Москва.
После театра, бережно спрятав две контрамарки на сегодня в портфель, поехал в Верховный Совет, узнать, что нового и нет ли для меня чего интересного? Думал, может повезёт и сегодня окажется смена Костяна Брагина, так сразу и узнаю, зачем он заходил. Но смена сегодня оказалась Женьки Булатова, Лёхи Сандалова и Ираклия. Не виделся с парнями со своего дня рождения, пришёл и им там всю атмосферу рабочую порушил.
Марк мне мой фельетон из «Труда» сразу подсунул со смехом, мол, ну у тебя и фантазия.
— Если бы фантазия, Марк Анатольевич, — возразил я. — Это быль. Люди реально так живут.
Улыбки на лицах сменились удивлением, один я хихикал в тишине, разглядывая карикатуру. А её реально смешно нарисовали. Художник оказался мастером своего дела. Один довольный пузатый чиновник свиней в грязи во дворе прямо перед домом пасет, второй такой же рыбу в подвале удит, и оба обалдевшим жителям выговаривают, мол, в таких замечательных условиях живёте, и всё недовольны! Даже у нас таких шикарных условий нет, завидуем вам!
— Да уж, художник развернулся… Вот у кого фантазия! — вернул я Марку газету. — Ну, а у вас какие новости? Ездили после хлебокомбината ещё куда-нибудь с вашим «Прожектором»? Было что интересное?
— Собираемся ехать, — услышал я за спиной.
— О, Ильдар Ринатович, — повернулся я и протянул ему руку, — добрый день. И куда собираетесь?
— Энергетики из Кировского района на начальство коллективную жалобу написали. Честно сказать, и ехать уже надо, сроки поджимают. И не знаю, что делать? — состроил он страдальческое лицо.
— Какие-то проблемы? — заинтересовался я.
— Ну вот, посмотри, — сходил он к себе в кабинет, и принёс письмо, подписанное несколькими десятками человек. — Они пишут, что начальство поощряет наушничество и кляузничество, создало в коллективе тяжёлый психологический климат, людей постоянно лишают премий в наказание за всякую ерунду…
— Правда, что ли? — не поверил я и протянул руку. — Можно посмотреть?
Текст был… Иначе и не назвать — крик души… Похоже, что люди реально уже были доведены до отчаяния. Ну да, был и у меня как-то опыт работы с таким вот начальником, если все это правда, конечно. Несколько стукачей получали премии за каждую кляузу на своих же коллег…
— А почему не знаете, что делать? — спросил я, дочитав письмо.
— Да потому что ни в райкоме, ни в Мосэнерго нарушений в работе начальника подразделения Рябова Д. В., члена КПСС более чем с двадцатилетним стажем, не выявлено.
— Ах вот, значит, как? — сел я рядом с Марком, задумавшись. — Ну, это только на месте надо разбираться… С людьми разговаривать и с этим Рябовым… И в райком не мешало бы заглянуть.
— И что я им всем скажу? — раздражённо развёл Ильдар руками. — Вот как мне спорить с районным начальством…
— А зачем спорить? Вы слушайте, — ответил я. — В крайнем случае, вопросы наводящие задавайте. Они вам, да Рябов коммунист до мозга костей, честный и справедливый! А вы им, а люди говорят, что с ним работать невозможно. И послушайте, что они ответят… Вы же туда и едете для того, чтобы проверить, что там такое? То ли отмахнулось районное начальство от людей, отписавшись на их жалобу и прикрывая удобного руководителя. То ли там в коллективе завёлся ненормальный работник и баламутит всех против, действительно, хорошего начальника. Такое тоже может быть…
— Паш, ты корреспондент уже с опытом, поехали с нами, — попросил Ильдар.
— Тогда я возьму себе в работу этот материал, — предупредил я. — Все, что интересного происходит рядом с журналистом, принадлежит только ему.
— Бери, — на полном серьёзе ответил он. — Нам не жалко. Да, парни?
