Resistance. Ураганный огонь

Глава пятнадцатая ХОЛОДНЫЙ ДЕНЬ В ПРЕИСПОДНЕЙ

Неподалеку от Мэдисона, штат Висконсин

Вторник, 11 декабря 1951 года

Подземный ход № 1 был высотой четыре фута, и в него могли одновременно протиснуться двое. Тусклое освещение обеспечивали самодельные масляные светильники, висевшие на равном расстоянии друг от друга под покатым сводом. Каждый светильник представлял собой консервную банку, в которой плавала деревяшка на тонком слое подсолнечного масла, а под маслом находилось четыре-пять дюймов воды. В деревяшке было отверстие для фитиля. Генри Уокер обернулся, чтобы высыпать пригоршню сырой земли и камней на лист жести, прозванный «вагонеткой», и в свете одной из ламп на противоположной стене заплясала причудливая тень. Уокеру уже стукнуло шестьдесят, у него хватало всевозможных болячек, но он был полон решимости не обращать на них внимания и выполнять свою норму работы.

Слава богу, его часовая смена подходила к концу. С чувством облегчения Уокер добавил еще одну горсть к кучке земли и дернул за бечевку, уходившую вдоль прохода. Консервные банки с камешками внутри загромыхали, подав сигнал «осликам» тащить «вагонетку» к тщательно замаскированному входу в лаз. Там «бульдозеры» заберут грунт и рассыплют его равномерно по дну карьера. Процесс был утомительный, не говоря о том, что он отнимал очень много времени, но, как справедливо заметил Харли Берл, новый друг Уокера: «Черт побери, а что нам еще здесь делать?»

Уокеру, все еще хотевшему обнародовать магнитофонные записи, этот подземный ход давал право на надежду.

«Вагонетка», увлекаемая «осликами», заскрежетала, и Уокер последовал за ней, предвкушая мгновение, когда можно будет выпрямиться во весь рост. По дороге он думал о том, что нужны дополнительные подпорки, вот только запасы дерева, которое приходилось постоянно пускать в костры для обогрева, быстро таяли. Именно из-за недостатка подпорок недавно случился обвал в проходе № 3, в сорока футах вверх по склону. Катастрофа отняла три жизни, и это приходилось скрывать не только от химер, но и от не в меру бдительной Коллинз, которая по утрам устраивала обязательную перекличку. До сих пор пленникам удавалось обманывать бывшую школьную учительницу, выкрикивая «Здесь!» вместо погибших товарищей, но долго подобное продлиться не могло.

Пленники соорудили для себя в карьере несколько четырехместных уборных. Навес шириной футов пятнадцать был изготовлен из подручных средств. Помимо того что он укрывал от непогоды, обеспечивая хоть какое-то уединение, у него была и другая задача. За одной из уборных, стоявшей вплотную к западной стене карьера, скрывался подземный ход, который, стараясь делать это как можно более быстро, рыли Уокер и другие «земляные крысы».

Прямо за уборной находилась ниша двенадцать на двенадцать футов. Именно там «ослики» разгружали «вагонетки», а «бульдозеры» заполняли мешки землей, и именно там Уокер мог наконец выпрямиться.

Что он и сделал с громким стоном. Один из «осликов» сочувственно улыбнулся. Волосы у него топорщились клочками (он «стригся» ножом), а на угрюмом лице сияли ярко-голубые глаза.

— Легче не становится? — спросил он.

— Да, не становится, — ответил Уокер, отряхивая брюки. — Жду не дождусь, когда вонючки обнаружат ход и положат конец нашим страданиям!

Пленники давно привыкли к черному юмору, и те, кто стоял поблизости, весело прыснули. Уокер постучал в щит, отделявший потайную нишу от второй кабинки в уборной, прозванной узниками «сранделем». Не услышав ответа, он отодвинул часть стенки и отставил его в сторону. Как только Уокер выбрался из отверстия, один из «осликов» вернул стенку на место. Уокер справил малую нужду, застегнул ширинку и шагнул в холодный утренний воздух.

