Расплата

24

Сердце у Билла готово было выскочить из груди. Он пробыл в комнате всего лишь десять-двенадцать минут, а ему казалось, что прошел целый день. На кровати и под ней валялись пустые коробки, рваная одежда, журналы и сорванные с катушек видеоленты. Пол был усеян квитанциями химчистки и неоплаченными счетами за стоянку машины. И ничего, что могло бы дать хоть какую-нибудь зацепку.

Он достал из-под кровати чемодан и вывалил его содержимое — куча смятых конвертов с алжирскими марками и безграмотно нацарапанными адресами. Он взял наугад пару писем — грубая, бесцветная, дешевая линованная бумага с микроскопическими щепками. Листки были исписаны с обеих сторон арабской вязью и испещрены кляксами.

Билла охватило отчаяние, он медленно обвел взглядом комнату. На полу валялись выпотрошенные телевизор и видеомагнитофон, рядом разбросаны их внутренности. Три половицы показались ему подозрительными, он сорвал их, но там не оказалось ничего, кроме полувекового слоя пыли и дохлых насекомых. Он подошел к окну, чтобы посмотреть, не спрятано ли что-нибудь снаружи, и тут его взгляд наткнулся на нечто интересное. Билл негромко вскрикнул и повернулся к раковине.

Оббитый, покрытый трещинами фарфор с толстым слоем въевшейся грязи, у самого стока застыла серая мыльная пена с клочками сбритых черных волос. На покрытой пятнами пластмассовой полке, прибитой к стене над раковиной, в лужице пены покоилась невымытая бритва. Одеколоны от Герлена, Диора и Лорана как-то не вязались с этой грязью, так же как и белоснежная шпаклевка, которую вдруг заметил Билл, оглядывая стену вокруг раковины. Этой шпаклевкой была замазана щель между фарфором раковины и потрескавшимся облицовочным кафелем. Билл выхватил из кармана отвертку и принялся выковыривать шпаклевку.

Конец отвертки покрылся мягким липким материалом, он еще не успел затвердеть, потому что щель замазали совсем недавно. Дрожа всем телом от нетерпения, Билл отвинтил оба винта, крепивших раковину к стене. Это была единственная вещь в комнате, к которой бездельник Кхури приложил руки. Билл бросил винты на пол, выпрямился, вонзил отвертку в мягкую шпаклевку и, действуя ею как рычагом, начал отделять раковину от стены.

Когда она наконец повисла на водопроводной трубе, Билл взялся за нее обеими руками и потянул к себе. И чуть не вскрикнул. Оказывается, раковина закрывала тайник, выемку размером с пачку сигарет, выбитую в штукатурке. Липкой лентой к задней стенке была приклеена маленькая коробка, завернутая в белую пленку. Билл сунул отвертку в карман, достал коробочку из тайника и сорвал обертку. Из груди вырвался приглушенный торжествующий вопль: в его руках была миниатюрная кассета. Билл сунул ее в карман и расклинил дверь.

Распахнув дверь своей комнаты и держа кассету в высоко поднятой руке, Билл остановился на пороге и крикнул Кельтум:

— Уходим! Вы только посмотрите, что я нашел!

Девушка сидела на кровати, казалось, она не слышала его.

— Кельтум! Ну же! Это магнитофонная кассета! Бежим отсюда, пока этот подонок не вернулся и… — его голос упал. Он влетел в комнату и подбежал к ней. — В чем дело?

Она сидела согнувшись, подперев голову рукой, другая рука безвольно свесилась, плечи вздрагивали в такт сухим, мучительным рыданиям. Билл опустился на одно колено и обхватил ее голову руками.

— Кельтум! Пожалуйста! Что с вами? — Он довольно сильно хлопнул ее по щеке. — Нам нужно уходить отсюда. Немедленно! Если он сейчас вернется и увидит, что я натворил в его комнате, ничто нас не спасет. — Ее глаза безучастно смотрели куда-то в пространство, лицо пожелтело. Он взял ее руку — она была безжизненна и холодна как лед. — Кельтум! — Он снова хлопнул ее по щеке, больнее, чем в первый раз. — Ради Бога, скажите, что с вами? Нам нужно уходить!