Булатов, Ираклий и Лёха с недоумением взглянули на меня и пожали плечами, видимо, не сильно понимая, что за проблема встала перед Ильдаром. А вот я прекрасно понимал, в чем его затруднения, и почему он хочет побольше народу нагнать, и меня так уговаривает. Ему, явно, не хочется вставать в оппозицию, пусть всего лишь районному, но партийному начальству. Это же не какой-то отдалённый район Подмосковья, а район Москвы. Тут на какие угодно связи можно нарваться случайно, в том числе и такие, что потом поперек карьеры встанут. Ильдар у нас гибкий и скользкий, это мы уже на примере Ираклия выяснили, так что не приходится удивляться его недовольству из-за такой опасной для него ситуации… А мне в голову мысль пришла. Во-первых — если там все так страшно, как описано, то постараюсь людям помочь. Во-вторых, статью заодно напишу для «Труда». Может, если вдохновение накатит, то и в жанре фельетона. А в-третьих — не надо будет мучиться с темой первого выступления на радио — как раз эту статью там и озвучу. Три в одном… Неплохо, если все так и получится…
— Звоните, как соберётесь, согласуем время, — протянул я Ильдару руку. — Одна голова хорошо, а две лучше. Съездим, посмотрим на этого честного и справедливого самодура и тирана Рябова.
После Верховного Совета приехал домой, вручил Тимуру с Ветой контрамарки и рассказал, как добраться до театра. Посоветовал приехать заранее и погулять там по театру, посмотреть фотографии артистов.
— Там и Яков есть, — рассказывал я, — и жена его Ида Данченко.
Уговаривать ребят не надо было. Они быстро собрались и уехали.
Быстренько перекусил и сел ещё раз повнимательней посмотреть тарифы авторских гонораров на радио. Сразу сюрприз один вырисовался неприятный. Рановато я радовался высоким гонорарам… оказалось, что это постановление по ставкам и гонорарам 1960 года, за год до деноминации принято, следовательно, в нем все гонорары с лишним ноликом описаны. Может, Юдин, после того, как ему вломили из КГБ, решил надо мной так завуалированно пошутить? В надежде, что я не разберусь с циферками, и буду ожидать совершенно сумасшедших гонораров, а потом обломаюсь? Ну, в любом случае, если таков был план, то я его раскусил, быстро вспомнил про деноминацию.
Список на нескольких листах, а хороших работ мало. Краткое выступление (до трёх минут) за пять рублей? Это мне надо будет десять раз в студию приехать, чтобы несчастный полтинник заработать? И полтора часа потратить на дорогу до студии и обратно, чтобы записать трёхминутное выступление? Бред какой-то… Может, они согласятся на несколько передач сразу моих выступлений записать? Все равно у них все в записи… А то как-то совсем невесело будет… Вряд ли у меня получится по фельетону в неделю писать и для радио, и для «Труда». А реже неинтересно, по максималке, восемьдесят рублей за штуку, они платить мне сразу не будут, это уж точно. Я же новичок на радио… Ладно, пусть начнут платить по минимальному тарифу, по двадцать рублей за штуку… плюс еще тридцать за тот же фельетон «Труд» заплатит. Вот уже и полтинник…
Очерк ещё хорошо оплачивается… И лекция… О, а тут оплата идёт за страницу текста! Если страниц шесть наговорить, то уже более-менее сумма выходит…
Ну, так-то есть, на чём заработать. Надо будет ещё со списком передач поработать чуть позднее.
Оставшийся вечер решил посвятить лекции для КГБ по Кубе. Румянцев озвучил тему, как «Куба. Перспективы развития отношений». Но акцент сделал на экономику… Только набросал план, прибежала мама и первым делом ко мне.
— Ну, как доехали? — спросила она, чмокнув меня в макушку.
— Нормально, без приключений. Как вы тут без меня? Справились?
— Справились… Всё воскресенье вещи распаковывала.
— Шкаф собрали?
— Почти. Чуть-чуть осталось, — улыбнулась мама и поспешила на смену Ирине Леонидовне.
