Религия и церковь в Англии

Глава II СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ РЕЛИГИИ И ЦЕРКВИ

Историческое развитие религии и церкви в Англии обусловило такое положение вещей, что религиозная и церковная жизнь современной Англии распадается на две неравноправные части: с одной стороны англиканство в виде государственной Церкви Англии, с другой — все остальные вероисповедания и секты, включающие как католиков, так и баптистов, методистов, квакеров и других сектантов. Сектанты в религиозной жизни страны играют явно второстепенную роль. Причина столь резкого деления кроется в государственном статусе Церкви Англии, т. е. в особых юридических отношениях, сложившихся и поныне существующих между Церковью Англии и буржуазным государством. Эти отношения резко отличаются от тех, которые имеют место между государством и другими. вероисповеданиями.

Без анализа этого различия, без знания его причин нельзя понять многие особенности религиозной жизни Англии. Поэтому представляется целесообразным остановиться на так называемом государственном статусе Церкви Англии.

На первый взгляд государственный статус Церкви Англии проявляется как совокупность весьма странных, порою даже курьезных положений. Так, каждый гражданин Великобритании, если он активно не исповедует какую-либо другую разновидность христианской или нехристианской религии или не является сознательным атеистом, формально является членом Церкви Англии. Оба архиепископа, Кентерберийский и Йоркский, и 23 епископа (старших по возрасту) имеют постоянные места в палате лордов высшего законодательного органа страны — парламента, в то время как ни один руководитель других религиозных организаций страны подобных привилегий не имеет. Священнослужители Церкви Англии, Церкви Шотландии, Церкви Ирландии и Католической церкви не имеют права быть избранными в палату общин парламента. На священников других церковных организаций этот запрет не распространяется. Бракосочетания, оформленные священниками Церкви Англии, имеют юридическую силу, в то время как браки, освященные представителями других церквей и сект, должны быть еще зарегистрированы в гражданском порядке. Английская королева Елизавета II является главой церкви (невзирая на ее личные убеждения), ее личный священник по всем вопросам догматов, культа и т. д. несет ответственность только перед ней и не подчиняется даже архиепископу Кентерберийскому. Более того, когда королева пересекает историческую границу Англии и Шотландии, она становится главой другой государственной церковной организации — Пресвитерианской церкви Шотландии, догматические положения которой существенно отличаются от англиканских и взаимоисключают друг друга.

Государственный статус Церкви Англии включает еще довольно много любопытных особенностей. Сущность же его заключается в том, что Церковь Англии находится в полной зависимости от государства, она является как бы идеологическим отделом правительства, и поэтому роль церкви как идеологической служанки буржуазного строя проявляется в незавуалированном виде.

Эту функцию церкви легко можно проследить при анализе некоторых аспектов зависимости Церкви Англии от правящих классов страны.

Носителями высшей духовной и административной власти в Церкви Англии являются епископы. Согласно традиции, они обладают неограниченной властью во вверенных им епархиях, и каждая епархия формально считается независимой церковной организацией. Архиепископы Кентерберийский и Йоркский, носящие титулы «Примас всей Англии» и «Примас Англии», обладают лишь традиционным первенством среди прочих епископов: они первые среди равных. Архиепископы руководят своими провинциями (епархиями), которые им традиционно подчиняются, лишь посредством конвокаций (ассамблей) духовенства, где они председательствуют. Конвокации Кентерберийская и Йоркская являются консультативными органами архиепископов. Они состоят из двух палат: верхней, в которую входят все епископы провинции, и низшей, в которую входит духовенство главным образом высшее: настоятели соборов, каноники. Лишь небольшая часть низшей палаты избирается духовенством на местах.

История конвокаций, особенно в послереформационный период, отражает все возрастающую зависимость Церкви Англии от государства. С тех пор, как Генрих VIII несколькими актами парламента подчинил деятельность конвокаций своей воле, они созываются лишь по специальному разрешению монарха.

В 1919 г. актом парламента был создан высший орган церкви — Национальная ассамблея Церкви Англии, состоящая из трех палат: палаты епископов, палаты духовенства и палаты мирян. Хотя многие церковные историки пытаются представить дело так, будто создание этой ассамблеи означало установление более демократических порядков в управлении церковью[27], на деле оно еще в большей степени подчинило Церковь Англии интересам правящих классов. Все три палаты ассамблеи имели право обсуждать любые вопросы, касающиеся догматики, культа и организации церкви, и принимать соответствующие решения, но лишь в той форме, в какой решения принимались палатой епископов, они шли на утверждение в парламент, оттуда — к монарху и после его одобрения приобретали силу закона. Таким образом, только палата епископов имела какой-то вес, и то лишь в качестве советника парламента и монарха. Такой порядок решения вопросов распространялся даже на сугубо внутренние аспекты деятельности религиозной организации. Рядовые верующие не имели никакого отношения к решению вопросов, связанных с исповедуемой ими религией, хотя известно, что протестантизм в отличие от католицизма практикует довольно значительное участие верующих в религиозной деятельности. Это еще один пример, который обнаруживает эклектический характер англиканства — этой разновидности протестантизма, сохранившей в вероучении и устройстве многие элементы католицизма.

(Некоторые изменения в формах управления Церковью Англии произошли в 1970 г. Парламентским актом 1969 г. «был создан новый орган — Генеральный синод Церкви Англии, на который перешли функции конвокаций Йоркской и Кентерберийской, а также Национальной ассамблеи Церкви Англии. Правда, конвокации продолжают работать наряду с Генеральным синодом, но заседают реже. Синод собирается несколько раз в год, и по сравнению с прекратившей свою деятельностью ассамблеей в его работу в большей степени вовлечены рядовые священники и миряне. Но тем не менее нельзя утверждать, что Генеральный синод более демократичен, чем Национальная ассамблея. Палата мирян, например, состоит исключительно из представителей привилегированных классов: в 1973 г. среди ее членов (251) был только один рабочий. Поэтому следует согласиться с мнением журнала английских иезуитов, что Генеральный синод — это «отрицательный образец демократии»[28].

Решения синода, прежде чем приобрести силу закона. и воплотиться в практику, должны пройти прежнюю процедуру: быть утверждены парламентом и одобрены монархом. Для расссмотрения решений Генерального синода Церкви Англии существует специальная парламентская комиссия, состоящая из 30 членов — буржуазных политиканов, 15 из которых назначаются лордом-хранителем печати и 15 — спикером палаты общин. Парламентская комиссия может не утверждать решения синода полностью, но не имеет права видоизменять их. Эти буржуазные парламентарии, в руках которых сосредоточена вся фактическая власть над судьбами государственной церкви, отнюдь не должны быть приверженцами англиканства — они могут исповедовать какую-нибудь другую религию или даже (хотя это не характерно) быть атеистами.

С 1921 г. в Церкви Англии существует некоторая форма демократического самоуправления на уровнях приходов — так называемые приходские советы. Члены этих советов, которые действуют как совещательные органы пасторов, в приходах избираются так называемыми электорами.

Дело в том, что, как уже было сказано, границы прихода — чисто географические, и всех англичан, проживающих в границах данного прихода, формально можно считать англиканами — членами этого прихода. На самом деле в одном и том же приходе наряду с приверженцами англиканства живут и люди, исповедующие другие религии или считающие себя атеистами — «агностиками» (этим словом в Англии обозначают неверующих). Как же быть с этими людьми? Допускать их к выборам каких-либо органов Церкви Англии было бы нелепо. Выход был найден через введение новой категории прихожан — электоров. Электоры (elector — выборщик) — это не все жители данного прихода, а лишь те, которые занесли свои фамилии в специальные списки для голосования на выборах должностных лиц прихода. Электором может стать любой житель. Но это отнюдь не означает, что другие люди, не участвующие в этих выборах, т. е. не являющиеся электорами, лишены права пользоваться услугами государственной церкви: крестить детей, производить бракосочетания и т. д. В этом отношении существовавший ранее принцип — все англичане члены Церкви Англии — остается в силе.

Имея в виду упомянутые организационные нововведения в управлении Церковью Англии, современные буржуазные богословские авторы любят говорить о ее демократическом характере, о том, что англиканство представляет интересы английского народа в целом, что децентрализация власти в церкви отражает демократическую основу англиканства и т. д. Однако демократический характер Церкви Англии во многом отличается даже от той относительной независимости разных религиозных группировок, которая наблюдается у большинства протестантских вероисповеданий, например у конгрегационалистов и других, где, согласно протестантской традиции, деятельность религиозных организаций во многом определяется желаниями и интересами верующих. Демократический характер устройства Церкви Англии весьма формальный. Существующие на самом деле церковно-государственные отношения сводят на нет отдельные элементы демократичности в управлении церковью и строго, подчиняют Церковь Англии интересам правящих классов страны.

Рычагом воздействия на политику церкви со стороны буржуазного государства является система назначения должностных лиц на ключевые посты церковной иерархии, а также способ прикрепления пасторов к приходам.

С времен Реформации монарх Великобритании имеет исключительное право назначать на посты всех епископов, включая архиепископов и настоятелей кафедральных соборов Церкви Англии. На практике это осуществляется следующим образом: при появлении вакантного места епископа специальный секретарь премьер-министра страны, в ведении которого находятся вопросы церковных кадров, подбирает соответствующие кандидатуры из обширной картотеки церковных сановников. Премьер-министр консультируется с заинтересованными лицами (архиепископами, лидерами политических партий и другими буржуазными деятелями) и потом единолично принимает решение о новом кандидате на епископское кресло[29]. Затем, согласно существующей процедуре, он представляет эту кандидатуру на утверждение монарху (ныне королеве Елизавете II). Получив королевскую санкцию, кандидатуру будущего епископа передают в соответствующий кафедральный собор с тем, чтобы кафедра «избрала» нового духовного руководителя епархии. На кафедру посылается лишь одна кандидатура, и кафедре вменено в обязанность ее избрать, в противном случае члены ее могут быть привлечены к ответственности за «государственную измену».