Она сидела и, казалось, ничего не видела и не слышала, тело содрогалось от рыданий, но слез не было. Билл огляделся в поисках причины ее отчаяния. На кровати валялась корреспонденция, которую ей отдала консьержка: трогательные приглашения на уроки тенниса и в клуб книголюбов, рекламы торговцев кожаными кушетками и креслами. Поверх всего этого лежал большой коричневый конверт с оторванным краем, а вокруг него — сделанные полароидом фотографии, отпечатками вниз. Билл перевел взгляд с фотографий на лицо Кельтум, нахмурился и, поддерживая ее голову одной рукой, другой перевернул снимки и разложил их на кровати.

— Господи, — прошептал он и бросил взгляд на Кельтум. Девушка никак не реагировала на его присутствие. Он нежно прижал ее голову к своему плечу и стал разглядывать снимки.

Голова его закружилась, чувства смешались — отвращение, шок, смущение. Он не верил своим глазам. С трудом подавляя охватившее его омерзение, заставил себя рассмотреть все фотографии, одну за другой.

На многих изображение было размытое, некоторые сделаны при слабом свете, но лица Вадона и Ахмеда были видны очень отчетливо, ни с кем не спутаешь. В горле у Билла застрял ком, его тошнило. На фотографиях двое занимались тем, что, по его представлениям, обычно делают друг с другом гомосексуалисты. И даже еще больше. На двух фотографиях Вадон держал свои половые органы как раз перед камерой, лицо его выражало неописуемое наслаждение, а Ахмед, возбужденный, с остановившимся взглядом, похоже, протыкал их иглой. На какое-то мгновение Биллу показалось по выражению лица Ахмеда, что он это делает по принуждению, но эта надежда быстро рассеялась без следа. На других фотографиях жертвой был сам Ахмед, связанный и в наручниках, а обнаженный Вадон со сверкающими глазами истязал его. Глубоко потрясенный, Билл крепко прижимал к себе Кельтум, касаясь губами ее волос.

Долго еще они молчали, не могли или не хотели произнести ни слова. Наконец Билл почувствовал, как оцепенение постепенно проходит и его охватывает волнение. Вне всякого сомнения, эти фотографии были ключом к тайне самоубийства Ахмеда. Из-за них Кхури и его приятели загнали Ахмеда до смерти. Непонятно было только, работали они на Вадона или против него. Не отнимая губ от волос Кельтум, Билл протянул руку и взял конверт. Поискал внутри письмо или записку, объясняющую намерения отправителя, но ничего не нашел, повертел его в руках и уронил на кровать, потом принялся рассматривать написанный небрежно, каракулями, адрес.

— Кельтум! — нерешительно прошептал он. Она не пошевелилась. — Кельтум, посмотрите, пожалуйста. — Он взял конверт и показал ей. — Что вы об этом думаете?

Девушка подняла глаза, посмотрела на конверт, лицо ее было спокойным и безжизненным, словно она находилась в состоянии гипноза.

— Пожалуйста! Постарайтесь помочь мне. Что вы об этом думаете?

— Думаю? — переспросила она тонким голоском. — А что я должна думать? И о чем?

— Почерк! Вы его узнаете?

Она медленно опустила глаза и уже вполне осмысленно посмотрела на конверт.

— Не знаю. Какие-то каракули. Возможно, это почерк моего брата.

— Правильно, — кивнул Билл. — Мне тоже так показалось, — произнес он тихо, голова его лихорадочно работала. — Ахмед. Писал в спешке, на чем-то мягком, ему не на что было опереться. — Посмотрел на марку, прищурился, пытаясь разобрать стертый штамп. — Да, — наконец выдохнул он. — Посмотрите! — Он положил конверт на кровать и ткнул пальцем в марку. — Посмотрите на время. Дата! По всей вероятности, оно было послано приблизительно в то время, когда Ахмед спасался от тех, кто обыскивал его кабинет. — Билл взглянул на Кельтум, глаза его горели. — Он бросил пакет в почтовый ящик там, возле кафе. И если бы ему удалось отделаться от них и он возвращался бы тем же маршрутом, он бы вынул его. — Она посмотрела в ту точку, куда показывал его палец.

— Это доплатное письмо, — нараспев произнесла она. — Так вот почему консьержка требовала с меня деньги.

— Первое, что мы сделаем, когда вырвемся отсюда, — тихо фыркнул Билл, — это пошлем ей пять франков. В одном я уверен, — прибавил он, бросая конверт и собирая фотографии, — благодаря этому мы выкрутимся из беды. Так или иначе, но мы сможем заставить Вадона утихомирить своих псов.

