12

После его ухода я стал разглядывать добычу.

Чем больше смотрел, тем яснее понимал, что мы попали в самую точку. И незачем изображать, что Сара с Джиком были на бегах. Нельзя терять на это время. Ожидая их здесь, в «Хилтоне», с опасной добычей в руках, чувствовал, что сижу на пороховой бочке. Внутренний голос требовал — убирайся отсюда поскорее.

Список зарубежных покупателей выглядел совершенно безобидно. Вексфорд держал его просто в шкафу, да и незачем было хранить как-то иначе: один шанс на миллион, что в обычных обстоятельствах кто-нибудь сможет углядеть в нем какой-то особый смысл.

Дональд Стюарт…

Вычеркнуто.

На каждой странице — по три колонки, широкая посередине и две узкие по краям. В левой узкой колонке — даты, а в средней — имена и адреса. В правой узкой — против каждого имени короткий ряд каких-то, на первый взгляд, случайных букв и цифр. Например, против имени и адреса Дональда стояло ММ3109Т, и это не было вычеркнуто вместе с именем. Может, инвентарный номер, подумал я, по которому можно определить, какую картину он купил…

Пробежал глазами по всем зачеркнутым именам в английском разделе. Имени Мейзи Метьюс не было. Что за черт? Почему?

Быстро перелистал документы. Насколько мог понять, иностранные покупатели — в основном — из англоязычных стран. Вычеркнутые фамилии составляли треть всего списка. Если каждое вычеркивание ограбление, то их было сотни.

Снизу обнаружил второй список. В нем, как и в первом, стране отводились отдельные страницы. Только он показался мне гораздо короче.

Англия.

Где-то в середине списка взгляд мой споткнулся…

Миссис Метьюс, Трежер Холм, Уорсинг, Сассекс.

Вычеркнуто.

Меня бросило в дрожь. Похоже, что дата слева — это день, когда Мейзи купила свою картину. Цифры в правой колонке не вычеркнуты — БМС29. Отложил бумаги, минут пять просидел, тупо уставившись в стену и соображая что к чему. Первое и последнее, что понял: мне надо очень много всего успеть до возвращения Джика и Сары с бегов. И еще подумал — внутренний голос иногда ошибается.

На кровати лежала большущая папка, так взбудоражившая Джика в галерее. Открыл ее, стал изучать. И обалдел, увидев несколько упрощенных контурных рисунков наподобие того, что раскрашивал малый в Художественном центре. На ровном белом холсте — эскизы картин в полную величину, четкие и аккуратные, как чертежи.

Их было семь, на всех — лошади. Поскольку эскизы черно-белые, не мог судить с полной уверенностью, но похоже, что три Маннингса, два — Рауля Милле, а еще два… Конские силуэты, написанные в духе старых мастеров… Это не Стаббс, все его картины хорошо известны, может, Херринг? Херринг, подумал я, кивая сам себе.

К одному из холстов обычной скрепкой был приколот небольшой клочок бумаги — памятка, написанная от руки! «Не забудьте отправить оригинал. Узнайте еще, какой палитрой он пользовался, если есть какие-то отличия от обычной».

Снова посмотрел на те три совершенно одинаковые и уже законченные картины, которые мы взяли. Да, все работы на деревянных подрамниках писались по одному трафарету. Холстина тоже одной выработки и качества. Технический уровень исполнения такой, что не придерешься. Действительно очень похожи на настоящего Маннингса. А уж после того, как их покроют лаком, — вообще не отличишь. Но пока не высохли. Разные краски сохнут по-разному. Время высыхания еще зависит от количества использованной олифы или скипидара. Но все-таки примерно определить, когда они были закончены, можно: три-шесть дней назад. Должно быть, их писали одновременно. Конвейер. Серийное производство: красная шляпа, красная шляпа, еще красная шляпа… Правильно, экономили время и краски.

Все три картины написаны очень добросовестно, очень точно. Никакой небрежности. Никакой торопливости. Детали выписаны так же дотошно, как и на копиях Милле в Алис-Спрингсе. Я понимал, что только теперь могу оценить Харли Ренбо по достоинству.

Все три картины были абсолютно законными — в изготовлении копий вообще ничего противозаконного нет. Разумеется, если их не пытаются продать за оригинал.

