Растревоженный эфир

Глава 16

— Вы можете войти, — отчеканила мисс Уолш. — Мистер Хатт вас ждет.

От ее голоса веяло арктическим холодом. Как домашний зверек, она чувствовала настроение своего хозяина. Проходя мимо мисс Уолш, Арчер заметил, что ее лицо блестит от пота. «Пожалуй, — ехидно подумал он, — я вырежу из газеты рекламу одного из новых дезодорантов и пошлю ей по почте, анонимно». Проглоченная таблетка «Хлорофила» на двадцать четыре часа гарантирует нейтрализацию потовыделения и всех телесных запахов. Хотя приятнее нейтрализовать мисс Уолш целиком.

Хатт, одетый в серый костюм из тонкой шерсти, восседал за столом. Лицо его обгорело и уже начало лупиться. О'Нил устроился на стуле у окна. Накануне около полуночи Хатт позвонил Арчеру из флоридского аэропорта и попросил прийти в агентство в три часа дня. Провода не передавали эмоций, голос звучал бесстрастно.

— К тому времени я буду на месте, — без лишних слов сообщил он. — Мне надо с вами поговорить.

Значит, невзирая на заверения мисс Уолш и О'Нила, Хатт оставался на связи. Арчеру, конечно, хотелось бы знать, какой разговор состоялся между мистером Сандлером и Хаттом, разомлевшим под теплым солнышком.

— Присядьте. — Хатт говорил, как всегда, шепотом.

О'Нил не произнес ни слова, лишь пристально смотрел на Арчера.

Арчер сел на стул с жесткой спинкой. Положил ногу на ногу, чтобы показать, что нисколько не волнуется.

— Вы показали себя с лучшей стороны Арчер, — вновь зашептал Хатт. Его красное лицо оставалось спокойным, не выражая никаких эмоций. — И вам удалось добиться временного успеха. — Он выдержал паузу, ожидая ответа, но Арчер предпочел промолчать. — Я не знаю, что вы наговорили мистеру Сандлеру, — продолжал Хатт. — Но, должно быть, вы нашли очень веские доводы. — В голосе Хатта слышалось уважение. — Старика не так легко в чем-либо убедить. В итоге вашими стараниями мне пришлось сесть в самолет и прервать очень приятный отпуск. — В голосе Хатта по-прежнему не слышалось жалобы или осуждения. Разве что удивление, словно человек, которого он не очень-то ценил, показал себя с самой лучшей стороны, прыгнул выше головы. — До вашего маленького путешествия в Филадельфию вы, разумеется, знали о нашем правиле, касающемся общения со спонсорами?

— Да, — ответил Арчер. — Знал.

Хатт покивал.

— Я так и думал. Значит, отнюдь не неведение толкнуло вас на нарушение одного из основополагающих правил этой организации?

— Нет, — признал Арчер. — Я пошел на это сознательно. — Он видел, что Хатт ждет продолжения, но не произнес ни слова, решительно отказываясь оправдываться.

— Возможно, вам будет любопытно узнать, что перед вашим появлением в этом кабинете О'Нил и я обсуждали целесообразность отказа от сотрудничества с мистером Сандлером. — Он вновь замолчал, но Арчер лишь смотрел на него, не желая проявлять инициативу.

— Мы решили, что делать этого не стоит. Пока. Мы будем продолжать работу над программой… но при новых условиях, установленных вами и мистером Сандлером. Рассматривая ситуацию в целом, мы согласились, что резкие телодвижения на данный момент нецелесообразны. Не так ли, Эммет?

— Да. — О'Нил смотрел прямо перед собой.

— С этого момента, Арчер, — шептал Хатт, положив на стол покрасневшие от загара, покрытые веснушками руки, — мы вводим изменения в действующую ранее схему. Отныне подбором артистов, композитора, сценариста для «Университетского городка» будет заниматься Эммет. Вы, разумеется, можете предлагать ему своих кандидатов, но окончательное решение будет за ним. Это понятно?

