Репортаж не для печати

Глава двадцать третья. СУДЬБОЙ ИГРАЕТ СЛУЧАЙ

1

Мы мчались с бешеной скоростью, но преследовавшая нас машина стала сокращать расстояние, разделявшее нас. «Мазда» неумолимо надвигалась на «опель». Как айсберг, приближавшийся к самому большому в мире пассажирскому морскому лайнеру в ту роковую ночь, когда…

– Поверить не могу, – простонал Питер. – Чего они от нас хотят?

– Взять автографы, – бодро сказал я. – Не давай им приблизиться.

– А что если я заторможу? Резко сброшу скорость?

– Они врежутся в нас, – оборвал его я. – Самое главное – не давать им обойти нас. Нам нужно всего несколько минут, чтобы добраться до Кинэйрда.

Я не успел произнести эти слова. Раздались четыре выстрела. Один за другим, как хлопки от пробок, вылетающих со свистом из бутылок с застоявшимся шампанским.

– Суки! Они стреляют! – заорал Питер, бросая маши

ну вправо, на встречную полосу.

Это был удачный маневр, ибо он помешал «мазде» поравняться с нами и расстрелять почти в упор. Я неотрывно смотрел назад. У человека, который сидел на переднем сидении, рядом с водителем «мазды», в руке был зажат пистолет.

Я узнал его.

Я мог бы узнать это лицо из тысячи других!

Джамаль Таха, араб, с которым я «познакомился» в каирском аэропорту! «Черный сентябрь»!

Как зачарованный, я наблюдал за тем, как человек, сидевший на заднем сидении «мазды» прицеливается в колесо нашей машины. Все происходило как при замедленной съемке.

– Давай резко в сторону, Питер, – крикнул я. – Они пытаются попасть в колесо.

– Ублюдки, – процедил он. – Сейчас я вам устрою. И Питер запетлял по дороге с мастерством водителя «Формулы-один». Крутой вираж вправо. Слаломный трюк в другую сторону. Снова вправо. Я чуть пригнул голову заслышав, как в очередной раз, почти без интервала, раздалась серия выстрелов, заглушавших визг резины и рев мотора. В центре ветрового стекла появились сеточки морщин – паутинок, тянувшихся в разные стороны от маленьких отверстий.

На огромной скорости мимо нас пронесся указатель, сообщавший, что до Кинэйрда осталось три мили.

Из «мазды» палили не переставая. Пули жужжали, как рой разъяренных пчел. К счастью, они или пролетели мимо, не причиняя вреда, или же застревали в кузове нашей машины.

– Несколько минут, – прокричал я, обращаясь Питеру, который в приступе холодной ярости был похож сейчас на взбешенного носорога. – Мы уже почти добрались до населенного пункта.

Я сомневаюсь, слышал ли он меня. Все его внимание теперь было приковано к машине, появившейся вдали, Она шла по направлению к нам на хорошей скорости.

Мы могли столкнуться с четырехтонным грузовиком. Лоб в лоб.

Я понял, что Питер мучительно пытается рассчитать спасительный вариант: как с ним разминуться. Что было совсем не просто, учитывая, что у нас на «хвосте» висели террористы.

Водитель грузовика непрерывно гудел. На «мазде» тоже заметили встречную машину, вернулись на свою прежнюю полосу и прекратили стрелять.

Я был уверен, что ненадолго.

Как всегда, я оказался близок к истине.

Террористы возобновили огонь, выталкивая нас на полосу, по которой неслась многотонная машина.

Питер был белый, как бумага. Он с такой силой давил педаль газа, что мне показалось: сейчас она провалится и в днище кузова образуется дыра. Темные деревья, окаймляющие дорогу, слились в одну сплошную линию.

Я понял, что Питер принял решение. Он направил машину на полосу встречного движения. Но шел скорее посередине дороги, закрывая собой движущуюся вслед за нами «мазду».