Такая же судьба может постичь архиепископа, если он не будет повиноваться решению монарха (вернее, премьер-министра) и откажется посвящать новоизбранного епископа в сан. Со времен Реформации не было ни одного случая, когда архиепископ или кафедра отказались бы выполнить свою обязанность. Это свидетельствует о полном согласии иерархов церкви со всеми мероприятиями, проводимыми буржуазным государством на протяжении столетий. Таким образом, средневековая практика, согласно которой пост епископа — духовного наставника народа — был наградой за политические услуги, по форме и по существу сохраняется в Англии по сей день. Вот с какой откровенностью проявляется политический аспект церковно-государственных отношений в современной Англии: единственным звеном, в котором по существу решается вопрос о назначении епископов, является премьер-министр и его аппарат.

Классическим примером грубого государственного вмешательства в дела церкви и открытого пренебрежения мнением верующих является история с назначением на пост настоятеля Гилфордского собора в 1961 г.

Вот ее суть. Один священник на протяжении многих лет выполнял обязанности настоятеля во вновь созданной епархии Гилфорда. Благодаря его активной деятельности было построено новое здание кафедрального собора[30], поэтому выдвижение его на пост настоятеля нового собора казалось само собой разумеющимся для рядовых верующих епархии. Однако он не был назначен на этот пост премьер-министром Англии.

Причина, очевидно, заключалась в том, что некоторые взгляды этого священника создали ему репутацию «слишком прогрессивного», что оказалось не по вкусу тогдашнему консервативному правительству. В ожесточенной дискуссии, которая впоследствии разгорелась в печати, выявилась масса весьма неприятных для правительства и церкви подробностей этой истории, свидетельствующих о бесцеремонности светских властей при назначении иерархов государственной церкви[31].

Буржуазные политические деятели испугались того резонанса, который имела «история Гилфорда», и постарались повлиять на общественное мнение. Пострадавшему священнику предложили другое достаточно доходное место; архиепископ Дж. Фишер запретил дискуссии по этому вопросу в Кентерберийской конвокации и т. д. В целом же система назначения епископов и настоятелей соборов осталась без изменений.

Правящий класс Англии не ограничивается лишь назначением руководящих деятелей церкви, он полностью держит в своих руках назначение рядовых священников — пасторов приходов. Это осуществляется благодаря системе «покровительства», которая в наши дни не применяется ни в одной церковной организации, кроме Церкви Англии.

Что собой представляет эта система? Допустим, что в приходе появляется вакантное место пастора. Его заполняют не «назначением сверху», как это имело бы место, например, в католической церкви. Не происходит это также и «демократическим» путем, когда прихожане через свои выборные органы приглашают подходящего для себя пастора, как это делается в некоторых других протестантских церквах. В Церкви Англии заполнение вакансии в приходе находится в руках «покровителя». Покровителями являются отдельные частные лица — представители господствующего класса Англии или же такие организации, как кафедральные соборы, университеты и т. д.

Эта система зародилась еще в средние века. Землевладельческая аристократия, которая заботилась о воздвижении церковных зданий и материально обеспечивала i пасторов, хотела полностью владеть правом выбора «своего» священника. Подобным же образом и в настоящее время назначение на все пасторские посты в стране зависит от небольшого числа частных лиц — аристократов и богачей, которые зачастую не имеют никакого отношения к «своим» приходам (право «покровительства» можно унаследовать, а также продавать и покупать). С течением времени многие приходы перешли в руки монарха, и в наши дни королева «имеет» 800 приходов; их она распределила между разными ведомствами правительства. В результате премьер-министр имеет 160 приходов, министр внутренних дел — 40, лорд-председатель кабинета министров — 600 и т. д.

Существо принципов, которыми эти «покровители» руководствуются при назначении пасторов, явствует из заявления чиновника отдела лорда-председателя кабинета министров (в его обязанность входит надзор за приходами своего шефа). Надо отметить, что такие детали системы покровительства не подлежат гласности, ибо «покровитель» не несет ответственности ни перед кем, кроме собственной совести. Однако на сей раз одному пытливому журналисту упомянутый чиновник раскрыл главную идею существующей системы: «Мы занимаемся назначением руководящих кадров страны — мы назначаем лидеров одной отрасли жизни народа. Ведь в принципе нет никакой разницы между лидерством в церкви, в армии или в промышленности»[32].

Следует еще добавить, что, как отмечает журналист, данный чиновник, прежде чем заниматься церковными кадрами, долгие годы занимался кадровыми вопросами британской армии. Нетрудно догадаться, каких именно качеств от «идеологических лидеров» страны требуют буржуазные государственные деятели и представители имущих классов.

Анахронический характер системы покровительства остро ощущается в Англии. В феврале 1975 г. Генеральный синод Церкви Англии вынес решение обратиться к парламенту с предложением упразднить эту систему. Тем не менее вопрос решен не был, ибо некоторые органы печати резко выступили против подобного шага. «Этим решением еще одна небольшая, но очень полезная черта нашей духовной жизни будет разрушена во имя демократии», — с горечью писал журнал «Спектейтор»[33].

Одним из наиболее странных проявлений антидемократического характера существующих церковно-государственных отношений в Англии является то, что церкви не дано самостоятельно решать даже такие сугубо внутренние вопросы своего устройства, как частные изменения в формах культа и обрядности. Казалось бы, какое дело правящим классам и светским властям до того, в каких именно формах верующие удовлетворяют свои духовные потребности? Лишь бы социальная политика церкви служила их интересам. Но оказывается, все эти вопросы в условиях Англии настолько взаимосвязаны, образуют такое неделимое целое, что «сильные мира сего» считают целесообразным в интересах поддержания своей власти до мельчайших подробностей разрабатывать культовую практику англиканства.

Как уже отмечалось, с 1919 г. все решения Национальной ассамблеи Церкви Англии (ныне Генерального синода) должны были обязательно утверждаться парламентом и королем. За все время существования ассамблеи несколько сот решений этого высшего органа Церкви Англии были превращены таким образом в государственный и церковный закон. И лишь четыре решения парламент полностью отверг. Казалось бы, это весьма незначительная доля, однако два из этих отвергнутых решений касаются довольно существенных, хотя и сугубо внутренних вопросов церковного культа.

Культ англиканской церкви основывается на предписаниях, содержащихся в «Книге общественной молитвы», или молитвеннике (о нем говорилось в предшествующей главе; он характеризовался как отражающий тот компромисс между католицизмом и протестантизмом, который был достигнут в результате Реформации). В молитвеннике изложены форма и содержание всех богослужений и церковных обрядов англиканского вероисповедания. Молитвенник приобрел свой окончательный вид лишь в 1662 г. в результате Акта о единообразии и с тех пор не претерпел никаких существенных изменений. В начале нынешнего столетия церковные деятели, озабоченные устарелостью своей культовой практики, решили внести некоторые изменения в установки «Книги общественной молитвы».

С 1904 по 1927 г. несколько специально созданных церковных комиссий вырабатывали рекомендации по ее реформе. Проект нового молитвенника был одобрен конвокациями Кентерберийской и Йоркской, принят большинством голосов ассамблеи церкви и, согласно процедуре, отправлен на утверждение в парламент. Здесь, к удивлению и возмущению не только рядовых верующих, но и высокопоставленных церковных деятелей, проект молитвенника, пройдя палату лордов, был отвергнут палатой общин 238 голосами против 205. Такая же судьба постигла и второй, несколько измененный вариант проекта молитвенника, который был представлен парламенту в 1928 г. Англиканцы не скрывали своего возмущения тем, что светский парламент, состоящий из верующих других вероисповеданий (правда, члены парламента католики воздержались при голосовании) и неверующих, взялся решать вопросы культовой практики их религии.

История с молитвенником произошла давно — между первой и второй мировыми войнами, с тех пор многое изменилось в церковно-государственных отношениях, но Церковь Англии болезненно вспоминала эту «пощечину» вплоть до последнего времени и даже сейчас еще не совсем ее забыла. На протяжении всего этого периода церковь больше не решалась обращаться с ходатайством об изменении молитвенника к светским властям и время от времени устами своих высокопоставленных иерархов напоминала о пережитой обиде.

Подобное положение вещей не очень-то радует многих церковных деятелей Церкви Англии. И это понятно: столь тесные и позорные связи со светскими властями компрометируют англиканство в глазах верующих, общественности, ибо они яснее ясного обнаруживают социальную роль религии и церкви в капиталистическом обществе — освящать власть имущих классов. Беспокоит это и многих буржуазных деятелей, которые считают, что причины настоящего кризиса церкви и религии именно в такой прямолинейной связи религии и государства. Они бы предпочитали иной, более завуалированный способ осуществления англиканством своей социальной задачи.

Если существующие церковно-государственные отношения подрывают влияние религиозной идеологии, если скандалы, подобные описанным; снижают престиж церкви и религии в глазах народа, то правомерен вопрос: почему усилиями церковных и политических деятелей подобное положение вещей не изменено, почему Церковь Англии не борется за свою «независимость» и «свободу»? Прежде чем ответить на него, следует остановиться еще на одном аспекте церковно-государственных отношений, который, как правило, не привлекает большого внимания английской общественности, ибо не создает повода для скандалов.

Известно, что Церковь Англии является крупнейшей финансовой организацией одной из богатейших капиталистических стран. Именно в финансовом аспекте государственно-церковных отношений кроется понимание многих парадоксов англиканской социально-политической доктрины и организационного устройства. Церковные деятели, как правило, любят подчеркивать, что Церковь Англии не получает финансовой поддержки от государства. «Парламент не отпускает денег на содержание церкви. Члены ее прямыми жертвованиями обеспечивают доход в размере 22 млн. фунтов стерлингов в год», — заявляет, например, глава Отдела информации Национальной ассамблеи Церкви Англии[34].

