Разбойники в горах Атласа

XXXIII

Хасану стало страшно. Всю дорогу он вспоминал людей с вилами. Откуда столько ненависти?

«Они готовы были убить меня», — думал он.

Перед глазами вставала вся его жизнь, звери, птицы, земля, деревья, ветер, дождь, светлые, ясные дни, мать, брат, отец, которого убили, друзья и враги. И он вдруг понял, что и в его душе поселилась ненависть, что он готов драться за себя, за своих родных, против всех тиранов на свете.

«Ведь и в других местах они тоже есть, такие же, как каид», — думал он.

Потом в душе его опять пробудились надежды, мечты.

«Что станется с Чернушкой? — беспокоился он. — Они могут убить ее».

Одна мысль об этом приводила его в ужас, он содрогался всем телом.

«А мать, а брат, что они с ними сделают? — Тревога не покидала его, он дрожал как лист. — Как мне быть? Куда пойти?»

Голова его отяжелела. Оставив бесплодные думы, он встал и снова бросился бежать, все дальше и дальше, надеясь отыскать бандитов из мечети.

«Их главарь, верно, еще жив, — думал он. — Весть о его смерти дошла бы до нас».

Добежав до речки, он подобрал полы блузы и, зажав их между колен, как женщины зажимают подол платья, пошел вброд. Из-за недавних дождей воды в уэде прибавилось, она стремительно неслась мутным потоком. Песок уходил из-под ног Хасана, уносимый течением. Жизнь показалась Хасану похожей на этот поток: вот так и его несет, несет, неведомо куда, а он не может остановиться.

«Как мне быть? — думал он. — Следовать течению жизни и плыть по воле волн? Или самому направлять ее течение в зависимости от обстоятельств?»

В голове у него все смешалось. Перейдя речку, он стал взбираться по склону. Дул свежий ветерок. Вдруг он увидел перед собой маленький сиреневый цветочек. Нагнувшись, он сорвал его и стал отрывать лепестки, один за другим, желая угадать будущее. Последний не сулил ему ничего хорошего, он бросил цветок и снова двинулся в путь. Было совсем темно, когда он дошел до места. Всю дорогу ему светил луч надежды: придут или не придут те, кого он искал?

Толкнув дверь, он вошел в мечеть. Там было пусто. Тяжело дыша, он упал на циновку. Голова у него кружилась. Пошел дождь, потом начался настоящий ливень. Молнии так и сверкали, грохотал гром. Тучи двигались с севера на юг. Сквозь старую, прогнившую солому крыши лило, как сквозь решето. Хасан встал, пытаясь отыскать сухое место. Он забился в угол. Вдруг громко хлопнула дверь. Кто-то торопливо вошел и стал отряхиваться. Хасан поднялся навстречу мужчине, который несколько раз чиркнул спичкой, прежде чем вспыхнул огонек.

— Ты кто? И откуда идешь? — спросил строго мужчина, стараясь разглядеть при слабом свете спички лицо Хасана. Левая рука его что-то сжимала под кешебией, он, не отрываясь, смотрел на Хасана.

— Откуда идешь? — снова спросил он.

— Из деревни Два Форта, — отвечал Хасан.

— Один?

Хасан смущенно кивнул головой.

— Случилось что-нибудь, малыш?

Хасан снова кивнул головой вместо ответа.

Бандит направился к трещине в стене из необожженного кирпича, достал оттуда свечу, зажег ее и снова подошел к Хасану.

— Неприятности? Это в твоем-то возрасте? — молвил он, смерив его взглядом. Затем, поставив свечу на пол, сказал Хасану: — Пошли поищем дров, чтобы развести огонь.

Он вышел первым, Хасан за ним.

Дождь лил как из ведра, все вокруг утопало в воде. Они разобрали остатки ограды вокруг мечети, сгнившие палки ломались легко. Когда они возвращались, яркая молния расколола небо. Хасан оторвал пучок соломы от крыши, поджег его свечой и сунул под кучу дров. Густой, едкий дым заполнил мечеть.

— Открой дверь, — сказал бандит.

