Разрыв

Глава 17

Как только мы отъехали от карнавала Мадам, Джаред встречает мой взгляд в зеркале заднего вида и спрашивает:

- Мэдди?

- Она в безопасности – говорю я.

Он оглядывается на дорогу. Сесилия сидит между Линденом и мной. Она теребит рубашку руками, и я знаю, что она хочет прикоснуться к мужу, но она так же знает, как и я, что он недостижим сейчас. Неистовый карнавал Мадам дал ему более болезненные открытия о его отце. Я не знаю, что будет, когда Вон появится, чтобы нас забрать. Я не могу вообразить, какую месть придумает Мадам для человека, который забрал ее единственного ребенка.

Мы едим уже несколько миль, прежде чем Сесилия, слишком беспокойная, чтобы оставаться тихой, спрашивает:

- Она сказала, чтобы вы отвезли нас к северному объединению. А что такое объединение?

- Мадам курирует весь этот район на протяжении тридцатимильной зоны – говорит Джаред – Ее бизнес приносит так много денег, что она смогла построить другие, более маленькие алые районы поблизости. Она называет их объединениями.

Его тон не имеет привычной грубости, и я не удивляюсь, возможно, потому, что он видит в Сесилии ребенка. Он всегда проявлял терпение к детям, что работали как рабы на карнавале.

- Как долго мы пробудем здесь? – спрашивает Сесилия.

- Пока я не скажу – говорит Джаред.

- Без обид – говорит Сесилия – Но почему ты должен быть нашим боссом?

Он смеется.

- Я никому не начальник – говорит он – Мадам босс. И я знаю одно, если она хочет, чтобы все было сделано определенным образом, значит, тому есть причина.

Линден смотрит на океан, проносящийся за окном. Он думает об ужасных вещах: я вижу отражение его глаз, и даже не узнаю его.

Северное объединение не так грандиозно, как карнавал Мадам. Оно так же состоит в основном из палаток. Хотя, они не всех цветов радуги, в основном преобладает коричневый цвет. Мы останавливаемся у высокой проволочной ограды, и когда Джаред опускает стекло, чтобы поговорить с вооруженными охранниками, я слышу гудение электричества. У Мадам любовь к электрическим заборам: Габриэля и меня это почти не убило, когда мы бежали с карнавала. Охранники – мальчики нового поколения, с грязными детскими лицами. Они нажимают на кнопку и когда открываются ворота, Джаред продолжает движение. Все еще светло и этим объясняется отсутствие работающих девочек. Хотя я вижу некоторых из них, они стирают одежду в старой ванной, в которую вставлен старый шланг. Я до сих пор чувствую мускусный запах духов Мадам. И нет достопримечательностей карнавала, хотя есть гирлянды украшающие палатки и яркие фонарики качаются на проводах, которые образуют ажурные узоры над головой. Такая же модернизация старого алого района: Мадам действительно ценитель атмосферы. Джаред останавливает машину.

- Все, приехали – говорит он – Самое время для ужина.

Нас ведут в зеленую палатку, в которой есть соответствующий зеленый коврик для пола и большие коробки, заменяющие столы. С обитыми краями, коробки рекламируют апельсины, и я помню, как Роуз рассказывала о своем, владеющем апельсиновыми рощами, отце. Интересно насколько богатым он был, и каким влиятельным: может, рощи для него были, как хобби, когда уму нужно было отдохнуть от спасения жизней? И тогда более злая часть меня задается вопросом, что если Вон убил его не только с целью украсть его дочь, но и с тем, чтобы избавится от конкуренции. Вон хочет найти лекарство, но принял бы он то, что если бы кто-то другой нашел его быстрее?

Джаред приносит нам миски с овсянкой, на которые я смотрю настороженно.

- Там ничего нет – говорит Джаред – Посмотри, видишь?

Он берет ложку из моей миски, и кладет себе в рот добротный кусок, даже слизывает с обеих сторон, прежде чем положить ее обратно. Я смотрю, как она погружается в овсянку. Сесилия убирает ее и держит между большим и указательным пальцем, прежде чем кладет ее на коробку.