До вторжения химер в карьере добывались открытым способом сульфатные руды, содержащие восемь и четыре сотых процента цинка и семь сотых процента свинца. И это, по словам геолога, погибшего в подземном ходе номер три, было очень богатое месторождение.

Как и в большинстве открытых карьеров, в Вонючей Дыре (так называли свою тюрьму сами пленники) посередине дна было озерцо из грунтовых вод, а по стенам серпантином шла спиральная дорога.

Когда-то руда, поднятая из карьера, попадала в комплекс зданий наверху, где ее последовательно обжигали, дробили и плавили. Только сейчас плавильня поглощала не руду, а людей, и после этого несчастных уже никто никогда не видел. Кого из пленников забрать наверх, решала Коллинз. Поэтому многие старались держаться от предательницы подальше, надеясь избежать рокового взгляда.

Это также объясняло, почему большинство тех, кто сейчас сидел, укутавшись в одеяло, бесцельно бродил по дну карьера или толпился вокруг «варева», пали духом. Вероятность того, что их заберут в центр переработки, была высока, но даже если они останутся в живых и выползут через один из подземных ходов на свободу, надежда на спасение тоже будет призрачной. Пленники знали, что почти всех, если не всех, беглецов ловили и предавали казни.

Но какой бы угнетающей ни была ситуация, люди оставались людьми, и, хотя каждый был на волосок от смерти, находились те, кто пытался добиться для себя особых привилегий, образуя так называемые комитеты. Эти группировки, очень похожие на обыкновенные банды, стремились установить контроль над жизненно необходимыми ресурсами, такими как продовольствие, лекарства и одежда. Все это проявилось в полной мере, когда над карьером зависла огромная тень и послышался громкий гул.

Раздались крики: «Бросают! Бросают!» Химерианский челнок скинул скорость, и в его брюхе открылся прямоугольный люк. Уокер хорошо знал, что последует дальше. Он побежал к «месту выброса», где уже ждал Харли Берл. Туда же спешили и члены группы «Всем и поровну», главной задачей которой было справедливо распределять ресурсы, чтобы не позволить какому-либо комитету прибрать все к рукам и тем самым захватить власть в карьере.

Из челнока полетели ящики с припасами, и решающее значение тут имела быстрота. Одни ящики плюхнулись в полузамерзшее озеро, где, в зависимости от содержимого, тонули или бултыхались на поверхности. Другие разбились при ударе о землю. Самыми лакомыми кусочками были те ящики, что остались целыми, — хотя пленники и знали, что некоторые из них окажутся не более чем злой шуткой. Нередко химеры сбрасывали в лагерь совершенно бесполезные для пленников вещи.

Узникам уже приходилось получать ящики с баскетбольными мячами, автомобильными деталями, складными зонтами. Но попадались все же и большие коробки с овсяными хлопьями, консервированными фруктами, кормом для собак. Последний ценился особенно высоко из-за большого процента белков.

Так что имело смысл сражаться за каждый ящик, даже если содержимое его было заранее неизвестно. Берл повел свою группу в бой с комитетами, и в дело пошли самодельные дубинки, кулаки и даже зубы. Уокер, в прошлом служивший в морской пехоте, оказался в самой гуще схватки.

Какой-то увалень с повязкой на глазу замахнулся на бывшего министра обороны, но Уокер ловко перехватил его руку и ударил противника в челюсть. Из разбитой губы комитетчика по подбородку потекла кровь, и нападавший отступил. Через пару минут стычка завершилась. Берл со товарищи отогнали банду от добра, которое та собиралась присвоить.

