ГОЛОС: Так как бандиты-националисты, продолжающие удерживать в своих руках значительную часть Воронежа, категорически отказались идти на переговоры о сдаче, командование сил UNRF, чтобы избежать новых потерь личного состава, и так перешедших все разумные пределы, приняло решение о применении против русских террористических банд тактического ядерного оружия…
… Генка пробирался среди развалин. Горело, дымилось, дым ел горло, щипал глаза. Треск огня и звуки рушащихся конструкций звучали со всех сторон. Мальчишка всхлипывал, волоча за собой автомат. Остановился, крикнул, срывая голос:
— Кто-нибудь! Живые! Кто-нибудь!
Стон. Мальчишка, бросившись на него, отставляет автомат, разбрасывает пепел, обломки, осколки… Обожжённое лицо пожилого мужчины. Глаз нет. Губы шепчут:
— Кто… здесь?..
— Товарищ генерал! Степан Аркадьевич! — Генка плачет. Обгорелая рука шарит в воздухе:
— Не…плачь… Я узнал… тебя… послушай…мальчик… отомсти… В кармане…
На грязной ладони Генки — два странных ключа.
— Что это? — всхлип.
— Это… воля… России… — шепчет генерал. — Код… "Восток"
7465937БДЦ… Блиндаж недалеко от Рыбинска… там шесть ракет "сатана"…я был подполковником… мы законсервировали… договорились… на крайний… про них никто не знает… они наведены… Нью-Йорк… Вашингтон… Чикаго… От них нет защиты… Код "Восток" 7465937БДЦ… "Восток" 7465937БДЦ… Вход в блиндаж… механика… Гудошский лес… гранитная скала… под ней ищи… у тебя мало…времени…радиация…ты тоже умрёшь… но отомсти… воля… России…
Кулак Генки сжимается. Лицо мальчика.
На его фоне надпись:
… Блиндаж. Мигают несколько огоньков, везде пыль и порядок. На пульте лежит, сидя в кресле, почти неузнаваемый Генка. Вместо кожи — кровавая масса, изъеденная язвами. В левой руке автомат. Единственное, что говорит — он ещё жив! — глаза. Они смотрят на решётку старого радиоприёмника. Оттуда несётся визгливый, полный ужаса голос, частящий на русском:
— Обращаюсь к Комитету Спасения России! Повторяю — обращаюсь к Комитету Спасения России по поручению Президента Соединённых Штатов Америки и Сената! Умоляем вас прекратить бомбардировку территории США! Погибли более двадцати миллионов человек! В руинах больше десяти городов! Мы признаём свои ошибки! Мы немедленно начинаем вывод войск с территории России! Мы согласны на любые, слышите, любые ваши условия! Компенсация… Нет, мы капитулируем! Мы капитулируем! Мы готовы принять вашу делегацию с целью условий обсуждения нашей капитуляции! Ради господа бога! Не повторяйте этого! Мы согласны на любые условия!!! — в голосе истерика…
Мальчишка улыбается беззубым кровавым ртом. И с усталым вздохом закрывает глаза…
… Блиндаж. Оружие. На стене чёрно-жёлто-белый имперский флаг. Десяток измученных, грязных людей разного возраста в военном и полувоенном стоят и молча смотрят на рацию, из которой сквозь хрипы рвётся:
— Мы немедленно начинаем вывод войск с территории России!
Мы согласны на любые, слышите, любые ваши условия! Компенсация… Нет, мы капитулируем! Мы капитулируем! Мы готовы принять вашу делегацию с целью условий обсуждения нашей капитуляции! Ради господа бога! Не повторяйте этого! Мы согласны на любые условия!!!
— Что это? — спрашивает молодой мужчина в казачьей фуражке.
Грузный пожилой человек с суровым лицом тихо и неверяще говорит:
— Победа…
…— Стоп, снято, отлично! — режиссёр хлопнул в ладоши. — Теперь осталась только обработка, всех поздравляю!
Поднялся радостный гул. Генка отклеивал с лица грим и морщился; его хлопнули по плечу:
— Ну что? — Мачо смеялся. — Покойничек…
— Ну тебя, дурак! — Надька с разбегу повисла на шее Генки, поцеловала. — Здорово!
— А где гонорар? — уточнил Генка. Мачо обнял его за плечи, сказал:
— На охоту поедем, вот и гонорар. Ты такой ещё не видел — во! — и перед носом Генки закачался большой палец…
… Когда Генка понял, что охотиться предстоит верхом и с рогатиной — он обалдел, если честно. Кабан! Зверюга, способная сшибить лошадь!
