Ранние стихотворения (1896-1910)

Слетались облака и стаи птиц ночных

На кипарисы Бриз кружил благоговейно

Как у возлюбленных сплетая ветви их

Как романтичен был тот домик возле Рейна

С такими окнами большими и с такой

Крутою крышею где флюгер басовито

Скрипел в ответ на шепот ветра Что с тобой

А ниже на дверях была сова прибита

Над низкою стеной бриз пел и выл взахлеб

А мы болтали и читали то и дело

На камне выбитую надпись в память об

Убийстве Ты порой на камне том сидела

— Здесь в тысяча шестьсот тридцатом убиенный

Почиет Готтфрид молодой

В душе невесты он пребудет незабвенный

Усопшему Господь навек даруй покой

Гора вдали была обагрена закатом

Наш поцелуй как сок смородиновый тек

И ночь осенняя мерцающим агатом

В слезах падучих звезд легла у наших ног

Сплетались крыльями любовь и смерть над нами

Цыгане с песнями расселись у костров

Мчал поезд глядя вдаль открытыми глазами

Мы вглядывались в ночь прибрежных городов

Закат над Рейном чист и тянет вдаль тоска

На свадьбе в кабачке гуляющие пары

Тоска Кругом дымят кто трубкой кто сигарой

Тут спит любовь моя в зловонье табака

Du dicke Du[22] Любовь как бумеранг верна

Верна до тошноты вернувшись тенью снова

Аллеей тополей вдоль берега речного

Мерещатся столы с бутылками вина

Влюбленный граммофон в пылу И тенора

Которым жизнь чужда как женщина живая

За десять пфеннигов квартетом изнывая

Готовы про любовь скулить хоть до утра

Гуляет городок Румяны от питья

Два толстяка wie du[23] белесых табакура

Моя нездешняя но тоже белокурой

Была О Господи да будет власть твоя

Пусть обратится в снедь святая плоть твоя

Пусть молодая пьет и гомонит застолье

Все в памяти Любовь твоя да будет воля

Не продохнуть уже Расстанемся друзья

Друзья расстанемся Я слышу вдалеке

Шум веток на ветру и пение кукушки

И елки рейнские как добрые старушки

Со мной судачили о злой моей тоске

У придорожного Христа стою опять я

Крест почернел коза пасется у распятья

А хутора вокруг томятся от страстей

Того кто вымышлен но мне всего милей

Лачуги вразнобой видны на заднем плане

Коза глядит с тоской как под вечер крестьяне

Покинув бедный лес оставив нищий сад

Бредут усталые уставясь на закат

Пропахший скошенной травой сухой и пряной

Как бог языческий округлый и багряный

Подстать моей душе уходит солнце в ночь

Ни людям ни Христу ее не превозмочь

Христос из дерева томится у дороги;

Привязана коза к распятью, и убоги

Селенья, что больны от горьких дум того,

Кто создан вымыслом. Я полюбил его.

Коза, подняв рога, глядит на деревушки,

Объятые тоской, когда с лесной опушки,

С трепещущих полей или покинув сад,

Усталый люд бредет и смотрит на закат,

Благоухающий, как скошенные травы.

И как моя душа, округло и кроваво,

Скользит языческое солнце в пустоту,

Скрываясь в сумраке и смерть неся Христу.

Руины Рейна-старика

Здесь тень здесь мы нежны и кротки

Но открывает нас река

И поцелуи шлют нам с лодки

Внезапно как любовь на нас

Нисходит вечер на руины

И нам являются тотчас

То нибелунги то ундины

По виноградникам ночным

Разносятся хмельные пени

Там гномы пьют Все мало им

Не бойся слушай Рейна пенье

Владычица с цветком фасоли белокура

И крошка Иисус как мать русоволос

В глазах ее лазурь и столь нежна фигура

Как будто Параклет[25] сюда ее занес

На триптихе с боков две мученицы млеют

Восторженно грустя о принятых страстях

И внемлют ангелам которые белеют

На тесных небесах набившись как в гостях

Три дамы и малыш У них в предместье Кельна

Фасоль росла в саду как там заведено

Летели журавли и мастер их невольно

Занес в небесный причт к себе на полотно

Прелестней в том краю не сыщется виденья

Живя у рейнских вод она молилась всласть

Портрету своему где в набожное рвенье

Достойный мэтр Гийом вложил земную страсть

В ее руке цветок, она светловолоса,

И так же белокур Исус, ее дитя.

