Разбилось зеркало, звеня...

1

— Так, значит, вы потерпели неудачу? — спросил Крэддок, предлагая свой портсигар Фрэнку Корнишу.

— Полную неудачу, — подтвердил тот. — Никаких врагов, никаких скандалов, прекрасные отношения с мужем.

— Никаких сведений о другой женщине или другом мужчине?

Корниш покачал головой.

— Ничего подобного. Никаких намеков на это. Она была не из тех женщин, что привлекают мужчин. Она принимала участие в работе множества комитетов и организаций, и только.

— А муж? Он не мог иметь намерений жениться на другой? Какие женщины работают с ним?

— Он служит в конторе «Биддл и Рассел», агентом по продаже недвижимости. Там всего две женщины — Флора Уэст с ее вечным насморком и мисс Грамбл, которой не менее 50 лет, — вряд ли он мог увлечься какой-нибудь из них. Впрочем, я не удивлюсь, если он вскоре женится снова.

Крэддок удивленно посмотрел на Корниша.

— Соседка, — пояснил тот. — Вдова. Когда после дознания я приехал вместе с ним к нему домой, она была там и готовила чай. Он был очень удивлен и польщен. Уверен, она решила выйти за него замуж, хотя он сам, бедняга, еще об этом не подозревает.

— Что это за женщина, его соседка?

— Весьма привлекательная особа. Не слишком уж молода, но все еще привлекательна, напоминает цыганку. Румяные щеки. Темные глаза.

— Как ее имя?

— Бэйн. Миссис Мэри Бзйн. Вдова.

— Чем занимался ее муж?

— Неизвестно. Сын ее работает неподалеку отсюда и часто ее навещает. В общем, довольно спокойная, респектабельная женщина. Как бы то ни было, у меня такое ощущение, что я уже раньше встречался с ней. — Он бросил взгляд на часы. — Без десяти двенадцать. В полдень нас ждут в Госсингтон-холле. Пора идти.

2

Дэрмот Крэддок несколько рассеянно разглядывал Госсингтон-холл, отмечая однако про себя каждую деталь этого дома. Инспектор Корниш, пришедший вместе с ним, представил его молодому человеку по имени Хейли Престон и тактично удалился. С этого момента Дэрмот Крэддок не произнес ни слова, а лишь изредка кивал головой, слушая нескончаемый поток слов, изливающийся из мистера Престона. Хейли Престон, решил он, был для Джейсона Радда чем-то вроде наперсника, личного помощника или секретаря, или, скорее, и тем, и другим, и третьим вместе. Он болтал. Болтал много и плавно, ухитряясь почти не повторяться. Это был приятный молодой человек, искренне стремившийся к тому, чтобы его взгляды, напоминавшие взгляды доктора Панглосса, что все к лучшему в этом лучшем из миров, разделялись всеми, с кем бы ему ни пришлось общаться. Он повторил несколько раз в различных вариациях, что все случившееся просто ужасно, что все были встревожены, что Марина находится в абсолютной прострации, что мистер Радд расстроен до чрезвычайности, что это явилось для всех неожиданным ударом. Он заметил, что эта неожиданная смерть — результат аллергии на что-нибудь. Он высказал эту мысль только как предположение, ведь аллергия — необычное явление. Старший инспектор Крэддок может рассчитывать на помощь любого из сотрудников киностудии. Он может задавать любые вопросы, осматривать все, что считает нужным. Они будут рады оказать хоть какую-нибудь помощь. Все они питали глубочайшее уважение к миссис Бедкок, высоко ценили ее общественную деятельность и то, что она делала для Ассоциации госпиталя Святого Джона.

Переведя дыхание, он начал все сначала, но другими словами. Никто не мог быть полон большего желания сотрудничать. В то же время он настоятельно пытался подчеркнуть, как далеко это дело отстоит от безмятежного мира кино, от мистера Джейсона Радда, от мисс Марины Грегг и от всех людей в доме, хотя, конечно, они сделают все возможное, чтобы помочь в расследовании. Для пущей убедительности он энергично затряс кудлатой головой. Дэрмот Крэддок воспользовался этой паузой, чтобы сказать:

— Благодарю вас.

