Агата смеялась, я — тоже, да и сам Клим хохотал. А вот Сидоров, подошедший к нам вскоре после того, как Клим начал рассказывать, выслушал всю историю очень мрачно.
— Ну, ни фига себе прикольчики, — буркнул он. — Круглый, их потом хоть наказали?
— Да они и так напугались до смерти, — откликнулся Клим. — Чего их еще наказывать. Они ведь маленькие.
— Вот именно, что маленькие, — угрюмо изрек Сидоров. — Если сейчас не наказывать, потом вообще поздно будет. Они у вас постоянно что-то творят. А вы терпите.
По-моему, он примерял ситуацию на себя. Вот я и сказала:
— Знаешь, Тимурчик, скоро у тебя будут широкие возможности для практического применения собственных педагогических методов. А лет через двадцать вы с Климом сравните результаты. Тогда и выяснится, кто из вас прав.
Агата хихикнула. А у Сидорова прямо желваки по лицу заходили, а глаза сузились. И он прошипел:
— Ты на что, Адаскина, намекаешь?
— И не думала намекать, — спокойно ответила я. — Просто очень скоро, Сидоров, всякие подгузники-памперсы станут твоей нормой жизни. И маленькие дети в сундуках, наверное, тоже.
Физия у Тимки побелела. Прямо ни кровинки. Я даже испугалась. «Ну, — думаю, — Адаскина, последний твой час настал. Уноси ноги, пока цела».
Мне бы и впрямь убежать. Но рот мой, будто бы против воли, открылся, и я брякнула:
— А представляешь, Сидоров, если у твоей матери не один, а двое родятся? И вообще, у людей иногда даже тройни бывают.
Тимур, взревев, пихнул меня с такой силой, что я отлетела в сторону и врезалась в Артура, который, конечно, именно в это время подходил к классу. Ловко поймав меня, он не дал мне упасть. Затем, повернувшись к Тимуру и Климу, бросил:
— Осторожнее девочками кидайтесь.
И, даже не удостоив меня взглядом, спокойно себе прошел в класс. Я стояла злая, растерянная и красная. Еще мгновение, и Сидорову бы несдобровать, но тут появилась наша англичанка, и мы вошли в лингафонный кабинет.
Уже во время английского Агата напомнила мне о предстоящей операции с классным журналом.
— Зойка, ты не раздумала?
— Нет, — отрезала я.
Недавнее происшествие лишь усилило мое стремление как можно скорей добыть телефон Артура. И еще я стала куда больше прежнего ненавидеть Сидорова. Действительно, хуже его только Мити́чкина. Кстати, вон она сидит и на Артура косится. Тоже мне, красавица. Но, кажется, я опять задумалась и не слышу, что мне говорит Агата.
— Зойка, Зойка, — потыкала она меня в бок. — Давай прямо сейчас напишем записку Мити́чкиной. А то ведь они со следующей перемены дежурить начнут. Тогда уже поздно будет. Какой им смысл меняться?
— Почему Мити́чкиной? — поморщилась я.
— Потому что Попова в другой английской группе. Как ты ей сейчас записку отправишь? Зойка, да что с тобой?
— Ничего, — смутилась я. — Ладно. Пиши Мити́чкиной.
Агата, бросив на меня выразительный взгляд, все же покорно вырвала из блокнота листок, черкнула несколько слов и отправила послание в соседний ряд, где сидела Танька. Та прочитала, с недоумением глянула на нас и прислала ответ с одним-единственным словом: «Зачем?» В этом, по-моему, вся Мити́чкина! Ну какое ей дело — зачем? Раз люди просят — значит, им надо. Впрочем, Агата именно этим словом ей и ответила.
«Надо», да еще с восклицательным знаком, как ни странно, показалось Мити́чкиной вполне убедительной причиной. И она согласно кивнула. То есть часть дела мы сделали. Теперь оставалось ждать перемены между двумя информатиками.
Решив вопрос с дежурством, я вновь посмотрела на Артура. Он разговаривал с нашей англичанкой. Та задавала ему вопросы, а он отвечал ей по-английски. Между прочим, очень свободно и здорово. Даже лучше, чем Клим. А он, во-первых, очень способный, а во-вторых, дополнительно занимался языком. Но куда ему до Артура, который даже слов не подыскивал. Он беседовал с нашей учительницей так, будто английский был для него родным языком.