А я вернулся к лекции. Буду делать в лекции упор на то, что Куба один из немногих надёжных союзников СССР по той простой причине, что им деваться некуда. Американцы и их союзники обложили Кубу со всех сторон. В Кубу можно вкладываться вдолгую. Пришла мысль предложить понастроить дорогих отелей на кубинском побережье и принимать гостей со всего мира за валюту. Это и рабочие места для кубинцев и валюта для СССР. Так, что еще придумать?
Через открытую дверь кабинета услышал, что пришла Галия, пошёл её встречать. Мы ещё не виделись после моего возвращения из Святославля. Она взвизгнула от радости, увидев меня, и повисла на шее. Приятно, что уж там говорить?
— А гости где? — поинтересовалась она, заглянув в большую комнату и никого там не увидев.
— В театр к Данченкам отправил.
— О, правильно! А ты видел, сколько раз тебе звонили? — спросила она, разуваясь.
— Видел, конечно. Уже всех обзвонил.
— А Костя Брагин приходил?
— Вот, про Костяна-то я и забыл! — шлёпнул я себя по лбу. — Пойду зайду к ним. Я быстро, дорогая.
Брагины были дома. Костя очень обрадовался мне, тут же на кухню за стол потащил.
— Хорошо, что ты уже вернулся! — воскликнул он, пока Женька чайник ставила и чашки выставляла. — Паш, выручай! Отец договорился на техстанции на Варшавке, чтобы меня приняли без очереди. Мне к часу надо завтра с «Волгой» там уже быть. Сможешь со мной съездить?
— А что ты так мандражируешь? — удивился я. — Думаешь, кто-то решится обмануть на запчастях сына генерала милиции?
— Ну, нет, конечно, — смутился он, хотя, похоже, и об этом тоже подумал. — Вдруг, там спрашивать что-то начнут, а я ответить не смогу, буду там, как дурак стоять, глазами хлопать…
— По ходу ремонта? Эти могут, — улыбнулся я.
— А у тебя уже давно машина, — умоляюще посмотрел на меня Костян.
— Во сколько, говоришь, надо там быть?
— К часу, — поспешно ответил он.
— Ну, хорошо. Съездим, — пообещал я. — Варшавка — это на другом конце Москвы. Так что пораньше надо выехать.
— Ага, я машину с утра к дому пригоню, — радостно ответил он. — Во сколько поедем?
— Ну, давай за час, — предложил я. — Успеем, наверное.
— Я зайду за тобой, — проговорил Костян, мы попрощались, и я ушёл.
Первое самостоятельное посещение автосервиса… Как я его понимаю. Вспомнить, как я первый раз сам машину заправлял батину! Такая умора! Пятнадцать лет уже было. И невдомёк до этого момента было хоть раз посмотреть, как это вообще делается. А как понадобилось, не смог сам разобраться, как пистолет нажатым зафиксировать… Хорошо, мужики показали.
Вернувшись домой, продолжил писать и оформлять лекцию. Завтра надо отвезти её Румянцеву пораньше, чтобы к одиннадцати уже вернуться.
Святославль.
После безрезультатного обыска гаража Вагановича, Иван решил, что в любом случае, необходимо сообщить Шанцеву о своих действиях и планах, Хотя бы даже для того, чтобы тот знал, что он планомерно работает, ну и что он дальше делать собирается.
Подойдя к дому, он привлёк внимание собак своим присутствием, а те сообщили о его приходе хозяевам.
Выглянув на крыльцо, Шанцев сразу узнал Ивана у калитки, приструнил собак и проводил его в дом.
— Александр Викторович, обыск садового домика и гаража ничего не дал, — начал свой доклад Иван. — Приступаю к наблюдению за домом в Шамордино. Выберу как-нибудь подходящий момент…
— В квартиру, пока, не хочешь лезть? — спросил Шанцев.
— По моему опыту, собственная квартира — последнее место, где будут прятать незаконные сбережения. Как, впрочем, и на собственной даче и в гараже. Но убедиться надо было…
— А что будет, если он поймёт, что кто-то ищет его заначку, заметит, что уже обыскали дачу и гараж? И перепрячет туда свои сокровища? — задумчиво проговорил Шанцев. — Решит, что по второму разу туда уже не полезут?