- Ты можешь взять мою ложку – говорит она мне.

- В нескольких ярдах слева есть туалеты, если вам нужно – говорит Джаред – Я собираюсь пойти разыскать радио.

Как только он уходит, Сесилия снова открывает сотовый телефон.

- Ничего? – спрашиваю я.

- Ничего – говорит она расстроенно. – И батарея скоро сядет. – Она переводит внимание на Линдена, который угрюмо уставился в свою тарелку. – Пожалуйста, постарайся хоть что-нибудь съесть.

Он будто не слышит ее.

- Сесилия – бормочу я – Он сам решит.

Он ест совсем немного, просто потому, что она наблюдает за ним. Она единственная жена, которая у него есть, он должен ценить ее, потому как, их время вместе закончится, и они не смогут нормально попрощаться, только пустые руки и тоска по большему количеству времени.

Когда Джаред приносит радио, играет музыка.

- Региональные новости всегда вещают в шесть часов – говорит он – Через несколько минут начнутся.

Сесилия уже съела всю тарелку овсянки: на такой завтрак она бы жаловалась в особняке, но после дня без еды, она не придирчива. Линден не смотря ни на что, сумел съесть большую часть, и это хорошо. В течение нескольких минут она оба засыпают.

- Ты что-то подсыпал в еду, не так ли? – говорю я Джареду, который возится с антенной.

- Мадам рассказала мне о том, что этот мальчик пережил сегодня. Я подумал, что это поможет ему. А малышка просто задает слишком много вопросов.

- Ты не имел права…

- Успокойся. Это просто мягкое снотворное. Они проснутся, и будут чувствовать себя лучше.

Они действительно выглядят мирно. Линден не хотел разговаривать, потому что узнал так много о Роуз, но теперь, во сне, он обнимает Сесилию. Ее голова покоится на изгибе его шеи. Пока он рядом с ней, она счастлива. Она дома. Им на самом деле нужен отдых, но я подозреваю, что есть другая причина, почему Джаред так поступил. Джаред направляет антенну под правильным углом и помехи сменяются музыкой.

- Ты сказала мне, что Мэдди в безопасности – спрашивает он – Это была ложь?

-Она в детском доме в Нью-Йорке – говорю я. Я не говорю ему всей правды о том, что Клэр ее бабушка, потому что я не знаю, сильно ли больно будет Сирени, если она об этом узнает, или все же лучше рассказать – Ей там нравится. Она нашла друга.

Похоже, он не знает, верить мне или нет. Я не могу винить его за это: это редкость, для уродливого ребенка, встретить добрую судьбу.

- Как Сирень? – спрашиваю я.

- Она в порядке – говорит Джаред. – В основном занята обучением новичков. Мадам было особенно туго с нею после того трюка, что вы проделали.

- Ты имеешь в виду, трюк, который ТЫ помог нам проделать.

- Тсс, послушай. Это – то, что я хотел, чтобы ты услышала.

Музыка остановилась, и мужской голос объявляет о шестичасовых региональных новостях. Как я и ожидала, говорят о бомбежке в Чарльстоне, предположения какие взрывчатые вещества использовались, судя по размерам взрыва и состоянием завалов оставшихся после взрыва. Близстоящая исследовательская лаборатория, которая больше похожа на больницу, является Легсингтонским Исследовательским институтом и Оздоровительным Институтом, находящимся, приблизительно в ста двадцати милях к северо-западу от Чарльстонских бомбежек. Ученые были эвакуированы в неизвестное место в целях безопасности. Если Легсингтон является следующей целью, то вот куда я должна идти чтобы найти Роуэна.

- Ты какая-то дерганая, Златовласка – говорит Джаред.

- Что ты знаешь об этом? – спрашиваю я.

- Я знаю, что каждый раз, когда возникает проблема, ты где-то рядом – говорит он. Он смотрит прямо в мои глаза, и его тон практичный. – Это как-то связано с тобой, не так ли? И, что Мадам ученая скрывает от нас?