Арчер не спешил с ответом. Подписывая контракт, он отчаянно боролся за свое право подбирать людей, с которыми ему предстояло работать. Без этого режиссер не мог нести никакой ответственности за то, что выходило в эфир. «Однако, — устало подумал он, — я и так пошел на многие компромиссы. Так что еще один компромисс ничего не решал». К тому же О'Нил понимал, что такое хорошо и что такое плохо.

— Да. Раз уж вы этого хотите.

— Хотим, — заверил его Хатт. — Мы решили, что «Университетский городок» отныне требует более пристального внимания.

«Отныне, — подумал Арчер. — Давно я не слышал, чтобы кто-нибудь употреблял это слово в разговоре».

— Я не знаю, — продолжал Хатт, — известили ли вы мистера Эрреса и миссис Уэллер об их новом… э… статусе…

— Нет, — ответил Арчер. — Я ждал разговора с вами и О'Нилом.

— Неужели? Так какой вариант кажется вам более предпочтительным? Вы хотели бы, чтобы Эммет переговорил с ними или вы лично сообщите им о своей победе? — Хатт доброжелательно улыбнулся.

— Я им позвоню.

Хатт пожал плечами.

— Как скажете. — Он задумчиво уставился в полированную поверхность стола. — Я думаю, с этим все ясно. За исключением одного. Я сожалею, что при нашем последнем разговоре в этом самом кабинете вы не вняли моему предупреждению. Если вы помните, я сказал вам, что в нынешние времена очень опасно защищать непопулярные идеи…

— Я не защищаю идею, — ответил Арчер. — Я защищаю двух людей, которые этого заслуживают. И все.

Хатт пренебрежительно отмахнулся.

— И непопулярных людей тоже. Я не знаю точно, каковы ваши побудительные мотивы, но, безусловно, в свое время они станут известны. — В голосе Хатта слышалась неприкрытая угроза. — А пока я с сожалением должен констатировать, что для нашей организации вы потеряли всякую ценность…

«Нашей организации, — повторил про себя Арчер. — Тем же тоном Хатт мог сказать: нашей церкви, нашей части, нашей страны. Он словно не знает таких слов, как «компания» или "фирма"».

— Каким-то образом, — с улыбкой продолжал Хатт, — вам удалось загипнотизировать старого глупого мистера Сандлера, и ради него какое-то время мне придется работать с вами…

Арчер встал.

— Если уж вас очень интересует, как мне это удалось, знайте, что я напоил его джином и обещал приставить к нему двух блондинок, когда он в следующий раз приедет в Нью-Йорк. А теперь позвольте откланяться. У меня дела. — Арчер чувствовал, что дрожит, и понимал, что с его языка вот-вот сорвутся резкие и очень обидные для Хатта реплики, произносить которые, конечно же, не стоило. А потому он заставил себя направиться к двери.

— Еще пару слов, мистер Арчер. — Хатт по-прежнему разглядывал свои руки, лежащие на столе, чуть тронутые флоридским загаром. — На дорожку. Позвольте посоветовать вам быть скромнее. После того как «Университетский городок» уйдет из эфира, а может, и раньше, вы больше не будете работать с нами. Более того, я считаю своим долгом поставить вас в известность о том, что в будущем, а утверждать это можно с большой долей вероятности, вам уже не придется работать на радио. — Вот тут он посмотрел на Арчера, маленький, злобный, довольный собой. Пусть режиссер знает, что он его враг, и враг могущественный.

Удивительно, думал Арчер, даже угрожая, Хатт говорит параграфами. Он посмотрел на тщедушного человечка по другую сторону стола и понял, что все каналы связи между ними перерублены. Говорить было не о чем. Арчер развернулся на каблуках и вышел за дверь. Когда он проходил мимо мисс Уолш, та вскинула на него глаза, блеснув потным лбом.

