Глава 19

«Подразделения подводных лодок любых классов, совершавших всплытие в зоне досягаемости ракет класса А противника, считаются уничтоженными».

Правила ведения военных игр. Центр стратегических исследований. Лондон.

— Штурмана на центральный пост!

Я внезапно проснулся. Дверь была приоткрыта, и из коридора в каюту пробивался тусклый оранжевый свет. Я включил ночник над головой и посмотрел на часы. Была полночь. Койка Шлегеля была пуста, койка Ферди — тоже. Я быстро оделся и поспешил из каюты.

Сначала дрейфующего льда почти не было, попадались только отдельные небольшие глыбы. Потом гидролокатор начал засекать ледяные глыбы побольше: величиной с машину, величиной с сарай, потом — с блочный дом. И кто их знает: семь восьмых или девять десятых частей этого айсберга скрыты под водой и остаются невидимыми? Да и какая в этом разница. Скрыто под водой достаточно, чтобы стать последней преградой на пути в нашей жизни. Или, как сказал Шлегель капитану, льда в этой глыбе хватит, чтобы охлаждать мартини всю дорогу от Португалии до Лос-Анджелеса.

Но раз уж вы ушли на глубину, то целиком зависите от водной стихии. А здесь двухкилометровой глубины Норвежского бассейна уже не было. Мы следовали над подводным хребтом Яна Майена в Баренцевом море, где глубина океана измеряется в метрах. Находясь уже восемь часов под полярным паковым льдом, мы могли прогнозировать толщу льда с довольно большой точностью. Но когда мы попадали в зоны скопления обломков льда, предсказать его толщину было значительно сложнее. Я много слышал о таких зимних глубоководных походах, но сам впервые участвовал в нем. И все чаще ловил себя на мысли о лодке, которую они потеряли позапрошлой зимой.

— Начальника электромеханической службы на центральный пост.

— Нигде не видно этой проклятой польской подлодки?

— Две подлодки ушли из зоны локации на юг.

— В Мурманск. Понаблюдай за ними на гидролокаторе.

— Да, сэр.

— Быстрое обмеление, сэр.

— Будь внимательнее, Чарли. И помедленнее. — Командир повернулся к Шлегелю и ко мне: — Эта глыба льда над нами шириной более километра.

— Такая большая? — удивился Шлегель.

— Следующая глыба уже около пятнадцати километров шириной, — сказал капитан. Когда он посмотрел в другую сторону, Шлегель повернулся ко мне и состроил выразительную гримасу. Он был прав, насколько я понял выражение его лица. Этому парню так хотелось повыпендриваться, что теперь ему осталось еще попугать нас своими боевыми шрамами, в том числе и от аппендицита.

— Говорит капитан. Всему экипажу во всех отсеках соблюдать полную тишину.

Писк гидролокатора вдруг стал очень громким. Я осмотрел весь персонал центрального поста. Дежурная вахта была одета по полной форме: рубашки и брюки цвета хаки. Но капитан был без своей тужурки, а штурман вообще в полосатой пижаме.

Уже много лет тому назад американские подводные лодки нанесли на карты рельеф дна арктических морей. Они зафиксировали на картах каньоны и вершины мелководных северных морей, тысячекилометровые прямые и пологие равнины, которые могут служить для быстрой передислокации, как, например, водители рефрижераторов используют европейские скоростные автомагистрали. Однако у водителей рефрижераторов нет над головой огромных скоплений толстого льда. Гигантские плавучие льдины осели своим килем так глубоко, что могут снять скальп любой подлодке, которая отклонилась со скоростной трассы и пытается выбраться на равнину без больших потерь, лавируя в опасных местах.

— Приближаемся к максимально допустимому давлению, сэр.

Ферди отступил назад, пропуская капитана мимо себя. Самописец гидролокатора рисовал картину ледовых сводов над нами. Зимой новые образования льда давят своей массой на старые слои, заставляя их опускаться еще ниже под воду. Самописец бесстрастно рисовал диаграмму: вверх-вниз, вверх-вниз, словно температурный листок, с уменьшающейся амплитудой колебаний.