Это было произнесено спокойно, но таким тоном, что мистер Хейли Престон вздрогнул и прекратил свои излияния. Он пробормотал только:

— Ну… — и окончательно умолк.

— Вы, кажется, сказали, что я могу задавать вопросы?

— Конечно, конечно. Прошу вас.

— Она умерла здесь?

— Миссис Бедкок?

— Да. Это то самое место?

— Да, конечно. Именно то. Собственно, я даже могу показать вам кресло.

Они стояли на лестничной площадке. Хейли Престон сделал несколько шагов и указал на довольно громоздкое дубовое кресло.

— Вот, — сказал он. — Она сидела именно здесь. Она сказала, что ей нехорошо. Кто-то пошел за врачом, но она почти сразу же умерла, на этом самом месте.

— Ясно.

— Не могу сказать, была ли она у врача в последнее время. Если ее предупреждали, что у нее слабое сердце…

— С сердцем у нее было все в порядке, — возразил Дэрмот. — Она была здоровой женщиной. Умерла от шестикратной максимальной дозы лекарства, официального названия которого я не буду и пытаться произнести, но которое, я полагаю, более известно под названием «кальмовит».

— Как же, как же, — сказал Хейли Престон. — Знаю. Я сам им иногда пользуюсь.

— В самом деле? Это очень интересно. И как, оно хорошо действует?

— Изумительно, просто изумительно. Оно взбадривает и успокаивает одновременно, понимаете? Естественно, — добавил он, — все это при надлежащей дозировке.

— Здесь в доме найдется хотя бы немного этого лекарства?

Ответ на этот вопрос был ему заранее известен, однако он хотел лишний раз в этом убедиться. Хейли Престон проявил предельную откровенность.

— Да сколько угодно! Я думаю, почти в каждой ванной стоит не меньше бутылки.

— Что отнюдь не упрощает нашей задачи…

— Собственно, — заметил Хейли Престон, — она могла воспользоваться этим кальмовитом сама, и, если у нее, как я сказал, аллергия…

Крэддок с сомнением покачал головой. Хейли Престон вздохнул и спросил:

— Вы вполне уверены в дозе?

— О да. Это была смертельная доза, а миссис Бедкок никогда не пользовалась подобными средствами. Насколько мне известно, она вообще не принимала лекарств, за исключением, может быть, соды или аспирина.

Хейли Престон сокрушенно покачал головой.

— Это очень усложняет дело. Да, очень.

— Где мистер Радд и мисс Грегг встречали гостей?

— Прямо здесь. — Хейли Престон подошел к краю лестницы.

Старший инспектор Крэддок встал рядом с ним и посмотрел на стену напротив. В центре ее висела итальянская картина «Мадонна с младенцем». «Неплохая копия с какой-то известной картины», — решил он про себя. Мадонна в синем платье поднимала к нему младенца Христа, и оба смеялись. По обе стороны от них располагались небольшие группы людей, глаза всех были устремлены на ребенка. «Одна из наиболее приятных мадонн», — подумал Дэрмот. Справа и слева от картины находилось по узкому окну с витражами. Все вместе это производило весьма своеобразный эффект, но все же ему показалось, что здесь не было решительно ничего, что могло бы вызвать у женщины взгляд волшебницы Шалот, на которую обрушилось проклятье.

— Люди, конечно, все время поднимались по лестнице? — спросил он.

— Да. Небольшими группами, знаете ли. Я сопровождал некоторых, других Элла Зилински, секретарь мистера Радда. Мы хотели сделать эту часть праздника предельно приятной и неофициальной.

— Когда прибыла миссис Бедкок, вы были здесь?

— К стыду своему должен сознаться, господин старший инспектор, что я не могу этого вспомнить, у меня в руках был список приглашенных, и я все время бегал вниз и вверх. Я провожал гостей, представлял Марине, показывал напитки, затем опять бежал вниз и возвращался с новой партией. Я даже не знал в то время, как выглядит миссис Бедкок — ее не было в моем списке.

— А что вы скажете о миссис Бэнтри?

