Москва. МГУ.
Пропустил первую пару, но не зря! Договорился с Литвиновым о его персональной лекции на заводе в Клубе любителей старины с демонстрацией образцов. Поговорю на заводе, чтобы ему такие подарки вручили после лекции, чтобы он как на крыльях к ним летел при следующем предложении посетить завод.
И что еще важно — археологи согласились на зимние раскопки под покровом армейской палатки. Осталось только её достать.
До конца первой пары оставалось ещё немного времени, сел в буфете обдумать планы на день. После пар у меня лекция от общества «Знание» на фабрике игрушек, потом домой на Щербаковскую, проверить ремонт, зайти к Ивану и зайти к Грише, может, подскажет, где мне палатку для раскопок взять?
Москва. МГУ. Кабинет замдекана по научной деятельности.
Эмма Эдуардовна разбирала документы, принесенные секретарём деканата. Опять письмо из ГДР. Ой, и ещё одно! У замдекана настроение сразу испортилось. Мартин Нойлер перспективный студент, ответственный и старательный.
Жаль будет с ним расставаться, — подумала Эмма Эдуардовна, разворачивая первое из писем. Но, к её огромному удивлению, письмо касалась не Мартина, а Хуберта Майера… Осознав это, замдекана начала читать письмо с начала. Письмо содержало просьбу выслать характеристику для решения вопроса о целесообразности дальнейшего обучения Майера в МГУ.
Ничего себе! — чуть не воскликнула в голос она и тут же принялась за второе письмо, в котором оказалась благодарность Ростокского университета на ее имя за отличное обучение Мартина Нойлера за подписью ректора и надежда на то, что он сможет с таким же достойным результатом закончить свою учёбу в МГУ.
— Да они же поменялись ролями! Вот что значит дядя — профессор! — удовлетворённо потирая руки, подумала замдекана. И благодарность пригодится, надо ее декану занести, вполне может перепасть еще одна премия.
Ну, она сейчас приготовит подходящую характеристику на Хуберта! Решил, значит, пойти поперек ее, когда сказала угомониться, связи свои в ГДР подтянул, чтобы Мартина завалить, да нашла коса на камень. Вот теперь поганец поймет, что надо уважать начальство в том университете, где учишься!
Начался перерыв между парами, и я пошёл к своим.
— Здорово! — протянул мне руку Лёха, когда я пристроился рядом с ним за партой. — Ну что, не придумал ещё, что делать с тем письмом?
— Нет ещё. Будет скоро командировка в Калининскую область, может, доеду заодно до этих ребят, поговорю с ними.
— Привет, Паш, пошли покурим, — предложил вдруг Семён Давыдов и я вышел за ним из аудитории.
— Привет. Что случилось? — сразу понял я, что что-то не так.
— Регинка пыталась вчера выяснить, где ты сейчас живёшь, и какой у тебя новый телефон, — многозначительно посмотрел он на меня. — Это означает, что старый она знала. И как-то так обмолвилась интересно… Типа, что старый телефон не отвечает, похоже, пыталась по нему звонить. И она знает, что ты отсутствуешь иногда на занятиях. Похоже, она не успокоилась.
— Твою дивизию! — вырвалось у меня. — До Галии хочет добраться. Но с чем? Рассказать ей старую сказку?
— Ну, уж это я не могу сказать, — развёл руками Сёма.
— Да понятно… Спасибо тебе. Предупреждён, значит вооружён.
Москва. МГУ. Кабинет замдекана по научной деятельности.
Звонок из посольства ГДР сильно выбил Эмму Эдуардовну из колеи. Она только настроилась, что все уже с Мартином в порядке, и села писать плохую характеристику на Хуберта, оперируя формулировками «не способен выполнять задания деканата», «бросает вызов руководству», «злоупотребляет полномочиями при общественной работе в землячестве», как вежливый голос на русском с небольшим акцентом попросил передать Мартину Нойлеру, что его ждут в посольстве ГДР. Она, конечно, нашла его и передала, чем удивила и ошарашила парня, и осторожно расспросила о причине вызова. Но он понятия не имел. Эмма Эдуардовна и сама терялась в догадках. В письме ясно было написано, что Мартин остаётся в МГУ. Чего же им ещё от него понадобилось?
