Раннее государство в Древнем Египте

Социально-экологический кризис в Египте на рубеже III-II тыс. до н. э. был эпохой, возможно, величайшего общественно-политического переворота во времена фараонов, подготовившей почву для "империи " Нового царства. Следует, однако, отметить, что положению о переходной сущности той эпохи перечит тезис о жестко унифицированной государственной системе, якобы сформировавшейся в Египте при поздней XI–XII династиях. Не проступят ли из среднецарской смуты дополнительные детали самоорганизации древнеегипетского общества?

Общественно-политическая ситуация в Египте в кульминационный период

Второго социально-экологического кризиса О крупнейших социально-политических потрясениях среднеегипетской эпохи, и прежде всего первого междуцарствия, египтологами сказано достаточно, поэтому здесь мы не будем подробно останавливаться на этом вопросе, а ограничимся лишь некоторыми важнейшими для дальнейшей работы деталями.

Научным выводам о революционных событиях в послестароцарском Египте в значительной степени способствовали дошедшие до наших дней замечательные памятники древнеегипетской словесности, такие как "Пророчество" жреца Ноферти, якобы еще во времена Снофру предсказавшего катастрофический упадок страны, который должен был пресечься лишь с приходом к власти южного (верхнеегипетского) царя Амени (Аменемхета I) [Струве 1925; Golenischeff 1913; Helck 1970b], и "Речение" некоего Ипувера — по-видимому, знатной особы, самолично засвидетельствовавшей и описавшей этот невиданный доселе переворот в общественном укладе Египта [Струве 1935; Gardiner 1906].

Обратим внимание, что указанные древние авторы [см.: Posener 1956], наряду с прочим, сетуют на повсеместный разгул в "перевернувшемся" Египте людей "ничтожных" [Перепелки» 1988а] (hwrw — "подонок" "мерзавец" или подобное [Берлев 1978]), присваивавших богатства знати, которая отныне обрекалась на жалкое нищенское существование. Вместе с тем как рассмотренные, так, в большей мере, и иные египетские источники конца III — начала II тыс. до н. э. (в первую очередь разного рода гробничные памятники) позволили исследователям отличить от аморфной "бунтующей" массы, нареченной ругательным прозвищем hwrw(w), довольно устойчиво выраженный социальный элемент (если не общественный слой): так называемых "маленьких [людей]" — ndsw.

Первые письменные упоминания о человеке "маленьком" (точнее, "меньшем" в сравнении с владельцем надписи, как в случае некоего Анху — nds r.ĭ) относят еще к концу VI династии, причем изначально, по-видимому, данное понятие подразумевало главным образом бесправную жертву всевозможных притеснений и насилия со стороны богатого и властьимущего — "большого" (wrw) [Берлев 1978]; позднестароегипетские номархи наперебой похвалялись своими благодеяниями "маленьким" людям [Перепелкин 1988а]. Однако с крахом Старого царства, по мере распространения в Египте "сословия" ndsw, социальное содержание этого термина значительно расширилось: по примеру представителей низшего класса, "маленькими" ("малыми") стали титуловаться весьма состоятельные персоны, занимавшие далеко не последние места в общественно-политической иерархии — даже областеначальники [Dows Dunham 1937].

Расцвет таких преуспевающих "малых" приходится на междуцарствие — раннюю XII династию и связывается учеными со смутой послестароцарского времени [Берлев 1978; Перепелкин 1956]. Отметим, что для наиболее тяжкого, начального этапа этой смуты на основании источников выявлено падение интереса египтян к административной карьере. На первый план выступили индивидуалистические настроения со стремлением к личному материальному благополучию [Берлев 1978; cp.: Bleiberg 1995], созвучные общему упадочному мировоззрению тогдашней эпохи, которое нашло яркое отражение в среднеегипетских "пессимистических литературных текстах [Posener 1956]. На этом фоне особое значение для ndsw, рассчитывавших лишь на собственные силы в достижении жизненных благ, по-видимому, приобрело воинское ремесло (или, по крайней мере, внешняя демонстрация причастности к нему): в своих автобиографических надписях "малые" нередко предстают в героизированном образе могучего человека, "действующего мышцей своей" (ĭrĭw m hpš.f), "крепкого рукой своей" (kn nj gb^ͻw.f) и т. п.; на надгробных памятниках того смутного времени даже люди мирных професcий часто изображались вооруженными [Берлев 1978].

С учетом такой ситуации вполне закономерно, что среди ndsw, достигших в период первого междуцарствия видного общественного положения, мы обнаруживаем множество людей неродовитых, выдвинувшихся исключительно благодаря собственной воле и напористости. Характерно, что эти "малые" и не думали скрывать свое незнатное происхождение, даже напротив — едва ли не кичились им, очевидно, с целью привлечь внимание к своим выдающимся способностям и воинской доблести, которые позволили им вознестись от бедности и безвестности к богатству и почестям. Из людей подобного склада, прежде всего жаждавших добычи ndsw-воинов, постепенно формировалась надежная опора новой власти, взраставшей в Египте при IX–X гелиопольских и XI фиванской династиях сначала в отдельных регионах Севера и Юга, а затем и в масштабах всей страны.

В процессе политической сборки эпохи позднего междуцарствия — раннего Среднего царства отчетливо проявляется тенденция к восстановлению в Египте роли и престижа официальной служебной деятельности: те же "малые" охотно вступали в различные административные должности, которые давали стабильный доход, будучи обеспечены материально, в том числе и трудовыми ресурсами (в частности, профессиональными государственными земледельцами-ĭhwtjw), составлявшими источник всякого богатства [Берлев 1972, 1978]. Среди обладателей должностей выделялись представители военного сословия, к которому правители смутного периода, по-видимому, питали особую привязанность: так, из "Поучения" безвестного царя гераклеопольской X династии его сыну и преемнику Мерикара [Golenischeff 1913; Volten 1945] следует, что увеличение численности воинов "сопровождения" (телохранителей?) и поощрение их рабочей силой (в оригинале rht — "списками [людей]" [Берлев 1972, с. 261; 1978, с. 53]), пахотными землями и скотом считалось важной составляющей внутренней политики мудрого и предусмотрительного владыки [см. также: Рубинштейн 1950].

Некоторую информацию о размерах воинского должностного имущества можно почерпнуть из документов эпохи Среднего царства: в разгар XII династии, при Сенусерте III, возведение простого воина в гвардейский" ранг "сопутника правителя" (šmsw nj hk^ͻ) и дальнейшее продвижение по службе отмечалось пожалованием отличившегося десятками и сотнями "голов" [Sethe 1924]. По сути, во времена строительства и расцвета среднеегипетского объединенного государства исполнение должностных обязанностей становилось для египтян непременным условием материального достатка и высокого общественного положения.

Может сложиться впечатление, что казенной должностью порой дорожили куда больше, чем фамильным наследством: так, например, некий начальник пастухов, живший на рубеже XI–XII династий, в своей надписи [Texts, № 1628] лишь кратко упомянул о личной собственности, которая досталась ему от родителей, но зато очень обстоятельно расписан историю своего должностного имущества, высветив при этом аж пять поколений предков, состоявших на той же службе.

Право наделения доходными должностями принадлежало царю, которого государственные идеологи среднеегипетской эпохи выставляли средоточием и подателем всех жизненных благ: согласно известному политическому трактату, чье авторство прежде ошибочно приписывалось казначею Схотепибра (правление Аменемхета III) [KamaI 1940; Lange, Schäfer 1902–1925, № 20538], "царь — это пища", чем и обосновывается неизбежность поголовного и безоговорочного подчинения египетского населения фараоновой власти. Впрочем, привлекательность и предпочтительность иным занятиям царской службы, социально престижной и сулившей постоянный доход, похоже, вполне осознавалась египтянами по крайней мере уже при ранней XI династии. В подтверждение можно привести любопытный эпизод взаимоотношений начальника сокровищницы царя Иниотефа III с одним из подчиненных: последний упомянут на стеле начальника [Texts, № 614] в качестве его челядинца, тогда как в надписи на собственной стеле [Winlock 1947, pl. II] преподносит себя усерднейшим слугой одного лишь царя, совершенно игнорируя своего непосредственного ведомственного главу. Вероятно, младший казначей твердо усвоил принцип нарождавшейся эпохи: личная преданность правителю — наивернейший залог благополучия.

