— Нам такая реклама в прессе ни к чему!
Шанталь Деланж угрожающе размахивала журналом «Фигаро», вышедшим в понедельник. На обложке — ангельское лицо Кристофера: светлые волосы растрепались, по лбу струится кровь. Но выглядел он необычайно довольным: Софи придерживала платок.
И заголовок: «Модный протест: англичанин Кристофер Хатчинс, новый дизайнер модного дома „Деланж“, получил антивоенную травму. За ним ухаживает Софи Антуан, дочь Лорана Антуана».
— Марш должен был быть мирным, — сказал Кристофер.
Шанталь посмотрела на лейкопластырь на его лбу.
— Кристофер, мы платим тебе за дизайн, а не за протесты!
— Простите, но моя жизнь вне работы вас не касается! — воскликнул юноша. — Разве во Франции не демократия? У меня нет права высказывать свое мнение?
— Среди наших клиенток есть американки, — напомнила она. — Им не понравится, что наш модельер критикует политику их страны!
— Но я критикую не Америку, — нахмурился он, — а войну!
Парень шел к себе в кабинет походкой триумфатора. Митинг вдохновил его. В жизни есть вещи поважнее моды. Одежда должна отражать действительность. Кристофер достал несколько эскизов, нарисованных под влиянием субботних впечатлений. Теперь он преисполнился уверенности, что должен создавать новую одежду для недавно открытого для себя мира.
Кремовый костюм из шерсти с золотыми пуговицами, обшитый темно-синей тесьмой, — воплощение стиля Шанель — заставлял Моник вздыхать каждый раз, когда его возвращали с примерки. И грустить о том, что она не может его купить. Декоративная отстрочка на пиджаке из шероховатой эластичной шерсти повторяла линии тела. Строчки не были прямыми, но казались таковыми. Шелковую подкладку с ярким розово-фиолетовым цветочным рисунком отделали по краю плоской золотой цепочкой, утяжелявшей низ. Но в целом пиджак был легче воздуха.
Как-то днем, когда Гай вышел из мастерской, Моник решилась надеть пиджак. Он идеально подошел девушке. Она застегнула пуговицы, и остальные работницы ахнули, дивясь волшебству, которое может сотворить вещь от Шанель с одной из них. В мгновение ока простая швея превратилась в даму из высшего общества, женственную и утонченную. «Этот костюм — моя мечта», — подумала она. И вдруг услышала, как Матэ затаила дыхание. Месье Гай стоял в дверях и снисходительно улыбался.
— Тебе нравится этот костюм? — спросил портной на следующее утро, когда они с Моник остались в мастерской одни. — Если сможешь позволить себе два метра дорогого твида, разрешишь мне сшить для тебя такой?
— Ох, месье Гай, — просияла она. Затем нахмурилась: — Но где мне носить его?
— Почему бы не решить это, когда он у тебя будет? — усмехнулся мастер.
«Наверное, хочет показать, как он меня ценит», — подумала швея.
Метр великолепной британской шерсти стоил пятьдесят франков. А понадобится два. Роскошь… Но Моник не смогла устоять. Она представила, что наденет костюм на Рождество, когда поедет навестить семью. Девушка с нетерпением ждала момента, когда сможет носить собственный наряд от Шанель.
Они устраивали примерки в конце дня. Когда Гай помогал ей надевать пиджак, он проводил рукой по груди. И казалось, не замечал этого. А Моник изо всех сил старалась не выдать свои истинные чувства.
Одна работница сказала, что видела, как месье Гай целовался с манекенщицей на примерке. Другая девушка пошла дальше: пустила слух, что наблюдала, как портной занимается любовью с моделью на рабочем столе. Моник отказывалась верить сплетням.
Когда костюм был готов, девушка отнесла его в Шатле и показала хозяйкам и соседкам. Они ощупывали дорогую вещь, восторгаясь мастерством пошива и качеством ткани. Моник позволила каждой примерить пиджак. В своей комнате она повесила костюм на вешалку и, попивая вино, размышляла, куда надеть сокровище.
Девушка вспоминала примерки со счастливой улыбкой. Неужели мужская рука на талии или пристальный взгляд, задержавшийся на фигуре, вызвали такие желания и мысли?
Не один год она резала плотную мягкую ткань, сшивала детали, делала аккуратные стежки. Тысячи, а может, миллионы стежков… Усердная работа прогоняет мысли прочь. Моник отреклась от своей чувственности и знала это. Но теперь, глядя на костюм, напоминающий минуты, проведенные с Гаем, она вновь обрела ее. Когда мастер случайно касался девушки, ее тело оживало.
Примерки первой коллекции Кристофера начались в июне. Юноша как раз закалывал булавками платье на одной из моделей дома, когда в cabine ворвалась Саманта. Вся в слезах.
— Бобби Кеннеди! — всхлипнула она.
Британец перевел взгляд с платья на подругу.
— Что с ним?
— Его убили! Не будет еще одного президента Кеннеди в Белом доме.
Кристофер ошарашенно помотал головой.
— Мартина Лютера Кинга убили всего несколько недель назад!
Саманта кивнула.
— Что же творится в моей стране? Зачем кому-то вздумалось убивать еще одного Кеннеди? И почему убили первого?
Кристофер непонимающе покачал головой.
— Я так расстроилась, будто знала его лично. Обожаю семью Кеннеди! — Девушка хлюпнула носом и тяжело вздохнула.