Я смотрю на моего бывшего мужа. Во сне его черты расслабились, но я вижу, что какой-то груз давит на грудь, он тяжело дышит. Он взял Сесилию за руку, потому что даже во сне, боится ее потерять. Он в таком состоянии из-за своего отца – я это знаю. Это - его отец похитил Роуз, чтобы привезти своему сыну; это - его отец убил своего уродливого внука; это – его отец является причиной всех несчастий в нашей жизни. Но я – та, кто открыл эту дверь. Я – та, кто заставил Линдена поверить. Он обманул своего отца и сбежал вместе со мной. И Сесилия последовала за ним, потому что, куда Линден туда и она. Я боюсь, что воспитала в ней вызов против Вона. Я боюсь, что он убил не рожденного ребенка, чтобы уничтожить ее, или снова подчинить себе. Я боюсь - что это все моя ошибка. Я больше не хочу быть причиной их боли. Я хочу, чтобы они были вместе с Боуэном. Я хочу, чтобы они счастливо прожили вместе оставшиеся годы. Я уже достаточно сделала.

- Джаред? – говорю я шепотом – Я не в том положении, чтобы просить об одолжении, но если я отвечу на все твои вопросы, на все вопросы, мне бы хотелось, чтобы ты отвез меня кое-куда.

- Я не могу, Златовласка – говорит он – У меня строгие указания от леди – босса, чтобы вы были в безопасности.

- Ты прав в своем предположении. Нет никаких совпадений насчет меня. Куда - бы я не пошла, беда следует за мной попятам, – говорю я – Но если в Легсинтоне будет взрыв, то я могу его предотвратить, если появлюсь там вовремя.

- Да? – фыркает он – Как?

- Потому – что… – говорю я – Один из террористов - мой брат.

Я рассказываю Джареду все, все, что знаю. Начинаю с того дня, когда была взята сборщиками, рассказываю про брак по договоренности с Линденом, побег с Габриэлем, и как мы оказались у Мадам. Я рассказываю ему про сгоревший дом, который ждал меня, когда я вернулась домой, как надеялась найти там своего брата. Я рассказываю ему о детском доме, куда мы привезли Мэдди и про мою странную болезнь и как мой свекр нашел меня, забрал и подверг меня неделям безумных экспериментов, все ради того, чтобы, как он уверен, найти лекарство. Я рассказываю ему о Сесилии, которая потеряла ребенка, по вине моего свекра, как мы все подозреваем, точно также он виноват в смерти моей старшей сестры по мужу. И когда я рассказываю эту часть истории, я не могу сдержать ярость, которая течет по моим рукам. Сесилия крепко спит, теперь в безопасности, она была жертвой слишком многих кошмаров, которые не должна была испытать молоденькая девушка. И это моя вина, это все моя вина, и мои глаза полны слез.

- Это не твоя вина – говорит Джаред.

- И я не знаю, как Вон запустил свои когти в моего брата – говорю я – Он сделал так, что мой брат верит в то, что я мертва. Я не знаю почему, и я не знаю, как он узнал, что у меня есть брат, но если я найду своего брата…, если смогу объяснить, я знаю что смогу остановить его, больше не разрушать другие лаборатории. Но я не знаю где, и как, он планирует это сделать. Я не знаю, сколько времени у нас осталось.

Я не понимала, что на протяжении всего рассказа так много плачу, пока Джаред не предлагает мне скомканный носовой платок из своего кармана.

- Спасибо – говорю я.

- Что ж, скоро стемнеет, - говорит он – Нет смысла ехать сейчас. Мы можем двинуться на рассвете. Твои друзья к тому времени уже проснутся.

Друзья. Это наименее сложный способ, чтобы описать, кто они для меня.

- Я уже достаточно подвергла их опасности – говорю я – Они будут здесь в безопасности? По крайней мере, пока я не вернусь?

- В целости и сохранности – говорит Джаред – Это место находится под усиленной охраной.

