Все еще бледный, несмотря на загар, крепко сжав губы, Кристиан Вадон прошествовал через приемную в свой кабинет. Не проронив ни слова, даже не взглянув на секретаршу и на начальника канцелярии, сидевшего на краю ее стола и беспечно болтавшего с ней. Весело подмигнув секретарше, начальник канцелярии поднялся и последовал за Вадоном в его просторный, элегантно обставленный кабинет.
— Совещание было тяжелым, министр? — плотно прикрыв за собой дверь, томно спросил он.
Вадон стоял у письменного стола, уставившись на каштаны и безукоризненно подстриженные лужайки в министерском парке.
— Подонок он! — наконец проговорил министр, отвечая скорее собственным мыслям, а не помощнику. — Обращается со мной как с ребенком!
— Президент? — протяжно вопросил начальник канцелярии.
— Да! Президент! — прошипел Вадон, отвернувшись от окна. Его яростный взгляд обжигал лицо собеседника, стирая остатки иронии на нем. — Он говорил со мной так, словно я во время войны сотрудничал с немцами и был у них на посылках. Нечего мне перед ним оправдываться, ни перед ним, ни перед кем другим. — Он помолчал, тяжело дыша. — Он еще не знает, с кем имеет дело. — Вадон отвел глаза от помощника. — И никто из вас не знает, — шепотом прибавил он и уселся за свой роскошный стол. — Вы разговаривали с послом? — неожиданно спросил он.
— Ничем не могу порадовать вас, министр, — скривился помощник, садясь на стул. — Они отказываются от серьезных объяснений.
— Тьфу! — Вадон вскочил и снова уставился в окно. Его подвижное лицо подергивалось от злости. — Это на руку президенту. Ему только и нужно, чтобы из меня сделали дурака.
Помощник откинулся на спинку стула, скрестил ноги.
— Это выглядит нечестно с их стороны, — задумчиво проговорил он. — Если израильтяне не захотят объясниться с нами, то я понятия не имею, что нам делать. Возможно, он попытается договориться с ними.
Вадон со смешком отвернулся от окна.
— Да! И как вы могли вообразить себе такое? — Он снова сел за стол, положил холеные руки на чистый лист бумаги. — Да он уже считает чуть ли не ниже своего достоинства уговаривать премьер-министра. Что уж там какой-то посол…
Помощник подобострастно ухмыльнулся.
— Это чтобы все думали, будто парень уж очень старается, — растягивая слова, проговорил он. — И его предшественники были такие же. Все они одним миром мазаны.
— Тсс! — поджал губы Вадон и погрозил ему пальцем. — Люди еще примут вас за расиста. Разве вы не знаете, что израильтяне — наши друзья? Поговорю-ка я с ним сам, — прибавил он с явным отвращением. — Пусть телефонистка соединит меня.
Полминуты спустя тихо заурчал один из многочисленных телефонов. Вадон взял трубку, и тотчас же его мрачность сменилась широкой улыбкой.
— Посол? — сердечно проворковал он. — Как поживаете?
— Отлично. Чем могу служить?
Холодность посла моментально стерла улыбку с лица Вадона.
— Я только что от президента. Он очень хочет знать… э-э… намерения премьер-министра. — Посол не проявил никакого желания прервать затянувшуюся паузу. Вадон сглотнул. Этот подонок всегда ставил его в неудобное положение. — Поймите, президент очень желает, чтобы мы с вами пришли к окончательному решению вопроса относительно безопасности, — продолжал он, взяв верный тон. — Следовательно, мне… э-э… необходимо знать его намерения. Когда он прибудет, как нам доставить его в хорошо охраняемую резиденцию и так далее. В конце концов, — прибавил он с притворной сердечностью, — премьер-министр Брукнер для нас — одна из важнейших персон.
— А для нас он — самая важная персона, — спокойно возразил посол. — Пожалуйста, делайте все приготовления, какие считаете нужными. И сообщите нам, где находится эта резиденция и когда вы его ожидаете. А мы сами доставим его туда. Гарантирую вам это.
