Меня неудержимо тошнило. Такое редко случается во сне — но ощущения были совершенно реальными. И ещё я плакал. Вспоминать вкус крови во рту было невыносимо. Толчки солоноватых глотков…
Ещё один мучительный спазм свёл внутренности тугим комком.
— Извини, Гриш… — сквозь пелену я услышал голос Захара.
Спазмы стали потихоньку стихать.
— Другого выхода не было, — продолжал он.
Я поднял голову. Там было всё то же странное небо, как в прошлом сне. Фиолетовые облака закручивались в тугие спирали. И на их фоне улыбался Захар.
В этот раз он был одет более строго, в белый классический костюм с чёрным галстуком-бабочкой. Должен признать, ему шло.
— Я не хочу просыпаться… — признался я, принимая нормальную позу и усаживаясь на корточки.
— Ты же понял, что не совсем спишь?
Я огляделся. Яркая, сочная трава. Вдалеке — странный лес. Ощущение сна было совершенно отчетливым.
— Нет… — ответил я.
— Вспомни, о чём я говорил в прошлый раз.
Я не хотел вспоминать. Мозг пытался затянуть эту рану.
— Про то, что я в беде… — всё же сказал я.
Захар улыбнулся.
— Ты молодец, — сказал он, — выбрался даже быстрее, чем я ожидал.
Я поднял голову и посмотрел ему в глаза.
— Как мне жить? — спросил я, и тут же мне в голову пришла мысль, которая внушала надежду: — Ты… сможешь сделать так, чтобы я всё забыл, да? Сможешь?
Захар грустно посмотрел на меня.
— Гриша… ты очень сложное создание. Многомерное, — сказал он, — трогать тебя я не рискну. Это очень опасно для твоей личности. Но, если тебе будет от этого легче — всё, что ты делал, начиная с критического момента, когда ты чуть не умер от недостатка энергии — делал не совсем ты.
— Как это?.. — спросил я с недоумением.
— Мне пришлось вмешаться, — пояснил Захар, — ты слишком правильный. Помнишь, я говорил? Ты бы умер, но никогда не принял бы такого решения.
— Лучше бы я умер… — вздохнул я.
— Нет, Гриша, — он покачал головой, — совсем не лучше. Нам двоим было бы слишком тесно здесь, — он улыбнулся. Послушай меня, ещё раз. Очень внимательно. И посмотри мне в глаза.
Я снова поднял голову. Казалось, его голубая радужка светится изнутри. Это было красиво и жутко одновременно.
— Я допустил глупость, позволив себе погибнуть, — сказал он, — я это понял, когда оказался здесь. Я поддался эмоциям. Мне тоже в какой-то момент показалось, что лучше рискнуть, чем всю жизнь вспоминать гибель чужого ребёнка у себя на глазах, которую мог предотвратить. Я рискнул и проиграл. Глупо, но это так. Но остановить то, что начинается, следует любой ценой. Теперь ты — последняя надежда этого мира.
— Тогда, получается, это сделал ты… — сказал я.
— Тогда я, — кивнул Захар, — но знаешь… с этой стороны всё выглядит несколько иначе. Понимаешь, Гриша? Люди очень разные. Некоторые живут многими жизнями. Переливаются идеями и эмоциями. Много дарят. Отсюда это очень хорошо видно. Другие — мертвы внутри. От них осталась просто телесная оболочка, которая продолжает двигаться без основы и сходит с ума, не понимая, что ушло вместе с тем, что даёт смысл этой жизни.
— Я… не понимаю.
— Поймёшь в своё время, — улыбнулся он, — ты ведь тоже не собираешься жить вечно? Хотя я желаю умереть тебе в глубокой старости, когда ты воссоединишься со своими друзьями и сможешь восстановить свой родной мир.
— Я хочу домой… — вырвалось у меня.
— Ты ведь знаешь, что здешний мир — куда в большем смысле твой дом, чем та планета, которую ты оставил после катастрофы?
— Я старался так думать. Не помогло.
— Но это мой дом, Гриша, — вздохнул Захар, — и мне крайне важно исправить свои ошибки.
