Ревизор: возвращение в СССР #26

Глава 14

Москва. Квартира Ивлевых.

Когда мы поднялись с Насиром и Тузиком в квартиру, Галия с виноватым видом сообщила, что уже второй раз звонил какой-то Валиев, она забыла мне первый раз сказать. Он и телефон свой оба раза оставлял.

Тут же набрал его, извинившись перед гостями. Ильдар сообщил, что едут завтра во Владыкино к энергетикам.

— Ты же просил тебе сообщить, — напомнил он.

— Да-да, я поеду с вами. Во сколько вы планируете стартовать?

— Ну, во второй половине дня, чтобы уже на работу не возвращаться, — ответил Ильдар.

Он договорился на половину пятого о встрече в райкоме, а в подразделение Мосэнерго решил заявиться без предупреждения. Прикинули с ним, что, если выйдем с работы в два, то везде успеем. На этом мы и попрощались до завтра, и я вернулся к гостям.

— Ты чемоданы с их собственными вещами нафига ко мне притащил? — прошептал я Марату, улучив момент. — Тут только один из них мой.

— Да откуда мне знать, какой из них твой? — смутился ещё больше и без того выбитый из колеи шурин.

— Спросил бы у Аиши, — улыбнулся я и положил ему руку на плечо, стараясь успокоить. — Давай отнесём их чемоданы обратно, пока они там знакомятся. А то еще чего не то подумают… Аиша! На секунду!

Она быстро выскочила к нам из большой комнаты и указала, как на мой, на самый тяжёлый чемодан. Ну, кто бы сомневался, стекло всё-таки…

Но уносить свои чемоданы она не разрешила, а покатила один из них в спальню и позвала Галию.

Неудобно было перед гостями, что мы такой сыр-бор вокруг багажа устроили, тем более единственного переводчика родителей Аиши лишили, и я поманил Марата к столу.

Галия и Аиша вскоре вернулись. Аиша выставила свой чемодан в коридор и поставила рядом с родительским, многозначительно взглянув на Марата. Мы с ним, наконец-то, вернули два чемодана семьи Аль-Багдади в машину и присоединились к застолью, которое совсем не было похоже на наши обычные посиделки с шутками и хохотом.

Языковой барьер очень сильно сказывался. Аиша стала помогать маме общаться с женской частью нашей семьи, предоставив Марату помогать Насиру общаться с мужской. Но очень быстро стало ясно, что Марату ещё рано самостоятельно общаться на арабском, он то и дело дёргал Аишу и уточнял значения непонятных ему слов. Постепенно перехватил у него функцию переводчика, перейдя на английский. Мне тоже практиковаться надо, ну и похулиганю немножко. Пусть в КГБ узнают, что я неплохо владею английским. И ломают голову, когда и где я успел его выучить. Забавно будет посмотреть, что они придумают, чтобы спросить меня об этом. Не подойдешь же и не спросишь меня напрямую — Павел, мы тут твою квартиру прослушиваем, и были очень удивлены, что ты говорил с арабами на английском языке. В школе-то ты учил французский! Откуда такие познания?

Казалось бы, зачем их так дразнить, мало ли что подумают на такие неожиданные знания… Но, во-первых, о некотором моем уровне в английском они и так уже знают — наверняка смотрят, что я в библиотеке заказываю почитать, когда пишу доклады для Межуева. Там же в основном на английском журналы. Просто, вполне может быть, думают, что я без словаря ничего там и не понимаю. А во-вторых, точно убедятся, что я не американский шпион. Английский я, как и подавляющее большинство народу в девяностых, учил как самостоятельно, так и на разных отечественных курсах, так что акцент у меня самый что ни на есть отечественный. Ни американский, ни британский… Скорее, наверное, даже рязанский, чем московский. По крайней мере, преподаватель на тех курсах, что я посещал наиболее долго, был точно из Рязани… Понимать-то мой английский американцы и британцы понимают, но никаких сомнений, что я один из них, у них быть не может… Значит, спецы из КГБ в этом тоже быстро разберутся…

Звездой нашего вечера неожиданно стал Загит. Его профессия настолько поразила родителей Аиши, что очень скоро Медина присоединилась к нам, потому что Насир, отбросив все условности, отвлёк жену от беседы с женщинами и возбуждённо говоря на арабском, переключил её внимание на доблестного пожарного.

Потом мы снова перешли на английский, а остальным оставалось вежливо прислушиваться к нашему разговору, что они сперва и делали, но постепенно у наших женщин сложился кружок вокруг Аиши. Ахмад остался в нашем кругу, а Марат, вполне закономерно, нашёл общий язык с Тимуром.

