Москва. Высотка на Котельнической набережной.
Вернулся Загит.
— Так, и ещё… — продолжил я обсуждать то, что уже можно было и при нем. — Есть очень деликатная тема… Останки наших павших воинов. Их находят после чёрных копателей и перезахоранивают безымянными. Мародёры выгребают всё, что могло бы помочь идентифицировать погибших. Предлагаю начать организованно проводить раскопки, чтобы опередить мародеров. Можно создать централизованные поисковые комсомольские отряды, которые будут под руководством опытных военруков проводить поиски и раскопки. А дальше проводить полноценную идентификацию через военкоматы, по наградам, по остаткам документов, по спискам без вести пропавших. Хорошо бы ещё подключить ребят к розыску родных павших бойцов. А дальше почётное погребение с ружейными салютами, с обелисками… То есть, зимой дети у нас в архивах изучают документы, а летом с картами на места боёв с палатками и лопатами. С идеологической точки зрения — подъем патриотизма будет потрясающий!
— А ведь и в самом деле перспективная тема, — посмотрел на меня с интересом Сатчан. — Я так понимаю, ты предлагаешь мне этим заняться?
— Я сейчас буду готовить статью по этому вопросу в «Труд», думаю, она должна вызвать определённую реакцию. И хорошо, чтобы к этому времени, у тебя уже была продуманная программа, и ты тут же после статьи начал её продвижение. А я потом в следующей статье распишу твои успехи на всю страну, и пример будет на местах, как все это делать надо, ну и для твоей карьеры, сам понимаешь…
— Я понял, — благодарно кивнул он. — А что насчёт оружия? Там же его полно.
— А что насчёт оружия? — недоумённо взглянул на него я. — Ближайшая воинская часть в помощь. Разминируют, вывезут, утилизируют. Опять же, всё это оружие не попадёт на чёрный рынок. И никто не подорвётся случайно.
— Так-то да, — задумчиво согласился Сатчан. — То есть, у нас тут вырисовывается тесное взаимодействие с военными. А оно им надо?
— Слушай, ну тут просто уверен, что интерес у них будет, — ответил я. — Во-первых, у нас у всех кто-то погиб в войну, многие не знают где и как погибли их родные и этот поиск может для многих стать личным делом. Во-вторых, если мы говорим о военных, уверен, никому из них не хотелось бы, исполнив свой долг перед Родиной, вот так лежать десятки лет, без надежды, что тебя нормально похоронят. И родственники будут мучиться все это время…
— Всё это немного неожиданно, — проговорил Сатчан. — Но я с тобой полностью согласен. Попробуем…
— Нам домой не пора? — заглянула к нам Римма.
— Всё-всё, мы закончили, — подскочил Сатчан.
Мы все вышли их провожать. Когда Римма просовывала руки в рукава пальто, которое ей подал муж, мне показалось, что у неё животик появился. Неужели? Тьфу-тьфу-тьфу через левое плечо. Или просто хорошо кушает?
Москва. ДАС.
Только Хуберт подумал, что долго нет никакой реакции по Мартину Нойлеру, как на вахте общежития ему оставили записку, что звонили из посольства ГДР и просили его зайти.
Отлично, — обрадовался Хуберт, — наконец-то пришёл ответ из ГДР, что Нойлера отзывают из МГУ обратно на родину.
Москва. Квартира Эль Хажжей.
Вернувшись домой с курсов, Диана выбрала момент, когда осталась с мужем наедине и рассказала о своей встрече в посольстве с Маратом.
— Дорогой, я правильно понимаю, что это ты его на курсы устроил? — прямо спросила она.
— Да, — согласился Фирдаус.
— Это значит, что у них с Аишей всё серьёзно?
— Похоже на то.
— Но что скажут родители? — удивилась Диана.
— Они считают, что Аиша хорошо воспитана и не наделает глупостей, — развёл он руками.
— Что, правда, они настолько наивны? — не поверила Диана.
— Ну либо наивны, либо знают Аишу получше нас с тобой.
— Ну, надо же… Как интересно… — пробормотала Диана. — Посмотрим, что будет дальше.
Не успели мы проводить Сатчанов, как позвонил Марат.
— Куда вы переехали? — спросил он. — Я приезжаю, а у вас тут в квартире погром!
— Не погром, а ремонт, — улыбнулся я и рассказал шурину, как нас найти. — Сейчас Марат сюда приедет, — сказал я жене и Загиту, положив трубку.
— Представляю, как он удивится! — захлопала в ладошки Галия.