— Ну, значит, обыщем всё по второму разу, — уверенно ответил Иван. — Хотя, это какие нервы надо иметь?
— Согласен, — усмехнулся Шанцев.
Москва.
Тимуру и Виолетте в театре устроили все тридцать три удовольствия. После перерыва, проведенного в театральном буфете, они вернулись к себе в центр четвёртого ряда, и ей почти сразу вручили букет, чтобы она вышла к сцене и поблагодарила артистов после спектакля. Вета всё второе действие наслаждалась гвоздиками, поражаясь, откуда они взялись зимой?
Впечатлений получили за день массу, побывали и на Красной площади, и в ГУМе, как советовал Павел. А потом театр! Вета осталась в совершеннейшем восторге. Тимур был очень доволен, что ей всё нравится, и они неспешно двинулись к метро.
— Какая же Москва большая и красивая, — восторженно произнесла она, держа Тимура под руку.
— Хочешь, прогуляемся? — спросил он, поглаживал её руку.
— Давай. А мы не заблудимся?
— Не заблудимся. Я карту смотрел, сзади метро Динамо, мы оттуда пришли. Впереди метро Белорусская. Всё время прямо, никуда не сворачивая.
И они пошли по вечернему Ленинградскому проспекту.
— Да… Москва, — восторженно оглядывалась по сторонам Вета.
На одном из многочисленных выездов со дворов они увидели лежащего человека в сугробе.
— Чуть-чуть до дома не дополз, — усмехнулся Тимур и направился в его сторону.
— Да ладно, Тимур, оставь его, — поплелась за ним следом Вета.
— Ну, зачем? В вытрезвитель заберут… Надо же… А человек, судя по виду, культурный, — ответил ей Тимур, склонившись над ним. — Эй, командир! Подъём! Замёрзнешь!
Шёл уже одиннадцатый час, освещения не хватало, но Тимур, перевернув неизвестного, сразу различил кровь на лице.
— Чёрт. Надо скорую вызывать, — резко поднялся он. — Он не пьяный. У него черепушка пробита.
— Вон автомат на той стороне, — показала Вета. — А где тут переход?
— Так перебегу, — ответил Тимур и, проверив в карманах мелочь, побежал на ту сторону.
— Ну что, вызвал? — спросила дрожащими губами Вета, когда Тимур, поговорив, прибежал обратно.
— Вызвал. Сейчас приедут. Не волнуйся.
Но первой примчалась милиция. Тимур с Ветой этого не ожидали. Тимур же сейчас должен быть в Святославле, а не в Москве… Так что смотрели они на трех подходящих к ним милиционеров не очень радостно.
— Лейтенант Ерофеев, — козырнул им старший. Тимур едва по привычке не отдал честь ему в ответ. Еле удержался, а то спалился бы по полной программе… — Что тут у вас?
— Вот, — показал на мужчину Тимур. — Думали пьяный, а он…
— Когда обнаружили? — спросил лейтенант, наклоняясь над лежащим и проверяя пульс.
— Минут десять назад, — склонился над ним и Тимур. — Живой?
— Да, вроде… Перегаром не пахнет, — он проверил у мужика карманы пальто, только носовой платок нашёл. А во внутреннем кармане пиджака оказался кошелёк и пропуск на предприятие.
— Уже что-то! — воскликнул лейтенант.
Подъехала скорая.
— Разрешите! — требовательно произнёс немолодой фельдшер.
Вету с Тимуром оттеснили с проезжей части на тротуар, и медики занялись мужчиной.
— В больницу его надо срочно, — вскоре потребовал фельдшер и сопровождавший его молодой медбрат ринулся к машине за носилками.
— Что там, доктор? — спросил лейтенант.
— Наезд, травмы характерные.
— А какая машина? — чуть не в один прыжок оказался рядом с ним Ерофеев.
— Откуда ж я знаю, — не отрываясь от пострадавшего, ответил тот.
— Ну, грузовая или легковая, хотя бы, можно сказать?