— Но зачем?

— Что «зачем»?

— Зачем Ахмед послал все это… это мне? Почему на ту квартиру? Ведь он же знал, что я туда хожу очень редко.

— Чтобы уберечь их от Кхури, — пожал плечами Билл. — По-моему, он боялся, что Кхури начнет следить за корреспонденцией, которую получают ваши родители. А о вашей квартире никто не знал. Ахмед был уверен, что рано или поздно вы пойдете туда. Возможно, он бросил пакет в почтовый ящик, чтобы он не попал в руки Кхури в том случае, если ему не удастся уйти от них. А может быть, он и не собирался кончать жизнь самоубийством, просто решил зайти потом на вашу квартиру и забрать пакет.

Она пожала плечами и опустила голову. Билл вскочил, потянул ее за собой.

— Простите меня. Я понимаю, как вы расстроены, но нам нужно уходить отсюда.

Кельтум позволила ему поставить себя на ноги и стояла теперь не шевелясь, безвольно опустив руки. Билл собрал фотографии и засунул их в карман.

— Кельтум, пожалуйста, забудьте все это. Помните только то, что значил Ахмед для вас и для ваших родителей. Помните, как они гордились им. А сейчас мы должны уйти из гостиницы. Поскорее, пока Кхури не взбрело в голову вернуться домой. Ему ничего не стоит пристрелить нас обоих, и тогда фотографии попадут ему в руки.

— А какое это имеет значение? — еле шевеля губами, спросила она глухим голосом.

— По правде сказать, не знаю. Знаю только то, что Ахмед предпочел умереть, но не отдать их ему.

— Ну и что? Он умер. И теперь все это несущественно.

Билл глубоко вздохнул, взял ее за плечи и встряхнул.

— Ошибаетесь, Кельтум. Это существенно. В вас говорит ваше горе. Неужели вам жизнь надоела? Мне пока еще нет. — Билл показал ей кассету, которую держал в руке. — Фотографии и, возможно, вот это помогут мне разделаться хотя бы с одним из них.

— Что? — Слабый интерес мелькнул в ее глазах.

— Я заставлю Вадона выстрадать то, что выстрадал Ахмед. Его самоубийство было, несомненно, связано с этими фотографиями. Вы ведь тоже кабилка, и не мне вам рассказывать, что руководило его действиями. Он сам себя убил. Испугался, что его грех откроется. А может быть, произошло что-то другое. Они втягивали его в какое-то постыдное дело, которое покрыло бы позором вашу семью. — Он взял ее за подбородок и приподнял голову. Их взгляды встретились. — Подумайте, разве сможет ваша мама, убитая горем, справиться с этим испытанием? Вы в долгу перед ней, перед памятью отца. Так помогите же мне отвести от нее новую беду. Если, конечно, получится…

Щеки Кельтум порозовели.

— Да, — прошептала она, — вы правы. Я должна это сделать.

Билл улыбнулся, взял ее за руку и повел к двери.

— Прежде всего нам нужно прослушать кассету, а потом мы встретимся с Лантье и отдадим ему все это.

Она отпрянула назад, Билл быстро огляделся.

— Уильям!

— Что? Нам нужно уходить.

— Знаю. Но вы в самом деле считаете, что это разумно? Идти на встречу. Ведь Лантье — полицейский. Неужели это тот человек, который нам нужен? — Она показала рукой на карман, куда он сунул фотографии. — Я думаю, эти… то, что они делали… Должен ли полицейский… — Она смущенно покачала головой. — Я убеждена: то, чем они занимались, преступно! Он должен был остановить их, а тогда все выявилось бы. Это было бы ужасно! — Кельтум даже вздрогнула от этой мысли.

— Мы должны довериться именно ему, Кельтум. Он уже доказал нам свою порядочность. А вы что предлагаете?

Он с нетерпением ждал ответа, а Кельтум стояла, закусив нижнюю губу, словно не могла подыскать нужные слова, и вдруг умоляюще посмотрела ему в лицо.

— Имам Бухила, — выпалила она.

