Генке нравились такие вечера.
Ну вообще-то в селе ему нравилось всё. Он даже пару раз подумывал: а что если насесть на родителей — пусть бросают всё и переезжают сюда! Но потом понимал, что отец не согласится.
И всё-таки такие вечера ему нравились больше всего.
Он здорово уставал за день. Это была приятная усталость, и от неё иногда хотелось вечером ничем не заниматься. Тогда Генка — если не было Надьки, с которой можно посидеть в темноте на крыльце, просто поболтать, в любом случае — найти занятие — так вот, тогда он просто шагал по сельским улицам, куда глаза глядят, выбирал ненаселённые, смотрел на яркое, негородское небо, посыпанное звёздной солью, напевал, присаживался на жерди заборов. Или наоборот ходил по людным местам, здоровался, заговаривал с людьми… И почти всегда рано или поздно находил где-нибудь компанию, с которой можно было и задержаться.
Вот и сейчас — свернув за угол наугад, он увидел небольшой костерок, почувствовал запах печёной картошки, услышал треньканье гитары. И подошёл ближе, с ходу пожаловавшись:
— Ну и денёк сегодня, весь тыл болит.
— А ты почаще с седла слезай, — Андрэ, сидевший рядом со своей девчонкой (она, как и большинство "слабого пола", в отряде не состояла), поднял голову от гитары. — Чуть минутка свободная — и он уже верхом.
— Геныч, — окликнул Генку Мачо — он расхаживал туда-сюда по жерди ограды, жонглируя двумя ножами, — пошли в воскресенье на кабана.
— Там подумаем, — Генка присел на какой-то чурбачок. — Картош ка скоро будет?
— Скоро, — сказал Обруч — сидя на корточках рядом с ещё одной девчонкой, он ворочал палочкой в золе.
На дороге появились ещё две фигуры — взрослый и юноша. Послышались обрывки невнятного разговора. При ближайшем рассмотрении юноша оказался Диманом, шагавшим с газетой под мышкой, а взрослый — отцом Марьиных, Сергеем Геннадьевичем. Он распоряжался здешним телевидением.
— Ну так я на вас надеюсь, — вроде бы распрощался Сергей Ген надьевич, но потом резко затормозил и обратился к Генке: — Добрый вечер… Вот как раз я хотел сделать предложение…
— Попал, — сказал Мачо, соскакивая с жерди и ловя оба ножа в одну руку. — Дядь Серёжа, оставьте вы его…
— Не могу, — серьёзно отозвался Сергей Генадьевич, присаживаясь рядом с Генкой на корточки. — Нет, правда, Гена, мы собираемся ставить полнометражку. Ты — просто идеал на главную роль.
— Спасибо, — серьёзно ответил Генка. Ему было лестно. — Я поду Маю. Это не срочно?
— Срочно, — категорично ответил Сергей Генадьевич. Кругом за фыркали, Мачо сказал:
— У вас всё срочно, дядь Серёж….
— Я боец идеологического фронта, — не обиделся тот, вставая, мне медлить нельзя… Гена, я завтра рассчитываю на ответ, ты зайди к нам… Ну, всего хорошего.
Он удалился под разноголосое: "До свиданья! " Генка самочинно выкатил из золы картофелину, катая её по траве, признался:
— Мне ещё никто не говорил, что я идеал.
— А Надька? — подмигнул Обруч, целуя свою девчонку.
— Иди ты… — неостроумно ответил Генка, обжигая пальцы. — Чего молчишь, Андрэ? Врежь что-нибудь…
— Да пожалуйста, — не стал отнекиваться тот.
— Расти меня, собачья стая,
мою порвавшая семью.
Я — юный волк, и это знаю,
единственный в своем краю.
Вы — полукровки, вы — цветные,
я тихо ненависть несу
И презираю вас — иные,
волков сменившие в лесу
Давно бродягам память стерло,
вы видите во мне щенка.
Но жду — сожму клыками горло
у пса — чужого вожака.
Ночами лунными считаю
засады на своем веку
Расти меня, собачья стая,
себе на гибель и тоску…[46]
— он выдал бурный аккорд и невозмутимо покатил к себе картофелину Генки. Тот не успел опомниться, а Диман помянул пословицу про большую семью и ещё кое-что.
— Смейтесь, смейтесь, — кивнул Генка. — Снимусь в главной роли и стану типа бомонд… а!
— Опять щелбан словил, — хихикнула девчонка Андрэ.
— Отвыкай от словесного мусора, — нравоучительно заметил Дим ан. — Нет такого слова в руском языке. Это называется — "дерьмо", а не бомонд… э, ты чего?!
— Ничего, — Генка невозмутимо потряс пальцем. — Ну и лоб у тебя.
— Ладно, — не обиделся Диман, разворачивая газету. — Во. Раннер говорит в интервью: "Каждый день в России совершается одно нападение на иностранца…" — он потряс газетой. — Плохо работаем, ребята. Очень плохо… — он под общий смех подсунул газету Генке, сделав знак глазами.