— Диман про тебя точно говорил, — определил Генка, — ты адреналиновый наркоман… А по виду и не скажешь — тощий, как спичка…
— Ладно тебе, — Мачо держал рогатину на передней луке седла.
Это было вовсе не "рогатое" копьё — на толстом полутораметровом древке было закреплено похожее на меч лезвие — длиной сантиметров тридцать и шириной в ладонь, а ниже — перекладина, чтобы зверь не добрался до охотника. — Это класс, сам увидишь… Только тётке не говори — съест.
— Боишься, сверхчеловек?
— Сверхчеловек у нас ты, а я простой парень из сельской глубин ки…
— Во-во, Диман так про себя любит говорить… Ну и копьё, — он качнул упёртую тупьём в носок ботинка рогатину.
Вообще-то Генка учился пользоваться холодным оружием у здешних ролевиков — просто так, ради интереса. Он знал, что рогатина — грозное ополченческое оружие Древней Руси. Рогатиной били медведя и кабана, лося и тура. Но при случае рогатина хорошо служила против конного врага, намертво останавливая в крепких руках бешеный визгливый разбег степняка и грозный, упорный натиск рыцаря. Она не только колола, но и рубила, как секира, раскалывая шлемы и рассекая панцири. Да что там — ещё в Великую Отечественную кое-где пользовались этим оружием, некультурно выпуская кишки на добротные сапоги очередным незваным "разносчикам цивилизации". Может, подумал Генка весело, и ещё кое-кому из носителей этой бациллы скоро придётся познакомиться с этой архаикой…
Кони чутко переступали ногами, поднимали головы — для них близость зверей была уже очевидной, и Мачо, чуть наклонившись вперёд, весело и тихо сказал:
— Вот тут где-то их слышали.
Лес в этом месте был почти непроходим и душен, как джунгли. Он скатывался вниз, в широкую ложбину, на дне которой среди завалов хвороста и валежин виднелись несколько озерок, оставшихся от весеннего половодья, когда по этой ложбине к реке, впадающей в озеро около села, неслись талые потоки. Грязь была испятнана многочисленными острыми следами копыт — это Генка видел и отсюда. Ему стало не по себе, но это был не страх, а скорее знобящий азарт. Земля у древесных корней тут и там оказалась изрытой зверями. Мачо остриём рогатины подцепил повисшую на коре одного из деревьев шерсть-щетину — целый пучок. Молча показал Генке. Тот кивнул.
— Значит так, — Мачо облизнул губы, — когда появятся — держись за мной. Не дай бог, из седла вылетишь.
— Чего это я вылечу? — обиделся Генка, но тут же понял, что Мачо прав. — Ладно, хорошо… А…
Он хотел спросить: "А когда появятся?" — но осекся.
Кабаны никогда не ходят по лесу бесшумно. Они никого не боятся и никому не уступают дороги. Если бы они могли говорить, то сказали бы: "Пусть нас боятся, типа, в натуре! "Среди зверей это — "братки" в своём анекдотичном варианте.
— Йохарный бабай… — выдохнул Генка.
— Секач… — поддержал его Мачо.
Здоровенная туша — длиннее роста любого из мальчишек — целеустремлённо ломилась сквозь кустарник к вожделенной "ванне". В кабане было не меньше трёх центнеров веса. Морщинистый пятак торчал, как навершие древнего тарана, длинные клыки вызывающе желтели по бокам морды. Полоса жёсткой щетины на хребте торчала зарослями колючей проволоки. Он был один, как почти всегда бывают одиноки такие экземпляры, злобные и "безбашенные" настолько, что в обычных для кабанов стадах их просто не терпят свои же сородичи. Против подобного экземпляра нормальный современный охотник рискнёт пойти только с компанией, с ружьём не менее 12-го калибра.
Но по современным трусоватым понятиям двое верховых пацанов 16-ти и 14-ти лет (калибра, так сказать) были ещё более безбашенными, чем кабан…
Подслеповатый, да ещё и не умеющий смотреть вверх кабан не мог видеть мальчишек. Но запахи он различал мгновенно — и сейчас задёргал клиновидной башкой и вызывающе захоркал. Люди и лошади! Кабан молниеносно впал в ярость, хорканье перешло в вибрирующий визг. Убить! Растерзать!! Сожрать!!! Гдееее?!?!?!
Кабан завертелся на месте, взмётывая сырую землю и прошлогодние палые листья.
— Ииии-ааххх!!! — Мачо бросил коня вперёд и вниз. — Клир, слева!