Если имеется в виду тот факт, что парламент не отпускает средства на содержание церкви из государственного бюджета (кроме сумм, которые тратятся на содержание капелланов в вооруженных силах, тюрьмах, госпиталях и других подобных учреждениях), то подобные заявления вообще-то соответствуют действительности. Однако следует иметь в виду, что, во-первых, церковь обладает очень крупным капиталом, накопление которого проходило при непосредственной поддержке правящих классов и государства, и, во-вторых, этим капиталом, номинально принадлежащим церкви, на самом деле распоряжается государство. Таким образом, если проследить путь накопления церковного финансового капитала и обратить внимание на способ его современного использования, то раскрывается совсем иная картина.

Одной из характерных особенностей Реформации в Англии явилась экспроприация государством большой доли церковных имуществ (главным образом монастырских), что привело к весьма значительному обеднению церкви. Но в последующей истории Церкви Англии отчетливо выделяются два момента: быстрое обогащение церкви и все возрастающий контроль за использованием церковных богатств со стороны государства. Вот несколько этапов этого двоякого процесса: в 1704 г. королева Анна создала специальный фонд и через него по существу вернула церкви большую часть тех средств, которых та лишилась во время Реформации. Этот фонд, известный как «подарок королевы Анны», был впоследствии дополнен большими личными пожертвованиями представителей имущих классов, а также прямыми субсидиями парламента (с 1809 по 1820 г. — более чеммлн. ф. ст.).

Касса англиканской церкви значительно пополнилась также за счет церковной десятины, которая взималась с населения. Десятина окончательно была отменена лишь в 1936 г., по случаю чего церковь получила 70 млн. ф. ст. от государства в качестве компенсации. Это — относительно роста церковного богатства.

Но с другой стороны, государство не оставалось безразличным к тому, как церковь использует свои богатства. В. 1835 г. большая часть церковного имущества, которое до этого принадлежало отдельным епархиям, приходам, кафедральным соборам и другим подразделениям церкви, была сосредоточена в руках государственной организации, называемой «духовные уполномоченные», о а время своего существования эта организация сконцентрировала разбросанные средства церкви, и в результате объединения финансовых ресурсов «Духовных уполномоченных» и «подарка королевы Анны» в 1948 г. была создана единая государственная финансовая организация «Церковных уполномоченных», в руках которой сосредоточены все финансы, формально принадлежащие Церкви Англии.

Таким образом, налицо парадоксальное положение: можно сказать, что Церковь Англии — и богатая и бедная, ибо своими огромными богатствами она вправе распорядиться не иначе, как через государственную организацию, которая к церкви отношения не имеет, а подчиняется парламенту. Эта организация, по данным официального «Ежегодника Великобритании за 1975 г.», распоряжалась капиталом, состоящим из недвижимого имущества (земли) и вкладов стоимостью 600 млн. ф. ст. Ежегодник подчеркивает, что в 1972/73 г. чистая прибыль от финансовых операций «Церковных уполномоченных» достигла 28,5 млн. и что эта сумма «значительно возросла за последние годы»[35].

Церковь Англии, вернее, «Церковные уполномоченные» занимают третье место среди землевладельцев Англии по величине своих угодий (первое принадлежит королеве Елизавете II, второе — государственному ведомству по лесному хозяйству).

Интересно было бы заглянуть в «кухню» деятельности «Церковных уполномоченных», узнать, какими принципами они руководствуются при распределении вкладов и при использовании добытых ими средств. Оказывается, «приличия ради» церковные и государственные деятели время от времени делают заявления, согласно которым «Уполномоченные» «по принципиальным соображениям» (руководствуясь якобы христианской этикой, ибо деньги формально принадлежат религиозной организации) не покупают акций предприятий, производящих алкогольные напитки, а также не поддерживают своими финансами предприятия военной промышленности и т. д. На самом же деле эта организация действует по всем правилам капиталистического рынка. В ответ на вопрос журналиста относительно того, какими соображениями руководствуются «Уполномоченные» при распределении вкладов и как они относятся к вкладам в предприятия военной промышленности, высокопоставленный чиновник этой организации признал: «Если вы вкладываете в акции, то невозможно избежать военной промышленности… Мы рассматриваем себя как полностью коммерческое предприятие»[36]. Это заявление представляет особый интерес по той причине, что среди верующих, особенно в последнее время, укрепляется мнение, согласно которому церкви следовало бы использовать «свои» ресурсы для удовлетворения социальных нужд бедной и непривилегированной части населения. Однако подобным «сентиментам христианского милосердия» правящие круги страны и церкви дают решительный отпор, заявляя, что церковные богатства принадлежат государству, а ему виднее, как их использовать.

Финансовые операции заметно улучшили и без того хорошее материальное положение церкви. «Церковные уполномоченные» покрывают примерно 3/4 всех расходов церкви на заработную плату священников; они также строят новые церковные здания, организуют новые приходы в густонаселенных районах страны, финансируют издательскую деятельность церкви, обеспечивают подготовку кадров священнослужителей и т. д.

Финансовая зависимость церкви от государства является главным рычагом, при помощи которого правящие классы могут воздействовать на политику и идеологию церкви. Хотя, с другой стороны, эта зависимость слишком наглядно обнаруживает социальную роль религии, довлеет над всей совокупностью церковной теории и практики в современных условиях. Поэтому неудивительно, что вопрос церковно-государственных отношений являлся вопросом номер один для церкви Англии в 60-х годах и является таковым сейчас. По этому вопросу в церковнобуржуазной прессе постоянно ведется дискуссия, путем которой англиканство мучительно ищет выхода из современного кризисного положения.

Социальная доктрина и практика Церкви Англии, с необходимостью вытекающие из особенных церковно-государственных отношений, четко приспособлены к нуждам буржуазного государства. Однако в этом вопросе англиканство обнаруживает весьма своеобразные черты. Основные из них следующие: отсутствие в Англии клерикальной партии, что дает возможность некоторым исследователям говорить о том, будто в Англии не обнаруживается клерикализма; отсутствие четко сформулированной единой платформы церкви по социальным и политическим вопросам, что можно охарактеризовать как своего рода плюрализм социально-политической доктрины. По ироническому, но весьма меткому замечанию одного буржуазного журналиста, «традиционно церковь Англии была сильна именно тем, что по любому моральному и политическому вопросу она могла представить такое разнообразие взглядов, что никто… не мог с уверенностью утверждать, что он не является англиканцем»[37].

Отсутствие открытого клерикализма и мнимый плюрализм англиканской социальной доктрины — не случайное явление. Эти положения имеют принципиальное значение для англиканской теории и в конкретных условиях Англии весьма удачно служат интересам господствующего класса. Английская буржуазия, которая издавна славится своей ловкостью и изворотливостью, умеет вести утонченную, хорошо замаскированную социальную демагогию. Прикрываясь маской поборников «демократии», «равноправия», «честной игры», «объективности», «беспристрастия» и т. д., английские правящие классы, владеющие национальными богатствами страны[38], при помощи всех средств идеологического воздействия ведут борьбу против демократического движения. Отсутствие единой платформы церковной идеологии по социальным вопросам дает возможность проводить гибкую социальную политику применительно к конкретной ситуации. Отсутствие клерикальной партии дает возможность церкви распространять свое влияние на все буржуазные политические партии, тред-юнионы и другие общественные организации. Недаром в начале 50-х годов епископ Шеффилдский Хантер, обсуждая возможность создания в Англии клерикальных партий и профсоюзов, писал, что такой шаг на данном этапе явился бы глубочайшей ошибкой, потому что он, по всей вероятности, столкнул бы тред-юнионы и другие политические партии на еще более светскую позицию[39].

На самом деле в Англии господствующие классы не испытывают надобности в создании клерикальных партий и профсоюзов именно потому, что клерикализм тут проявляется в завуалированной форме — через общее подчинение церкви светскому буржуазному государству, через механизм назначения должностных лиц церкви, через финансовые узы, которыми церковь связана с господствующими классами страны. Система назначения сановников церкви способствует выдвижению таких церковных деятелей, взгляды и деятельность которых приемлемы для господствующих буржуазных партий и которые проводят политику, выгодную этим партиям.

Как правило, Церковь Англии не делает официальных заявлений по поводу тех или иных политических событий. Епископы, священники, члены англиканских религиозных организаций выступают как бы от себя лично. Священнослужителям Церкви Англии разрешено вступать в различные политические партии, и многие являются членами консервативной, или лейбористской, или либеральной партии. Некоторые священнослужители — члены Коммунистической партии Великобритании; они своей общественно-политической деятельностью объективно вносят определенный вклад в борьбу прогрессивных сил страны.

Учитывая общее настроение народных масс, ряд священников выступают против расизма, социальной несправедливости, принимают активное участие в борьбе за мир. Епископ Джон Робинсон, например, демонстративно покинул лейбористскую партию в знак несогласия с некоторыми аспектами ее социальной политики и вступил в партию либералов. Некоторые священнослужители резко выступили против расизма в Южной Африке. В течение более чем двух десятилетий целый ряд англиканских священников выражают протест против политики апартеида, проводимой расистским режимом. Первым в этом ряду стоит пастор Тревор Хаддлстон, ныне епископ Степни в Англии. В 1955 г. правительство Южной Африки выдворило его из страны. Затем в 1960 г. из Южной Африки был изгнан епископ А. Ривс, резко выступавший с критикой правительства по поводу массового расстрела местных жителей в Шарпвиле. В 1971 г. англиканский декан Иоганнесбурга Г. Френч-Бейтаг был. осужден на пять лет тюремного заключения и впоследствии условно освобожден.

Однако выступления этих и других священников никогда не находили поддержку у руководителей церкви. Биограф бывшего архиепископа Кейптауна Дж. Клейтона, касаясь борьбы Хаддлстона в 1955 г., вопреки своей воле показывает, насколько одинок он был в этой борьбе и как иерархи — Клейтон, а также архиепископ Кентерберийский, который в это время посетил Южную Африку, выражали свое недовольство деятельностью Хаддлстона[40].