Я невольно закрыл глаза. На несколько секунд. Но в ушах у меня стоял непрерывный отчаянный сигнал, подаваемый грузовиком. Когда я открыл их, то увидел снова, как в замедленной съемке, надвигающийся грузовик. Я уже мог различить перекошенное от ужаса лицо немолодого водителя. Он отказывался верить происходящему у него на глазах. Грузовик отчаянно тормозил, но быстро погасить скорость огромной машины совсем не просто. У водителя отвисла челюсть, когда он окончательно понял, что сумасшедший «опель», выехавший непонятно почему на чужую полосу, не свернет.

До столкновения оставались считанные секунды.

Нервы у водителя грузовика не выдержали и он резко крутанул руль в сторону, покидая свою законную полосу и вынося неповоротливое многотонное чудовище на пустынную, как ему казалось, противоположную полосу встречного движения, на которой находилась «мазда».

Питер радостно заорал что-то, похожее на боевой индейский клич, бросая взгляд в зеркало заднего обзора. В нем отразились две точки, сливающиеся в одну. До наших ушей донесся ужасный грохот. Оглушительный скрежет металлического динозавра, бившегося в мучительной предсмертной агонии.

Питер вспомнил про педаль тормоза и воспользовался ею. Торможение было таким резким, что мы чуть было не врезались в лобовое стекло. Затем он, вытерев рукой пот, градом струившийся с лица, дал задний ход, развернулся и поехал на место столкновения грузовика и мазды.

От «мазды» осталась груда металла. Грузовик почти не пострадал, если не считать покореженного передка. После дикой какофонии звуков стояла мертвая тишина. Вокруг валялись осколки битого стекла. Ощутимо воняло горелой резиной и кровью.

Водитель уже спрыгнул с подножки грузовика на асфальт и в шоке обозревал развернувшуюся перед ним картину. «Мазда» наполовину ушла под грузовик, сложившись в гармошку. Все четыре человека, находившиеся в ней, были мертвы, двое из них превратились в кровавое месиво.

Водителя грузовика качало из стороны в сторону, хотя ветра не было.

Его лицо было бледным, как у покойника. Ноздри с шумом раздувались.

Питер, опередив меня на несколько шагов, подошел к нему. Положив руку ему на плечо, он сказал:

– Это были террористы, приятель Сейчас мы вызовем полицию.

Водитель медленно повернул голову в его сторону и ничего не сказал. Он бессильно опустился на колени и так и остался сидеть, приходя в себя от пережитого ужаса. Я залез в кабину грузовика, нашел флягу с водой и передал ее Питеру.

Он отвернул пробку и, вылив не ладонь, поднес ее к лицу пребывавшего по-прежнему в состоянии «грогги» водителя. Питер похлопал его по щекам.

– Все кончилось хорошо, – сказал он дрожащим голосом, успокаивая водителя. – Все хорошо, приятель. – Обращаясь ко мне, Арнетт заметил:

– Стив, у него должна быть рация в кабине. Вызывай «фараонов».

Но полицейская машина уже появилась сама. Затем приехали еще две с ревущими сиренами и включенными мигалками. Столкновение произошло за милю до Кинэйрда, когда уже вдоль дороги начинали попадаться отдельные дома и очень скоро их жители оказались у места аварии, запрудив всю дорогу. Движение машин тоже оказалось блокированным. Образовалась пробка из десятков автомобилей, пока аварийная служба убирала с дороги грузовик и «мазду»…

То, что осталось от «мазды»…

Водителя грузовика забрали на медицинском вертолете «Скорой помощи».

Но я видел, что он отделался небольшими царапинами и сильным шоком. Единственное, в чем он нуждался – так это абсолютный покой.

Перед тем, как отправить нас в Кинэйрд, подоспевшие к месту событий полицейские обыскали меня с Питером. Для этого поставили нас в позу, хорошо известную всем по кинофильмам: ноги, широко расставлены в стороны, руки на капоте полицейской машины, голова низко опущена.