Затем, в полном соответствии со своим девизом «Всем и поровну», члены группы перетащили ящики в середину карьера, где любой мог наблюдать за их действиями, и началась оценка добычи. Все, что только можно было разделить на равноценные части, было роздано пленникам, в том числе триста пар носков, пятьдесят тюбиков зубной пасты и сотня соломенных шляп. Продовольствие и лекарства хранились в одном месте и распределялись между всеми обитателями лагеря, не исключая комитетчиков. В небе над головой зловеще гудели химерианские зонды, которые, однако, никогда не вмешивались в подобные стычки.

Как только со сброшенным грузом было покончено, Уокер хотел отправиться искать жену, но его остановил Берл.

— Вот ты где, — сказал великан. — Хорошо, что я тебя перехватил.

— Да? — спросил Уокер. — А в чем дело?

— Портер рассказал про того типа, которому ты разбил губу, Толли, — кое-кто видел, как он разговаривал с Коллинз.

— Ну и что? — презрительно бросил Уокер. — Комитетчики вечно лижут Коллинз задницу. Хотя толку им от этого все равно ноль. Сучка за пластинку жевательной резинки мать родную продаст. Ей на них наплевать и растереть.

— Верно, — угрюмо кивнул Берл. — Но, по словам Портера, Толли, когда говорил с Коллинз, показывал на тебя. Так что постарайся не высовываться какое-то время. Знаю, все мы попадем на небеса, но зачем торопиться?

Рассмеявшись, Уокер пообещал быть осторожным и пошел искать Майру. Найти ее оказалось нетрудно. Очутившись в Вонючей Дыре, она немедля принялась заведовать скудными запасами медикаментов. В бывшем бараке управляющего — деревянном сооружении на полозьях, предназначенных для перетаскивания его с места на место по мере углубления карьера, — был устроен медицинский центр.

Увы, трудившихся там медиков, зубных врачей и даже одного фармацевта химеры поочередно отвели по серпантинной дороге наверх, в центр переработки. Сейчас из «медперсонала» остались только акушерка, бывший санитар морской пехоты и Майра. Увидев мужа, она поспешила навстречу и чмокнула его в щеку.

Супруги всегда тепло относились друг к другу, но теперь, когда над ними нависла смерть, проявления чувств стали более частыми. У Майры заметно осунулось лицо, под глазами появились мешки, но сами глаза светились жизнью.

— Ты снова дрался! — с укором промолвила она. — Можешь не отнекиваться, раненые мне все рассказали.

Уокер ухмыльнулся.

— Кто, я?! — запротестовал он, оглядываясь вокруг.

В помещение набилось человек пятнадцать — двадцать больных, из которых по крайней мере трое умирали от амебной дизентерии. Остальным обрабатывали порезы и ссадины, полученные во время последней стычки. Двое комитетчиков бросили на Уокера злобные взгляды. Не обращая на них внимания, он снова повернулся к Майре.

— Давай сегодня поужинаем вместе, — предложил Уокер. — Я отведу тебя в лучший ресторан в округе, и черт с ним, что это дорого.

Майра просияла.

— Но мне нечего надеть!

— Там, у котла, люди понимающие, — заверил ее муж. — В этом сезоне в моде все грязное и забрызганное кровью.

— Ну, в таком случае с превеликим удовольствием, — серьезным тоном ответила Майра. — Дай мне пять минут, и я закончу дела.

Выйдя наружу, Уокер посмотрел на солнце, спускающееся за западную стену карьера. В Вонючей Дыре мгновенно сгустились сумерки. Когда Майра вышла из медицинского центра, уже наступила новая ночь, полная леденящего холода. На ясном небе сияли россыпи звезд. Пожилая супружеская пара прошла к котлу и встала в очередь после мужчины, укутанного в одеяло, и его десятилетней дочери.

Каждому пленнику в день выдавалось по три самодельных жестяных жетона, которые он был волен использовать по своему усмотрению. Одни копили эти маленькие кружочки впрок, зачем — Уокеру было не понять. Другие расплачивались жетонами за предметы одежды, а также за услуги личного характера, среди которых изредка встречался секс. Но большинство, и Уокеры в их числе, с радостью тратили жетоны на три горячих блюда в день.