Глаза ее чисты, как утренние росы,

Большие, синие, они глядят, грустя.

На створках триптиха застыли две святые,

Задумавшись о днях своих великих мук;

И ангелочков хор мелодии простые

Выводит в небесах, пугливо сбившись в круг.

Три дамы и дитя когда-то в Кельне жили.

Цветок близ Рейна рос… И, вспомнив журавлей,

Художник поспешил представить в изобилье

Малюток с крылышками облака белей.

Прекрасней Девы нет. Близ Рейна в доме скромном

Жила она, молясь и летом и зимой

Портрету своему, что мастером Гийомом

Был создан в знак любви небесной и земной.

За жемчугом речным вниз головой сквозь воду

То голубую то как охра в непогоду

Тень впереди тебя летит в стальную мглу

Рога трубят Тра-ра ветра гудят У-у

Вниз головой глаза открыты промельк плоти

И ноги буквой «V» распахнуты в полете

А корабли плывут волне наперерез

И поезд берегом ползет прополз исчез

По Рейну движутся паромы

Весной и летом там и тут

На них паромщики как дома

И тянут лямку и живут

За годом год снуют паромы

Покуда не уснут на дне

Влекут их цепи в глубине

Невидимы и невесомы

Паромщик в будке день-деньской

Проводит на лежанке сгорбясь

Святого Христофора[26] образ

Да перед ним цветы весной

Да четки да его услада

Две-три бутыли под столом

С прозрачным золотым вином

Иного старику не надо

Когда же колокол зовет

С ночного берега порою

Под ливнем или под луною

Паромщик крестится и вот

Встает обувку надевает

Гремит цепями гонит сон

Святого Христофора он

Себе на помощь призывает

Входите все И ты Христос

И вы ребята и красотки

Здесь места больше чем на лодке

Вам для любви молитв и слез

А все ж ему милей картина

Карет погруженных на борт

Все вдоль реки плывут Он горд

Что правит поперек стремнины

До смерти кружат по волне

Паромщики снуют паромы

В воде их цепи невесомы

И не видны на глубине

До изнуренья до истомы

Тяни паром тяни паром

Туда оттуда чередом

По Рейну движутся паромы

В сумрачной чаще сердца рог протрубил

Там шла охота на ланей воспоминаний

И тогда я унес этот лес трубящий лес во мне растущий

В гущу рощи

Забыв про женихов сбежавших с обрученья

Весна ерошит пух расцветки голубой

Качая кипарис под птицей голубой

Под принцем нежных грез и первого влеченья

Мадонна нарвала левкоев на букет

И завтра на заре шиповником захочет

Переложить гнездо голубок коих прочит

За голубей что мчат в закат как Параклет

В лимоновых кустах исполненные страсти

Любезной нам звучат стенанья пылких дев

Подобно векам их сады дрожат от счастья

Лимоны их сердец висят среди дерев

Сестрицы я люблю Мы все больны любовью

Сестрицы мой Амур пропал на полпути

Скорей сестра скорей бы нам его найти

Забудем про сердца сочащиеся кровью

А ветреный Амур порядком разозлясь

На то что был в ночи застигнут у фонтана

Когда стоял тайком на ирисы мочась

Родник и горизонт взмутил дыханьем пьяным

Красавицы за ним ударились вдогон

Спустили голубей Проказник где-то рядом

А он издалека пристроившись за садом

Бьет золотой стрелой в качнувшийся лимон

И пронзены сердца И стрелкой обозначен

Тот час когда родник красоток встретил плачем

В ночи и отомстив Амур вспорхнул опять

А их печаль в садах осталась тосковать

Скопленье лепестков под персиком в цветенье

Как злые ноготки нежнейшей из подруг

Лишь в мае отцветут вишневники вокруг

Пригоршней их цветов рассыпаны селенья

Садов-то в деревнях раскиданных окрест

Вокруг пустых лачуг раздолье птицеловам

Скорее ветер в путь Простимся с этим кровом

Где столь таинственен любой фатальный жест

