Разрыв

Глава 3

- Останься здесь – говорю я, в спешке натягивая джинсы под ночную рубашку.

- Подожди – кричит Сесилия, следуя за мной, пока я бегу вниз по лестнице.

- Стой – кричу я.

Снаружи ранний утренний воздух холоден и я обхватываю себя руками, чтобы согреться. Высокая трава липнет к ногам, пока я иду к нему.

- О… Она пришла в себя! – говорит он. Его голос пронизывает серое небо. Крик дроздов окунает в прошлое. Я держу дистанцию между нами и нейтральным голосом спрашиваю:

- Где Линден?

- У твоего мужа ранняя встреча с потенциальным клиентом. Он прислал меня за тобой и Сесилией.

- Конечно. ОН прислал, – говорю я, готовясь сделать шаг назад.

- Ты до сих пор злишься на меня – говорит он – Я понимаю. Но Рейн, ты такое удивительное существо. Ты должна быть польщена. Прежде чем ты появилась, я думал, что видел все. Я просто не мог не заинтересоваться.

Заинтересоваться? Я безрадостно смеюсь, облако пара вырывается из моего рта.

- Давай просто будем честными друг с другом. Если бы не я, ты была бы уже мертва – говорит он.

- Спасибо вам. Я почти умерла – говорю я – Что вы будете делать в этот раз, если я откажусь идти с вами? Сожжете этот дом?

- Я думал, что пожар улучшит этот дом, но нет. Выбор полностью за тобой – говорит он почти искренне – Я думал, что мы сможем оставить все плохое в прошлом. Что скажешь насчет возобновления статуса первой жены?

Я в ужасе открываю рот, но не издаю ни звука. Как ему удалось найти меня здесь? Маячок удален из моей ноги. Линден действительно прислал его за мной? Я знаю, что он зол, но не верю, что он мог поступить так подло. Входная дверь хлопает позади меня, и я знаю, что это Сесилия. Вон больше не может отслеживать мои передвижения, но она до сих пор его собственность. Как это работает? Где-то есть компьютер, который отслеживает наши передвижения на цифровой видеокарте? Или какое-то пищащее устройство, которое издает сигнал, каждый раз, когда мы рядом, как металлодетектор над монетами. У моих родителей был такой: отец часто находил метал для разных конструкций. Она подходит ко мне и берет меня за руку.

- Она не вернется – говорит она.

- Ты не хочешь чтобы твоя сестра по браку вернулась домой? – спрашивает Вон – Но ведь тебе было так одиноко. Настолько одиноко, что ты даже спускалась вниз в подвал, чтобы навестить ее, каждый раз, когда я уезжал из дома.

Она делает глубокий вдох, она напугана, хотя и пытается не подавать вида.

- Не ходи к нему – шепчу я ей на ухо.

Входная дверь снова хлопает, и я улавливаю запах дыма. У Рида во рту сигара, на рубашке жирные коричневые пятна.

- Никто не собирался пригласить меня на воссоединение семьи? – говорит он Вону – Ты не имеешь права приезжать сюда, младший братец. Я не могу ступить на твою собственность, а ты не можешь - на мою.

- Я просто пришел забрать то, что принадлежит мне. – говорит Вон – Одень что-нибудь поприличнее Сесилия. Расчеши волосы, и поехали отсюда.

Она до сих пор одета в ночную рубашку, которую Линден упаковал для меня, расстегнутый ворот лежит на плече.

- Я уеду тогда, когда здесь будет мой муж – говорит она – Не раньше.

- Вы слышали ребенка? – спрашивает Рид.

Вон открывает рот, чтобы что-то сказать, но плачь ребенка, прерывает его. И слова, которые он собирался сказать, превращаются в улыбку. Сесилия застывает. Вон открывает пассажирскую дверь.

- Выходи и образумь свою хозяйку.

Эль, служанка Сесилии, выходит из машины. Она прижимает Боуэна к груди, его лицо красное и влажное от слез. Сесилия сразу тянется к нему, но Вон встает у нее на пути.

- Здесь холодно дорогая – говорит Вон – И ты беременна. Ты даже не догадалась надеть пальто. Как же ты думаешь обойтись без моего присмотра, до родов? Сегодня утром ты уже пропустила свои витамины.

- Он прав – говорит Эль слишком мягко. Она смотрит под ноги и ее слова звучат заучено. Она младше Сесилии, ей девять, а может и десять, и среди всех наших слуг, она всегда была самой робкой. Я уверенна, для Вона, не составило труда ее запугать. Сесилия поджимает губы, успокаивая себя. Я знаю, она пытается не заплакать.

- Вы не можете не пустить меня к сыну.

Вон смеется, легонько касаясь пальцем кончика ее носа, точно так же как он делал, когда она была новобрачной и обожала его, потому, что не знала никого лучше.

- Конечно нет – говорит Вон – Ты сама оставила его.

Она проходит мимо Вона и он хватает ее за плечо, когда она пытается взять своего сына. Я вижу, как напряглась его рука, с какой силой он держит ее. Ее челюсть раздувается от злости. Никогда раньше он так не делал. Он всегда был в состоянии ее контролировать, как змея.