Свободная рука Вадона судорожно сжалась в кулак.
— Послушайте, посол, так дело не пойдет. Ваш премьер-министр будет нашим гостем, и мы несем ответственность за его безопасность в течение всего пребывания у нас. И поэтому мы должны знать его намерения и маршруты. Я настаиваю на этом по поручению президента, — повысил он голос.
— Не беспокойтесь. Брукнер непосредственно свяжется с президентом. Они старые друзья, и я уверен, что президент поймет нас.
— Но это же абсурд! — грохнул кулаком по столу Вадон. — Это невозможно! Как мы сможем обеспечить его безопасность, если понятия не имеем, куда он прибудет и когда? Нужно организовать встречу в аэропорту.
— Ничего не нужно организовывать, — не повышая голоса, возразил посол. — Поверьте мне на слово, министр. Пообещайте только, что в указанное нами время и место вы подадите вертолет. А остальное мы берем на себя.
— Это совершенно неприемлемо! Немыслимо! — Вадон так сжал телефонную трубку, что побелели костяшки пальцев. — Уж не хотите ли вы сказать, что мы не способны…
— Обеспечить порядок? — прервал посол. Голос его звучал спокойно, но твердо. — Послушайте, министр, позвольте мне кое-что вам напомнить. За последние семь недель произошло двадцать шесть серьезных антиеврейских провокаций. Осквернялись могилы, поджигались магазины, разрушена дижонская синагога. Только за последнюю неделю неофашисты напали на три семьи в их собственных домах. А полиция, за работу которой вы, министр, отвечаете, бездействовала.
— Хватит! — вскочил Вадон. — Не желаю выслушивать ваши оскорбления. Вас еще на свете не было, когда я боролся с нацистами, не щадя своей жизни! Это были нападения на французских граждан на французской земле, посол. Вас это не касается. И полиция выполняет свой долг.
— Все это вздор, министр, — отрывисто произнес посол. — Не тратьте на меня своих пламенных речей. Нам всегда будет дело до евреев, оскорбляемых фашистами, и вы в вашем возрасте отлично знаете причину этого. А теперь вернемся к нашему нерешенному вопросу. Ведь мы же говорили о Данииле Брукнере? Так? О том самом, который отдал приказ о вооруженном нападении на Газу.
— Некоторые утверждают, что там была устроена резня, — возразил Вадон с легкой усмешкой в голосе.
— Как бы это ни называли, — ледяным тоном процедил посол, — там погиб девяносто один палестинец. Таковы факты. И для подавляющего большинства арабов Брукнер — дьявол во плоти. Они ненавидят его так, как никакого другого еврея. Его голова оценена в два миллиона долларов. И сейчас во Франции фанатиков-фундаменталистов не меньше, чем в Египте. — Посол вздохнул и продолжил примирительным тоном: — Послушайте, министр, мы не желаем ссориться ни с вами, ни с вашим правительством. Все очень просто. В вашей стране происходят события, которые нам с вами не понять и не обуздать. И пока все это продолжается, мы намерены обеспечивать свою безопасность так, как сами считаем нужным. Или вы соглашаетесь с нами, или пусть ваш президент празднует победу над нацистами без Дана Брукнера. Так и скажите ему. Я ясно выразился?
Менее часа спустя черный министерский «пежо» въехал в подземный гараж небоскреба на Монпарнасе, остановился у пустого сектора, огороженного рядом конусов. Вадон быстро пересек незанятое машинами пространство и подошел к двери, по обеим сторонам которой стояли два солдата ОРБ с автоматами на груди. Министр не ответил на их приветствие: он был слишком занят. Просунул пластмассовую карточку в щель, и перед ним раздвинулись двери специального лифта.