— Бухила? — недоверчиво рассмеялся Билл, но затем снова понизил голос до шепота. — Поставьте на мгновение себя на его место. Вы помните, как он вел себя на похоронах? Он отлично продемонстрировал публике членство Ахмеда в своем движении. Ваш брат был лучшим приобретением Бухилы. Вообразите, как бы он среагировал при одном только взгляде на эти фотографии. Он бы понял, что они марают не только Вадона, но и его самого, делают из него всеобщее посмешище. Если он действительно такой целеустремленный человек, каким кажется, то при первой же возможности он уничтожит их. — Билл взял Кельтум за руку и повел к двери. — Нет, Кельтум. Лантье, конечно, ненавидит Вадона, но он, по-моему, уважает чувства вашей семьи. Давайте хотя бы встретимся с ним, а если из этого ничего не выйдет, придумаем что-нибудь другое. — Она открыла рот, собираясь что-то возразить, но промолчала и вышла вслед за ним из комнаты.

Тучи разошлись, и послеполуденное солнце залило землю своими лучами. От мокрых тротуаров поднимался пар. Билл и Кельтум торопливо удалялись от гостиницы, провожаемые косыми взглядами бездельников, высыпавших после ливня подышать воздухом. Они выносили деревянные стулья или расстилали полиэтиленовые сумки на обочинах и садились на них, спустив ноги в ручейки водосточных канав.

У перекрестка Билл оглянулся. Ничего подозрительного. Старики сидели и спокойно переговаривались, дети делали кораблики из сигаретных коробок и пускали их плавать по лужам. Машина Кхури еще не вернулась, администратор не бежал за ними следом и не окликал их. Только сейчас Билл позволил себе немного расслабиться. Они завернули за угол, и Кельтум вдруг резко остановилась, так что Билл чуть не упал, натолкнувшись на нее. В пятидесяти метрах от них вышагивал полицейский патруль — навстречу им, шеренгой, заняв весь тротуар. Кельтум так перепугалась, что чуть было не бросилась бежать, но Билл не растерялся: он подхватил девушку под руку и нырнул в ближайший магазин. Дверь за ними захлопнулась, и они оказались в плохо освещенном помещении, заваленном дешевыми товарами. Немедленно раздвинулась портьера, и в зал, переваливаясь, вкатился толстяк в футбольных трусах и засаленной фуфайке.

— Господи, ну и жара! — Он задрал вверх фуфайку и с глупой ухмылкой снова натянул ее на живот. — Она меня доконает. Чем могу служить?

Билл выхватил заводного кролика из картонной коробки и принялся внимательно рассматривать его, держа под наблюдением дверь. Полицейские прошли мимо, а Билл, повертев еще с полминуты игрушку в руках, положил ее на прилавок перед хозяином.

— Сколько?

— Шестьдесят шесть франков, — прочитал, прищурившись, толстяк неразборчивую надпись на коробке.

— За это? — удивленно поднял брови Билл.

— За шесть штук. Минимальная цена.

Билл пожал плечами и отсчитал деньги. Толстяк засунул кроликов в измятую полиэтиленовую сумку, украшенную эмблемой неизвестно какой фирмы.

— Спасибо. — Билл взял сумку и повел Кельтум к двери.

Они вышли на залитую солнцем улицу и посмотрели в ту сторону, куда удалился полицейский патруль. Кельтум сдавленно вскрикнула: полицейские стояли на углу, всего лишь в трех шагах от них. Билл повернулся и, схватив девушку за руку, потащил ее прочь. Тело ее обмякло, она с трудом передвигала ноги. Завернули за угол в дальнем конце квартала, и только тогда Билл позволил себе остановиться и посмотреть на Кельтум. Глаза ее были широко раскрыты, она дрожала всем телом, зуб на зуб не попадал.

— Успокойтесь. Возьмите себя в руки. Вы выглядите как перепуганный кролик!

Кельтум с видимым трудом преодолела дрожь.

— Простите, я ведь не нарочно. Это все из-за полицейских, мне все казалось, что они вот-вот опознают нас.

— Понимаю, — кивнул он. — Но послушайте, они ведь не из-за нас патрулируют улицы. Это часть крупной операции по обеспечению безопасности. Весь город переполнен ими, и так будет до завтрашнего утра. А потом они исчезнут. — Билл улыбнулся. — Большинство из них, возможно, иногородние, их привезли сюда, чтобы они следили за порядком в день юбилея. Их головы заняты больше списками покупок, которыми их снабдили жены, чем нами. Я даже сомневаюсь, что у них есть ваша фотография.