Поразмышлял над этим еще немножко, а потом начал действовать.

Когда часом позже спустился вниз, служащие «Хилтона» были сама любезность. Разумеется, они могут выполнить любую мою просьбу. Конечно, могу воспользоваться фотокопировальной машиной — сюда, пожалуйста. Да, конечно, могу оплатить свой счет сейчас, а уехать позже.

Поблагодарил за прекрасное обслуживание.

— Очень были рады вам помочь, — ответили мне. Как ни странно, они говорили это искренне.


Поднявшись снова в номер, в ожидании Джика с Сарой собрал свои вещи. Потом, сняв пиджак и рубашку, обмотался, как сумел, бинтами, соорудил нечто похожее на то, что мне сделали в Алис-Спрингсе. Рука теперь была привязана к груди. Что говорить, так было гораздо лучше: она болела, когда болталась сама по себе. Застегнул рубашку поверх бантов и прикинул: если на дорогах пробки, Джик еще не выбрался с ипподрома.

У меня уже начинался легкий мандраж, да и чувствовал себя все-таки погано. Но приготовился ждать. Ожидание продлилось ровно пять минут. Телефон, стоявший у кровати, зазвонил. Снял трубку.

Голос Джика звучал жестко и властно.

— Чарльз, спустись к нам сейчас же.

— Да, но… — сказал я неуверенно. — Что-то важное?

— Слушай, ты, окись хрома хренова! — взорвался он. — Ты хоть что-нибудь умеешь делать без возражений?

— Дай мне десять минут. Мне нужно всего десять минут. Я… только что принял душ, без штанов.

— Спасибо, Чарльз. — И вырубился.

Время пошло, а в башке было пусто, вертелись одни только любимые ругательства Джика. Да уж, если нагл когда-нибудь и была нужна божья помощь, так это теперь. Справившись с тошнотворным приступом ужаса, схватил аппарат и стал названивать по внутренним телефонам.

— Вы не могли бы прямо сейчас прислать в номер семнадцать-одиннадцать носильщика за вещами мистера Кассаветса?

— Пожалуйста, срочно пришлите кого-нибудь в номер семнадцать-одиннадцать. Нужно убрать, мистеру Кассаветсу было плохо…

— Будьте любезны, срочно пришлите медсестру в номер семнадцать-одиннадцать, у мистера Кассаветса ужасные боли…

— Пришлите, пожалуйста, четыре бутылки вашего лучшего шампанского и десять бокалов в номер семнадцать-одиннадцать, поскорее…

— Пожалуйста, принесите кофе на троих в номер семнадцать-одиннадцать, прямо сейчас.

— Электрик? В номере семнадцать-одиннадцать полетели все пробки, приходите побыстрее, пожалуйста.

— У нас из ванной хлещет вода, срочно пришлите к нам водопроводчика, пожалуйста.

Ну, кто там у них еще? Пробежал глазами перечень возможных услуг. Пожалуй, педикюршу, парикмахера, массажистку, секретаршу и гладильщицу срочно не вызывают… А вот телевизионный мастер — почему бы нет?

— Будьте добры, не зайдете посмотреть, что с телевизором в номере семнадцать-одиннадцать? У него пошел дым из задней стенки, пахнет паленым…

Сработает, подумал я. Сделал еще один, последний, звонок — вызвал к себе носильщика.

— Сейчас придет, — ответили мне.

— Даю десять долларов на чай, если через пять минут сумки будут в холле.

— Какие сложности! — радостно заверил меня приятный австралийский голос. — Он уже идет.

Оставил носильщику дверь нараспашку, спустился на лифте на два этажа вниз — на семнадцатый. Просторный коридор рядом с комнатой Джика и Сары был еще пуст. Никакой сутолоки там не было.

Мои десять минут истекли. Я забеспокоился.

Первым появился официант с шампанским, но не с подносом, а с тележкой, уставленной ведерками со льдом, с горкой белоснежных салфеток. Лучше не придумаешь. Когда притормозил у двери Джика, в коридор торопливо свернули еще двое, а за ними, на некотором расстоянии, показалась уборщица, толкавшая перед собой тележку с ведрами, тряпками и щетками.