Может, он где-нибудь за границей учился? Надо бы выяснить. Но как мне все-таки о нем побольше узнать? Вот хорошо бы они подружились с Климом. Это для меня идеальный вариант. Клим станет общаться с Артуром и, конечно, рассказывать о нем Агате. А она, естественно, расскажет мне.
Но я прекрасно понимала, что это одни мечты. Клима и Тимку водой не разольешь. А Сидоров и Артур совершенно несовместимы. Даже если Клим случайно с ним законтачит, Сидоров этому помешает. Уж придумает какую-нибудь пакость. Конечно, если бы Тимка и Клим поссорились...
Воображение мое заработало. Если подумать, тут нет ничего невозможного. Вон осенью они до того поругались, что потом два месяца не разговаривали. Вышла одна история. Сидоров использовал Клима в корыстных целях, и тому это очень не понравилось. Но, к сожалению, они потом все-таки помирились. Но где был один раз, там может случиться и второй. Тем более если у человека такой мерзкий характер, как у Сидорова. Надо просто не зевать. Наверняка рано или поздно Клим опять за что-нибудь обидится на Тимура. Вообще-то, лучше бы раньше, чем позже. Главное — мне вовремя подсуетиться и подлить масла в огонь.
А когда Клим хоть на время выйдет из-под влияния Сидорова, устроить, словно бы невзначай, чтобы они разговорились с Артуром. Я почему-то совершенно уверена: у них окажутся общие интересы. Это уж мы как-нибудь устроим. Главное, пусть сперва поругается с Сидоровым. Потому что, пока Тимка рядом, нечего даже силы зря тратить.
Мысли мои переключились на другое. Интересно, почему, когда я из-за Сидорова налетела на Артура, он даже не посмотрел на меня? Неужели я совсем-совсем не нравлюсь ему? У меня на мгновение сжалось сердце. Но я почти тут же сообразила: все обстоит совсем по-другому. Просто Артур действительно не похож ни на кого из наших мальчишек. Налети я на кого-нибудь из них, даже на Клима, они бы просто отпихнули меня обратно. Да еще бы и обозвали. А Винокуров или Сидоров сказали бы какую-нибудь гадость. А вот Артур... Мало того, что не дал мне упасть, так еще нарочно не посмотрел, чтобы я не смутилась. И даже имя у него редкое, словно из рыцарских времен. Ну да: король Артур. Я читала про него книгу. Про него и волшебника Мерлина, с помощью которого он побеждал своих врагов.
Кстати, ведь это все происходило в Англии. И наш Артур прекрасно говорит по-английски. Может, он вообще там родился? Поэтому и совсем не похож на наших мальчишек?
— Зойка! Зойка! — вывела меня из задумчивости Агата. — Заснула? Мы же теперь дежурные! Пошли скорей!
«Вот это да! — ужаснулась я про себя. — Звонка не услышала! Со мной такого ни разу в жизни еще не случалось». И, схватив сумку, я следом за Агатой понеслась на историю.
Историю я высидела с трудом. И весь урок волновалась, сможем ли мы с Агатой осуществить задуманное? Агата, по-моему, тоже нервничала. Хотя чего, спрашивается, нервничать? Будто мы банк собираемся обчистить. Подумаешь, заглянем на минутку в журнал. Тем более мы дежурные и в перемену одни останемся.
«А если вдруг наша информатичка возьмет и останется вместе с нами в классе? — мигом встревожилась я. — Хотя нет. Не должна. Все-таки большая перемена. Наверняка куда-нибудь выйдет».
Наконец история кончилась. Мы с Агатой отправились на информатику. Правда, мне оставалось вытерпеть еще целый урок. Я его вытерпела. А на перемене вначале все пошло по нашему плану. Сразу после звонка информатичка быстренько вытурила всех, кроме нас с Агатой, из класса. А нам велела как следует протереть доску и к тому же полить цветы.
— Главное, в класс никого не пускайте, — распорядилась она и ушла.
Я с тревогой посмотрела на стол. Журнал спокойно себе там лежал.