Странно, но меня это совсем не разозлило. Пережитое заставляло меня радоваться тому, что мы остались в живых. В отличие от боевиков «Черного сентября». И я с удовольствием выполнял все дурацкие формальности, связанные с полицейской проверкой.

«Фараоны» нашли наши журналистские удостоверения. Сверившись по компьютеру, они убедились, что мы не фальшивомонетчики, не профессиональные убийцы и не насильники малолетних девочек. Я заявил, что мы недавно прилетели из Германии с целью сделать репортаж о замечательном шотландском городе – Росслин. Что нам на «хвост» еще в аэропорту сели люди «Черного сентября», пытавшиеся успеть еще до заката отправить нас к праотцам. Их планы категорически расходились с нашими, результатом чего и стали многочисленные дырки в обшивке «Опеля» и авария, случившаяся на дороге.

Глядя на изумленно вытянувшееся лицо старшего офицера, я в нескольких словах пояснил ему, с какими еще событиями в истории была связана деятельность «Черного сентября».

На рассказ мне потребовалось несколько минут. К нам стали относиться более благосклонно, сняли наручники и предложили проследовать в Кинэйрд для более предметного разговора.

– Ты умница, Питер, – сказал я ему, когда мы оказались вдвоем на заднем сидении полицейской машины, с помощью сирены пытавшейся выбраться из образовавшегося затора. – Благодаря твоему самообладанию, мы сейчас имеем возможность слушать щебетание птиц и наслаждаться жизнью. А не лежать, в лучшем случае, на больничных койках. – Надеюсь, что копы не долго будут мучить нас вопросами, – отозвался он.

– Черта с два, – не согласился я. – Кинэйрд – маленький городок и журналистов Си-Эн-Эн в нем не каждый день видят. Так что копам захочется пообщаться с нами как можно ближе.

– Надо будет перезвонить в Атланту. Сказать, что мы задержимся в Шотландии.

2

Мы действительно задержались в Кинэйрде на два дня. И не только потому, что полиция составляла протоколы, часть которых – касающихся «Черного сентября» – она должна была отправить в Интерпол. Не только потому, что нам нужно было найти другую машину, взамен изувеченного «Опеля» и решить по телефону все формальности с компанией, которая выдала нам его в аэропорту напрокат.

Но… Случай правит миром и играет человеческими судьбами. Сколько раз нелепые случайности решительно поворачивали жернова истории совсем в другую сторону, нежели первоначально намечалось! Сколько раз глупые и смешные случаи меняли жизнь целых народов и континентов!

Роковая пуля, выпущенная из пистолета члена сербской организации «Черная рука» в наследника австрийского престола – эрцгерцога Фердинанда, послужила поводом начала первой мировой войны, унесшей жизни миллионов людей.

Вздернутый носик египетской царицы Клеопатры в определенный момент истории сыграл такую роль, что Блез Паскаль утверждал: карта мира могла бы выглядеть иначе. В те времена власть над Средиземным морем зависела в первую очередь не от объективных причин – политических или экономических – а от глубины пылавших чувств Клеопатры и Антония.

Отец Генриха Шлимана, вместо сказки на ночь, поведал своему сыну о сокровищах Трои, поразив воображение впечатлительного мальчика и определив его судьбу.

В тысяча пятьсот седьмом году, уже после триумфальных географических открытий Колумба, никому не известный священник, никогда не покидавший свой маленький монастырь на франко-германской границе, задумал опубликовать серию книг. Они должны были поведать о великих открытиях и таинственных континентах, еще находившихся вне поля зрения средневековой науки.

Отчаянно мечтавший о путешествиях, этот священник часто представлял себя в роли первооткрывателя, с волнением в душе вступающим на побережье неизвестного берега. У него была настоящая страсть к географии и к глубокомысленным именам – с такой силой можно любить только прекрасную девушку. Его настоящее имя – Мартин Вальдземюллер. Но священник взял себе заменательный псевдоним – Хилакомилус. От греческого слова в соединении с латинским. В обратном переводе эти слова звучали как «Вальдземюллер».