Сказал официанту:

— Спасибо, что так быстро. Входите, пожалуйста, начинайте разливать шампанское. — И протянул десятидолларовую бумажку.

Он расплылся в улыбке, постучал в дверь. Джик открыл не сразу. Вид у него был усталый, напряженный.

— Ваше шампанское, сэр, — сказал официант.

— Но я не… — начал Джик, но-тут он увидел меня, стоявшего чуть поодаль от двери. Помахал ему рукой. Когда он слегка улыбнулся в ответ, мне капельку полегчало.

Джик отступил в комнату, за ним вкатилась тележка и вошел официант.

После этого примчались электрик, водопроводчик и телевизионный мастер. Каждый получил свои десять долларов и мою благодарность за скорый приход.

— Я выиграл, — объяснял им. Взяв деньги, они улыбались.

Джик открыл на стук. Брови у него поехали вверх, но понимания во взгляде прибавилось. Широко распахнув дверь, пригласил войти, и это было сделано от души.

— Угости их шампанским, — сказал я.

— Господи!

Потом — один за другие — прибыли носильщик, медсестра и человек с кофе. Выдал каждому десять долларов из моего мифического выигрыша, приглашая присоединиться к честной компании. Последней подошла уборщица, толкая перед собой тяжеленную на вид тележку. Взяв свою десятку, поздравила с удачей и вошла в шумную, битком набитую комнату.

Джик справится, подумалось мне. Сделал все, что мог.

Они с Сарой вылетели из комнаты, как пробки из шампанского, и нерешительно затоптались в коридоре. Схватив ее за руку, поволок за собой.

— Втолкни тележку с щетками в комнату, опрокинь ее…

Он не стал долго раздумывать. Щетки с ведрами загремели, и Джик захлопнул за собой дверь.

Мы с Сарой неслись к лифтам. Она ужасно побледнела, глаза безумные, и я знал — все это было выше ее сил.

За нами со спринтерской скоростью бежал Джик. На семнадцатом этаже лифтов было шесть. Обычно какой-нибудь приходил через несколько секунд; сейчас эти секунды казались часами. На самом деле лифт пришел очень быстро. Дверцы гостеприимно разъехались, мы прыгнули внутрь, пальцы лихорадочно впились в кнопку.

Лифт спускался плавно и быстро.

— Где машина? — спросил я.

— На стоянке.

— Подгони ее к боковому входу.

— Ладно.

— Сара…

Она взглянула на меня испуганно.

— Моя сумка должна стоять в холле: Возьмешь?

Она растерянно посмотрела на меня, однорукого, на мой пиджак и пустой левый рукав.

— Сара!

— Да, да, хорошо…

Выбежали в холл. Там уже был народ: люди возвращались с бегов. Они разговаривали, собирались кучками, сходились, расходились; увидеть что-нибудь сквозь толпу на другом конце холла было невозможно. Все к лучшему, подумалось мне.

Сумка и чемодан ждали у главного входа под охраной молодого человека, одетого в форму носильщика.

Отстегнул ему десять долларов.

— Какие сложности, — ответил он благодарно. — Пригнать такси?

Помогав головой, подхватил чемодан, Сара взяла сумку, и мы бросились к выходу.

Направо. Скорее. Еще направо, за угол, туда, где договорились ждать Джика.

— Его нет… — панически выдохнула Сара.

— Приедет. Давай-ка пройдем чуть вперед, ему навстречу.

Прошли. Все время нервно оглядывался, ожидая погони, но ее не было. Джик в вираже на двух колесах лихо вывернул из-за угла и резко затормозил около нас. Сара забралась на переднее сиденье, я со своим чемоданом плюхнулся назад. Джик сделал крутую петлю и вывез нас из «Хилтона» на недозволенной скорости.

— Ну, блеск, — сказал он, засмеявшись с облегчением — Уф! Кто это тебя надоумил? Настоящий дурдом. Комедия для театра абсурда.

— А куда мы едем? — спросила Сара.

— Ты замечаешь, — сказал Джик, — что моя жена всегда возвращает нас на грешную землю?


Мы ехали наугад — на северо-восток через пригороды, казавшиеся бесконечными, с их домами, лавчонками, гаражами, небольшими заводиками, и все они выглядели благополучными, немножко бестолковыми и, на мой взгляд, совершенно американскими.