Загит пошёл встречать сына вниз. Может, боялся, что консьерж его не пустит, а, может, поговорить надо было по дороге.
Марат, конечно, был очень потрясён. Когда они вошли в квартиру, у него был совершенно ошеломлённый вид. Галия ему устроила экскурсию по квартире. Марат завис у окна.
— Жаль, сейчас темно, — сказал довольный произведенным впечатлением Загит и пошел курить, на ходу доставая сигареты.
— Это что там такое? — полюбопытствовал Марат и выглянул на лестницу вслед отцу.
— Отдельный вход для прислуги, — улыбнулся я. — Что ты думаешь, тут кухни такие маленькие? Господа в кухне не едят, это рабочее помещение.
— Ничего себе, — усмехнулся он.
Галия с Ириной Леонидовной быстренько накрыли на стол, пока Марат по квартире шарахался, и мы все опять расселись вокруг.
— Фирдаус помог мне устроится на курсы арабского языка, — начал возбуждённо рассказывать он. — При посольстве Ливана.
Я одобрительно кивнул. А сам поразился, как далеко все зашло. Неужто я был не прав, и родители Аиши будут рады бедному зятю из СССР? Тысяча и одна ночь какая-то…
— Знаете, кого я там сегодня встретил? Сестру твою Диану! — радостно сообщил он.
— Правда? — искренне удивилась Галия. — Надо же…
Долго засиживаться у нас он не стал, сославшись на работу, поужинал, и, не скрывая счастливой улыбки, умчался.
И что это всё значит? Может, я чего-то не знаю и родители Аиши не настолько богаты? Хотя, Тарек точно очень богатый человек и рано или поздно Аиша, как его внучка, так или иначе, окажется в числе его наследников… Ничего не понимаю. Вот, не зря говорят, что Восток — дело тонкое.
В пятницу в университете ко мне подошла Маша во время большого перерыва с Мартином, Сёмой Давыдовыми и пачкой фотографий. Сидели и разглядывали их вместе. Первое, что бросилось в глаза, это то, что сама бывшая траншея не такая уж и широкая. Перепрыгнуть, конечно, можно, но не женщине и не на каблуках. Однако бросить щит из нескольких досок вполне можно было бы и людям не пришлось бы в грязь наступать.
Правда, машины, проезжая через это место, тоже грязь разносили по асфальту. Но, опять же, не настолько, чтобы это можно было назвать «по колено в грязи».
— Ребят, у меня такое ощущение, что это формальный рейд, — сказал, наконец, я. — Нашли не ахти какое нарушение и подсунули вам. Похоже на симуляцию деятельности «Комсомольского прожектора»… Так что, не заморачивайтесь. Никто от вас никаких открытий здесь не ждёт. Пишите в акте, как есть, фотографии эти приложите, — откладывал я фотки с удачными ракурсами. — А это что?
— А, это, вот, как раз, я тебе говорил, проход на соседнюю территорию, — пояснил Мартин. — Они в столовую туда ходят обедать.
— А это что такое у них в руках? — присмотрелся я к женщинам на фото. — Похоже на коробки обувные?
— А, ну да. Там много кто с коробками ходят, — вспомнила Маша.
— Зачем? — не понял я.
— Кто их знает?
— Так. Давайте ещё раз, — разложил я перед собой фотографии. — Эти люди выходят с обувной фабрики на соседнюю территорию пообедать, и у обоих фабрик? Так?
— Ну, так, — кивнул Семён. — Это я так понял, в обход проходных, дыра в заборе между двумя предприятиями.
— Половина с обувными коробками… Нафига, спрашивается, им коробки?
— К чему ты клонишь? — насторожилась Маша.
— Зная, как работает охрана на предприятиях, они следят только за тем, чтобы не выносили их собственную продукцию. И при выходе пропуска, зуб даю, никто не проверяет, только при входе…
— Ты хочешь сказать, что они по коробочке в день обуви выносят? — потрясённо посмотрела на меня Маша.
— И что-то выносят, наверняка, в обратном направлении. Чем соседний завод занимается?
— Фиг его знает, — растерянно ответил Семён.
— Короче, — оглядел я ребят, — вы в отчёт это не включайте, доказательств нет, только догадки. Но Самедову эти фотки обязательно покажите. Если ему устроили формальный рейд для галочки, значит, у него хорошие отношения с руководством этой обувной фабрики. Вполне может быть, он захочет их предупредить о такой вероятности. Но в отчете это не указывать. А если вы будете на своем настаивать, устроит вам жуткий скандал. Оно вам точно не надо.