— О ком? Ах, да, это ведь прежняя владелица дома, не правда ли? Кажется, она поднялась наверх почти одновременно с миссис Бедкок и ее мужем. — Он помолчал. — И как раз за ними, я помню, пришел мэр. На нем была большая цепь, а рядом шла его жена в ярко-синем платье с массой украшений. Всех этих гостей я хорошо запомнил. Правда, никому из них я не подал напитков, так как мне надо было спешить вниз за новой партией гостей.

— Кто же подавал им напитки?

— Увы, этого не могу сказать. Там было несколько человек, которые этим занимались. Помню только, спускаясь, я едва не столкнулся с мэром.

— Вспомните, пожалуйста, кто еще был на лестнице, когда вы спускались?

— Джим Гэлбрайт, один из местных репортеров. Он писал отчет о празднике, а затем было еще несколько журналистов, которых я не знаю. Два фотографа, один местный, не помню его имени, и девушка из Лондона, специализирующаяся на художественной фотографии. Она поставила свою камеру в тот угол и снимала, как мисс Грегг принимает гостей. Да, минутку, если мне не изменяет память, именно в это время прибыл Ардвик Фенн.

— Ардвик Фенн? Кто это?

Хейли Престон был шокирован.

— Великий человек, старший инспектор. Крупнейшая фигура в американском кино и телевидении. Мы даже не знали, что он в Англии.

— Значит, его появление было сюрпризом?

— Притом, очень приятным.

— Это старый друг мисс Грегг и мистера Радда?

— Он был близким другом Марины много лет назад, когда она вторично вышла замуж. Не знаю, насколько Джейсон знаком с ним, Крэддок кивнул и перешел к другой теме. Он задал несколько вопросов о напитках, их составе и ассортименте, о слугах, которые разносили их гостям. Ответы только подтвердили мнение старшего инспектора о том, что, если каждый из тридцати гостей мог бы с легкостью отравить миссис Бедкок, то любой другой из этих же тридцати мог видеть, как это было проделано! Решительно, подумал Крэддок, убийца шел на огромный риск.

— Благодарю вас, — сказал он, подводя итог расспросам. — Теперь я хотел бы поговорить с Мариной Грегг.

Хейли Престон покачал головой.

— Мне очень жаль, — сказал он, — мне в самом деле очень жаль, но это абсолютно невозможно.

Крэддок поднял брови.

— Вот как!

— Она сейчас в прострации, в полной прострации. За ней здесь ухаживает личный врач. Он своей властью освободил ее от всяких расспросов. Я могу показать вам его заявление. Вот оно.

Крэддок прочел.

— Понимаю, — пробормотал он. — Скажите, Марина Грегг регулярно пользуется услугами врача?

— Знаете, они все очень нервные, эти актеры и актрисы. Они ведут очень напряженную жизнь. Поэтому для них во время больших съемок весьма желательно иметь врача, который знал бы досконально их организм и психологию. У Мориса Гилкриста прекрасная репутация. Он является личным врачом Марины вот уже несколько лет. В последние годы, вы, наверное, знаете из печати, она была очень больна. Долго лежала в больнице. Прошел примерно год, как к ней вернулись силы и здоровье.

— Понимаю.

Хейли Престону принесло, казалось, явное облегчение то, что Крэддок не настаивает на свидании с Мариной Грегг.

— Может быть, вы хотите повидаться с мистером Раддом? Он, — Хейли посмотрел на часы, — вернется со студии минут через десять. Вас это устроит?

— Это будет замечательно, — сказал Крэддок. — А пока… скажите, доктор Гилкрист сейчас в доме?

— Да, он здесь.

— В таком случае я хотел бы поговорить с ним.

— Ну конечно. Сейчас я приведу его к вам.

Молодой человек торопливо вышел. Дэрмот Крэддок в задумчивости стоял на верхней площадке лестницы. Конечно, этот мертвый взгляд, описанный миссис Бэнтри, мог быть просто плодом ее воображения. По его мнению, она была женщиной, способной на поспешные умозаключения. В то же время это могло быть и правдой. Если не думать о волшебнице Шалот, на которую внезапно обрушилось проклятье, то Марина Грегг, возможно, увидела нечто, обеспокоившее или встревожившее ее настолько, что заставило ее забыть о гостье, с которой она разговаривала. Очевидно, в это время по лестнице поднимался какой-то человек, который был для нее неожиданным и весьма неприятным гостем.

