Разгневанные почтальоны

Глава 24

Абир Гхула была той самой женщиной, которую больше всего ненавидели в исламском мире.

Ее ненавидели не за то, что она исповедовала иную религию, ибо Гхула была мусульманкой. Не за то, что была откровенной феминисткой и отказывалась носить чадру. И даже не за то, что она сделала два аборта, имела одновременно двух мужей и спала с тремя мужчинами разного вероисповедования, хотя все это недвусмысленно запрещено Кораном.

Вышеперечисленные прегрешения тридцатитрехлетней бывшей преподавательницы Каирского университета по специальности «политическая история», конечно, подвергались осуждению всех благочестивых мусульман. Но не они заставили мулл, шейхов и других святых издать религиозный эдикт под названием фатва, с призывом к немедленному повешению Абир Гхулы. Все дело было в том, что она попыталась ревизовать Коран, дабы приспособить его к требованиям девяностых годов.

Плохо было уже то, что речь шла о девяностых годах, а ислам не признает никаких девяностых: у мусульман другой календарь. Существенным оскорблением стало и то, что Абир Гхула прошлась по Корану, произвольно заменяя пол действующих лиц, так что Мухаммед стал женщиной, а его жены – то женщинами, то мужчинами. Впрочем, и это можно было принять, например, за действия сумасшедшей, а не еретички или муртад – отступницы.

Нет, преступление из преступлений заключалось в том, что в своем «Пересмотренном Коране для женщин» Абир Гхула с помощью эмпирических рассуждений, приводящих в ярость как неверных, так и мусульман, доказывала, будто Аллах является женщиной!

Когда шестнадцать отпечатанных на компьютере экземпляров ее пересмотренного Корана были конфискованы и уничтожены, Абир Гхула куда-то исчезла и написала книгу под названием «Аллах – это женщина».

Копия ее попала в Интернет, книгу тут же опубликовали в Великобритании, и оттуда она распространилась по свету как ядовитые семена одуванчика.

Именно тогда Великий аятолла в Иране издал свою фатву.

Абир Гхула в ответ издала свою собственную, в которой поносила аятоллу и предлагала ему всяческие непристойности.

Исламские радикалы тщетно пытались разыскать Абир Гхулу по всему Египту. Ее фотография была развешана на стенах домов и передана по всем мыслимым информационным каналам. За голову Абир Гхулы предлагалось большое вознаграждение. Кандидатам в мученики был обещан немедленный и безусловный доступ в рай, если они погибнут в ходе операции по уничтожению изменницы Гхулы. Чувствительное к требованиям верующих египетское правительство развесило фотографии Гхулы во всех аэропортах и пограничных пунктах, пытаясь не допустить ее выезда из страны. Правда, правительство не собиралось ни судить Гхулу, ни выдавать ее исламскому суду. Однако власти хорошо понимали, что если она прорвется в какую-нибудь западную страну, то взбаламутит исламский мир так, как этого не делал никто со времен Салмана Рушди.

Но когда Абир Гхула вошла в каирский аэропорт с билетом до Нью-Йорка через Париж, на ней никто даже взгляда не остановил. Ничье внимание не привлекли золотистые глаза, которыми славились женщины ее племени, или густые брови, которые многие считали признаком сатанинского влияния.

Все дело в том, что в нарушение всех данных Гхулой клятв, гибкое тело и лицо ее скрывала длинная чадра.

В сочетании с элегантными солнечными очками она служила прекрасной маскировкой.

Никто не остановил Гхулу и не спросил у нее билета. Никто не потребовал предъявить паспорт. Сейчас никто не задерживает людей, желающих покинуть свою родину, – проблемы возникают только на въезде.

И так Гхула незамеченной выскользнула из Египта.

Перед стойкой нью-йоркской таможни возникла высокая фигура, окутанная покрывалом. Собственно, через этот пост прошло уже немало женщин под чадрой. Впечатление было такое, будто сюда ринулся весь Ближний Восток.

Но эта женщина привлекала внимание тем, что приехала одна. Обычно завернутые в покрывало мусульманские женщины путешествовали в сопровождении мужей или мужчин-родственников.

– Ваш паспорт, – потребовал таможенник.

Женщина взялась за край своего черного одеяния и приподняла его.

Покрывало парашютом опустилось на голову таможенного агента Дэна Диммока.

– Что за черт? – сбрасывая его, ругнулся Дэн.

Стоявшая перед ним женщина по-прежнему была завернута в покрывало. Но, как выяснилось, больше на ней ничего не было. Не было даже намека на белье.

– Я Абир Гхула и приехала в Америку распространять слово Ум Аллахи, в своей безграничной мудрости и милосердии создавшей всех нас.

– Ум?..

– Ранее известная как Аллах.

– Не знаю никого с таким именем.

– Вы поклоняетесь кресту?

– Никогда не слышал ни о чем подобном.

– Пусть ваш мертвый бог Исса остается на своем грубом кресте. Ум Аллаха шлет свою милость и любовь через меня, своего пророка.

– Даю вам последний шанс, – сказал агент Диммок, потрясенный видом ее тугих сосков. – Покажите мне свой паспорт, и я не стану вас арестовывать.

– Ни муллы, ни даже фараон не могут меня арестовать. Почему вы считаете, что вам удастся выполнить эту невыполнимую задачу?

– Потому что у вас нет визы, вы прибыли нелегально и подлежите депортации, – спокойно ответил агент Диммок.

– Арестуйте меня. Меня это нисколько не волнует, – ответила Абир Гхула.