Закрыв глаза рукой, Хасан пошел открывать. Пришлось добавить не один пучок соломы, прежде чем дерево, сочившееся водой, разгорелось. Зато ночь они провели у яркого огня. Бандит высушил свою промокшую насквозь одежду. Хасан грелся, рассказывая свою историю.

— Что ты собираешься делать? — спросил его товарищ по несчастью.

— Я хотел бы присоединиться к вам, — сказал Хасан. — Ведь ты один из разбойников Бусетты.

— Откуда ты знаешь? — встрепенулся тот.

Хасан рассказал, как он познакомился здесь с их атаманом два года назад. Разбойник вспомнил его.

— Тогда ты был совсем маленький. Вас было четверо. Ну и вид был у твоих приятелей! — засмеялся он. — Уходить отсюда надо до свету. Я отведу тебя куда надо.

Потом, сплюнув на пол, продолжал:

— Только время ты выбрал плохое, малыш. В последние дни жандармов всюду полно, нам ни минуты покоя от них нет.

Под конец Хасан решился задать ему вопрос, который вертелся у него на языке с самого начала. Мужчина этот не был похож ни на чудовище, ни на убийцу, человек как человек. Раньше был крестьянином, по всему видно.

— Дядя, а почему ты стал разбойником? — смутившись, спросил Хасан.

— Голод заставил, малыш, голод, ну, и мачеха. Вместо того чтобы убить ее и отца вместе с ней, я предпочел стать тем, кем я стал. А тебе хочу сказать одну вещь, постарайся запомнить ее. Если станешь разбойником, не доверяй никому. Забудь и думать о чувствах, а главное, не вздумай никому жаловаться. С таким ремеслом можно стать либо мужчиной, либо отпетым негодяем. Постарайся быть мужчиной.

Он надел кешебию.

— А теперь пошли, — сказал он Хасану.

Дождь перестал, но стояла такая темень, что в двух шагах ничего не было видно.

— Держись за кешебию и не отставай.

Вокруг была грязь, под ногами хлюпало. Хасан шел за ним, понятия не имея, куда его ведут. Тот, видно, знал дорогу. Так они и шли, держась друг за друга и шлепая по грязи до самого подножия утеса, вздымавшегося как раз напротив. Занимавшийся день прорезал непроглядный мрак. Идти стало намного легче. Тропинка вилась по каменистым уступам. К утренней свежести примешивался запах мокрой земли. Запел дрозд. Ему вторил другой. Они продолжали взбираться по козьей тропе. Рассвело. Запели все птицы. Почти добравшись до вершины, они свернули влево, тропинка, на которой видны были чьи-то следы, осталась в стороне. Камни катились у них из-под ног. Наблюдавший за ними человек вышел из-за скалы и остановил их:

— Эй, Слиман, откуда ты взялся? И кто с тобой?

— Потом узнаешь, — сказал в ответ Слиман. — Шеф здесь?

Тот кивнул и вернулся на свой пост. Выглядел он больным: глаза ввалились и вид был какой-то растерянный. Слиман с Хасаном очутились у входа в пещеру, видневшегося чуть сбоку, случилось это так неожиданно, словно она упала с неба. Даже в двадцати шагах ее не было видно. Хасан рот открыл от удивления. Им пришлось наклониться, чтобы войти. На них пахну́ло по́том. В пещере спали вповалку, бок о бок, человек десять. Почти все храпели. Грязные, оборванные, они обросли бородой. У ног их, покрывшихся пеплом, все еще дымилось полено. Слиман молча указал Хасану место, где можно сесть. Он разжег огонь, подбросив несколько веток. Приятное тепло разлилось вокруг. Они грелись, дожидаясь, пока другие проснутся. Потом Слиман, порывшись в углу, достал жезуа[28], кофе с сахаром, черствую лепешку, посмотрел, есть ли еще вода в бурдюке. Большой бурдюк из козьей шкуры был почти полон. Слиман налил воды и сварил кофе сначала для Хасана, который пил его по глоточку, запивая ячменную лепешку, потом себе. Хасан поднял глаза, разглядывая пещеру, и обнаружил странные формы, свисавшие с потолка. Он ничего не знал ни о сталактитах, ни о сталагмитах. Окрашенные бледно-розовыми отблесками пламени, они показались ему сказочным видением. И все вокруг казалось ему сном. В другом углу пещеры кто-то закашлял. Кашель был хриплый, неотступный. Человек кашлял не переставая, и кашель его гулко разносился по всей пещере. Затем послышались его шаги и голос:

— Пора вставать, всем вставать.