Позади раздался звук шагов, и Крэддок обернулся. Престон возвратился в сопровождении доктора Мориса Гилкриста. Тот оказался совсем не таким, каким представил его себе Дэрмот. У него не было ни вкрадчивых манер врача, ни театральной внешности. На первый взгляд он казался довольно грубоватым, энергичным, деловым человеком. На нем был твидовый костюм, слишком яркий для англичанина. Впечатление дополняли густые волосы и внимательные острые глаза.

— Доктор Гилкрист? Старший инспектор Крэддок. Могу я поговорить с вами наедине?

Врач кивнул. Он провел Крэддока по коридору почти до конца, затем распахнул одну из дверей и предложил ему войти.

— Прошу вас, здесь никто не помешает.

Очевидно, это была комната доктора, очень удобно обставленная. Гилкрист указал Крэддоку на кресло и сел сам.

— Насколько я понял из вашего свидетельства, — начал Дэрмот, — мисс Марина Грегг не способна сейчас давать никаких показаний. Что с ней, доктор?

Гилкрист чуть заметно пожал плечами.

— Нервы, — ответил он. — Попытайтесь задавать ей вопросы, и минут через десять она придет в состояние, близкое к истерике. Я не могу этого допустить. Если вы пришлете ко мне полицейского врача, я объясню ему все подробно. На дознании она не могла присутствовать по той же самой причине.

— Как долго может продлиться такое состояние? — спросил Крэддок.

Доктор Гилкрист посмотрел на него и внезапно улыбнулся. У него была приятная улыбка.

— Если хотите знать мое мнение, — сказал он, — мнение человека, а не врача, не пройдет и сорока восьми часов, как она не только сможет, но и будет страстно желать увидеть вас! Она будет спрашивать, будет отвечать на ваши вопросы. Таковы актеры! — Он наклонился вперед. — Я хотел бы попытаться объяснить вам, старший инспектор, почему все эти люди так себя ведут. Жизнь киноартистов — постоянное напряжение, которое тем больше, чем больший успех они имеют. Они всегда, в любое время — на глазах у публики. Их работа — съемки, ужасно тяжелый монотонный труд, который длится долгими часами. Они приходят утром, ждут, играют в маленьком эпизоде, который затем без конца переснимают. В театре актеры репетируют сразу же целый акт или хотя бы часть акта. Это еще более или менее приемлемо. Но в кино, как вы знаете, все шиворот-навыворот. Это утомительное, изматывающее занятие. Конечно, они живут в роскоши, пользуются всевозможными успокаивающими средствами, медицинской помощью, ваннами, косметикой, устраивают приемы, развлечения, но они постоянно на виду у публики! Они не могут спокойно отдохнуть. Они не могут позволить себе даже расслабиться.

— Могу представить себе это, — сказал Дэрмот. — Да, могу.

— И еще, — продолжал Гилкрист, — люди, выбирающие профессию актера, и особенно те, кто пользуется успехом, обладают определенным типом личности. Это, как мне удалось установить по опыту, люди, как говорят, со слишком тонкой кожей, большой чувствительностью, к тому же всю жизнь мучающиеся неуверенностью в себе. Мучительное чувство неадекватности, опасение, что вы неспособны на то, чего от вас ждут. Бытует мнение, будто актеры и актрисы — самоуверенные люди. Это неправда. Они далеко не высокого мнения о себе, они постоянно недовольны собой и всегда нуждаются в каком-либо успокоении. Их постоянно требуется подбадривать. Опросите Джейсона Радда, и он скажет вам то же самое. Режиссерам приходится давать им почувствовать, что они могут справиться со своей задачей, неоднократно заверять их в этом, пока не получится нужного эффекта. Но они все равно остаются неуверенными в себе! Именно поэтому они все такие, выражаясь обычным, непрофессиональным словом, нервные! Чертовски нервные! Сплошной клубок нервов. И чем больше расстроены их нервы, тем лучше их игра.