– Вы хотите, чтобы вас арестовали?

Она с вызовом уперла руки в лирообразные бедра.

– Это не имеет значения. Мне удалось попасть в Америку, где я вправе проповедовать слово Ум Аллахи.

– Слушайте, я в последний раз спрашиваю, есть у вас виза или нет?

Вместо ответа женщина подняла руки вверх. Под материей отчетливо обозначилась ее высокая грудь.

– Теперь видите мою визу?

– Нет, – отозвался Диммок, привлекая любопытные взгляды. – Пожалуй, у меня не остается другого выхода, кроме как арестовать вас за попытку нелегального въезда в Соединенные Штаты.

Внезапно женщина вспрыгнула на стойку и вытянула вперед свои длинные ноги.

– Моя виза в Америку находится в средоточии моей женственности. Посмеете ли вы ее достать, безбожник?

– Я верю в Бога, – сказал Диммок, не зная, куда девать глаза.

– Верите ли вы в Ум Аллаху, Матерь матерей?

– Не настолько, чтобы совать свои руки куда не следует, – ответил агент и нажал кнопку вызова.

Абир Гхулу препроводили в камеру для задержанных и принялись оживленно обсуждать проблему.

– Она говорит, что виза у нее там, – объяснил Диммок своему начальнику.

– Вызови надзирательницу, – произнес тот.

– Вряд ли мы имеем на это право – даже с надзирательницей.

– А может, она сама, так сказать, выжмет документ из себя?

– Отказывается. Настаивает, чтобы вынули мы.

– Как, она говорит, ее зовут?

– Я не уловил. Фамилия ее Гула или что-то в этом роде.

– Гула, гула... Дай-ка я проверю по списку нежелательных иностранцев.

Проверив «черный список», начальник сказал:

– Ее имя, случайно, не «Абир»?

– Ну да.

– Это же фундаменталистка из Египта! Давай-ка мы отфутболим эту штучку наверх.

– А куда?

– Как можно выше, чтобы голова у нас больше не болела.

Неприятное дело мусульманской еретички Абир Гхулы сначала обрушилось на голову начальника Службы иммиграции и натурализации, потом – генерального прокурора, которая задумчиво изрекла:

– Пожалуй, пусть с ней разбирается исполнительная власть.

– Вот и прекрасно! – обрадовался начальник Службы иммиграции и натурализации. Он знал, что иначе ни одной политической проблемы не решить.

Через полчаса глава СИН с изумлением услышал, как из уст генерального прокурора прозвучало:

– Отпустите эту женщину. Мы даем ей политическое убежище.

– Таково указание Президента? – недоверчиво спросил начальник СИН.

– Нет, Первой леди. Я вышла на самый верх.

Когда Абир Гхуле сообщили, что ей дан специальный статус «беженца от сексуальных репрессий», египтянка спросила только одно:

– А пресса в курсе?

Абир Гхула дала свою первую пресс-конференцию совершенно голой – только для красоты она обмотала вокруг пояса черную чадру. Пресс-конференция проходила при переполненном зале в нью-йоркской штаб-квартире Национальной организации женщин.

– Отвергните ваших мужских богов, ваших фальшивых пророков и ваши бесстыдные фаллические символы! Я призываю всех американских женщин в объятия Ум Аллахи, нашей общей Матери. И пусть ваши соотечественники-мужчины поднимут покрывало и припадут к ее позолоченным ступням.

– Вы отрекаетесь от Аллаха? – спросил кто-то из репортеров.

– Нет. Никакого Аллаха не существует. Это всего лишь маска, за которой скрываются имамы и муллы, потому что они слишком стары, чтобы прятаться за материнской юбкой.

– А как насчет фатвы?

– В гробу видала я эту фатву, – ответила Абир Гхула.

– А вы не боитесь? – поинтересовался корреспондент журнала «Пипл».

– Я ведь в Америке. Что могут сделать мне муллы, если я нахожусь под защитой второй поправки?

– «Не упоминай имя Господа твоего всуе».

– Нет, я о другом.

– Во второй поправке говорится о праве на ношение оружия. Наверное, вы имеете в виду первую поправку к Конституции?

– Не важно, какая поправка, важно, что религиозная свобода распространяется на американцев всех вероисповеданий.

– Вы слышали об атаках мусульманами Нью-Йорка?

– Я слышу о них каждый день. Все эти мужские словопрения остались в Каире.

– Группа джихада под названием «Посланники Мохаммеда» проникла в почтовую службу и сеет всюду хаос и разрушение.

– Тогда я требую защиты, – не моргнув глазом, ответила Гхула. – Если меня убьют, тем самым будет нанесен страшный удар по свободе вероисповедания, и не только здесь, но и в других странах, где женщины подвергаются угнетению со стороны мужчин.

– Эта группа потребовала, чтобы вас в наручниках вернули в Каир.

– У них ничего не выйдет! – фыркнула Гхула.

– Такое требование они выдвинули Белому дому.

– Сама Первая леди предоставила мне свою защиту.

– А если через месяц ее не изберут?

– Они не посмеют! – сверкая глазами, в ярости ответила Гхула.

– Такое случается каждые четыре года, – бесстрастно констатировал корреспондент.

И тут на глазах собравшихся журналистов Абир Гхула побледнела с головы до ног.

Не говоря ни слова, она развернула свою чадру и, набросив на себя, закрыла лицо дрожащими руками.

– Я не боюсь! – нетвердым голосом произнесла «беженка».