Медина в какой-то момент снова ускользнула к дочери и женщинам, а мы очень интересно поговорили с Насиром, Загитом и Ахмадом ещё минут тридцать. И вопросы, и ответы я переводил. Плавал иногда, язык все же надо чаще использовать…

Когда я, наконец, отвлёкся и огляделся, заметил одного из наших близнецов на руках у Медины. Моя Галия, держа на руках второго, пыталась объясняться с ней на английском в отсутствии Аиши, и, видимо, у неё получалось, потому что они обе хохотали над чем-то.

Мама с Анной Аркадьевной поменяли тарелки на столе, вынесли сладкий пирог, чашки и пригласили опять всех за стол.

Не было только Аиши и Веты. Пошёл искать девчонок и застукал их у себя в кабинете. Шаманили что-то с лаком для ногтей.

— Сейчас идём, — пообещала мне Вета. Похоже, Аиша колготки зацепила.

Вскоре мы все опять собрались за столом. Чувствовали себя уже, несмотря на языковой барьер, гораздо свободнее, все улыбались, хотя гости улыбались устало. Высказал предположение, что, возможно, гостей утомил перелёт и они хотели бы, наконец, оказаться дома. Медина с благодарностью взглянула на меня, и мы стали закругляться.

Медина и Аиша вообще не пили ничего алкогольного, а Насир один бокал вина цедил весь вечер. Остальные, глядя на них, тоже как-то стеснялись. И все равно нормально посидели. Все верно — когда хорошие люди собираются, и без алкоголя можно прекрасно общаться.

— А, по-моему, нормальные родители у Аиши, — высказался я.

— Да уж, — смущённо заметила Галия. — Я Медине говорю, осторожнее, ребёнок может костюм испортить, а ей всё равно. Пусть, говорит, портит. А костюм такой дорогущий… Я всю дорогу, пока она малыша держала, переживала, чтобы Русик не срыгнул на неё.

— Они немного иначе, чем мы, смотрят на одежду, дорогая, — ответил я. — денег у них навалом, так что можно и выбросить костюм, если не получится отстирать. Будет хороший повод сходить в дорогой магазин за новым, или и вовсе к портному съездить заказать что-то по последнему писку моды…

Загит сидел выжатый, как лимон. Сказалось напряжённое ожидание встречи и неожиданное внимание гостей к его скромной персоне. Они пошли курить с Ахмадом. Женщины занялись кто детьми, кто уборкой со стола. А Тимуру приспичило срочно поговорить со мной.

То, что гражданин Пономаренко выжил и благополучно перенёс операцию, я ему сказал сразу, ещё как только пришёл. И сейчас мог только догадываться, что у него за вопрос такой приватный ко мне вдруг возник.

— Ну, пойдём, — пригласил я его к себе в кабинет.

— Марат говорит, что ты помог ему переехать в Москву из Святославля, — начал он. — И теперь у него уже отдельная комната в общежитии, он заканчивает педагогическое училище в этом году экстерном, и будет работать детским тренером.

— Точно, его же в Святославле сразу на второй курс Сатчан как-то пристроил, — вспомнил я.

— Это потому, что он до армии ещё одно училище закончил, — подсказал мне Тимур.

— Точно, точно… Так он, значит, уже заканчивает в этом году? А он не передумал с детьми работать?

Брат неопределённо пожал плечами.

— Я что хотел спросить-то… А это трудно, вообще, устроить?

— Что?

— Второе училище тренерское и работу, как у Марата? Я про себя интересуюсь…

Так… Это что ещё за вопросы? Он что, уже не хочет быть офицером? Если ему из армии уходить, то это надо делать до ввода наших войск в Афган… Я, конечно, ужом извиваюсь, пытаясь через свои лекции в КГБ как-то внушить мысль советским элитам, что любые такого рода планы очень плохо скажутся на СССР, но есть проблемка… Лекции я читаю для молодежи и людей среднего возраста, а решение о вводе войск в Афганистан будут принимать через шесть лет старики из ЦК, которые КГБ отдают приказы, и вовсе не всегда прислушиваются к гэбэшной точке зрения… Так что, надо исходить из того, что в Афган наших парней все же пошлют. И Тимуру, если останется в армии — прямая дорога в ограниченный контингент. Не факт, что живой и здоровый оттуда вернётся. И даже если живой и здоровый, то как перенесет то, что молодежь под влиянием гласности и перестройки проникшаяся американскими геополитическими интересами, будет называть его убийцей детей и женщин? Помню я, как принимали парней, честно исполнявших свой долг перед страной, по возвращении… было мерзко читать эти либеральные газеты, и смотреть не менее выслуживающиеся перед американцами телеканалы. Очень легко будет озлобиться и спиться. Нам это надо?