— Йахх-хххаа!!! — Генка поскакал влево, в сторону кабаньей морды. Тот увидел наконец-то врага и с рёвом бросился в атаку. Генка вздёрнул коня на задние ноги — кабан промчался мимо, в сторону Мачо. Про Генку он забыл моментально, а Мачо, заставив коня отпрыгнуть, встал в стременах и, вогнав рогатину обеими руками, катапультировался из седла на её древке, перекатился и встал на ноги, держа в руке длинный охотничий кортик.
Удар был нанесён верно, но рогатина скользнула по лопатке и теперь торчала в спине кабана, как бандерилья в быке на корриде. И роль играла ту же…[49] Кабан ринулся на Мачо — и Генка мог бы поклясться, что услышал в этот момент смех старшего мальчишки. Впрочем — может быть, он и ошибался, потому что гнал коня вперёд — и обрушил второй удар туда же.
Кабан захрипел, вертанулся — Генка успел выпустить древко и сохранил кисть. И тут же Мачо, прыгнув вперёд, вогнал кортик зверю под левую ногу обеими руками и отпрыгнул.
Нужды в этом уже не было. С коротким хрипом секач грохнулся на грудь. Кортик пропорол сердце…
— Ррр-ар! — Мачо вскинул руку вверх и пнул зверя: — Сдох янки!
— Придурок, — Генка со смехом соскочил наземь, огляделся — нет ли тут ещё "янки". — Ну и куда мы это денем?
— А мы сейчас его разделаем, — Мачо достал нож. — Но сначала…
Он несколькими движениями вскрыл череп зверя и, отхватив студенистый кусок мозга, протянул Генке: — Попробуй.
— Иди ты… — засмеялся было Генка, но увидел, что Мачо совершенно серьёзен. — Ты чего, Денис?
— Попробуй, — тихо сказал Мачо. — Ты должен. Это твой первый кабан. Ну?..
— Ладно, — Генка потёр лоб. — Я с ума сойду с вами… — выдавил он, — жуя и глотая мозг.
— С ума сошли все остальные, — сказал Мачо, — мы как раз совершенно нормальны. Смотри, как разделывать…
…— А вот и наши, — Мачо вытянул руку, и Генка увидел между деревьев рыжее весёлое пламя, услышал голос Андрэ:
— Кошельком прикрыв души убожество,
Щеголяя вывесками модными,
Здравствуйте, богатые ничтожества,
Пользуйтесь победами народными.
Из чужого океана званные,
На волне свободы пенной прибыли.
Мы на баррикады встали — странные,
Ваши же отстаивая прибыли.
Здравствуйте, веселые, здоровые,
Из народных слез рубли отлившие,
Капиталистические — новые,
И коммунистические — бывшие.
Кровь России втихомолку пьющие,
Прикрываясь флагами цветистыми,
И ее клочками продающие…
Руки ваши белые да чистые.
Только вам, богатые, вернуться бы.
Наши ветры злые да угарные.
Здесь порой бывают революции,
И веревок ждут столбы фонарные[50]
— Опа, — Генка повернулся в седле к Мачо. — Так ты знал, что они тут?
— Ну вроде того, — уклончиво отозвался тот, шпоря коня.
Около здоровенного костра сидел весь командный состав отряда плюс Леший, Резко и Юрз. Генку и Мачо приветствовали возгласами:
— О, охотники!
— Было у отца три сына: один умный, второй дурак, третий вооб ще охотник…
— Не, глянь, они с добычей…
— Да, где-то дохлятину подобрали…
Димон поднял кружку с чаем:
— Присаживайтесь, вас ждём!
— Мило, — проворчал Генка, — даже на охоту нельзя съездить без того, чтобы не попасть на совещание… ЦК КПСС какой-то, блин…
— Пустите, я сяду.
Расседлав коня, он в самом деле присел к огню. Большинство мальчишек обступили добычу, покачивая головами, рассматриваю шкуру и голову, прикидывая мясо и обмениваясь уже серьёзными замечаниями.
— Ну и зажарим как раз всё это, — весело сказал Резко.
— Лопнешь, — пробормотал его младший брат.