Стоя в телефонной будке в холле, Арчер прислушивался к длинным гудкам и поглядывал на проходящих мимо людей. Мужчины средних лет с заметным брюшком, стенографистки в очках, посыльные с пакетами, в которых стояли картонные контейнеры с кофе. У всех на лице спешка, словно они с нетерпением ждут, когда часы отмерят половину шестого. Наблюдая за ними, Арчер дал себе зарок следить за выражением собственного лица. Прежде всего за ртом. Губы сразу все выдают. Особенно у женщин. Одна за другой они проходили мимо, не замечая взгляда стороннего наблюдателя. И Арчер назвал бы их хорошенькими, если бы на их юности и красоте не лежала печать раздражительности, жалости к себе, разочарования, голода. Всегда ли так было, задался вопросом Арчер, или печать эта обусловлена временем и местом, Нью-Йорком и 1950 годом?

Гудки сменились щелчком, послышался голос Вика:

— Вик, это Клемент.

— Имя мне знакомо.

Арчер улыбнулся:

— Как дела?

— Корь по-прежнему имеет место быть. Я как раз на распутье. Думаю, то ли мне поспать, то ли оплатить счета за последний месяц, то ли прогуляться к киоску и купить вечернюю газету. А что делается в твоих краях?

— Ты по-прежнему в деле, — ответил Арчер. — Американская общественность не лишится возможности слышать твой нежный голосок.

— О… — Последовала долгая пауза. — Премного благодарен. Как тебе это удалось?

— Я съездил в Филадельфию и поговорил со спонсором.

— Ты, должно быть, произнес потрясающую речь. — В голосе Вика чувствовалось смущение. — Я очень сожалею, что не слышал этот бриллиант ораторского искусства.

— Я практически ничего не сказал. Говорил только он. Его жена видела тебя на какой-то вечеринке…

— Я ее помню, — подтвердил Вик. — Весом под двести фунтов и с лысиной на макушке.

— О ней ты должен говорить только хорошее. Ты ее совершенно очаровал.

— Потрясающая дама. Ей нельзя худеть ни на фунт. Однако едва ли ее впечатления заставили старика изменить свое мнение.

— Пожалуй, что нет. — Арчер уже жалел, что затеял этот разговор по телефону. — Я рассказал ему о «Серебряной звезде» и ранении.

— Ага. Патриот прослезился?

— Его сына убили в Тунисе. — Арчеру не нравилась та легкость, что звучала в голосе Вика.

— На следующую передачу я приду в парадной форме, со всеми регалиями и начищенным карабином.

— Это еще не все, Вик. Я пересказал ему все то, что услышал от тебя.

— То есть поручился за меня?

— Можно сказать, что да.

— Да ты меня просто балуешь. — Арчер уловил в голосе Вика нотку нежности.

— Перестань. — Арчеру хотелось побыстрее закончить этот разговор.

— А как насчет Хатта? Он проявил себя джентльменом?

— Не совсем. Ему пришлось прервать отпуск и вернуться в Нью-Йорк из Флориды.

Вик хохотнул.

— Печально. Очень печально. — Тут его голос стал серьезным. — Как насчет остальных?

— Расскажу при встрече.

— Не столь удачно?

— Не столь, — признал Арчер.

— Отныне будешь более предусмотрительным. Нанимай только тех характерных актрис, которые награждены «Пурпурным сердцем».

На мрачную шутку Арчер предпочел не реагировать.

— Когда мы увидимся?

— Сегодня, в половине шестого. Мы с Нэнси поедем с вами на спектакль, в котором играет Джейн. Нэнси и Китти обо всем договорились. Поедем на моей машине. По пути завернем в какой-нибудь ресторанчик и поужинаем.

— От спектакля многого не жди. — Арчер заранее защищал Джейн. — Я слышал, как в воскресенье она читала свою роль. В самых многообещающих молодых дарованиях ей числиться рано.

Вик рассмеялся:

— Не волнуйся, папаша. Я приму во внимание возраст, вес и состояние поля. До встречи. Еще раз спасибо за Филадельфию.

— Спасибо — это маловато. Я возьму с тебя половину стоимости проезда.

Вик смеялся, кладя трубку на рычаг. Арчер выудил из кармана несколько монет. Одним звонком меньше, сказал себе Арчер. Пусть он самый легкий. Пора переходить к трудным. Он набрал номер Атласа.

