Расплата

13

Блез де Медем проснулся сразу же, как только зазвонил телефон, откатился от прижавшегося к нему теплого тела и сел.

— Алло, — нетерпеливо проговорил он.

Он слушал, и выжидательная улыбка на его плоском квадратном лице гасла, сменяясь яростью. Он подался вперед, обхватив трубку обеими руками.

— Что?!

Злость и удивление, звучавшие в его голосе, встревожили женщину, она пошевелилась, де Медем обернулся и увидел ее сверкавшие в темноте глаза.

— Подожди минутку, — рявкнул он в трубку, вскочил с кровати и поспешил к двери. — Когда я возьму другую трубку, положишь эту на рычаг, — коротко бросил он через плечо.

Он почти бегом вошел в гостиную и схватил телефонную трубку. В блеклом свете, струившемся с улицы, его белые мускулистые бедра резко контрастировали с загорелой спиной.

— Ну? Что у вас там случилось? Что напортачили? Сделали, что вам было приказано?

— Да, сделали, конечно, но…

Саид говорил медленно, врастяжку, с насмешливой дерзостью, и это еще больше разозлило де Медема.

— Но? — взорвался он. — Что — но? Неожиданное осложнение, говоришь? Что вы там нагадили?

— Да вот наш приятель исчез из дома.

— Исчез? Что это значит — исчез? До приезда полиции? Куда же он делся? Они его взяли? — Голос де Медема прервался, он уже не владел собой от ярости.

— Нет еще. Он выскочил через черный ход. Сигнализация переполошила почти всех соседей, и они бросились к окнам, — он хихикнул, — наверное, были очень разочарованы, не увидев пожара.

— Но он исчез? А где была полиция? Им позвонили?

Ледяное пренебрежение де Медема ничуть не смутило Саида, его голос звучал все с той же нагловатой ленцой:

— Разумеется. Один услужливый жилец сообщил в полицию, что слышал подозрительный шум, и они приехали меньше чем через две минуты. Сейчас толкутся в квартире. А его нет.

— Это вы его упустили, — прошипел де Медем, с трудом сдерживая растущую ярость. — Придурки чертовы!

— А ты дерьмо. Вот мы и поняли друг друга. И не смей оскорблять меня. Я тебе не лакей. Я специалист экстра-класса, и ты это знаешь. Почему тебе нравится работать со мной, помнишь? Да потому что знаешь: я хорошо делаю дело и держу язык за зубами. И Пьеро такой же. Тебе повезло, что ты нашел ребят, которые никогда не проговорятся, на каких шишек они работают.

Де Медем сделал глубокий вдох. Нельзя так распускаться, подумал он.

— А женщина? Вы уверены, что на нее можно положиться? Она не доставит нам неприятностей?

— На этот счет вы можете быть абсолютно спокойны, — хмыкнул Саид. — Гарантирую, что она ничего не расскажет газетчикам.

— Вы абсолютно уверены в ней? Если она знала, что я замешан в этом деле, если она догадалась, что поставлено на карту, она…

— Абсолютно, — мягко прервал его Саид. В трубке послышался его неприятный смешок. — Я же сказал, не беспокойтесь. — Он говорил медленно, словно убеждал непонятливого ребенка. — Все, что касалось ее, я обдумал заранее, а не потом, как вы. Пьеро позаботился о ней.

Де Медем понял намек и пошатнулся, словно от удара, во рту пересохло, он облизнул губы.

— Но я же не просил, чтобы вы… вы… — голос его задрожал. — Только не это! — Он помолчал. Сухость во рту не проходила. — Избить, ранить — да. Вы сказали, что она согласилась на это. И вы должны были заплатить ей за услугу, но не… не…

— Забудьте о деньгах, — расхохотался Саид. — Я отдал их Пьеро. В конце концов, он безупречно выполнил свою работу. — После паузы, не дождавшись ответа, он продолжил: — Послушайте, забудьте об этом. Вы же знаете, как я работаю. В любом случае в преступлении обвинят американца. Все складывается как нельзя лучше, поверьте мне. А она могла бы нас заложить. Поверьте мне на слово, это слабое звено в нашей цепи, его нужно было выбросить.

Де Медем никак не мог успокоиться, проклиная себя за то, что позволил Саиду впутать себя в преступление. Этот подонок уже потерял к нему всякое уважение и разговаривает с ним так, словно чувствует свое превосходство. Невыносимо было сознавать, что сказанное этим человеком — чистая правда, что за умение держать язык за зубами ему нужно было многое прощать. Саид умел молчать, и это выгодно отличало его от серого стада наемных бандитов и громил. Кроме того, он умел шевелить мозгами. И все же после того, что сегодня произошло, ему нужно поскорее навсегда запечатать рот.