— Всё решаемо, — задумчиво глядя на него, ответил я, — но очень поможет, если у тебя будут какие-то спортивные достижения, выигранные соревнования, грамоты, медали и всё такое. Бывают у вас соревнования в училище по самбо?

— Конечно, бывают, — с готовностью кивнул брат.

— Вот, участвуй везде, старайся выиграть любое призовое место, хоть третье, не важно. Занимайся самбо дополнительно. Или еще с одним инструктором, или с вашим основным инструктором, но дополнительное время. Они, кстати, любят такое усердие… Короче, чем больше у тебя будет спортивных достижений, тем лучше. Мне будет легче тебя куда-то пристроить. Кстати, возможно, еще и какие-то поблажки в режиме или учёбе получишь за участие в соревнованиях, если будешь успешно представлять на них училище.

— Понял, — обрадовано кивнул брат, поднялся и направился к выходу из кабинета.

— Только ты ж военное училище-то все же закончи, — озадаченно проговорил я ему в спину. — А то никакого тебе экстерна в педучилище не будет.

— Да это я так, просто спросить… На всякий случай, — ответил он. — План «Б», понимаешь? Вете так в Москве понравилось…

— А-аа, — усмехнулся я про себя. — Ну, если план «Б», тогда ладно.

Офицером-то в Москве, на мой взгляд, повыгоднее быть, чем тренером по самбо. Во всяком случае, не придётся квартиру покупать, государство бесплатно даст. И зарплата у офицеров повыше, чем среднестатистическая. Автослесарей, естественно, в расчёт не берём.

Ну, одно радует, что брат не зациклился на одном жизненном сценарии и рассматривает различные варианты.

Притащил к себе чемодан с образцами и принялся рассматривать плитку. Отложил себе по одной штуке каждого образца, на всякий случай, мало ли пригодится, и оставил пяток каталогов. Остальное уложил обратно, чтобы передать Сатчану для дальнейшего изучения теми, кто хочет делать бизнес с ливанцами.

Когда я наконец добрался до спальни, рассчитывая лечь спать, оказалось, что наша кровать занята детскими и взрослыми вещами.

Оказывается, Аиша привезла Галие подарки на день рождения и от Эль Хажжей, и от себя. И ещё детских вещей они накупили с мамой в Швейцарии. Красивых, ярких и удобных. И теперь уже моя мама, Галия и Вета с восторгом перебирали их и оторвать их от этого занятия было совершенно невозможно. Рассмеялся и пошёл спать в детскую на вторую кровать.

В среду с утра поехал на Лубянку на лекцию по Кубе. За пятнадцать минут до назначенного времени я уже читал согласованный текст своей лекции у Румянцева в кабинете. Правок было немного. В том месте, где я предлагал приглашать в построенные на Кубе высококлассные отели гостей со всего мира, в том числе и из капстран, капстраны сначала зачеркнули, потом сверху обратно дописали. Следовательно, не без сомнений, но все же решили, что капиталистам тоже можно в наших отелях отдыхать.

Выступил перед почти уже знакомой аудиторией с текстом и приготовился отвечать на вопросы.

И они, конечно, последовали:

— Почему вы считаете, что жители западных стран поедут отдыхать в кубинские отели, которые построит СССР? — спросил молодой офицер с самого заднего ряда.

— Мы не будем ломить цены в этих отелях, а природа там шикарная. Капиталисты любят экономить. Как почуют возможность сэкономить, отдохнув на Кубе, так сразу этим соблазнятся. Главное — обеспечить должный уровень комфорта для гостей отелей. Часть туристов из капиталистических стран, кстати, мы можем сами и привозить, на наших же теплоходах. Тогда еще больше валюты заработаем. Ну а в случае, если турпоток будет не очень большим, то заполним отели советскими гражданами. Путевки можно выдавать в качестве поощрения передовикам производства, а также свободно продавать. За экзотикой наши граждане с удовольствием поедут. И с точки зрения идеологии не ожидается проблем — страна социалистическая, братская, а отели, в которых будут отдыхать советские граждане, можно отделять от отелей, где живут граждане капстран. Побережье там очень протяженное, на всех места хватит.