Прямо из кабины он шагнул в просторную приемную штаб-квартиры своей партии, буркнул нечто приветственное секретарше, быстро прошел мимо энергичных молодых мужчин и женщин, нещадно эксплуатировавших телефоны и компьютеры, толкнул обитую кожей дверь и вошел в свой кабинет. На огромном письменном столе не было ничего, кроме чистого листа бумаги и трех телефонов. За столом — огромное, почти во всю стену, окно. Если присмотреться внимательно, то можно было заметить вертикальные линии под недавно вставленным армированным стеклом. Между прозрачными слоями была проложена броня. Он настоял на этой дополнительной мере предосторожности, чтобы больше никто не смог выброситься в это окно. Министр сел за стол и нажал на кнопку телефона внутренней связи.
— Мадам Боде, — отрывисто проговорил он. — Зайдите ко мне, пожалуйста.
Секретарша, холеная дама лет под сорок, закрыла за собой обитую дверь, заглушавшую обычный для приемной шум, и в нерешительности остановилась. Вадон одарил ее безразличной улыбкой и нетерпеливо показал на стул.
— Садитесь, мадам. И продолжим, пожалуйста.
Его отрывистый, властный голос никак не гармонировал с быстрыми движениями пальцев, вертевших массивное золотое кольцо-печатку на левой руке.
Секретарша села, плотно сжав колени, надела очки, висевшие у нее на шее на золотой цепочке, и положила перед собой раскрытую папку.
— Обычные звонки, как мне кажется.
Она читала список, водя по бумаге тонким золотым карандашиком, Вадон бесстрастно слушал, никак не реагируя на имена просителей, поздравителей и другой мелкой сошки. Вдруг он прекратил играть кольцом.
— Кто-кто?
Мадам Боде испуганно взглянула на него сквозь очки.
— Некий господин Дюваль, господин министр.
— Слышал. Американец?
Секретарша нахмурилась, безнадежно пытаясь воскресить в памяти звучание голоса.
— Сомневаюсь. Он говорил на безупречном французском.
— Так что же он сказал на своем безупречном французском? — сердито осведомился Вадон.
Она заглянула в свои записи. Казалось, ее охватила паника.
— В сущности, ничего, господин министр. Оставил свое имя и номер телефона. Хочет поговорить с вами лично. — Она растерянно улыбнулась. — Я сделала что-то не так?
— И это все, что он сказал? — проигнорировал ее вопрос Вадон.
Секретарша смотрела на него расширившимися от удивления глазами. Какое-то странное беспокойство появилось в его поведении.
— Да, господин министр. Я попыталась узнать, какое у него к вам дело. А он просто…
— Вы записали номер его телефона? — прервал он ее и нетерпеливо протянул руку.
Секретарша быстро написала номер на чистом листе бумаги и сунула его в протянутую руку.
— Я совершила ошибку, господин министр? Он из тех людей, которых я должна знать?
Он помолчал несколько мгновений, изучая цифры номера, потом покачал головой и положил бумагу в ящик.
— Не думаю, моя милочка, — произнес он отрешенно. — Продолжайте, пожалуйста.
Она облегченно вздохнула и продолжила чтение. Вадон сидел, опустив подбородок на грудь, пальцы его правой руки судорожно вертели кольцо-печатку. Внезапно он прервал чтение.
— Спасибо, мадам Боде. На этом закончим. — Она взглянула на него — недоуменно и растерянно. — Вы меня слышали? Все! Можете идти.
Женщина собрала документы и поспешила выйти из кабинета, мертвенно бледная, закусив верхнюю губу, чтобы не расплакаться.
Лишь только за ней закрылась дверь, Вадон уронил голову на руки. Так он и просидел больше минуты, массируя веки кончиками пальцев. Потом глубоко вдохнул, набрав полную грудь воздуха, и набрал номер.
— Господин Дюваль? — голос его источал любезность. — Звонит Кристиан Вадон. — Услышав это имя, Билл торжествующе выбросил сжатый кулак вверх. Его звонок Вадону был авантюрой, и он умышленно не упомянул имени Бенгана. По правде говоря, было очень сомнительно, чтобы человек, занимавший такое высокое положение в обществе, как Вадон, ответил на звонок незнакомца. И вот вам пожалуйста! Ответил! Не секретарь, не помощник, а сам министр. Лично. Значит, он, Билл, не такой уж ему незнакомец. — Моя секретарша сообщила мне, что вы желаете поговорить со мной, — продолжал Вадон. — Возможно, мы с вами знакомы?