Но все в самом деле занялись мясом. Генка в этом не участвовал — он прислонился к дубу, чувствовал, как уходит лёгкая усталость и думал иронично, что в самом деле попал на совещание. Правда, пока об это ничто не говорило — кто нарезал куски, кто сидел у костра, кто слушал Андрэ, игравшего без слов, Юрз и Диман о чём-то говорили… Потом Леший, всё это время писавший в блокноте, привлёк общее внимание:
— Я соби'ался п'едложить вашему Се'гею Генадьевичу сцена'ий нового блокбасте'а по голливудским об'азцам, — Леший, нагнувшись, потыкал в мясо ножом. — Главный ге'ой — бывший штатовский мо'ской пехотинец, па'ализованный после 'анения ниже пояса, гомосексуалист. Нег', конечно, но по ве'оисповеданию — иудей. Он п'иезжает в Москву как ту'ист и, гуляя в коляске по вече'ним улицам, натыкается на скинхедов, убивающих оче'едную таджикскую девочку. Естественно, мо'пех вступается. Его избивают, цинично над'угиваются над бе'етом с символикой мо'ской пехоты. Я плани'ую кад' во весь экран — ботинок скинхеда с п'илипшими волосами и кусочками мозга попи'ает этот символ ми'а и демок'атии. Мо'пех от не'вного всплеска начинает ходить. Он возв'ащается в Штаты и соби'ает от'яд из бывших сослуживцев. Частным по'ядком они десанти'уются в Москву и начинают бо'оться за п'ава таджикских девочек, убивая г'язных 'усских тысячами. Кое-кто из героев, конечно, погибает под т'агическую музыку Полиду'иса, но финал оптимистичен. Подлый глава'ь скинхедов, гене'ал Иван Лермонтов, погибает от вз'ыва унитаза в собственном со'ти'е. На фоне го'ящих 'уин ва'ва'ской столицы замедленно идёт г'уппа обо'ванных и закопчёных воинов демок'атии. Впе'еди — негр, он несёт на 'уках таджикскую девочку, дове'чиво п'ильнувшую к своему спасителю. Поскольку он голубой, то ей ничего не г'озит, а создателей фильма нельзя будет обвинить в педофилии…[51] Как вам сцена'ий?
— Неплохой, — оценил Диман, всё это время усмехавшийся. — И как вас на всё хватает, Олег Николаевич?
— П'авильное питание и отдых — сек'ет нашего успеха, — Леший убрал блокнот и продолжал: — Кажется, году в 1730 — как сейчас помню — прислал к знаменитому голландскому медику Бу'гаве один богатый бездельник письмо, в котором жаловался на постоянное плохое наст'оение и п'ипадки бесп'ичинного гнева. Бу'гаве взялся его лечить, но поставил условие: пациент должен к нему п'идти один и пешком. Тот попё'ся на п'иём, шёл почти неделю, спал у кост'а, охотился — а когда п'ишёл, выяснилось, что лечиться не от чего… Так, — Леший хрустнул пальцами, — боюсь, что на этот 'аз п'идётся п'ивлечь весь от'яд.
— Ничего. Ребятам будет полезно размяться, — сказал Диман, до ставая из кармана куртки какие-то бумаги. — Прошу внимания! — повысил он голос. — В тридцати километрах отсюда, на границе наших земель, остановился цыганский табор… — Диман переждал звуки отвращения и продолжал: — Сергей Каширин, 8 лет, — зачитывал он, показывая фотку двух мальчишек, смеющихся в объектив; тот, что постарше, делал младшему, явно брату — оба были круглоглазые, русые и вообще похожие — "рожки", — его брат Дима Каширин, 6 лет, пропали три месяца назад с улицы, где жили, в квартале от своего дома, в селе Талызино под Нижним Новгородом после того, как вышли погулять… Лена Баруздина, 11 лет, — на фотке была очень красивая, хотя ещё и мелкая, девчонка в джинсовом платье и со скрипичным футляром, — пропала месяц назад по дороге домой из музыкальной школы на окраине Воронежа. Зоя Гуць, 13 лет, — девчонка была явной украинкой, чёрные волосы собраны в косу, весёлые карие глаза, платье колоколом от ветра, — пропала на прогулке в парке города Львова полгода назад. Все находятся в этом мотомехтаборе. Мальчиков используют для попрошайничества, девочек принудили заниматься проституцией. После освобождения разместим их на заимке у Довмы и постепенно отправим с нашими людьми по домам. Не открывая, естественно, кто мы и где всё это происходит.
— Может быть, стоит связаться с родителями, и пусть забирают? сказал Генка. Диман покачал головой:
— Нет. У тех ещё ума хватит припрячь ментуру. Со Львовом будет труднее, но что-нибудь придумаем… А вот шестое звено пусть отдыхает — девчонок лучше не брать с собой.
— Боишься проколются? — спросил Генка. Диман невозмутимо ответил:
— Боюсь, что проявят излишнюю жестокость.