Работа над ошибками

Глава IV. О, ДАЙТЕ НОМЕР ТЕЛЕФОНА!

Он мне сразу понравился. В ту же секунду, как вошел. Наверное, это и называется — любовь с первого взгляда. Артур совсем, ну совершенно не похож на наших мальчишек. Даже Клима с ним не сравнишь. Потому что наши мальчишки — все дураки. Клим, конечно, умнее других, но тоже отчасти дурак, иначе бы у него ничего общего с Сидоровым не было. А они с Тимкой дружат. И кучу времени проводят вместе. Вон последнее время бегают по всему району с видеокамерой Климова предка. Сюжеты, видите ли, снимают для нашего телекружка. А по-моему, они это просто так. Для собственного удовольствия. В общем, все они одинаковые.

А вот Артур, сразу видно, совершенно другой. И держится с таким достоинством! Вон как, к примеру, с Будкой поговорил. Вроде бы вежливо, но Митька при этом выглядел жутко глупо, а Артур — наоборот. Мол, хочешь задавать идиотские вопросы, пожалуйста, я тебе отвечу. А потом, когда на него все пялились, он тоже воспринимал это совершенно спокойно. Не краснел, не ежился. Интересно вам, так смотрите, мне все равно. Ну словно человек с другой планеты. Я бы так вести себя никогда не смогла. У меня просто не получилось бы. А у него получается.

Я поняла, что мне обязательно нужно достать его телефон. Тогда можно хоть иногда звонить и слушать его голос. Но как узнать номер? Не подойдешь же к нему и не попросишь: «Артур, дай телефончик». То есть он, наверное, даст. Мы же все-таки теперь одноклассники. Но если я после начну звонить, молчать и слушать, он мигом меня вычислит. И у мальчишек узнавать нельзя. Эти дурни тут же начнут расспрашивать зачем, отпускать свои кретинские шуточки, а, глядишь, еще и ему доложат: «Адаскина взяла твой телефон. Наверное, влюбилась». Значит, надо придумать что-то другое. О! Сообразила! Ведь телефон Артура наша классная наверняка записала в журнал. А если еще не записала, то скоро это сделает. У нее там все наши адреса и телефоны есть.

Значит, можно ни у кого ничего не просить, а просто глянуть в журнал. Вообще-то это совсем не просто. После первого полугодия Ника издал по школе указ, запрещающий преподавателям передавать журналы в руки учеников. Раньше ведь у нас как было? Дежурный по классу приносит журнал из учительской, потом тащит его на каждый следующий урок в другие кабинеты, а в конце учебного дня возвращает в учительскую. Так продолжалось до тех самых пор, пока какой-то простодушный пятиклашка, нахватавший в третьей четверти двоек и троек, решил самостоятельно поднять свою успеваемость и с этой целью наставил себе в журнале хороших отметок. На что он надеялся, я лично не понимаю. Видимо, он был в полном отчаянии. Скандал поднялся большой. Пятиклассника едва из школы не исключили. А с журналами Ника ввел жуткие строгости. Теперь наши дорогие преподаватели носятся с ними как с писаными торбами. Попробуй отними.

Хотя нет. Залезть все-таки можно — в перемены между сдвоенными уроками, когда учитель уходит, а журнал остается на столе. Значит, можно воспользоваться удобным моментом. Но я тут же сообразила: в одиночку мне такого не проделать. Нужно, чтобы меня кто-нибудь прикрывал от класса. А то ведь какая-нибудь Мити́чкина мигом настучит.

Я вздохнула: не обойтись мне без помощи Агаты. А значит, придется ей во всем признаться. Не будет же она просто так помогать. Но делиться мне с ней почему-то очень не хочется. Хотя и сама не пойму, отчего? Агата уж точно мне совсем не враг. И новенький ее явно не интересует. Конечно, она на него тоже смотрела, но просто так. С другой стороны, ей скажешь, а она Климу случайно проговорится.