Билл ухмыльнулся. Чтобы не дать разгореться скандалу и прикрыть свои тылы, министр внутренних дел, возможно, приказал записывать телефонные разговоры. Обычная практика. Он, наверное, прочитал запись его разговора с Кельтум, когда она звонила ему в Нью-Йорк, да и всех прочих разговоров.
— Я хочу побеседовать с вами, но совершенно не уверен, знаете ли вы меня. Может быть, и знаете.
— Вот как? Мне кажется, у вас ко мне какая-то просьба. Так что же вы хотите мне сказать? Что я могу для вас сделать?
Безупречная любезность, непринужденность человека, выбирающего, с кем ему разговаривать и когда. И все же Билл уловил в последнем вопросе тщательно замаскированное отвращение, даже ненависть, словно одна лишь мысль о том, что он хотел что-то сделать для Билла, лежала где-то далеко за пределами его воображения.
Билл снова улыбнулся про себя.
— Вы попали в самую точку. Я хотел бы встретиться и поговорить с вами.
— В самом деле? Прошу прощения, что повторяюсь, но вы сами признались, что мы с вами как будто не знакомы. Могу ли я спросить, о чем мы с вами будем разговаривать?
— Об одном нашем общем друге.
— Разве у нас есть общие друзья?
— Есть. Ахмед Бенгана. — Интересно, как он среагирует? Вадон промолчал. Тогда Билл снова заговорил. — Семья Ахмеда попросила меня побеседовать с его друзьями. Они думают, что это поможет им понять, почему он погиб.
— Вам сказали, что я был другом этого… э-э… Бенгана? — Голос Вадона звучал насмешливо и недоверчиво.
— Мне говорили, что вы знали его. Да и он сам вполне определенно заявлял, что был знаком с вами.
— Понимаю, — медленно произнес Вадон. — Как, кажется, многие-многие другие. Тем не менее это далеко не всегда соответствует действительности.
— Но в случае с Ахмедом это была правда. Разве не так? — Любезность в голосе Билла уступила место жесткости. — Послушайте, отец Ахмеда при смерти. Ему осталось жить от силы две недели. Он должен узнать правду о случившемся. И я хочу, чтобы вы уделили мне пятнадцать минут вашего времени. И больше ничего.
— Мммм, да. Боюсь, что многие этого хотят. А вы и так уже отняли у меня целых пять минут. Большинство просителей и мечтать об этом не могут.
— То, чего я хочу, не идет ни в какое сравнение с их желаниями, господин Вадон. — В голосе Билла сейчас звучала грубая, даже веселая самоуверенность. — Это могло бы быть полезным. И вам, и мне. — Он помолчал, давая собеседнику время поразмыслить над его словами. — Речь пойдет кое о чем, что Ахмед дал мне на хранение. Документы, — прибавил он и снова умолк. Все его чувства были напряжены: как среагирует Вадон?
— Документы? Какие еще документы?
Билл чуть не вскричал, он уловил в интонации Вадона еле заметное изменение, к тому же министр слишком быстро выпалил эти слова.
— Господин Вадон, — голос Билла звучал с некоторым подобострастием, — это не телефонный разговор. Могу ли я увидеться с вами?
Вот сейчас Вадон бросит трубку, подумал Билл. Он уже приготовился положить свою на рычаг, и в этот момент с другого конца провода послышался хрипловатый голос:
— Видите ли, господин Дюваль, родственники того молодого человека — североафриканцы, если мне не изменяет память. Эти люди очень сплоченные, и потеря сына должна… Я думаю, что смогу уделить вам несколько минут. Если это поможет семье как-то утешиться.
«И если буду уверен, что никто не узнает ничего такого, что повредит моей предвыборной кампании», — улыбнувшись, мысленно закончил за него Билл и спросил отрывисто:
— Когда?