Основу всех блюд неизменно составляли овсяные хлопья, но добавки менялись. Очередь, медленно продвигавшаяся к почерневшему котлу, томилась в неведении. Шли пересуды, каким будет варево сегодня. Проголодавшиеся пленники вспоминали, как в прошлый раз кому-то после еды было плохо.

Держа наготове хромированный колпак от автомобильного колеса, Уокер под урчание пустого желудка размышлял о том, какие его сегодня ждут гастрономические изыски. «Повелителями бурды», как их в шутку называли, становились те, кто за дополнительный жетон в день соглашался готовить и раздавать еду. Уокер хорошо знал Эдит, женщину, которая налила в его импровизированную миску два половника клейкой похлебки. Ее широкое лицо, растянутое в дружелюбной улыбке, окаймлял нимб седых волос.

— Привет, Майра, привет, Генри, — радостно поздоровалась Эдит. — Сегодня варево вам понравится! Мы получили две коробки мясных фрикаделек. Почти всем достается хотя бы по одной, а то и по две.

В полном соответствии с пророчеством Эдит оба Уокера обнаружили у себя в мисках фрикадельки. Аппетитное варево состояло из овсяных хлопьев, консервированных бобов и изюма. Главное, есть надо было быстро: хотя похлебка только что вскипела, в холодной железной посуде она скоро остывала. Поэтому Уокеры поспешили к краю ближайшей каменной террасы, походившей на стадионную трибуну. Усевшись, они достали из карманов ложки и принялись за еду.

По молчаливому соглашению за ужином они не говорили, чтобы расправиться с похлебкой, пока она горячая. Доев, Майра, которой во время жизни в Вашингтоне такое даже в голову бы не пришло, без колебаний облизала миску.

— Недурно, — заметил Уокер, отставляя пустой колпак. — Хотя, может быть, немного переварено.

Майра рассмеялась.

— Я пожалуюсь метрдотелю. Пойдем, пора готовиться ко сну.

Почти все обитатели Вонючей Дыры ложились спать рано. Отчасти потому, что больше делать все равно было нечего, отчасти потому, что все валились с ног от усталости. Никаких специальных помещений для ночлега не было — лишь сотни сооруженных из подручных средств укрытий, многие из которых успели сменить хозяев — центр переработки работал исправно. Уокеры спали в одном из таких жилищ.

Это был навес, который состоял из толстого железного листа, некогда служившего мостиком через дренажную канаву. Еще до появления Уокеров лист поставили под углом на второй террасе снизу. Выше людям не позволяли подниматься гибриды-надсмотрщики, дежурившие с «буллзаями» наверху. Защищенные автоматическим оружием и минометами, вонючки были практически недосягаемы. Химеры обожали холод, и, забираясь под навес, Уокер поймал на себе презрительный взгляд одной из тварей.

Дерево было слишком большой роскошью, чтобы использовать его в качестве пола, поэтому матрацы лежали на уложенном в несколько слоев картоне, дающем мало-мальскую теплоизоляцию. С одной стороны навес был закрыт вытертым ковром, обрезанным до нужного размера. После того как пара залезла внутрь, задачей Уокера было заткнуть вторую сторону специальной крышкой, сооруженной из куска брезента и треугольной деревянной рамы. Скудное освещение обеспечивал масляный светильник, какие висели в подземном ходе.

Раскатав отсыревшие за день матрацы и забравшись под одеяла прямо в одежде, Уокеры приготовились заснуть. По крайней мере, это было верно в отношении Генри; поцеловав жену, он скоро захрапел. Майра была хорошо знакома с этим ритуалом и, как только муж заснул, дала волю слезам. Всхлипы почти полностью заглушались одеялом, но звучали они долго.

Проснувшись, Майра обнаружила, что мужа рядом нет. В этом не было ничего удивительного, поскольку он всегда вставал раньше. Сквозь щели под навес просачивался дневной свет.