— Интересно, — заметил Крэддок. — Очень интересно. Хотя я не вполне понимаю, к чему вы…

— Я хочу заставить вас понять Марину Грегг, — сказал Морис Гилкрист. — Вы, конечно, видели фильмы с ее участием?

— Она прекрасная актриса, — сказал Дэрмот. — Прекрасная. В ней есть личность, красота, обаяние.

— Да, — согласился Гилкрист, — в ней все это есть И все же ей приходится дьявольски много работать, чтобы производить нужный эффект. Это требует немало нервов, а она не так уж сильна физически. Далеко не так сильна, как следовало бы. А ее темперамент! Она постоянно пребывает в одном из двух состояний: в восторге или в отчаянии. Она ничего не может с собой поделать. Она сама выбрала этот путь. Она сильно страдала всю свою жизнь. Отчасти это было вызвано ее собственными ошибками. Ни один из ее браков не был счастливым, за исключением, может быть, последнего. Сейчас она замужем за человеком, который сильно ее любит и любил долгие годы. Она защищена этой любовью и чувствует себя счастливой. По крайней мере, в данное время она счастлива, но никто не сможет сказать, как долго это будет продолжаться. Самое ужасное, что она либо уверена, что все в ее жизни улажено, что все ее мечты осуществились и ничто теперь не изменится к худшему, что она теперь никогда не будет несчастлива; либо она погружается в беспросветное уныние женщины, жизнь которой разрушена, которая никогда не знала любви и счастья и никогда их не узнает. Если бы она смогла когда-нибудь удержаться посредине между двумя состояниями, это было бы очень полезно для нее… И мир потерял бы прекрасную актрису.

Он замолчал. Дэрмот Крэддок не прерывал молчания. Ему очень хотелось знать, зачем Морис Гилкрист сказал ему все это. Для чего этот глубокий детальный анализ Марины Грегг? Гилкрист смотрел на него. Похоже было, что он ждет от Дэрмота какого-то вопроса.

Но и сам Дэрмот очень хотел бы знать, что за вопрос ему следует задать. Наконец он спросил наугад:

— Она была очень расстроена случившейся здесь трагедией?

— Да, — ответил Гилкрист.

— Пожалуй, даже чересчур, да?

— Ну, видите ли, это зависит… — начал доктор Гилкрист.

— От чего?

— Это зависит от причины ее расстройства.

— Полагаю, — заметил Крэддок, продолжая блуждать в темноте, — что этой причиной было потрясение, вызванное внезапной смертью в самый разгар приема.

Он заметил, как лицо его собеседника на мгновенье изменилось.

— Или же вы полагаете, — продолжал он, — что была еще какая-нибудь причина?

— Нельзя, конечно, — осторожно начал доктор Гилкрист, — предугадать, как человек будет реагировать. Невозможно это сделать, как бы хорошо вы его ни знали. Это может быть для вас полной неожиданностью. Марина вполне могла воспринять происшедшую здесь трагедию в своем стиле. Она мягкая и добросердечная женщина, она могла сказать: «О господи, бедная женщина, какое несчастье! Как же это могло случиться?» Она могла посочувствовать, не ощущая сама большой печали. В конце концов, внезапная смерть — не такая уж редкость в мире кино. С другой стороны, она могла воспринять эту смерть как настоящую трагедию и в этот момент решить покинуть сцену. Или же могла быть какая-нибудь совершенно другая реакция.

Дэрмот решил взять быка за рога.

— Мне хотелось бы знать, что вы сами думаете о причинах ее состояния.

— Не знаю. Ни в чем не могу быть уверенным. В конце концов, существует, как вы знаете, профессиональная этика. Отношения между врачом и пациентом…

— Она рассказывала вам что-нибудь?

— Не знаю, имею ли я право отвечать на этот вопрос.

— Марина Грегг была знакома с Хесей Бедкок? Они прежде встречались?

— Не думаю, что до того злополучного дня Марина вообще знала о ее существовании. Нет, дело не в этом. Если хотите знать, к Хесе Бедкок это вообще не имеет никакого отношения.