…на территории сопредельного государства… из почти сорока воспитанников спаслись одиннадцать, которым удалось спрятаться в хозяйственном помещении… остальные вывезены неизвестными нападающими…погиб помимо троих охранников и директора, задержавшегося на своём рабочем месте, известный австрийский безнесмен и общественный деятель, оказавшийся на территории интерната по делам благотворительности… неслыханное преступление… попрание божеских и человеческих законов… трагическая гибель преданных своему нелёгкому делу людей… мы надеемся, что дети будут найдены… в это час мы солидарны с властями соседей несмотря на частые разногласия…
— Мда, — хмыкнул Генка, — я как-то задумался: а вот как, интерес но выглядели газеты, которые немцы выпускали на оккупированной территории. А потом понял — да примерно так, как наша "независимая пресса". А может, и точно так…
— Хрень собачья, — сказал Диман, — я тебе просто для сведения по казал….
— Да я как-то и не расстроился, — улыбнулся Генка. — Мне просто вот что интересно. Как они вообще работают? По телику говорят — там поймали, там задержали… А вас… нас сколько поймать не могут!
— Да никого они и не ловят, — поморщился Диман. — У них же все информаторы — алкаши, наркушники и бомжи. Вот так и катится. Случилось что — есть определённый контингент "неблагополучных подростков", кто подрался, кто с марихуаной засветился или ещё с чем. Из них выбирают произвольно столько человек, сколько надо, задерживают "по подозрению в причастности к делу", которое надо раскрыть и пытают в ментовке, пока они не сознаются, в чём надо. А к нам подкатиться никак нельзя. Мёртво всё. Все чистые, приводов ни у кого нет, в селе тишь, гладь и твёрдая власть администрации. Им просто уцепиться не за что, да и в голову не вскочит, что тут как-то мы замешаны… Они же, Клир, в деле — импотенты. Вот хочешь расскажу историю? Мне одни ребята на слёте рассказывали прошлым летом.[47]…
… История, рассказанная Диманом, была уморительной и печальной одновременно. Жил на свете мужик, тридцатипятилетний ветеран спецназа, ставший небедным фирмачом и внезапно организовавший в своём родном городе военно-патриотический клуб для подростков. Такие люди в поле зрения милиции попадают автоматически, и это правильно, в общем-то — печальный опыт Лотмайера[48] или отечественных братков, под такими вывесками готовящих себе смену, учитываться должен непременно. Но дело в том, что наша милиция в таких случаях думает не об охране и защите детей, а только о собственном спокойствии. Поэтому первое, что приходит "людям в сером" в голову — это не спроста. Ну не может мужик с боевым опытом возиться с пацанами просто так. Он или боевиков для ваххабитов готовит, или банду себе сколачивает. Причём эта мысль становится довлеющий над невеликими мозгами милицейского начальства, и оно начинает подгонять все факты именно под эту картину. А если факты не подгоняются, то их нужно создать. Сюда же приплюсовывается раздражение сильно пьющих и бессмысленно живущих людей (а большинство "милицанеров" именно таковы!) при виде занятого и увлечённого чем-то человека, добившегося всего своими мозгами и руками — в точности по песне Высоцкого:
У них денег куры не клюют,
А у нас на водку не хватает!
Добавьте алчное желание "накрыть ОПГ" и получить чины, благодарности и премии.