— Что-то мне это не нравится, Чарли.

— Так точно, сэр. — На корабле стало неестественно тихо: люди затаили дыхание, боясь почесаться или договорить фразу.

Стрелка скорости хода показывала восемь узлов, стрелка указателя глубины добралась до семидесяти метров. Единственным шумом, который был слышен, был глухой рокот механизмов и прерывистый писк гидролокатора. Подлодка медленно двигалась вперед. Стрелка гидролокатора пошла еще ниже. Толщина ледового покрытия все возрастала: двадцать пять метров, потом тридцать метров льда над нами. Тридцать пять! Стрелка продолжала ползти дальше. Тридцать шесть! Тридцать семь метров!

— О господи! Попробуем еще ниже.

— Экстремальные перегрузки! — Личный состав был в готовности к любому приказу. Двое матросов увернули звук у приборов, и писк стал тише.

— Погружаемся до 83 метров.

Мир вокруг нас сужался. Стрелка гидрометра продолжала ползти дальше и добралась уже до отметки «47». Если бы мы остались на первоначальной глубине, то лед пробил бы уже обшивку и воткнулся на полтора метра в корпус над нами.

— Выполнено, — доложил старпом.

Капитан почесал нос и повернулся к Шлегелю:

— Под этим проклятым льдом даже черт ногу сломит.

Вычислить толщину льда было нетрудно, однако океан в этом месте был мелким, а нам ведь еще предстояло развернуться и двигаться вдоль русского побережья по направлению к Белому морю. А там ледовое покрытие вообще может срастаться с дном. Это было самое опасное место.

— Эта польская подлодка ушла? — спросил Шлегель.

— Наш гидролокатор показывает, что она опять идет параллельным с нами курсом.

— Она села нам на хвост, — предположил Шлегель и взглянул на Ферди.

— Нет, — ответил капитан, — она скорей всего нас не видит. Вполне вероятно, что она попала в такую же передрягу со льдом, что и мы. У нее дрянной гидролокатор. Она нас сможет засечь только тогда, когда доберется до берега эскимосов.

— Она знает, что мы здесь?

— Она знает, что мы где-то здесь. Ее антирадар может слышать, что наш гидролокатор засек ее. Но на свой гидролокатор они нас засечь пока не могут.

— Однако у нее хорошая скорость, — заметил Шлегель.

— У них просто карты для этого района получше наших. Ни они, ни мы не можем точно знать толщину льда, но они промеряют глубину лотом — это помогает.

— Да черт с ней, этой подлодкой, — сказал Шлегель.

— У нас и без нее дел по самые уши, — согласился капитан.

— Так всегда было в нашем мире, — вставил свое слово Ферди. — Никто не обращает внимания на малых врагов, боясь только больших противников. Это доказано мировой историей. — Ферди был одет в черный шелковый халат, малиновый платочек был заколот золотой булавкой. Капитан уставился на него, словно только сейчас увидел его наряд. Потом кивнул:

— Наверное.

— Обмеление продолжается, сэр.

Огромные слои ила выравнивали поверхность дна моря, но под слоем ила дно было настолько твердым, что могло выдержать тяжесть подводной лодки. Под нами осталось всего лишь двадцать семь метров воды, а над нами образовывался новый ледяной хребет, как показывали приборы.

Снова затрепетало нервное перо самописца.

— Опускаемся еще на семнадцать метров, — приказал капитан.

Мы погрузились еще ниже. Кривая самописца немного отклонилась от черты, обозначающей нижнюю кромку ледяного покрытия. Я услышал, как Ферди перевел дух. Подводная лодка выровнялась, и самописец плавно нарисовал красивую кривую.

— Здесь нам придется туго, — произнес капитан. — Лево держать, курс на северо-восток.

— Впереди лагуна, — сообщил оператор гидролокатора.

— На каком расстоянии от нас?