— Хорошо, — кивнула Маша. — А про эту дыру в асфальте так и написать в акте?
— Да а что дыра? — пожал я плечами. — Её заасфальтируют и всё. Небось, и в планах уже эти работы стоят. Тем и отпишутся в ответ на замечание. Мол, такого-то числа запланированы работы на такое-то число.
Москва. МГУ. Кабинет Самедова.
Регина заглянула в кабинет Самедова и, увидев, что он один, зашла к нему, кокетливо качая бёдрами и присела рядом с ним на стол.
Самедов недовольно шлёпнул её по заднице. Получив довольно ощутимый шлепок, Регина вскочила и удивлённо уставилась на него. В такие игры они еще не играли…
— Тебе зачем телефон Ивлева понадобился? — холодно глядя на неё, спросил он.
— Так… Нужно было… — растерялась она. Откуда он узнал?
— Ты издеваешься? — тут же разозлился он. — Зачем тебе его телефон⁈ Забыть его никак не можешь?
— Да ты что? Не нужен он мне! Я отомстить ему, всего лишь, хотела!
— Ну, что ты за дура? Ты вообще представляешь, кто за ним стоит? За него Захаров лично недавно хлопотал, чтобы свободный режим учебы организовали… Хотя откуда тебе знать, кто это такой? Ты же дальше своего носа не видишь!
— Подумаешь, — обиделась Регина.
— А, может, ты всё знала? — осенила вдруг Самедова догадка. — Может, ты поэтому в него так и вцепилась тогда в сентябре? А⁈
Москва. Посольство ГДР.
Сразу после занятий Хуберт Майер прибыл в посольство, предвкушая, как он, вернувшись, сообщит Мартину Нойлеру об отчислении из МГУ и отправит его домой в ГДР.
Но, к его огромному удивлению, Баум, проводив его к себе в кабинет, принялся жёстко отчитывать его за самоуправство, за злоупотребление служебным положением, за фальсификацию информации…
Хуберт сидел ни жив ни мёртв от неожиданности.
— В Берлине принято решение об отзыве тебя из СССР, — закончил Баум. — Возвращайся в ГДР. Там решат, что с тобой делать дальше.
Хуберт на ватных ногах вышел из кабинета Баума, даже забыв попрощаться. По дороге в общежитие в полуобморочном состоянии он всё думал, как так получилось? Ждал безоговорочной победы, а в итоге сам вылетел из МГУ. Что же теперь с ним будет? Какой позор!
Москва. МГУ.
Сбежав от разъярившегося Самедова от греха подальше, Регина думала над тем, что только что случилось.
Кто ж там такой за Ивлевым стоит? Что это за Захаров такой важный? Что ж Ивлева, теперь, и тронуть нельзя? А как Самедов хвалился, что достиг такого, что Ивлеву и не светит никогда! А сам, получается, его боится теперь. Так что, Самедов не осмелится ничего против Ивлева предпринять, даже если она убедит его, что Ивлев ей безразличен? Что ж теперь делать?
После пар поехал к себе на стройку. Ремонт шёл своим чередом. Потолки были уже выровнены, арки заделаны. В ванной, и одной, и второй, стены, как я понял, пришлось выравнивать под плитку.
Полы в комнате однушки уже подготовили и перегородили проход, чтобы кто-нибудь не влетел случайно на свежую стяжку.
— Решили, что мебель туда перенесём из жилых комнат, как пол схватится, — пояснил Жданович.
Состояние дел меня порадовало. Мужики работали чётко и быстро. Но до ноябрьских мы вряд ли вернёмся. Стены под плитку должны просохнуть, стяжка должна схватиться и набрать твёрдости. Есть технология, и через неё не перепрыгнешь.
Потом зашёл к Гончаровым, озадачил Гришу палаткой для раскопок.
— Мне можно и с возвратом, — объяснял я. — Там на пару месяцев всего надо. А можно и выкупить. Будет в Институте археологии своя палатка на такой случай.
— Слушай, не обещаю. По знакомым поспрашиваю, — ответил он.
— И печку сразу, — попросил я, — поспрашивай, пожалуйста. Зима же на носу.
Гриша пообещал сделать всё, что может, и мы распрощались. По дороге к метро встретил Альфредо с очередной незнакомой барышней. Что-то он во вкус вошёл, меняет их, как перчатки. А недавно еще жениться обещал на русской. Испортили его наши парни из общаги… теперь, похоже, ему только гарем с собой везти придется на родину.