— Итак, согласимся, что дело было отлично спланировано, — язвительно проговорил де Медем. — Тем не менее, после того что случилось с женщиной, вы позволили ему убраться подобру-поздорову.

— Да какая разница? Полиция скоро схватит его, если, конечно, он не сбежит за границу. В любом случае вы от него избавитесь.

— Да, вне всякого сомнения. Спокойной ночи. — Де Медем положил трубку на рычаг. Около минуты он стоял не шевелясь и тупо смотрел в темноту. В комнату незаметно вошла женщина, ее рука коснулась его руки. Он вздрогнул.

— Неприятности, да? Все из-за этого подлого ничтожества Саида. Никто в мире не посмел бы звонить тебе ночью!

Он посмотрел на нее несколько секунд, словно никогда прежде не видел, потом медленно поднял плечи и так же медленно опустил.

— Да, это был он. — Де Медем вздохнул и криво улыбнулся. — Он не просто наглый, он опасный.

Он обнял ее и попытался увести обратно в спальню, но женщина отбросила его руку и повернулась к нему.

— Блез, посмотри мне в глаза. — Он машинально наклонил голову, все еще улыбаясь. — Ты в самом деле думаешь, что дело сделано?

— Дело? — он пристально посмотрел на нее, но она лишь нетерпеливо махнула рукой.

— Ты в самом деле думаешь, что стоит работать с таким сбродом, как… он? — Последнее слово она произнесла так, словно выплюнула его. — Ты в самом деле нуждаешься в помощи подобных людей? И при этом веришь, что главное дело твоей жизни удастся, что тебе когда-нибудь позволят добиться настоящего успеха? Ты знаешь, как я обожаю тебя, мне кажется, никто другой не осмелится высказать того, что говоришь ты, но даже я не верю, что Франция готова пойти за тобой.

Он смотрел не отрываясь в ее сверкающие в полутьме глаза, потом притянул ее к себе, толстыми пальцами взъерошил белокурые волосы и покачал ее головку в своих лапах.

— Добиться настоящего успеха? Стать президентом? Ты это имеешь в виду? — Он рассмеялся. — Ты ничего не поняла. Это я оставлю Вадону. У него получится, он будет там на своем месте. — Де Медем довольно хихикнул. — Ему придется по вкусу вся эта бутафория — официальные приемы, банкеты, визиты за границу, рукоплескания толпы. Он тщеславен и жить не может без этой чепухи. — Внезапно он резко отпустил ее голову, нескрываемая злоба исказила его лицо, голос окреп. Женщина нахмурилась. — Все эти годы я сражался не в пустыне и вовсе не ради парадного мундира. — Он вытер губы тыльной стороной руки. — Многие годы эти подонки смеялись надо мной, но теперь им будет не до смеха. Потому что я готовлюсь взять власть. — Он с такой силой сжал ее руку, что она чуть не задохнулась от боли. — Я буду управлять страной, — прошептал он. — Вадон будет на виду, его хорошо принимают. А я, невидимый, буду направлять его действия. Вадон может быть марионеткой, моя дорогая, лишь до тех пор, пока кукловод — я!

Билл опрометью мчался, не разбирая дороги, почти не замечая машин, которые шарахались от него, чтобы ненароком не задавить. Единственной его мыслью было убежать как можно дальше от мертвой женщины. Почти у самой реки он наконец остановился и спрятался в тени припаркованного фургона. Он задыхался. Слева нарастал вой сирен. Так оповещают о себе полицейские, спешащие на место преступления. На большой скорости с набережной свернула полицейская машина без опознавательных знаков и пронеслась мимо, он еще глубже вжался в тень. Чья-то рука высунулась из окна машины и шлепнула на крышу магнитную мигалку, в ее стальном свете на мгновение мелькнули смеющиеся, беззаботные лица, которые так не вязались с воем сирены и визгом шин.

Машина исчезла из виду, а Билл, отдышавшись, вышел из тени и направился к стоявшим на углу свободным такси. Он открыл заднюю дверцу машины, влез внутрь и устроился так, чтобы не попасть в поле зрения водителя. Таксист, разбуженный хлопаньем дверцы, с трудом стряхнул с себя дремоту.

— Северный вокзал.

И только когда машина тронулась с места и поехала вдоль Сены на восток, Билл перевел дух, откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. В сознании тотчас же возник кровавый образ мертвой женщины. Гоня его прочь, он попытался выстроить все факты и события в логическую цепочку.