На другом конце провода трубку не снимали. После пяти гудков Арчер повесил трубку и с облегчением выдохнул. Атлас, решил он, подождет до репетиции в четверг. Арчер вновь бросил десятицентовик в щель и позвонил Элис Уэллер.

Когда она сняла трубку, Арчер спросил, может ли он заехать к ней.

— Знаешь, я обещала Ральфу, что отведу его на каток, и мы уже были в дверях, когда зазвонил телефон…

— Где находится каток? — Арчеру хотелось как можно скорее ввести Элис в курс дела.

— В Рокфеллеровском центре,[55] — ответила Элис. — Ему нравится, когда я наблюдаю за ним, и я…

— Я сейчас в городе. Надеюсь, Ральф не будет возражать, если его мать побеседует со старым другом, пока он будет вычерчивать восьмерки, не так ли?

— Я чувствую, Клемент, ты надо мной смеешься. Но так уж вышло, что по вторникам после школы мы ходим на каток…

— Ты тоже катаешься?

— Иногда. — Она хихикнула. — Ты думаешь, это глупо?

— Разумеется, нет. Коньки возьми с собой. Я уложусь в пятнадцать минут. — Арчер взглянул на часы. — Сейчас половина четвертого. К четырем ты подъедешь?

— Мне бы не хотелось нарушать твои планы, Клемент, — затараторила Элис. — Если ты предпочтешь подъехать ко мне, я уверена, Ральф поймет…

С другого конца провода донеслись приглушенные голоса. Арчер не сомневался, что Ральф стоит рядом и всем своим видом показывает, что никак не может понять, почему ему нужно отказываться от катка.

— Перестань, Ральф, — разобрал он слова Элис. — Я разговариваю с мистером Арчером…

— В четыре часа, — крикнул Арчер. Его раздражала готовность Элис к самопожертвованию. — У входа. — Он повесил трубку, прежде чем Элис успела что-то ответить.

Имея в запасе полчаса, Арчер неторопливо зашагал по Пятой авеню, разглядывая витрины, стараясь не думать о разговоре с Хаттом и его последствиях. Проходя мимо магазина мужской одежды, он вспомнил о том, что его приглашали на примерку нового костюма: Китти сказала ему об этом на прошлой неделе. Ателье «Таг бразерс» находилось лишь в двух кварталах от магазина, и Арчер прибавил шагу.

Он нашел нужный дом, поднялся на второй этаж. Его встретил мистер Таг, высокий, мрачноватого вида джентльмен, который частенько сам, скинув пиджак, кроил материю. Китти, в отличие от Арчера отдававшая предпочтение более смелым силуэтам, жаловалась, что в костюмах от «Таг бразерс» все мужчины выглядят как отставные капитаны полиции. И она не грешила против истины, поскольку основной контингент клиентов ателье составляли массивные господа с суровыми лицами стражей правопорядка. Их широкие талии мистер Таг с явным удовольствием облачал в отменного качества темную материю. И на брюках Арчера мистер Таг всегда прибавлял в поясе лишний дюйм, не допуская мысли о том, что человек, который мог позволить себе его цены, ограничивал себя в еде. Арчеру нравилась неспешная, умиротворенная атмосфера ателье, которое словно перенеслось в современный Нью-Йорк из далекого спокойного прошлого.

Величественными жестами, словно совершая обряд крещения, мистер Таг касался мелком мягкого твида нового пиджака. Оглядывая себя в трехстворчатом зеркале, Арчер ощущал легкость и свободу. Пиджак нигде не тянул, не ограничивал движения, поэтому режиссер заранее знал, что носить его он будет с удовольствием. Мистер Таг не жаловал подложные плечи и армирование полосками плотной ткани. «В моих костюмах заседают на советах директоров и ходят в приличные рестораны, — говорил он. — За «Нью-Йоркских гигантов»[56] в них не играют». Многие клиенты ателье настаивали на том, чтобы их хоронили в костюме, пошитом мистером Тагом. Возможно, ему это и льстило, но в разговоре он об этом никогда не упоминал.