— А еще у вас прозвучало предложение изготавливать на Кубе сладости для последующего экспорта в СССР. К чему это?

— В данный момент мы поставляем нефть в обмен на сахар. К чему нам везти сахарный тростник или готовый сахар в СССР? Пусть лучше делают на месте сладости, причем нужно подобрать экзотические формы и рецепты. Дополнительно заполним прилавки советских магазинов импортными кубинскими товарами, уменьшив дефицит. Покажем населению, что от нашей помощи Кубе есть какой-то положительный выхлоп. Ну а излишки сладостей будем продавать по всему миру. Иностранцы, отдыхающие на Кубе, к ним привыкнут, и начнут их искать у себя в магазинах по возвращении на родину. Учитывая, что это будут советские заводы, прибыль у СССР явно будет больше, чем от простых поставок сахара…

Прощаясь со мной на выходе, Румянцев попросил позвонить ему, как только по радио случатся какие-то подвижки в сторону конкретной работы.

— И как пойдешь там уже выступать, к каждой нашей встрече по поводу очередной лекции приноси список передач, в которых поучаствовал, — сказал он.

От метро позвонил Сатчану и попросил его о встрече.

— Ты уже обедал? — спросил я его. — Можешь ко мне заехать в перерыве? У меня целый тяжеленный чемодан образцов для твоего тестя.

— Отлично, — обрадовался он. — Скоро буду.

— Сильно не торопись. Я сам дома буду только минут через сорок.

Вынес чемодан на улицу и сел ждать на лавке у подъезда. Всё равно дома говорить нельзя. Он приехал меньше, чем через десять минут.

— Здорово! — сел он рядом, поспешно поздоровавшись и с любопытством разглядывая чемодан. Ну да, новый образец, на колесиках.

— Слушай, видел как-то у тебя такой же чемодан, на колесиках, — сказал он, — только ты из советского его переделал. Теперь вижу, где ты образец для него увидел. Чего только не придумают на Западе!

— Есть такое! — согласился я, еле удерживаясь от того, чтобы не засмеяться. — Если понравился, можешь себе его оставить, только плитку и каталоги передашь дальше.

Сатчан обрадовался. Явно так и сделает. Дальше перешли к нашему делу.

— Ливанцы согласны на товарный обмен, — сказал я ему. — Со списком, что им надо взамен плитки, они ещё определятся, думаю, это будут лекарства. В марте вернётся Фирдаус, позвонит тебе сразу, я ему дам твой телефон. И начинайте работать. А пока можешь выбрать себе плитку в ванную и на кухню, — улыбнулся я.

— Спасибо, — протянул он мне руку с радостным видом.

Мы попрощались. Он уехал. А я ещё успел пообедать и поехал в Комитет по миру, прихватив с собой фоторужьё. Корреспондент я, в конце концов, или нет?

Смена оказалась сегодня Булатова, Сандалова и Тания. Они все, во главе с Ильдаром, уже были готовы ехать. Только меня и дожидались, так что тут же повскакивали и стали одеваться.

Добираться пришлось от метро ВДНХ на автобусе. Ехали довольно долго. Попросил у Ильдара ещё раз посмотреть саму жалобу и ответы на неё из райисполкома и «Мосэнерго».

Начальство — и районное, и непосредственное — горой стоит за ветерана войны, ветерана труда, коммуниста с многолетним стажем и просто порядочного и ответственного человека Рябова Дмитрия Вячеславовича.

Ну, посмотрим, посмотрим…

Нашли мы двухэтажное здание электросетей не сразу, оно было огорожено бетонным забором. Вывеска на воротах, а ворота раскрыты настежь и вывески было не видно.

Когда мы, наконец, попали в диспетчерскую и показали дежурившим там женщинам коллективное письмо, они, скривив губы, ответили, что это нам к мужикам.

Валиев уже хотел идти туда, куда нас отправили, но я незаметно тормознул его.

— Простите, женщины, а вы, получается, это письмо не подписывали? — показал я на подписи на обратной стороне.

— Что ж мы? Совсем, что ли, без совести, честного человека позорить, — высказалась одна из троих присутствовавших в данный момент.

— Это вы про Рябова? — удивился я.

— Про Дмитрия Вячеславовича, — подтвердила она под одобрительными взглядами коллег.

— Как же так? — удивился и Булатов. — То есть, по-вашему, Дмитрий Вячеславович честный человек? Несмотря на то, что тут написано?

— Конечно, — уверенно и с нажимом ответила она и глянула на него так, будто он уговаривал её под этим письмом расписаться.