Едва я об этом подумала, у меня даже уши загорелись. Она скажет Климу, тот брякнет своему Сидорову — и такое начнется! Что Тимка начнет издеваться, мне ясно, как дважды два. Ему только дай повод. В особенности сейчас. Он и так на меня волком смотрит. Явно никак не может простить, что я его при всех загрузила младшим братиком или сестричкой. Тимка очередную шуточку отпустил, а я ему в ответ: «Сидоров, тебе, между прочим, теперь за собой следить надо. А то станешь плохим примером для будущего братика или сестрички». Потом я, конечно, смылась. А на другой день он вроде бы как остыл. Но я уверена: повода отомстить Сидоров не упустит. Такой уж он злопамятный человек.

Значит, придется брать с Агаты обещание, что она ни под каким видом никому ничего не расскажет. Даже своему Климу. Она никогда своего слова не нарушает. Это проверено временем. Только вот тогда она сразу поймет, что все очень серьезно. А, может, и пусть? Конечно, она начнет обо всем расспрашивать. Но я все равно долго не выдержу. Мне позарез нужно с кем-нибудь поделиться. Иначе я лопну!

Подойдя к телефону, я набрала номер Агаты. Занято. Ну что за подруга такая! Когда нужна, ей не дозвонишься. Наверняка ведь с Климом болтает. Впрочем, это легко установить. Я набрала номер Кругловых. Что и требовалось доказать: частые гудки. Не понимаю, о чем столько времени можно трепаться, когда полдня провели в школе. И вообще, можно подумать, они первый год знакомы.

Чем дольше было занято, тем сильнее мне хотелось поговорить. В результате я уже подумала: может, сбегать сейчас к Агате. Если я заявлюсь, ей поневоле придется слезать с телефона и общаться со мной. Иначе они, глядишь, до позднего вечера протреплются. Такое уже бывало. Особенно если Климовых старших сестер нету дома, бабушка куда-нибудь тоже ушла, а близнецы Мишка и Гришка в детском саду.

Я уже и впрямь собиралась одеться и выйти, когда неожиданно попала. Трубку подняли после первого же гудка.

— И как только ты решилась так быстро расстаться со своим Климом! — немедленно воскликнула я.

— Алло! Алло! Кто из Клина? — раздался голос Агатиной бабушки.

От неожиданности я не сразу сообразила, что ответить.

— Алло! Алло! — вновь закричала Агатина бабушка. — Говорите громче! Я вас не слышу!

— Здравствуйте, Василиса Георгиевна, — очень четко и вежливо проговорила я.

— А-а! — радостно воскликнула она. — Теперь очень хорошо слышу. Это кто?

— Зоя! Зоя Адаскина, — пришлось объяснять мне. Что, Василиса Георгиевна, оглохла? У нее раньше со слухом был полный порядок.

— Зоечка? — В ее голосе послышалось такое удивление, будто бы я давно умерла и звонила с того света. — Ты разве в Клину? А Агата мне говорила, вы в школе сегодня виделись.

— Я не в Клину, а в Москве. У себя дома, — ответила я.

— А-а-а, — опять протянула Василиса Георгиевна, и мне стало ясно, что она по-прежнему ничего не понимает. — А тогда при чем тут Клин?

— Наверное, ни при чем, — мне уже это начало надоедать.

— Но сперва ведь сказали про Клин, — совершенно заклинило бабушку.

Я наконец сообразила, как выйти из положения:

— Да, наверное, с междугородкой разговор пересекся. У нас это очень часто бывает.

— Ой, Зоечка, — заволновалась Агатина бабушка. — Тогда, пожалуйста, перезвони. А то вдруг нас до сих пор подслушивают.

«Чего тут, спрашивается, подслушивать? — удивилась я про себя. — Даже, предположим, если это так и было бы, человек давно бы со скуки сдох и положил трубку. И вообще, я когда-нибудь сегодня до Агаты доберусь?»

Но в трубке уже раздавались частые гудки. Василиса Георгиевна проявила бдительность. Пришлось мне снова набирать номер. А там... опять оказалось занято. Ну, если это Клим, я завтра его убью. Набираю Кругловых. Так и есть. Треплются.

Я в сердцах так треснула трубкой об аппарат, что он чуть не развалился. Однако выдержал и даже зазвонил. Это оказалась Агата.

— Набираю тебе, набираю, — едва услыхав мой голос, недовольно начала она, — а ты беспробудно висишь на трубке.

Мне прямо кровь от возмущения бросилась в голову.

— Я висю, то есть вишу? Нет, это ты висишь со своим обожаемым Климом! Никогда не могу дозвониться!