В целом становление единой царской власти на этапе перехода к среднеегипетскому государству протекало сложно и противоречиво. Престол Обеих Земель оспаривали два крупнейших политических центра: Гераклеополь, контролировавший Низовье и часть Долины до Тинитского нома включительно, и Фивы, которым в основном удалось подчинить южные регионы Египта. Фиванский "союз" характеризовался несколько большей сплоченностью по сравнению с гераклеопольским, к которому примыкали могущественные номархи среднего Верховья (например, сиутский), в военном отношении способные в одиночку потягаться с набиравшими силу Фивами, в политическом — составить реальную конкуренцию собственным "сюзеренам" (IX–X династии). Междоусобицы рубежа III II тыс. до н. э. опустошали Египет, словно вернулись времена неистовых архаических вождей, бившихся за власть в стране с исключительным ожесточением.

После напряженной борьбы царь фиванской XI династии Ментухотеп I завоевал Нижний Египет, где занялся насаждением преданной ему администрации [Берлев 1972]; новая столица государства — крепость расположившаяся в районе Фаюмского оазиса — получила символическое наименование Ит-Тауи — "Пленившая Обе Земли" От того периода дошел интересный памятник: гробничное изображение сановника, принимающего подношения от неких hk^ͻw [Davies 1911, pl. XXXI–XXXII] Напомним, что в эпоху Старого царства этим термином обозначались управители "городков" (hk^ͻw niwwt) и "дворов" (hk^ͻw hwwt) — элементарных подразделений частных вельможеских домохозяйств prw njw dt. С учетом того, что среднецарское словоупотребление уже не допускало подобного контекста, в изображении среднеегипетского сановника принимающим ценности от управителей-hk^ͻw, как бы придававших "хозяину" вид староегипетского владетельного вельможи, усматривали демонстративную архаизацию [Берлев 1972], которую, в свою очередь, почему бы не принять за симптом социальной ностальгии по прежним временам, когда знать, ныне ощутившая на себе цепкую хватку новой власти, пользовалась относительной политико-экономической независимостью от царей.

Как бы то ни было, объединение Египта XI династией урегулировало внутриполитическую ситуацию в стране лишь отчасти: позиции традиционно стремившихся к самостоятельности родовитых областеначальников были все еще достаточно прочны, оставаясь таковыми вплоть до воцарения Сенусерта III [Перепелкин 1988а]. Среди изобразительных сюжетов в богатых номарших гробницах XI–XII династий встречаются сцены междоусобных сражений со взятием крепостей [Newberry 1893–1900, vol. I][20] Мятежный дух эпохи Среднего царства ощущается и в том, что тогдашние номархи, хотя и носили придворные звания, редко занимали важные государственные должности, на которые активно выдвигалась непотомственная знать, а также в том, что среднеегипетские цари — по-видимому, страшась дворцовых заговоров — назначали сыновей-наследников своими прижизненными соправителями [Перепелкин 1988а].

Обычай фараонов Среднего царства опираться в политической борьбе на выходцев из низов, возможно, перекликался с религиозным нововведением XII династии, провозгласившей государственным божеством фиванского Амона [Wainright 1963], который слился с древним мемфисским богом солнца Ра: среднеегипетскому Амону-Ра приписывалось покровительство слабым и нуждающимся. В своем стремлении к объединению страны цари XII династии поддержали и культ общеегипетского бога мертвых Осириса, получивший широчайшее распространение в период междуцарствия [Перепелкин 1988а].

Ближе всех к самодержавному господству в Египте Среднего царства подошли Сенусерт III и его преемник Аменемхет III. Мы уже говорили [Прусаков 1999в], что связанному с этими фараонами расцвету XII династии мог существенно поспособствовать фаюмский гидроузел, благодаря которому столичный и прилегающий к нему нижнеегипетский районы обрели дополнительный хозяйственно-технологический потенциал. По нашей гипотезе, одним из условий эффективной эксплуатации ирригационной системы Фаюма было ужесточение контроля над водопользованием в долине Нила, обернувшееся направленной политикой окончательного подавления Центром номовых вольностей с ликвидацией независимого номаршего сословия. На посты региональных начальников выдвигались царские приверженцы, для которых даже выделялись специальные области [Перепелкин 1988а]. Историческая память о деспотических политических тенденциях среднеегипетской эпохи, вероятно, нашла воплощение в легендарном образе Сенусерта III — Сесостриса, который не только подчинил себе весь Египет, но и покорил множество чужеземных стран [Геродот, II, 102–104, 106, 110]. Усилия выдающихся фараонов XII дома по установлению в Египте централизованной власти оказались в итоге небесплодными: отмечалось, что позднесреднеегипетское государство, при всем его ослаблении, не претерпело того распада, который постиг страну на исходе Старого царства, и продолжало существовать при XIII династии практически в том же виде, который оно приобрело к ее началу [Перепелкин 1988а].

Итак, эпоха Второго социально-экологического кризиса в древнем Египте, вобравшая в себя традиционные 1-й Переходный период и Среднее царство, характеризовалась качественным переворотом в жизни обитателей египетской долины и дельты Нила. Ниже мы подробно остановимся на одном из аспектов этого переворота, а именно, на сопутствовавших ему изменениях социальной структуры Египта, вызвавших к жизни общественный слой так называемых hmww njswt — "рабов (слуг) царевых", как в среднецарское время именовалось, по утверждению О. Д. Берлева, практически все трудовое население страны [Берлев 1965, 1972, 1978]. На наш взгляд, проблема hmww njswt заслуживает первостепенного внимания, поскольку от ее решения во многом зависит общее представление о механизмах эволюции древнеегипетской цивилизации от архаики к "империи".

Попытка альтернативного подхода к проблеме hmww njswt

Pеорганизация частных вельможеских домохозяйств позднего Старого царства, наряду с внедрением в них государственных "дворов"-hwwt (Глава 4), затронула и социальную структуру "домов собственных" Это выразилось в появлении среди трудовых "ладейных ватаг", что от dt, неких hmww njswt — "рабов царя", которых впервые мы застаём за жатвой.

На сегодняшний день изображения староегипетских царских hmww обнаружены всего в двух гробницах, принадлежавших номархам XV и XVI областей Верховья Уринри (V династия?) и Хунису (VI династия) [Smith 1949]. В первой гробнице представлены три подразделения жнецов: на одном уровне показаны слева — ладейные ватаги (jzwt) дома-dt, справа — ватага "малых" (или "малая" — "кормовая"? [Берлев 1972]); на другом уровне изображения мы видим работающими hmww njswt и, против них, все ту же ватагу "малых" [Davies 1901, pl. XVI][21]. Во второй усыпальнице hmww njswt показаны жнущими рядом с ладейными ватагами дома dt [Lepsius 1849, Abt. II, Taf. СVII]. Подчеркнем, что указанные разновидности трудовых подразделений на изображениях четко разграничены как композиционно, так и соответствующими поясняющими надписями.

В настоящее время считается доказанным, что статус "рабов (слуг) царевых" со временем распространился на все трудящееся население Египта, и в итоге к началу эпохи Среднего царства hmww njswt превратились в главных производителей материальных благ в стране [Виноградов 19976; Перепелкин 1988а]. Мы бы хотели, однако, еще раз привлечь внимание к источникам, на основании которых был сделан этот фундаментальный вывод.

На самом деле, как признавал еще автор концепции hmww njswt О. Д. Берлев, среднеегипетский документальный материал, непосредственно касающийся "слуг царевых", весьма отрывочен и скуден [Берлев 1972]. Достаточно сказать, что в среднецарских гробницах найдена всего лишь одна сцена с изображением hmww njswt (гробница номарха Себекнахта, время XIII династии [Tylor 1896, pl. IV]) — т. е. еще меньше, чем в усыпальницах позднего Старого царства, когда эти hmww только появились! Редки изображения hmww njswt и на датируемых Средним царством египетских стелах, за пределами же Египта обнаружено и вовсе единственное упоминание о hmww njswt (наскальная надпись конца XII династии в Вади Хаммамат [Goyon 1956]). Общую ситуацию красноречиво характеризует тот факт, что в полном списке имен hmww njswt, установленных О. Д. Берлевым по наличным источникам, числятся всего порядка 50 персонажей (список их хозяев содержит 12 имен); столь же невелико и количество известных нам женщин этого социального слоя — hmwt: реконструировано не более ста их имен при трех десятках имен владельцев hmwt [Берлев 1972].