— Вас устроит сегодня в половине седьмого? В штаб-квартире моей партии. Вы знаете, где она находится?
— Разумеется, знаю. Я как раз прочел газеты за неделю. Итак, увидимся в половине седьмого, господин министр.
Вадон посидел еще несколько минут, глядя в пространство, между его бровей пролегла глубокая складка. Наконец он нажал на кнопку внутренней связи.
— Мадам Боде? Зайдите ко мне, пожалуйста. С книгой.
Она поспешила в кабинет, прихватив с собой переплетенную в красную кожу записную книгу-календарь. Из-за очков глядели покрасневшие от слез глаза.
— Что у вас там записано на сегодняшний вечер, между шестью и восемью? — Секретарша перечисляла встречи, назначенные на это время, а он слушал, устремив глаза в какую-то точку на стене. Она кончила читать, а Вадон все еще высматривал что-то на стене. — Отмените, — раздраженно приказал он, не глядя на нее.
— Все, господин министр? И выступление по телевидению тоже?
Он гневно и вместе с тем недоумевающе уставился на секретаршу, словно она посмела насмехаться над ним.
— Нет! Конечно же, не телевидение. А остальные идиоты подождут, — неприязненно проговорил он. Она сидела, напряженно выпрямившись, глядя ему прямо в глаза. Вадон отвел взгляд.
— Будьте добры, мадам, выполняйте. Не тратьте зря время.
Она захлопнула книгу и негнущейся походкой вышла из кабинета.
Билл громко смеялся, все еще держа руку на телефонном аппарате. Вдруг он смолк, поднялся и выглянул в окно.
Что-то всерьез обеспокоило Вадона. А ему ведь было достаточно одного телефонного звонка, чтобы Билл пулей вылетел из страны. Но вместо этого он, министр, позвонил совершенно незнакомому человеку и даже согласился встретиться с ним в тот же самый день.
Билл вглядывался в безлюдную улицу. Он не собирался шантажировать Вадона, эта мысль пришла ему в голову неожиданно во время разговора, когда он вспомнил, что кто-то рылся в документах Ахмеда в его доме. Взломщик перевернул все ящики, не потрудившись уложить бумаги в прежнем порядке. И Вадон ничтоже сумняшеся проглотил наживку. Что-то крайне нервировало его, и это было связано с Ахмедом.
Он несколько раз набрал телефонный номер, пока наконец не услышал знакомый сонный голос.
— Привет. Сегодня никаких встреч за завтраком?
— Билл! — От радости, что слышит его голос, Эми мгновенно проснулась. — Деловой завтрак был вчера. Откуда звонишь? Уже вернулся?
— Если бы я вернулся, то звонил бы не по телефону, а в твою дверь. Я все еще в Париже.
— Но ведь похороны были вчера.
— Да.
— Все прошло как надо?
— Думаю, что да. Но есть кое-какие неясности. Расскажу тебе все через пару дней.
— Через пару дней! Ты думаешь, у меня хватит терпения ждать тебя еще пару дней?
Билл улыбнулся. В ее беззаботном голосе слышалось искреннее разочарование.
— Ничего не поделаешь, Эми. Сиди Бей не находит себе места после смерти Ахмеда. Он попросил меня немного задержаться и попытаться выяснить, почему Ахмед сделал это.
— Не подумай, что я бессердечная, но что ты можешь разузнать? Люди совершают самоубийства в состоянии депрессии. Если бы здесь было еще что-то, неужели местная полиция не докопалась бы до истины?
— Может быть. Но для этого нужно было копать. Как бы то ни было, все не так просто. Ахмед был алжирцем. Кабилом.
— Я поняла, почему влюбилась в тебя, — рассмеялась Эми. — Ты будишь меня в шесть утра и восполняешь пробелы в моем образовании. Может быть, я покажусь тебе провинциалкой, Билл, но я ни разу в жизни не встречала алжирца. Никогда не слышала о кабилах. Что ты на это скажешь?