Деревья на ветру трепещут точно веки

И принялись моргать вишневые кусты

Проходит птицелов силки его пусты

Ждут простодушных птиц чирикающих с ветки

По селам в солнцепек раскиданы сады

Где из травы пестрят гвоздики серым цветом

И ящерки презрительно-горды

Шарахаются гекк чуть не бранясь при этом

Для путника в садах соблазнам счета нет

То поманят с оград настурцией склоненной

То дикий виноград и цепкий страстоцвет

Протянутся к нему сплетя шипы короной

Весна садов и сел опалена слегка

Мимозами с утра а ночью светляками

Толпа нагих принцесс идет издалека

Глядеть на свет пыльцы и в пляшущее пламя

Зеленый горизонт разорвало на миг

Являя синеву пучины своевольной

И тонущий закат принцессам что довольны

Кончиной божества влюбившегося в них

Вздувайся к ночи глубь Голодными зрачками

Акулы до утра следили издали

За костяками дней обглоданных звездами

Под клики волн и клятв несущихся с земли

У моря глубь тепла и нрав обманно-кроток

Не жалуясь оно к земле несло челнок

Чтоб песнями весна утешила красоток

Поверивших в кольцо и в данный с ним зарок

Потом вернулся день над площадями пыша

В приморском городе открывшемся глазам

В котором посвящен Маммоне[27] каждый храм

И голуби устав спускаются на крыши

Дремотный город сер от утра как от мук

А в глубине террас мелькание прелестниц

Что завтра предадут спустив веревки лестниц

Любовников приняв в окружья голых рук

Корабль пустился в путь Принцессы поскорее

Сошли в недвижность вод куда глядятся феи

Окрестных гротов в час полуденной тиши

Покуда на террасах ни души

Потом принцессы вплавь в пылу любовной тяги

Достигли корабля под грохот баркарол

И он ушел туда где бродят лотофаги[28]

Искать иных сердец иной цветущий дол

И от ирландских вод до берегов Китая

Бродяжили они по свету пролетая

В заливах прибежав на пальцевидный мыс

Народ махал им вслед когда они неслись

Гребцы грядущего сливались в общем хоре

Их песня голытьбой Европы рождена

Меж тем придя в себя от макового сна

Плутала джонка в шторм на Целебесском море

Я в равноденствия суровые черты

Сумел вдохнуть восторг пленительный и чистый

Ведь творчество для нас продление мечты

Как сказано про то в Пимандре Трисмегистом[29]

А все что вне меня реально Это так

Ветра сошли во гроб в венках из анемоны

Звездами по ночам увенчан лик Мадонны

О третий месяц ты пречистой девы знак

О Дева образ твой так явственен и четок

Стеной цветущих роз обставь пути вокруг

Чтоб сборщики в тоске не опускали рук

Когда обронит май дороги ниткой четок

Пизанки с темнотой выходят помечтать

В сады где светляков дрожащие уколы

Где стонут за стеной то флейты то виолы

Ушедшую любовь пытаясь наверстать

Вздыхатели уйдут отплакав сладкогласо

А может невзначай припомнив что вот-вот

Устало прокричав пройдет с огнем обход

Пизанок мучит страх от приближенья часа

Той тьмы где светляки дрожащие вокруг

Сверкают до утра как слезы сожаленья

А на душе у вас еще не стихло пенье

Звучит виол д'амур вибрирующий звук

Потом настанет миг о нежные созданья

Тот миг когда нельзя не подчиниться сну

Пройдет дозор чей крик нарушит тишину

Как жалоба любви просящей состраданья

И слушая родник слабеющий в кустах

Безмолвно замерев почти с наклоном Башни

Пизанки ждут прихода их любви вчерашней

Пугаясь тишины и пряча смертный страх

Старики горемыки стоят, башмаками стучат на ветру ледянящем,

Не подвернется ли, ждут, работенки какой завалящей,

Стоят и молчат, меж собой не знакомы и так друг на друга похожи.