Подобные выступления имеют более или менее частный, локальный характер и существенно не влияют на основные направления социально-политической мысли церкви, которая является апологетом существующего порядка, способствует продлению господства буржуазии.

Кому на самом деле служит социально-политическая деятельность Церкви Англии, лучше всего проиллюстрировать двумя примерами. Один из области теории, другой — из практической деятельности церкви.

Надо сказать, что современная социальная теория не только англиканства, но и христианства в целом критически относится к прошлым упущениям церкви. Позиция, которая в сжатой форме выражается латинской формулой mea culpa — «моя вина», служит исходным пунктом почти для всех современных социальных концепций церкви. При помощи этой формулы церковные деятели многих конфессий с ранее не присущим им рвением подвергают критике свою собственную теорию и практику не столь уж далекого прошлого. «Раскаяние» идеологов англиканства в этом хоре звучит особенно выразительно. Этим приемом церковь хочет показать обществу свою «трезвость» и «объективность» при анализе прошлых исторических событий и свое «мужество» в признании собственной вины, что должно гарантировать, по их мнению, недопущение подобных «ошибок» в будущем.

Одним из первых среди англиканских идеологов, заговоривших в послевоенный период о «прошлых упущениях церкви», явился епископ Шеффилдский Хантер. Возглавляя епархию, которая находится в рабочем районе, он, как никто другой из его коллег, чувствовал враждебность и индифферентность рабочего класса по отношению к государственной религии. «Нам приходится расплачиваться трагическим образом за то, что церковь не сумела воплотить в собственной жизни царство божие и не оставалась верной своему учению применительно к социальной и политической жизни. Вполне возможно, что нам придется расплачиваться за это еще на протяжении длительного времени»[41].

Касаясь исторических событий, епископ с готовностью признает, что, несомненно, «первое столетие индустриального развития явилось действительно ужасной страницей в нашей социальной истории… В этот период церкви были полны, но церковь… не подняла своего голоса в осуждение эксплуатации»[42].

Все это, конечно, хорошо, хотя можно заметить, что вся «вина» церкви, которая сейчас столь «мужественно» признается, уже давно была подмечена и доказана атеистами и всеми прогрессивными мыслителями. Кроме того, при анализе новых концепций, выдвигаемых церковными теоретиками на фоне самокритичного подхода, обнаруживается, что должного контраста между старой и новой позицией церкви нет: новые теории оказываются лишь видоизмененными вариантами старых.

В плане теоретическом англиканская социальная доктрина вполне вписывается в общую современную буржуазную социологическую апологетику капитализма, которая пользуется такими понятиями, как «общество всеобщего благоденствия», «индустриальное общество», «смешанная экономика» и др.

Характерным примером анализа подобной христианско-социологической концепции могут послужить работы Д. Манби — экономиста, одного из ведущих теоретиков-социологов не только англиканства, но и других видов протестантизма.

В унисон с другими современными буржуазными социологами Д. Манби отмечает те новые черты, или, его словами, «мутации», капитализма, вследствие которых капитализм якобы перестал быть самим собой, переродился в иной, лучший общественный строй.

«Мир laisser-faire умер, если он вообще когда-либо существовал», — заявляет Манби, имея в виду под laisser-faire не что иное, как тот капитализм неограниченной свободной конкуренции, который породил невообразимые человеческие страдания на ранних стадиях индустриальной революции и развития капитализма[43].

Если, по Манби, капитализма больше нет, то что же стало на его место? Может быть, социализм? Зная притягательную силу социалистических идей, Манби не хочет отказаться от такой альтернативы. Словно щеголяя своим объективизмом, он готов допустить принципиальную возможность социалистического общества в Англии. Он с готовностью признает, что «такая система (т. е. коллективная система, в которой вся индустрия была бы национализирована. — Я. В.) в рамках демократии могла бы вполне успешно действовать в условиях Англии. К тому же все те основные цели, за которые боролись первые социалисты, могут быть достигнуты как при наличии смешанной экономики, так и при полностью коллективной экономике»[44].

Среди буржуазных социологов Манби выделяется особой «благосклонностью» к социализму, однако все эти вынужденные «поклоны» социализму, обусловленные силой и популярностью марксистских идей в современном мире, нужны были христианскому социологу лишь для того, чтобы, защищая идейные и экономические устои капиталистического общества, показать свой «объективизм». Вот дальнейший ход его аргументации. Признав в общих чертах достоинства социалистической системы, он тут же ставит ее на один уровень с… капитализмом свободной конкуренции! Причем общий признак социализма и капитализма свободной конкуренции он видит не в чем ином, как в догматизме.

Таким образом, пытаясь дискредитировать социализм и не найдя ни одного веского аргумента против него, христианский социолог договорился до абсурда.

Но вернемся к «положительной» части его социологии — к концепции «смешанной экономики». «Под «смешанной экономикой» я понимаю такую экономическую систему, в которой государство различными путями контролирует и планирует действия частного предпринимателя», — пишет он[45].

Надо сказать, что термин «предприниматель» (businessman), который фигурирует в этом определении, занимает весьма важное место в рассуждениях Манби и является центральным для всей концепции «смешанной экономики». Значимость термина «предприниматель» явствует хотя бы из того, что Манби, например, утверждает, будто главной причиной, из-за которой деятельность ранних английских христианских социалистов XIX столетия не увенчалась успехом, является недооценка ими «роли предпринимателя». Это, мол, «роковой недостаток в их понимании социальной системы»[46].

Христианско-социальная теория XIX столетия и даже современности страдает одним и тем же пороком — пренебрежением к функции предпринимателя, и, применительно к нашей эпохе, «стоит только установить настоящую роль предпринимателя — и откроется множество возможностей для ее воплощения в жизнь»[47].

Что же это за магическая «роль предпринимателя», признанием которой христианский социолог предлагает решить все злободневные проблемы современности? Почему его роль столь важна? Оказывается, роль предпринимателя так важна потому, что, согласно Манби, экономический процесс предстает перед человеком как нечто мистическое, неосязаемое, непонятное. За экономическими процессами скрываются силы, которыми человек не в состоянии управлять и которые он не может подчинить себе.

Может показаться, что тут автор говорит о капитализме неограниченной свободной конкуренции, который, согласно концепции апологетов «смешанной экономики», обладал всеми упомянутыми пороками, от которых он теперь — слава богу! — излечен. Оказывается, нет! Согласно Манби, «сегодня благодаря новым изобретениям (имеется в виду научно-техническая революция, с помощью которой капитализм якобы реформирован. — Я. В.) это состояние не улучшилось, а, наоборот, еще больше усугубилось»[48].

Что же получается? С одной стороны, мы узнаем, что капитализм «уже не тот», что он реформирован, что его недостатки устранены, а с другой — нам твердят, что все его основные пороки существуют и по сей день и грозят современному человеку стихийностью, неопределенностью, произволом… Тут налицо крайняя непоследовательность христианского социолога, которая вытекает из его религиозно-идеалистического взгляда на общество, из его тщетных попыток выступить апологетом изжившего себя общественного строя. Когда это ему выгодно, он проповедует доктрину «излечения капитализма», а когда ему необходимо во что бы то ни стало возвысить принципы личного предпринимательства и частной собственности — основные принципы капитализма, он вынужден волей-неволей подчеркивать тот же антигуманный, антиобщественный характер капитализма, с которым якобы уже покончено, но который на самом деле является постоянной чертой всякого эксплуататорского общества.

Согласно Манби, личность предпринимателя заслуживает особого внимания по той причине, что на него падает самая трудная доля в общественном производстве — «координировать действия в соответствии с сигналами, которые он получает через механизм рыночных цен», и ему приходится «действовать в мире, в котором точное предсказание невозможно»[49]. Иными словами, частный предприниматель — это что-то вроде священнослужителя мистического культа свободной конкуренции, культа капитализма.

Таким образом Манби пытался возвысить роль капиталиста, дабы оправдать экономическую систему, которая ныне сковывает прогресс человечества.

Правда, после того как Манби, по его мнению, прочно утвердил эту роль капиталиста, он осмеливается направить по его адресу несколько критических замечаний. В условиях «смешанной экономики» некоторые стороны деятельности частного предпринимателя должны регулироваться государством, «он не должен руководствоваться лишь соображениями прибыли» и т. д., однако все это лишь фиговый листок для прикрытия основного тезиса об исключительном положении капиталиста в обществе, тезиса, которым оправдывается существование буржуазного строя.

Эта сущность учения христианского социолога еще более наглядно обнаруживается при рассмотрении других элементов социальной концепции Манби, а именно тех, которые относятся к рабочему классу, к классовой борьбе, профсоюзам и т. д.

Манби не жалеет слов для показа доброжелательности церковной социальной политики по отношению к рабочим. Напомнив, что в «порядочном» обществе не кто иной, как капиталист, должен иметь право окончательного решения по всем экономическим вопросам, он тут же «великодушно» признает, что и «рабочий должен иметь право, по мере своих способностей, содействовать предпринимателю в принятии решений»[50]. Но этим «великодушие» Манби не исчерпывается: оказывается, рабочий «должен иметь право давать консультации по поводу решений, которые влияют на его благосостояние»[51].

Посвятив рабочим еще несколько голословных комплиментов, общий смысл которых хорошо передается тезисом: «Рабочий должен иметь уверенность в том, что он нужен и что его работа полезна для общества», а также высказав доброе пожелание: «Мы должны избавиться от горького бича безработицы», Манби переходит к вопросу о классовой борьбе, в частности о борьбе рабочих за улучшение своих жизненных условий. Тут с поразительной быстротой Манби меняет облик «поборника интересов рабочих» и обнаруживает подлинное лицо выразителя англиканской социальной теории.