— Быстро! Быстро! — поторопила я Агату. — А то вдруг вернется.
Мы трясущимися руками принялись листать журнал.
— А позвольте спросить, чем это вы тут занимаетесь? — раздалось за нашими спинами.
Мы отпрыгнули от журнала, как ошпаренные. Произошло худшее из всего, что могло случиться. В дверях кабинета стоял Ника. Собственной персоной. На круглом его лице блуждала садистская ухмылка.
— Ни-Николай Иванович, — заикаясь, пролепетала Агата. — Мы только хотели оценки посмотреть.
— Какие еще оценки? — нахмурился Ника.
— За последнюю контрольную, — нашлась я. — По физике. — Ника как раз на прошлой неделе устроил нам контрольную.
— Я еще их в журнале не проставил, — хмуро изрек завуч. Какой же он все-таки противный.
— Ой, Николай Иванович, а что вы мне поставили? — с мольбой поглядела на него я. — Скажите, пожалуйста. Мне очень интересно.
Я даже не соврала. Оценка за контрольную меня и впрямь интересовала.
— Об этом, Адаскина, узнаешь на следующем уроке. Раньше времени сообщать не положено.
«Интересно, кем не положено и куда не положено? — тут же подумала я. — Наверняка просто наши контрольные еще не проверил. Вот и не знает, что сказать».
— А где Екатерина Максимовна? — осведомился Ника.
— Вышла куда-то, — пожала плечами я, —а мы дежурные.
— Вот и дежурьте по классу, вместо того чтобы проявлять ненужную инициативу, — нудным голосом произнес Ника.
Подойдя к столу, он взял под мышку журнал и потыкал в него указательным пальцем:
— Екатерине Максимовне передайте: это будет лежать в учительской. Пусть зайдет, мы с ней побеседуем.
И он с важным видом покинул класс. У меня от обиды на глаза навернулись слезы. А ведь вроде сначала так хорошо все шло.
— Агата, я даже не успела разглядеть, есть там его телефон или нет?
— Нету, — откликнулась она. — Там последним записаны адрес и телефон Ирки Яблоковой.
— Значит, Предводительница еще не записала, — совсем расстроилась я.
— Да ладно тебе. На днях запишет, — ободряюще улыбнулась Агата. — Через день-другой снова в журнал залезем. Главное, от Ники удалось бескровно отделаться.
— Бескровно? — воскликнула я. — Неужели не понимаешь? Мы больше никогда, наверное, в этот журнал заглянуть не сможем. Ника сейчас знаешь какой скандал Екатерине Максимовне закатит. И другим учителям для профилактики тоже. Потому что нарушили его распоряжение. А он этого не выносит. Теперь ни один из преподавателей ни на минуту не расстанется с журналом. Даже в туалет с собой таскать будут.
— Зойка, не нагнетай, — отвечала Агата. — Во-первых, может, все-таки нам повезет, и мы еще раз заглянем в журнал. Тем более ведь пока телефона там все равно нет. А потом, если выждать недельки две-три, этот телефон уже наверняка будет у половины класса. Тогда мы с тобой его выясним безо всякого риска.
— Недельки две-три? — переспросила я. — Агата, ты думаешь, что говоришь? Да я столько времени просто не выдержу.
— Выдержишь, куда ты денешься! — возразила она.
Тоже мне, близкая подруга! Никакого сочувствия!
А тут еще вернулась Екатерина Максимовна:
— Девочки, что же вы доску не вытерли!
— А нам Николай Иванович помешал, — объяснила я и добавила: — Он журнал унес.
— Зачем унес? — изумилась Екатерина Максимовна.
— Николай Иванович просил вам передать, что будет с вами на эту тему беседовать, — ответила я.
— Бред какой-то, — пожала плечами информатичка. — Когда, интересно, он со мной беседовать собирается? И вообще мне журнал нужен. Ладно. Попробую найти Николая Ивановича. А вы, девочки, все-таки доску протрите.
Она ушла.
— Мне ее жалко, — сказала Агата и подставила под кран губку.
«Вот так, — подумала я. — Екатерину ей жалко, а меня нет».
— Как ей сейчас от Ники влетит. — Она начала протирать доску.