— Это лекарство, кальмовит… Марина Грегг когда-нибудь принимала его?

— Принимала и принимает. Здесь все его принимают — и Элла Зилински, и Хейли Престон, половина сотрудников студии. Это средство сейчас в моде. Все эти успокоительные препараты по сути своей одинаковы. Людям надоедает одно, они пробуют другое, новое, которое, как им кажется, в корне отличается от предыдущего.

— И оно действительно отличается?

— Ну, в некоторой степени, да. Оно приносит временное успокоение, кое-какую уверенность в себе. Я не особенно люблю прописывать такие препараты, но, в общем, при правильной дозировке они абсолютно безвредны. Они помогают людям, которые сами не могут помочь себе.

— Хотелось бы знать, с какой целью вы мне все это рассказываете?

— Просто пытаюсь решить, в чем мой долг, — объяснил Гилкрист. — Я врач, и мой долг по отношению к пациенту — хранить в тайне все, что бы он мне ни сообщил. Но у меня есть и другой долг — всеми средствами оберегать пациента от опасности.

Он замолчал. Крэддок внимательно смотрел на него и ждал.

— Да, — сказал наконец доктор Гилкрист. — Я знаю, что мне нужно делать. Я хочу попросить вас, старший инспектор Крэддок, сохранить в тайне то, что я вам сейчас расскажу. Не от ваших коллег, конечно, но от всех посторонних людей, а также от всех в этом доме. Согласны?

— Я не могу дать вам твердого обещания, — возразил Крэддок. — Я не знаю всех обстоятельств. Но в принципе я согласен. Собственно, все факты дела я обычно и так предпочитаю хранить при себе и в случае необходимости посвящать в них только сотрудников.

— Тогда слушайте, — начал Гилкрист. — Это может и не иметь никакого значения. Женщины не могут отвечать за свои слова, когда они в таком состоянии, в каком находится сейчас Марина Грегг. Я хочу передать вам ее слова, сказанные мне. Повторяю, это может не иметь никакого значения.

— Что же она сказала? — спросил Крэддок.

— После того, что случилось, у нее был нервный срыв. Она послала за мной. Я дал ей успокоительного и стоял рядом, держа ее за руку, говоря, что все будет в порядке. Уже засыпая, она прошептала: «Это предназначалось для меня, доктор» — и впала в беспамятство.

Крэддок в изумлении уставился на него.

— Она вам так и сказала? А затем — на следующий день?

— Больше она об этом не упоминала. Позднее я вернулся к ее словам. Она все отрицала. Она сказала: «О, вы, наверное, ошиблись. Я уверена, что ничего подобного не говорила. По крайней мере, я была тогда, должно быть, в полубреду».

— Но вы считаете, что она была в сознании?

— В полном сознании. Конечно, я не могу утверждать, что все было так, как она сказала. Кого хотели отравить на самом деле — ее или Хесю Бедкок — я не знаю. Вы, вероятно, знаете это лучше меня. Но одно я знаю точно: Марина Грегг была уверена, что яд предназначался ей.

После недолгого молчания Крэддок сказал:

— Благодарю вас, доктор Гилкрист. Мне понятны ваши побуждения. Если то, что сказала вам Марина Грегг — правда, то это означает, что ее жизнь все еще в опасности, не так ли?

— В том-то и дело, — мрачно произнес Гилкрист. — В том-то все и дело.

— У вас есть какие-нибудь особые причины верить в то, что это именно так?

— Нет.

— Не знаете ли вы, по какой причине она сама так подумала?

— Нет.

— Благодарю вас.

Крэддок встал.

— Еще один вопрос, доктор. Известно ли вам, рассказывала она об этом мужу или нет?

Гилкрист покачал головой.

— Нет, — ответил он. — Я в этом совершенно уверен. Она ничего ему не сказала.

Его глаза на несколько мгновений встретились с глазами Дэрмота, затем он быстро кивнул.

— Я вам больше не нужен? Отлично. Пойду взглянуть на больную. Надеюсь, что вы сможете поговорить с ней в самое ближайшее время.

Он вышел, и Крэддок остался в комнате один, поджав губы и что-то тихо насвистывая.