Все было довольно просто. Он вернулся домой немного навеселе и на глазах у дюжины свидетелей был втянут в скандал женщиной, которая убедительно разыгрывала роль отвергнутой любовницы. Два часа спустя эта женщина оказалась в его ванной, мертвая и зверски изувеченная. Ее кровь была везде — на его постели, на ее одежде и бижутерии, разбросанных на полу его квартиры. И можно не сомневаться, что орудие убийства — скорее всего его собственный кухонный нож — был спрятан где-то в квартире. Разумеется, его найдут полицейские, вызванные по телефону самим убийцей.

Согласно уголовному кодексу, он должен был не убегать с места преступления, а сам позвонить в полицию, выложить следователю всю правду и ждать торжества правосудия. Все верно. Он должен был также рассказать, что сам удивился, когда обнаружил в своей квартире убитую женщину. Что в вестибюле она набросилась на него с поцелуями по ошибке. Что тот, кто привел ее, изуродовал и убил, а потом скрылся, свалив на него свое преступление, так вот, этот некто действовал по указке министра внутренних дел. А зачем министру все это было нужно? Да просто он, Билл, заподозрил его в том, что он вывел из душевного равновесия его друга!

Билл открыл глаза и улыбнулся. Какой абсурд! Вся эта история — сплошная бессмыслица. Ни один адвокат на свете не сможет спасти его. Инстинкт самосохранения указывал ему только на один выход из этого положения — бежать без оглядки.

Машина свернула с набережной и поехала на север. Таксист, до этого жаловавшийся на объезды, уже принялся за правительство и его политику, от которой таксистам одни неудобства. Билл сразу же оборвал его и снова закрыл глаза.

Вся эта история ему самому казалась лишенной смысла. Против Вадона не было никаких улик. Ахмед покончил жизнь самоубийством. Неизвестно, почему он это сделал, но факт остается фактом, здесь и не пахнет преступлением. Репутация у Вадона незапятнанная, и он благополучно выдержал шквал огласки. Билл не видел причины, которая заставила бы министра пойти на такое страшное преступление — убийство женщины. Если бы Вадон не пожелал иметь с ним никаких дел, отказался принять, был непреклонен, как каменная стена, Биллу пришлось бы отступиться при первом же нажиме на него. А так следует признать, что женщину убили с единственной целью — нейтрализовать Билла.

Он открыл глаза и крепко прикусил губу. Он не поддался нажиму только потому, что был другом Ахмеда. Вадону, возможно, было известно, что Ахмед в последние дни постоянно звонил Биллу. Если же телефон прослушивали только после самоубийства, Вадон, разумеется, не знал содержания этих звонков. Билл тяжело вздохнул. Убийство женщины было делом рук насмерть перепуганного человека. Любой на месте Вадона испугался бы, услышав то, что ему, возможно, сообщили по телефону.

И снова он вдруг ясно увидел юного Ахмеда, с ножом в руке разгоняющего головорезов. За все годы с тех пор ничто, даже гипертрофированная страсть к славе, не ослабило его отвагу, не умерило его готовности лицом к лицу встречать опасность. Искать в самоубийстве выход из сложной жизненной ситуации — это было не в характере Ахмеда. А что если у него не было другого выбора?

Ахмед был кабилом, человеком из таинственного, гордого племени, жившего в отдаленном горном районе Алжира. Несмотря на свой парижский лоск, он неуклонно придерживался мстительного, неумолимого кодекса обычаев своего народа, которые рассматривали смерть не как одну из альтернатив, а как простую необходимость, единственно возможное искупление. Если бы Ахмед почувствовал, что какими-то своими поступками позорит семью, вот тогда у него действительно не было бы иного выхода.

Совсем недавно на первых страницах всех газет описывался леденящий душу случай. Молодая кабилка, студентка Гренобльского университета, забеременела от своего друга-француза. Непростительное преступление согласно племенному кодексу чести. После семейного совета в одной из затерянных в горах деревушек в Гренобль приехали двое ее братьев и забили девушку насмерть дубинками. Били по животу, чтобы быть уверенными, что младенец, пятно на их семейной чести, не выживет. Когда их арестовали, они и не подумали отпираться, наоборот, терпеливо растолковывали свою позицию обалдевшим французским полицейским — в полной уверенности, что их отпустят, как только поймут, что иначе они поступить не могли.

Чем больше он размышлял об этом, тем сильнее крепла уверенность, что только стыд мог побудить его друга покончить с собой, а мучившая его тайна была и тайной Вадона. Сначала она толкнула Ахмеда на самоубийство, а теперь и Вадона на убийство.

Погруженный в эти мысли, он расплатился с таксистом и поспешил в здание вокзала. Разгоралась заря, и в первых лучах солнца меркли огни всевозможных забегаловок, баров и пивнушек.

Билл немного выждал, рассматривая хорошо освещенную толпу.