— Около двух километров или немного дальше.

— Опять влипли.

Над нами начинался большой ледяной хребет — киль огромной плавучей льдины. На приборе было видно, что она была частью изломанного ледяного хребта, сжатого так сильно, что вся плавучая льдина сильно накренилась. Самописец начертил на тонкой бумаге бешеную амплитуду, похожую на дикобраза.

— Опускаемся еще на десять метров. Черт бы побрал этот паковый лед! — Капитан начал стирать с воротника рубашки капли холодной воды. Она стала просачиваться из перископа, после того как вода за бортом стала холоднее. Поначалу капающая вода забавляла, но теперь при мысли о водной стихии по ту сторону стального корпуса было уже не до смеха.

— Так держать, — приказал капитан.

Теперь под нами начался водоворот встревоженного ила. Эхолот задрожал, пытаясь зарегистрировать глубину сквозь мягкий ил, взбаламученный нашим передвижением.

— Полный назад! Так держать.

Пол наклонился, когда гребные винты остановились, а потом начали медленно вращаться в другую сторону. На некоторое время подводная лодка стала неустойчивой, словно заскользила на бегущей волне. Но затем гребные винты погасили скорость, и движение вперед прекратилось. Подлодка содрогнулась от громкого грохота.

— Стоп, машина!

Самописец начертил еще целую серию колебаний над темной горизонтальной линией, соответствующей нашему положению. Капитан вдруг прикрыл ладонями лицо, словно его ударили. Но я знал, что он просто прислушивается, как лед царапает обшивку. Звук был такой, словно кто-то когтями царапает металл. Теперь корабль полностью остановился.

— Ложимся на дно, — приказал капитан.

Корабль накренился и тяжело ухнул. Цистерна погружения издала глухой стон, и подводная лодка стала ложиться на дно океана. Я потерял равновесие, когда пол накренился больше чем на десять градусов.

Все уцепились за переборки, трубопроводы или фитинги. Капитан взял микрофон ГГС:

— Внимание всему экипажу! Говорит капитан. Мы легли на дно. Пока я буду изучать обстановку по гидролокатору, соблюдать полную тишину. Повторяю: соблюдать полную тишину! — Капитан поставил микрофон на место и поманил Шлегеля и меня к пульту управления. Он сел и вытер свой лоб одноразовым платком.

— Я думаю, полковник, нам нужно поискать другой путь.

— Где?

— Нужно идти на юг, пока не найдем окончания плотного льда.

— Я не очень-то разбираюсь в плотных льдах, капитан, но сомневаюсь, что мы найдем лучший путь. Насколько я знаю, этот лед образуется у самого побережья.

— Или пока мы не найдем один из морских проходов, которые образуют ледоколы, очищая судоходные пути к Мурманску.

— Делать нечего, — произнес Шлегель. — Это может угробить все мое дело. Мне нужна телескопическая антенна и радиосвязь в течение ближайших шестидесяти минут.

— Это невозможно, — хладнокровно ответил капитан. Он вытер лоб свежим платком и, старательно прицелившись, бросил его в корзину, демонстрируя этим полное самообладание и спокойствие олимпийского чемпиона.

— Впереди вас в двух километрах находится лагуна. Давайте протащим вашу посудину по этому илу и тине и как раз к 12 часам выберемся отсюда. Понятно?

— Я все отлично понял, — ответил капитан. — Но так не пойдет. Если ваше дело не выгорит, то этому виной непредвиденные обстоятельства. Если же я угроблю свой корабль, то никто не назовет это непредвиденными обстоятельствами.

— Решение принимаю я, — вкрадчиво произнес Шлегель. Он оглянулся через плечо, но мы уже давно перестали обращать внимание на присутствующих. — Об этом же говорится в приказе, который находится в опечатанном конверте. У вас есть такой же в вашем сейфе за тремя замками. Можете ознакомиться. — Он протянул капитану официальный пакет. Внутри был гербовый лист бумаги с надписью на нем «Директор управления по ведению подводной войны» и пентагоновский печатный бланк со множеством подписей.

