— Кашляните,— сказал врач 6-го участка М.-К.-В. ж. д.
Больной исполнил эту нехитрую просьбу.
— Не в глаза, дядя! Вы мне все глаза заплевали. Дыхайте.
Больной задышал, и доктору показалось, что в амбулатории заиграл граммофон.
— Ого! — воскликнул доктор.— Здорово! Температура как?
— Градусов 70,— ответил больной, кашляя доктору на халат.
— Ну, 70 не бывает,— задумался доктор,— вот что, друг, у вас ничего особенного — скоротечная чахотка.
— Ишь как! Стало быть, помру?
— Все помрем,— уклончиво отозвался медик.— Вот что, ангелок, напишу я вам записочку, и поедете вы в Москву на специальный рентгеновский снимок.
— Помогает?
— Как сказать,— отозвался служитель медицины,— некоторым очень. Да со снимком как-то приятнее.
— Это верно,— согласился больной,— помирать будешь, на снимок поглядишь — утешение. Вдова потом снимок повесит в гостиной, будет гостей занимать: «А вот, мол, снимок моего покойного железнодорожника, царство ему небесное!» И гостям приятно.
— Вот и прекрасно, что вы присутствия духа не теряете. Берите записочку, топайте к начальнику Зерново-Кочубеевской топливной ветви. Он вам билетик выпишет до Москвы.
— Покорнейше благодарю.
Больной на прощанье наплевал полную плевательницу и затопал к начальнику. Но до начальника он не дотопал, потому что дорогу ему преградил секретарь.
— Вам чего?
— Скоротечная у меня.
— Тю! Чудак! Ты что ж, думаешь, что у начальника санатория в кабинете? Ты, дорогуся, топай к доктору.
— Был. Вот и записка от доктора на билет.
— Билет тебе не полагается.
— А как же снимок? Ты, что ль, будешь делать?
— Я тебе не фотограф. Да ты не кашляй мне на бумаги.
— Без снимка, доктор говорит, непорядок.
— Ну, так и быть, ползи к начальнику.
— Драсьте. Кхе… кх!.. А кха, кха!
— Кашляй в кулак. Чего? Билет? Не полагается. Ты прослужил только два месяца. Потерпи еще месяц.
— Без снимка помру.
— Пойди на бульвар да снимись.
— Не такой снимок. Вот горе в чем.
— Пойди потолкуй с бухгалтером.
— Здрасьте.
— Стань от меня подальше. Чего?
— Билет. За снимком.
— Голова с ухом! У меня касса, что ль? Сыпь к секретарю.
— Здра… тьфу. Кха. Ррр!..
— Ты ж был у меня уже. Мало оплевал? Иди к начальнику.
— Здравия жела… кха… хр…
— Да ты что, смеешься? Курьер, оботри мне штаны. Катись к доктору!
— Драсьти… Не дают!
— Что ж я сделаю, голубчик? Идите к начальнику.
— Не пойду… помру… Урр…
— А я вам капель дам. На пол не падай. Санитар, подними его.
— С нами крестная сила! Ты ж помер?!
— То-то и оно.
— Так чего ты ко мне припер? Ты иди, царство тебе небесное, прямо на кладбище!
— Без снимка нельзя.
— Экая оказия! Стань подальше, а то дух от тебя тяжелый.
— Дух обыкновенный. Жарко, главное.
— Ты б пива выпил.
— Не подают покойникам.
— Ну, зайди к начальнику.
— Здрав…
— Курьеры! Спасите! Голубчики родненькие!!
— Куда ты с гробом в кабинет лезешь, труп окаянный?!
— Говори, говори скорей! Только не гляди ты на меня, ради Христа.
— Билетик бы в Москву… за снимком…
— Выписать ему! Выписать! Мягкое место в международном. Только чтоб убрался с глаз моих, а то у меня разрыв сердца будет.
— Как же писать?
— Пишите: от станции Зерново до Москвы скелету такому-то.
— А гроб как же?
— Гроб в багажный!
— Готово, получай.
— Покорнейше благодарим. Позвольте руку пожать.
— Нет уж, рукопожатия отменяются!
— Иди, голубчик, умоляю тебя, иди скорей! Курьер, проводи товарища покойника!