Порой то один, то другой пробормочет: «О Господи Боже…»

Их толкают прохожие в теплых пальто, их водой обдают экипажи,

Старики горемыки стоят, стоят терпеливо на страже,

А пойдут проливные дожди,

Воротник пиджачка приподымут, подбородок опустят к груди

И сквозь кашель про Бога словечко соленое скажут.

За неделей неделя — стоят, а потом в захудалой больнице

Кашель последний и последняя мысль: «Что ж, сыграем, брат, в ящик».

И заплачет старик, как больной мальчуган, которому ночью не спится,

И умрет, бормоча: «Уж теперь-то Господь работенкой снабдит подходящей».

Когда охватит страх всевластных всемогущих

Когда им не унять озноб воздетых рук

То выйдя из руин спокойны в самой гуще

Нагих покойников наваленных вокруг

Мы медленно пойдем светясь счастливым взором

Мы будем созерцать улыбки мертвецов

Спустясь под эшафот пройдем по мандрагорам[30]

Кто ранен кто убит пустяк в конце концов

Повсюду будет кровь и мы в багровых лужах

Склонясь найдем свои спокойные черты

А в красных зеркалах неистовствует ужас

Любовники мертвы и здания пусты

И все-таки мы рук ничем не замараем

Лишь будем созерцать как некогда Нерон[31]

Все рушится горит округа вымирает

И тихо запоем как пел когда-то он

Мы будем петь огонь и чистоту горнила

Могучесть силачей увертливость шпаны

Героев на одре и факелы-светила

Чьи нимбы как венцы на нас водружены

Мы будем петь весну напор телесной тяги

Врачующее глаз обилие смертей

Предчувствие зари ночную свежесть влаги

Извечность бытия счастливый мир детей

Нам больше не нужны ни вымысел о вдовах

Ни почести ярма ни пушечный набат

Ни прошлое И впредь в лучах восходов новых

Махины Мемнона уже не зазвучат[32]

В жару от мертвецов потянет душным смрадом

А уцелевшим смерть на воле суждена

Тела да солнцепек Земле того и надо

Для русой красоты и тучного зерна

Чума земную твердь очистит от позора

Кто выжил заживут без горести и мук

В добре и чистоте А море и озера

Помогут им отмыть следы с кровавых рук

Каждый день лишь открою глаза

Предо мной появляется женщина

В ней я вижу проснувшись с утра

Все что было со мною вчера

Я на днях заглянул под навес

Ее длинных волос и увидел

Лес дремучий нехоженый лес

Где сплетаются в зарослях темных

Ветви мыслей моих

А в лице ее в каменных домнах

О мой утренний враг

Вчера отливали и плавили

Все металлы мной сказанных слов

А ее кулаки настороженно сжатые

Как кувалды чугунные беспощадные

Узнаю в них о да узнаю

В этих молотах

Волю свою

Владыка осени вершит моей судьбою

Мне тягостны цветы и сладостны плоды

За каждый поцелуй винясь перед собою

Я в запахах ловлю предчувствие беды

Ты здесь моя пора духовного крепчанья

Ладони блеклых дев легли на твой наряд

С цветов ни лепестка не опадет в молчанье

И голуби летят прощально на закат

Вот жизнь моя ее непрочная основа

Я жду прихода толп стекающих гурьбой

А милая моя печалится и снова

Твердит что цвет любви как время голубой

Прохожие спешат И страстные желанья

Жарой воспламенен лепечет каждый рот

Тот рвется жить в саду порою созреванья

Тот требует любви забыв что сам урод

Я слушаю смотрю я слышу все повторы

Стенаний а поля а горы а леса

Не спят и я ищу хотя бы след который

Смеясь забыла та что дразнит голоса

Вот здесь она спала трава едва остыла

Прилягу переклик передразню с земли

А голос мне в ответ все с той же звонкой силой

Хохочет на бегу и прячется вдали

Я вижу для тебя о нимфа лишь забава

Давно любимое поэтами и мной

Все женщины как ты У вас дурная слава

С трагических времен покрытых сединой

Ведь пламенный Орфей убит руками женщин[33]

Страдающий Терамб скрывается в кусты[34]