Не придумав ни одной правдоподобной версии, замдекана покачала головой и продолжила писать характеристику на Хуберта.
Москва. МГУ.
Самедов шёл к себе и в коридоре столкнулся с методистом экономфака.
— Добрый день, Рашид Фархадович, — вежливо улыбнулась та. — Дозвонились вы Ивлеву? Надо же, второкурсник, а такой всеми востребованный…
— Подзабыл, простите, — прикинулся Самедов, — о чём речь?
— Ну, вы же присылали за его телефоном?
— А, да-да, вот только подзабыл, а кого присылал?
— Быстрову с первого курса.
— Точно, — кивнул Самедов, скрипнув зубами. — Было дело… Дозвонился, да. Спасибо, — неохотно ответил он растерянно улыбнувшейся ему в ответ женщине.
Вот же засранка! — думал Самедов, идя к себе. — Вот же… — от ярости у него сжались кулаки и вены на висках вздулись. — Ну, дрянь!.. Врет мне в глаза, что Ивлев ей безразличен! Ну, я ей устрою!
Во время большого перерыва наткнулся в коридоре на Эмму Эдуардовну. Та вначале прошла мимо, поздоровавшись, а потом, словно что-то вспомнила, поманила меня к окну, подальше ото всех, и сказала, что ей сегодня звонили из посольства ГДР и попросили передать Мартину Нойлеру, что его там ждут.
— А по какому поводу? — удивился я.
— Это я хотела тебя спросить, подумала, может, Мартин тебе что говорил, как другу… Мне он ни в чем не признался, сделал вид, что сам удивлен.
— Нет, ни слова… И вряд ли он бы так умело сделал вид, что не в курсе, он вообще, по-моему, врать не умеет. А в целом, есть какие-то новости по их конфликту с Хубертом? Помог ли его дядя, интересно?
— Да, помог! Письмо пришло из Ростокского университета, — еле заметно улыбнулась Гаврилина. — Он остаётся в МГУ.
— Отлично, — обрадовался я. — Обломался Хуберт.
— Ещё как, — заметила она. — На него запрос пришёл о целесообразности продолжения обучения в МГУ. Но я удивлена, что при этом вызвали в посольство Мартина. Опасаюсь вот, что что-то в ГДР все же удалось Хуберту в последний момент изменить, пока письма к нам шли…
— Чудеса в решете… Спасибо, что предупредили, Эмма Эдуардовна.
Она многозначительно кивнула и в глазах её мелькнуло беспокойство.
В столовой Мартина не было. Уехал уже в посольство, что ли? Надо будет сегодня вечером забежать к нему, узнать, что к чему. Хоть бы все удалось благополучно разрулить. Привык я к нему. Да и в целом, хороший друг на будущее в Германии никогда не помешает.
Зато меня нашла взволнованная Маша Шадрина.
— Привет. У нас сегодня первый рейд. Я так боюсь! Ещё и Мартин куда-то пропал.
— Чего ты боишься? — улыбнулся я.
— Так в первый раз же! Такая ответственность! — с недоумением сказала Маша.
— Ну и что? Куда вы идёте? Какой у вас сигнал?
— На обувную фабрику. А сигнал… — она задумалась. — Про сигнал Самедов вчера ничего не сказал.
— Значит, ты у него обязательно уточни, на предмет чего рейд. Это и будете проверять. И не забудь у него фотоаппарат взять. Хотя странно, что про сигнал ничего не сказал. Он обычно с этого всегда начинает…
— Я и фотографировать-то не умею! — опять начала паниковать Маша.
— Успокойся, парни, наверняка, умеют. Да и тебе самой не так сложно фотоаппарат освоить. Чай, не самолет пилотировать учиться.
