Рассказ о шпионе

Глава 9

Если телефон звонит посреди ночи, то это всегда за Мэрджори. Поэтому мы ставим аппарат с ее стороны кровати. В эту ночь, наполненную вином, коньяком и Доулишем, когда зазвонил телефон, я только фыркнул и перевернулся на другой бок.

— Это тебя, — сказала Мэрджори.

— Это я — Ферди. Я в своей машине.

— А у меня телефон рядом с кроватью — дикость, да?

— Да, я понимаю. Я очень извиняюсь, но мне надо поговорить с тобой. Ты не спустишься, чтобы открыть мне?

— А до утра твое дело не может подождать?

— Не будь свиньей, — вмешалась Мэрджори. — Иди и впусти его. — Она зевнула и с головой укрылась одеялом. Я не мог винить ее, она очень редко имела удовольствие видеть меня бодрствующим посреди ночи.

— Это вопрос жизни и смерти.

— Хорошо бы так. — Я повесил трубку.

— Ты разговаривал с ним как с ребенком, — упрекнула Мэрджори. — А он много старше тебя.

— Он старше, богаче и лучше выглядит. И он курит.

— А ты опять не начал? Я горжусь тобой, дорогой. Держишься уже почти два месяца, да?

— Шестьдесят один день, пять часов, тридцать две минуты.

— Еще и пятидесяти дней нет.

— Что, обязательно меня в лучших намерениях пресекать? — Я потряс спичечный коробок, взятый с прикроватного столика, и положил его обратно, не воспользовавшись. В доме не было ни одного коробка, иначе я бы дрогнул. Я отказался даже от сигар у Ферди. Иногда нельзя было не испытывать чувство большой гордости за себя. Я натянул пижамные брюки и свитер под горло.

— Я поговорю с ним в гостиной, — сказал я, выключая свет.

Ответа не последовало. Мэрджори обладала способностью засыпать мгновенно. Я зевнул.

Я впустил Ферди и проводил его в гостиную. В кастрюле с вечера осталось какао. Я поставил кастрюлю на плиту и принес из кухни чашки, таким образом у меня была уважительная причина просыпаться постепенно. Ферди мерил шагами ковер в гостиной в таком волнении, что руки его дрожали, когда он прикуривал сигару.

— Только мне не предлагай, — предупредил я.

Он послушно взял какао, но даже не пригубил.

— Сейчас, может быть, ты мне поверишь. — Он внимательно посмотрел на меня, но больше ничего сказать не мог. — Не знаю с чего начать.

— Ради бога, Ферди, сядь.

На нем было пальто импрессарио: черного цвета с барашковым воротником. Еще десять лет назад оно вышло из моды. Он сел и сбросил пальто с плеч величественным жестом.

— Странный район.

— Да, вшивенький, — согласился я.

Он оглядел запыленную комнату, пачку бумаги, подложенную под часы, пятна на диване, прожженный ковер, книги, на форзацах которых карандашом была указана цена.

— Ты бы жил лучше, если бы слушался меня.

— Я думал об этом, Ферди. Почему бы тебе меня не усыновить?

— Ты еще не знаешь, что случилось сегодня ночью.

— Шлегель ударил Бодина?

— Что? Ах да. — Ферди нахмурился, а затем небрежная улыбка подтвердила, что он понял шутку. — Они напали на бедного старого Толли.

— На кого?

— На Толивера, Бен Толивер — член Парламента. Ты провел в его обществе вчерашний вечер.

— Кто на него напал?

— Эта долгая история, Патрик.

— У нас впереди целая ночь, — зевнул я.

— Проклятые русские напали на него. Вот кто.

— Лучше давай все по порядку.

— Как раз перед тем как мы уехали, Толивер позвонил по телефону. За ним следили. У него в машине есть телефон, и он позвонил сказать, что возвращается. Когда ты ушел, я взял машину и поехал ему навстречу.

— Ты говоришь об этом на удивление спокойно. Почему не позвонил в полицию?

— Да, я не с того начал. Я должен был предупредить тебя, что Толивер работает на Сикрет Сервис… теперь, не удивляйся. Я говорю тебе чистую правду, любого можешь спросить…

— Что ты имеешь в виду: я могу спросить любого? Откуда, черт возьми, все знают?

— Любого из тех, кто знает, — чопорно произнес Ферди.