— Очень интересно… Очень, — оглянулся я на парней и Рината. — Ну, что же, товарищи, пойдёмте, выслушаем другую точку зрения.

Мы прошли в мастерскую, где находилось человек пять мужчин в замасленных телогрейках.

— Добрый день, товарищи, — вошли мы всей толпой к ним.

— Группа молодёжного общественного контроля, — представился Валиев.

— Взгляните, это ваша жалоба? — показал я мужчинам письмо.

— Ну, наша, — ответил старший из них.

— А тут больше подписей, — показал я оборот, где было подписей двадцать с лишним.

— Так мы это, посменно дежурим, — ответил старший мастер. — Ванёк, сбегай за Глебом, он тут рядом живёт. И остальных обеги быстро, кого можно. Может, застанешь кого.

— Пока люди собираются, — начал я, — не могли бы вы мне объяснить, как так получается, что для женщин ваш начальник Рябов честный человек. А вы, мужчины, пишите, что он создал невыносимые для работы условия.

— А всё правильно мы пишем! — вздёрнул голову электрик помоложе. — Бабы ему наушничают на нас, он их слушает и нас премий лишает.

— Ну, просто так, ведь, не лишишь, надо хоть какую-то причину в приказе указать, — возразил я.

Начали подходить первые выходные электрики. Видимо, и правда, рядом живут.

— Так за нетрезвое состояние. За что же ещё? — ответил старший из дежурных мастеров.

— Так… А вы были трезвы? — спросил я.

— Нет. Но у меня смена уже закончилась. Что хочу в свой выходной, то и делаю!

— Правильно, Палыч! — послышались со всех сторон одобрительные возгласы.

— Логично, — согласился я. — А как же вы в приказ попали?

— А бабы Рябову накляузничали, что мы с ночи пили!

— А вы не пили?

— Нет! Ну, может, чуть-чуть. Он сам бы и не заметил… Да он и вообще не заметил бы, если б эти стервы ему не сказали. Что по мне сейчас разве, что-то видно? Это ж принюхиваться надо, а кто это делать станет?

Еле сдержался, чтобы не рассмеяться. Прямо, как в анекдоте: «А после двух стаканов водки сможешь работать? — Ну, работаю же».

— Глеб, что ты молчишь? — обратился Палыч к подошедшему высокому статному брюнету. — Расскажи, как тебя тринадцатой лишили!

— Дверь только закройте, а то эти сволочи опять Рябову доложат, — попросил он с мрачным видом. — Выругался за глаза на Рябова, а Касаткина услышала и побежала ему докладывать.

— И что? Сразу тринадцатой лишать? — с сомнением спросил я.

А в мастерскую всё подходили и подходили мужики.

— Я его, среди прочего, партийной мордой назвал, — смущаясь, пояснил Глеб. — Он, чуть что, сразу партией прикрывается…

— За что ж вы его так? — посчитал нужным вмешаться Валиев.

— За то, что он пацанов моих наказал, аварийный выезд им не засчитал.

— Почему? — допытывались мы.

— Потому что Антонова Рябову сказала, что я сам там короткое устроил.

— А на самом деле?

— Нет, конечно! Что ж я, совсем, что ли, пальцем деланный⁈

— Тихо, тихо, — почувствовал я, что парень начинает конкретно заводиться. — Мы разобраться хотим.

Тут дверь распахнулась и на пороге показался возрастной, плотный мужчина среднего роста, в чёрном пальто и в видавшей виды ондатровой шапке.

— Что тут ещё происходит? — раздражённо спросил он, видимо, только что откуда-то приехав.

— А женщины разве ещё не доложили? — зачем-то решил пошутить Валиев, догадавшись, что это и есть Рябов. Знает же уже всё, так чего спрашивает?

— А вы мне тут не дерзите! — рявкнул он на него так, как будто Ильдар у него тоже работает. И плевать он хотел на какой-то там молодёжный общественный контроль.

— Вижу, конструктивного разговора у нас с вами не получится, — показал Валиев ему своё удостоверение сотрудника ВС. — Да, Дмитрий Вячеславович?

— А вы меня не пугайте! Я пуганый! Я всю войну прошёл, у меня орден и два ранения! Я всю жизнь своей стране отдал!..

Смотрел на него и думал, и как это понимать? Передо мной стоял явно не хапуга, явно не слащавый партийный босс, купающийся в шампанском с ананасами… Или у него маразм на старости лет начался, или что-то тут очень нечисто…