— С каким Климом! — закричала Агата. — Он вместе с бабушкой Мишку с Гришкой к зубному врачу повел, потому что родители заняты, а Елизавета Павловна одна с ними не справится.

— Он тоже с ними не справится, — ответила я. — Чтобы двум таким бандитам вылечить зубы и врач при этом остался цел, нужен отряд морских пехотинцев или, по крайней мере, ОМОН.

— Совершенно согласна, — засмеялась Агата. — Вот, если Клим выживет, завтра ему и скажешь.

— Боюсь, не выживет, — сильно сомневалась я.

Когда ни зайдешь к Кругловым, эти два милых братика Клима вечно чего-то творят. Нашему Будке до них далеко. Хотя им еще только по пять лет. И вообще, Будка влипает в истории по глупости, а эти вполне сознательно безобразничают.

— Но если Клима твоего нет, кто же тогда у Кругловых все это время на телефоне висел? — озадачилась я.

— Наверное, Женька. Или Олька, — откликнулась Агата.

— А ты с кем трепалась? — продолжала выяснять я.

— Ни с кем, — отрезала Агата. — Это не я, а бабушка. Лучше скажи, зачем ты мне звонила?

— А, ну да, — спохватилась я. — Важное дело есть.

— Какое? — сразу напряглась Агата.

— Нужно добыть телефон. Новенького, — объяснила я.

Повисла пауза.

— Новенького? — наконец медленно произнесла она. — А для кого?

— Для меня. — Пути к отступлению уже не было.

— Зойка! — выдохнула Агата. — Неужели тебе понравился этот... — И она умолкла.

— Продолжай, продолжай, — подбодрила я. — Кто этот?

— Ну-у, — продолжала она. — Ты только не обижайся. По-моему, он такой заносчивый, самовлюбленный...

— А по-моему, очень нормальный, симпатичный, — ринулась я защищать его.

— Ну, может, и симпатичный, — с неохотой согласилась Агата. — Но, если честно, Зойка, он совсем мне не нравится.

— А мне и не надо, чтобы он тебе нравился. Даже наоборот, — ответила я. — И вообще, у тебя есть Клим.

— Зойка, он мне совсем не так не нравится, — начала объяснять мне Агата. — Я имею в виду — как человек.

— Какой он человек, ты, между прочим, знать не знаешь, — заспорила я. — И вообще, нельзя судить о людях по первому поверхностному впечатлению. Ты ведь с ним даже словом не перекинулась. А уже утверждаешь, что он плохой человек.

— Нет, Зойка, я ничего не утверждаю, — медленно произнесла моя подруга. — Но на меня он произвел какое-то неприятное впечатление.

Меня это порядком удивило. Обычно Агата сперва, наоборот, считает всех симпатичными и хорошими. Даже самых противных людей. И разочаровывается не раньше, чем они сделают ей какую-нибудь гадость. Меня же она всегда упрекает, когда я о ком-нибудь плохо говорю. А может, Артур ей как раз понравился, и она пытается это от меня скрыть? «Нет, — оборвала я себя. — Это было бы слишком подло, и на нее абсолютно не похоже».

— Но, Зойка, ты ведь тоже с этим Потемкиным не обменялась ни словом, — тем временем продолжала Агата, — а уже успела влюбиться.

— Это совсем другое, — сказала я. — Называется — любовь с первого взгляда. Об этом даже книги пишут.

— Адаскина, ты сошла с ума, — погрустнела Агата.

— Ну, конечно, — обиделась я, — когда ты с Климом гуляешь — это никто с ума не сошел. И когда по телефону часами треплешься, а я не могу тебе дозвониться — тоже вроде бы все нормально. А вот если мне мальчик понравился, то, оказывается, я сошла с ума!

— Да не обижайся ты на меня! — спохватилась Агата. — Просто я не хочу скрывать. Мне кажется, этот новенький совершенно тебе не подходит.

Ну почему все лезут в мою личную жизнь со своими советами? Она спрашивала меня, когда ей Клим понравился?

— И кто же мне тогда подходит? — сердито произнесла я вслух. — Может, Серега Винокуров? Или Будка? Или, еще скажешь, Сидоров?

Агата вдруг засмеялась:

— Нет, Сидоров уж точно тебе не подходит.