— Для большей убедительности, — предупредил Шлегель, — позволю себе заметить, что у вас в сейфе находится соответствующая директива Объединенного комитета начальников штабов.

— Здесь нет никого, кто бы позволил мне рисковать моим кораблем, — отрезал капитан. Он оглянулся на меня. Я был единственным, кто бы мог услышать их перепалку.

— Послушайте, капитан, — сказал Шлегель таким тоном, который мог вывести из любого олимпийского спокойствия. — Вы разговариваете не с каким-нибудь зеленым салагой! Я ходил на всяких там посудинах, когда вы только еще на детских машинках катались. Если я говорю, что корабль должен пройти, то это значит, что я в ваших советах не нуждаюсь!

— А я говорю…

— Да, вы считаете, что я ошибаюсь. И вы это можете доказать. И вы сможете доказать свою правоту, если затрете корабль под этим чертовым льдом. Но если вы развернетесь и потащитесь домой, то я в этом случае могу гарантировать, что там вас посадят голой задницей на сковородку. Потому что вы докажете свою правоту, только утопив нас!

Капитану потребовалось много времени, чтобы осознать последнюю угрозу. Он встал, судорожно вздохнул, снова сел и вытер лоб. Две или три минуты он молчал и собирался с мыслями.

— Мы пройдем, сынок, — уговаривал его Шлегель, — все будет хорошо, вот увидишь. — Его лицо сморщилось, и я знал по своему опыту, что Шлегель на грани срыва.

Капитан наконец сказал:

— Плавучая льдина над нами может быть величиной со здание ООН и твердой, как бетон.

— Капитан… Там наверху есть один парень… Он едет по дороге к северу от Мурманска, в паршивом русском автомобиле, в снегу по самые стекла. За последние полчаса он то и дело смотрит в зеркало, не видно ли за ним погони. Когда он приедет в условленное место в заброшенном уголке замерзающего мыса, он откроет багажник и настроит антенну своего радиопередатчика, чтобы послать нам сообщение. Делая все это, он рискует своей головой, поскольку верит, что мир — это прекрасная вещь, капитан. И теперь, когда мы сидим в этих апартаментах с кондиционером, с прекрасным мясом, устрицами и брусничным пирогом на ужин, — неужели мы подведем этого парня, который будет вызывать нас и не получит никакого ответа?

— Мы можем угробить перископ, — сказал капитан.

— Да все будет нормально, — успокоил его Шлегель.

Только не подумайте, что лично я был солидарен со Шлегелем в том, чтобы попытать счастья и попробовать проползти под килем этого айсберга. Если уж парень наверху такой нервный, то нечего было и связываться.

— Ладно, попробуем еще раз, — сказал капитан своему старпому, но уже без тени улыбки на лице. — Пять узлов, не более.

Гребные винты начали вращаться. Когда вода заструилась по обшивке, пол начал медленно выходить из крена и выравниваться. Я заметил, как капитан что-то шепнул своему старшему помощнику, и был уверен, что он посылает его принести опечатанный пакет из сейфа, прежде чем предпринять новую попытку. Этот капитан не доверял никому. И правильно делал. Я услышал, что самописец снова заработал.

— Потолок повышается, капитан.

Капитан всем своим видом показал, что повышение потолка ледяного покрытия на один метр все равно дела не меняет. Но его глаза были прикованы к гидролокатору и к лагуне за ледяной глыбой.

— Закрыть все люки и отсеки!

Я услышал металлический лязг замков и уплотнителей на люках в отсеках. Матросы испуганно переглядывались. Зазвенел телефон. Капитан снял трубку. Несколько секунд он слушал, что ему говорит старший помощник. Потом бросил взгляд на Шлегеля.

— Хорошо, Чарли. Тогда мы все-таки попробуем. — Он положил трубку на место. — Ну что ж, поехали, полковник, — сказал он Шлегелю. Тот изобразил на лице такую тонкую улыбку, что можно было обрезаться.