— Я даже представить не мог… — Британец запнулся.
— Да, — заверила его Саманта. — Я заинтересовалась политикой в день, когда застрелили президента: узнала, что на Джеки Кеннеди был костюм от Шанель. Она тоже страстная поклонница Коко. Должно быть, она сейчас вне себя от горя.
— А как насчет его жены Этель?
— У нее детей штук сто, ей есть о ком заботиться. Мой кумир — Джеки, — вздохнула Саманта, смахивая с глаз слезы. — Я считаю себя похожей на нее.
Шесть недель спустя три vendeuse «Деланж», крохотные старушки в черном, сидели в салоне на позолоченных стульях, словно птицы на жердочке, и хмуро поглядывали на Кристофера, ожидая показа коллекции осень — зима'68. Чутье подсказывало им, что юноша отважился на дерзость.
— Посмотри на их лица. Они ненавидят новшества, — прошептал Саманте англичанин. — Им подавай только «хлеб с маслом», на который есть устойчивый спрос.
— Им нужны только деньги. Дашь старушкам немного pain et beurre?[52] — шепнула та в ответ.
— Не будет никакого pain et beurre, — засмеялся он. — Ни единой корочки!
Кристофер не стал обращать внимания на страхи Шанталь Деланж насчет его возраста. Парень верил, что дизайнер может смело моделировать что захочет. Последние две недели подготовки коллекции дорого обошлись всем. Манекенщицы падали в обморок. Критика доводила швей до слез. В голове юноши роилось слишком много идей, и все — на следующий сезон. И вот в субботу в половине одиннадцатого утра персонал «Деланж» собрался в основном салоне для генеральной репетиции.
Лучшие модели, которые работали только на первой неделе показа, сидели, задрав ноги на туалетный столик cabine, и ждали, когда одежду принесут прямо из мастерской. Девушки были накрашены ярко, как балерины в театре, — так нравилось Кристоферу.
Модельер стоял посередине салона. Он напряженно вздохнул и нахмурился. Рядом ассистентки держали на подносах перчатки, кольца, броши, бусы, серьги, цветы, перья, шарфы и сумочки. Вдохновленный Жак стоял возле горы шляпок.
«Решили, что я хочу украсить свои модели простого кроя невероятным количеством аксессуаров», — весело подумал британец. Но он не желал ломать безупречные линии нарядов шляпами, бусами, шарфами, сумочками или сережками. Разве что добавит простые жемчужные гвоздики.
Одна за другой появлялись модели в неукрашенных платьях и костюмах. Кристофер распределил простые серьги-гвоздики, не обращая внимания на подносы с перчатками, бижутерией и аксессуарами.
Слегка приоткрыв рот, vendeuses хмуро смотрели на незатейливую одежду. Дизайнер заметил это и рассердился.
— Mesdames? — Он остановил моделей и подошел к vendeuses. — Может, вы просто теряете здесь время? Уверен, вам есть чем заняться на выходных.
Старушки потрясенно посмотрели на юношу и зашептались.
Шанталь подбежала к нему и отвела в сторону.
— Vendeuses всегда смотрят показ коллекции, — начала она.
— Я не против, чтобы они смотрели, но не оценивали. Угнетающая атмосфера ни к чему. Хватит и внимания прессы.
— Ради всего святого, не строй из себя диву! — воскликнула Шанталь. — Мы избавились от Жюля, чтобы избежать подобного. Что не так с бижутерией, шляпами и перчатками? Мы зарабатываем деньги на этих вещах. Если покажем их в коллекции, больше продадим.
Кристофер мрачно посмотрел на начальницу.
— Они сводят на нет весь эффект.
Та сердито глянула на него, развернулась и пошла прочь.
Саманта увела модельера в сторону.
— Не срывай злость на vendeuses, — предупредила она. — Они лишь продают одежду. Тебе нужна их поддержка. Пожалуйста, извинись.
Девушка умоляюще посмотрела на друга. Кристофер вдохнул поглубже и вернулся к женщинам. Поклонился, поцеловал каждой руку.
— Mesdames, прошу прощения, я слишком разволновался. Пожалуйста, останьтесь, буду рад вашим отзывам.
Старушки переглянулись и приняли извинения. Кристофер посмотрел на Саманту.
— Хорошо, начинаем…
Модели начали проход. На мгновение Кристофер возликовал, позабыв обо всем: его проект воплощен идеально! Британец давал моделям указания: как двигаться по салону, где останавливаться, поворачиваться и идти обратно.
— Не улыбайтесь так широко, — скомандовал он. Девушки укололи его взглядами. Кристофер выбрал спортивных, подвижных манекенщиц не старше двадцати пяти лет, из лучшего агентства. Он немного изменил порядок показа. Послал за двумя главными портными ателье, чтобы они поправляли шов на платье, пиджаке или по краю. Серию моделей показывали группами по четыре. Платья и костюмы — незатейливые, без украшений. Твид, двусторонняя шерсть, даже винил! Яркие цвета, только кое-где — пастельные. Много белого. Чуть золота и серебра для вечера. Несколько черных платьев с перекрестными лямками или отделкой на плече.
Репетиция закончилась в семь вечера.
Обошлись малой кровью: только одна модель упала в обморок, только одна швея разрыдалась. Ассистентки понуро вернули в кладовую подносы с перчатками, шарфами, сумочками и бижутерией. Кристофер не использовал ничего.
Коллекция, от которой зависело так много, была готова к показу.