Началось всё с того, что на тренировки клуба стал являться участковый и доблестно простаивать часами у стеночки в простецком желании обнаружить "крамолу". На него косились, но скоро привыкли, как привыкают к предмету обстановки. Стоит — и фик с ним… Через два месяца участковый исчез, зато на квартиру основателя клуба стали попеременно являться какие-то смурные люди, предлагавшие ему то анашу из Ставрополья, то золото с Колымы. Ровно через пять минут после каждого такого визита во двор дома врывалась патрульная машина и квартиру пытались обыскать на предмет наркоты и золотишка. Но становиться подпольным наркодельцом или золототорговцем бывший офицер не желал, визитёров спускал с лестницы, милиция ничего у него обнаружить не могла, потому что соседи по подъезду к нему относились хорошо и в качестве понятых бдительно следили, чтобы чего не подбросили. Кончилось тем, что бультерьер одного из соседей сильно повредил ногу особо наглому сержанту, и странные визиты закончились. Но атака пошла с другой стороны — со стороны ГорОНО и Отдела Молодёжной Политики мэрии. С подачи всё тех же "правоохренительных органов" напористые люди из этих организаций пытались наскрести доказательства того, что бизнесмен-спецназовец — "обнакавенный изврашшенец". Жена и двое детей, имевшиеся у" изврашшенца", никого не смущали. Поскольку с этой стороны он был совершенно чист, то злость у его перешла в фазу ироничного интереса к происходящему. Когда атака с этой стороны провалилась, начались наезды на ребят и девчонок из клуба. Стоило где-то чему-то произойти, как хватали именно их — достаточно было оказаться в радиусе километра от места драки или ещё чего-то — тащили в ментовку и начинали выбивать показания о том, что они есть боевики и фашисты. Но это оказался не тот контингент — клепать на себя, друзей и руководителя задержанные упрямо отказывались, а кончилось всё тем, что в руки властей попала дочь первого зама мэра, которой тоже досталось. Девчонка оказалась умнее остальных и подняла жуткий хай со снятием побоев в поликлинике, в результате чего по шапке досталось всему горотделу, личный состав которого окончательно убедился в том, что над ними тонко издеваются. НУ НЕ МОЖЕТ! БЫТЬ! ЧТОБЫ! НИЧЕГО! Насмехается над властью, гад, преступник замаскированный… В начале второго года этой жуткой истории, за развитием которой с интересом следил весь город и немалая часть района, на сцену выступили двое "челноков" — мать и дочь, которым когда-то наш герой дал беспроцентную ссуду, каковую они не спешили возвращать. В качестве благодарности эти две козы согласились подать заявление, что на них наезжали, им угрожали, их "поставили на счётчик" и пр. Кончилось всё это тем, что адвокат "обвиняемого" развалил дело в суде, и "челночницы" вынуждены были уплатить не только долг, но ещё и моральную компенсацию. Как сказал философски экс-офицер: "Нечего было о себе напоминать". На полученные деньги он купил комплекты новой формы для клуба. После этого по городу начал гулять потрёпанный "макар", который с завидным постоянством попадал в руки тех, кто имел или мог иметь к руководителю клуба какие-то счёты — проще говоря, это была уже попытка спровоцировать убийство. Именно с этим "макаром" какой-то бухарик ворвался в здание клуба, бухтя многословные угрозы — и был оттуда выкинут с переломами. Милиция замерла в предвкушении — оставит! Пистолет! Себе! Не может не оставить! Но бизнес-мен цинично написал заявление о найденном оружии и отнёс его вместе со "стволом" в милицию, подтвердив в её глазах репутацию особо отпетого негодяя. "Макаров" ещё какое-то время странствовал по городу, пока не попал в руки одного из приятелей героя этой истории — тот как-то в шутку, сидя в баре, высказался, что был бы не прочь проверить прочность черепа руководителя клуба пулей: отскочит, небось! Ментовские информаторы приняли это "желание" за чистую монету, но с этого момента пистолет вообще исчез из дела — по слухам, был утоплен несостоявшимся убийцей в станционном сортире под общий смех присутствующих
Тянулось всё это похожее на чей-то бред дело около двух лет — и "органы охраны правопорядка" уныло отступились, но с тех пор в каждое новое дело стабильно вписывают в качестве первого подозреваемого "нераскрытого бандита", по-прежнему хладнокровно руководящего клубом…
… Когда отсмеялись, и Андрэ начал Розенбаума:
— Снег и метель кружат,
Дай мне тепла в стужу,
Дай быть тебе нужным
каждый час… Генка поднялся, распрощался и пошёл бродить по улицам…
… Он как раз выходил к берегу озера, когда позвонила мама. Присев на коряжину и отгоняя комаров, Генка поговорил, спросил, как отец — и за разговором не заметил, что сзади подошёл мужчина. Он тактично ждал, пока Генка закончит говорить, потому кашлянул и, обернувшись, Генка узнал отчима Надьки.
— Я присяду?.. Добрый вечер.
— Добрый вечер, Святослав Константинович… Конечно, садитесь.
— Гена, — мужчина серьёзно и приязненно смотрел на мальчишку. — что у тебя с Надей?
— Мы любим друг друга, — коротко ответил Генка. Подумал и добавил: — Святослав Константинович, вы не думайте… Я её не брошу. Ни за что. Я всё возьму на себя. С родителями, вообще… Она хорошая. Больше чем хорошая. Самая лучшая
— Ты знаешь, что с ней было раньше?
— Она рассказала. Сразу, ещё до того, как мы… ну, подружились.
— И ты всё равно?..
— А если бы она полюбила кого-то из здешних мальчишек — вы бы удивлялись, что он — тоже?
— К ней многие подкатывались, — улыбнулся мужчина. — Она красивая, жаль, что у нас самих только мальчишки. Жена сразу сказала, когда её привезли — эту мы берём… Гена, — после короткой паузы продолжал мужчина, — если ты её обманешь…
— Меня уже предупредили — убьют, — бесстрастно ответил Генка.
— Нет. Это тут ни при чём. Просто если ты её обманешь, она умрёт, наверное.
— И об этом меня тоже предупредили, — Генка встал. — Не беспоко йтесь, Святослав Константинович. Я такую искал, наверное, всю жизнь… хотя это и смешно звучит, правда?.. Пойдёмте. Комары…