Священник выпустил небольшим тиражом стотрехстраничную книгу с самым заурядным названием «Введение в космографию». В ней описывались уже известные принципы движения планет, сведения о мировом климате и розе ветров и многое другое, что может уместиться в небольшой по объему книжке. Но именно Хилакомилус первым назвал Новый Свет «Америкой» Точнее сказать предложил название «Америже». Книга была написана через пятнадцать лет после «официального» открытия Нового света Христофором Колумбом И почти двести лет спустя после высадки тамплиеров, бежавших от репрессий.

И тем не менее, с легкой руки монаха, считавшего, что именно Америго Веспуччи открыл новую землю, неправильное название было присвоено далекому континенту Предложение Хилаколамуса понравилось географам!

После выхода в свет его книги и, самое главное, огромной карты с изображением континента под названием «Америка», ошибка монаха вошла в историю. Еще через два года в Страсбурге напечатали географический трактат, где также фигурировала неизвестная ранее земля – «Америка».

Что говорить о среднего калибра ученых, если сам Меркатор опубликовал сборник карт, на одной из которых обе части нового континента обозначил под названием «Америка». Число публикаций, употребивших обозначение, предложенное Хилокомилусом, увеличивалось как снежный ком, катящийся с горы

И только несколько лет спустя, осознав свою трагическую ошибку в результате новых и более полных сведений, Вальдземюллер вычеркнул из нового издания своей книги все, что касалось путешествия Веспуччи якобы первым открывшего новый континент. Монах скрупулезно переписал весь текст, всюду заменив имя Веспуччи именем Колумба.

Увы, было слишком поздно! Ошибка была уже освящена!

Мода на повторные географические открытия особенно расцвела в шестнадцатом – семнадцатом веках. Известный тихоокеанский архипелаг Самоа, например, открывайся трижды! Последовательно голландцем Роггевеном и французскими мореплавателями Бугенвилем и Лаперузом.

А сколько экспедиций, казалось бы, заведомо обреченных на удачу, бесславно закончились из-за барахлившего компаса или сломанной ноги путешественника!

Сколько сражений было проиграно из-за случайно налетевшего ветерка, вызвавшего воспаление легких у главнокомандующего, который уже не мог руководить своими армиями.

И как много в мировой истории зависит от того, каким является этот случай – счастливым или роковым…

Это все равно как подбрасывать монетку на счастье.

Орел или решка.

Успех или неудача.

Надежда или отчаяние.

Возможно ты будешь единственным человеком, который знает, какой стороной она упала, но в этом знании будет то, чего нет у миллионов людей, потому что они боялись рискнуть. Боялись подбросить вверх монетку и посмотреть судьбе в лицо.

Или вы считаете иначе?

В таком случае, как еще, кроме счастливой случайностью, можно назвать то, что мы оказались в Кинэйрде – поместье Джеймса Брюса. Точнее сказать, в том, что осталось от некогда пышного владения семьи богатых шотландцев, так мечтавших об адвокатской карьере сына.

Когда нам сообщили в полицейском управлении, что именно в Кинэйрде находится и могила Брюса, то мы с Питером только молча переглянулись.

– Что скажешь, Стив? – поинтересовался он, когда копы удовлетворили свое любопытство и составили целую кипу протоколов, по своему объему походившую на годовой бухгалтерский отчет какой-нибудь солидной фирмы.

– Представляешь, что могло получиться, начни мы рассказывать им о Ковчеге Завета? – ответил я вопросом на вопрос. – Тихий, мирный городок, в котором живут люди, не подозревающие о том, как близко они находятся к тайне тысячелетий. Годы летят быстро, наступает старость. По вечерам они смотрят телевизор, получают свой заслуженный оргазм от опускания ног в тазик с горячей водой. И тихо засыпают.