Исходным мировоззренческим пунктом для построения христианской концепции классовой борьбы у Манби служит тезис о равенстве и ответственности всех людей перед богом. «Люди должны рассматриваться как равные не потому, что они являются таковыми, а потому, что нам не дано право разграничения в этой области, в которой сам бог отказался это сделать», и «бог сделал людей свободными, но возложил на них тяжелое бремя ответственности»[52].

Если «ответственность» капиталиста состоит в том, что он должен «консультироваться» с рабочим перед принятием решений, «которые влияют на его благосостояние», то ответственность рабочих, по Манби, касается самой сущности их борьбы за повышение своего жизненного уровня — права организовываться в профсоюзы и вести классовую борьбу.

Институт профсоюзов появился в Англии вследствие упорной борьбы трудящихся в прошлом столетии и ныне является оружием в руках рабочего класса за улучшение своих жизненных условий. Учитывая авторитет профсоюзного движения, Манби не осмеливается подвергать его прямым нападкам (напомним, именно это делали христианские социалисты прошлого столетия). Он считает целесообразным рекомендовать строгий государственный контроль за деятельностью профсоюзов: «Государство не может разрешить таким организациям полную свободу действий, но должно вести надзор за ними в интересах общества. Это особенно относится к профсоюзам, где часто может понадобиться вмешательство государства для урегулирования прав индивида и общества»[53].

Лишь те тред-юнионы, во главе которых стоит оппортунистическое, праволейбористское руководство, получают одобрение христианского социолога. «Мы приветствуем роль ответственных профсоюзов, которые осуществляют политику сотрудничества между трудом и администрацией»[54].

Реакционная, антинародная сущность этой доктрины еще более наглядно обнаруживается при рассмотрении некоторых попыток применения подобной теории к конкретной социальной ситуации.

В этой связи обратимся к «пасторским нареканиям» видного идеолога англиканской церкви — епископа Сазеркского Мэрвина Стоквуда на страницах влиятельной буржуазной газеты «Таймс» в 1968 г., когда Англия в очередной раз переживала значительные экономические и политические трудности. «В Англии происходит брожение, — констатировал он. — Государство должно приостановить такое положение, когда Англия, подобно пьянице, спотыкается, ковыляя от одного кризиса к другому»[55]. Для этого «парламент должен дать правительству чрезвычайные полномочия, как во время войны». Епископ был предельно озабочен социальной ситуацией в стране. В чем же он видел причину столь серьезных затруднений? Может быть, в колоссальном военном бюджете Англии? Или в катастрофической утечке английского капитала за рубеж, в возрастании прибылей монополий и переходе английских концернов в руки американских капиталистов путем создания крупных монополистических объединений? Нет. Причина кризиса, по Стоквуду, — в слишком высоком жизненном уровне английского народа. «Мы потребляем больше, чем производим». А из этого следовало, что выход из положения — в осуществлении мероприятий, направленных на ухудшение положения рабочего класса и широких слоев населения. Кстати, конкретные меры, рекомендуемые епископом государственной церкви, как две капли воды совпадали с теми, которые на рубеже 60–70-х годов пытались осуществить господствующие классы руками сперва лейбористской, а потом консервативной партий и которые встретили сопротивление со стороны организованного рабочего класса и всех прогрессивных людей страны.

Во-первых, — это вопрос о присоединении Англии к «Общему рынку».

Этот шаг впоследствии в интересах «большого бизнеса» осуществило консервативное правительство вопреки воле и интересам английского народа. Епископ-лейборист прекрасно отдавал себе отчет в том, что «вход в Европу потребует некоторых непосредственных жертв». Под этим имелось в виду, разумеется, понижение жизненного уровня народа.

В качестве второго мероприятия епископ Стоквуд предлагал правительству отказаться от роли «мирового полицейского» и сосредоточиться на «военных обязательствах в Европе». Этот шаг, который в это время уже обсуждался в праволейбористских кругах, впоследствии был частично предпринят правительством Вильсона: сокращая военную мощь «к востоку от Суэца», оно укрепляло агрессивный блок НАТО. Как раз за это и ратовал епископ.

Третье мероприятие, предложенное епископом Стоквудом, являлось по существу прямым наступлением на жизненный уровень населения страны, особенно пенсионеров и людей, получающих социальную помощь.

Существовавшая к этому времени система социального обеспечения являлась плодом длительной борьбы рабочего класса. Однако епископ предлагал пересмотреть эту систему и подвергал ревизии даже сам принцип социального обеспечения. Ход мыслей епископа был таков: некоторые люди, нуждающиеся в помощи, получают слишком мало, в то время как другие «могут сами заботиться о себе». За этой «заботой» о неимущих слоях населения скрывалось не что иное, как апологетика государственной политики сокращения некоторых видов социальной помощи (например, выдачи бесплатного молока школьникам и др.). Правда, епископ Сазеркский направил по адресу правительства несколько критических замечаний. Общий смысл их был таков: лейбористское правительство, мол, проявляет излишнюю слабость в проведении линии в угоду господствующим классам. Правительство Вильсона поступает-де неправильно, ограничивая деятельность класса капиталистов, в то время как трудящимся предоставлена слишком большая «свобода». Государство, мол, не должно повседневно вмешиваться в дела промышленности, но оно «должно принять строгие меры для того, чтобы обеспечить получение людьми заработной платы в соответствии с тем, что они заслуживают, и в соответствии с тем, что мы как нация можем себе позволить».

Для тех, кто знаком с жаргоном английской буржуазной прессы, было яснее ясного, что за этой «справедливой» формулой епископа скрывался призыв к замораживанию заработной платы рабочих, к ограничению их политических и социальных прав.

Время идет, все меняется, только социальная доктрина англиканства по своей сути не подвержена радикальным переменам. Несколько лет спустя после пасторских нареканий Стоквуда, после очередной смены правительств (сперва консервативного, потом лейбористского), в начале 1975 г. Англия опять оказывается у разбитого корыта. Инфляция, безработица, экономические трудности. Иерархи Церкви Англии проводят тщательный анализ и рекомендуют уже давно известные лекарства.

В марте 1975 г. Комитет Церкви Англии по социальной ответственности публикует доклад, подготовленный под руководством епископа Уикхэма. Доклад отмечает бедственное положение экономики страны и выход из этого положения усматривает в более жестком применении так называемого социального контракта — нового варианта наступления на жизненный уровень трудящихся, практикуемого лейбористским правительством.

Примерно в это же время газета «Таймс» предает гласности взгляды священника Д. Галифорда, у которого есть «оригинальные» решения социальных проблем. Д. Га-лифорд резко нападает на рабочее движение, профсоюзы, на право рабочих вести стачечную борьбу за свои жизненные интересы. Рабски следуя трафаретным штампам, созданным буржуазной журналистикой с Флит-стрит, англиканский священник рисует организованное рабочее движение как движение группы заговорщиков, намеренных в своих эгоистических интересах нанести смертельный удар мистическому «национальному интересу» страны. «Факт остается фактом — мы докатились до такого положения, в котором группа рабочих в ключевом производстве может безнаказанно не подчиняться законным властям, может низвергнуть правительство, может навлечь хаос на страну и разорить ее»[56]. Эта цитата хорошо характеризует образ мышления англиканского пастора по отношению к рабочему движению.

Социальная доктрина англиканской церкви, излагаемая ее теоретиками, является апологией существующего капиталистического общественного строя, конкретные меры социальной политики, предлагаемые иерархами Церкви Англии, санкционировали конкретные антинародные действия буржуазного правительства. Иначе и не могло быть: государственная Церковь Англии связана тысячами нитей с буржуазным правительством страны и отдает ему в услужение всю силу религиозного воздействия на сознание людей.

Культ, обрядность и догматика Церкви Англии также имеют ряд особенностей, как и ее взаимоотношения с государством и ее социальная доктрина. Формально культ, обрядность и догматика англиканства опираются на два источника: «Книгу общественной молитвы» и «39 статей». От всех священнослужителей, когда они посвящаются в сан, требуется не только клятва верности королеве, но и «согласие» с «39 статьями» и то, чтобы они отправляли культ по «Книге общественной молитвы». Попытки внести небольшие изменения в некоторые положения этого молитвенника, как мы видели, встретили резкое сопротивление со стороны парламента и породили настоящую бурю в общественной жизни страны. По этой причине может показаться, что для знакомства с современной культовой и догматической практикой англиканства достаточно знать содержание этих двух важнейших документов. На самом деле это далеко не так. Значимость этих двух документов, особенно «39 статей», чисто историческая, т. е. они представляют интерес с точки зрения развития англиканской доктрины, но не дают исчерпывающего представления о ее современном состоянии.

Это объясняется по меньшей мере двумя причинами. Во-первых, сами эти документы двусмысленны и поддаются разной интерпретации. Во-вторых, предписания этих документов, особенно «39 статей», на практике просто-напросто игнорируются служителями культа современной Церкви Англии.

«39 статей» отражают попытки Церкви Англии XVI столетия откликнуться на теологическую полемику, связанную с Реформацией в Европе. Предшественниками «39 статей», которые приобрели окончательный вид в 1571 г., были документы, излагающие позицию Церкви Англии по отношению к тем или иным теоретическим вопросам протестантизма и католицизма. Все статьи сформулированы таким образом, чтобы отмежеваться от наиболее крайних толкований протестантизма и католицизма и оставить большой диапазон для толкований по-англикански. Так, например, статья 28 излагает англиканские установки о характере превращения хлеба и вина во время отправления обряда причащения. Как уже говорилось, этот догмат вызвал немало споров во время Реформации, причем цвинглианство выдвинуло диаметрально противоположную католической доктрину. Пафос статьи 28 направлен как против католического, так и против цвинглианского догмата, но положительного решения не предлагает. В статье 6 утверждается, что «Священное писание содержит все необходимое для спасения», — это крайне протестантская установка. Статья 21 отмечает, что церковные соборы не обладают исключительной непогрешимостью — тут в несколько критической форме сделана уступка старой католической позиции о значении соборной традиции для правоверности. Чисто кальвинистская доктрина предопределения представлена в статье 17 настолько неопределенно, что нельзя вообще установить позицию англиканства в этом вопросе.