— Ей влетит! — воскликнула я. — Лучше подумай, как после нам от нее влетит. Ника ведь не скроет, что засек нас с тобой над журналом.
— Ой! — разом скисла Агата. — А действительно.
— Куда уж действительней, — кивнула я. Настроение у меня делалось хуже и хуже. Ну прямо отвратительный сегодня день! Все наперекосяк.
— Давай доску как следует вытрем, — вновь смочила губку под краном Агата.
— Да хоть все стены теперь протри, — горестно усмехнулась я и пошла поливать цветы, в изобилии стоявшие на подоконниках. И дежурить мы вызвались совершенно зря. Я вот сейчас с цветами вожусь, а освободившаяся Мити́чкина, может, как раз в это время с Артуром треплется.
Мне сделалось совсем скверно. И тут как раз возвратилась Екатерина Максимовна. Лицо у нее было мрачнее тучи.
— Почти все цветы уже полила! — я рассчитывала хоть этим ее обрадовать.
Но она, пропустив мои слова мимо ушей, хмуро проговорила:
— Девочки, почему вы мне не признались, что Николай Иванович журнал по вашей милости унес?
Агата вытаращилась на нее и молчит. А я, прикинувшись дурочкой, ответила таким удивленным голосом:
— А мы и не знали, что из-за нас.
— Адаскина, не прикидывайся, пожалуйста! — повысила голос информатичка.
Но мне давно по личному опыту известно: если уж решила прикинуться дурочкой, надо идти до конца. Вот я и продолжила в прежнем тоне:
— Но Николай Иванович правда не говорил нам, что унес журнал из-за нас.
— А то вы сами не поняли, — смерила нас укоряющим взглядом информатичка.
Но я давно на такие взгляды не обращаю внимания. За восемь лет в школе иммунитет выработался.
— Конечно, не поняли. И вообще, Екатерина Максимовна, что вы имеете в виду?
Она даже несколько растерялась. И немного мягче, чем прежде, произнесла:
— Но вы ведь листали журнал.
— А разве собственные оценки по физике посмотреть — это преступление? — и я посмотрела ей прямо в глаза.
— Ну, не то чтобы преступление, — совсем смутилась она. — Просто лучше это делать в присутствии учителя. Дождались бы меня. Попросили. Я бы с удовольствием вам показала.
— Ой, извините, мы как-то не догадались, — скромно потупила глаза я. — В другой раз обязательно к вам обратимся.
По виду Екатерины Максимовны я немедленно убедилась, что дипломатические отношения восстановлены. Она даже, протянув нам журнал, сказала:
— Если хотите, можете прямо сейчас посмотреть.
Ирония судьбы! Зачем нам сейчас журнал, в котором пока ничего интересного нет!
— Спасибо большое, — поблагодарила я. — Но Николай Иванович нам сказал, что отметки еще не проставлены.
Раздался звонок. Дверь распахнулась. В кабинет, толкаясь, ворвались наши ребята. А когда толпа рассосалась, вошел небрежной походкой Артур. Без Мити́чкиной. Хотя на все сто процентов утверждать не могу. Потому что через секунду после Артура в дверь, хохоча, влетели Мити́чкина и Галька Попова. Уж не знаю, чему они так веселились, но смех у них был идиотский. Впрочем, чего другого от таких ожидать.
Оставшуюся часть дня я, насколько было возможно, продолжала исподволь наблюдать за Артуром. На переменах он держался ото всех отдельно. То есть, когда к нему подходили, он разговаривал, но сам ни к кому не лез. Даже в столовую на второй большой перемене отправился один. И уселся за самый дальний столик, где, кроме него, никого не было. Причем не ограничился, как мы, булочками и соком, а плотно пообедал. Даже удивительно. Из нашего класса один только Серега Винокуров берет в столовой полный обед. Но на то он и Винокур. Он вообще ни о чем, кроме своих баскетбольных достижений, думать не может. Вот и съедает сперва обед в школе, а после — еще один дома. Видите ли, ему нужно поддерживать физическую форму. Наверное, он по-своему прав. Потому что, если мозгов бог не дал, только и остается заботиться о физической форме. И вообще, он какой-то не человек, а баскетбольный мячик. Хотя нет. На мяч наш амбал Винокур не похож. Скорее — на огромный столб со щитком и баскетбольной корзиной. Словом, с Серегой все ясно. Но вот Артур! Он такой худой. Не похоже, чтобы он много ел.
