На станции Завитая Уссурийской дороги имеется бедная вдова — гражданка Силаева. Дело вдовье трудное, как известно. Вдове тоже нужно кушать и пить. Мыкалась вдова, мыкалась и обратилась в местком:
— Дайте мне службу, товарищи.
Местком внял просьбам вдовы и устроил ее на место тут же, в месткоме.
Должность легкая и прекрасная.
Вдову призвали и сказали:
— Тетка! Будешь пять печей топить, пять коридоров мыть, а равно и пять полов. Мусор будешь убирать ежедневно. А чтобы тебе не было скучно, еще будешь носить воду.
— А сколько жалованья? — спросила вдова, шмыгая носом.
Месткомщик, по фамилии Моложай, сделал арифметический подсчет:
— Пять коридоров помножить на пять печей, прибавить пять бочек мусора и разделить на пять кадушек воды, равняется 5 рублей! — И объявил тетке Силаевой результат:
— Будешь получать пять рублей в месяц.
— Благодетели вы наши! — завыла тетка и ухватилась за половую тряпку.
Тетка не расставалась с тряпкой 10 месяцев. Тетка носила, тетка таскала, тетка мыла, тетка прибирала.
На одиннадцатый месяц ей заявили:
— Тетка, мы тебя на новую квартиру переводим, а в твою прежнюю комнату пробиваем дыру.
— Благодетели вы наши! — завыла она.
Дыру пробили, тетку перевели и тетке заявили:
— Нужно будет белить стены. Изволь начинать.
Тетка понеслась за известкой, побелила. Приходит получать за побелку.
— Пять рублей тебе следует,— объявил ей Моложай.
— Благодетели вы наши,— завыла тетка.
— Только, тетя,— добавил Моложай,— на эти твои пять рублей мы купили портрет и подарили его железнодорожной комячейке.
— Благоде…— начала было тетка, но осеклась и добавила: — К-как же это портрет? Я, может, портрета-то и не хотела!
— Как не хотела? — сурово спросил Моложай,— ты, тетка, думай, что говоришь. Как это портрета ты не хотела?
Тетка оробела.
— Ну, ладно,— говорит,— портрет так портрет. Только раз вы уж, красавцы, подарили на мой счет, так напишите на портрете: «Дар тетки Силаевой».
Моложай обиделся.
— Ты нездорова. На портрете писать про такого ничтожного человека, как ты, мы не будем.
Тут тетка уперлась.
— Не имеете права, мои деньги.
— Ты, тетка, глупа,— сказал Моложай.
— Да ты не ругайся,— ответила тетка,— деньги мои.
— Отлезь от меня,— сказал Моложай.
— Мои деньги,— несколько истерически заметила тетка.
Тут Моложай рассердился окончательно.
Но что дальше произошло — неизвестно, потому что в корреспонденции рабкора сказано глухо:
«Товарищ Моложай наговорил ей кучу дерзостей».
Дальше мрак окутывает историю.
Но есть приписка в корреспонденции рабкора: «Добрые люди учка и дорпрофсожа, распорядитесь, чтобы местком уплатил жалованье Силаевой с 1 января по 1 октября 1924 года, когда она в месткоме мыла полы и таскала воду, по настоящей, правильной расценке.
Во-вторых, нужно тетке уплатить пять рублей и разъяснить месткомщику Моложаю, что на чужие рабочие деньги дарить портреты нельзя. Это называется эксплоатация».