В связи с этим О. Д. Берлев высказал парадоксальную мысль: "Такое положение возможно как в том случае, если hmww njswt не входили в челядь, а следовательно, и в хозяйство частных лиц, и лишь иногда, временами, оказывались в такое хозяйство втянутыми, так и в том случае, если hmww njswt как раз и составляли челядь частных лиц" [Берлев 1972, с. 10]. При всем остроумии этой исходной посылки ученого, которой он предваряет развитие своей теории о поголовном вхождении среднеегипетского трудового населения в разряд государственных работников — hmww njswt, она, на наш взгляд, в такой постановке больше дискредитирует сама себя, нежели склоняет на сторону автора. Заметим, что в экземпляре книги [Берлев 1972], подаренном нам Т. Н. Савельевой, на полях возле процитированного отрывка исследовательница прокомментировала тезис О. Д. Берлева так: "Скорее первое"

Вернемся к изображениям жатвенных подразделений в гробницах позднестароегипетских номархов Уринри и Хуниса. Напомним, что это были коллективы трех видов: на памятниках выделены основная трудовая единица дома-dt — ладейная ватага (jzt), вспомогательная ватага "малых" (z^ͻ nds) и собственно hmww njswt. С учетом композиции рассмотренных изобразительных сцен и пояснений к ним Ю. Я. Перепелкин заключил, что домашние ватаги и приданные им в помощь на время жатвы "слуги царевы" противостояли друг другу как разнопорядковые трудовые ресурсы, причем, с его точки зрения (которую мы, подчеркнем это, разделяем), "противоположность частной рабочей силы и государственной и тем самым "дома джт" царю или государству выражена здесь со всей желательной определенностью" [Перепелкин 1988б, с. 27].

О. Д. Берлев имел на этот счет принципиально иное мнение. Он отрицал тезис Ю. Я. Перепелкина о противопоставлении частной и царской рабочей силы, занятой в хозяйстве староегипетских вельмож, утверждая, что все указанные ее разновидности имели общий источник — государственный институт hmww njswt, которому уже в эпоху Старого царства, наряду с челядью, непосредственно называвшейся "слугами царевыми", принадлежали и все трудовые ватаги — как собственные, от pr dt так и вспомогательные сторонние. Аргументация этой позиции [Берлев 1972, с. 8–10], однако, представляется нам недостаточно веской, поскольку базируется она, по сути, на недоказуемых толкованиях изобразительного материала, пусть и имеющих право на существование, но все же не настолько очевидных, чтобы лечь в основу обобщающей научной реконструкции. Например, если рабочие подразделения ватажников и "слуг царевых" в частных хозяйствах вельмож были взаимозаменяемы (как позволяют думать сцены жатвы в гробнице номарха Уринри), из этого, нам кажется, еще не обязательно делать вывод, что ватаги "дома собственного" (и "малых") состояли исключительно из hmww njswt.

Роль царских hmww в жизнедеятельности личных домовладений prw njw dt, несомненно, принадлежит к ключевым аспектам проблемы социальной организации и общественных отношений в Египте 1-го Переходного периода — Среднего царства. Здесь мы бы хотели обратить внимание на один до сих пор не учтенный нюанс: при том, что "слуги царевы", как считается, могли входить в "собственность"-dt частных лиц, не нашлось ни одного памятника, подтверждающего принадлежность hmww njswt "дому собственному" — pr dt.

Впрочем, и обоснование принадлежности hmww одной лишь "плоти" (без pr) частных лиц строилось больше на догадках и допущениях, нежели на прямых свидетельствах источников. Так, на Мюнхенской стеле (начало XII династии) [Spiegelberg 1904], приводившейся в качестве одного из решающих аргументов в пользу вхождения hmww njswt в собственность-dt [Берлев 1972], изображение царского hmw[22] помещено в таком отрыве от челяди владельца стелы, обозначенной nj dt.f (hmw изображен на боковой грани памятника и к тому же отделен от основной вереницы домашних челядинцев — мужчин и женщин — группой из четырех hmwt), что впору задуматься, а не противопоставлен ли здесь в действительности "раб царев" работникам "собственным" — подобно тому, как это, по-видимому, имело место в гробницах верхнеегипетских номархов Старого царства? Предположение, что надпись nj dt.f — "собственные (от плоти) его", венчающая ряд мужской челяди на Мюнхенской стеле, относится и к вынесенному далеко за его пределы hmw njswt, конечно, небеспочвенно — учитывая, что древнеегипетская иконография допускала указания на социальный или профессиональный статус лишь одного изображенного с распространением этой характеристики на все остальные персонажи той же сцены [Davies, Gardiner 1926], — но все же это не более чем предположение. Что же касается принадлежности слуг царевых" "дому собственному", то на сей счет, повторим, как будто бы нет повода даже для догадок: в источниках не встречается ни бесспорных, ни заслуживающих доверия косвенных свидетельств, что hmww njswt могли быть от pr dt — более того, при знакомстве с некоторыми памятниками возникает подозрение, что эти институты (и соответствующие им понятия) в реальности — и в увековечивавших ее заупокойных текстах — были несовместимы.

Например, в одной из среднецарских гробниц с изображениями быта сановничьего домохозяйства "слуга царев" упоминается в довольно своеобразном контексте. Здесь имеется такая сцена: мальчик выпрашивает подачку у работника домашней продовольственной мастерской — šn^cw, тот же (отказывая?) ответствует: "Исчадие бегемота, ненасытнее ты hmw njswt, когда он пашет…" [Davies 1920, pl. XI]. Этот эпизод толковался следующим образом: феномен царских hmww был характерен не только для государственного, но и для личных вельможеских хозяйств, а кроме того, разряд hmww njswt поглощал практически все земледельческое население Египта и даже включал в себя челядь "домов собственных" [Берлев 1972; Перепелкин 1988а].

Мы не считаем такое толкование невозможным, поскольку, скажем, факт исполнения царскими hmww трудовых обязанностей (в первую очередь страдных полевых работ) в рамках частных домохозяйств подтверждается другими источниками — и куда более надежно. Вместе с тем нас занимает вопрос: случайно ли, что мальчик-попрошайка — существо ничтожное, праздное и докучливое — сравнивается челядинцем дома-dt не с кем-нибудь, а с hmw njswt? Подобное сравнение явно не в пользу последнего, и если "слуги царевы" изначально противопоставлялись трудовым ватагам "домов собственных" (а это, на наш взгляд, вытекает из рассмотренных выше сцен жатвы в гробницах номархов Уринри и Хуниса), то в приведенной реплике работника šn^cw можно расслышать отголосок особого отношения челяди, что от pr dt, к царским hmww, привлекавшимся в хозяйства вельмож: отношения презрительного и неприязненного, как к дармоедам, охочим до чужого добра.

В той же связи привлекают внимание два частных письма рубежа XII–XIII династий, свидетельствующие, что hmww njswt бежали с работ на "дома собственные": в одном послании идет речь о поимке такого беглеца, в другом — о мерах по предотвращению бегства его собрата [Griffith 1898, pl. XXXIV, XXXV]. Мы согласны, что эти документы подтверждают факт нахождения царских hmww в хозяйствах частных лиц, "к которым они так или иначе были прикреплены" [Берлев 1972, с. 14] Вопрос в том, каким был механизм этого прикрепления, а кроме того, опять же — не крылся ли за стремлением hmww порвать такого рода узы некий порок, присущий общественно-политической системе Египта эпохи Среднего царства, когда интересы частного домовладения и государства в сфере контроля над рабочей силой не были окончательно урегулированы, что и накладывало соответствующий отпечаток на статус и поведение трудового населения страны? Ведь если hmww, прикомандированные к домам-dt, спасались от этой повинности бегством, то hmww, состоявшие на царской службе, напротив, дорожили репутацией старательных и неутомимых работников, как следует из надписи одного казначея, направленного во главе отряда на поиски граувакки в Вади Хаммамат (конец XII династии) [Goyon 1956]. То обстоятельство, что само-аттестация "слуга (раб) царев" использовалась иносказательно — для выражения верноподданнических чувств, причем и весьма высокопоставленными особами [Берлев 1972], намекает на ассоциацию общественной категории hmww njswt в Египте прежде всего именно с государством.