«Книга общественной молитвы», или молитвенник, приобрела свою окончательную форму в 1662 г., но и тогда отражала скорее желаемую, чем существующую, культовую практику церкви. Представители «высокой» церкви ее полностью никогда не соблюдали. В 1874 г. по поводу культовой практики было принято специальное решение парламента, но и после этого «высокая» церковь добилась молчаливого признания своего культа, игнорируя предписания молитвенника. С тех пор в культе «высокой» церкви широко применяются такие чуждые протестантизму и запрещенные молитвенником элементы, как специальное нарядное облачение для отправления богослужения, причащения, свечи на алтарях, употребление ладана и др.

Ажиотаж 1927 и 1928 гг. вокруг запрета парламента делать какие-либо изменения в молитвеннике был вызван отнюдь не его заботой о формах богослужений в государственной церкви. Парламент беспокоился о том, как это решение отразится на церковно-государственных отношениях.

В настоящее время парламент разрешил церкви провести эксперименты с литургией, и в 1965 г. литургическая комиссия церкви предложила несколько вариантов новых форм богослужений с тем, чтобы узаконить наиболее подходящие из них.

Мы уже обратили внимание на то, что культовая и догматическая практика англиканства различается в «низкой» и «высокой» церкви. Однако деление на «высокую» и «низкую» церковь, хотя и служит в обыденной речи для обозначения разнородных течений англиканства, недостаточно точно отражает положение дел в этом эклектичном вероисповеданий. Тем более, что все различные его течения продолжают меняться и в наше время границы между ними весьма подвижны. Имея это в виду, попытаемся охарактеризовать каждое течение в отдельности.

Во-первых, «высокая» церковь представляет собой католическую традицию в англиканстве, поэтому ее приверженцев нередко называют и англокатоликами. Это течение существенно отличается от традиционного протестантизма. «Высокая» церковь пытается сохранить традиционную литургическую практику католической церкви и иногда оказывается даже «более католической, чем папа римский». Ныне многие священнослужители «высокой» церкви настаивают на сохранении тех обрядов и той церемониальной практики, которые под давлением движения обновленцев после Второго Ватиканского собора частично или полностью упразднены даже из литургии Римско-католической церкви[57]. Как известно, после Второго Ватиканского собора (1962–1965) католическая церковь широко распахнула двери для всякого рода нововведений. Это отразилось в литургической практике католицизма, но не затронуло англиканства. Традиционная любовь «высоких» к Риму на нынешнем этапе облегчает англиканству ведение переговоров с католицизмом в пределах экуменического диалога.

Еще следует добавить, что англокатолическая партия придала англиканству такой отличающий его от протестантизма признак, как институт монашествующих. Уже упоминалось, что зачинателем этого движения в современном англиканстве был Пюзи — один из руководителей Оксфордского движения. Сначала небольшие группы монашествующих англикан под покровительством отдельных епископов не пользовались официальным одобрением церкви. В 1861 г. вопрос о монашествующих был первый раз рассмотрен на Кентерберийской конвокации, а ныне «дома» монашествующих — признанная составная часть англиканства. Ныне в Церкви Англии насчитывается примерно 2000 монахинь и около 400 монахов. Наиболее популярные монастыри — Кэлам и Мэрфилд. Монашествующие используются англиканством в миссионерской работе, в системе религиозного образования и в других сферах распространения религиозной идеологии.

«Низкая» церковь — это продолжатели пуританской линии Реформации. В наши дни она распалась на два течения — консервативный и либеральный пуританизм (иногда либеральный пуританизм обозначается как евангелическое течение).

Основа догматической позиции пуританского течения — акцент на тотальной грешности человека и связанной с этим доктрине о спасении одной верой. Кроме того, пуритане, особенно консервативные, считают Библию единственным источником христианской веры. По сей день они продолжают отстаивать идею о том, что текст Священного писания «в каждой букве» инспирирован богом и что в нем нет текстуальных ошибок и противоречащих друг другу мест. Подобной трактовки придерживаются лишь наиболее фанатичные приверженцы протестантского сектантства, в то время как в христианстве в целом принимаются попытки «научного» изучения Библии в духе немецкой школы «формгешихте»[58].

Консервативные пуритане придерживаются ярко выраженной кальвинистской доктрины о священстве всех верующих. Они до последнего времени крайне отрицательно относились к католической церкви и с неодобрением смотрели на деятельность англокатоликов по сближению с Римом. Зачастую они распространяли свою неприязнь и на экуменизм в целом. Однако начиная с 1967 г., когда в Кильском университете состоялся очередной Национальный евангелический конгресс, наметилось некоторое смягчение в непримиримом отношении «низких» к Риму и к экуменизму.

Течение либерального пуританизма отделилось от общего течения евангелистов в начале столетия: оно ратовало за более современное толкование Священного писания. С 1906 г. оно существовало как частная группа, а в 1923 г. оформилось как официальное течение англиканства — «Движение англиканских евангелических групп». Эта организация прекратила деятельность в 1967 г., но ее идеология продолжает занимать важное место в церкви Англии.

Либеральные пуритане отмежевываются также от наиболее крайних догм консерваторов (например, таких, согласно которым в Библии нет текстуальных ошибок), но отличаются от формального критицизма тем, что настаивают на главенствующей роли традиционных христианских представлений при оценке данных, полученных в результате «научного» исследования Библии.

Традиционно в течение более ста лет в руководстве церкви Англии доминировало англокатолическое, или «высокое», крыло. Однако в последнее время на передний план стремительно выдвигаются представители «низкой» церкви. Это, во-первых, новый архиепископ Кентерберийский Дональд Коган (посвященный в сан в 1975 г.). До этого он был архиепископом Йоркским, т. е. занимал второй наиболее значительный пост в англиканстве. Но тогда верховная власть в церкви уравновешивалась М. Рамсеем — архиепископом Кентерберийским, который представлял «высокое» крыло. Ныне на пост архиепископа Йоркского назначен другой представитель «низких» — Стюарт Бланш. Кроме того, кресла епископов Винчестерского и Ливерпульского тоже перешли к «низким» — Джону Тейлору и Давиду Шепарду.

Помимо «высокого» и «низкого» противоборствующих течений, которые придерживаются взаимоисключающих догматических позиций, в англиканстве следует выделить еще одну характерную группу — так называемое широкое, или центральное, направление. В богословской литературе обычно утверждается, что именно это течение наиболее ярко представляет Церковь Англии и англиканство как «средний путь» между католицизмом и протестантизмом.

Представители этого течения пытаются сохранить равновесие между крайностями «высоких» и «низких», выступают за умеренность, за здравый смысл и т. п.

Их умеренность выражается в отсутствии интереса к вопросам догмы и культа. Именно этим объясняется то парадоксальное положение, о котором говорилось выше: англиканство не придает большого значения основным догматическим и литургическим документам. Для большинства священнослужителей государственный статус Церкви Англии представляется более важным, чем догмы и культ той религии, которую они исповедуют. В лице представителей «широкого» течения мы имеем дело со случаем, когда образ мышления государственных чиновников берет верх над религиозными соображениями.

Кроме того, в Церкви Англии следует выделить еще одно традиционное направление — так называемых модернистов. Это направление переплетается с рассмотренными выше течениями, ибо его приверженцами могут быть как «высокие», так и «низкие» и «широкие». Священнослужители «модернистов» группируются вокруг журнала «Современный церковный деятель». Они ставят своей задачей выработку такой теологии, которая бы соединяла христианскую апологетику с современным научным знанием. Их кредо, выдвинутое основоположником этого течения Д. А. Мейджером в 1920–1930 гг., выдается ими как «минимум англиканской догмы». Оно сформулировано таким образом, чтобы избежать упоминания всех основных христианских догм, особенно тех, которые слишком явно противоречат миропониманию современного человека (о непорочном зачатии, воскресении и др.). Ударение делается на общеидеалистических положениях о боге как духе, свете и любви, которые не являются специфически христианскими. Наибольшее влияние это течение имело в 20–30-х годах; ныне оно идет на убыль.

Сегодня в условиях общего кризиса религиозной идеологии рассмотренные течения в англиканстве теряют свою значимость. Они лишь помогают уяснить путь, который прошла Церковь Англии, расстановку сил в религиозной жизни современной Англии.

В нынешних условиях гораздо большее значение приобретает новое, еще достаточно отчетливо не выделившееся деление между так называемыми консерваторами и радикалами. Радикальное течение представляет наибольший интерес и связано с деятельностью сравнительно небольшой группы епископов, академических богословов и священников. Главные деятели «радикалов» — это бывший епископ Вулвичский Джон Робинсон — ныне профессор Кембриджского университета, Алек Вайдлер — тоже профессор Кембриджа, епископ Сазеркский Мэрвин Стоквуд, священники Николас Стейси, Ник Эрли и др.

Иногда это течение обозначается как «кембриджская школа», иногда как «христианство левого берега» (последнее название вызвано тем, что епархии Вулвичская и Сазеркская находятся на левом берегу Темзы).

Взгляды этих теологов, и особенно Джона Робинсона, получили определенную популярность не только в Англии, но и за ее пределами. Во многих случаях имя Джона Робинсона ставится в один ряд с именами Бонхофера, Бултмана и других теоретиков «нового христианства». Эти взгляды заслуживают того, чтобы на них остановиться поподробнее, ибо они отражают лихорадочные попытки церкви найти выход из кризисного положения (см. IV и частично V главы).