— Мистер Спинелли, — позвал мистер Таг, закончив примерочное священнодействие, — мистер Спинелли, вас не затруднит подойти сюда? — Он повернулся к Арчеру. — Мистер Спинелли — наш новый старший закройщик, мистер Арчер. У него, к сожалению, есть одна-две вредные привычки, ведь раньше он работал в универмаге на Пятой авеню, уж не будем упоминать, в каком именно… — в голосе слышалось осуждение, — но мы стараемся избавить его от них.

— А что случилось со Шварцем? — спросил Арчер, оглядывая свои отражения в зеркалах. Шварц, невысокий, худенький, в толстых очках, умел как-то по-особому, очень нежно прикасаться к ткани. Он работал в «Таг бразерс» больше тридцати лет. Арчеру Шварц пошил с десяток костюмов, не обменявшись с ним и сотней слов.

— Мы похоронили Шварца на прошлой неделе. — Мистер Таг вздохнул. — Два года назад у него обнаружили рак легких. Он работал чуть ли не до последнего дня. Утром мы закрыли ателье и пошли на похороны. Вы когда-нибудь бывали на еврейских похоронах?

— Нет.

— Варварство. Все мужчины в шляпах. Женщины кричат, как баньши.[57] Шварц был отличным закройщиком. Незаменимым. А вот и мистер Спинелли. — Мистер Таг обернулся к высокому, смуглому, седовласому мужчине, вышедшему из соседней комнаты. — Это мистер Арчер. Я бы хотел, чтобы вы взглянули на пиджак.

Мистер Спинелли задумчиво обошел Арчера, словно размышлял, покупать ему сей экземпляр или нет.

— Плечи, — наконец изрек он. — Чуть низковаты.

— Мистер Арчер любит низкие плечи. — В голосе мистера Тага слышался укор.

— В таком случае пиджак отличный. — Мистер Спинелли дал задний ход. Арчер мысленно пожалел нового главного закройщика, которому теперь предстояло конкурировать с идеальным призраком молчаливого Шварца. Мистер Спинелли поклонился и отбыл.

— Вы понимаете, о чем я. А ведь дальше будет хуже. — Мистер Таг вздохнул. — С каждым годом костюмы будут становиться все уродливее и дороже. Повышается все, кроме качества. Если через десять лет мы сможем сшить костюм под заказ, это будет счастье. Профессия портного уходит в небытие. Люди смирились с тем, что их одевают машины. Я боюсь, мистер Арчер, что еще при вашей жизни внешне один человек не будет отличаться от другого, словно одевались они в одном месте. Уже сейчас невозможно найти портных. Старики вымирают, новых не появляется. Все польские евреи, которые знали, как шить, перебиты немцами. Англичане… — Мистер Таг возвел очи горе, думая об англичанах. — Они не эмигрируют… а там у них социалистическое правительство. Разве социалист может отличить хороший шов от плохого? Разве он понимает, какая материя добротная, а какая нет? Молодые американцы… — Мистер Таг вновь вздохнул. — Они презирают эту профессию. Они предпочитают за меньшие деньги работать в автомобильной мастерской или на заводе, чем сидеть и учиться шить. Они поворачиваются спиной к открывающимся перед ними возможностям. Они считают ниже своего достоинства сидеть в красивом, теплом, уютном ателье и шить мужской костюм. Признаюсь вам, мистер Арчер, иногда мне хочется плюнуть на все и уйти на покой. Костюм будет готов на следующей неделе. Я вам его пришлю. — Он устало улыбнулся и направился в приемную, где уже ждал отставной полковник, пролистывая английские журналы, которые каждое утро аккуратными стопками выкладывали на большой дубовый стол.

Арчер прошел в маленькую кабинку, задернул шторку, неторопливо переоделся, думая о молчаливом мистере Шварце, отошедшем в мир иной, о перебитых портных, об упрямых молодых американцах в рабочих комбинезонах, о мрачном будущем, в котором не найдется места индивидуальному пошиву одежды. «Надо бы мне быть поаккуратнее с этим костюмом, — решил Арчер, бросив последний взгляд на пиджак, который он уже повесил на плечики. — Кто знает, когда у меня будут деньги, чтобы заказать новый?»