— О’кей, Ферди, теперь понятно. Но меня это не убедило.

— На минуту забудь свою ненависть к Толиверу…

— У меня нет к нему ненависти… Так, только зуб на него имею.

— Да, и я знаю почему, но, если бы ты по-настоящему узнал Толивера, он бы тебе понравился.

— С учетом того, что он работает на Сикрет Сервис.

— Ты хочешь, чтобы я продолжал рассказывать?

— У меня нет жгучего нетерпения, Ферди. Я спал, когда ты позвонил мне из машины.

— Забудь о телефонных звонках. Я знаю, тебя это тоже раздражает.

— Ради бога, продолжай. — Из соседней комнаты Мэрджори крикнула, чтобы мы не очень шумели. Я зашептал: — Толивер работает на Сикрет Сервис и за ним следили, когда он позвонил тебе из своего «бентли». Давай перейдем к тому моменту, когда ты с ним встретился. Что за машина преследовала его?

— Это был не легковой автомобиль. Восьмиколесный грузовик, — с сомнением сказал Фреди. — Я знаю, ты мне не поверишь, но я сам его видел.

— А Толивер был в «бентли»? Он мог запросто уйти от преследования.

— Вначале за ним следовал старый «хамбер истэйт». Толивер понял, что это слежка и притормозил, пропуская «хамбер». И в этот момент большой десятитонный грузовик обогнал их обоих. Толивер оказался в «коробочке». Грузовик шел со скоростью миль пятьдесят в час; «хамбер» подпирал сзади, а водитель грузовика не давал себя обогнать.

— Лихие парни.

— «Хамбер» ударил по заднему бамперу. Толли был крепко напуган.

— Ты мог говорить с ним по телефону?

— Да, он положил трубку на сиденье рядом с собой и кричал. Затем резко затормозил грузовик. Удивительно, как они не угробили Толли.

— Они не пытались это сделать.

— Почему ты так уверен?

— Я не уверен, Ферди, но люди, которые идут на такой риск и такие расходы… Понимаешь, в этом случае проще сделать столкновение летальным, а не наоборот.

— Толли всегда пристегивается.

— Где был ты, когда все происходило?

— В самом конце я пристроился за «хамбером». Они были слишком увлечены и не заметили меня.

— Что произошло, когда они остановились?

— Я тоже остановился, но на достаточном расстоянии впереди. Затем побежал назад к ним. Они так и не обратили на меня внимание. Открыли дверцы машины Толли и попытались вытащить его.

— Он сопротивлялся?

— Толли был без сознания. Он и сейчас еще не пришел в себя. Вот почему я приехал к тебе. Если бы Толли был в норме, я бы спросил его, что делать. Они говорили по-русски. Ты подумаешь, что я шучу, но они говорили на хорошем русском, был лишь очень слабый акцент какой-то местности. Они горожане — проскакивали польские гласные, — если бы мне надо было угадать, я бы предположил, что они из Львова.

— Не изображай профессора Хиггинса, Ферди. Что было потом?

— Да, я должен был рассказать до конца. Грузовик прижал «бентли», когда тот тронулся. Снес «бентли» крыло… Думаю, Толли хорошенько тряхнуло.

— Кто-нибудь обратил внимание на инцидент?

— Полицейская машина подъехала сразу же, как только мы все остановились. Полицейские посчитали, что это обычная авария. Бок у «бентли» был продавлен и разорван… крыло отогнулось назад. Не заметить этого было нельзя.

— И что сделали русские, когда приехала полиция?

— Так, ты начинаешь признавать, что это были русские, — хорошо.

— Что они сделали?

— Ты же знаешь, что бывает в таких случаях — проверка прав, страховки, тест на алкоголь.

— Но Толивер был без сознания.

— Мне позволили увезти его домой. Все были заняты с полицией, когда я уехал. Я сделал вид, что приехал одновременно с полицией. Никто из них не заподозрил, что я знаю, как все было на самом деле.

— Пей какао.

Знаю, вы подумаете, что я плохо обращался с Ферди, но я слишком давно знаю Фоксуэлла. Говорю вам, речь вполне могла идти об обычной дорожной аварии: два водителя, говорящие с сильным акцентом, ругались с пьяным Толивером, который чуть не убил их, выехав на красный свет.