Майра предпочла бы полежать еще немного, оставаясь в теплом коконе тщательно подоткнутого под матрац одеяла, но ей хотелось в туалет. Она собралась с духом и откинула сырое одеяло, подумав о горячей ванне, к которой в прежней жизни относилась как к чему-то должному. О всех тех сладостных минутах, когда нежилась в постели, иногда по полчаса, а то и больше. Но лучше было забыть все это, оставить в прошлом вместе с такими маленькими радостями, как свежее белье и горячий чай.

Майра посетила ближайшую уборную, сходила получить жетоны и направилась к котлу. Благодаря работе в медицинском центре она была знакома почти со всеми собратьями по несчастью и по пути то и дело здоровалась, но в ответ слышала лишь рассеянное бормотание. И Майра понимала, в чем дело.

Несмотря на то что многие потеряли счет времени, узники знали: раз в три дня химеры спускаются в карьер, чтобы забрать очередную партию людей, а это означало, что кому-то предстоит умереть сегодня. И пленники старались не смотреть друг другу в глаза, избегали дружеских приветствий, пока не начнутся следующие семьдесят два часа. Тогда настанет время скорбеть об ушедших, сочувствовать вновь прибывшим и пытаться не думать об ужасе происходящего.

Но даже со скидкой на все это Майре казалось, что сегодня окружающие ведут себя как-то по-особенному замкнуто. Она отстояла очередь, дождалась своей порции варева и отправилась есть. Клейкая жижа была почти та, что и вчера на ужин, но только теперь Майра нашла в миске лишь одну фрикадельку, зато появились зерна консервированной кукурузы. Майра быстро покончила с завтраком, отнесла миску на кухню и отправилась на рабочее место.

Подойдя к медицинскому центру, она первым делом обратила внимание на отсутствие очереди. Впрочем, тут не было ничего необычного: раз в три дня пленники делали все возможное, чтобы не привлекать к себе внимание. Майра открыла дверь и прошла в дом, готовая заняться обычными заботами, среди которых были весьма неприятные.

Однако там ее ждало нечто совершенно другое.

Внутри висел знакомый смрад. В помещении находились трое вооруженных гибридов. И Норма Коллинз.

— Вы опоздали на пять минут, — упрекнула пособница химер, словно медицинский центр находился в ее ведении. — Разворачивайтесь и выходите на улицу.

Майра пошла первой, а следом за ней — ее коллеги-медики и все пациенты, одетые лишь в нижнее белье, босые; некоторые с трудом передвигали ноги. Кое-кто возмущался вслух, но это было совершенно бесполезно. Химеры погнали обреченных вверх по дороге.

Почувствовав, как желудок наливается тяжестью, Майра с трудом подавила внезапный позыв облегчиться.

Похоже, вонючки прождали в медицинском центре немало. Стало ясно, почему с утра Майру избегали — она была отмечена печатью смерти. Несомненно, многие переживали из-за будущей утраты, но в глубине души каждый радовался, получив в подарок еще семьдесят два часа жизни.

Майра крутила головой в поисках мужа, ей отчаянно хотелось напоследок еще раз посмотреть ему в глаза и помахать рукой, но его нигде не было. Впрочем, это означало, что Генри проживет еще какое-то время, и она была этому рада.

Оставалось только брести по раскисшему склону навстречу тому, что ждало впереди. Воздух, чистый и свежий, был лишь немного приправлен терпким запахом дыма от костров. Холодный солнечный свет обливал все вокруг золотом. Чувствуя в висках стук крови, Майра и ее товарищи по несчастью кружили по стене карьера, словно птицы, еще не знающие, где они приземлятся. Если Майра о чем-то и сожалела, то только о каких-то мелочах, счастливая тем, что еще живет, хотя жить ей оставалось совсем недолго.