Наверное, я слишком задумалась, потому что за нашим столиком раздался громкий хохот. А Сидоров крикнул:
— Ты чего, Адаскина, таращишься? Влюбилась, что ли?
Я покраснела.
— Ну, конечно, — продолжал Сидоров. — Раз на меня смотришь, значит, влюбилась.
Я с облегчением перевела дух. Хорошо еще, он не понял, на кого я в действительности смотрела.
— Ну да, Тимурчик, ты ведь у нас такой красавчик, — я принялась ему подыгрывать.
— Этот? Красавчик? — заржал Будка, и изо рта у него во все стороны брызнули крошки. — Тимка у нас не красавчик, а Франкенштейн.
Я обалдела. Метко сказано. На Будку даже не похоже. Клим вдруг засмеялся и говорит:
— Заткнись, Митька, и не лезь своими грязными лапами в их чистые отношения.
Сидоров, как дурак, тоже захихикал:
— Нет, Круглый, ты не прав. У меня как раз в отношении Адаскиной намерения очень грязные и меркантильные. Слушай, Зойка, если ты все равно пялишься на меня, вздыхаешь и не ешь, давай-ка я за тебя сожру твою булочку.
Я поморщилась:
— Ешь, пожалуйста.
Представляю, что этот хам наговорил бы, если бы догадался, о ком я думаю. Пусть лучше заткнется моей булочкой и немного помолчит. Все равно мне есть совершенно не хочется.
Артур доел свой обед и удалился. Я была вынуждена сидеть и слушать глупые шуточки Сидорова и Будки. А их, когда они поедят, прямо распирает. Примитивные существа! Ну прямо как автомобиль. Залил бензин, и вперед.
Дожив с грехом пополам до последнего урока, я предложила Агате:
— Слушай, а может, давай с тобой после занятий прогуляемся до Лукова переулка? Посмотрим на дом, где он живет.
— Зойка, ты действительно, что ли, влюбилась? — немигающим взглядом посмотрела она на меня. — Надо же, забыть, что у нас сегодня репетиция в Театральной студии!
— А ведь и впрямь забыла, — вынуждена была признать я.
— Все с тобой ясно, — вздохнула Агата. — Если у тебя вылетела из головы даже твоя любимая Театральная студия, то это действительно серьезно.
— А о чем я тебе все время твержу, — откликнулась я. — Агата, давай тогда после репетиции прогуляемся?
Она задумалась и ответила:
— Ладно, но только недолго. А то мы вечером с родителями в гости уходим.
— Ну, конечно, недолго, — радостно заверила я.
Меня, как магнитом, тянуло к этому дому. Хотя я была почти убеждена: мы с Агатой там Артура не встретим. Если только по какой-то совсем счастливой случайности он именно в это время откуда-нибудь подойдет или выйдет из дома на улицу. Но это было бы просто невероятное совпадение. Зато если такое случится, то это уж точно судьба. А вернее, тайный знак мне, что нужно решительно действовать. Но, честно сказать, я и сама не знала, зачем туда шла и на что надеялась.
Репетиция для меня в этот раз прошла как в тумане. По-моему, я даже свой монолог прочитала и вроде бы даже удостоилась похвалы от Изольды. Случись это хоть позавчера, я наверняка оказалась бы на седьмом небе от счастья. Но сейчас у меня на уме был только Артур, и я с нетерпением ждала, когда же наконец кончится репетиция.
Едва Изольда нас отпустила, я схватила за руку Агату и поволокла ее вниз одеваться.
— Тише, тише, — лепетала она на ходу. — Ты сейчас меня уронишь!
Но я лишь сильнее стискивала ее ладонь и продолжала волочить вперед. Мне не только хотелось скорее попасть к дому с башенками. Главное, чтобы Клим не увязался за нами. И, кстати, Сидоров тоже. Он сегодня всю репетицию нас снимал для фотолетописи. Если они нас отловят, мы не сможем туда пойти.