Вдруг послышался легкий царапающий звук по обшивке. Мы его отчетливо слышали, потому что все стояли, затаив дыхание. Подводная лодка медленно продвигалась вперед, и от контакта со льдиной ее на один-два градуса повернуло в сторону. Монотонная работа винтов сменилась неустойчивым тарахтением, но потом все вошло в норму. Снова послышался царапающий звук, мы вдруг наклонились вперед, а самописец начертил почти вертикальную линию, соответствующую семнадцати метрам или даже больше. Самописец вернулся в прежнее положение, а потом стал чертить кривую полярного пакового льда толщиной не более четырех метров.

— Полковник, что-то не видно это чертовой лагуны.

— Если мы в течение тридцати минут не найдем подходящий пролом в ледовом покрытии, мне придется распорядиться, чтобы запустили пару аквалангистов под этот паковый лед.

— Ничего хорошего из этого не выйдет, — сказал капитан. — За это время мы продвинемся вперед всего лишь на три корпуса лодки.

— Капитан, вы что-нибудь слышали о подлодках с «Поларисами» на борту? — спросил Шлегель.

Капитан не ответил.

— Я не знаю, каких денег стоит целый флот этих подводных посудин. Но я не думаю, чтобы в этих хитроумных штуках не было приспособлений делать дырки во льду. Не так ли?

— У нас еще есть полчаса, — сказал капитан.

— Это точно, — согласился Шлегель и направил свой указательный палец на капитана. — Ну так как, остудим немного ваших ребят? А?

— Внимание всему экипажу! Говорит капитан. Мы находимся под полярным паковым льдом. Возобновить обычную деятельность, но отсеки не открывать.

Мы нашли подходящую по размеру полынью — как обычно называют лагуны во льду. Не отрываясь от гидролокатора, капитан начал готовить подлодку к всплытию.

Мы все находились в электронном отсеке с операторами, приданными для наблюдения.

— Я помню наизусть все частоты, на которых он должен выйти на связь, — сообщил Шлегель.

— Может быть, он на связь вообще не выйдет, — предположил Ферди.

— Мы даем ему два часа времени, и только после этого можем доложить, что радиообмен не состоялся.

— И что, капитан будет целых два часа держать подлодку на поверхности?

— Он сделает все, что я ему скажу, — ответил Шлегель, хмуро ухмыляясь. — В крайнем случае его команде придется перекрасить палубу в белый цвет.

— Это все равно не поможет укрыться от локаторов или магнитных обнаружителей подлодок, — заметил Ферди.

— Сделайте мне одолжение и не говорите об этом капитану. А то он и так перепуган до смерти, — резко бросил Шлегель.

— Он наверняка знает про локаторы лучше, чем вы, полковник, — сказал Ферди.

— Поэтому полковник ничего и не боится, — вставил я.

— Ну вы там! — недовольно буркнул Шлегель.

Радиовызов пришел вовремя. Сообщение было на норвежском языке, но русские операторы были бы необычайно глупыми, если бы поверили, что сообщение передано парочкой норвежских рыболовных траулеров, торчащих во льдах.

— Переходите в радиосеть N4, — было передано очень чисто азбукой Морзе, и потом последовали пять четырехзначных групп.

Шлегель заглядывал через плечо оператора, пока он расшифровывал радиограмму по кодовым таблицам. Потом он сказал:

— Передавайте сообщение: «На сегодняшний улов рынок стабильный. На завтра изменений не предвидится». А теперь подождем немного.

Наш оператор отстучал сообщение и после сигнатуры оставил ключ в покое. Потянулись минуты ожидания. Шлегель улыбался.

Когда мы вернулись в кают-компанию, Ферди погрузился в кресло, а Шлегель начал щелкать выключателем настольной лампы на карточном столе доктора.

— Нашему парню это удалось, — произнес он.