Подведем предварительный итог. Большинство исследователей не сомневалось в том, что домашняя челядь среднеегипетской эпохи (за исключением входивших в нее иноземцев) практически поголовно принадлежала к разряду hmww njswt. Вместе с тем по поводу исторического периода, когда царские hmww якобы заполонили частный сектор, выдвигались разные соображения: согласно одной из версий, "царевыми слугами" были уже "ладейные ватажники", трудившиеся в крупных вельможеских хозяйствах Старого царства [Берлев 1972], по другой, староцарские hmww противопоставлялись частным ватагам как вспомогательная (сезонная) рабочая сила [Перепелкин 1988б], замена же работников "от плоти" государственными явилась отличительным признаком среднеегипетских общественных отношений [Перепелкин 1988а].

Мы считаем необходимым дополнительно учесть, что прямые доказательства (письменные подтверждения) существования hmww njswt в качестве njw ("что от") dt (pr dt) пока недостаточны или отсутствуют[23]. Следовательно, на сегодняшний день не исключается предположение о разной "социальной природе" института царских hmww и частных домохозяйств — в том числе и в эпоху Среднего царства.

Pr dt и hmww njswt

Одной из характернейших черт среднецарского времени считали вытеснение обширных вельможеских владений — "домов собственных" множеством мелких [Перепелкин 1988а]. При этом говорили о значительном сужении области применения термина dt за счет отхода или полного отказа от таких аспектов словоупотребления староегипетской эпохи, как обозначение предмета собственности, в первую очередь частного домохозяйства pr nj dt, и указание на родственные отношения [Берлев 1972]; условный рубеж, обнаруживающий это явление — правление Сенусерта I (который, кстати, тяготел к традициям Старого царства и всячески их поддерживал)[24].

Вместе с тем словом dt продолжали в прежней мере [Перепелкин 1966] пользоваться при описании разного рода зависимых людей, среди которых можно встретить "невольников"-b^ͻkw, работников(?)-mr(jj)t, а также представителей конкретных профессий, например, пастухов (mnjww); попадаются и просто "люди собственные"-rmt dt[25]; при этом зафиксировано несколько случаев принадлежности b^ͻkw, mr(jj)t и др. Дому-dt [Берлев 1972, с. 188–193, 195–196]. Так, на одной стеле IX–X династий [Borchardt 1927–1964, № 1571] упоминается (челядь) mr(jj)t.f njtpr.f nj dt.f — что, впрочем, неудивительно, ибо едва ли приходится ожидать повального упадка "домов собственных" уже в период междуцарствия, когда крупнейшие вельможи освободились от опеки Большого Дома и вновь зажили на манер независимых князьков. Однако и с завершением этого периода и объединением страны свидетельства источников о pr(w) dt полностью не исчезают. В гробнице супруги верховного сановника времен Сенусерта I, например, есть запись о pr.f dt.f [Davies 1920, pl. X, XIII, XIV]; аналогичные надписи на памятниках встречаются и позже, при Аменемхете II (b^ͻkw njw pr dt [Blackman 1914–1953, vol. III, pl. XV–XVII]), Мало того, pr dt фигурирует в гробнице областеначальника, жившего при Сенусерте III — могущественном царе, с именем которого нередко связывают окончательное подавление независимого номаршего сословия, причем в соответствующих надписях [Newberry 1893–1894 vol. I, pl. XVIII, XIX] имущество (в данном случае — стадо) вельможеского "дома собственного" противопоставляется имуществу фараона — как обыкновенно противопоставляется личное государственному [Берлев 1972, с. 197–198]. Обрывочные сведения о pr dt дошли и от поздней XII династии [Steckeweh 1936]. Живучесть этого института подтверждается тем, что упоминание о нем в традиционном значении "личное хозяйство" содержится в "Текстах Саркофагов" [Берлев 1972, с. 201]. Таким образом, крупное частное домовладение староегипетского образца, по-видимому, сохраняло какие-то позиции в административно-хозяйственной системе Египта на протяжении практически всего Среднего царства вопреки отмеченной тенденции к его ликвидации и замене небольшими "поместьями".

Указанная тенденция, наряду с количественным сокращением вельможеских домов-dt, возможно, характеризовалась и определенным качественным переосмыслением древней категории собственности dt в контексте личного домохозяйства и его взаимоотношений с государством. Несколько предварительных наблюдений. В гробничных надписях номарха Бакти (период междуцарствия) к его "собинным" людям применялось понятие dt [Newberry 1893–1900, vol. II, pl. VII], но при том нет никаких оснований полагать, что эти люди в целом звались hmww njswt; можно лишь думать, что вместо этого понятия в данном случае использовался термин mr(jj)t [Берлев 1972], которым, отметим, в Старое царство именовалось трудовое население вельможеских домохозяйств [Перепелкин 1988б]. Впрочем, в отсутствии обозначения личной челяди как царских hmww на памятнике, принадлежавшем сановнику периода смуты, нет ничего необыкновенного. Настораживает, однако, то, что и в но-маршей гробнице рубежа XI–XII династий, где, казалось бы, следовало ожидать определения изображенной домашней (njt dt. f) рабочей силы как государственных hmww njswt (если придерживаться тезиса о ее принадлежности в среднеегипетскую эпоху именно этой категории трудового населения), к ней применен все тот же термин mr(jj)t [Newberry 1893–1894, vol. II, pl. XI]. Правда, как надежно установлено на основании списков челяди корабельщика Беби (XIII династия) [Берлев 1972], hmww (и hmwt) могли подпадать под общее определение mr(jj)t — чади, что внутри дома" (m-hnw pr), откуда выводилась идея абсолютного тождества категорий mr(jj)t и hmww njswt; развивая эту мысль, О. Д. Берлев даже заключил, что "не существует проблемы mrjjt, которой до сих пор уделялось известное внимание. Есть только проблема hmww, составляющих эту mrjjf" [Берлев 1972, с. 124].

Не противоречит ли все же такая радикальная постановка вопроса тому факту, что термин mr(jj)t не только широко фигурировал в средне-египетских надписях, но и, по-видимому, постоянно подменял собой понятие hmww njswt? На том основании, что подобная подмена имела место в первую очередь тогда, когда речь шла о собственности частных лиц, может сложиться впечатление, будто владетельные особы Среднего царства в своих заупокойных надписях стремились избежать совмещения понятий, символизировавших частное — dt и государственное (царское). Случайно ли, что тот же Беби, пользуясь при перечислении личной домашней челяди-mr(jj)t ее "официальной" классификацией hmw(w) njswt, при упоминании своего хозяйства как "дома" — рr опускал определение "собственный" — dt? Добавим, что известный нам смотритель казны правителя Иниотефа III (XI династия) [Texts, № 614] использовал для обозначения имущества, переданного в его собственность "[царским] величеством владыки" (hmw nj nb(.j)) — фараоном, слово ds ("сам": jšt(.j) ds(.j)), которое в среднеегипетскую эпоху могло заменять классическое староегипетское понятие dt [Берлев 1972]. Любопытно, что в период междуцарствия собственность, которую, за отсутствием царя, считали пожалованием бога, при указании на данное обстоятельство также квалифицировалась термином ds [Ranke 1950].

Нам известен единственный пример бесспорного сочетания "частной" и "государственной" терминологии в одной фразе, касающейся добра, преподнесенного среднеегипетским царем в личную собственность подданному (XI династия): некий Хети, облагодетельствованный таким образом "величеством владыки (его)", нарек полученное (имущество) jšt njt dt [Берлев 1972, с. 178]. В общем ряду соответствующих источников, однако, данная надпись выглядит скорее как исключение — если не отражает переходный (бифуркационный) характер эпохи, когда новые явления социальной жизни еще не обрели законченную форму.

Похожий случай представляет собой надпись на стеле, датируемая тем же царствованием (Ментухотеп I), в которой о домовладении, названном pr dt, сказано, что оно приобретено благодаря царскому пожалованию [Берлев 1972, с. 194–195]. Вместе с тем эту надпись отличает одна деталь исключительной важности, которая поддерживает нас в мысли, что, не в пример Старому царству, когда государственные хозяйственные (трудовые) ресурсы могли привлекаться в качестве вспомогательных в частный сектор — и при этом не ликвидировать основ его самобытности, в среднеегипетском государстве целенаправленно утверждалась подкрепленная практическими мерами доктрина несовместимости домов собственных" со сферой влияния Большого Дома: дело в том, что слово рr в сочетании pr dt на указанной стеле детерминировано символом — ("запечатанный свиток папируса"), который в египетском письме, как известно, обозначал всевозможные абстракции [Gardiner 1977, Y^{_{1 (2)}}]; иначе говоря, в данном конкретном случае под pr (dt), скорее всего, подразумевали не "дом" — "домохозяйство" в староцарском смысле ("от плоти"), ассоциировавшееся с независимым статусом его владельца, а просто "имущество" — вообще все, что находилось в ведении данной персоны (включая причитавшееся ей по должности, см. ниже) [ср.: Берлев 1972, с. 195; 1978, с. 131].