- Поедешь ты или нет – говорит Вон – Но знай, что я не позволю моему внуку оставаться в этой выгребной яме. – Он смотрит на меня и добавляет. – Как всегда это предложение распространяется и на тебя. Этот дом не был бы домом, без тебя.

- Чей дом?

Я делаю шаг назад, в удушливый запах сигары Рида. Он ничего не говорит, стоит на ступенях у двери. Это не его война. Сесилия смотрит на меня, с тем же самым сожалением, как тогда, в тот день, когда я сказала ей, что наш свекр виновен в смерти Дженны. В тот день падал снег. И мое сердце разбивается, так же как тогда.

- Я должна ехать – говорит она.

- Я знаю – говорю я ей, потому что понимаю. У нее есть Боуэн , будущий малыш и любимый муж, она должна о них заботиться. У меня есть мой брат и Габриэль, и я должна их найти. Сесилия и я, больше не можем охранять друг друга. Мы должны отпустить.

Вон отпускает ее и она бросается ко мне, обнимая меня с такой силой, что я спотыкаюсь. Я обнимаю ее в ответ.

- Береги себя – шепчет она мне в ухо – Будь храброй, хорошо?

- Ты тоже – говорю я.

Она отпускает меня, когда Боуэн начинает плакать сильнее на несколько октав. Вон ведет ее к автомобилю и ждет пока она сядет, прежде чем сказать Эль, чтобы она отдала ребенка. Сесилия хватает своего сына, но наблюдает за мной поверх его завитков. Ее нижние веки покраснели, видны следы слез на ее щеках. Мы знаем, что вряд ли еще увидимся когда-нибудь. Если бы Линден приехал ее забрать, то мы смогли бы по-настоящему попрощаться. Вон садится возле нее и закрывает дверь. Я стою и смотрю на собственное отражение в затемненных окнах автомобиля. Теперь и она ушла. Рид подходит ко мне и вместе мы наблюдаем, как лимузин скрывается за горизонтом. Он предлагает мне свою сигарету, но я качаю головой, запрещаю себе думать, заглушаю эту боль в себе. Она невыносима. На меня накатывает печаль, я хочу, чтобы она исчезла, как и мои сестры по браку.

- Не расстраивайся, куколка – говорит Рид – Наша мать плохо заботилась о Воне. Хотя, благослови ее душу, она действительно пыталась. – Он хлопает меня по плечу. – Лучше помойся, у нас есть кое какая работа.

***

Вода сочится из душа, мутная и ржавая. Но это не хуже чем, то к чему я привыкла на Манхэттене, и я в состоянии довольно чисто помыться, не стоя непосредственно под ним. Я тщательно промываю глубокую рану, что бежит вдоль внутреннего бедра и зашитую кожу.

Когда я нахожу упакованный Линденом чемодан, я вижу, что он оставил рулон бинта и бутылку антисептика, в одном из внутренних карманов, рядом с зубной щеткой, где я несомненно их найду. Он все еще думает обо мне, заботится так, как умеет только он. Все свернуто аккуратно. Плохой муж, был бы взбешен из-за того, что я ему сделала, и мечтал бы, чтобы эта рана сгнила вместе с ногой. Я перевязываю рану и пытаюсь свернуть остальную часть бинта так же аккуратно, как и было, но как у Линдена у меня не получается. Помня, что сказал Рид вчера вечером о машинах, я скрепляю волосы одной из круглых резинок, что висят на ручке двери. Эти резинки на всех дверных ручках, и болты и ржавые гвозди в стеклянных банках, сложенные пирамидами в углах. Весь дом – словно машина, будто механизмы вертятся между стенами.

Внизу в прихожей пахнет жареным салом, запах усиливается при моем приближении к кухне.

- Голодная? – спрашивает Рид. Я качаю головой.

- Я так не думаю – говорит Рид, выливая жир со сковороды в старую банку. – Ты похожа на птичку и волосы твои похожи на гнездо.

Наверно я должна была обидеться, но я не имею ничего против такой картины, какой он меня обрисовал. Это заставляет меня чувствовать себя, дикой и храброй.

- Держу пари, ты никогда не ешь. - Говорит он – Держу пари, что ты ешь кислород, как масло. Держу пари, что ты так можешь прожить много дней.

Это заставляет меня улыбнуться. Теперь я понимаю, почему Вон не любит своего брата, и почему Линден любит.

- Что ж, – говорит он, поворачиваясь ко мне лицом – Мой племянник сказал мне, что ты еще выздоравливаешь. Но по мне, ты выглядишь вполне здоровой.

Линден сказал мне, что его дядя не будет задавать много вопросов, и он не задает. Но у него есть другой способ получить развернутые ответы.

- Да. – Говорю я – Почти. Я пробуду здесь день или два. Эти дни, я могу быть полезной. Я могу, прибираться в доме. Или чинить вещи.