Я протянул руку и потрогал траву. Она оказалась неожиданно тёплой, а на ощупь напоминала шелковистую шерсть какого-то животного.
— Я… постараюсь, — сказал я, — и даже не потому, что ты обещал меня вернуть домой.
Захар снова улыбнулся.
— Твои слова вдруг заставили меня понять нечто важное про это место.
— Что же?
— Что это чей-то настоящий дом. И тут живут настоящие дети.
— Ты неизлечимо правильный, Гриша! — улыбнулся Захар, — и склонен к пафосу.
— Я? «Последняя надежда этого мира»? — усмехнулся я в ответ.
— Туше! — кивнул Захар.
— Что именно я должен сделать? — спросил я.
— Многое, — ответил Захар, — и мы не в последний раз видимся. Для начала ты должен пробраться в наш главный вычислительный комплекс.
— Постой, — перебил я, — решение идти на Динамо… оно тоже «не совсем моё»?
Захар улыбнулся и не ответил. В этом не было необходимости — ответ светился в его глазах.
— Мне не очень такое нравится, — признался я.
— Извини. Другого выхода не было, — ответил он.
— Старайся больше такого не делать, — попросил я.
— Я буду стараться, — ответил Захар, — но не могу абсолютно гарантировать, что этого не понадобится. Гриша, с этой стороны очень сложно добираться к вам. А я не хочу проиграть.
— Хорошо, — кивнул я, — стараться так стараться. Что дальше? Я должен разрушить этот центр?
— Не совсем. Тебе нужно будет запустить один из алгоритмов с защищённого терминала, который я припрятал как раз на такой случай.
Я проснулся оттого, что захотел в туалет. Но мне было так тепло и комфортно, что я терпел до последнего, стараясь не открывать глаза. Совершенно по-детски хотелось забраться под одеяло, забыть от том, что осталось там, в большом мире.
Да, после слов Захара мне полегчало. У меня не было сомнений, что это не был не просто сон. Но на душе всё равно оставался тяжеленный камень. Возможно, мне стало бы легче, если бы был способ выборочно удалить часть воспоминаний. Но, увы, такой способ мне не известен. И, скорее всего, всё пережитое мне придётся носить в своей голове до конца жизни. Если только не случится травматическая амнезия. Но это такое себе лекарство. И переживается она совсем не так, как об этом пишут сочинители сериалов и любовной беллетристики.
Однако же, дальше терпеть было невозможно. Я застонал и нехотя выпрямился.
Я лежал на потрёпанном и засаленном матрасе в бытовке, под старым бушлатом и одеялом армейского образца.
Возле печки сидел служащий кладбища и подбрасывал щепу в огонь.
— О, очнулся? — улыбнулся он.
— Угу, — кивнул я.
— Голодный небось?
— Есть немного.
— Ничего, сейчас тушонки открою. С хлебом самое то.
— Спасибо вам… — сказал я, — огромное спасибо.
Мужик внимательно посмотрел на себя своими серо-зелёными глазами.
— Благодарный. Уже хорошо. Что ж с тобой приключилось-то, а?
Я пытался собрать мысли, чтобы выдать хотя бы более-менее правдоподобную историю и уже начал было говорить, но служащий меня перебил.
— Ладно, дай попробую догадаться. Слыхал я про такие случаи. Карьера, работа приличная. Вроде всё как по маслу. Круг общения. Тусовочки по клубам. Пока всё верно? — говорил он.
Я кивнул, как бы нехотя.
— Потом таблеточки, — продолжал мужик, — вроде ничего такого. Говорят, на это по серьёзному не подсаживаются. А дальше всё очень быстро: на работе завал, просос, увольнение. Вроде и надо новую искать — но ведь сначала «стресс снять» положено, так? И вот, вроде, только полегчало — но неожиданно ни сбережений, ни дорогих вещей. Ещё и дружкам, которые давали попробовать должен. А потом… как квартиру продал, небось, и не помнишь? Пришёл в себя — осознал, что не понимаешь, где ты. Накатило потом. Воспоминания, как просирал жизнь. И обратиться не к кому — физически, потому что телефона нет. Может, родители бы помогли — но они в другом городе, а как туда добраться?.. Вот то-то и оно… проблемы, которые раньше проблемами не были — а теперь непреодолимы. Так?