Когда мы устраивались в местную гостиницу с милым названием «Счастливые путешественники», я подумал, что в этом кроется еще один знак судьбы. Когда она откровенно подмигивает тебе и улыбается: «Вперед, парни!»

Мне оставалось только надеяться, что больше «Черного сентября» в нашей жизни не будет.

– Джеймс Брюс, – размышлял вслух Питер перед тем как лечь отдыхать. – А что если он действительно украл Ковчег? Или подменил его?

Арнетт мечтательно смотрел в потолок, валяясь на кровати. Громко работал включенный телевизор. Журналистка местной телекомпании взахлеб рассказывала о жутком происшествии, случившемся возле их городка.

– Уверен, что нет, – возразил я, выходя из душа и вытираясь полотенцем. Усталость приятно разливалась по всему телу – горячая вода сделала свое коварное дело. – Он постарался бы вообще скрыть факт наличия Ковчега в церкви Святой Марии.

– То есть, взял бы Ковчег подмышку, незаметно вернулся в Шотландию, отвел бы отдельную тайную комнату в своем поместье, – увлеченно затараторил Питер, – и по вечерам, наглухо задраив окна шторами, заходил бы в нее для того, чтобы полюбоваться на священную реликвию? И побеседовать с Господом Богом?

– Нет, – терпеливо сказал я. – Брюс был победителем по натуре, а не скрягой, дрожащим по ночам над украденной из музея картиной великого художника. Если бы он похитил их Аксума Ковчег Завета, то сообщил бы об этом всему миру. В газетах, интервью, книгах.

– Триумфальное шествие Ковчега Завета по главным улицам европейских и мировых столиц?

– Скорее так, чем просто накрыть сундук тряпкой и спрятать под кроватью.

Питер, закуривая сигарету, выдвинул очередное предположение:

– Тогда он собирался вернуться, – он затянулся.

– Куда? В Абиссинию?

– К месту, где находился Ковчег. В церковь Святой Марии. Очевидно, у него не получилось похитить реликвию в первый раз.

– Обрати внимание, Брюс достаточно долго находился в Эфиопии, – я недовольно поморщился от сигаретною дыма. – Питер…

– Чё? – подхватился он и, сообразив, протянул руку к пепельнице, стоявшей на тумбочке с телефоном.

– Прости, увлекся.

Я облегченно вздохнул, наблюдая, как он выпускает из широких ноздрей последние струйки дыма.

– Итак, Брюс нашел Ковчег в церкви, – подытожил я. – Попытался похитить его. Безуспешно. Потом написал в своих мемуарах о копии Ковчега, якобы находящейся в Аксуме – для того, чтобы обмануть потенциальных соперников в борьбе за обладание реликвией. И уехал из Африки, планируя вернуться обратно. И попытаться все-таки похитить Ковчег.

– Все равно это лучше, чем воровать у собственного отца, – передернуло моего друга.

– Намекаешь на Менелика? Знаешь, Кейс пытался убедить меня в том, что легенда о похищении Ковчега сыном царя Соломона и царицы Савской – красивая, но не подтвержденная фактами, выдумка. Он считает, что Ковчег исчез из Иерусалима другим путем.

– Но у нас нет доказательств ни в поддержку первой версии, ни в опровержение второй.

– Брюс, побывав в Абиссинии, мог точно знать о самом первом похитителе Ковчега, – я обнаружил, что уже лежу под простыней и глаза мои начинают слипаться.

Литер, напротив, был настроен на дальнейшее продолжение разговора.

– А два миссионера, побывавшие в Абиссинии еще до поездки Брюса? Те португальцы, которые исследовали истоки Нила? Что они могли узнать о Ковчеге?