В половине пятого утра Северный вокзал был не слишком подходящим местом для первого знакомства с человечеством. В углах на картоне спали клошары, крепко прижав к груди бутылки с остатками вина, которое они берегли на завтрак. Молодые лохматые туристы сидели, прислонившись к стене и укрывшись грязными спальными мешками, по кругу ходили пластмассовая бутылка с дешевым вином и черствые бутерброды с жирным сыром. Неоспоримое доказательство, что при желании можно объездить всю Европу, тратя всего лишь по десять долларов в день. Билл быстро прошел мимо них и стал в очередь в ночное бюро обмена валюты.

Очередь продвигалась страшно медленно, навьюченные рюкзаками юнцы перепроверяли вычисления менялы и до хрипоты спорили с ним из-за грошовых обсчетов. Билл двигался осторожно, чувствуя себя неловко в чистом костюме и дорогих туфлях среди толпы загорелых людей в грязных теннисках. От нечего делать он разглядывал немногочисленное население зала ожидания, старательно отводил глаза от полицейских, которые медленно прохаживались, обмениваясь неприязненными взглядами с оборванными бродягами и вившимися вокруг них, выклянчивая сигареты, грязными девицами с тусклыми глазами. Вот, наконец, и окошко менялы. Билл опустошил бумажник, протянул в окошко пачку стодолларовых купюр и попросил обменять их на франки, и помельче. Кассир пересчитывал деньги, а Билл в это время подписал оставшиеся дорожные чеки и подал их в окошко. Под благоговейными взорами заглядывавших из-за плеча юнцов он взял деньги, рассовал их по внутренним карманам и отошел от стойки.

Около полуминуты он глазел на расписание поездов. Проскользнуть мимо полицейских, бегло проверяющих паспорта, труда не составит. В течение ближайших двух часов он покинет страну, выйдет из поезда в Брюсселе или Амстердаме, а там сядет на самолет и полетит в Америку. Билл тяжело вздохнул. Ну прилетит он домой, а дальше что? Займется своим делом? Торговец произведениями искусства, а по совместительству — убийца проституток. Пойдет к Эми и попытается объяснить ей, что, пока он в стельку пьяный спал, кто-то в его квартире зверски убил женщину? И все это из-за нескольких дерзких вопросов слишком чувствительному политику. Вопросов, на которые, как ни верти, тот так и не ответил. Возможно, она и поверит ему, но в каком-то темном уголке ее сознания на всю оставшуюся жизнь поселится сомнение.

Билл снова вздохнул. Раньше ему казалось странным, почему этот гость, незвано-непрошено посетивший его квартиру, не прикончил его самого, и только теперь понял, каким этот убийца оказался предусмотрительным.

Он был богатым американцем, с очень большими связями, его убийство наделало бы много шума, и даже сам Вадон вряд ли смог бы помешать расследованию. Ну а теперь на нем самом — позорное пятно сексуального маньяка. Американским властям лишние неприятности ни к чему, и они будут на стороне французской полиции. Никто не поверит никаким его письменным заявлениям о встрече с Вадоном и Лантье, никто не обратит внимания на рассказы о каких-то там его подозрениях — мало ли чего наплетет психопат.

Билл отвел глаза от расписания и механически проверил время на своих часах. Без нескольких минут пять. Пересменка в парижской полиции как будто в шесть, так что у него в запасе чуть больше часа. А когда этот час истечет, не найдется ни одного полицейского в городе, у которого не будет его словесного портрета. Быстро, но без излишней торопливости, как человек, который никуда не спешит, он вышел из вокзала и зашагал на север по улице Мобеж.

Блудливые улыбки проституток, адресованные Биллу, быстро гасли. Все его внимание было поглощено обстановкой на улице. Полицейские, патрульные машины — вот что его беспокоило. Слева от него была больница, справа — вокзал, так что скрыться здесь вряд ли удастся. Он быстро одолел полкилометра опасной улицы и с облегчением свернул на бульвар Ла Шапель, постоял мгновение, пристально глядя на редкий поток транспорта, потом перешел через дорогу и нырнул в лабиринт узких улиц, расходившихся на север от бульвара. Минуту спустя он, скрывшись в замусоренной подворотне заброшенной булочной, наблюдал за неосвещенным фасадом дома семьи Бенгана.

Так прошло четверть часа. Ни одного подозрительного пешехода, никто не прятался в припаркованных машинах или фургонах и не наблюдал за входом в дом. Нервы его напряглись. Готовый в любую минуту к бегству, Билл вышел из подворотни и быстро направился к боковой двери дома. В неосвещенном магазине зазвонил звонок, он оглянулся и тревожно оглядел безлюдную улицу. Все спокойно, только в отбросах рылась собака.