— Нашего парня с переносным передатчиком было слышно на пятерку. Сильный и чистый сигнал. Можно сравнить, пожалуй, только с тактическим передатчиком Северного флота, — заметил я.

Шлегель оскалил зубы так, как это делают люди на приеме у стоматолога. Видимо, это был знак, что Шлегель переходит в оборонительную позицию.

— Это был служебный передатчик, — признался он, — который подтвердил рандеву на вертолете.

Я уставился на него. Так много слов для такого простого сообщения? Неужели нельзя было запустить это в сжатом виде и с большей скоростью?

— Русский передатчик? — спросил я. — Так, значит, мы по их выбору сели голой задницей в эту лагуну?

— А чем тебе не нравится эта идея?

— А теперь только осталось дождаться русских вертолетов? Да они могут раздолбать нас в пух и прах!

Шлегель согласно кивнул и стал изучать расклад в бридже доктора. Он заглянул в карты обеих сторон и начал играть. Он не стал подыгрывать никому из условных партнеров, ему просто было интересно, что из этой партии выйдет. Не отрываясь от карт, он сказал:

— За подлодку можешь не беспокоиться, Патрик. Побереги свои молитвы для нас самих. Подлодки там не будет: она поднимется на поверхность, высадит нас и скроется, пока мы ее не вызовем. Насколько я знаю, встреча произойдет не в лагуне, а в другом месте. Нам придется туда добираться пешком.

— Добираться пешком?! — поразился я. — По этому полю белого ванильного мороженого? Да вы в своем уме?

— Ты будешь делать то, что я скажу! — рявкнул Шлегель таким же голосом, каким он говорил с капитаном.

— А если нет? Что вы тогда доложите своему грозному начальству? Что я переел булочек с корицей?

— Ферди! — окликнул Шлегель.

Ферди, с интересом слушавший разговор, вдруг вскочил на ноги, скороговоркой пожелал нам спокойной ночи и поспешил из каюты. Когда мы остались одни, Шлегель стал ходить взад-вперед по каюте, механически включая и выключая вентилятор и светильники.

— Значит, ты не веришь, что контр-адмирал Ремозива прибудет на встречу?

— За всю свою службу я уже досыта наслушался подобных историй, — возразил я. — Но если даже поверить во все это вранье, которое я слышал, и к этому прибавить объективные предпосылки и то, что я сам знаю, то можно почти с уверенностью сказать, что это скорей всего дохлый номер.

— Предположим, что ты меня убедил. — Он опасливо оглянулся, не подслушивает ли кто наш разговор. — Допустим, я сказал тебе, что это радиосообщение вынуждает нас теперь продолжать операцию, даже если мы сами уверены, что это фальшивка. Что ты на это скажешь?

— Я хочу знать весь сценарий.

— Это как раз то, что я тебе рассказать не могу. — Он провел ладонью по лицу и оттянул уголки рта, словно испугавшись наступления припадка истерического смеха. — Я скажу тебе лишь одно: если завтра нас всех перебьют, а Ремозива не прибудет, то даже такой исход будет удачным.

— Но для меня — вряд ли, — ответил я.

— Ты не понял, приятель, — сказал Шлегель. — Потому что если русские там завтра выкинут какую-нибудь штуку и возьмут тебя живьем, то они все равно многого не добьются.

Я улыбнулся, стараясь изобразить мрачную ухмылку Шлегеля. Я всегда хотел этому научиться, тем более у меня было много причин улыбаться таким манером.

— Патрик, я серьезно говорю. В этом деле есть секретные инструкции, по которым мне лучше быть убитым, чем взятым в плен. То же самое касается Ферди.

— А есть ли в этом деле секретные инструкции, согласно которым вы бы побежали и сообщили Ферди: все равно, попадет ли он сам в мешок, а вот меня нельзя оставлять живым?

— Да, любезный. У тебя не голова, а калькулятор. И где ты столько ума набрался? — Он недовольно покачал головой, но возражать не стал.

— Хочешь жить — умей вертеться. Таков естественный отбор в природе.

Загрузка...