– О них мало что известно, – с трудом ворочая языком, ответил я. – Педру Паиш, например, проник в Абиссинию в самом начале семнадцатого века. Провел там несколько лет. Местный монарх – негус – так полюбил его, что обратился через Паиша с посланием к папе римскому. Именно Паиш правильно описал истоки Нила и объяснил причины нильских разливов.

– Замечательно, – обронил Питер, нажимая красную кнопку на пульте дистанционного управления. Телевизор, где все еще смаковали живописные детали случившегося возле Кинэйрда столкновения, погас. – Именно этот факт столь жарко оспаривал впоследствии Брюс. А в юрой путешественник?

– Тоже монах. Они все были монахами, – сделал я над собой последнее усилие. – Его звали Жируме Лобу. Он высадился в Абиссинии… в тысяча шестьсот двадцать пятом году.

Питер с удовольствием наблюдал за моими мучениями, но хотел продлить их немного дольше.

– Через десять лет после поездки Паиша и за полтора века до миссии Брюса, – подсчитал он. – И как? Времена изменились? Лобу удалось увидеть нечто особенное?

– Времена еще как изменились, – буркнул я, с трудом раскрывая слипающиеся веки и озираясь вокруг в поисках тяжелого предмета, чтобы метнуть его в Питера, прохаживающегося теперь по комнате. – Король Абиссинии, принимавший Паиша в своем дворце, был убит. Его преемник тоже. В Абиссинии началось стихийное движение против белых пришельцев. Многие миссионеры были изгнаны или заключены в тюрьмы. Лобу уполномочили собрать необходимые деньги для выкупа из плена португальских монахов. Именно с этой целью он отправился в обратный путь из Эфиопии в Португалию. Затем – в Рим, предоставив папе отчет об эфиопской церкви.

Я нашел на полу свои туфли и метнул их в сторону Питера.

Бросок, к сожалению, оказался неудачным. Питер ловко увернулся. Он сообщил мне, что играл в школе за сборную по регби и пообещал дать мне возможность заснуть, как только я закончу рассказ о монахе Лобу.

– Известно только, что Лобу совершил еще одно путешествие в Индию и затем умер в Лиccaбoнe – с этими словами я отключился.

3

Рано утром раздался настойчивый звонок. Он был настолько внезапным и оглушительным, что мне показалось, будто у меня в голове взорвалась ракета.

Взорвалась и рассыпалась на разноцветные звездочки. Я повернул голову налево и увидел безмятежно храпящего Питера. Даже если стрелять у его уха из гранатомета, выражение сладкого и крепкого сна на его физиономии вряд ли исчезнет. Он будет продолжать спать. Или делать вид, что дрыхнет, предоставляя мне возможность спускать ноги на холодный пол и шлепать к двери.

Я действительно подумал, что звонят у входа в номер. Делая над собой героическое сверхусилие, я сполз на пол, который не обманул моих ожиданий – после теплой постели он напоминал кусок льдины.

Но звонок повторился снова. Звуки были мелодичными и несколько резковатыми. Я догадался, что мне предстоит проделать обратную операцию с заползанием под одеяло, ибо звонил телефон.

Я поднял трубку.

– Доброе утро, сэр, – пропел кто-то на противоположном конце провода. – Это администратор. Вы просили разбудить в семь утра. Приятного дня, сэр.

– Спасибо, – сухо отозвался я.

Такое мог устроить только Питер. Заказать телефонный звонок в номер после всего, что произошло, на семь утра мог только такой негодяй, как он.

«Чудовище, – подумал я, окончательно проснувшись. – Ну, погоди. Поквитаемся».

Подавив в себе сильное желание набрать в любую емкость холодной воды из-под крана и устроить ему демонстрацию Ниагарского водопада, я решил доставить себе хоть маленькое, но впечатляющее удовольствие Включив телевизор, я увеличил громкость настолько, что разрывались барабанные перепонки. Передавали ритмичную музыку и она произвела на Питера благоприятный эффект.