Слиман поднялся и пошел будить людей. Некоторые что-то ворчали, и все чесались. Проснувшись, они вышли из пещеры, не обратив внимания на Хасана. Хасан ужаснулся их грязному, всклокоченному виду. Разбойничья жизнь ему совсем не понравилась. Мужчина в глубине пещеры все еще кашлял, огромная тень его колыхалась на противоположной стене. Наконец он подошел и сел рядом.

— Привет всем, — сказал он.

— Привет, — ответил Слиман, а за ним Хасан.

Услышав незнакомый голос, Бусетта повернулся в его сторону. Он был болен, губы у него посинели, его трясло, хотя он всеми силами пытался скрыть это.

— Послушай-ка, что ты здесь делаешь? — спросил он, глядя на Хасана. — Слиман, кто это?

Слиман налил ему кофе.

— Ты не узнаешь его? — сказал он. — Два года назад ты так поразил его, что вот теперь он разыскивает тебя.

— Что? — удивился Бусетта. — Да я его никогда не видел. Чего это ты надумал, малыш? Хочешь стать разбойником? Откуда ты и как тебя зовут?

Мужчина снова закашлялся. Хасан напомнил ему случай в мечети. Тот кивал головой, не переставая кашлять.

— Как же, теперь припоминаю, — сказал он под конец. — И что же привело тебя к нам?

В этот момент, умывшись, пришли как раз и все остальные. Усевшись вокруг огня, они слушали рассказ Хасана о своей жизни. Рассказывал он так бесхитростно и простодушно, что им стало жаль его. Один из присутствующих не выдержал и сказал вслух:

— Чего только не наслушаешься в этой собачьей жизни…

Бусетта встал, поднял камень, на котором сидел, и отбросил его подальше, в глубь пещеры.

— В пословице говорится: «Кто сиднем сидит, того камень сторожит».

Потом снова сел, скрестив ноги, и, кутаясь в свой бурнус, обрисовал обстановку, обращаясь ко всем:

— Жизнь в горах становится все труднее. Крестьяне перестали быть покорными. Они готовы драться, защищая свое добро. Жандармы устраивают облавы каждый божий день. И всюду доносчики. Чтобы выжить, нам надо либо носа не показывать, либо беспрестанно передвигаться. И никогда не возвращаться на то же место.

Некоторое время нам придется прятаться. А немного погодя станем следить за дорогами, будем ждать на склонах, пока грузовики замедлят ход, чтобы захватить товар. Если оставим крестьян в покое, они нас не тронут. Ты, малыш, можешь идти с нами, если пожелаешь. Судьба связала твою жизнь с нашей. Теперь ты знаешь, что тебя ждет. Вот только жаль твоей молодости.

Все посмотрели на Хасана, который был похож на ребенка, а никак не на разбойника, и согласно закивали:

— Драться мы тебя научим. А жизнь или смерть, всё в руках Аллаха.

Затем Бусетта обратился к Слиману:

— Рассказывай, что с тобой случилось.

Слиман уронил огромный солдатский башмак, который чистил, и, сощурив глаза, так что сквозь щелку едва можно было различить зрачок, взглянул на Бусетту. Когда он заговорил, видно было, как двигается у него на шее кадык:

— Я попал в засаду, которую устроил каид вместе со своими людьми. Жандармы там тоже были. У того, кто меня заметил, не было оружия. Он закричал и стал звать на помощь. Я припустился бежать. Они в меня стреляли, но я был уже далеко. Пришлось сделать большой крюк, чтобы запутать следы, а потом уже прийти сюда.