— Тогда кто же? — не отставала я.

— Прямо не знаю, — вздохнула Агата. — Наверное, он просто еще тебе не встретился. Видимо, у тебя все впереди.

— Нет, Агата, как раз уже встретился, — твердо заявила я. — Понимаешь, я это знаю, вернее, чувствую.

— Ну, если чувствуешь... — Теперь голос моей подруги звучал как-то устало. По-моему, она просто сдалась. А мне что, убеждать ее надо? Не нравится ей Артур, и пускай. Даже хорошо. Только бы помогла мне добыть телефон.

— Агата, ты согласна? — осведомилась я.

— На что согласна? — растерянно переспросила она.

— Ну, я ведь уже говорила про телефон. Мне надо добыть номер Артура.

— Если действительно надо, то помогу, — пообещала она. — Только не знаю, как это сделать.

— Уже все придумано, — скороговоркой произнесла я. — Способ только один: залезть в журнал и выписать.

— А он там уже есть? — засомневалась Агата.

— Понятия не имею, — призналась я. — Но, по идее, если Потемкина определили в наш класс, должна же Предводительница записать его данные.

— Да при нас вроде не записывала, — отвечала Агата.

— Вроде нет, — согласилась я. — Но могла записать уже после уроков, когда мы ушли.

— Могла, — не стала спорить Агата.

— Или, например, завтра утром запишет, — продолжала я.

Агата и на сей раз согласилась.

— В общем, чего зря спорить, — я усилила натиск. — Выясниться это может только опытным путем. Вот завтра на перемене тихонько залезем в журнал и посмотрим. Главное, чтобы ты меня прикрыла, а то потом разговоров не оберешься.

Агата, казалось, о чем-то размышляла. Я терпеливо ждала, пока она что-нибудь мне скажет. И она сказала:

— Слушай, Зойка, а может, нам лучше Клима подключить? Ну, пусть у новенького телефон узнает.

— С ума сошла? — завопила я.

— А чего такого? — совершенно спокойно осведомилась Агата.

Действительно не понимает или прикидывается? Во мне просто все клокотало. Однако, взяв себя в руки, я ледяным тоном поинтересовалась:

— А ты как, значит, дашь ему задание и объяснишь, что телефон Артура нужен тебе?

— Нет! — мигом взвыла она. — Представляешь, что с Климом будет?

— Ну да, — разозлилась я. — Что с Климом будет, тебя волнует, а если надо мной мальчишки начнут издеваться, тебе все равно.

— Не начнут, — заверила Агата. — Я попрошу Клима, чтобы он молчал.

— Исключено, — я стояла на своем. — Если будет знать Клим, то Сидоров у него обязательно как-нибудь выведает.

— Опять твоя паранойя! — воскликнула Агата. — Зачем, скажи на милость, Тимке что-то у Клима выведывать, да еще про тебя?

— Из вредности, — ответила я. — В общем, Агата, не хочешь — не помогай, но Клима я ставить в известность тебе запрещаю.

— Значит, не доверяешь мне, — обиделась Агата.

— Тебе... как раз доверяю, — попыталась объяснить я. — А Сидорову, сама понимаешь, нет.

— Но я ведь Клима хочу попросить, а не Сидорова, — вновь завела свое Агата. — Он никогда не расскажет, если я попрошу.

— Может, впрямую и не расскажет, — ответила я. — Но Сидорову все равно станет известно.

— Зойка, да ты из Тимки прямо какого-то демона делаешь, — засмеялась Агата.

Однако мне было совсем не до смеха. И я уже начала жалеть, что сказала ей об Артуре. Но мне была просто необходима ее помощь.

— Агата, пообещай мне, что никому не скажешь, в том числе и Климу, — потребовала я.

Судя по выразительному вздоху, раздавшемуся в трубке, Агата сочла мои требования полной чушью. Но, видимо, ей стало ясно, что дальнейший спор бесполезен, и она устало произнесла:

— Если тебе так хочется, обещаю.

— И в журнал поможешь мне завтра залезть? — с надеждой осведомилась я.

— По-мо-гу, — по складам произнесла Агата.

Главного я от нее все-таки добилась. И изложила план действий:

— Понимаешь, единственная у нас с тобой завтра реальная возможность — это сдвоенная информатика. Все остальные уроки — по одному. К тому же наша информатичка никогда с собой во время перемены журнал не утаскивает.

