Развод. Милый, дальше я без тебя

Глава 19.

Я замерла, словно пораженная громом. Эти простые, такие искренние слова прозвучали громче любого признания, громче криков Романа, громче циничных предложений его отца. Мир сузился до синих, наивно-доверчивых глаз мальчика, смотрящего на меня с высоты отцовских плеч.

Сердце упало куда-то в пятки, а потом отчаянно заколотилось, пытаясь вырваться из груди. Горло перехватило. Я увидела, как напряглось лицо Макса, он был готов мягко одернуть сына, но что-то удержало его. Он ждал. Ждал моей реакции, моего ответа, который был важен не только ему, но и этому маленькому человечку, который задавал самый главный вопрос в своей жизни.

Я сделала шаг вперед.

Руки сами потянулись к Степе, и я аккуратно, стараясь не испугать его, поправила прядь волос, выбившуюся у него на лоб. Его волосы были удивительно мягкими.

– Знаешь, Степа, – сказала я тихо, глядя прямо в его глаза, – быть мамой – это очень большая честь и огромная ответственность.

– Плавда?

– Да. Это значит любить, заботиться, читать сказки на ночь, знать, какой сок ты любишь, - улыбнулась я милому мальчугану, - и обнимать, если вдруг станет страшно или грустно.

Мальчик внимательно слушал, не отводя от меня взгляда.

– Я сплю со светличком, - ответил Степа.

– Со светильником, - поправил его Макс.

– Я бы очень хотела… – голос мой дрогнул, и я сделала паузу, чтобы взять себя в руки, – я бы очень хотела сначала стать твоим другом. Хорошим и верным. А там посмотрим, что из этого получится. Ты не против?

Степан на секунду задумался, его бровки поползли вверх, а потом он серьезно кивнул.

– Я не плотив. Я умею длужить длужбу.

– «Дружить дружбу» – это самое лучшее умение на свете, – улыбнулась я ему.

Только тогда я рискнула посмотреть на Макса. Он смотрел на нас, и в его глазах стояла такая буря эмоций – облегчение, благодарность, трепет и какая-то новая, глубокая нежность, – что мне стало тепло и страшно одновременно.

– Прости, он… – начал Макс, но я перебила его.

– Не надо извинений. Это был самый честный вопрос в моей жизни.

Мы пошли обратно, но теперь атмосфера между нами изменилась. Исчезла настороженность, осталась какая-то хрупкая, но прочная тишина, полная понимания. Степан, утомленный прогулкой и эмоциями, положил голову на макушку отца и почти сразу уснул, разметав по ветру свои светлые волосы.

Возле подъезда незнакомого дома, Макс осторожно, чтобы не разбудить сына, снял его с плеч и прижал к себе, устроив так, что голова мальчика удобно улеглась у него на груди.

– Я подниму его, уложу и спущусь, хорошо? – тихо спросил он. – Если ты не против, конечно. Мне бы не хотелось на этом прощаться.

– Вы живете здесь? - удивленно спросила я, осматривая дом, который находился в нескольких кварталах от меня.

– Да. На пятом этаже, – кивнул Макс, - вон наши окна с балконом.

Я кивнула.

Он ушел, а я осталась стоять у лавочки, сжимая в руках подаренные листья. Прошлое, с его болью и предательством, вдруг отодвинулось куда-то далеко, стало плоским и нереальным, как старая фотография. А настоящее, это теплое осеннее солнце, спящий ребенок на сильных руках и взгляд мужчины, полный надежды и страха, – было единственно важным.

Макс вернулся быстро, уже без сына.

– Уснул, даже не проснулся. Моя сестра пришла, присмотрит.

МЫ пошли в сторону моего дома и через несколько минут были у подъезда.

Сели на лавочку под тенистым кленом.

Между нами было сантиметров тридцать, но ощущалась близость гораздо большая.

– Спасибо, – сказал он после минутного молчания. – За то, что ответила ему именно так. Я боялся, что ты испугаешься, убежишь.

– Я чуть не испугалась, – честно призналась я. – Но как можно убежать от такой искренности? Он… он задал вопрос, который витал в воздухе, но мы боялись озвучить.

– Да, – Макс тяжело вздохнул и откинулся на спинку лавочки, глядя на небо. – Я давно не знакомил его ни с кем. Не хотел. Но с тобой… я почему-то был уверен, что все будет иначе. Ты не смотришь на него с жалостью. Ты смотришь на него… с интересом.

– Потому что он интересный, – улыбнулась я. – И очень смелый. Спросить такое у незнакомой тети…

Мы снова замолчали, но на этот раз тишина была уютной.

– Знаешь, – начал Макс, и его голос стал глубже, серьезнее, – я не предлагаю тебе сразу надеть фартук и бежать готовить нам ужин. И я не прошу тебя полюбить его с первой секунды. Это было бы лицемерием и с твоей, и с его стороны. Я предлагаю тебе… попробовать. Попробовать быть рядом. Узнать нас. Позволить нам узнать тебя. Без обязательств, без давления. Просто дать этому шанс.

Он повернулся ко мне, и в его глазах я увидела не отчаяние одинокого отца, а уверенность взрослого, зрелого мужчины, который точно знает, чего хочет, и готов идти к этому не торопясь, но верно.

– Я не могу обещать, что у меня сразу все получится, – сказала я, глядя на свои руки. – Я только что вышла из мира, где меня предали, где все было зыбким и фальшивым. Мне нужно время, чтобы снова научиться доверять.

– У нас есть время, Фима. Вся жизнь, – он мягко положил свою ладонь поверх моей руки на спинке лавочки. Его прикосновение было теплым, твердым и ничего не требующим. – Давай начнем с малого. Завтра я везу Степу в зоопарк. Поедешь с нами? Как друг?

Я посмотрела на его руку, затем подняла глаза на него и замерла. Я не знала, что ответить. Мне было безумно страшно, вновь довериться мужчине, но в тоже время, что я теряла?

Я уже собралась ответить “поеду”, как услышала грубый оклик хриплым голосом.

– Серафима!