Остальные слушали его, подкладывая ветки в огонь. Дрок потрескивал, вспыхивая, как пучок соломы, и обдавая всех искрами. Чабер и тимьян благоухали. Один из разбойников сказал:

— Сюда жандармы не придут. Но и нам нельзя здесь оставаться вечно. Ведь надо есть и пить.

Другой добавил:

— Будем действовать ночью, чтобы нас не заметили. Это единственная возможность. И к тому же подальше отсюда.

Хасан следил за обеспокоенными лицами всех этих людей. Их предводитель кашлял, не переставая. Видно было, что какая-то болезнь гложет ему грудь. Лицо худое, все кости выступают, глаза ввалились. Губы, несмотря на жару, посинели. Взгляд тусклый. Он нервно потирал руки, терзаемый болезнью и скверным оборотом событий. Один из разбойников приготовил чай из диких трав, который, настоявшись, распространял терпкий запах. Хасану вспомнилась вся его жизнь после смерти отца и тот случай, что привел его сюда. Теперь, когда они приняли его, ему стало страшно. Его угнетало одиночество среди всех этих людей, которых он едва знал. Несколько дней они оставались на месте, истомились вконец, к тому же и припасы все кончились. Тогда они решили покинуть свое логово и попытать счастья на дороге. Слиман с Хасаном должны были отправиться на базар и запастись провизией.

— Главное, принесите хлеба, — просили их товарищи.

Для деревенского жителя хлеб такое же точно лакомство, как пирог. Его и одного довольно.

Остальные облюбовали место на дороге, на опушке соснового лесочка, как раз посередине склона. Моросил мелкий дождик, было страшно холодно. Несколько машин промчалось на большой скорости. Разбойники, спрятавшись под деревьями, ждали удобного случая. Тут-то и послышался рокот старого грузовика, с трудом взбиравшегося в гору. Огни его то появлялись, то исчезали на поворотах. Когда он поравнялся с ними, они увидели, что он нагружен доверху. Двигаться ему было тяжело, и его непрерывное урчание действовало на нервы. Один из разбойников в несколько прыжков догнал грузовик, ухватился сзади за борт и мигом перемахнул через него. Он не стал ощупывать мешки, допытываться, что там в них, просто выбросил их несколько на дорогу. Его приятели подхватили мешки и отнесли под деревья. К их величайшему изумлению, из последнего мешка вылез человек и припустился вслед за грузовиком, догнал его и прыгнул в кузов. Грузовик продолжал свой путь. Разбойники забрали добычу и, очутившись в безопасности, так и покатились со смеху, а тот, кто бросал мешки, рассказывал:

— Ему, должно быть, хотелось спать, а так как сильно моросило, он залез в мешок да и заснул. Мне некогда было разглядывать, что там внутри, я бросил его — и все. А он от удара проснулся.

Слиман с Хасаном тоже справились со своим делом. Возраст помог Хасану выпутаться из беды. Когда жандармы оцепили базар, то на мальчика не обратили внимания. А Слиман поджидал его за крепостной стеной. Кроме хлеба, который им поручено было достать, они принесли еще и финики. Место сбора было назначено далеко, очень далеко, в глубине леса. Погода стояла пасмурная. Подвывали шакалы, и было так темно… Несколько раз прокричала сова. Хасан бросил в нее камень и прогнал.

— Убирайся, противная тварь. Ты приносишь несчастье.

— Правильно сделал, — сказал Слиман. — Каждый раз, как она усядется над нами, можешь быть уверен: жди беды.

Они первыми пришли к месту сбора. Остальным надо было укрыть в надежном месте или сбыть добычу. Кроме того, им следовало изловчиться и не попасть в ловушку. В лесу со всех сторон слышались шорохи диких зверей. Перекликались ночные птицы. От земли тянуло сыростью. Убежище было устроено ловко, его практически нельзя было увидеть. Добраться до него можно было только оврагом. Кроме того, существовало еще два выхода, они вели к вершине горы, заросшей пробковым дубом. Горы тянулись одна за другой, а между ними — глубокие ущелья. И все поросло непроходимыми чащами, откуда веяло покоем и безмятежностью.