, медленно поворачивающиеся на заборе и на видимый через причудливую решётку ворот "бентли" во дворе, возле которого скучали двое амбалов — клиент. Диман снова показал рукой — ерунда — и постучал по часам. Было без десяти три…
Они лежали в дренажной канаве за кустами на другой стороне пустынного шоссе. Железной дороги и домов за ней видно не было. У Генки в голове вертелись слова про "приют убогого чухонца". Он поправил перчатки и снял обрез с предохранителя.
Дальний гудок показался таким же призрачным, как мир вокруг, потусторонним. Диман поднял руку с какой-то коробкой, похожей на рацию, прошептал:
Готовы? Сейчас всё вырубится. Всё электрическое, что у них там сейчас работает. Как только охранник выйдет во двор — тут же вперёд.
Повторился гудок, туман прорезали столбы света, накатился рокот, гул, хруст. Диман нажал кнопку.
Погасли прожектора, выключились глазки камер на заборе, что-то спросил длиннословно и недоумённо один из телохранителей у машины. Грохот поезда стал плотно-вещественным — и Генка увидел подстроенным зрением, как из открывшихся высоких дверей вышел охранник — в жилете, угловатый, с дубинкой и в кепи. Впрочем, он видел всё это уже на бегу, а вернее — в прыжке через забор.
Он приземлился с перекатом, выстрелил в спускающегося с крыльца охранника. Диман тоже стрелял — раз, другой — в телохранителей — а Юрз и Мачо уже проскакивали в дверь. Поезд гремел и рокотал. Генка проскочил в дверь первым. Один охранник лежал в стеклянной будке с открытой дверью — стекло осыпалось, на стене блестели подтёки крови. Второй — у входа в коридор, он ещё шевелился, и Юрз, подскочив, выпустил вторую пулю в упор. В коридоре послышался встревоженный голос, метнулся луч фонарика, и Диман тут же выстрелил — упало тело. Генка быстро включил освещение в коридоре — оно было выключено, а значит и не перегорело.
На плитках пола лежала женщина в брючном костюме. Точнее ничего сказать было нельзя — пуля снесла ей полголовы.
— Похоже, все, — выдохнул Мачо.
— Где-то ещё клиент, — зло сказал Диман. — Клир, Юрз, быстро — он в одной из комнат отдыха. Мы в спальники… Блин, поезд прошёл…
В памяти Генки встала схема. Сюда — рывок Юрза, внутрь прыжком. В свете из коридора стала видна обставленная мягкой мебелью, вся в драпировках, с вычурными светильниками на стенах… Отличная звукоизоляция, специальные германские панели… Пусто. Дальше — рывок, внутрь прыжком. Кафельная комната, бассейн, душ, скамьи вроде банных… Пусто. Время, сука, время… а если услышал, если у него пистолет или ещё чище — мобильник?! Третья комната, последняя — рывок!
Опа. Даже не закрылся, паскуда…
Перед Генкой, ворвавшимся внутрь, была… комната пыток. Освещённая несколькими факелами настоящая средневековая комната пыток, уставленная жутковатыми орудиями и наполненная страшным детским криком.
— Ой-аа! А-а… не на-до-о-о! Ой-ааа! Аа! Не надо-о… п… пожалуй ста-а-а-а!!! Аа! Ой-ааа!!! Ссс. ай!
Секунда.
Кричащий мальчишка лет 12, распятый за руки на двух шнурах с затяжками. Голый. Кровь течёт по спине и по ногам, кровью забрызгано всё вокруг.
Упитанный и вполне одетый мужик лет 40. С кнутом. Что-то приговаривая вроде бы на немецком, он как раз примеривался для нового удара по спине, но обернулся и недовольно бросил пару слов. Наверное, возмутился, что его побеспокоили.
Генка помнил, что нельзя шуметь и среагировал медленно. Кроме того, его потрясло увиденное — он даже пошатнулся. Поэтому клиента убил Юрз. К сожалению — быстро. Нож, пролетев через комнату, перебил существу с кнутом сонную — Юрз действовал так же инстинктивно, как инстинктивно давит человек большую мерзкую мокрицу. Но зато тварь ещё не перестала корчиться, а Генка уже полосовал тросы своим ножом. Мальчишка всхлипывал, висел бессильно, с него капала кровь и Генка поднял его на руки, бормоча:
— Потерпи… потерпи, маленький, немножко потерпи…
— Не бейте меня… пожалуйста… — мальчишка всхлипнул, беспомощно вися в руках Генки и глядя на него с ужасом потусторонними глазами. — Я всё сделаю… я буду слушаться…
Слёзы брызнули из глаз Генки. Юрз, вытеревший о рукав нож, вытолкал его наружу. Там было пусто, но в спальниках горел свет (на окнах стальные жалюзи, снаружи не видно). В одной распоряжался Мачо, в другой — Диман. Он выглянул и, увидев Юрза, сказал:
— Та комната, в которую мы будем запирать — это карцер. Там девчонка. Тащи её сюда, она с нами… Быстрее, быстрее, — это уже внутрь.
— Нужна одежда, — Генка не отпускал мальчишку, который, похоже, потерял сознание.
— Посмотри тут, — Диман вышел наружу, — а я в кабинет директора, погляжу кое-что.
Генка вошёл. К нему тут же подскочили двое одетых пацанов — примерно 10 и 13 лет — державшие в руках одежду:
— Дайте нам его, это Колька, он наш друг, мы ему поможем — сказал старший, глядя на Генку сияющими глазами. Большинство мальчишек быстро одевалось, но трое сидели на кроватях, закутавшись в одеяла и смотрели на происходящее испуганными глазами, явно никуда не собираясь.