— Где это мы? — спросил Джик.

— В каком-то местечке под названием Бокс-хилл, — ответил я, взглянув на вывеску магазина.

— А что, не хуже других.

Проехали несколько миль и остановились у заурядного мотеля с гирляндами ярких треугольных флажков, развевавшихся вдоль фасада. Да уж, это вам не «Хилтон». Впрочем, отведенные нам комнаты оказались чище, чем можно было ожидать.

Там стояли две обычные тахты; квадрат тонкого ковра по краям приколочен к полу гвоздями, лампа у кровати привинчена к неподвижному столику. Зеркало вделано прямо в стену, а вращающееся кресло — привинчено к полу. В остальном все в порядке — занавески красивые, из крана для горячей воды текла действительно горячая вода.

— Думают, у них теперь и спереть нечего, — сказал Джик. — Давай разрисуем им стены.

— Нет! — испуганно сказала Сара.

— Есть замечательная австралийская поговорка — «Что бежит — пристрели, что растет — сруби».

— Не вижу связи, — сказала она.

— Да нет, я просто подумал…

— Дайте мне опомниться.

Джик уселся в кресло, покрутился. Сара села на одну тахту, а я — на другую. Мой чемодан и сумка стояли рядышком на полу.

— А ведь мы смылись из «Хилтона», не заплатив? — спросила Сара.

— Ничего подобного, — ответил Джик. — Раз наши вещи там, значит, и мы еще там. Потом им позвоню.

— А Тодд…

— Я заплатил. Перед тем, как вы вернулись.

Она малость повеселела.

— Как же Гриин вас нашел? — спросил я.

— Черт его знает.

Сара поразилась:

— Откуда ты узнал о Гриине? Как догадался, что в комнате кто-то есть? Как понял, что мы влипли?

— Мне Джик сказал;

— Как он мог сказать! Ему же велено было заманить тебя к нам. Что он и сделал. — Голос дрожал, она была близка к слезам. Они его заставили…

— Джик мне сказал, — повторил спокойно, словно констатируя факт. — Во-первых, назвал меня Чарльзом, чего никогда не делает, и я понял, что тут что-то не так. Во-вторых, был груб со мной, и хотя, знаю, ты думаешь, что он всегда груб, но это неправда… В-третьих, назвал имя человека, который, сразу догадался, находился в вашей комнате, требуя чтобы меня заманили… Он сказал: «Слушай, ты, окись хрома». А это пигмент зеленой краски.

— Зеленой краски! Гриин[4]…— Слез в ее голосе больше не было. — Ну вы оба даете!

— Большая практика, — бодро сказал Джик.

— Все-таки расскажите, что произошло, — попросил я.

— Мы уехали перед последним забегом, чтобы не попасть в пробку. Нормально добрались до «Хилтона». Поднялись к себе. Через минуту — стук в дверь. Когда открыл, они втолкнули меня в комнату.

— Они?

— Трое. Первый Гриин. Мы оба сразу его узнали по твоему рисунку. Другой — малый из Художественного центра. А третий — дубина бровастая, с кулачищами вместо мозгов.

Он рассеянно почесал у себя где-то южнее сердца.

— Тебя ударили?

— Все было внезапно… Втолкнули, врезали… Потом увидел, что они схватили Сару, выкручивают ей руки, приговаривая, что будет кое-что почище скипидара в глаза, если тебя сейчас не вызову…

— У них был пистолет?

— Нет, зажигалка. Ты прости, старик, я понимаю, думаешь, слабак, но один обхватил ее клешнями, а другой держал прямо у щеки зажигалку — пламя, как от реактивного двигателя… Гриин сказал, что они ее обожгут, если тебя не вызову… Я бы один с ними не управился.

— Кончай оправдываться.

— В общем, позвонил. Сказал Гриину, что ты придешь через десять минут, потому что не одет, но он, наверно, и сам слышал — стоял рядом, вникал, зараза… Ты бы видел их рожи, когда официант вкатил свою тележку… Бровастый Сару выпустил, а второй — как пасть открыл, так и застыл со своей зажигалкой, пламя — нефтяной факел…

— Гриин велел унести шампанское, — поясняла Сара, — А мы с Джиком сказали, что очень даже хотим, и сразу попросили официанта его открыть.