— Знаю, но это совсем не успокаивает меня. Я очень боюсь, Уильям, и ничего не могу с собой поделать. — И, словно в подтверждение своих слов, она снова задрожала всем телом.

— Я знаю, о чем вы думаете. — Сжав губы, он посмотрел на часы. — Лантье скоро получит доказательства, а пока нам не следует разгуливать по улице. — Он огляделся и запихал сумку с кроликами в мусорный ящик. Пойдемте поищем такси.

Они шли молча, Билл вел Кельтум по самым убогим улицам с выщербленными, загаженными собаками тротуарами. Он, словно невзначай, оборачивался, внимательно оглядывал проходы между домами и магазины, где можно было укрыться в случае появления полиции.

От высыхающего после ливня асфальта поднимался пар, это усиливало духоту. Они взмокли от пота, одежда липла к телам. Подошли к краю тротуара, чтобы пересечь узкую улочку, всю заставленную машинами. По обе ее стороны теснились кафе и бары, тротуар, словно терраса, был загроможден стульями и столами из плохо оструганных досок. Только сошли на мостовую, как вдруг мимо пронеслась машина, обдав их фонтаном брызг. Они отпрянули назад, Билл подавил крик, чуть было не сорвавшийся с его губ, обернулся и проводил взглядом машину, а потом молча прижал к себе Кельтум.

Машина, синий «ауди», остановилась у какого-то кафе, втиснувшись между пустыми такси. Видно, это кафе пользовалось популярностью у таксистов. Билл задумчиво посмотрел в оба конца улицы. Такси — отличная крыша для перевозчика наркотиков.

«Ауди» загородил единственный проход на мостовой между такси и противоположным тротуаром. Стоя рядом с безмолвной Кельтум, Билл наблюдал, как водитель вылез из машины и театральным жестом захлопнул дверь. Крупный мужчина, с высокими славянскими скулами и роскошной черной шевелюрой. Он задержался на несколько секунд перед тонированным витринным стеклом и, глядя в него как в зеркало, причесал пятерней копну волос. Удовлетворенный тем, что увидел в стекле, одернул пиджак и шагнул в плохо освещенный зал бара.

Билл улыбнулся. С того самого момента, как он вылез из машины, водитель даже не коснулся карманов, и, когда он расчесывался пятерней, в руках у него тоже ничего не было. Билл повернулся к Кельтум, сунул ей в руку кассету, конверт с фотографиями и показал на узкую улочку, спускающуюся вниз.

— Возьмите. Спускайтесь к тому дальнему углу и ждите меня.

— Зачем? — Она нахмурилась.

— Я попытаюсь угнать эту машину. Незачем нам обоим рисковать. Если у меня не выйдет, не теряйте зря времени, уносите ноги и отдайте это Лантье.

Билл подождал, пока она дойдет до угла, затем неторопливо направился к «ауди» и лишь метрах в пятнадцати от машины почувствовал уверенность в себе. Кулаки его крепко сжались от нетерпения. Из выхлопной трубы машины шел белый дымок.

Билл подошел к машине сзади. Заглянул в бар, увидел водителя со стаканом в руке. Медленно прошел мимо, наталкиваясь на столики, стоявшие у самой обочины. Снова заглянул в бар. Водитель повернулся и смотрел на него злыми, настороженными глазами. Ему, видно, не нравилось, что Билл разгуливал так близко от его сверкающей свежей краской собственности. Билл примирительно улыбнулся ему и резко дернул переднюю дверцу — со стороны руля.

Дверца уперлась в спину старика, сидевшего за столиком и поглощенного игрой в домино, Билл попытался протиснуться в салон и тут услышал яростный рев: из двери бара выбегал хозяин «ауди», крепко зажав в руке стакан. Билл успел заметить, как он, размахнувшись, разбил стакан о косяк двери. Держа в руке донышко с зазубренными краями, водитель с криком выскочил на мостовую.

Билл рванул спинку стула, на котором сидел старик, тот упал на тротуар, дверца наконец распахнулась, и он скользнул на сиденье. Водитель дернул заднюю дверь и, протянув руку, схватил Билла за рукав. Билл яростно отбивался от силача, пытаясь оттолкнуть его. Водитель уже почти наполовину просунулся в машину и нацелился зазубренным краем разбитого стакана прямо Биллу в лицо. В этот момент Билл изловчился, пальцы его легли на рычаг переключения передач. Включив первую скорость, он выжал педаль газа.