Нельзя ли усмотреть в такого рода терминологических деформациях некогда устойчивого понятия, характерного для вельможеского древневотчинного уклада, симптом развивавшегося в эпоху Среднего царства процесса размывания этого уклада проникавшим в него государственным компонентом? Вспомним еще раз обессмысливание категории "дом собственный" за счет, как мы допустили, выпадения из этого словосочетания термина dt в надписи Беби, представители mr(jj)t (домашней челяди) которого фигурируют здесь под названием hmw(w) njswt. Возможно, аналогичное явление отражено и на плите XII династии, в письменном пояснении сцены смотра продовольственной продукции в хозяйстве (рr) одного номарха — современника Аменемхета II [Boeser 1909]: хотя и высказывалась уверенность, будто хозяин стелы имел в виду не просто дом, а именно "дом собственный" [Берлев 1972, с. 281 (LXIII)], определение dt в надписи все же отсутствует, и это наталкивает на соображение, что перед нами очередной пример качественного видоизменения "природы" староцарского домохозяйства под действием новых социально-политических тенденций.

Обратим еще внимание на фразу ndt nbt njt pr — "собственные [люди] всякие дома" (стела ранней XII династии) [Берлев 1972, с. 229], которую создатель памятника почему-то предпочел формуле "люди дома собственного" вроде mr(jj)t njt pr dt или b^ͻkw njw pr dt, сопоставим c этим примером размежевания понятий рr и dt тот факт, что люди-ndt в данном случае были распределены по профессиям, присущим царским hmww, а значит, скорее всего относились к трудовым ресурсам, которые находились под контролем государства и противополагались плоти традиционного вельможеского домовладения.

Итак, источники 1-го Переходного периода — Среднего царства дают основание для заключения, что в указанную эпоху шел процесс разложения крупных сановничьих хозяйств староегипетского типа — pr(w) nj(w) dt, который принял необратимый характер по завершении междуцарствия, когда развернулось массированное наступление государства на "частный сектор", пришедшее на смену характерному для древнейшего Египта сосуществованию фараоновых и относительно независимых фамильных номарших и прочих вельможеских владений. При этом одним из главных звеньев механизма, разрушавшего староегипетский "дом собственный", по-видимому, было проникновение в него слуг царевых" — hmww njswt, с обозначением которых в надписях, касающихся устройства и функционирования личных хозяйств знати, традиционное понятие dt (pr dt) или исчезало, или теряло исконный смысл[26] Попробуем детализировать государственную роль в этом процессе.

О механизме разложения государством "дома собственного"

Прежде всего зададимся вопросами: как царские hmww проникали в вельможеский дом-dt и чем объяснялось упрочение их позиций в частном домохозяйстве по мере объединения страны царями XI–XII династий? Происходило ли это изначально по доброму согласию обеих сторон, или фараоны в своем стремлении охватить государственным трудовым населением весь Египет были вынуждены изыскивать особые средства давления на номархов?

Обычай противопоставления hmww njswt работникам "домов собственных" в позднем Старом царстве, угадывающийся в тогдашней (рассмотренной выше) манере раздельного изображения и описания земледельческих сцен с их участием в гробницах номовой знати, мог бы свидетельствовать в пользу догадки о сопротивлении на местах попыткам Большого Дома приобщить к рабочей силе, что от dt, "слуг царевых" Вместе с тем позднестароегипетские вельможи не смогли или не сочли необходимым противиться внедрению в их домохозяйства "дворов"-hwwt (Глава 4), которое можно расценить как первый этап наступления государства фараонов на институт pr nj dt.

Важно, что "дворы" переходили в "собственность" сановников вместе с людьми, как следует хотя бы из гробничной надписи номарха периода VI династии Иби о передаче ему царем hw(w)t совокупно с челядью, которая, отметим это, обозначена термином mr(jj)t [Davies 1902, pt. 1, pl. VII; Urk. I, 144–145]. Как мы помним, в среднеегипетскую эпоху этот термин, охватывавший все трудовые ресурсы данного домохозяйства, распространялся и на царских hmww, на основании чего не только было сделано заключение о тождественности и взаимозаменяемости социальных категорий mr(jj)t и hmww njswt, но и рекомендовалось полностью пренебречь проблемой mr(jj)t, сосредоточившись на проблеме hmww как единственно актуальной в контексте среднецарских (и в целом древнеегипетских) общественных отношений [Берлев 1972]. Приняв все это к сведению, мы, тем не менее, будем исходить из того, что прямые доказательства абсолютной идентичности mr(jj)t и hmww njswt (в частности, для Старого царства) пока отсутствуют — зато имеются некоторые признаки органической связи mr(jj)t с pr dt, который, по нашей гипотезе, отторгал фараоновых hmww.

Прежде всего сошлемся на родство слова mr(jj)t с глаголом mrj — "любить", которое (в частности, с учетом семейного аспекта понятия dt) подсказывает, что древние египтяне подразумевали под mr(jj)t людей "возлюбленных" — "любимцев" их господина, иными словами, собственную, домашнюю чадь, преданную хозяину и пользующуюся его расположением и заботой [Берлев 1972; Перепелкин 1988б]. То, что люди-mr(jj)t по природе своей являлись именно домочадцами, подсказывает и список hmw(w) njswt корабельного начальника Беби, озаглавленный фразой о mr(jj)t "в-нутре дома" (m-hnw pr). Симптоматично, что хозяевами mr(jj)t в эпоху Среднего царства, судя по имеющимся источникам, были в подавляющем большинстве частные лица, причем общественная категория mr(jj)t включала в себя статус nj-dt (ndt) — "[человек] плоти", "собственный [человек]" [Берлев 1972]; отметим, что в известных на сегодняшний день среднеегипетских списках домашней челяди категории ndt и hmw непосредственно не пересекаются [Lange, Schäfer 1902–1925, № 20516; Texts, №№ 159, 1372]. К этому можно добавить прямые указания источников на вхождение mr(jj)t в собственность-dt (mr(jj)tf njt dt.f) [Borchardt 1911–1936, № 511; Newberry 1893–1894, vol. II, pl. XI] и принадлежность ее дому-dt (mr(jj)tf njt pr.f nj dt.f) [Borchardt 1937–1964, № 1571]. О близости "возлюбленных" частному вельможескому домохозяйству говорит и тот факт, что наиболее отличившиеся из них вербовались в его начальствующий штат [Берлев 1972], куда, как известно, нередко входили ближайшие родственники домовладельца (младшие братья, сыновья и т. п.).

Обнаруживаемая общность, присущая mr(jj)t и pr dt, на наш взгляд, противоречит тезису о полном социальном тождестве категорий mr(jj)t и hmww njswt при обсуждавшемся выше условии исконной чужеродности последних и "дома собственного" Нельзя ли этой общностью объяснить, в частности, то, что в надписях Среднего царства, касавшихся личного домохозяйства, для иносказательного обозначения принадлежавших ему hmww чаще всего использовался именно термин mr(jj)t?

Приложение этого термина к людям, поступавшим в староегипетские вельможеские дома-dt в составе фараоновых "дворов"-hwwt, возможно, отражает неспособность слабеющего государства эпохи позднего Старого царства довести до логического завершения начатые общественно-политические преобразования с целью утверждения в Египте централизованной административно-хозяйственной системы с характерным для нее государственным статусом абсолютного большинства работоспособного населения страны. Вместе с тем, вопреки наступившей вскоре смуте междуцарствия, наметившиеся центростремительные тенденции не угасли — мало того, в этом отношении среднеегипетское возрождение ознаменовалось качественным прорывом, одним из приоритетных направлений которого, как мы полагаем, как раз и явилась активная государственная кампания массового перевода трудовых ресурсов Египта в разряд hmww njswt.