— Еще первую бутылку не раскупорил, а тут как раз подвалили остальные, все стали расхватывать бокалы, комната наполнилась… Гриин, малый из галереи и Бровастый оказались у окна, их тележкой от нас отгородило, да и все эти люди между нами стояли… Я тогда Сару схватил… Ну, мы и смылись. Последнее, что видел, Гриин и остальные пытались прорваться. Но гостей набилось много, и все ужасно хотели шампанского… В общем, скажу тебе, тележка уборщицы — это то, что надо, чтоб рвануть к лифту.

— Сколько времени продолжался прием?

— Да пока пузырьки не вышли.

— Они все, небось, подумали, что ты псих, — сказала Сара.

— В день бегов чего не бывает! В «Хилтоне», наверно, к фокусам привыкли…

— А если бы у Гриина был пистолет? — спросила Сара.

— Не стал бы он крутить им в присутствии такой прорвы свидетелей.

— Но он мог бы…

— Мог бы, но был далеко от двери. — И вдруг подумал… — Послушайте, а как он узнал, что я в «Хилтоне»?

Наступила тяжкая пауза.

— Это я ему сказала, — не выдержала Сара. В голосе вызов. — Джик не все тебе сейчас рассказал. Сначала они говорили… Гриин сказал, что обожгут мне лицо, если Джик не скажет, где ты. Он не хотел — я и сказала, лишь бы ему не пришлось… Это, наверно, очень глупо.

Подумал, что это ужасно трогательно. Такая необыкновенная любовь, и такая бездна понимания.

Улыбнулся ей:

— Начнем с того, что они не знали, что я здесь, так?

Джик помотал головой.

— Они не знали даже, что ты в Мельбурне. Похоже, удивились, когда Сара сказала, что наверху. Единственное, по-моему, знали — уже не в больнице, но в Алис-Спрингсе.

— Знали о том, что мы у них сперли?

— Уверен, что нет.

Ухмыльнулся.

— У них крыша поедет, когда узнают.

Мы с Джиком старательно избегали говорить о том, что было бы, приди я к ним в комнату… Но по его глазам видел — он знает. Если бы взяли Сару в заложницы, мне бы пришлось отправиться из «Хилтона» с Гриином, а там — как повезет. Думать о том, что на сей раз вряд ли выпустили бы живым, почему-то не хотелось.

— Есть хочу, — сказал я.

— А когда ты этого не хотел? — откликнулась Сара.

Поели в маленьком ресторанчике неподалеку. Люди за соседними столиками разговаривали о бегах и скачках.

— Господи, — воскликнула Сара. — Я совсем забыла.

— О чем?

— Твой выигрыш. Ставка на Рингвуда.

— Но…

— Это был одиннадцатый номер.

— Невероятно!

Она открыла сумочку, извлекла толстую пачку. Во время заварухи в «Хилтоне» умудрилась помнить о ней, и когда спасалась от смертельной опасности, этот мешочек из светлой кожи привычно болтался на плече. Меня всегда поражала привязанность женщин к их сумочкам, но уж сегодня…

— Сорок к одному. Я поставила за тебя двадцать долларов, стало быть, ты выиграл восемьсот. Даже противно.

— Давай разделим, — засмеялся я.

— Ни за что. Ни цента не возьму. Честно говоря, мне хотелось тебя проучить — нечего делать такие дурацкие ставки. Думала, шансов — никаких, плакали твои двадцать долларов.

— Все равно почти все это должен Джику.

— Оставь, — сказал он. — Сложением и вычитанием займемся потом. Хочешь, порежу тебе бифштекс?

— Да, пожалуйста.

Порезал на аккуратные кусочки и, воткнув вилку в мясо, подвинул мне тарелку.

— Что еще было на бегах? — спросил я, прожевывая первый сочный кусок. — Кого видели? — На вкус бифштекс был таким же замечательным, как и на вид, и я вдруг понял, что несмотря на все болячки и повязки, мое лихорадочное состояние прошло — наверное, поправлялся.

— Гриина мы не видели, — сказал Джик. — Того парня с Бровастым — тоже.