— Зато нас всех вытуривает из класса, — напомнила Агата.

— Это она из-за мальчишек, — отозвалась я. — Чтобы чего-нибудь в компьютерах не сломали. А мы с тобой можем спокойно напроситься в дежурные. Поменяемся завтра с теми, чья очередь дежурить. Они только рады будут.

— А кто у нас завтра дежурит? — задумалась Агата. — А! Вспомнила! Мити́чкина с Галькой Поповой.

У меня разом испортилось настроение. Интересно, наступит когда-нибудь такой прекрасный момент, когда моя жизнь начнет проходить без участия Мити́чкиной? Понимаете, я живу, делаю, что хочу, а Мити́чкиной вроде как бы и нет. То есть я совсем ее не вижу и ничего о ней не слышу. Или у меня судьба такая, чтобы обязательно где-нибудь рядом была Мити́чкина?

— Зойка, ты почему молчишь? — вернула меня к действительности Агата.

— Да нет, — мрачно проговорила я. — Выходит, нам завтра придется просить Мити́чкину? Но ты ведь ее знаешь. Из чистой вредности не согласится уступить дежурство.

— Не такая уж она и вредная, — равнодушно ответила Агата. И как она только умудряется с таким спокойствием воспринимать эту Таньку! — Хотя, — добавила моя подруга, — если тебе так уж противно ее о чем-то просить, отложим до послезавтра.

— Послезавтра у нас только сдвоенный труд, — ответила я. — И трудовичка вообще журнал из учительской не берет. У нее какая-то собственная тетрадка. Нет уж, Агата, давай завтра. Только уж ты сама попроси Мити́чкину.

— Ой! — громко выдохнула она. — Ладно уж. Попрошу.

Я жутко обрадовалась. Если мы останемся в пустом компьютерном кабинете вместе с журналом, то у нас будет возможность как следует его изучить. И, главное, без всяких свидетелей. И тогда вечером я, наверное, позвоню ему.

— Зойка, — отвлекла меня от мечтаний Агата. — Я, конечно, помогу тебе. Но ты все-таки еще раз до завтра подумай: тебе действительно это надо?

— Надо! Надо! Надо! — проорала я. — И вообще, пока. Пошла домашку делать.

Кинув трубку, я закружилась по комнате. Завтра у меня будет его телефон! Правда, меня почти тут же словно ушатом холодной воды окатили. Я снова вспомнила о Мити́чкиной. Вдруг у нее уже есть телефон Артура, и, пока я сейчас тут сижу и мечтаю, они преспокойно сейчас треплются? Мне сделалось так обидно. Подлая тварь эта Танька! Вечно норовит влезть, куда ее не просят. И он тоже хорош! Нашел, на кого обращать внимание. В Мити́чкиной ровно ничего нет. Ни внешне, ни внутренне. Именно про таких, как она, говорится: второй раз на улице встретишь — не узнаешь. Тут меня вновь прямо затрясло. Чертов Сидоров! Если бы он тогда ножку мне не подставил, в библиотеку с Артуром отправилась бы я. А может, Мити́чкина даже специально его попросила? Хотя нет. Сидоров ни за что не согласился бы. Естественно, не из любви ко мне. Просто он всегда поступает так, как сам хочет. Значит, просто совпало. Неужели это какой-то знак? Или наоборот? Все-таки знак. Но не к тому, что ничего у нас с Артуром не выйдет, а что я должна изо всех сил бороться за личное счастье. Ну и поборемся!

Входная дверь громко хлопнула. Я от неожиданности подскочила на диване, где лежала после разговора с Агатой, думала и мечтала.

— Зойка, ты дома? — вбежала в комнату мать.

— Как видишь, — я с трудом возвращалась к действительности.

— А почему без света валяешься? — поинтересовалась мама.

— Я? Без света?

Мне только сейчас стало ясно, что комната утопает в сумерках. Сколько же я, интересно, так пролежала? Когда мы кончили говорить с Агатой, было еще светло и солнечно.

— У тебя что, голова болит? — заботливо склонилась надо мной мать.

— Совсем не болит, — торопливо ответила я. — Просто, видимо, я задремала.