— Только то, что их культура отличается от нашей, как небо от земли. Кабилы кончают жизнь самоубийством по другим причинам, чем депрессия. Например, чтобы избежать позора. Честь семьи. Это совсем другой мир, Эми.
— Хорошо. Только не задерживайся в том мире слишком долго. Мне так не хватает тебя в нашем мире!
— И мне тебя, моя дорогая. Больше, чем я мог себе представить. Но я пообещал Сиди Бею раскопать то, что он хочет знать. Я в долгу перед ним. — Он помолчал. — И перед Ахмедом тоже, — прибавил он почти неслышно.
— Делай все, что считаешь нужным, Билл, только возвращайся поскорее. Пожалуйста!
— Мммм. Конечно! Эми, тут случилась одна вещь, связанная со всем этим делом. На сегодняшний вечер у меня назначена встреча с человеком по имени Кристиан Вадон. — Эми не проявила никакого интереса к этому имени. — Он министр внутренних дел.
Она рассмеялась, потом смех оборвался.
— Билл, ты это говоришь всерьез? — совсем тихо спросила Эми. — Что происходит? Я знаю, что у тебя большие связи. Но министр внутренних дел! Какое он имеет отношение к тому, что ты делаешь для Сиди Бея?
— Вот об этом я и хочу спросить у него. И по этой-то причине я разбудил тебя так рано.
— Так, я вижу, тайна сгущается.
— Будем надеяться, что не слишком. Но если вдруг что-нибудь случится, дай знать друзьям, что у меня была деловая встреча с Вадоном.
— Билл? — насторожилась она, встревоженная внезапной серьезностью, зазвучавшей в его голосе. — Что происходит? Ты же не собираешься влезать в какую-нибудь опасную игру, нет?
— Будем надеяться, что все обойдется. Но в этой стране происходят странные вещи. И если в ближайшее время я тебе не позвоню, пообещай мне, что ты расправишься с этим Вадоном.
Когда Билл вышел из лифта, до половины седьмого оставалось пятнадцать секунд. Он настороженно оглядывал просторную безлюдную приемную, и в этот момент открылась дверь в дальнем конце комнаты. Высокий седой человек с загорелым лицом актера, в отлично сшитом костюме, выглядел в жизни почти так же импозантно, как и на экране телевизора. Сверкая белозубой улыбкой, Вадон быстро шел ему навстречу.
— Господин Дюваль, если не ошибаюсь? — приветливо спросил он.
Билл кивнул, ему сразу же бросилась в глаза смесь любезности и высокомерия в манерах министра, которую он раньше отметил в его голосе. Не подав руки, Вадон прошел мимо Билла, повернул переключатель, заблокировав лифты.
— Сюда, пожалуйста.
Вместе с Вадоном Билл пересек приемную, настороженно заглядывая через открытые двери в боковые кабинеты. Вначале он удивился, что Вадон принимает его без единого телохранителя, но потом все стало ясно. Вадон знал о нем многое не только из подслушанных телефонных разговоров. Будучи министром внутренних дел, он имел доступ к документам полицейских и разведывательных управлений дружественных стран. Так что получить сведения о Билле было для него парой пустяков. Служебная характеристика Билла, данные, хранившиеся в разведуправлении, убедили Вадона, что он имеет дело с нормальным человеком, а не с психопатом. Дрожь пробежала по телу Билла, он ощутил какой-то мистический ужас, усиленный гулкой пустотой кабинетов: почудилось, что он всего лишь марионетка, жертва неведомых сил, которыми манипулировал Вадон. Передернув плечами, Билл прогнал эту мысль и вошел в личный кабинет Вадона.
Огляделся. Двери с мощной обивкой из простеганной кожи, совершенно пустой письменный стол, толстый кремовый ковер. Потрясающий вид. Все внушало посетителю, что он предстал перед могущественной властью. Вадон указал ему рукой на кресло, а сам направился к столу.
Билл молча наблюдал, как он неторопливо сел в кресло, элегантным движением вытянул вперед руки — так, чтобы манжеты рубашки ровно на полдюйма выглядывали из-под рукавов пиджака. Откинулся на спинку кожаного кресла, скрестил ноги и положил подбородок на сплетенные пальцы. Из-за его плеча в окне виднелась Эйфелева башня.