— Они не пойдут, — сказал младший, осторожно помогая стонущему Кольке влезть в рубашку. — Они конкретно девочки… Вы их убьёте?
— Мы никого не будем убивать, — Генка показал стволом сидящим. — Встать, ко мне.
Все трое тут же выполнили команду, подошли. Какого-то страха или волнения в них не было заметно. Разные — от 8-10 до 14–15 лет… но Генка уловил общее во всех троих — во внешности, движениях, взглядах. Мальчишками они в самом деле больше не были.
Жалость и отвращение смешались в движении, которым Генка приказал им отойти к стене…
…— Восемь девчонок не хотят никуда уходить, — сказал Мачо. Юрз подсчитал:
— Десять девчонок, восемь пацанов. Восемнадцать человек с на ми… Ген?
— Запер, — Генка шёл по коридору. — Да они и не будут шуметь… он передёрнулся, огляделся: — Подпалить бы…
Вышедшие в коридор ребята и девчонки — уже одетые — стояли тихо, только переговаривались шёпотом. Кольку поддерживали его друзья. Девчонка, выковырнутая из карцера, тоже была избита — именно избита, без извращений, специально, но держалась прямо. Она первая и спросила:
— Вы повезёте нас в Россию?
— Да, — не стал теперь скрывать Мачо. Девчонка повела плечами:
— Я не поеду. Я останусь.
— Спятила? — грубо спросил Мачо. — Или понравилось?
— Я не здесь останусь. Мне надо в Нарву, там… — она покусала губу. — Там люди.
— Я с тобой, — подал голос мальчишка лет 14 — миловидный, длинноволосый, но с волчьими глазами.
— Сейчас командир придёт — и решайте, — махнул рукой Мачо.
Кто-то спросил:
— А вы спецназ?
Вопрос остался без ответа…
… К берегу озера они всё-таки привели семерых пацанов и девять девчонок. Диман, приволокший с собой какой-то кейс, выслушал освобождённую из карцера и бросил:
— Возьмите у убитых пистолеты, — этим всё и ограничилось.
А около берега под прикрытием мостков качался на мелкой волне лодкообразный серый понтон-надувнушка.
— Буду буксировать за лодкой, — сказал Хозяин (так мысленно Ге нка называл про себя их проводника). — Пойдём медленней… ну да бог даст.
— Мы в понтон, — сообщил Диман. — Их одних нельзя оставлять, и обратился к освобождённым: — Грузимся сюда. Садимся на дно и молчим. Скорее.
— А если встретим патрульные катера? — спросил Мачо. — Граница всё-таки…
Вместо Димана ответил Генка — угрюмо и ожесточённо:
— Если встретим — я любой катер в одиночку на абордаж возьму, — и начал дозаряжать подствольный магазин обреза, приговаривая: — И пусть… хоть одна сука… за оружие… схватится… хоть одна… я только спасибо… скажу…
… Понтон шёл медленно, вода шуршала по бортам, на которых устроились Мачо и Генка. Юрз уселся на корме, а Диман, сидя на носу, перебирал бумаги из кейса — очевидно, он покидал их туда без разбору, перед этим взломав замок. Большинство Диман швырял обратно, но некоторые убирал под костюм.
— Что там? — спросил Генка, чтобы отвлечься от выкручивающей его жалости и тоски — освобождённые сидели тихо, неподвижно и доверчиво, только Колька постанывал, когда от качки задевал спиной борта или сидящих рядом. Дети… Изначально беззащитные, зависящие от взрослых существа, на которых чаще всего не поднимается рука даже у уголовника, даже у солдата вражеской армии. Те, кто должен прожить свои годы весело и открыто, потому что во взрослой жизни так и так хватит тяжести и несправедливости. Так как же можно… как же можно… Только за то, что они — русские! Только за то, что в их стране у власти безвольная и трусливая слизь! Они же всё равно — дети!
Себя Генка уже давно ощущал взрослым.
— Буклеты, проспекты, образцы расценок, — Диман поднял глаза.
— И ещё кое-что. Какие-то реквизиты и образцы контрактов… Это я Нико отдам. Подозрительные они какие-то, если честно, а в чём дело — не пойму, — он вздохнул, ударил ладонью по одному из листков: — Ну вот какие дела у публичного дома могли быть с этой фирмой? — и он продемонстрировал Генка бланк с логотипами знаменитого фармацевтического концерна.
— Я, кажется, знаю, какие, — сказал Генка, холодея. — Не догадываешься?
— Не… — Диман посмотрел изумлённо. И вдруг округлил глаза в прорезях маски:
— Ты думаешь?!. — он охрип. — Но это же известнейшая фирма!
— Странно от тебя такое слышать, — Генка хотел сплюнуть, но по мешала маска. — Пусть Нико проверяет. Но я уверен, что это ещё и разделочная контора. Приют убогого чухонца! — и Генка отпустил тяжеленное матерное ругательство в три колена.
На дне понтона захихикали несмело, потом — засмеялись громче. Кажется. Они начинали верить, что ужас кончился…
… В виду берега утопили обрезы, патронташи и кейс с ненужными бумагами. Из так и не рассеявшегося тумана выступил автобус с неброскими знаками монастыря. Возле него высилась фигура священника.
Спасённых ждали. Это значило, что для них и правда всё закончилось.
Но — только для них.