Вообще-то я днем никогда не сплю, и мать отнеслась к моему объяснению настороженно.

— Ну-ка, дай лоб пощупаю. — Я ощутила ее прохладную ладонь. — А то по Москве вирус какой-то весенний гуляет. У нас в магазине два продавца больны.

— Да нет, мама, нет, — одна только мысль, что я завтра могу остаться дома, привела меня в ужас. Тогда с телефоном Артура придется ждать целых два дня. А я такого не выдержу.

— Холодная. Можно даже температуру не мерить, — к счастью, мама совершенно успокоилась по поводу моего здоровья.

— Ну, говорят же тебе! — и я нарочно бодро вскочила с дивана.

Мама уже включила верхний свет и два бра, и в нашей комнате стало очень уютно. Когда я была поменьше, то всегда с таким нетерпением дожидалась возвращения мамы с работы. Потому что вечерами мне в нашей пустой квартире делалось страшно. Я везде зажигала свет, но все равно она наполнялась пугающими шумами и шорохами. А весной и летом я очень боялась грозы. Стоило ударить грому, я скидывала подушки под наш огромный стол, хватала с дивана плед, утягивала за собой лампу на длинном шнуре и так там сидела. Скатерть со всех сторон доходила до самого пола. И мне казалось, что я надежно защищена от молнии, если ей вдруг вздумается угодить в наше окно.

Теперь мне уже давно не страшно одной в квартире. Но если быть совсем честной, грозы я до сих пор немного боюсь, и при ее приближении меня нет-нет, да и тянет в мое старое убежище. Но этой весной пока еще ни одной грозы не случилось. Хотя погода для апреля стоит удивительная. Тепло, будто летом, и деревья уже вовсю зеленеют.

Мама начала переодеваться и посмотрелась в большое зеркало, где можно видеть себя во весь рост.

— Зойка, тебе не кажется, что я немного поправилась? — с тревогой спросила она.

Я внимательно пригляделась к ней. Вообще мы с матерью — девушки невысокие и, как говорит Агата, пухленькие. Так что об особенной худобе речи быть не может. Однако мама совсем не поправилась. По-моему, она просто в отличной форме. Так сказать, там, где надо, выпукло, а где не надо — вогнуто. Талия у матери, между прочим, даже на целый сантиметр тоньше, чем у меня. Это из-за пирожных. Мама их ест через раз, а я всегда, когда представляется случай. А фигура требует жертв. Вот с жертвами у меня пока как раз и не получается. Но, если надо, я смогу. На силу воли не жалуюсь. Кстати, на этой неделе совсем откажусь от сладкого.

— Где ты витаешь? — повысила голос мать. — Я, между прочим, к тебе обращаюсь. — И, с критическим видом пощупав себя за талию, она осведомилась: — Как, по-твоему, это не лишнее?

— Совсем нет, — искренне заверила я.

— Ну тогда, пожалуй, съем, — с облегчением произнесла мать. — Тем более они совсем маленькие.

— Кто там еще маленький? — совершенно ничего не поняла я. — И кого ты собираешься есть?

— Не кого, а что, — улыбнулась мама. — Ну-ка быстро на кухню. Ставь чайник!

— Опять пирожные купила! — исторгла трагический вопль я. Вот и проявляй после этого волю. — Мама, мы ведь с тобой решили. Ну, хоть недельку без пирожных.

— Я и не покупала, — принялась оправдываться она. — Просто сегодня при нашем бутике открыли кафе и всех работников угощали бесплатно. А я на месте есть не стала. Взяла с собой. Да ты не волнуйся. Они совсем крохотные.

И, открыв сумку, мама поставила на стол маленькую картонную коробочку. Пирожные и впрямь оказались микроскопические. Словно для кукол из моего домика. Это были корзиночки с заварным кремом и живыми ягодами. Там и пробовать-то было особенно нечего. Каждая корзиночка на пол-укуса. Нам даже чаю не потребовалось. Чай мы пили потом. С бутербродами. Наверное, хозяин бутика специально такие пирожные изобрел. Вроде и вкусно, и в сознании остается, что пирожное съедено. А вред для фигуры почти нулевой.

— А вот теперь, — сказала мать, — даем друг другу зарок: две недели без единого пирожного.