Взвизгнули шины, машина рванулась вперед. Билл почувствовал, как слабеет хватка пальцев, державших его за рукав. Посмотрел в зеркало: человек вывалился из машины и растянулся на мостовой, потом вскочил на ноги и побежал вслед за машиной, сунув руку под борт пиджака, но через несколько шагов беспомощно остановился и опустил руки. Билл притормозил в пятидесяти метрах от него, помог Кельтум сесть в машину, а человек все стоял на дороге, грозил ему пальцем и что-то кричал в бессильной ярости. Все завсегдатаи кафе, сидевшие на террасах, с любопытством уставились на беднягу. Заметив это, он выпрямился и принял какую-то глупую павлинью позу.

— С вами все в порядке? — спросил Билл, взглянув на Кельтум. Машина завернула за угол, и ее владелец исчез из виду.

Она как-то особенно посмотрела на него.

— Со мной? Все в порядке? А с вами-то что? Вы сошли с ума? Он же чуть глаза вам не выколол осколком стакана.

— Могло быть хуже, — рассмеялся Билл. — У него мелькнула мысль, не пустить ли в ход револьвер.

— Господи, — вздохнула девушка. — Что нам теперь делать?

— Встретимся с Лантье. — Он посмотрел на часы. — А сейчас я хочу купить магнитофон и прослушать вот это. — Он показал на кассету в ее руке. — Так что давайте поищем магазин и купим машинку для этой штучки. Послушаем, что интересного добавит благоуханный господин Кхури к фотографиям, а потом вывалим всю эту кучу перед господином Лантье и посмотрим, что он будет с ней делать.

Кельтум молчала, Билл выжидательно посмотрел на нее.

— А вы не думаете, что лучше пойти к имаму Бухиле? — наконец произнесла она.

— Нет, — покачал головой Билл, — не думаю. Что касается Лантье, то я понимаю его позицию. Убили полицейского, и он убежден, что к этому приложил руку Вадон, вот и хочет вывести министра на чистую воду. Помогая нам, он быстрее продвигается к своей цели. А что касается Бухилы, то одному Богу известно, чего он хочет. Я знаю, для вас это особая тема, Кельтум, и не желаю оскорблять ваши убеждения и вашу веру, но для меня он просто политик со своей собственной политической программой. Думаю, если он и пожелает вмешаться в это дело, то только чтобы прибрать к рукам Вадона, а вовсе не для того, чтобы помочь нам выяснить, что толкнуло Ахмеда на самоубийство. — Он тяжело вздохнул. — Простите, Кельтум, но для Лантье все это улики, с их помощью он найдет способ снова открыть дело Ахмеда, действительно выяснить, что привело бедного Ахмеда к такому концу.

Она молча слушала, но в ее молчании было какое-то нервное беспокойство.

— Он не такой, — с особым выражением произнесла она, когда Билл умолк.

Он пристально посмотрел на девушку, по ее лицу снова потекли слезы.

— Кельтум, — сказал он, коснувшись ее руки, — ваш брат убил себя, и разгадка — в этих фотографиях. Я дал обещание вашему отцу и сдержу его. По-моему, лучше Лантье никто не поможет мне в этом. — Она безмолвно, плотно сжав губы, плакала. Билл чуть сильнее сжал ее руку. — Послушайте, вот ваши фотографии. Давайте поступим так: пойдем вместе к Лантье, и, если вам не понравятся его намерения, вы отдадите их Бухиле. Решайте сами.

— Не знаю, — замотала она головой, отвернувшись от него. — Я совсем растерялась, я не знаю, чего хочу. Я с трудом узнаю себя. Это жуткий сон. Мне нужно хоть немного успокоиться, подумать.

— Да, понимаю. — Он убрал руку. — Я понимаю, что́ вы пережили за эти дни. — Несколько секунд они помолчали. Билл заговорил первым. — Послушайте, давайте раздобудем магнитофон и прослушаем ленту, вдруг услышим что-нибудь полезное? А уж потом вы решите, что делать с фотографиями. Я больше не буду ничего советовать вам.

Кельтум долго молчала, потом посмотрела на него и даже попыталась улыбнуться.

— Хорошо.