- Починка вещей - это хорошо – говорит он, проходя мимо меня. Я иду за ним через прихожую, через парадную дверь, на свежий майский воздух. Высокая трава и яркие цветы, качаются на ветру, как голограмма из клавиатуры Сесилии, когда она играла. Рисунок остановился в нереальном цветном карандаше.

С утра стало теплее, и я чувствую запах травы. Я думаю о Габриэле, как в прошлом году он принес мне чай в библиотеку и читал через мое плечо. Он показал эскизы лодок на страницах книги по истории, и я подумала, как хорошо было бы для нас, плыть по воде разделяющей солнечный свет. Снова и снова. Я задвигаю свои проблемы обратно. Я скоро найду его, это все, на что я могу надеяться. Рид показывает мне на строение возле его дома, которое возможно когда-то было сараем. Оно достаточно большое.

- Даже те вещи, что не сломаны, могут быть починены – говорит он. Темнота пахнет землей и металлом. – Из всего можно что-нибудь сделать, разве не так?

Он смотрит на меня, подняв бровь, бут-то ждет, что я что-нибудь скажу. Я молчу, и кажется, это его разочаровывает. Его пальцы проходятся по волосам, и он идет вперед. Темно. Единственный свет проникает сюда через промежутки досок, из которых сделаны стены. Рид идет к дальней стене и распахивает ее. Это - гигантская дверь. И сразу все затапливает светом. Непонятные формы становятся кожаными ремнями, оружием, висящим на гвоздях, автозапчастями, развешанными как попало, как будто мясо в мясной лавке. Пол – состоит из земли, длинный стол, на котором так много вещей, и я не знаю, что это.

- Держу пари, ты никогда не видела ничего подобного – говорит Рид, явно довольный собой. Я догадываюсь, что он гордится тем, что его считают ненормальным. Но мне он не кажется безумным. Он кажется мне любопытным. Его брат разбирает людей, взвешивая их органы на голых ладонях, вырывая веки и пуская кровь, Рид разбирает вещи. Он показал вчера больше заботы о двигателе на его столе, больше уважения к его жизни, чем Вон когда либо со мной.

- Моему отцу нравилось что-нибудь делать - говорю я – Какие-нибудь поделки. В основном из дерева.

Я не знаю, что заставило меня говорить. Почти год, что я жила в особняке, я не говорила столько правды о себе, чем в это утро. Я тоскую по дому, и, говоря с незнакомым мне человеком, я бут-то туда возвращаюсь. Рид смотрит на меня, и я вижу зеленый блеск в его глазах. Этим он похож на своего брата. Они оба живут в мире своих мыслей. Он долго смотрит на меня, а затем говорит:

- Скажи «Смешно».

- Что?

-Слово «Смешно» - настаивает он – Скажи.

- Смешно.

-Абсолютный призрак – говорит он, качая головой, и занимает место за своим рабочим столом. На самом деле это стол для пикника со скамейками.- У тебя взгляд такой же, как у первой жены моего племянника. У тебя даже голос тот же. И слово «смешно» было ее любимым словом. Все было «смешно», вирус, попытки вылечить его, мой брат.

- Ваш брат точно смешен – соглашаюсь я.

- Я хочется называть тебя Роуз – говорит он с убеждением, вертя отверткой на заднике старых часов.

- Пожалуйста, не надо – прошу я – Я знала Роуз. Я была там, когда она умерла. Мне кажется это жутким.

- Жизнь, жуткая - говорит он – Дети, умирающие в двадцать лет, жуткие.

- Не смотря ни на что, мое имя Рейн – говорю я.

Он кивает мне, чтобы я села за стол напротив него, я сажусь, избегая серой лужи чего- то на скамейке.

- Но все равно, что это за имя Рейн? – спрашивает он.

- Это река – говорю я.

Я переворачиваю болт и пытаюсь поставить его кверху шляпкой. Мой отец так делал для меня и моего брата. Мы ставили их, начиная с верхней лестницы, а потом, дотрагиваясь пальчиком до одного, они падали друг за другом. Он всегда был первым. Это было что-то вроде соревнования.

- Или это было рекой, когда-то давно. Она бежала от Нидерландов до Швейцарии.

- Я уверен, что она все еще бежит туда – говорит Рид, наблюдая, как вращается болт под моими пальцами и падает. – Мир все еще существует, просто им удобнее, чтобы вы думали, что его нет.

Хорошо, возможно он и правда, безумен. Но мне все равно. Линден прав. Рид не задает много вопросов. Он тратит остальную часть утра, заставляя меня, напряженно трудится, он не говорит мне, что это, но я это делаю. Я могу сказать с уверенностью, что это старые часы, которые я должна сделать новыми. Он иногда проверяет меня, но проводит большую часть времени снаружи, лежа, плашмя под старым автомобилем, или внутри него, чтобы завести двигатель, который только брызгает и пускает черное облако через выхлопную трубу. Он скрывается в сарае еще большего размера, который находится чуть выше, позади дома. Он более заросший, как бут-то он построил его специально, чтобы скрыть то, что внутри. Но я об этом не спрашиваю.