Мне не нравится идея оставить Сесилию и Линдена здесь, но я знаю, что это единственный вариант, который у меня есть. Роуэн мой брат, моя ответственность. Какой бы ущерб он не сделал, это из-за того, что он потерял надежду, а я – его символ надежды. Сестра, которая якобы погибла, из-за глупых научных экспериментов. Когда наступает ночь, Джаред приносит легкие одеяла, с запахом духов Мадам. Я укрываю одним из них, Сесилию и Линдена, которые едва шевелятся во сне. Я лежу рядом с ними и стараюсь уснуть, но всю ночь меня посещают образы пламени и пепла. Нет смысла взывать к моему брату. В этой пустоши щебня и тел, его нигде не найти.

***

Выходим перед рассветом. Джаред говорит другим охранникам, что у нас другая миссия Мадам и чтобы Сесилия и Линден не покидали это место.

- Уверена, что хочешь оставить их? – спрашивает меня Джаред, когда я лезу в ржавую машину.

Сейчас я бы очень хотела, чтобы они и поехали со мной. И я знаю, что они будут, очень сердится, когда проснутся и поймут, что я сбежала. Уверена ли я, что оставляю их? Уверена ли я, что это будет безопаснее для них? Уверена ли я, что это нужно сделать в одиночку?

- Да – говорю я. И Джаред поворачивает ключ в замке зажигания. Мы едим в Легсингтон.

В машине установлен небольшой экран над приборной панелью, которая похожа на электронную карту, красная стрелка отображает, где мы находимся, она движется соответственно туда, куда и мы. Я не могу не смотреть на это. Оно не похоже не на одно из изобретений Рида, и думаю, может это антиквариат из двадцать первого века. После войны опустошили всю планету, и прежде чем нас охватил вирус, технологии были на высшем уровне. Это я знаю точно. Госпитали и предприятия расширялись. И когда вирус был обнаружен, все ухудшилось. Последующие поколения не успевали и все разорилось. Джаред видит мой интерес.

- Мадам ненавидит эту штуку. Она говорит, что они для шпионов, чтобы отслеживать людей.

Он закатывает глаза, когда говорит последние слова. Вымышленные шпионы Мадам, повторяющийся плод ее опиумного бреда.

- Что это? – спрашиваю я.

- Это навигатор. Как цифровая карта. Он ловит спутниковые сигналы.

- Я думала, что спутники перестали работать много лет назад – говорю я.

- Лишь один из многих слухов – говорит Джаред – Думаю, президент все еще ими пользуется. Есть много теорий, какова действительная роль президента. С другой стороны, возможно, он просто бесполезное подставное лицо, как все говорят, и слухи - это способ надежды.

Некоторое время стоит тишина, затем я говорю:

- Я слышала эти теории.

Джаред смотрит на меня, а затем снова сосредотачивает свое внимание на дороге.

- Я слышал, что другие страны и континенты по-прежнему существуют.

Теория Рида казалось мне возмутительной, когда я впервые услышала ее, но сейчас она уже не кажется мне безумной. Джаред смеется.

- Это распространялось в течение многих лет – говорит он – Многие пытались это доказать.

- И что с ними произошло? – спрашиваю я.

- О, они вернулись с рассказами о широком синем море – говорит Джаред, и смеется – Они погибли, конечно. А ты, что думала?

Я думала об этом. Я стараюсь не обращать внимания на сосущее ощущение в животе и смотрю на карту, когда мы поворачиваем.

Легсинтонский Исследовательский и Оздоровительный Институт – сердце ветхого города. Это многоэтажное кирпичное здание, в отличном состоянии по сравнению с худшими микрорайонами, которые его окружают. Многоквартирные дома с забитыми окнами, с продуктовыми магазинами в которых кажется, нет электричества, другие здания, которые могли бы быть больше жилищных комплексов или приютов. До сих пор на проводах висят светофоры, которые больше не функционируют. Как и в случае со многими научными поселками, больница и лаборатория, является единственным источником дохода. Потому что президент так уверен, что человеческая раса не вымрет полностью, он финансирует такого типа институты, в которых есть рабочие места и обеспечил убежище для раненых и умирающих. Например ситуация с Сесилией, когда у нее был выкидыш. Есть люди, которые до сих пор верят в исцеление, они верят, что есть шанс вылечиться, прежде чем вирус заберет их или их детей. Президент будет финансировать такие заведения, но не защищать их от угроз, от моего брата.