Я успокоилась только после того, как вытолкала Агату со школьного двора. Оглянувшись, я немедленно убедилась, что опасения мои имели под собой почву. Из школы вышли Клим и Тимка. Боясь, как бы Клим не окликнул Агату, я снова взяла ее за руку и потащила из переулка на Сретенку.
— Зойка, ну куда ты так торопишься? — уставилась она на меня.
— Кто торопится? — прикинулась я дурочкой. — Просто хочу быстрее дойти до места. Ты ведь сама говорила, что спешишь домой.
— Спешу, — кивнула она.
Мы быстро свернули в Луков переулок. Теперь Тимка и Клим нас уже не заметят. Я все-таки оглянулась. Их и впрямь не было. Наверное, Сидоров пошел провожать Клима на Рождественский бульвар.
Причудливый розово-кремовый домик с башенками напоминал сказочный дворец. Даже не помню, что раньше стояло на его месте. Может, какой-то другой дом, старый. А может, он и был. Только его отреставрировали и надстроили.
Вообще Сретенка и прилегающие к ней переулки за последние пять лет невероятно изменились. Когда мы с Агатой ходили в первый класс, Костянский и Луков переулки стояли полуразрушенные. Туда даже днем заходить было страшно. Брошенные пустые дома с разбитыми окнами и наспех заколоченными дверьми. Мостовые все в выбоинах, а порой и в глубоких ямах, где вода стояла чуть ли не месяцами. Заброшенные дома пахли сыростью, гнилью и бомжами. Они тут селились целыми колониями, наводя ужас на местных жителей. Чтобы согреться, эта публика разводила в домах костры, и почти каждый день возникали пожары.
Казалось, трущобы тут навечно, но потом вдруг на Сретенке началось бурное строительство. Одни дома очень быстро снесли, и на их месте появились новые. А другие отреставрировали, и они стали как новые. А некоторые здания просто снаружи покрасили, и они тоже оказались очень красивые.
Дом с башенками сверкал зеркальными стеклами окон. Мы с Агатой остановились.
— Ну, Зойка, — повернулась она ко мне. — Что дальше?
— Не знаю, — откликнулась я.
Я и впрямь не знала. Пока мы шли сюда, у меня было такое чувство, будто, едва я тут окажусь, произойдет что-нибудь важное и значительное. Но пока ровным счетом ничего не происходило. Тут было пусто и, как во всех Сретенских переулках, очень тихо. Всегда удивляюсь, почему так? По Сретенке машины круглые сутки несутся, а тут даже шума не слышно. Но сейчас меня эта тишина совершенно не волновала.
— Что ты молчишь? — снова заговорила Агата. — Мы еще долго тут стоять будем?
— Да ладно тебе, давай еще минуточку, — стала я ее уговаривать.
Подруга вздохнула:
— Не понимаю, на что ты надеешься?
— Ни на что, — откликнулась я. — Просто хочу постоять и немного посмотреть.
Агата кинула на меня полный сочувствия взгляд. Ну, будто я тяжело заболела, а она ничем не может мне помочь, и ей остается только жалеть меня и поддерживать.
— Слушай, — мягко произнесла она. — Ты ведь даже не знаешь, в каком из этих подъездов он живет. И вообще, ну чего мы тут торчим?
— Давай еще немного, — упорно стояла я на своем.
Агата взглянула на часы:
— Только не больше пятнадцати минут. Иначе предки меня съедят.
— Пятнадцать так пятнадцать, — согласилась я.
— Может, пройдемся взад-вперед? — предложила Агата. — Чего мы тут прямо под окнами остановились?
— Никаких «пройдемся», — отрезала я. — И вообще, мы свободные люди. Где хотим, там и стоим.
От угла донесся шум моторов. В переулок въехали две машины. Огромный синий джип и черный «Мерседес». Обе машины плавно затормозили возле крайнего подъезда дома с башенками.
Сперва из джипа выскочили четверо здоровенных охранников. Они образовали коридор между «Мерседесом» и подъездом. Только после этого один из охранников открыл дверь легковой машины. Из нее вышла высокая пышная блондинка в леопардовом манто. Величественно прошествовав в сопровождении свиты к дому, она скрылась в подъезде.
— Крутая тетенька, — сказала Агата.