— Я записал регистрационные номера и грузовика, и «хамбера». Ты не выяснишь, кому они принадлежат? И узнай, что полиция сделала с русскими.

— Сделаю, что смогу.

— Завтра?

— Хорошо.

— И, Патрик, ты должен помнить, что Толивер действительно работает на британскую Сикрет Сервис.

— А какая разница?

— Я имею в виду… не позволяй предрассудкам увести тебя в сторону.

— Послушай, Ферди. Толивер пьяница. Его выкинули с кабинетной работы, потому что он пьяница. В прошлом очень сурово обходились с пьяницами.

— Он по-прежнему член Парламента, — возразил Ферди.

— У него очень мало шансов быть переизбранным на следующих выборах. Но я хочу остановиться на том факте, что Толивер был членом коммунистической партии в сорок пятом и в сорок шестом годах. Его кандидатура никогда не будет рассматриваться для работы в спецслужбах, я уж не говорю о Сикрет Сервис.

— Откуда ты знаешь? Я имею в виду, что он был коммунистом.

Много лет назад я читал досье на Толивера, но не мог же я об этом сказать Ферди: «Это не секрет. Спроси любого».

Он улыбнулся:

— Толивер учился в Оксфорде на курс старше меня, в другом колледже, но наши дороги постоянно пересекались. Ему было тяжко. Отец едва помогал Толли. У нас у всех были машины, карманные деньги, а он, бедняжка, по вечерам выполнял всякую вшивую работу, чтобы свести концы с концами. Никогда не бывал на вечеринках. Беда была еще и в том, что он особо не блистал в учебе. Конечно, это не преступление быть средним, совсем не преступление, но вследствие этого он должен был сидеть за учебниками всегда и везде, когда не занимался мытьем посуды или какой-нибудь другой работой. Этого достаточно для кого угодно, чтобы присоединиться к коммунистам, разве не так?

— Ты разбиваешь мое сердце. А как насчет тех бедных ублюдков, которые даже не продвинулись дальше средней школы. Многие из них умнее Толивера и более здравомыслящие.

— Ты не любишь его, я знаю. Трудно оценить ситуацию, когда преобладают личные чувства.

— Ферди, ты не в том положении, когда можно судить людей отнюдь не блещущих. Или тех, кто позволяет личным чувствам воздействовать на их оценки других людей. Толивер не сотрудник разведывательной службы, я готов биться об заклад.

— Ты все еще хочешь получить регистрационные номера?

— Давай. Но уясни, Толивер не имеет ничего общего с британской Сикрет Сервис, а те люди не русские. Или, по крайней мере, не русские шпионы.

— Тогда кто они?

— Я не знаю, кто они, Ферди. Может быть, продавцы красного вина или делегация из журнала «Вкусная и здоровая пища». Но они не русские шпионы. А сейчас сделай мне одолжение, иди домой и забудь обо всем.

— Но ты проверишь номера?

— Проверю.

— Я бы пошел, но с этой игрой Шлегель…

— …убьет тебя голыми руками. Ты прав.

— Ты считаешь это смешным, а не приходило тебе в голову, что все это может быть делом рук Шлегеля?

— Потому, что он скрестил шпаги с Толивером на вечеринке? Если этого достаточно, то почему я не могу стоять за этим?

— Я должен был к кому-то обратиться, — сказал Ферди, и я понял, что он хорошо продумал мое предположение.

— Я пошлю Шлегелю записку, что опоздаю.

— Ему это не понравится, — Ферди прикусил губу.

— Мне не придется выслушивать его недовольство. Ты выслушаешь.

На светофоре вспыхнул зеленый свет; спортивный автомобиль с разбитым глушителем обогнал молоковоз, громыхавший так, будто переезжал свежезаделанную яму на дороге.

— Никогда не привыкну к этому продолжающемуся всю ночь движению, — сказал Ферди.

— Мы не можем все жить на двух акрах в Кэмпден Хилл, Ферди, — возразил я. — Будет ужасное перенаселение.

— О, дорогой, я не хотел тебя обидеть. Просто хотел сказать, что не представляю, как здесь можно уснуть.

— Не представляешь? Перестань болтать и я тебе покажу.

— Да, ты прав. У тебя еще что-нибудь есть?

Это мне нравилось в Фоксуэллах — «у тебя еще что-нибудь есть», как будто это он делает мне одолжение.