Время поджимало, и Арчер поспешил к катку в Рокфеллеровском центре, где его уже ждала Элис Уэллер.

Оделась она, как обычно, безвкусно. Ярко-красная юбка, слишком короткая для ее полных ног, толстила Элис и совершенно не сочеталась с бесформенным невзрачным меховым жакетом. Поверх чулок она натянула красные шерстяные носки и в результате выглядела как жалкая пародия на девочку-подростка. И уж конечно, Элис абсолютно не смотрелась на фоне стройных, красиво одетых девушек, кружащих по катку в коротеньких юбочках. Как всегда, Арчер мысленно выругал себя за то, что все это заметил. Элис стояла у бортика, следя взглядом за медленным и неуклюжим Ральфом. Одного взгляда на этого долговязого подростка с серьезным, очень бледным лицом хватало, чтобы понять, что спортсменом ему не быть. Из динамиков лился венский вальс, и Элис не услышала, как Арчер подошел к ней. Несколько секунд он смотрел на ее лицо, на котором отражались любовь к сыну и гордость за его успехи. «Что бы ни случилось, — подумал Арчер, прежде чем коснуться плеча Элис, — я обязан защитить эту достойную стареющую женщину и ее неуклюжего серьезного сына».

— Элис, надеюсь, тебе не пришлось долго ждать.

— О нет. — Она повернулась, ее лицо осветила неуверенная улыбка. — Мне так нравится наблюдать за Ральфом. Помаши ему рукой.

Арчер помахал. Ральф попытался ответить тем же и едва не упал.

— Он катается гораздо лучше. — Голос Элис переполняла любовь к сыну. — Через несколько лет станет мастером.

— Я в этом уверен, — поддакнул Арчер.

— У него слабые колени. Доктор говорит, что ему полезно кататься на коньках.

— Элис, давай посидим в кафе, — предложил Арчер. — Ты сможешь наблюдать за Ральфом через окно. Здесь очень уж холодно.

На лице Элис отразилась тревога, словно стеклянная панель, которая разделила бы ее и Ральфа, создавала множество проблем.

— Ральф, — позвала она, и подросток медленно подкатил к ним. — Я вернусь через несколько минут. Мы будем в кафе. Сядем у окна, чтобы можно было тебя видеть.

— Хорошо, мама, — кивнул Ральф. — Привет, мистер Арчер. — Он ухватился за бортик.

— Привет, Ральф. Твоя мама говорит, что ты делаешь успехи.

— У меня слабые колени.

— Только будь осторожен, дорогой, — наказала сыну Элис. — Перенапрягаться тебе нельзя.

Арчер наблюдал, как Ральф отпустил бортик и медленно покатил вдоль него. Нет, решил он, когда они с Элис направились к входу в кафе, которое занимало одну сторону катка, за этого мальчика мать может быть спокойна, перенапрягаться он не будет. «Если у меня родится сын, — почему-то подумал Арчер, — я дам ему ремня, если у него будут слабые колени».

Они нашли столик у большого панорамного окна. Арчер помог Элис снять жакет, затем снял пальто сам. Они сели лицом к катку. Катающиеся, создавая ощущение праздника в самом сердце огромного города, проплывали мимо, одетые в яркие одежды, юные, радостные, веселые, напрочь забывшие о мрачных, серых зданиях, высящихся вокруг. Арчер заказал чай для Элис и виски для себя.

— Нравится мне это место, — улыбнулась Элис. — Здесь так… словно уносишься далеко-далеко.

Арчер кивнул:

— Я тебя понимаю.

— Ходить сюда два раза в неделю — это расточительство, но я ничего не могу с собой поделать. — Элис с трудом оторвала взгляд от нескладной фигурки сына, повернулась к Арчеру. — Клемент, у тебя есть новости?

— Да.

— Хорошие или плохие?

Арчер помялся.

— Хорошие. В принципе хорошие.

— И что это значит? — В ее голос закрался страх.

— Спонсор мне обещал… во всяком случае, я считаю, что обещал… Скоро ты снова сможешь работать в программе…

— Когда? Как скоро?

— Через три-четыре недели.

— Это точно?