— Итак, господин Дюваль, поскольку вы уже здесь, соблаговолите объяснить мне, почему я был вынужден отменить несколько важных деловых встреч.
Билл едва удержался от улыбки. Вадон был восхитителен. В хорошие времена Билл имел облагаемый налогом доход более полумиллиона долларов, одевался в лучших парижских и нью-йоркских магазинах, каждый день общался с богатейшими и самыми преуспевающими людьми из Сити. И все же человек, сидевший напротив, почти заставил его почувствовать себя кем-то вроде водителя грузовика.
Билл кивнул и улыбнулся.
— Хорошо. Как я вам уже сказал, я друг семьи Бенгана. Они попросили меня попытаться разузнать, почему Ахмед покончил жизнь самоубийством. Что его заставило сделать это?
Ни один мускул не дрогнул на лице Вадона.
— Говорите, что были его другом? Может, есть какие-нибудь предположения у вас?
— Я давно с ним не общался. — Лицо Билла невольно омрачилось. Гоня от себя навязчивую мысль, он в упор смотрел в лицо Вадона. — По-моему, семья считает, что… в общем, в последнее время что-то угнетало его.
— Не исключено, что ваш друг пользовался услугами психиатра. Вы бы лучше разыскали этого врача и потолковали с ним, а не со мной.
— Действительно, не исключено. Это один из вопросов, которые я хотел бы задать вам, поскольку вы тоже были его другом.
Вадон не двигался, только чуть подергивались его нижние веки.
— Эта мысль, я вижу, не дает вам покоя. Могу ли спросить, кто вам подсказал ее?
— Его сестра. Она сказала, что Ахмед очень гордился знакомством с вами. Больше он ничего не говорил.
Вадон помолчал какое-то мгновение, только кончиком языка облизнул нижнюю губу. Потом рассмеялся неестественным, гортанным смехом.
— Господин… э-э… Дюваль, это профессиональный риск любого человека моего ранга. За день я пожимаю бесчисленное множество рук. Люди долго помнят это и обожают делиться своими впечатлениями. — Он обвел широким жестом руки кабинет, открывавшийся за окном вид и много чего еще. — Поле деятельности у них огромное. Господину Бенгана нравилось общаться с известными людьми. И я, возможно, встречался с ним несколько раз на приемах, в благотворительных заведениях… да мало ли где. Не сомневаюсь, что его смерть очень расстроила семью. Возможно, они неправильно истолковали его рассказы о встречах со мной. — Он прокашлялся. — Да. По телефону вы упомянули о каком-то… э-э… документе, который ваш друг поручил вам сохранить.
Последние слова Вадон произнес как бы между прочим, почти со смешком, но глаза его смотрели в упор на Билла. Билл ничего не ответил, встал, подошел к окну, постоял там несколько секунд, глядя на город. Солнце почти совсем затянула пурпурная дымка, предвестница скорых ливней. Узкая полоска густого тумана протянулась между верхними этажами Эйфелевой башни, и от этого казалось, что верхушка башни плывет в никуда. Билл приблизил лицо к стеклу, посмотрел вниз, провел пальцем по стыку двух полос предохранительной пленки.
— Ахмед Бенгана был моим старым другом, — спокойно произнес он, все еще глядя вниз. — Он не был лжецом, господин Вадон. — Билл обернулся и посмотрел на собеседника. — И если он сказал, что вы были его хорошим другом, значит, так оно и было.
Вадон сдвинул брови. Билл заметил, как дернулся его кадык, а горло, по-видимому, свела судорога.
— Боюсь, что вы жестоко заблуждаетесь. — И, не выдержав взгляда Билла, он опустил глаза.