Он собрался было еще раз нажать на кнопку звонка, но в этот момент услышал внутри какое-то движение. В окне показалась рука, а затем нахмуренное лицо пожилого рабочего, смотревшего на него через давно не мытое стекло. Рабочий узнал в сумеречном свете Билла, удивленно улыбнулся и принялся отодвигать засовы.

Несколько секунд Кельтум пристально смотрела на него, не в силах шевельнуться от изумления. Наконец пришла в себя, схватилась за ворот своего длинного халата и прикрыла им обнаженное горло.

— Вы! Что вам нужно? Сейчас же только… — она взглянула на запястье и тихо ойкнула, не увидев на нем часов.

— Только пять утра? — улыбнулся Билл. — Знаю. Разрешите войти?

Кельтум постояла еще мгновение, потом раздраженно махнула рукой и отошла в сторону, давая дорогу. Он вошел.

— Не ходите туда, — прошипела она, показывая рукой на дверь в гостиную. — Отец еще спит. Что вам здесь нужно в такую рань?

Билл вгляделся в ее сумрачное, неприязненное лицо.

— Помощь, — просто ответил он.

— Помощь? — подозрительно переспросила девушка и, прищурившись, посмотрела на него. Натянутый презрительный смешок: — От нас? Какой же помощи вы ожидаете от нас?

— Понятия не имею, — совсем тихо проговорил он. — Думаю, может быть, вы смогли бы посоветовать, куда мне на время спрятаться.

Глаза ее еще больше сузились, пытаясь отыскать в его лице тень издевки, но она не успела вымолвить и слова: сверху, из гостиной, донесся скрипучий голос Сиди Бея:

— Кто там, Кельтум?

Девушка нерешительно взглянула через плечо Билла на полуоткрытую дверь, предупреждающе посмотрела на него и открыла рот, собираясь ответить.

Билл положил руку на ее плечо.

— Кельтум, пожалуйста, позвольте мне поговорить с ним, — он показал рукой на дверь.

Она все еще колебалась, губы ее шевелились, словно выговаривали какие-то слова. Запрещение?

— Кельтум! — снова послышался голос ее отца. Чуть громче, но хрипло, с усилием.

Кельтум смирилась, только тяжело вздохнула. Ее лицо вспыхнуло, и она через силу кивнула.

— Я думаю, вам лучше войти. Но вы не должны утомлять его. Не должны.

— Я постараюсь, поверьте мне. — Слегка коснувшись ее рукава, Билл вошел в комнату, она последовала за ним. К дивану Сиди Бея был придвинут стул, на нем стояла тарелка с маисовой кашей, из которой торчала ложка. Билл опустился на колени, обнял его, нежно прижался щекой к заросшим щетиной скулам. Потом встал, пропустил к старику Кельтум. — Ешьте, пожалуйста, я подожду.

Он уселся на один из жестких стульев, стоявших вокруг стола. Лихорадочно блестевшие глаза Сиди Бея следили за каждым его движением. Кельтум кормила отца с ложки и вытирала испачканный подбородок с такой поспешностью, словно стыдилась его немощи. Он съел еще две или три полные ложки и что-то прошептал ей. Она выпрямилась, плотно сжав губы, вытерла ему рот и, не взглянув на Билла, ушла на кухню. Старик поманил Билла к себе.

— Уильям, вы не будете возражать, если я вот так лягу? — Билл с улыбкой пожал слабые пальцы старика. Сиди Бей сдвинул брови, внимательно вглядываясь в лицо Билла. — Что случилось? Что они еще вам сделали?

— Разве это заметно? — тихо засмеялся Билл.

Сиди Бей чуть повернул голову на подушке.

— Да, Уильям, заметно. Случилось что-то ужасное, я вижу это по вашему лицу.

Билл колебался, он почувствовал, что Кельтум стоит за его спиной, обернулся и взглянул на нее. Она уже оделась и даже покрыла платком голову. Он молча выдержал ее обжигающий взгляд, повернулся к Сиди Бею и рассказал все, что с ним случилось, — с того момента, когда в вестибюле отеля к нему привязалась женщина, и до той минуты, когда он позвонил в их дверь.

Старик молча, полуприкрыв глаза, слушал. Билл закончил свой рассказ, прошло несколько секунд.

— Зачем они, по-вашему, это сделали? — спросил Сиди Бей, открывая глаза.

— Наверное, из-за моей встречи с Бургосом, — скривился Билл. — Не исключено, что он знает гораздо больше, чем рассказал мне. Или они так считают. Как бы то ни было, если за всем этим стоит Вадон, я, должно быть, слишком приблизился к чему-то важному для него, вот он и устроил мне эту мерзость. — Билл коротко рассмеялся. — Господи, как бы я хотел разгадать его тайну.