Арчер посмотрел на каток. Девушка в порхающей светло-синей юбочке легко и непринужденно выписывала на льду какие-то сложные фигуры.

— Да, Элис. — Арчер все наблюдал за девушкой. Краем глаза уловил проехавшего мимо кафе Ральфа. Тот помахал рукой матери. Элис улыбнулась и ответила тем же.

Официант принес чай и виски. Арчер добавил в стакан содовой, радуясь тому, что есть чем заняться.

— Это несправедливо. — Элис чуть не плакала, ее трагическое, изрезанное морщинами лицо белело над серым свитером. — Меня ни о чем не спросили, ничего не дали объяснить. Они… не понимают. Им наплевать. Всем наплевать.

Арчер сочувственно накрыл ее руку своей, надеясь удержать Элис от слез.

— Мне не наплевать. Я делаю все, что могу. Мы живем в странное время и должны надеяться, что оно уйдет в прошлое, а мы останемся. Откровенно говоря, я думаю, что через месяц все утрясется и ты вновь начнешь работать.

— Месяц. — Элис попыталась взять себя в руки. — Как я проживу месяц без работы? Почему они не сказали мне об этом три недели назад, когда мне предложили роль в театре? Почему они так долго с этим тянули? Почему все такие злобные?

— Послушай, Элис, я тебе помогу. Тебе нужны деньги?

— Я не могу брать у тебя деньги. — Элис всхлипнула. — Какое я имею право брать у тебя деньги?

— Не надо так говорить. Сколько тебе нужно?

— У меня сто шестьдесят пять долларов, — ответила Элис. — В этом месяце я еще не платила за квартиру и…

— Это все, что у тебя есть? — в изумлении спросил Арчер. Только сейчас он осознал, что значит для Элис работа.

— А что ты думал? По-твоему, у меня миллион долларов в государственных облигациях? — попыталась пошутить Элис.

— Это же кошмар. — Арчер достал из кармана чековую книжку и ручку и выписал чек на сто долларов. — Возьми. — Он сунул чек ей в руку. — Это поможет тебе продержаться. — Элис тупо смотрела на чек, словно не могла разобрать, что на нем написано. — Сумма небольшая, — добавил он, чтобы пресечь поток благодарности, — но на какое-то время хватит. Когда тебе снова потребуются деньги, позвони мне.

— О, Клемент… — Слезы таки полились, и люди за соседними столиками уже с любопытством поглядывали в их сторону. — Я не знаю, как я смогу их взять. Но ничего другого мне не остается. Ничего… Я боюсь. Я не могу спать с того самого дня, как ты приходил ко мне на прошлой неделе. Мне не к кому обратиться за помощью. Ты единственный. Никого ничего не интересует. Кроме Ральфа. А я должна убеждать его, что все отлично. Мне так одиноко… одиноко… — Она опустила голову. Руки с плохо накрашенными, неровными ногтями теребили чек. Все еще всхлипывая, Элис положила чек на стол, расправила, потом аккуратно сложила и убрала в сумочку.

Девушка в светло-синей юбочке проехала мимо кафе. Короткие черные волосы, синие глаза, юное лицо с написанной на нем скукой. Прыжки и пируэты у нее самой восторга не вызывали.

— Тебе нет нужды сидеть здесь со мной, — нарушила паузу Элис. — Я знаю, что у тебя полно дел. — От смущения она не решалась поднять глаза на Арчера. Смотрела на девушку, которая неспешно катила по периметру катка. — В молодости у меня были такие же ноги. Иди по своим делам, Клемент. — В голосе слышалась мольба. — Пожалуйста, иди.

— Если я тебе понадоблюсь, ты мне позвонишь?

— Да.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Арчер положил на стол деньги за чай и виски и поднялся.

— Я позвоню, чтобы держать тебя в курсе, Элис. Не волнуйся. — Арчер знал, что слова эти звучат фальшиво, но не мог предложить что-либо взамен. Он похлопал Элис по плечу и ушел, оставив ее у окна. Она выискивала взглядом своего сына, затерявшегося среди ярко одетых, стройных девичьих фигурок.