В отличие от эпохи Старого царства, когда столичные власти были ограничены в возможности распространения своего влияния на "частный" сектор экономики, контролировавший местный людской и материальный потенциал (не исключено, порой вплоть до поглощения собственностью-dt элементов государственной "внешней" собственности rwt [Прусаков 1999в]), среднеегипетское время оставило следы радикальных мер, предпринятых Большим Домом для разрушения векового уклада крупных вельможеских домохозяйств. От XII династии до нас дошел трактат — так называемое "Поучение Схотепибра" [Lange, Schäfer 1902–1925, № 20538], в котором превозносилась роль hmww как первоосновы всякого благосостояния. Автор "Поучения" — царский казначей (в действительности, вероятно, не сам Схотепибра, а один из его предшественников на этом посту [Берлев 1972]), лицо слишком высокопоставленное, чтобы не признать в нем искреннего выразителя государственных интересов, настоятельно рекомендует соотечественникам обзаводиться hmww, поскольку лишь они в состоянии успешно заниматься хозяйством и производить продовольствие и прочие материальные блага. Поучающий внушает, что без hmww не выстоять никакому дому, не быть ни земледелию, ни скотоводству; при этом он предостерегает, что главные творцы богатства и высокого социального положения — hmww предназначены только достойным, подразумевая необходимость безоговорочного служения царю, который, самолично распоряжаясь hmww, соответственно, является единственным гарантом благополучного, сытого существования египетского населения ("царь — это пища"). Подчеркнем, ч. о, хотя Схотепибра и называет челядь, полагавшуюся "достойным" за верную царскую службу, mr(jj)t, истинными властителями его дум все-таки являются именно hmww, причем в провозглашении их опорой любого домохозяйства можно усмотреть намерение "дисквалифицировать" и, в итоге, перевести в иное качество ту самую mr(jj)t, которая искони была "плоть от плоти" и формировала материальную основу самобытного вотчинного домовладения.

В целом же рассматриваемый трактат внушает подозрение, что выгоды обладания hmww njswt в Египте Среднего царства были очевидны отнюдь не всем, и далеко не все трудовое население страны подпадало под эту категорию даже при могущественной XII династии — иначе, наверное, не имело бы смысла сочинять столь откровенно пропагандистский текст, который, исходя из высказанных соображений, мы расцениваем как образчик идеологического обеспечения целенаправленной государственной политики разрушения института pr dt, стоявшего на пути самодержавной власти фараонов.

За идеологическим флером, покрывавшим среднецарскую политико-административно-хозяйственную реформу, впрочем, просматривается вполне реальный механизм ее осуществления. Качественная реорганизация (читай: ликвидация) "дома собственного" была теснейше увязана с изменением качества рабочей силы, занятой в повседневном производственном процессе. В том же "Поучении Схотепибра" hmww предстают в роли ihwtjw — профессиональных индивидуальных земледельцев, чем и определяется их принципиальное отличие от работников классического староегипетского pr (nj) dt, действовавших главным образом неспециализированными "ладейными ватагами". Как установлено, hmww njswt без конкретных занятий не существовало; "слуги царевы" прежде всего были профессионалами, обязанными неукоснительно следовать государственной трудовой разнарядке. Так, например, в списках челяди знакомого нам Беби и некоей Сенебтис (оба датируются XIII династией) все hmww njswt тщательно расписаны по родам деятельности [Берлев 1972]. Обратим, кстати, внимание, что если Беби называет своих челядинцев mr(jj)t, то Сенебтис это слово опускает, и здесь мы вправе предусмотреть вероятность того, что последний факт (учитывая "социальное родство" категорий mr(jj)t и dt, см. выше), наряду со свидетельством источников о профессионализации личной челяди, отражает упадок "домов собственных" который на исходе Среднего царства, надо полагать, должен был обозначиться в полной мере.

Нельзя ли, однако, хотя бы в самых общих чертах зафиксировать развитие этого процесса на более ранней его стадии? Обратимся вновь к Мюнхенской стеле (начало XII династии), на которой, напомним, изображены вереницы мужчин и женщин — домашних работников-dt, причисленных к разряду "слуг царевых" на том основании, что одна из мужских фигурок на памятнике обозначена как hmw njswt [Берлев 1972]. Вместе с тем, поскольку этот единственный hmw показан не только на изрядном удалении от главной мужской процессии челядинцев, но и в отрыве от встречной ей колонны женщин той же категории, смысл композиции можно с неменьшим основанием истолковать и в контексте намеренного, в духе Старого царства, противопоставления частной и государственной рабочей силы [Перепелкин 1988б]. С другой стороны, люди, помеченные на Мюнхенской стеле словами nj dt.f сплошь профессионалы (земледельцы-ĭhwtjw и разного рода домашние сервы), а это, как мы знаем, является отличительной чертой не кого иного, как царских hmww.

Обсуждаемые противоречия в фактическом материале, предоставляемом Мюнхенской стелой, мы бы попытались устранить следующей его интерпретацией. Присутствие hmw njswt в общей сцене шествия частных работников можно расценить как знак того, что процесс "огосударствления" уже затронул данное домохозяйство, вынесение же этого hmw далеко за пределы центральной композиции — как намек на сложности, сопровождавшие проникновение государственного компонента в "дома собственные": хотя здешние работники и превращаются в профессионалов — трудовые ресурсы принципиально иного качества в сравнении с типичными для prw dt "ладейными ватагами", их пока еще не всегда стремятся прямо переименовывать в "слуг царевых" — напротив, продолжают настаивать на их принадлежности "плоти" хозяина (правда, подчеркнем еще раз, уже не "дома от плоти", каковое понятие, похоже, не уживалось с "царской" терминологией). Иными словами, мы подозреваем, что политика среднеегипетских фараонов, направленная на строительство деспотического государства, сталкивалась с последовательным сопротивлением среды крупного частного домовладения, к которой, насколько можно судить, принадлежало и хозяйство заказчика Мюнхенской стелы [Берлев 1972].

Для сравнения, на другой стеле времен XII династии hmw njswt неизвестного рода занятий упоминается уже не порознь, а в одной тесной компании с челядинцами-профессионалами, которые при этом, однако, не охарактеризованы как люди-dt и, согласно имеющейся оценке, являются поголовно царскими hmww [Берлев 1972, с. 62–63]. Данный пример мы бы предложили в качестве иллюстрации тезиса о постепенном вытеснении из личных хозяйств эпохи Среднего царства работников-dt "слугами царевыми" — или, иначе, об обращении первых в профессиональную рабочую силу, которая противоречила традиционному укладу "дома собственного" и способствовала дезорганизации этого института. Предварительное допущение: профессионализация, воздвигая барьер между работниками, занятыми в частном домохозяйстве, и "плотью" (как архаической формой собственности) их господ, лежала в основе механизма переквалификации трудового населения Египта в разряд hmww njswt.

Излишне, повторяясь, подробно останавливаться на том, что практически весь процесс подготовки царских hmww и их распределения по профессиям во времена Среднего царства находился в руках Большого Дома. По-видимому, именно тогда в административную практику древнего Египта вошел регулярный смотр государственных работников — snhj [Берлев 1978], ставший в новоегипетскую эпоху неотъемлемым атрибутом "имперской" системы управления [Богословский 1981, 1984]. Как впоследствии smdt (основная разнорабочая масса населения) Нового царства, среднецарские hmww njswt (они же — smdt в хозяйстве фараона [Берлев 1978]) безраздельно принадлежали государству и использовались исходя исключительно из его конкретных нужд, причем потомство hmww также вовлекалось в централизованный круговорот государственных трудовых ресурсов по достижении работоспособного возраста [Виноградов 1997б].

О значении, которое придавалось профессионализации работников в Египте Среднего царства, дает представление и тот факт, что она касалась не только коренного населения, но и иноземцев (например, "ханаанеян" — ^сͻmw), потоком поступавших в страну начиная с царствования Сенусерта II и, по-видимому, выполнявших все обычные для hmww njswt трудовые повинности [Берлев 1972, 1978]. К слову, не тем ли отчасти объяснялся ввоз в Египет при XII династии чужеземной рабочей силы, что государство в своей реформаторской деятельности столкнулось с нехваткой свободных рук для пополнения контингента царских hmww или людей с их функциями, обусловленной противодействием среды prw njw dt на фоне общего демографического спада в стране [Butzer 1976] на исходе тяжелого социально-экологического кризиса рубежа III–II тыс. до н. э.[27]? Добавим: профессионализация открывала широкую перспективу трудовой специализации в рамках мелких и средних личных хозяйств с вытеснением ими крупных самодостаточных "домов собственных", экономика которых была ориентирована на полный замкнутый производственный цикл [Перепелкин 1988б]. Примечательно, что в египтянах вырабатывалось особое отношение к профессиональному труду как к священнодействию — служению божеству, покровительствовавшему данному ремеслу [Берлев 1978].