Сиди Бей снова закрыл глаза, казалось, он уснул.

— Что же вы теперь собираетесь делать? — с неожиданной резкостью спросил он. — Вам нужна помощь, чтобы покинуть Францию? — В его глазах мелькнула какая-то веселая искорка. — Знаете, я могу познакомить вас с людьми, которые занимаются перевозкой африканцев во Францию. А вам, я уверен, они смогут помочь выбраться из страны… скажем так, без всяких формальностей.

— Благодарю вас, — покачал головой Билл. — Я мог бы уже уехать поездом. Не в этом дело.

— Не в этом дело, Уильям? — Лицо старика омрачилось. — Для вас ничего не значит избежать ареста за преступление, которое вы не совершали? Ничего не значит вернуться домой? Неужели все это так запутало вас, что вы потеряли способность ясно соображать?

— Никогда прежде не соображал я лучше, чем сейчас, — с мрачной иронией улыбнулся Билл. — Ну вернусь я домой, а дальше что? Меня там арестуют и вернут сюда. Даже если французы не добьются своего, а это, насколько я понимаю, стало бы нежелательным прецедентом, разве я буду жить полноценной жизнью? Какой вы мыслите мою жизнь с клеймом разыскиваемого полицией убийцы проституток? Пластическая операция, вилла в Парагвае? Новая фотография на паспорте, состряпанном каким-нибудь костариканским адвокатом-мошенником? Нет уж, спасибо, Сиди Бей. Вадону не удастся украсть у меня жизнь таким вот образом. Я пойду по той дороге, которую выберу сам.

— Так что же вы собираетесь делать?

— Останусь здесь. Задам еще несколько вопросов Вадону. Непременно.

— Но как? Он же такой всемогущий! Да вы даже позвонить ему по телефону не успеете: вас сразу же схватит полиция.

— Рональда Рейгана всегда и везде сопровождал отряд вооруженных до зубов телохранителей, — широко улыбнулся Билл, — но это не уберегло его от психа, стрелявшего из револьвера, купленного в магазине «Товары — почтой». Послушайте, Сиди Бей, — продолжал он, склонившись над стариком. — После случившегося я абсолютно уверен в одном: Вадон несет такую же ответственность за самоубийство Ахмеда, как если бы он убил его собственноручно. Он отнял жизнь у Ахмеда, а теперь пытается таким же способом отнять у меня мою. Я расспрошу еще кое-кого, получу однозначные ответы, а потом, когда буду готов, найду, поверьте мне, способ снова встретиться с ним. И никакая полиция мне не помешает. Это будет разговор с глазу на глаз.

— Нет, Уильям. — Ослабевший голос Сиди Бея звучал тихо, как вздох. — Позвольте мне помочь вам вернуться домой. Здесь опасно оставаться. Сделав мне одолжение, вы попали в беду, и мне очень больно видеть это. Возвращайтесь домой. Находясь в Америке, вы сможете выиграть это дело. На родине вы будете среди своих, да и все ходы-выходы вам там известны.

Билл крепче сжал пальцы Сиди Бея.

— Я вам уже сказал, Сиди Бей, что не могу вернуться на родину. Разве вы не видите, что он со мной сделал? Убив женщину, он не оставил мне иного выбора, как только вытряхнуть из него правду.

— Вам это никогда не удастся, Уильям. Он только посмеется над вами. Разве смерть той несчастной ни в чем не убедила вас? Что бы вы ни сказали, вас, может быть, и выслушают, но воспримут ваши слова как бред сумасшедшего. И не забывайте, что полиция у него в подчинении. Если вас схватят, то вряд ли вам вообще представится возможность высказаться. Он победил, Уильям. Таким людям, как мы, не по плечу бороться с ним.

Билл еще ниже склонился над стариком. Стоявшая рядом Кельтум возмущенно вскрикнула, протянула руку, чтобы оттащить его от отца, защитить старика от бесцеремонного гостя, но Билл даже не чувствовал, как ее рука сжимает его плечо.

— Я попытаюсь, Сиди Бей, — возразил он. Голос его звучал на низкой ноте, тихо и внятно. — Я не позволю ему погубить меня. Без борьбы не сдамся. Не сдамся, если вы поможете мне.

Сиди Бей отстраненно улыбнулся, словно думал о чем-то другом.

— Чем мы можем быть полезными вам, Уильям? Вам нужны деньги?

— Нет. — Билл дотронулся до кармана. — Денег у меня достаточно, по крайней мере на первое время. Но мне нужно надежное место, где я мог бы жить.

— Живите у нас, сколько хотите.