Вокруг никого не видно.

- Они эвакуировали весь город? – спрашиваю я.

- Наверное, они все попрятались - говорит Джаред – Куда бы их эвакуировали? Мы будем выглядеть подозрительно, если так и будем кружить по округе.

- Я не знаю, откуда начать поиски моего брата – говорю я.

- Мне кажется, что он только собирается выйти из своей норки суслика – говорит он – Мы должны немного подождать, он сам к нам придет.

- Где? – спрашиваю я.

В ответ он въезжает в заднюю часть больницы, в полуразрушенный гараж и выключает двигатель. В гараже тихо. Даже птицы не поют. Навигатор становится черным; спутник не может найти нас здесь. Интересно узнать о Джареде. Я хочу спросить его, как он попал к Мадам. Интересно, что заставляет его возвращаться к ней, хотя она его не держит. Он мог бы легко сесть в машину, и уехать, не оглядываясь назад. Зачем ему возвращаться? Это потому, что он не хочет оставлять Сирень рядом с Мадам? Или потому, что ему больше некуда идти? Поскольку заключение - является самым безопасным существованием в этом мире? Я думаю, здесь что-то посерьезней. Мне кажется, что он любит мадам, как ребенок любит своего родителя. Может быть, надежда не самое опасное, что может быть у человека. Может быть, любовь намного хуже.

Я начинаю думать, что это бессмысленное занятие. Или какая-то ловушка. Затем я слышу голоса снаружи. Я слышу, как кто-то проверяет микрофон. Я поворачиваюсь на своем сидении и смотрю в заднее окно. От места, где мы припарковались, на полпути в метро, я вижу множество ног. Они сидят на импровизированной сцене из деревянных ящиков. Разворачивается сцена, такая же, какую я видела в новостях, по телевизору Эдгара. Мой брат готовится произнести речь. Я открываю дверь, но Джаред кладет руку поверх моей, чтобы остановить меня:

- Думай, прежде чем действовать – говорит он мне.

- Но…

- Там куча народу. Толпа, которая не только думает, что ты мертва, но и хочет превратить в прах это здание. Ты имеешь дело с не здравомыслящими людьми, Златовласка.

- Вот поэтому я должна остановить его – говорю я.

Джаред печально улыбается мне.

- Ты не можешь остановить то, что уже есть. Я слышал этого парня по радио и видел по телевизору Мадам. Он сейчас в не нашего контроля.

- Я отказываюсь верить в это – говорю я.

- Давай – говорит он, открывая дверь - Мы можем послушать отсюда.

Мои ноги еле шевелятся, когда я ступаю на бетонный пол гаража. У меня в глазах, мелькают вспышки, и бьется пульс в висках. Джаред и я, теснимся около гаража, и мне приходится встать на цыпочки, чтобы всмотреться в толпу. Это прекрасный день, теплый с ярко-голубым небом. Толпа в основном нового поколения, еще совсем маленькие мальчики и девочки.

- У него достаточно преданных поклонников – размышляет Джаред.

- Как они узнали, что он будет здесь? – говорю я.

Он смотрит на меня самодовольно.

- Слухи распространяются.

- Ты знал! – говорю я – Не так ли? Знал, что он будет здесь именно в это время?

- Ты ведь не думаешь, что я подложил снотворное только потому, что им было необходимо поспать, правда? – говорит он – Ходили слухи, что это будет его следующей целью. Информация всегда доступна, если ты знаешь нужных людей.

Пронзительный визг микрофона заставляет меня заткнуть уши. А потом он заменяется другим звуком. Голосом, который я узнала бы где угодно:

- Здравствуйте. Добро пожаловать.