Какое бы разделение ни проводить между разными течениями в Церкви Англии — традиционное или менее традиционное, одно остается ясным — англиканство представляет собой пестрое разнообразие догматических и культовых традиций христианства. Несмотря на то что официальные документы, излагающие догмы и предписывающие литургию, не отражают фактического положения дел ни в области догм, ни в области культа, все же можно вычленить ряд положений, которые характеризуют англиканское вероучение в целом и имеют значение для определения места англиканства в современном христианстве.

В наиболее сжатой форме эти положения изложены в документе под названием «Ламбетские четыре пункта» (Lambeth Quadrilateral). Этот документ, принятый в 1888 г. на Ламбетской конференции, излагал принципы, на основе которых Церковь Англии предлагала вести переговоры с другими вероисповеданиями Англии и была впоследствии вовлечена в экуменическое движение. Перечислим все пункты, хотя наибольшее значение для понимания специфики англиканства и его места в протестантизме в целом и в современном экуменическом движении в частности имеет последний, четвертый, пункт. «Ламбетские четыре пункта» излагают догматику Церкви Англии следующим образом: англиканство связано с признанием 1) Священного писания — Старого и Нового заветов; 2) Апостольского символа веры в качестве символа крещения и Никейского символа веры в качестве достаточного изложения христианской веры; 3) двух таинств — крещения и причащения; 4) исторического епископата.

Что же скрывается за последним пунктом ламбетской декларации — требованием признания «исторического епископата» — и какое значение оно имеет в современной религиозной ситуации в Англии?

Согласно англиканскому догмату «исторического епископата» или апостольской преемственности, обряды англиканского культа обладают действенностью в силу того, что епископы Церкви Англии пользуются полномочиями Христа, чья сила якобы переходит от одного поколения епископов к другому через рукоположение при посвящении епископов в сан. От епископов в свою очередь эта сила таким же образом распространяется на всех священнослужителей, которые совершают обряды, имея полномочия самого Христа. Для верующих этот догмат должен был бы иметь немаловажное значение.

Институт епископата, как известно, в католическом. понимании его был упразднен во время Реформации, и протестантизм не ставит действенность обрядов в зависимость от полномочий епископов (там, где они имеются). Англиканская догматика, однако, настаивает на том, что I во время Реформации в Англии католический епископат был сохранен, что епископы Церкви Англии обладают полномочиями Христа. На этой основе англиканство приравнивает себя к католицизму и претендует на вселенский характер исповедуемой веры. Само собой разумеется, Рим эти претензии никогда не признавал, в чем до Второго Ватиканского собора не было никаких сомнений. Ныне дела несколько изменились частично из-за экуменических стремлений католицизма, частично вследствие того, что Церковь Англии стала посвящать своих епископов в сан в присутствии епископов церкви «старых католиков», епископат которых католическая церковь признает как «действенный», хотя и «нерегулярный»[59].

Утверждается, что к настоящему времени примерно половина всех епископов Церкви Англии обладают этой «улучшенной» апостольской преемственностью и к 1980 г. таковой будут обладать все епископы (по мере ухода нынешних старых епископов в отставку).

Англиканство несомненно занимает центральное место в религиозной жизни Великобритании. Но, помимо Церкви Англии, в стране существует еще целый ряд других церковных организаций, деятельность которых выгодна правящим классам и поощряется буржуазным государством.

По этой причине представляется необходимым дать краткую характеристику других христианских религиозных организаций, распространенных в Англии. Они в основном распадаются на следующие: 1) католическая церковь, 2) неприсоединившиеся, или «свободные», протестантские секты, 3) государственная Церковь Шотландии.

Католическая церковь была по существу разгромлена на территории Англии в ходе Реформации. Отдельные приверженцы католицизма — в основном представители землевладельческой аристократии — лишились всех основных политических прав и в случае политической деятельности преследовались как государственные преступники. Антикатолические настроения широко внедрялись в сознание народа в качестве идеологии победивших классов. Особенно выразительным примером разжигания религиозной нетерпимости и вражды может послужить традиция так называемого порохового заговора.

Во время царствования короля Якова I, в период когда заметно усилились антиреформаторские тенденции, был раскрыт заговор против британского парламента, возглавляемый католиками — «агентами Рима». Заговорщики, сделав подземный подкоп, намеревались взорвать парламентский дворец во время заседания. Руководителем заговора был некий Гай Фоуке. Его схватили, он был казнен, но на этом дело не кончилось. Разоблачение «порохового заговора» послужило началом вековой традиции, которая пользуется огромной популярностью и по сей 5 день, — традиции народного гулянья в ночь на 5 ноября (дня разоблачения заговора). Центральным ритуалом гулянья является сжигание чучела Гая Фоукса. Хотя ныне эта традиция утратила явный антикатолический характер, нельзя отрицать, что на протяжении столетий она служила именно этой цели — разжиганию религиозной вражды.

Ныне некоторые историки оспаривают существование этого заговора и выдвигают соображение, будто это была инсценировка в целях создания благоприятного для восходящей буржуазии политического настроения масс[60].

Несмотря на религиозную нетерпимость к католицизму, культивируемую в сознании народных масс, отношение английского буржуазного государства к католикам в период после Реформации не отличалось особой суровостью. Поскольку приверженцами католицизма были главным образом аристократы-помещики, они имели возможность исповедовать католическую веру в своих имениях. Государство, как правило, не возражало против того, чтобы помещиков обслуживали католические духовники, только до 1829 г. духовенству разрешалось жить не ближе чем в 5 милях от городов. В этом смысле можно говорить, что католицизм продолжал существовать в Англии I и после Реформации, но только в полулегальном состоянии. Формально его не было, поскольку не существовало в Англии католической иерархии; она была восстановлена лишь в 1850 г. С этого времени католицизм развивался в Англии уже официально и ныне является весьма влиятельной разновидностью христианства в стране.

В частности, приверженцы католицизма, которые по традиции рекрутируются из зажиточных слоев господствующих классов, в последнее время занимают важные посты в таких учреждениях, как Форин-оффис, Би-би-си, редакция влиятельной буржуазной газеты «Таймс» и др.

I Ныне католическая церковь в Англии, Уэльсе и Шотландии организована в 27 епархий, которые объединяют примерно 3000 приходов. Председателем конференции епископов и высшим католическим сановником в Англии является архиепископ Вестминстерского собора[61].

Католическая церковь имеет значительное влияние в Северной Ирландии — части Великобритании, где есть около 170 приходов, которые подчиняются непосредственно общеирландской иерархии и управляются из Дублина — столицы Ирландской Республики.

Католицизм — единственное из крупнейших вероисповеданий Англии, которое до недавнего времени продолжало численно расти. Это явление, весьма знаменательное на фоне постоянного понижения численности членства других христианских организаций, во многом объясняется тем, что ряды католиков в Англии пополнялись за счет иммигрантов — рабочих из Ирландии и что католическая церковь зачисляет в число верующих всех крещеных младенцев. Католические священники, перед тем как разрешить верующему вступить в брак с инаковерцем, требуют от него дачи письменного обязательства воспитывать детей в католическом духе и крестить их по католическому обряду. Это по сей день служит поводом для трений между католиками и протестантами. Представители англиканской церкви охарактеризовали это требование как «эмоциональный шантаж».

В послевоенные годы рост числа приверженцев католицизма в значительной мере достигался за счет прозелитизма — обращения в католическую веру иноверцев. В 50-х годах католическая церковь в Англии развернула бурную деятельность в этой области. Была создана даже специальная организация — Католический центр вопросов, которая занималась непосредственно прозелитизмом. В 60-х годах число обращенных резко сократилось, что свидетельствовало о росте секуляризма в целом по стране. С начала 70-х годов численность приверженцев католицизма в Англии убывает. Согласно официальному Ежегоднику, в 1971 г. там было около 6 млн. католиков, в 1975 г. — 5,5 млн.

Вторую большую группу церквей, не имеющих государственного статуса, составляют так называемые неприсоединившиеся секты, или, как их стали именовать в последнее время, — «свободные церкви». Это в основном те религиозные организации пуританского направления, которые в результате половинчатой реформации XVII в. остались за пределами государственной Церкви Англии. Кроме того, к свободным церквам обычно причисляют и методистов, которые появились уже после окончания реформаторского движения и которых поэтому никак нельзя отнести к «неприсоединившимся». Основные вероисповедания, носителями которых являются многочисленные независимые церковные организации, объединенные под общим названием «свободные церкви», таковы: методизм, баптизм, конгрегационализм и пресвитерианство.

Методизм лишь в очень ограниченном смысле можно назвать плодом Реформации. Как обновленческое течение методизм на протяжении нескольких десятков лет существовал в пределах Церкви Англии и отделился в конце XVIII в. по чисто организационным соображениям. За все время своего существования методизм распадался по разным весьма незначительным причинам на множество независимых церковных организаций, мало чем отличавшихся друг от друга.

Многие церковные организации объединились. В Англии этот процесс завершился в 1932 г. Три основные церкви методизма «Уэслианские методисты», «Объединенные методисты» и «Примитивные методисты» — создали Унию, которая ознаменовала появление единой организации методизма в Англии.

Основная отличительная черта методизма — сочетание ярко выраженной протестантской догматики и культа со строгой и четко сформулированной церковной дисциплиной, которая требует признания особой роли церкви как инструмента спасения. Так, например, в конституции церкви методистов Великобритании, принятой на объединительной конференции 1932 г., подчеркивается, что «методистская церковь придерживается доктрины священства всех верующих и, следовательно, верит, что нет такого священства, которое принадлежало исключительно какой-либо группе людей…»[62].

Подобное положение резко отличается, например, от англиканской доктрины священства, согласно которой, как мы видели, действенность культа зависит от полномочий священнослужителей и клир выделяется как особая группа людей — носителей этих полномочий.