Билл посмотрел на часы, покачал головой.

— Нет. Отсюда я должен уйти, и как можно скорее. Меня здесь будут искать. Мне нужна комната где-нибудь подальше от вашего дома. И машина, если можно.

Сиди Бей ответил не сразу, он долгим взглядом посмотрел на Кельтум, девушка поежилась.

— Кельтум поможет вам, — наконец сказал старик.

Она тяжело вздохнула, безмолвно умоляя о чем-то отца, но тот лишь выставил вперед ладонь, заставляя покориться его воле.

— Да, дочь моя, ты должна помочь нашему старому другу. — Он в упор смотрел на девушку. — У Кельтум есть квартира.

— Нет! — взорвалась она.

Старик снова поднял руку, и она умолкла.

— Эту квартиру купил для нее брат. Первое, что он сделал, когда разбогател, — в его голосе звучала грустная нежность. — При посредстве очень престижной компании барона Лихтенштейна. Представляете? — рассказывал он, улыбаясь и ласково глядя на дочь. — Ее имя нигде не упоминается. — Он протянул руку Кельтум, она покорно накрыла ее своей и сжала пальцами его ладонь. — Ахмед хотел, чтобы она жила самостоятельно. Он, конечно, ошибся. Кельтум оказался ненужным его подарок. Она приняла его, но ненадолго. Как вы знаете, нашей дочери по душе старые обычаи, или, вернее сказать, обычаи Бухилы, его путь, — прибавил он с горестным вздохом. — Она предпочитает жить здесь, дома. С нами. — Он сжал пальцы Кельтум, прося ее этим жестом помолчать, и снова вздохнул. — Я знаю, что должен быть ей признателен. Она самоотверженно ухаживает за мной. Но мы приходим в Божий мир совсем для другого, мы должны дать нашим детям возможность совершенствоваться. Ахмед это понял, несмотря на все усилия Кельтум сделать его сторонником Бухилы. — Билл поднял брови, но промолчал, Кельтум тоже не проронила ни слова. В комнате ненадолго воцарилась тишина. Ее прервал Сиди Бей. Тяжело вздохнув, он продолжил: — Кельтум отвезет вас на эту квартиру, в Сен-Жермен-де-Пре. Престижный район, — пояснил он, и легкая ирония скользнула по изможденному лицу. — И останется там с вами столько, сколько вам будет нужно.

Кельтум отшатнулась, прижав ко рту сжатую в кулак руку.

— Нет! Я не могу этого сделать. Отец…

И снова легким движением пальцев он заставил ее замолчать.

— Нужно, дочь моя. — С неимоверным усилием он приподнял голову над подушками, темные глаза впились в глаза дочери. — Она останется там с вами и будет делать все, что вы ей скажете. А теперь, Кельтум, будь добра, ступай и выведи машину из гаража.

Его голова упала на подушки, веки прикрыли глаза. Билл с тревогой взглянул на Кельтум. Девушка, дрожа всем телом, смотрела на отца и молчала. Лицо ее побледнело, губы зашевелились, но ни одного слова не слетело с них. Это было так похоже на внезапное горе, что Билл быстро повернулся к Сиди Бею и успокоился, только когда увидел, что его укрытое одеялами худое тело дышит. Бледная как смерть, Кельтум круто повернулась и, не проронив ни слова, выбежала из квартиры.

Через несколько секунд Сиди Бей открыл глаза и слабо улыбнулся Биллу.

— Вы увидите, какая она хорошая девушка, хотя и немного… строптивая. Все из-за того, что попала под влияние тех людей. Но разве можно упрекать ее? Вы же видите, как у нас все складывается. Кто знает? Может быть, правыми окажутся они, а не мы. Будущее покажет. — Голос снова ослабел, и Билл наклонился к его губам, чтобы лучше слышать. — Но мы с ее матерью покинули Оран и приехали во Францию в здравом уме.

Кельтум припарковала машину на узкой улочке, выходившей на Сен-Жерменский бульвар. Не выключая двигателя, она протянула ему ключи от квартиры.

— Код 411С. Пятый этаж, направо. — Она впервые нарушила молчание.

— Спасибо.

Билл обернулся и оглядел улицу. Время приближалось к семи. Кроме них на улице была только дама в пеньюаре, равнодушно наблюдавшая, как ее собачка гадит на тротуаре. Поблагодарив Бога, что она никак не может быть переодетым полицейским, Билл выскользнул из машины и быстро направился к парадному входу, а Кельтум поехала искать стоянку для машины.