— Зато они вас видели.

— Не может быть, — переполошилась Сара.

— Думаю, увидели на бегах, а потом проводили до «Хилтона».

— Господи, — ахнул Джик, — а ведь мы их не заметили.

— Будь Гриин в трех шагах от вас, вы бы его ни за что не увидели, а ему следить за вами ничего не стоило.

— Я ужасно виноват, Тодд.

— Да ладно тебе, глупости. Ничего не случилось.

— Ага, только я осталась без одежды.

— Ты прекрасно выглядишь, — сказал ей рассеянно.

— Мы встретили одну мою знакомую из Сиднея, — продолжала Сара. — Посмотрели с ней первые два забега, еще с ее тетушкой побеседовали. А потом Джик поговорил с очень известным фотографом, мы давно его знаем, так что нетрудно доказать, как ты и хотел, что он провел на бегах всю вторую половину дня…

— Вексфорд не появлялся?

— Нет, если ты его похоже нарисовал, — ответила Сара. — Хотя, конечно, мог там быть. Знаешь, в такой толпе очень трудно узнать по рисунку незнакомого…

— Мы поговорили с уймой людей, — сказал Джик. — Даже с шапочными знакомыми Сары — под предлогом, что ей, видите ли, захотелось представить мужа, которого она недавно подцепила.

— Даже разговаривали с тем человеком, которого ты встретил в субботу, — согласно закивала Сара. — Вернее, он сам подошел к нам и заговорил.

— Хадсон Тейлор?

— Ну да, тот, что беседовал с Вексфордом, а ты их увидел, — сказал Джик.

— Он спросил, здесь ли ты, — сказала Сара. — А еще сказал, что собирается пригласить тебя выпить. Мы обещали тебе передать.

— Его лошадь хорошо прошла?

— Мы его видели до заезда. Пожелали удачи, он ответил, что удача ему не помешает.

— Он сам ставит понемножку, — вспомнилось мне.

— А кто не ставит?

— Ну вот, еще один заказ уплыл, — продолжал вспоминать я. — Он, кажется, собирался заказать мне картину, если выиграет.

— Слушай, ты продаешься, как шлюха, — сказал Джик. — Неприлично.

— Во всяком случае, — развеселилась Сара, — за Ринтвуда ты получил больше, чем мог бы за картину…

Притворился обиженным, и Джик засмеялся.

Мы выпили кофе, вернулись в мотель, разошлись по своим комнатам. Вскоре Джик постучал ко мне в дверь.

— Входи.

— Похоже, ты меня ждал.

— Думал, что можешь придти.

Уселся в кресло и начал крутиться. Взгляд его упал на мой чемодан, лежавший на тахте.

— А что сделал со всем барахлом, которое сперли из галереи?

Я сказав.

Он перестал крутиться, замер.

— Ты зря времени не теряешь.

— Через несколько дней уеду домой.

— А пока?

— Мм… Пока собираюсь обскакать Вексфорда, Гриина, Бровастого, парня из Художественного центра и тех двух амбалов, что поджидали меня в Алис-Спрингсе.

— Не говоря уж о копиисте, Харли Ренбо.

Подумал и сказал:

— И его тоже.

— Думаешь, мы сможем?

— Не мы. Больше уже не мы. Отсюда ты увезешь Сару домой.

Он медленно покачал головой.

— Не думаю, что это будет менее опасно, чем остаться с тобой. Найти нас ничего не стоит. Мы есть в телефонной книге. Почему бы Вексфорду не захватить с собой что-нибудь получше зажигалки, когда навестит нас?

— Можешь повторить ему то, что я тебе сейчас сказал.

Он покачал головой.

— Если останемся с тобой, риска будет меньше, а потом… — Знакомые огоньки загорелись в его глазах — Это будет замечательная игра. Кошки-мышки. Кошки, не знающие, что они мышки, будут охотиться за мышками, знающими, что они-то и есть кошки.

Подумал, что больше будет похоже на корриду, где я стану размахивать плащом, вызывая удар на себя. Или окажусь фокусником, привлекающим внимание к одной руке, пока другая проделывает очередной трюк. Предпочел бы, пожалуй, быть фокусником — меньше шансов, что забодают.

Загрузка...