— Так и Мартин же пропал! А мне каждый в команде нужен… Ну, кроме Регины, не нравится она мне…
— Успокойся. Появится к концу занятий. Наверное. У меня сегодня лекция от общества «Знание», а так бы сходил бы с тобой на первый раз. Вы, главное, фотографируйте всё, что сомнения вызывает. Потом вместе посмотрим.
Москва. Посольство ГДР.
Мартин зашёл в посольство и спросил, как ему было сказано, Йохама Баума. К нему вскоре подошёл невысокий мужчина, с приятной располагающей улыбкой.
— Мартин Нойлер? — уточнил он. — Пройдёмте со мной.
В отдельном уютном кабинете Йохан тут же налил Мартину чашку чая и выставил на стол пачку немецкого печенья.
— Угощайся, пожалуйста, — мягко предложил он. — Очень рад познакомиться с внуком легендарной разведчицы, героиней «Красной капеллы».
— Я не совсем ей внук, — попытался поправить его Мартин, уплетая печенье с голодухи.
— Это не важно! Важно, кто тебя воспитывал, на каких принципах. А ты воспитывался на примере героини всего немецкого народа. Она могла бы не совершать тех подвигов, не рисковать своей жизнью, она могла бы избежать всех тех опасностей и никто бы её за это не осудил. Но она, в тот момент, мужественно решила, что это её долг сражаться против гитлеровцев до последней капли крови. Страшно представить, через что ей пришлось пройти и скольких товарищей она потеряла. И я лично, и вся наша служба госбезопасности гордится ею.
Мартин чуть не поперхнулся чаем, когда понял, с кем он разговаривает. Не так он себе представлял сотрудников Штази. Не сразу, но до него стало доходить, что Йохам Баум, или как его там, не просто так открылся ему, что является сотрудником разведки. У Мартина волосы на голове зашевелились.
А собеседник молчал спокойно и внимательно наблюдая за ним. Осознав, что ошарашенно смотрит на него круглыми глазами, Мартин спохватился и начал лихорадочно соображать.
— Мы здесь беседуем из-за Хуберта Майера? — высказал он единственное предположение, которое у него появилось.
— Всё верно, — ответил Баум, — он должен был следить, чтобы у вас ни у кого не было проблем. К сожалению, он не справился со своими обязанностями. Напрасно обвинил тебя в том, к чему ты отношения не имеешь. А Штази знаёт всё, что ей нужно. Хуберт Майер, за свои злоупотребления, покидает Москву и учиться в МГУ больше не будет. Правда, нам понадобилось некоторое время, чтобы разобраться, что к чему. Это создало тебе определённые проблемы на некоторое время. От лица Министерства государственной безопасности ГДР приношу тебе извинения за то, что произошло.
— Хуберт уезжает обратно? — не поверил своей удаче Мартин. — А кто же теперь будет вместо него?
— Мы решили предложить тебе занять это место, — улыбнулся Бауман, — Хуберт Майер не справился. У него не хватило чести, у него не хватило справедливости. Но в тебе, внуке великой героини немецкого народа, мы уверены. Мартин, ты готов помочь своей стране? В том, чтобы у студентов, которые приезжают на учёбу в МГУ, не было таких проблем, чтобы никто, вроде Хуберта Майера, не мог больше злоупотреблять своей властью?
— Конечно, я готов помочь и стране, и людям, — искренне ответил Мартин. — Но я не пойму, что конкретно я должен делать?
— Мы видим в тебе главу немецкого землячества МГУ, — ответил Бауман. — И нашего связного. Будешь представлять Штази. По всем вопросам будешь обращаться ко мне, а я буду быстро принимать меры, чтобы всё у наших студентов было хорошо. В будущем, когда закончишь обучение в МГУ, будем рады предложить тебе стать офицером госбезопасности. В нашей организации все знают твою героическую бабушку. Ты сможешь сделать прекрасную карьеру и помочь многим людям. Но если сам захочешь… Если выберешь другой вариант карьеры, то мы поможем тебе добиться в нем успехов.
— То есть, сейчас вы предлагаете мне стать агентом Штази? — уточнил Мартин.