Закрыв за собой калитку, Билл оказался в ухоженном внутреннем дворике, с цветочной клумбой посередине, распространявшей благоухание. Задняя стена была почти вся оплетена цветущими растениями. Сверкали чистотой недавно вымытые мощенные камнем дорожки. Билл быстро, но бесшумно проскочил мимо домика консьержки, благодаря судьбу, что окна застеклены матовым стеклом, вошел в вестибюль и сразу же почувствовал слабое головокружение от запаха восковой мастики. Быстро огляделся вокруг. Наверх вела ухоженная лестница, покрытая толстой дорожкой, которую удерживали начищенные до блеска латунные прутья. На лестничной клетке приютился маленький лифт, огражденный железной решеткой изящного литья. Билл прошел мимо лифта, словно не заметив его, и начал подниматься по лестнице, дорожка поглощала звуки его шагов.

Выбрав лестницу, а не лифт, он мог при малейшей тревоге повернуть назад и таким образом избежать нежелательной встречи. В дорогих домах, подобных этому, жильцы обращают пристальное внимание на посторонних, так что, используя лифт, он мог бы легко засветиться.

Билл поднялся на пятый этаж, не встретив на своем пути ни одной живой души, бесшумно отомкнул дверь с кодовым секретным замком и вошел в квартиру. Маленькая прихожая вела в просторную, залитую солнцем гостиную. Он подошел к окну и выглянул на улицу. Двойные рамы из твердой древесины не пропускали в квартиру уличный шум. Ахмед выложил кучу денег, чтобы сделать сестре такой прекрасный подарок, а она его швырнула ему в лицо.

Он обошел всю квартиру, и первое впечатление укрепилось. Все здесь — полированный паркетный пол, восточные ковры, мебель — было подобрано с необыкновенным вкусом и стоило бешеных денег, но было отвергнуто. Кельтум ни к чему не прикоснулась, ничего не сдвинула с места. В ванной, стены которой были покрыты от пола до потолка изразцами ручной работы, даже зубная щетка или кусок мыла не нарушали девственный порядок. На кухне стоял роскошный дорогой холодильник, совершенно пустой, дверца его была приоткрыта. На кровати, застланной шелковым покрывалом, не было ни подушек, ни простынь. Квартира выглядела нежилой, как выставочный образец.

В дверь позвонили. Билл вышел в прихожую, отвел в сторону щиток дверного глазка. В коридоре стояла Кельтум, нагруженная полиэтиленовыми сумками со всякой всячиной. Он открыл дверь, девушка проскользнула мимо него на кухню, бросила сумки посредине комнаты, прямо на пол, ни слова не говоря, показала ему на них рукой и вернулась в гостиную.

Билл включил стоявший на подоконнике радиоприемник и принялся разбирать пакеты в поисках кофе. Из радионовостей узнал, что он психопат, возможно, вооружен и очень опасен.

— Хотите чашечку кофе? — крикнул он, придав своему голосу самую мирную интонацию. Никакого ответа. Он пожал плечами, налил в чашку кофе и понес его стоявшей в гостиной у окна Кельтум. — Вот, я принес вам. Нам обоим нужно подкрепиться. — Девушка сделала вид, что ничего не слышала. Он покачал головой и остановился в нескольких шагах. — Послушайте, Кельтум. Я знаю, что вы обо всем этом думаете и как переживаете. Простите, я…

Она быстро повернулась к нему.

— Знаете? Просите прощения? Так почему же вы не воспрепятствовали моему отцу, не сказали ему ни слова, когда он приказывал мне привезти вас сюда? Почему вы не хотите оставить меня в покое?

Он не мигая смотрел в ее глаза, красные от слез.

— Потому что иначе я не смогу сделать то, что мне нужно сделать.

Секунду или две она в упор смотрела на него, потом смахнула со щеки слезинку.

— Но это же нечестно. Вы и мой отец поставили меня в невыносимое положение. Кошмар какой-то, — проговорила она и резко отвернулась. — Откуда мне знать, что вы и вправду не убили ту бедную женщину?

Он чуть было не рассмеялся, но закусил губу и сдержался.

— Действительно, откуда вам это знать? — Он отпил глоток кофе и посмотрел на ее затылок. — Может быть, вы как законопослушная гражданка выдадите меня полиции?

Она быстро повернулась, посмотрела на него, опустила глаза, лицо ее вспыхнуло.

— Я не должен взваливать на вас этот нравственный груз, — совсем тихо произнес он. — Я сейчас сам позвоню им. — Она быстро подняла на него глаза, он прочитал в них недоверие и кивнул. — Все в порядке. Я сделаю это прямо сейчас.

Он сунул чашку с кофе в ее обмякшую руку, прошел в спальню, закрыл за собой дверь, присел на край кровати и достал из кармана визитную карточку Лантье. Взглянул на часы и набрал указанный на карточке номер.