Выбравшись из подземного хода № 1, Уокер вышел через уборную в перемешанную сотнями ног грязь и сразу почувствовал что-то неладное. Над карьером нависла полная тишина, все стояли, подняв взгляд на уходящую вверх дорогу. И тут он вспомнил. Сегодня был третий день, вонючки наведались в свою «кладовую», и кому-то предстояло умереть. Заливаясь слезами, к нему подошла стряпуха Эдит.

— Очень сочувствую, Генри, — с искренней печалью в голосе промолвила она. — Майра была таким хорошим человеком…

Уокеру показалось, что по жилам разлилась ледяная вода.

— Нет! — закричал он, бросаясь вдогонку.

Если вонючки забрали Майру, он пойдет за ней, и они умрут вместе.

Берл услышал крик, увидел бегущего Уокера и понял, что тот замыслил. Но ему было известно про диктофон, про записи, про то, какое огромное значение они имеют.

Бросившись наперерез Уокеру, Берл обхватил его своими здоровенными руками и повалил бывшего министра обороны на землю. С помощью подоспевших членов «Всем и поровну» он не дал ему подняться.

Вальяжной походкой к ним приблизились Маркус Толли с дружками. Толли злобно усмехнулся.

— Вспомни об этом в следующий раз, когда с неба посыплются подарки, — зловещим тоном предупредил комитетчик. — И заруби себе на носу: все здесь — наше!

Остальные мерзавцы дружно загоготали и, похлопывая друг друга по плечу, удалились.

Начинался новый день.

Внутри здания, где раньше помещалась печь для обжига руды, горели лампы, но их было очень мало — так хотели прядильщики. Как и все прочие формы, порожденные химерианским вирусом, прядильщики имели определенную задачу, и очень важную. Они брали живого человека и заключали в кокон, где последовательность сложных химических реакций превращала его в тот вид химер, в котором в настоящий момент испытывался недостаток. Обычно — в гибридов, поскольку именно они были пушечным мясом в битве за покорение Земли.

Ничего этого прядильщики не знали, будучи не более чем частью хитроумной биологической машины, назначение которой находилось за гранью их понимания.

Майра, которая вошла в длинное прямоугольное здание и едва не задохнулась от царящего внутри смрада, даже не догадывалась, что гибриды, подталкивающие ее в спину, когда-то сами были людьми. Что было и к лучшему — знание правды лишь сделало бы и без того ужасную ситуацию еще хуже. Майру вели по коридору. Вокруг слышались визг и скрежет, а из жилых отсеков на нее таращились омерзительные чудовища. Судя по толстому слою испражнений, покрывающему пол, в этих отсеках уже давно не убирались.

Майру ткнули, чтобы она свернула в сторону. Колени у нее ослабли, а сердце заколотило в грудь молотом. Майра знала, что вонючки ее убьют, но не знала, как именно. И это неведение было страшнее любой, самой жуткой участи.

Наконец Майру привели на место, и она встала перед открытой нишей. Шагнувший навстречу прядильщик внимательно осмотрел женщину. Он был размером с крупную собаку и передвигался, наподобие краба, на шести тонких ногах. Майра закричала, и закричала снова, — что-то горячее и липкое брызнуло ей в тело. Затем ее оторвало от пола и закружило, и клейкая жижа заключила Майру в объятия. Когда плотная непроницаемая масса поднялась под подбородок, Майра поняла, что сейчас умрет, и успела издать последний крик, прежде чем горячий студень залепил рот. Она стала задыхаться. Новая, только что сплетенная куколка быстро затвердевала.

Немного погодя в ста шагах от Майры наружу, пробив оболочку кокона, одного из десятков, высунулась жилистая рука. На грязный пол шлепались куски сгнившей куколки, обнажая гибрида, который извивался, чтобы вырваться на свободу. Наконец с громким треском кокон лопнул пополам, и мерзкая тварь, шатаясь, шагнула на пол. На ней висели лохмотья, а на ногах сохранились жалкие остатки высоких охотничьих ботинок на шнуровке.

К этому моменту Майры давно не было в живых — рождалась новая химера.