Я кивнула. Такие зароки мы даем друг другу постоянно. Но почему-то они вечно нарушаются. То кто-нибудь в гости незапланированно зайдет с вкусным тортиком. То маме клиентки бутика коробочку-другую шоколадных конфет подарят... В общем, море соблазнов. Но на сей раз я все-таки постараюсь выдержать. Эх, только бы завтра все с телефоном вышло.

— Зойка, где ты опять витаешь? — вновь потребовала моего внимания мать. — Что у вас в школе интересного?

Сперва я рассказала ей про «рашн джем». Мама поохала, а потом так смеялась! После этого я сообщила, что у нас появился новенький.

— Симпатичный? — немедленно поинтересовалась она.

— Да вроде бы ничего, хотя кто его знает. Время покажет, — по-моему, мне удалось произнести это совершенно равнодушно.

Однако мать тут же очень странно на меня посмотрела. Правда, от комментариев воздержалась.

— Ну, новенький так новенький. А уроки ты уже сделала?

— Нет, — только сейчас я вспомнила об этом. — Говорю же: легла и незаметно заснула.

— Да ты что! — посмотрела на меня мама. — А ну, марш быстро и делай. Двоек в последней четверти хочешь нахватать?

— Ладно. Сейчас. Нам не много задали.

И я поплелась в комнату.

Утром, стараясь не разбудить маму, которая встает гораздо позже меня, я начала рыться в шкафу, прикидывая, что лучше сегодня надеть. К счастью, в нашей школе у Сретенских ворот форму пока не ввели. Хотя слухи об этом усиленно ходят. По-моему, если это сделают, будет просто ужасно, все мы мгновенно станем совершенно одинаковыми. Надеюсь, у взрослых, которые это решают, хватит ума отказаться от столь бредовой идеи. И ведь сами же в детстве свои школьные формы люто ненавидели. Мне мать об этом рассказывала. Значит, что получается? Они мучились, мучились, а потом выросли и забыли. И теперь активно агитируют за форму. Полный бред.

Однако пока этого не случилось, я смогла одеться как хотела. И в то, что подчеркивает достоинства моей фигуры.

На занятия я явилась достаточно уверенной в себе. Пришла я заранее, но в коридоре возле еще запертого класса уже стояли Клим и Агата.

— Климчик! Неужели ты живой? — не без ехидства осведомилась я.

— А почему мне не быть живым? — он с удивлением глянул на меня.

— Ну, как же. А поход к зубному врачу? — продолжала я.

— Не было никакого похода, — откликнулся он.

— Почему не было? — изумилась я. — Вы же собирались.

— Не дошли, — хихикнула Агата. — Клим сейчас как раз начал рассказывать. Ой, — с мольбой посмотрела она на него, — умоляю, давай по новой. Я с удовольствием еще раз послушаю.

— Ладно уж, — улыбнулся Клим и начал рассказывать: — Собрались мы к врачу. А предок мой в этот момент отбирал картины. Ему выставку устраивают в Питере. А у него для перевозки работ специальный сундук имеется. Там есть такие специальные пазики. В них вставляются картины на подрамниках, и везти их очень удобно, потому что с ними ничего не случится.

Предок сундук раскрыл, протер, подготовил и отправился наверх к себе в мастерскую за картинами. А он как раз серию портретов сделал под формат этого самого сундука. Очень удобно на выставки возить.

Предок удалился, я обедал, бабушка готовилась к походу в поликлинику, а Мишка с Гришкой носились по квартире и хором орали: «Не хотим к зубному врачу! Он плохой и нам сделает больно!»

Вдруг стало совершенно тихо. Мне это совсем не понравилось. Тут как раз бабушка кричит мне из своей комнаты:

— Климентий, ты доел?

Я отвечаю:

— Доел.

— Тогда веди ко мне Мишку с Гришкой одеваться.

Я кричу:

— Мишка, Гришка, ко мне!

Тишина. Я обозлился и еще громче крикнул:

— Ну, сейчас будут репрессии!

Снова ни ответа, ни привета. Я начал их искать. Обшарил все места, где они обожают прятаться. За диваном в большой комнате. В стенном шкафу. На вешалке среди пальто и плащей. За тяжелой бархатной портьерой у родителей в спальне. Обычно они столько времени не выдерживают, начинают хихикать, и я таким образом их нахожу. Но тут — ни звука.