Мужик вздохнул, сделав паузу. Я молчал, обдумывая, как реагировать. Да, проще всего было бы плыть по течению и продолжать изображать из себя опустившегося тусовщика-накрошу. Но мне казалось это нечестным по отношению к моему спасителю.
Я уже хотел возразить, но мужик снова заговорил:
— Меня Демьян зовут, — сказал он, протягивая мозолистую ладонь, — своё-то имя помнишь?
— Гриша, — ответил я.
Демьян кивнул.
— Гриша. Хорошее имя. Ладно, давай тебя накормим. В общем, вчера ты не замёрз и не погиб. Надеюсь, я об этом не пожалею… считай, первый день твоей новой жизни. Молодой ещё — кто знаешь, может, и выбьешься ещё. Хорошо, что аппетит есть. Не накрыло ещё? Я-то тоже вчера не сразу сообразил, чего от тебя обычным бухлом не несёт. Говорят, эта химическая дрянь ещё забористее будет.
— Я не наркоман, — сказал я тихо.
— Да понятно, — Демьян отмахнулся, — кто ж себя наркоманом считает? Я видел крокодильных, в которых вместо ноги кость торчала, а всё не признавались, что сидят по-настоящему…
— Я не наркоман, — повторил я, добавив в голос убедительности.
Демьян заинтересованно посмотрел на меня. Потом начал открывать банку тушёнки, которую извлёк из тумбочки, стоящей справа от печки.
— А ведь и верно, — наконец, кивнул он, вываливая содержимое на пластиковую тарелку, — ошибся я. Не твою историю рассказал. Тогда звиняй, не представляю, как тебя угораздило… разборки что ли, братва? Так, блин, сколько лет-то уже прошло, такие давно уже бизнесмены да чиновники уважаемые… или всё на новый круг пошло?
— Не гадайте — всё равно не угадаете, — сказал я, — а расскажу — не поверите.
— Ладно, чего уж там… — Демьян протянул мне тарелку с тушёнкой, на которую он успел положить пару кусков хлеба и одноразовую вилку.
— Спасибо, — сказал я и поставил тарелку на матрас рядом с собой, — только мне бы отойти сначала… Ну, там, руки помыть…
— Руки помыть?.. — не сразу сообразил Демьян, — ах, вот чего! Ну ты блин, интеллигент, что ли? Короче, выходишь, двадцать метров направо. Туалет. Я не запирал вчера.
— Спасибо, — снова кивнул я, и поднялся, откинув бушлат.
— Постой! — окликнул меня на пороге Демьян, — накинь хоть, — он указал глазами на бушлат, который остался на матрасе, — понятно, что вчера перемёрз, но поберечься надо бы, глядишь, и без простуды обойдётся…
— Спасибо, — кивнул я, и охотно накинул бушлат.
Когда я вернулся, Демьян кому-то писал сообщение. Увидев меня, он отложил смартфон.
— Думаю вот руководство насчёт тебя предупредить, — сказал он, — ты, кроме физических нагрузок, что умеешь полезного? Может, с компьютерами что-то? Соцсети вести, там? Понимаешь, у тебя мозги в глазах светятся, — объяснил он, — помочь хочу.
— Спасибо, — кивнул я и вернулся к тушёнке, — я очень благодарен. Но не стоит.
Вчерашний режим меня действительно порядком вымотал, и варёное мясо с жирком пошло отлично. Хотя у меня были опасения на этот счёт. Я даже боялся, что навсегда придётся вегетарианцем стать, но естественные потребности победили.
Тушёнка, кстати, оказалась вполне приличной.
— Что — не стоит? — немного растеряно переспросил Демьян.
— Хлопотать не стоит, — ответил я, — мне нужно будет уйти. Я не смогу остаться. Хотя правда очень-очень благодарен, вы мне жизнь спасли, — я даже приложил правую ладонь к сердцу, — побольше бы таких людей — зла в этом мире было бы намного меньше…
Мужик посмотрел на меня недоверчиво.