Он испуганно подхватился на кровати, растерянно оглядываясь по сторонам.

– Доброе утро, сэр, – помахал я ему рукой, отправляясь в ванную. – Это администратор. Мы выполним любое ваше желание – только сообщите нам об этом. Приятного дня, – добавил я. скрываясь за дверью.

Пульт дистанционного управления я предусмотрительно захватил с собой.

За утренним завтраком мы подкрепились настолько основательно, что все переживания и волнения, случившиеся накануне, казались далекими и нереальными. Лишь изредка Питер принимался нервно насвистывать мелодию «Тореадор, смелее в бой», что вызывало в нем некоторую нервозность – свидетельство того, что эмоциональное потрясение, пережитое накануне, было очень сильным.

Съев булочку с повидлом, я подозвал официанта, разносившего кофе.

– Мы слышали, в Кинэйрде находится поместье Джеймса Брюса, – начал я издалека. Официант наклонился вперед и, разливая кофе по чашкам, с вежливой улыбкой произнес:

– Увы, оно уже не существует.

– Как? – чуть не завопил я, ошеломленный. – Вы хотите сказать, что за ночь особняк разрушили?

В глазах официанта промелькнуло сочувствие.

– Вас, видимо неверно информировали. Здесь, в Кинэйрде, действительно родился и жил знаменитый Джеймс Брюс. Его семья владела обширным поместьем и весьма красивым домом. Но это продолжалось до тысяча восемьсот девяносто пятого года. Когда семья Брюсов обеднела, ее имущество было выкуплено доктором Робертом Орром.

– Вы хотите сказать, что его вкусы настолько отличались от брюсовских, что он просто снес имение?

– Именно, – кивнул официант. – И построил новый дом. Его можно увидеть и сегодня.

– Но почему он разрушил старый дом? Разве дело только в том, что он не понравился по своей архитектуре?

– Не только. Говорили, что в том доме – старом, поселился призрак Брюса.

Питер застонал, помешивая ложечкой сахар в чашке.

– Час от часу не легче. Призрак?

– Брюс умер в своем поместье. Он пригласил гостей на прием. Во время ужина Брюс показывал свой особняк. Спускаясь по лестнице с гостями Брюс споткнулся и упал вниз. Он сломал себе шею.

– Глупый конец. Нелепая смерть для человека, много раз смотревшего опасности в лицо, – смягчился Питер.

– Настоящая трагедия, – согласился официант, отходя от нашего столика, чтобы обслужить пожилую пару, сидевшую за соседним.

Джеймс Брюс был похоронен в церкви Ларберт. До нее мы добирались на такси около четверти часа. А саму могилу искали гораздо дольше. Официант сказал нам об одной важной детали, по которой можно было определить захоронение Брюса с легкостью. Над могилой очень давно был сооружен большой железный обелиск, хорошо заметный издали.

Увы… Как оказалось, эта примета только запутала наши поиски. Несколько лет назад, проржавевший и грозивший в любое мгновение рухнуть, обелиск был выкопан.

Мы уже были готовы отказаться от попыток обнаружить могилу Брюса на совершенно пустынном кладбище – даже смотритель, обязанный находиться у ворот, куда-то исчез. Как вдруг…

У одной из стен кладбища, возле мусорной свалки, мы обнаружили лежащий на боку проржавевший памятник. На одной из его сторон сохранились буквы:

Саму могилу Брюса мы не нашли. Искали долго, обходя погребение за погребением.

Трудно искать черную кошку в темной комнате.

Так обстояли дела и с могилой Брюса. Она исчезла, оказалась забытой и снесенной. После того, как памятник выкопали, она превратилась в безвестный земляной холмик, который к тому же постепенно разрушался, пока не осыпался совсем.

Один из самых известных шотландцев, охотник за священным Ковчегом Завета, чье «имя было внесено человечеством в списки тех, кого отличали доблесть, достоинство и гений», не оставил после себя даже скромного захоронения.