Мне даже нехорошо стало. Неужели, думаю, предок дверь за собой запереть забыл или нарочно не стал запирать, чтобы потом с ключом не возиться? Руки-то у него будут картинами заняты. Вот эти бандиты заметили и выскочили на лестницу. А бабушка опять:

— Клим, я вас жду. Чего вы там канителитесь?

— Сейчас! — ответил я и вынесся на лестницу. Дверь была заперта. Но я решил, что эта талантливая молодежь могла ее за собой захлопнуть.

На площадке — никого. Я взбежал вверх по лестнице и подергал дверь отцовской мастерской. Заперто.

— Папа! Папа! — принялся я стучаться.

Дверь распахнулась.

— Ты чего, Клим? — высунулся в проем отец.

— Близнецы с тобой? — спросил я.

— Да нет, — устало отмахнулся предок. — Они в большой комнате.

— Ничего подобного, — возражаю.

— Значит, за диван спрятались, — потеребил бороду предок.

— Нету. Смотрел, — вынужден был я вновь возразить.

— Значит, где-то в другом месте спрятались, — раздраженно откликнулся отец. — Слушай, иди и сам поищи. Мне некогда. У меня еще куча дел, а времени до отъезда в обрез.

Он начал было закрывать дверь, однако в последний момент замер и, изменившись в лице, прошептал: «Сундук». Потом, отпихнув меня, кинулся вниз.

Сперва я решил, что отец мой чокнулся. Но потом до меня дошло: сундук — единственное место, куда я в поисках Мишки и Гришки не заглядывал. Потому что он был закрыт. Я ринулся следом за предком. В большую комнату мы с ним влетели одновременно.

Из закрытого сундука слышался жалобный хоровой рев. Отец рванул на себя крышку. Она не подалась. Предок с безумным видом уставился на меня. В комнату влетела бабушка:

— Станислав! Климентий! Где дети?

— Там, — ткнул пальцем в сундук отец. И вдруг как заорет: — Елизавета Павловна! Почему вы так плохо за ними следите?

У бабки челюсть отвисла. Отец вообще на нее ни разу до этого голоса не повышал. Тут до нее тоже дошло, что случилось, и, кинувшись на сундук, она завопила:

— Станислав! Открывайте скорей! Они сейчас задохнутся!

А отец еще громче орет:

— Как я могу открыть, если там кодовый замок? Мишка! Гришка! Вы колесики вертели?

— Вертели! — на два голоса провыл сундук. — Выпусти нас отсюда! Нам страшно! Темно! И жарко!

— Ну, все! — растерянно посмотрел на нас с бабушкой отец. — Там каркас в виде стальной решетки. Ломать бесполезно. А код я теперь не знаю.

— Станислав! Делайте же что-нибудь! — в отчаянии ломала руки бабушка.

— А-а! — вторил ей сундук.

— Отец, надо дырки вертеть, — сообразил я. — Тогда они хотя бы не задохнутся. А ты, бабушка, пока звони в Службу спасения.

Бабка понеслась к телефону. Мы с отцом, притащив из кухни два штопора, принялись вертеть дырки. Один раз я даже уколол кого-то из них. Уж не знаю — Мишку или Гришку, но рев изнутри стал громче.

Служба спасения прибыла очень быстро. Они с помощью какого-то хитрого инструмента, наподобие домкрата, отжали замок. Крышка открылась. Ну и сами понимаете: ни о каком зубном враче уже речи не было.

Правда, спасатели нам сказали, что это еще ерунда. Вот недавно у одного бизнесмена сын в сейфе закрылся. А сейф большой, с холодильник. И намертво вделан в стену. Вот тут им пришлось повозиться. Но они и с этим справились.

Потом спасатели уехали, и Мишка с Гришкой остались очень довольны. Они своего добились: к зубному врачу их не повели. А отец просто на стену полез. Сундук ему напрочь испортили. Теперь новый надо заказывать. Но времени-то нет. У него билеты на вечерний поезд.

Кончилось тем, что мы залепили с ним клейкой лентой дырки, а крышку привязали веревками. Так он на вокзал и отбыл. В отвратительнейшем настроении. На прощание он сказал нам:

— Первый раз в таком виде на выставку еду. Прямо как беженец.