— А не вы ли? — медленно покачал головой Билл. Он снова отвернулся к окну и разглядывал уличное движение с высоты не менее сотни метров. — Думали ли вы когда-нибудь, во что превращается человеческое тело, упавшее с такой высоты? — задумчиво спросил он. — Можете ли вы себе представить, с какой силой оно ударяется о землю? Разрываются сосуды сердца и легких, голова раскалывается как дыня, мозг брызжет во все стороны. Вы знаете, я видел его тело. — Он снова посмотрел на Вадона. Его загар сменился болезненной сероватой бледностью, синие глаза стали водянистыми. Билл пожал плечами. — Но успокойтесь, что вам за дело до всего этого? А ведь вы очень хорошо знали этого парня. — Он улыбнулся и снова посмотрел Вадону прямо в глаза.
Закусив губу, Вадон шевельнулся, слегка потянулся в кресле и занялся изучением своих золотых часов — самой современной модели.
— Господин Дюваль, я согласился встретиться с вами, потому что у меня возникло впечатление, будто вы хотели что-то… э-э… предложить мне. Почему бы вам не показать мне это, и давайте прекратим нашу бесполезную стычку. Через сорок минут — не позже — я должен быть в телестудии.
В этих словах было столько высокомерия, казалось, что один лишь факт, что он, Вадон, бывает на телевидении, а Билл — нет, успокаивал его, напоминая о значимости собственной персоны. Первое впечатление Билла о нем оказалось не совсем верным. Если на этого человека хорошо нажать, он легко раскалывается.
Вадон протянул руку и нетерпеливо пошевелил пальцами.
— Ну, давайте же, показывайте, что у вас там.
Билл кротко улыбнулся и развел руками.
— Я солгал вам, Вадон. Интересно было посмотреть, клюнете вы на мою приманку или нет. И, Бог свидетель, вы клюнули. — Он приблизился к министру и склонился к его лицу. — Чего вы испугались, Вадон? Почему Ахмед выбрал именно ваш кабинет для самоубийства?
Вадон покраснел как рак и вскочил с кресла.
— Ты дешевка! Жулик! — Его голос прерывался какими-то всхлипами. — Негодяй ты! Убирайся отсюда!
Он схватил Билла за рукав и потащил к двери. Билл вырвал руку с такой силой, что министр почувствовал недвусмысленное предостережение, и быстро вышел в приемную. За ним, почти вплотную, следовал Вадон, бормоча ругательства. У самого лифта Билл обернулся.
— Еще один вопрос, Вадон. Вы были когда-нибудь женаты?
Голова министра дернулась назад, как от удара. Секунду или две он пристально смотрел на Билла, взгляд его источал чистейший яд. Потом глаза поблекли. Он зажмурился, медленно поднял веки, словно только что пробудился, и неожиданно оскалил зубы в медленной ухмылке.
— Нет. Но почему я должен отчитываться перед вами? Красивые мужчины нашего возраста, преуспевающие, обладающие властью…
Он не закончил фразу, только хлопнул Билла по руке, к его удивлению. Повернулся, быстро подошел к переключателю блокировки, щелкнул им. Двери лифта тотчас же раздвинулись. И в этот момент к Вадону окончательно вернулось самообладание. Он повернулся к Биллу и медленно, взвешивая каждое слово, произнес:
— А теперь прощайте, господин Дюваль. Пожалуйста, послушайтесь моего совета. Не забывайте, кто я такой. И возвращайтесь домой. Это убережет вас от многих неприятностей.
В ответ на явную угрозу Билл лишь хитро прищурился. Двое высоких крупных мужчин, почти одного роста, глядели друг другу в глаза.
— Ты грязный подонок, — проговорил Билл, повернулся и вошел в лифт. Когда Вадон выскочил вслед за ним из другого лифта, он уже стоял на краю тротуара и подзывал такси. Министр дождался, когда такси исчезло из виду, и поспешил к телефонам-автоматам.
— Это я, — почти касаясь губами трубки, прошептал он, хотя в вестибюле никого не было. — Мне нужно встретиться с вами. — Он помолчал, выслушал ответ. — Нет, сегодня вечером. Все из-за американца. Боюсь, он доставит нам много хлопот.