Они снова замолчали, думая каждый о своем. Билл остановил машину на какой-то захудалой улице и ткнул большим пальцем в сторону невзрачного магазинчика, за пыльными окнами которого виднелись кучи бывшей в употреблении аппаратуры.

— Выглядит многообещающе. Попробуете?

Кельтум кивнула и, не выпуская кассету из рук, вылезла из машины. Вернулась она через три минуты с миниатюрным магнитофоном, не больше ладони.

— У них не оказалось упаковки. Это модель с дисплеем, — бесстрастно проговорила она.

— Не сомневаюсь! — рассмеялся Билл. — Его, наверное, свистнули с заднего сиденья чьей-то машины. Кассета подходит?

— Продавец сказал, что подходит. Я не попросила его проверить, — спокойно ответила Кельтум.

Билл наклонил голову.

— Мммм… ладно, за неимением лучшего. — Он легонько похлопал ее по руке. — Мне кажется, на нас здесь обращают внимание. Давайте поищем какое-нибудь укромное место и там прослушаем кассету.

Машина тронулась. Кельтум сидела прямо, неподвижно, словно замороженная ужасом в ожидании того, что сейчас, возможно, услышит. Биллу тоже было не до разговоров, все его внимание было поглощено дорогой. Через каждые сто метров встречались полицейские фургоны, мчавшиеся навстречу в сторону центра. На всех больших перекрестках стояли вооруженные полицейские, рации, установленные на их мотоциклах, почти непрерывно изрыгали что-то неразборчивое.

Четверть часа спустя Билл пристроил «ауди» в тихом тупике, заглушил двигатель и огляделся. Позади улица упиралась в высокую стену кладбища Пер-Лашез, по обе стороны высились глухие стены зданий. Впереди рядами стояли машины, они надежно скрывали их от посторонних глаз. На улице никого не было видно, только какой-то малыш играл в мяч, ударяя по нему обломком доски.

Кельтум сидела рядом с ним, задумчиво закусив губу, смотрела в ветровое стекло невидящим взором и, по-видимому, даже не заметила, что машина остановилась. Билл пристально посмотрел ей в лицо, потом отвел глаза и стал изучать дорожное движение в конце улицы.

— Прослушаем кассету?

Она резко повернула голову, в глазах промелькнул панический страх, словно она только что пробудилась от жуткого сна. Несколько секунд Кельтум глядела на него, и страх постепенно растаял, она медленно кивнула и достала из кармана магнитофон.

Пока девушка устанавливала кассету, Билл, повернувшись на сиденье, внимательно оглядел въезд в тупик, готовый в любой момент включить зажигание. Зазвучал голос. Билл нахмурился, брови его сошлись на переносице, он с трудом разбирал слова: мешали сильный алжирский акцент и скороговорка, щедро пересыпанная блатным жаргоном.

Кхури начал свое сообщение с формальностей, и это поразило Билла: алжирец словно диктовал исповедь, назвал свое полное имя, дату и время. Запись была сделана сегодня утром, всего лишь за несколько часов до того, как Билл проник в его комнату. Билл бросил взгляд на Кельтум — губы девушки растянулись в улыбке, но глаза оставались холодными, они ничего не выражали!

Кхури продолжал говорить в высокопарном, псевдоюридическом стиле, словно пародировал язык кого-то из судейских, с кем ему когда-то пришлось иметь дело. Он подробно изложил свою жизнь, даже перечислил преступления, рассказал о приговорах, которые ему выносили за сутенерство и вооруженные грабежи. Билл обменялся насмешливым взглядом с Кельтум, он не верил своим собственным ушам. Этого типа, казалось, больше всего заботило установление своего рейтинга в преступном мире, он не хотел оставить слушателям никакого сомнения в своей опасности.

Билл невольно улыбнулся всему этому абсурду. Кхури как будто собирался продать какому-нибудь издателю право на публикацию биографии подонка. Вдруг Билл вздрогнул и резко подался вперед, улыбки как не бывало, он был потрясен до головокружения, не веря своим ушам.

— Черт!

Желудок свело, казалось, его вот-вот стошнит. Схватившись за запястье Кельтум, он наклонился к магнитофону, его ухо почти касалось аппарата. В полном молчании они смотрели друг на друга, звучал только тихий искаженный голос, повествовавший свою историю. Каждая фраза была сдобрена непристойностями.