Весьма вероятно, что централизованная реорганизация административно-хозяйственной системы древнего Египта в направлении специализированного профессионального производства и государственной монополии на основные трудовые ресурсы страны коренилась в земледельческой сфере — и там же нашла первоочередное практическое воплощение. По нашей гипотезе [Прусаков 1999а, в], замена на полях страны архаических "ладейных ватаг" индивидуальными земледельцами-ĭhwtjw находилась в непосредственной связи со снижением нильского стока во второй половине III тыс. до н. э., которое привело к значительному сокращению площади заливных (самых плодородных) земель в пойме Нила[28] и обусловило потребность населения в прогрессивной, в частности, гораздо более тщательной технологии их учета и обработки. Таким образом, указанный экологический фактор, возможно, послужил одним из "ключей" к новому каналу эволюции древнеегипетского общества: изменение вмещающего ландшафта дало толчок административным преобразованиям в важнейшей хозяйственной отрасли Египта — земледелии, которые повлекли за собой уже "лавинообразный" процесс социально-политической реорганизации, охвативший всю страну и сформировавший в ней дентрализованное государство. Став первым профессиональным слоем общеегипетского масштаба (и в комфортных экологических условиях, и, тем более, при их ухудшении кого, как не земледельцев — основу основ всякой челяди [Берлев 1972], было бы логично прежде всего поставить под жесткий контроль центральной администрации?), "индивидуалы"-ĭhwtjw, по-видимому, и легли в фундамент государственной монополии на трудовые ресурсы, предназначенные к переквалификации в разряд hmww njswt: ведь самая ранняя информация о "слугах царевых" свидетельствует о том, что они были заняты именно на полевых работах, к которым привлекались, в частности, для помощи номархам, чьи домохозяйства в период страды испытывали нехватку рабочих рук. Кстати, появляется дополнительное соображение по поводу причин этой нехватки: не была ли она, помимо всего прочего, обусловлена и начавшимся целенаправленным изъятием земледельцев, получавших профессиональный государственный статус, из домов-dt, куда затем бывших ватажников, пользуясь искусственно создаваемым дефицитом людей "плоти" со всеми вытекающими отсюда для их хозяев проблемами, пытались внедрять уже в новом качестве — царских hmww? С другой стороны, такая политика фараонов грозила разрушением самобытного уклада вельможеских домовладений и, вероятно, должна была вызвать их активное противодействие державным планам Большого Дома, в чем мы бы усмотрели одну из предпосылок краха Старого царства и, в перспективе, серьезное препятствие строительству централизованного государства в среднеегипетскую эпоху.

К симптомам противостояния фараонов и вельмож в Египте Среднего царства в данном контексте можно было бы отнести свидетельство все той же Мюнхенской стелы (ранняя XII династия), на которой, как уже отмечалось, ihwtjw изображены среди челядинцев "от плоти"; при этом, на наш взгляд, есть повод для предположения о взаимной обусловленности двух явлений среднеегипетской реальности: удержания на руинах prw njw dt остатков самобытного домовладения и сохранения за такими еще не полностью лишенными политико-экономической независимости вельможескими домами некоторого количества земледельцев категории dt. Что до окончательного размежевания земледельческого населения и челяди, обслуживавшей личные усадебные хозяйства, то оно имело место, по-видимому, ближе к Новому царству, с утверждением в Египте централизованного государства (иными словами, по завершении Второго социально-экологического кризиса): судя по источникам, лишь с XVIII династии земледельцев перестают причислять к домашним работникам (в ту эпоху — так называемым "послушным призыву" — sdmw ^cš) [Богословский 1979].

Как следствие из этого, наш вывод таков: массовая профессиональная специализация с превращением в государственную рабочую силу древнеегипетского трудового населения — и прежде всего его основного, земледельческого компонента (профессионализация которого, по-видимому, нанесла по "архаическому" вотчинному хозяйству знати решающий удар) растянулась практически на весь среднецарский период, явившись важнейшей составляющей социальной революции в Египте позднего III — раннего II тыс. до н. э. Иначе говоря, там, где обычно видят сложившуюся, едва ли не застывшую систему государственных и общественных отношений, мы наблюдаем бифуркационный процесс, далекий от завершения: конкретно, на наш взгляд, ни термин, ни, тем более, фактический статус hmww njswt в эпоху Среднего царства не охватывали всего трудящегося населения страны — хотя, несомненно, среднеегипетское государство стремилось именно к такому положению дел, о чем вполне убедительно свидетельствуют соответствующие источники.

Так, наряду с Мюнхенской стелой, на которой земледельцы причислены к домашней челядич-dt, от XII династии сохранились и документы, квалифицирующие ihwtjw как казенную рабочую силу, которая поступала в распоряжение вельможи лишь вместе с государственной должностью, жалуемой царем верноподданным. В целом, имеющийся документальный материал как будто бы указывает на то, что должностная принадлежность являлась неотъемлемой чертой профессиональных трудовых ресурсов — hmww njswt, находившихся под рукой фараона: данные о внедолжностных "слугах царевых" в источниках отсутствуют [Берлев 1972]. Последнее обстоятельство еще раз подтверждает нашу мысль об органической несовместимости классического pr dt и института царских hmww.

Здесь уместно вспомнить, что управители укомплектованных рабочей силой фараоновых " дворов"-hwwt, внедрявшихся в староегипетские "дома собственные", были в массе своей наделены государственными должностями [Перепелкин 1988б] — но на той, начальной стадии подавления государством вельможеских "домов" пока подчинялись их администрациям. Попадание в персональную зависимость от должностных имущественных пожалований Большого Дома, в значительной мере обусловленную распространением его земледельческой монополии, окончательно лишало потомственную провинциальную знать хозяйственной и политической самостоятельности — другими словами, развитая среднецарская система "оплачиваемых" должностей, жестко сориентированная на централизованное распределение основных материальных и трудовых ресурсов страны, по-видимому, на соответствующей стадии эволюции древнеегипетской цивилизации стала действенным государственным инструментом разложения и ликвидации независимого самодостаточного дома-dt. Факты говорят о том, что в эпоху Среднего царства переход в служилый разряд был чреват для вельможи расслоением его домохозяйства на "дом отца" (pr ĭt) — личное наследственное владение — и (случай областеначальника) "дом номарха" (pr h^ͻtj-^c) — владение должностное, причем в приводимом примере (ранняя XII династия) вновь обращает на себя внимание полное отсутствие в составе усеченной частной — "отчей" собственности земледельцев: все они были сосредоточены в "казенном доме" рr h^ͻtj-^c [Берлев 1972]. Добавим в повторение уже высказанных соображений: весьма возможно, что данного рr h^ͻtj-^c (если только он был потомственным номархом, а не выдвиженцем на этот пост из числа лично преданных царю "малых") вынудила перейти на службу государству именно боязнь остаться без земледельцев и прочих hmww njswt, необходимых для эффективного функционирования его хозяйства, и лишиться высокого социального статуса.

Отметим, что в своей политике формирования служилого сословия среднеегипетское государство активно использовало идеологические рычаги, пропагандируя достоинства административной карьеры. В так называемом "Поучении Ахтоя" (начало XII династии) [Brunner 1952; Helck 1970а], например, прямо говорится о материальной выгоде, которую сулит человеку ремесло писца: грамотей на государственной службе обеспечен и людьми, и имуществом, и важным общественным положением — иначе говоря, среднеегипетскому обывателю надлежало свыкнуться с мыслью, что в новом государстве только должность дает гарантию личного благосостояния.