— И куда ты пойдёшь? — спросил он, — даже вон одежды нормальной нет…
— Можете бушлат одолжить? — спросил я, набравшись наглости, — с возвратом, конечно.
— Могу, — кивнул Демьян, — у меня их ещё штук пять. Как раз на такой случай запас держу. Могу даже подарить — но ты объясни сначала: куда ты собрался и что будешь делать?
Я вздохнул. Врать не хотелось. А если начать говорить правду — он точно меня сочтёт если не наркоманом, то психом, который сбежал из учреждения. Но другого выхода я не видел.
— Вы в курсе про оцепления, которые в некоторых районах Москвы и Области выставили? — спросил я.
— Да в курсе, конечно, — кивнул Демьян, — у меня племяшка в Одинцово живёт. У них там в одном районе вообще кошмар: полная эвакуация. Даже вещи толком собрать не дали! Сейчас народ собрали в пункте временного размещения в «Крокус-Экспо»…
— Мне нужно на Динамо, — сказал я, — в один из этих районов.
Теперь Демьян смотрел не только заинтересованно, но и испуганно.
— Ты это… получается, с этими делами связан, так? — спросил он.
— Связан, — подтвердил я.
— То-то я гляжу, не тянешь ты на тех, кто обычно через нас проходит… — он потёр подбородок, — расскажешь, что там творится?
Я вздохнул.
— В двух словах не получится, — честно ответил я, — там довольно сложно.
— Ты скажи — угроза для нас есть? Реальная? Или это так, очередные игры власти? — он глядел на меня с надеждой.
— Боюсь, что есть, — кивнул я, — реальная.
— Имеет смысл куда-то бежать? На Алтай, там?..
— Боюсь, что нет, — я покачал головой, — если это не разрешится здесь — но достанет всех. Разве что время немного можно выиграть…
Демьян помолчал, почёсывая нос и хмурясь.
— Как это будет? — спросил он после паузы, — ну, я имею ввиду, для большинства? Большой взрыв, в котором мгновенно сгоришь, или придётся помучится?
— Я не знаю точно, — честно ответил я, — но, скорее всего, придётся помучится. Тут, в районе первых аномалий, будут вылазить разные твари. Сначала относительно безобидные. Я называю их слизнями. Они жрут людей и других теплокровных животных. Эти твари довольно медлительны, но опасны количеством.
— Как они выглядят? — Заинтересовался Демьян.
— Как увидишь, сразу поймёшь, не ошибёшься, — ответил я.
— Кроме них, будет что-то ещё?
— Да, — кивнул я, — что именно не знаю. Но это не закончится, пока наш мир не будет полностью разрушен. Может, будут неприятные вещи, связанные с кладбищем.
— Да? — мужик поднял бровь.
— Да, — уверенно кивнул я, — к сожалению. Но не так, как в кино. Не буквально. Однако может быть очень неприятно.
Снова долгая пауза и чесание подбородка.
— Есть возможность, что того, о чём ты говоришь, не будет?
— Да, — ответил я, — есть. Именно поэтому я должен идти.
— Вот оно как…
— Угу.
— Что ж… ты наелся хоть?
— Спасибо, да, то что было нужно, — улыбнулся я.
— Могу ещё баночку с собой дать. Они с ключом, открывашка не нужна.
— Буду признателен.
— Слушай… ты уж постарайся, а? — Демьян посмотрел на меня взглядом, одновременно испуганным и полным надежды, — в другое время я бы посчитал, что ты полный псих, и попытался бы тебя в учреждение сдать… но с такими делами, которые сейчас делаются, тебе легко поверить. Удачи тебе. Большой.
Я улыбнулся. Крепко пожал Демьяну руку и вышел из сторожки, разжившись бушлатом и банкой тушёнки.
У этой модели бушлата было одно огромное преимущество: капюшон. За которым можно было спрятать лицо от камер наблюдения. Это полностью снимало проблему с передвижением до Динамо.
Улыбнувшись, я пошёл к выходу из кладбища.