Наконец они медленно подняли склоненные к магнитофону головы, не сводя глаз друг с друга, бледные, потрясенные.

— И де Медем тоже! — выдохнул наконец Билл. — Они заодно!

Он вытащил магнитофон из оцепенелых пальцев Кельтум и перемотал ленту. Облизнув губы, нажал на клавишу «воспроизведение» и снова прослушал рассказ Кхури; рука Кельтум, которую он держал в своей руке, была холодная как лед, безжизненная, а по его лицу струился пот.

— Сволочи! — прошептал он, прослушав до конца рассказ Кхури. — Теперь все понятно. Вадон и де Медем! Они действуют вместе. Пара сволочей-убийц.

Все тело Кельтум было сведено судорогой, она сидела скорчившись, вжавшись в спинку сиденья.

— Господи, — простонала она, — они собираются убить его!

Билл прослушал исповедь Кхури еще дважды, держа магнитофон перед собой и не сводя с него глаз, как будто хотел возразить ему, поймать его на лжи. И каждый раз внезапно обрывавшаяся запись погружала Билла в глубокое молчание.

Медленно, словно двигаясь под водой, Кельтум крепко сжала руку в кулак и прижала его к губам.

— О-о-о! — не то прошептала, не то всхлипнула она. — Господи! Они собираются убить Брукнера. А в качестве убийц используют североафриканцев! Люди будут винить в этом имама. Они проклянут нас!

Билл крепко сжал ее руку, сжал до боли. Нельзя было допустить, чтобы у нее разыгралась истерика. Ее рука была так же безжизненна, как и все тело.

— Кхури боится, что они и его убьют, вот и решил подстраховаться.

Кельтум словно не слышала его, погруженная в свои собственные страхи, лишь в суеверном ужасе монотонно повторяла какие-то слова.

Машина тронулась с места. Билл обнял Кельтум свободной рукой.

— Я все понял, Кельтум! Понял, почему он умер. Ахмед, вероятно, знал. Он, должно быть, проник в их замысел. — Билл помолчал, подыскивая слова. — Может быть, они даже ухитрились… завлечь его, не представляю уж, каким образом.

— Стыд какой! — тихо, с отчаянием в голосе откликнулась она. — Вы правы. Этот стыд заставил его убить себя.

Выезжая из тупика, Билл посмотрел на магнитофон, словно ждал, что голос объяснит ему что-то. Аппарат тихо жужжал, разматывая последние, пустые сантиметры ленты.

— Сволочь, — прошептал он, — тщеславное, высокопоставленное ничтожество. Все делалось по приказу Вадона, с самого начала. Прослушивание телефонов, перемещение Лантье, убийство той женщины. Все взаимосвязано. Ахмед не случайно выбросился из окна кабинета Вадона, я уверен в этом, его прыжок был сообщением Вадону, он предупредил его о чем-то.

— Но, Уильям, что нам делать? Как нам узнать, что Лантье не играет с нами в нечестную игру?

— Простите, Кельтум, но у нас нет больше никакого выбора. Сейчас по крайней мере. — Он посмотрел на наручные часы. — Лантье уже ждет нас. — И, нажав на педаль газа, погнал машину наперерез туристскому автобусу. — Теперь мы без труда предотвратим убийство. В крайнем случае можно позвонить на телевидение и прокрутить там ленту, этого было бы достаточно, чтобы поднять всех на ноги и покончить с убийцами. И Брукнер появился бы на сегодняшнем параде. Но я хочу отомстить Вадону. Этот сукин сын должен заплатить нам за все. Я его заставлю землю есть. А для этого нам нужен Лантье. Бухила тоже точит на него зубы. Если имам заполучит кассету, Вадон найдет способ выйти сухим из воды — убедит всех, что это подлог. У Лантье же есть свои каналы. Он арестует Кхури и поместит его туда, куда до него не дотянутся руки Вадона. Лантье хочет посчитаться с подонком за то, что он погубил мальчишку-полицейского, сына его друга, а мы хотим посчитаться с ним за Ахмеда. — Его голос зазвучал мягче. — Но все же, если вы хотите передать эти фотографии Бухиле, я не смею возражать. Они ваши.

— Поступайте как сочтете нужным. — Глаза девушки лихорадочно сверкали. Она вложила пальцы в его ладонь, и он подивился силе ее рукопожатия. — Делайте что хотите, только быстро!