В то же самое время, несмотря на положение о священстве всех верующих, методизм уделяет большое внимание кадрам церкви. Подготовка проповедников занимает 3–4 года, затем они посвящаются в сан рукоположением своих коллег в торжественной обстановке. При распределении их по приходам действует принцип, свойственный только методизму и созданный самим Джоном Уэсли — основоположником методизма, — принцип кругов. Самым существенным подразделением методистской церкви является не приход или «общество» (так называется группа верующих, объединенных вокруг одного молитвенного дома), а «круг» или «кружок». Этот круг состоит из нескольких обществ, размещенных по соседству, которые обслуживаются одним проповедником или группой проповедников. Проповедники регулярно через 3–5 лет меняются руководством церкви. Таким образом достигается централизация церковных идеологических сил и создается возможность использовать их там, где они могут i внедрить религиозную идеологию наиболее эффективно. Эта система имела особое значение в прошлом, когда она помогала методизму распространять свое влияние на те слои народных масс, которые стояли далеко от государственной англиканской церкви, — горняков, ремесленников, городскую бедноту и др.

Характерным для методистского вероучения являетсяи то, что, подобно англиканству, догматика методизма признает два таинства: крещение и причащение.

Высшим центральным органом методизма в Англии является ежегодно созываемая конференция — орган, в который входит одинаковое число проповедников и мирян, избираемых на местах — в «обществах».

Вследствие строгой церковной дисциплины, требующей постоянной регистрации всех верующих, численность приверженцев методизма легко определить. В настоящее время Уния методистов объединяет 601 070 взрослых верующих[63]. Отход верующих от религии в нынешних условиях Англии на примере методизма проявляется весьма отчетливо. Еще в 1964 г. Уния методистов насчитывала 756 тыс. приверженцев, в 1971 г. их стало 651 тыс. Столь резкое снижение численности членства заставляет церковных деятелей искать новые пути поддержания религиозной идеологии. С этой целью методизм ведет активные переговоры об объединении с англиканством.

Помимо Унии методистов, в Англии существует еще несколько обособленных методистских организаций, которые не присоединились к Унии в 1932 г. Это так называемые независимые методисты, насчитывающие 5650 приверженцев, и методисты-уэслианцы — 4520 приверженцев.

Конгрегационализм как разновидность протестантизма зародился во время Реформации в XVI в. Представляя собой разновидность кальвинизма, доктрина конгрегационализма подчеркивает независимость даже самых маленьких церковных групп. Действенность культа и обрядов, согласно этому взгляду, зависит не от какой бы то ни было внешней по отношению к верующим силы — епископов или пресвитеров, а исключительно от деятельности и веры самого верующего. Следовательно, культовая практика конгрегационалистов регламентирована не строго. Она весьма разнообразна и требует активного, инициативного участия в отправлении культа всех верующих.

Несмотря на большое значение, которое в конгрегационализме придается автономности отдельных приходов, история конгрегационализма знает немало попыток объединиться в единую организацию. Уже в 1831 г. конгрегационалисты в Англии создали Унию, которая в 1968 г. была переименована в Конгрегационную церковь в Англии и Уэльсе. Тем не менее конгрегационализм продолжает подчеркивать независимость отдельных «собраний», составляющих эту церковь. В 1971 г. конгрегационалисты в Англии насчитывали 181 тыс. членов. В 1972 г. Конгрегационная церковь в Англии и Уэльсе объединилась с одной небольшой церковной организацией пресвитерианского толка — Пресвитерианской церковью Англии, которая в то время насчитывала около 65 тыс. членов. Это было первое в Англии и пока единственное объединение церковных организаций различных вероисповеданий. В результате этого слияния появилась новая церковная организация, носящая название Объединенная реформированная церковь, численность членов которой в 1975 г. составила около 192 тыс.

Секта баптистов, зародившись в XVII столетии, скоро распространилась и в Англии и является существенной частью сектантства. В 1813 г. отдельные приходы объединились в Унию баптистов Великобритании и Ирландии. Число приверженцев баптизма тоже резко сокращается: в 1910 г. их было 400 тыс., в 1966–280, в 1971–210 тыс., в 1975–190 560.

Пресвитерианская разновидность протестантизма — явление весьма характерное для религиозной жизни Англии. Пресвитерианство играет особую роль как в истории страны, так и в современной духовной жизни. Это имеет глубокие корни.

Одновременно с буржуазной революцией в Англии; произошло и окончательное присоединение к ней северной части Британских островов — Шотландии. Борьба английской короны за овладение Шотландией, как и буржуазная революция в самой Англии, проходила в форме религиозной войны.

Идеи Реформации начали распространяться в Шотландии уже в первой половине XVI столетия — это были отзвуки лютеранской Реформации в Германии. После этого последовала вторая волна проникновения в Шотландию реформаторских идей — из Женевы, носивших кальвинистский характер. Существенной чертой Реформации в Шотландии явилось наличие в реформаторской идеологии весьма сильных антиепископальных настроений. Эти на- строения объясняются в первую очередь политическимипричинами. Борьба против епископального устройства церкви явилась одновременно и борьбой против политического засилия Англии, где, как известно, епископальный характер государственной церкви сохранялся после «парламентской» реформации Генриха VIII на протяжении всего периода подготовки буржуазной революции. Борьба против епископов как «агентов папы» была на самом деле борьбой шотландского народа против господства Англии.

Уже в 1560 г. возникла реформированная на кальвинистский лад Церковь Шотландии, и ее главным признаком стало пресвитерианское устройство церкви. Это устройство было противопоставлено епископализму Церкви Англии. Являясь кальвинистской разновидностью протестантизма, пресвитерианское вероучение особенно подчеркивает важность восстановления гипотетической раннехристианской формы управления общинами верующих — подчинения религиозной жизни общины совету. пресвитеров (старших). Пресвитерианство постоянно подчеркивает, что раннехристианская церковь не имела ни епископов, ни других специальных священников и что наличие таковых в других церквах является результатом нововведений, не соответствующих первоначальному церковному устройству. Другими словами, в представлении пресвитериан пресвитерианское устройство — первостепенный признак правоверности церкви. Если по другим вопросам догмы допускаются разные толкования (в пределах кальвинизма), то догма пресвитерианского устройства церкви сомнению не подлежит.

В ходе сложной политической борьбы XVI и XVII столетий Церкви Шотландии не раз приходилось отказываться от пресвитерианского принципа управления. Ей навязывалось епископальное устройство со стороны монархов Англии по мере роста их политического влияния в Шотландии. Во время буржуазной революции шотландское пресвитерианство, наоборот, оказало значительное влияние на пуританизм в самой Англии.

Компромиссный характер «славной революции», о котором шла речь выше и который породил своеобразный эклектизм англиканского вероисповедания, выразился и в своеобразной религиозной ситуации в Шотландии. Церкви Шотландии в конце концов было разрешено иметь ⁴ пресвитерианский характер, но она была подчинена правящим классам Англии путем возведения ее в ранг государственной церкви для Шотландии. Следовательно, Церковь Шотландии, представляющая пресвитерианское вероисповедание, является основанной, т. е. государственной, церковью, подобно Церкви Англии. Главой обеих церквей считается монарх Великобритании. Но в силу того что Церковь Шотландии не связана с государством финансовыми узами и не располагает таким большим капиталом, как Церковь Англии, государственный статус Церкви Шотландии не является «яблоком раздора». Церковь Шотландии управляется Генеральной ассамблеей, которая заседает раз в год и избирает на один год модератора — высшего сановника.

Церковь имеет 2000 приходов, объединяющих 1,1 млн. верующих. Особенность организационного устройства Церкви Шотландии, как и других пресвитерианских церквей, состоит в том, что она управляется старостами, или пресвитерами, а не епископами. Пресвитеры — это специально посвященные миряне, управляющие всеми делами приходов — как административными, так и духовными., Культово-догматическая практика Церкви Шотландии — типичный пример кальвинизма. Основные современные. догматические положения Церкви Шотландии были разработаны Вестминстерской ассамблеей в 1643 г. и изложены в двух документах: «Вестминстерском вероучении» и «Вестминстерском катехизисе». В них излагается кальвинистская доктрина избранности, предопределения, спасения верой и т. д.

Церковь Шотландии выделяется среди других протестантских церквей Англии высоким качественным уровнем подготовки священнослужителей (которые строго подчинены пресвитерам). Курс подготовки служителей культа предусматривает, как правило, трехлетнее изучение какого-либо гуманитарного предмета на университетском уровне и трехлетнее изучение теологических дисциплин.

Государственная Церковь Шотландии — не единственная церковная организация, представляющая пресвитерианство в Великобритании. Кроме нее существует еще целый ряд независимых от государства, «свободных» пресвитерианских сект. Пресвитерианская церковь есть в Ирландии (140 тыс. членов). Она действует на территории Северной Ирландии (и вовлечена в наши дни в конфликт), а также в Уэльсе (117 тыс. членов). Из более мелких пресвитерианских сект еще можно упомянуть Свободную церковь Шотландии, Объединенную свободную церковь Шотландии, Свободную пресвитерианскую церковь Шотландии, Реформированную пресвитерианскую церковь Шотландии и др.

Кроме этого, в Англии действуют целый ряд мелких христианских сект и религиозных организаций: свидетели Иеговы (примерно 49 тыс. членов), адвентисты седьмого дня (примерно 107 тыс. членов), мормоны (примерно 71 тыс. членов), квакеры (примерно 21 тыс. членов), «Армия спасения» (примерно 170 тыс. членов) и др.

Из нехристианских религий в Англии представлены: иудаизм (350 синагог), мусульманство (около полумиллиона приверженцев), буддизм (несколько тысяч приверженцев). Мусульманство и буддизм распространены почти исключительно среди иммигрантов. В условиях Англии принадлежность к религиозным организациям буддизма и мусульманства для иммигрантов является способом утверждения своей национальности. Кроме того, этими религиями увлекается некоторая часть английской молодежи из мелкобуржуазной среды, разочарованная в буржуазном обществе и ищущая своего рода восточную экзотику.