— Всё верно. И повторю, что если ты согласишься на сотрудничество, то, после окончания учёбы, мы в любом случае поможем тебе с карьерой и всегда будем оказывать всяческое содействие, даже если ты не захочешь стать офицером.
— Я могу подумать? — спросил Мартин.
— Конечно. Пары дней тебе хватит? Приходи через два дня. И, конечно, о нашем разговоре, и о том, чем я занимаюсь в посольстве, тоже никому знать не нужно. Это знак моего доверия к тебе…
После пар поехал на фабрику «Московская игрушка». Тема лекции, выбранная в «Знании» «Наш ответ империалистам — разжигателям войн против мирных стран!» казалась совсем не профильной для этой фабрики. Ещё понял бы, если бы они оружие производили, а то мягкие игрушки, мишки, котики, собачки… Хотя, в любом случае, про помощь оружием от СССР мирным странам я говорить не буду. Не обсуждают это в СССР…
Но ладно, отработаю и по такой теме.
Энергичный парторг фабрики, явно бывший офицер на пенсии, судя по осанке, встретил меня и привёл в актовый зал. В нем сидели сплошь женщины, мужчин были единицы.
Начал лекцию с того, что, пока в мире есть две противоборствующие экономические системы, капитализм и социализм, странам соцлагеря придётся всё время находиться в боевой готовности, это вопрос жизни и смерти для нас, потому что мы для капиталистов, как бельмо на глазу. Жизнь трудящегося человека при капитализме и социализме сильно отличается не в пользу капитализма и мировому империализму становится всё труднее и труднее внушать угнетённым массам колонизированных стран и бывших колоний, что у империализма есть право на их эксплуатацию, когда рядом пример совсем другой жизни простого народа в соцстранах.
Увлеченно говорил с трибуны, что мы приглашали и будем приглашать на учёбу в СССР самых талантливых молодых людей из стран, которые подвергаются империалистической агрессии. Мы будем поставлять им оборудование и советские товары, необходимые для защиты своих интересов. СССР решительно будет поддерживать мирные страны, которым угрожает агрессия империалистического лагеря, во всех международных организациях.
Я знал, что нельзя затрагивать вопросы военной помощи на десятки миллиардов долларов, что оказывает СССР своим вассалам по всему миру, и в лекции я эти углы обошёл, но вопрос из зала от одного из немногочисленных мужиков на эту тему, всё равно, прилетел.
— А вот мой сосед военный пенсионер мне рассказал, что мы в Египет не только оружие поставляли целыми пароходами, но и наших там много воевало… Вот это, я понимаю, помощь, а не студентов пригласить к нам учиться. Что по этому поводу скажете?
Блин. Редко, но и такое бывает. Выпил отставник, и забыл про осторожность.
— Я, к сожалению, не имею информации об этом, — попытался выкрутиться я, — так что все вопросы к вашему соседу.
Хорошо, их парторг сразу же пресёк продолжение дискуссии на эту тему. Ему самому головняк нужен не был.
Вопросов больше не было, вернее, парторг их не дал задать, чему я был, в общем-то, рад. Тут же непонятно, как оно может повернуться, если кто-то еще вопросы на эту тему продолжит задавать, а по итогу в КГБ настучат. Тут же не так просто доказать, то ли меня провоцировали такими вопросами, то ли я лекцию не так читал, и спровоцировал товарищей на такие вот вопросы. Я, конечно, вроде как и на «ты» сейчас с комитетчиками, но лишних поводов к себе присматриваться и компромат собирать давать им не хочется.
Сразу после лекции ко мне подошел директор фабрики. Расстроенный таким вопросом ко мне. Он же тоже в курсе, про что все знают, но обсуждать открыто не принято.
— Раков Вениамин Васильевич, — представился он, пожимая мне руку. — Правильно вы ему ответили, товарищ лектор. И вообще, лекция была очень интересная. Спасибо вам. Вы так молоды, наверное детей нет ещё?