Конечно, нужно учесть ту специфическую особенность государственной должности эпохи Среднего царства, что в источниках она иногда фигурирует как объект личной собственности (dt) ее исполнителя, подобно земле, скоту и любому другому имуществу. Так, несмотря на четкое разграничение "отцовского" хозяйства (pr it) и должностного владения (рr h^ͻtj-^c — "дома номарха"), последнее представляется известному нам областеначальнику частью его "дома собственного" (pr dt) [Берлев 1972, с. 185]. В другом документе времен той же XII династии идет речь о "собственных" жреческих должностях (j^ͻwt njwt dt) [Texts, № 101]. Работники, поступавшие в пользование служилых людей вместе с должностями, не исключено, также мыслились "собственными" — ndt [Берлев 1972, с. 244–245]. Более того, как свидетельствует целый ряд источников, среднеегипетская должность со всеми ее доходными статьями могла быть передана по наследству, продана и даже отдана в рост [Берлев 1972, с. 178–188, 254–262].

Такого рода внешние признаки, однако, еще не дают оснований для проведения аналогии с отношениями собственности, существовавшими в староцарскую эпоху — пору независимых вельможеских домохозяйств. Хотя должность в Среднем царстве и наследовалась, нередко переходя в бессрочное владение потомков ее получателя, предоставлялась она изначально все же царем, и царскому же утверждению (пусть и формально, но тем не менее) подлежал каждый акт должностного наследования [Берлев 1972, с. 179, 186]. Кроме того, распоряжение должностью и приданным ей хозяйством ограничивалось их неотделимостью друг от друга, так что должностное имущество не отчуждалось произвольно по частям — лишь целиком и вместе с должностью [Берлев 1972, с. 255]. Если в Старом царстве челядь, которая даровалась фараоном частному домовладению в составе " дворов"-hwwt во главе с их управителями — государственными должностными лицами [Перепелкин 1988б, с. 143], пере-подчинялась администрации дома-dt и таким образом, по-видимому, выходила из-под всеобъемлющего контроля Большого Дома, то безраздельная принадлежность государству должностных работников эпохи Среднего царства — как hmww njswt — уже не вызывала сомнений [Берлев 1972, с. 245]. Наконец, среднеегипетская государственная должность, кем и сколько бы она ни провозглашалась владением-dt, на практике могла быть отнята у недостойного или преступного "владельца" ее истинным распорядителем — царем по его произволу [Берлев 1972, с. 181, 257–258].

Короче говоря, вполне очевидно, что должность в Среднее царство не являлась частью "плоти" ее обладателя в староцарском представлении о собственности; по сути, она была продуктом и инструментом государственной реформы, при этом наличие в среднеегипетских источниках, упоминающих о должностных отношениях, "архаических" терминов собственности (dt, pr dt), на наш взгляд, позволительно расценивать, с одной стороны, как признак местами еще не угасшего сопротивления державной политике фараонов, с другой — как своего рода дань центральных властей переходному времени, когда потребность в снижении остроты общественного конфликта могла оправдывать снисходительное официальное отношение к использованию понятий и символов уходящей эпохи.

Итак, институт среднеегипетской государственной должности, который, развиваясь и постепенно поглощая материальный потенциал страны, становился для ее управляющих слоев единой основой личного благосостояния и социальной значимости, но при этом освещался в надписях должностных лиц в отмирающих категориях "архаической" частной собственности, по-видимому, играл промежуточную роль заместителя классических независимых владений от dt на этапе становления в Египте централизованной деспотической власти фараонов. Специализация трудового населения страны, подорвавшая древнейший уклад многофункциональных "ладейных ватаг" — фундамент самобытного вотчинного домохозяйства, формирование профессионального слоя hmww njswt, полностью подконтрольного государству с его регулярными смотрами рабочей силы, распределение hmww, оккупировавших важнейшие отрасли производства, и материальных ресурсов преимущественно между исполнителями должностей в новой административно-хозяйственной системе страны, вытеснение и подмена казенными должностными держаниями владений вельможеской "плоти" — таким в общем виде представляется нам механизм разрушения "дома собственного" потомственной знати и в целом староегипетских общественных отношений.

Необходим, однако, еще один, завершающий штрих, подытоживающий нашу версию образования централизованного государства в древнем Египте. Вернемся к такому важному аспекту государственной должности эпохи Среднего царства, как обычай среднеегипетских фараонов отбирать ее у заподозренных в неверности или провинившихся подданных, низводя разжалованных администраторов, которые целиком зависели от казенного должностного обеспечения людьми, продовольствием и имуществом, до положения бесправных hmww. Подобная практика обнаруживает своего рода качественную социальную связь между служилым и трудовым сословиями, которая выражалась в их одинаковой бесправности перед фараоном и как нельзя лучше раскрывала самодержавный характер нового государства, стремившегося к абсолютному подчинению страны царской власти. Но главное, на наш взгляд, в том, что отмеченная особенность системы управления государством Среднего царства весьма далека от представленной нами в предыдущей главе староцарской модели перераспределения властных полномочий, людских и материальных ресурсов страны между владетельными сановниками и царем в порядке дарообмена.

Мы выдвигаем гипотезу: глубинный смысл социально-политических преобразований в Египте конца III — начала II тыс. до н. э. состоял в окончательной ликвидации отношений дарообмена, базировавшихся на архаической форме собственности, оплотом которой являлось крупное вельможеское домохозяйство — pr dt. Подменяя и вытесняя "дом собственный" казенным должностным владением с работниками, жестко приписанными к определенным родам деятельности, Большой Дом ограничивал сферу дарообмена, в которой ему грозила опасность ответных даров, утверждавших независимый общественный статус контрагентов. Сам факт отъема должностей мы бы расценили как свидетельство того, что среднеегипетские фараоны окончательно отступились от такого средства постановки в зависимость, как невозмещенный дар, освоив к тому времени более действенные политико-экономические способы угнетения подданных.

Завершая главу, коснемся еще одного обстоятельства, характеризовавшего процесс разложения вельможеского "дома собственного" Повторим, что ослабление его позиций в среднеегипетскую эпоху сопровождалось значительным сужением области применения термина dt; так, при обозначении челяди он теперь относился почти исключительно к той ее части, которая подпадала под категории mr(jj)t и frkw [Берлев 1972]. О mr(jj)t и ее тесной связи с pr dt, а также возможности вхождения в нее hmww njswt, мы уже говорили. В отличие от mr(jj)t, b^ͻkw резко противопоставлялись царским hmww. Этот специфический разряд зависимого трудового населения ("рабы"), как правило, не ассоциировался с конкретными профессиями, что роднит tfkw со староегипетскими "ладейными ватагами" от pr dt. "Родство" b^ͻkw с "домом собственным" проявляется и в том, что они находились в полном распоряжении домовладельцев; b^ͻkw считаются рабами в буквальном смысле слова: они эксплуатировались в частных хозяйствах, их продавали и покупали, и при этом, что особенно важно, они находились вне сферы государственного учета и распределения рабочей силы [Виноградов 1997б]. Примечательно, что среднеегипетские сановники, имея в должностном владении многочисленных царских hmww, в своих надписях не забывали упомянуть о факте покупки пусть даже одного-единственного b^ͻk. Цена "раба" была очень высока (и оставалась таковой до Нового царства [Богословский 1979]), так что, не исключено, его приобретение считалось делом особого престижа. С другой стороны, такое специально отмечаемое приобретение, принимая во внимание принадлежность frkw исключительно частным домохозяйствам, можно истолковать как отголосок борьбы последних за остатки своей самостоятельности.

В данном контексте любопытна одна деталь тогдашнего эпистолярного языка: авторы писем в массовом порядке именовали себя "рабами дома собственного" (b^ͻk nj pr dt) того, к кому они взывали. Выскажем предположение, что в этой формуле в качестве вежливой условности употреблялось не только слово b^ͻk [Берлев 1972], но и термин pr dt — иными словами, важно было не просто назваться чьим-то "рабом", а еще и польстить самолюбию адресата, обратившись к нему как к независимому домовладельцу. При этом использование слова b^ͻk, возможно, приобретало дополнительный смысл: я, мол, не из царских hmww, чужеродных твоему "дому собственному" и разрушающих его вековой уклад, я — b^ͻk, созидатель и неотъемлемая часть твоей "плоти" В целом, на наш взгляд, закономерно, что крепнувшее среднеегипетское государство пресекало "рабовладельческие" отношения [Виноградов 1997б], "рабов" в Египте Среднего царства было очень немного [Берлев 1972], и высокая цена на них могла служить средством сдерживания роста их численности, т. е. являться одним из элементов целенаправленной государственной политики ликвидации института pr dt.