Я лишь промычала в ответ. Потому что именно в это мгновение увидела приближающуюся к нам Мити́чкину.
— Прячься, — гаркнула я прямо в ухо Агате.
И, схватив ее за руку, поволокла за джип.
— Ты что? — с недоумением посмотрела на меня подруга. — Артура увидела?
— При чем тут Артур. Там Мити́чкина, — шепотом отозвалась я.
— Ну и что? — не врубалась Агата.
— То самое, — удивляясь ее непонятливости, объяснила я. — Во-первых, не хочу на глаза ей тут попадаться. А во-вторых, посмотрим, куда это она навострила лыжи?
— Да, наверное, просто домой идет, — предположила моя наивная подруга.
— Как бы не так, — заспорила я. — Мити́чкины живут на другой стороне Сретенки. Так что здесь ей совершенно нечего делать.
Выслушав меня. Агата вроде как тоже заинтересовалась. И даже осторожно выглянула из-за джипа, чтобы лучше видеть.
Танька спокойно подошла к дому с башенками и, открыв дверь того самого подъезда, в котором скрылась тетенька в леопардовом манто, вошла. Агата широко распахнутыми глазами смотрела на меня.
— Неужели к Артуру?
Я лишь пожала плечами.
— Ну да, — вдруг что-то дошло до моей подруги. — Они ведь и в библиотеке вместе были. Зойка, тебе не кажется, что между ними что-то есть? Ну Мити́чкина! Никак от нее такой прыти не ожидала.
У меня просто не было слов для ответа.
— А ну, брысь отсюда! — раздался грубый окрик.
Мы отпрянули от машины.
— Вам чего тут, девчонки? — буравил нас настороженным взглядом один из охранников леопардовой тетеньки. — Смотри, повадились, — обратился он к своему напарнику. — Каждый день так и норовят что-нибудь от машины отковырять.
— Нужна нам ваша машина! — разозлилась я.
— А раз не нужна, тем более проваливайте! — рявкнул первый охранник.
Их опять стояло на улице целых четыре. Мы с Агатой покорно отошли подальше. Обе машины тут же отъехали.
— Пошли, пошли, — потянула я Агату прочь из переулка.
Больше нам тут делать было нечего. Я и впрямь дождалась, но совсем не того, чего хотела.
— Зойка, да погоди ты расстраиваться, — начала утешать меня Агата.
Мы уже шагали по Сретенке. Я, глядя под ноги, молчала.
— Ну, может, Мити́чкина к нему зашла просто по делу, — снова заговорила подруга.
— Если по делу, это уже не просто, — с усилием выдавила я из себя. — Потому что, значит, у них уже есть что-то общее.
— Совсем не обязательно, — вновь возразила Агата. — Дело может оказаться совершенно случайным. Например, она обещала что-нибудь по дороге ему занести.
Я не ответила. Чего зря спорить.
— Ну, хочешь, я завтра сама у Мити́чкиной спрошу, зачем она сюда ходила? — тронула меня за руку Агата.
— Даже не вздумай! — всерьез испугалась я. — Разве можно такое спрашивать у Мити́чкиной? Она сразу просечет, что я ревную.
— Зойка, при чем тут ты? В крайнем случае она подумает, что ревную я. Ведь не ты же с ней разговаривать будешь.
— Все равно не унижайся, — и на сей раз отказалась я.
— Да при чем тут унижайся? — не понимала Агата.
— Ни при чем! — я уже едва сдерживала слезы. — Просто не надо, и все. Не хочу ничего о них знать.
Мы как раз подошли к переулку, в котором живут Дольниковы.
— Агата, тебя уже ждут. Иди домой!
И, вырвавшись от нее, я убежала.
Дома я плюхнулась на диван и наконец дала волю слезам. Тем более что матери не было. Она отправилась с новым кавалером в ресторан. Вот я и могла безо всяких лишних вопросов нареветься всласть.
Я ревела и думала: «Ну почему я такая несчастная? Почему мне так не везет? Если бы хоть кто-то другой. Хоть Галька Попова. Но не Мити́чкина! Нет, этого я не переживу. Главное, как она в него сразу вцепилась. Даже времени не дала мне что-нибудь предпринять. Или она вообще мои мысли читает? Нет. Это вряд ли. Потому что, если бы читала, давно окочурилась бы от страха». Но мне было не легче от сознания, что Мити́чкина не читает мои мысли. Ведь сейчас она сидит у Артура, а я здесь. И у меня даже нет его телефона. Вот если бы был, я сейчас позвонила бы и чужим голосом попросила Таню.