Мне мерзостны цветы Они подобье женщин

Я мучаюсь от их бесстыдной наготы

Моя душа вошла в свою скупую пору

Я слышу вполуслух тяжелых яблок стук

А между рук моих расчетливо и споро

Для блеклой мошкары готовит сеть паук

Под берегом острова друг о дружку

Бьются бортами пустые лодки

Нынче не встретишь

Ни в будни ни по воскресным дням

Ни художников ни Мопассана

Что засучив рукава катали вдоль острова дам

Пышногрудых и тупоголовых

Ах лодочки-лодки как много печали там

Под берегом острова

Когда придет твой час ты в киммерийском мраке[36]

Прохожий не ищи меня среди теней

Паромщик плоть мою швырнет на корм собаке

А духу припасет удел того страшней

Слоняясь вдоль реки где длятся перелеты

Туманно-белых птиц у вод небытия

Я вспомню про твои грошовые щедроты

При виде богачей дрожащих как и я

Будь проклят Ни гроша в моей убогой плошке

А ты спеши в театр где умиляя дам

Плаксивые шуты страдают понарошке

Я молча боль мою Харону передам

Я клянчу день-деньской кручусь без передыха

И только темнота спасенье для меня

Назавтра я пойду кляня лихое лихо

Приветствовать зарю встречать Электру[37] дня

Тебе презрен мой труд а с ним и твой похоже

Тебя корежит боль и я судьбе не рад

Я плакал народясь и ты наверно тоже

Но я бесслезно жду когда придет Танат[38]

Коль праведная боль теперь не много значит

Ты вырядись шутом напяль наряд срамной

Пусть высунув язык фигляр толпу дурачит

Я подожду когда Танат придет за мной

В ладье с возлюбленным сбежала королева.

Король на берегу смятением объят,

И в такт его шагам, неистовым от гнева,

На пышной мантии жемчужины бренчат.

Гребцы запели в лад — о волшебство напева!

И в лодке беглецы, закрыв глаза, молчат;

Пусть будет справа риф, призыв сирены слева,

Король могуч и стар, и нет пути назад.

А мерзости кругом — останков да скелетов!

Как будто их сюда нарочно принесло

Всплывают из глубин то склизкое весло,

То рыжий клок, то бок медузы, фиолетов.

Ужасно бегство, и неведом эпилог.

И с мантии летят жемчужины в песок.

Три лилии лилии три на могиле моей без креста

Три лилии чью позолоту холодные ветры сдувают

И черное небо пролившись дождем их порой омывает

И словно у скипетров грозных торжественна их красота

Растет из раны одна и как только закат запылает

Окровавленной кажется скорбная лилия та

Три лилии лилии три на могиле моей без креста

Три лилии чью позолоту холодные ветры сдувают

Другая из сердца растет моего что так сильно страдает

На ложе червивом а третья корнями мне рот разрывает

Они на могиле моей одиноко растут и пуста

Вокруг них земля и как жизнь моя проклята их красота

Три лилии лилии три на могиле моей без креста

Никни никни Офелия белым венком

Плыть и плыть тебе к лилиям вдоль очерета

Где бескровные Гамлеты бродят тайком

И выводят на флейте мелодию бреда

Долго плыть тебе к мертвым в ночную страну

Чтоб Геката[39] улыбку печально гасила

Если скромный веночек пускает ко дну

Непреклонных Сафо безоглядная сила

За Левкатом[40] сирены Пернатый народ

Мореходов морочит их птичья повадка

И никто не воротится в водоворот

Где три ласковых голоса пели так сладко

Для госпожи весь мир померк

Велеть ворота запереть

И вторник минул и четверг

Жонглеры больше не поют

Жонглеры страшен ваш приют

Им подают на серебре

Но трем жонглерам не до блюд

Уйти бы завтра на заре

Да всюду в замке сторожа

Лежит в постели госпожа

Привет моя Жермен С обновкой да какой

Шелк из Японии Я тронул и в восторге

Для королевы он но королевы злой

И так идут тебе старинные оборки

Из шелка колокол но бронзою колен

Поет отходную моим одушевленьям

А мне бы вызвонить на нем моя Жермен

Иные прихоти понятливым коленям

Чердак твой звонница где кругом голова

И шелк под пальцами позвонче фарандолы[41]

С горбатой вешалки роняя кружева

Атласных висельниц качаются подолы

И лампа хохлится бессонно как сова