— Двое. Сыновья. Возраст, знаете ли, в этом деле не помеха, — ответил я с улыбкой.
— О, как замечательно! А то я уже хотел про племяшек поспрашивать, не надо ли чего? У нас замечательный ассортимент игрушек.
— И племянники есть, — поспешил кивнуть я. — Тоже двое.
— Ну, пойдёмте, — расслабился директор, что я явно не обижен на такой провокационный вопрос из зала, и провёл меня через цеха, рассказывая о каждом и попутно давая мне подержать игрушки разных цветов и фасонов. Я брал, изучал, возвращал ему, а он их отдавал идущей за нами женщине в синем халате. Она была выше нас с директором на голову, и шире раза в полтора. Нормальная лошадь на скаку остановится, даже к ней не приближаясь — никаких сомнений, что она способна не только ее остановить, но и на землю повалить, если придется, у нее не будет. А она совала игрушки под мышку, и шла за нами дальше. Даже крупные игрушки, попав ей под мышку, сразу на вид становились мелкими…
— Посмотрите, какие пуговки на глаза научились делать, — с гордостью показал директор мне голубого щенка из синтетического меха, торчащего во все стороны, сунул мне его в руки, дал изучить, а затем щенок пропал под мышкой сотрудницы. Директор поманил меня дальше. — А мишки у нас какие добрые, посмотрите, — положил он мне на руки и кургузого медведя.
— Вы ещё заплатку на него пришейте декоративную, вроде, он уже старый, не одно поколение с ним выросло, — посоветовал я.
— А что, любопытная мысль, — задумчиво посмотрел он на меня.
Неудобно было его останавливать, но ладно, Галие покажу, пусть посмотрит, мало ли что ей для малых глянется… ну а если нет, то я все эти игрушки Инне в ее ясли отдам.
Весь этот цветной зверинец мне бережно упаковали в коробку и торжественно вручили в присутствии начальника цеха, который мы покинули последним. Она же меня и проводила до проходной. Так и поехал к себе на квартиру с этой коробкой, казавшейся на вид очень тяжёлой. Но она была на самом деле легкой.
Москва. Посольство Ливана.
У Дианы закончились курсы арабского языка, и она вышла из кабинета, где группа из десяти человек два раза в неделю собиралась на занятия. Они уже знали друг друга, кому было по пути, вместе шли к метро. Они выходили шумной толпой, а в коридоре уже ждала следующая группа.
— О, привет! — увидела она перед собой Марата.
Диана слышала, что он хочет учить арабский, но была уверена, что дальше разговоров это не пойдёт. Тем более, сюда так просто не попасть.
Получается, Фирдаус пошёл ему навстречу? — потрясённо поняла Диана и постаралась мило улыбнуться.
— Здравствуй, Марат. Ты что, все же тоже решил учить арабский?
— Да. А почему нет? — заметил он удивление в её глазах.
— И как тебе арабская вязь? — ответила она вопросом на вопрос, чтобы перевести разговор на другую тему.
Ремонт, когда я зашел домой, шёл полным ходом. Жданович тут же подлетел и стал расспрашивать, какие у меня были планы относительно плитки на стенах. Не хотелось мне санузлы делать полностью из синей плитки, думал, слишком тёмные будут. Но потом прикинули с прорабом, тёмно-синий пол и стены, белый потолок, белая ванна, белая раковина… Нормально будет. Только голубой унитаз Галии в туалете совсем не в кассу. Решили в туалете сделать посередине двух стен, справа и слева от унитаза, по вертикальной белой полосе на три плитки. Надеюсь, красиво будет.
Потом зашёл к Ивану. Он рассказал, что решили взять ещё одного человека в экспедицию. Всего их будет шесть. Литвинов руководитель, но он там будет только периодически появляться. Фактически, руководить раскопками будет Иван.
— Сколько денег надо будет заплатить вашему шестому человеку? — сразу уточнил я.
— Обычная зарплата плюс командировочные.
— Итого? — пытался я понять, на какую сумму мне настраивать своих.
— Так, смотря, сколько времени работы будут длиться.