Если бы ее позвали, я окончательно убедилась бы, что она у него. И одновременно как-нибудь подпортила бы им свидание. Достаточно было сказать, что у Мити́чкиных в квартире пожар. Когда человек слышит такое, он не спрашивает фамилию, имя и отчество того, кто звонит, а просто со всех ног несется домой. Потом, конечно, она поймет, что ее надули, однако обратно наверняка уже не вернется. Но именно позвонить-то я и не могу. Потому что Предводительница не удосужилась записать координаты новенького. Ну все, все против меня! И я вновь затряслась от рыданий. Не день, а сплошные неудачи.
Вдоволь наревевшись, я в какой-то момент заснула. А проснулась я от того, что мама трясла меня за плечо и говорила:
— Зойка, да что с тобой? Почему опять спишь одетой?
— Просто не хотела ложиться до твоего возвращения, — на ходу придумала я.
— Ой, Зойка, — всплеснула руками мать. — Что у тебя с лицом?
Вскочив с дивана, я подбежала к зеркалу. И впрямь видок. Лицо в красных пятнах. Веки и нос распухли.
— Наверное, со сна, — пыталась отговориться я. — Лежала неудобно.
— Ладно, — устало вздохнула мать. — Завтра обсудим. А сейчас раздевайся и ложись.
Именно это я и поспешила сделать. И меня тут же сморил сон.
Мама, видимо, вчера сильно устала и наутро так крепко спала, что даже не пошевелилась, пока я собиралась в школу. Так что я смогла улизнуть из квартиры без объяснений. А лицо мое, к счастью, за ночь приняло вполне нормальный вид. Иначе я просто не решилась бы показаться в классе.
У ворот школьного двора мы повстречались с Агатой.
— Ну, как ты? — спросила она. — Я хотела тебе даже из гостей позвонить, но не получилось.
— Да все нормально, — попыталась беззаботно улыбнуться я, однако сама почувствовала, что трюк не удался.
— Нда-а, — пристально глядя на меня, протянула Агата.
И мы уныло поплелись в школу. Пройдя сквозь турникеты, моя подруга полюбопытствовала:
— Зойка, у тебя домашка по алгебре сделана? А то у меня вчера из-за похода в гости не получилось.
— И у меня не получилось, — вынуждена была разочаровать ее я.
— О, Клим идет, — обрадовалась Агата. — Сейчас мы с тобой быстренько у него сдуем.
И она махнула рукой, подзывая Круглого. Тот послушно подбежал к нам. Агата тут же потребовала у него тетрадь, а на меня вновь накатила обида. Ну почему одним все достается просто так, безо всяких усилий, а другим совсем ничего?
Правда, долго обижаться мне на сей раз было некогда. Времени до урока оставалось в обрез. Только-только, чтобы передуть у Клима домашку. А то еще Предводительница вкатит «двойку» в самом конце года. Потом ведь не исправишь. К тому же списывать пристроился еще и Сидоров. Он, видите ли, тоже вчера не успел сделать уроки. Понятно, почему я не успела, но этот-то чем был так занят?
Сидоров нам с Агатой ужасно мешал. Списывать он начал позже нас и, естественно, отставал, а мы изволь жди, пока он разрешит перевернуть страницу. Но мы все-таки успели. Главный сюрприз ожидал меня на математике. Предводительница, едва войдя в класс и бросив скороговоркой свое обычное: «Здравствуйте, садитесь!» — раскрыла журнал и обратилась к новенькому:
— Потемкин, мне Николай Иванович вчера напомнил, что в журнале нет твоих данных.
«Напомнил, — недовольно отметила я про себя. — Небось прочитал нашей Предводительнице целую лекцию о правилах ведения классного журнала».
А Мария Владимировна тем временем продолжала:
— Давай-ка, Артур, пока у меня из головы не вылетело, продиктуй мне прямо сейчас свой адрес и телефон.