Фельдшер только головой отрицательно покачал.
Милиция и медики погрузили пострадавшего в машину скорой, и она умчалась.
— Вот тебе и пьяный, — проговорил Тимур. — Я же говорю, не похож на пьяницу, культурный человек…
Лейтенант сообщил по рации о происшествии и сидел писал что-то в машине, пока двое его подчинённых обшаривали близлежащие сугробы. Тимур с Ветой хотели уже уйти, но их задержали.
— Документы ваши, — попросил лейтенант.
— У нас нет, — ответил Тимур, крепко сжав ладонь невесте, зная, что у неё паспорт в сумочке, чтобы за ним не полезла. — Мы в театр ходили…
— Продиктуйте, тогда.
— Ивлев Павел Тарасович.
— Дата рождения.
— Шестнадцатое января пятьдесят пятого…
Лейтенант старательно записывал под диктовку Тимура домашний адрес и не видел, в каком состоянии стояла девушка. А она очень испугалась, побледнела и непроизвольно кусала губы.
— Ну, тише, тише, — прижал её к себе Тимур. — Да уж… Сходили в театр.
— Так, теперь девушка…
— А можно ее не записывать? Она как бы замужем… И не за мной, — попросил Тимур. — Мы же доброе дело сделали, а у нее такие проблемы из-за этого могут быть…
— Ладно, вас одного хватит, если что. — сжалился Ерофеев. — Хорошо, что вы его тормошить начали, — протянул ему руку лейтенант, прощаясь. — А то пока бы его патруль в сугробах заметил, или кто-нибудь машину из вытрезвителя не вызвал… Это сколько он ещё тут мог пролежать без помощи? Замерз бы насмерть, или кровью истек бы…
— Паш, — заглянул ко мне Загит. — А Тимур с Виолеттой до сих пор не вернулись.
— А который час? — взглянул я на часы. — Блин, половина двенадцатого. И где их носит?
— Вот и я о том же, — озабоченно проговорил тесть.
— Может, Данченко их в гримёрку к себе за кулисы пригласили? — предположил я.
В голову уже ничего не лезло после таких новостей, и я вышел на кухню и поставил чайник. Загит вышел за мной, но скоро отправился на лестницу курить. Тоже нервничает…
Чайник закипел, и я поставил две чашки на стол.
— Идут! — заглянул в квартиру Загит.
— Где они? — выглянул я к нему в подъезд.
— Во дворе ещё, к подъезду только подходят, — комментировал он, глядя в окно.
Услышав, что они вызвали лифт вниз, мы с Загитом встали в ожидании перед лифтом на лестничной площадке. Они не ожидали нас увидеть. Как дверь открылась, Вета, выходившая первой, аж присела от неожиданности. Лица у них были серьёзные.
— Что случилось? — заволновался я.
— Да всё не слава богу, — вывел Тимур из лифта Вету, придерживая её за плечи, и проводил в квартиру. — Решили прогуляться по вечерней Москве после театра.
— И что? Там идти-то две остановки, — с недоумением спросил я, прикидывая где и во что они могли ввязаться.
— Мужик на выезде со двора лежал, думали пьяный, а оказалось — его машина сбила, — объяснил брат.
— Ничего себе, — выдохнул я, пытаясь просчитать последствия этого инцидента для брата. — Пришлось данные свои давать?
— Ну как. Скорая приехала, милиция… Но я же ученый… Так что я твои данные назвал. Имей ввиду, если что.
— А что может быть, если что? — не понял я.
— Не знаю. Вообще, мне лейтенант руку пожал на прощание. Так что ничего плохого точно не жди. Я бы тебя не подставил…
Вышла Галия. Пересказал ей приключения наших гостей в Москве, не акцентируя её внимание на проблеме документов.
Загит-то, сразу всё понял, намекнул дочке, что у Веты был длинный сегодня день, неплохо бы её спать положить. Когда девчонки ушли, он сразу достал из закромов начатую бутылку коньяка и рюмки.
— Ну, мужики, чтобы этот бедолага выжил, — налил он нам по тридцать капель.