— Ну, хорошо. И когда вы сможете приступить?
— Как ты палатку достанешь, то и готовы. И отопление там какое будет?
— Ну, печка армейская, — уверенно заявил я. — Прожектора у вас есть?
— Прожектора у нас есть. Нам запитаться откуда-то надо.
— Хорошо. Я понял. Займусь, — кивнул я, записав себе в ежедневник всю информацию и попрощался с ним.
Прежде чем договариваться насчёт палатки с печью где-то на стороне, надо спросить наших, может, у них есть выходы на какую-нибудь воинскую часть и не придётся ничего искать самому. Вернувшись к себе, позвонил Сатчану.
— Здорово, как дела? — спросил я его. — Тесть про меня не спрашивал?
— Сказал, что видел, но на этом всё, — хихикнул он.
— Слушай, встретиться бы надо. Тут заминка с раскопками образовалась, хотелось бы обсудить.
— Ну, давай, я сейчас подъеду. Заодно посмотрю, как вы там устроились.
— О, а я сейчас на Щербаковской. Ну, давай, я сейчас выезжаю и там встретимся, — предложил я. Тут у меня в голове мелькнула мысль. — Слушай, а Римма дома?
— Дома, а что?
— А ты не мог бы с ней приехать? Мне надо Галию подготовить к тому, что ей одна мартышка позвонить может. Помнишь, как твоя бывшая секретарша Римме по ушам ездила? Вот, похоже, и у меня что-то такое назревает.
— Вот оно как… — сочувственно протянул Сатчан. — Она же кормит, да?
— В том-то и дело. Да даже если бы и не кормила, кому такое надо?
— Ну, давай. Конечно. Сейчас с женой приедем, — пообещал он.
Тут же набрал Галию, предупредить, что гости будут. Вдруг они раньше меня приедут. А то у меня ещё одно дело здесь осталось.
Зашёл в соседний подъезд к Мартину с Альфредо.
Мартин открыл дверь, и очень удивился, увидев меня.
— Привет, как первый рейд прошёл сегодня? — спросил я.
— Хорошо. Сигнал был, что между корпусами траншею копали под теплотрассу, а асфальт обратно не положили, люди по колено в грязи на работу и в столовую ходить вынуждены. Мы этот участок нашли, но ещё нашли проход на соседнее предприятие. Рабочие туда обедать ходят, говорят, туда дорога чище.
— А в посольство как съездил? — спросил я в лоб.
— Ну… Как съездил? Нормально съездил…
Ага, а глазки-то бегают по сторонам… Чем-то он очень смущен…
— Чего хотели-то?
— Предложили наше землячество возглавить вместо Хуберта Майера.
Так… А Хуберт, он сам намекал, сотрудничал со Штази…
— Только это предложили? — посмотрел я пристально на него. Он отвёл глаза и мне это не понравилось. Судя по этой смущенной и виноватой морде, его явно вербуют в Штази. Да, врать кое-кто не умеет совсем. Ох, огребут они с таким агентом много счастья!
— Ты уже дал согласие?
— Ещё нет.
— И что думаешь делать?
— Не знаю. Взял два дня подумать, — неохотно ответил Мартин.
— Ну, думай, думай, — задумчиво проговорил я и попрощался с ним.
Итак, что мы имеем? — зашёл я к себе на квартиру за своей коробкой с игрушками и поехал на Котельническую набережную. — Если Мартин возглавит землячество, то можно автоматически считать его агентом Штази. Что это мне даёт? Ничего, пока, не даёт. Чем мне это грозит? Пока, тоже ничем, у КГБ и Штази пакт о тесном сотрудничестве. Да я и так не собирался посвящать его в любые дела, что могут показаться ему сомнительными. Ну, пусть служит товарищ, что ж поделать? А вот когда наступит конец восьмидесятых, предупрежу его, когда настанет время делать ноги из ГДР, чтобы не пострадал при объединении с ФРГ. Будет у меня свой немец, хорошо воспитанный одной из самых лучших спецслужб в истории человечества.