Роуэн стоит на импровизированной сцене. Его голос гремит через динамики, проходит по земле и впитывается в кожу. Кости мои сотрясаются со звуком. У меня кружится голова и меня тошнит, я не могу говорить, не могу дышать, каждая частица меня, каждый нейрон, ждет. Он стоит всего в нескольких ярдах от меня. Но если я позову его сейчас, то он меня не услышит. Толпа ревет вдвое, а может и втрое больше, чем я видела в новостях. Мой брат отмечает это. Он говорит, что у него теперь есть благодетели-благотворители, которые предпочитают оставаться безымянными, тот, кто вызвался финансировать, потому, как это очень важно. Он говорит собравшимся людям, что каждый из них важен, что они не террористы, как говорят в новостях. Они революция. Они больше, пострадавшее поколение. Он говорит, что уничтожая лаборатории, они положат конец бессмысленным экспериментам, которые проводятся на людях. Дальше я больше не могу слышать, что он говорит, потому, что толпа взорвалась аплодисментами. Не важно, что он говорит. Они отчаянно нуждаются в нем, им нужно знать, что среди них есть лидер. Я стараюсь цепляться за его слова – я чувствую их пульсирующих в моей крови, но мне это не нужно. Хотя, Джареду достаточно. Он толкает меня обратно к машине, говоря: «Иди, иди, иди» Я не успеваю закрыть дверь, как он уже давит на газ. Мы только успеваем заехать в гараж, как я вижу взрыв, который расплывается в зеркале заднего вида. Машина все еще в движении, когда я открываю дверь. Джаред зовет меня, но мне все равно. Я уже на земле. Я падаю вперед на руки и колени, голова кружится на мгновение, потом я встаю. Земля под моими ногами дрожит. Потом раздается еще один взрыв. Затем еще, и еще, и еще. Я чувствую жар пламени, идеальное утро становится зыбким и искаженным. Я кашляю, когда поворачиваюсь, чтобы посмотреть на горящее здание, которое несколько минут назад называлось Легсинстонским Исследовательским и Оздоровительным Институтом. Толпа совершенно дикая. Они в восторге. «Роуэн» - это слово они скандируют с такой страстью. Он это сделал. Высоко на четвертом этаже окно разлетается, едва слышно в этом хаосе. То, что недавно было куском стены, приземляется прямо передо мной. Джаред тянет меня назад за локти, и я слишком ошеломлена, чтобы сопротивляться. Слишком ошеломлена. Когда мы отходим достаточно далеко, Джаред отпускает меня, и я стою в грязи, наблюдая как разрушения и восторг переплетаются, и я даже не могу сказать, что есть что. Если бы Линден был здесь, он бы говорил мне «Дыши». Я пытаюсь вспомнить, как дышать. Я стараюсь замедлить свое сердце, Я уверена, еще чуть-чуть, и оно лопнет.

- Теперь ты видишь? – говорит Джаред в ухо, – Каким бы ни был твой брат когда-то, сейчас он вне твоего контроля.

Но я не верю в это. Я качаю головой.

- Нет… это не так… - говорю я.

Я бегу вперед и в этот раз Джаред не идет за мной. Мой брат сходит с импровизированной сцены. Толпа везде. Они не замечают меня, потому что я ничем не отличаюсь от любого из них – жертва нового поколения, ребенок в чужой одежде, с грязью на руках. Когда люди объединяются в группы, они теряют то, что их делает людьми. Но я вижу его сейчас. Его глаза в солнцезащитных очках, когда он смотрит на дело рук своих. Рядом с ним девушка, обнимает его, я узнаю ее, она из новостей, та, что стояла рядом с ним, когда он произносил речь о своей погибшей сестре. Она ослеплена им, хотя его внимание обращено только на пламя. Когда я зову его, этот звук полностью вне моего контроля. Он парит над землей и бьет его. Даже оттуда где я стою, я вижу, что он узнал мой голос. Он отворачивается от девушки, и внимательно смотрит, как животное, которое почуяло опасность. Я пытаюсь снова его позвать, но это слово, это имя, забрали все мои силы. Я едва могу стоять на ногах. Я беспомощно жду, когда он найдет меня, и когда, наконец, это случается, его разноцветные глаза встречаются с моими, я снова пытаюсь, но выходит очень тихо. Девушка рядом с ним исчезает. Толпа размывается в бессмысленные формы и цвета. Я не чувствую своего сердца, своего тела и жара пламени. Я вижу только его лицо, его изумленное, прекрасное, знакомое лицо.