Январь
В 12 часов пополуночи 31 декабря 1916 года наступит январь 1917 года. Все и все еще немножко постареют. Сама Вечность так же.
Снег будет холодным, и в тепле будет таять.
Пуришкевич возьмет барьер на правой и еще больше полевеет. Прогрессивный блок будет мечтать о новом кабинете и будет стучаться в двери старого.
На Маркове 2-м появится пыль.
Немецкие бюргеры получат химический хлеб и будут кричать «Hoch!».
У Пяти Углов появится извозчик.
Под гул пушек поговорят о мире.
Февраль
Февраль проживем скорее: меньше дней.
Торговцы маслом пожирнеют. Сыру не будет ни со слезой, ни без слезы. Блины будут со слезой.
В старом кабинете появится министр, который через 24 часа станет старым. На Маркове 2-м появится паутина.
В Греции по-прежнему будут хорошие орехи.
Под грохот пушек поговорим о мире.
Март
Будет весенняя выставка картин — «Весна», «Летний день», «Поздняя осень», «Зима», «Сумерки», «На заре»…
Еще «Весна», еще «Летний день», еще «Поздняя осень» и т. д. и т. п.
На Маркове 2-м появится плесень.
Под грохот пушек поговорим о мире.
Апрель
Губернаторы эвакуированных губерний получат подъемные, будучи переведены для пользы службы один на место другого.
Марк… да черт с ним!
Скамья подсудимых заплачет по мародерам.
Каждый будет сам себе извозчик.
Входящие в трамвай толстяки под влиянием давления будут выходить из него похудевшими, но более высокими.
В суде будет разбираться дело об убийстве семьи из семи душ с целью овладения двумя кусками рафинаду. Убийца будет признан виновным, но заслуживающим снисхождения.
Под гул пушек поговорят о мире.
Май
Мародеры разъедутся на дачи по тюрьмам.
Будет недостаток в птице, зато в изобилии будут майские жуки.
В Петрограде наступят летние холода.
Немцы будут кричать «Hoch!», проклиная Вильгельма.
В Америке начнут мостить улицы золотым булыжником.
Покажутся первые извозчики.
В Министерстве внутренних дел появится новый «зам».
Под гул пушек поговорят о мире.
Июнь
В стане правых объявится новый человек, знающий, как спасти Россию. С трудом удастся спасти от него казенные деньги.
Население займется рыболовством.
Поросята петроградского городского свинарника станут большими свиньями.
В городских холодильниках найдут залежи чего-то гнилого, не то рыбы, не то мяса.
Под гул пушек поговорят о мире.
Июль
Будет пыльно, жарко, будет «сквозной проезд закрыт».
Драматурги будут стряпать разные акты.
Депутаты отдыхают от министров, министры от депутатов.
Немцы кричат «Hoch!». В Берлине введены карточки на мужчин, к семейной повинности призваны и мальчики начиная с семилетнего возраста.
По желанию одного советника для его племянника создана новая должность — товарища министра второго разряда.
Под гул пушек поговаривают о мире, отмечая третью годовщину войны.
Август
Меньшиков проснулся левшой. «Новое Время» печатает его статьи в черной рамке.
Тридцать три самоубийства среди ищущих квартир: большинство бросилось в пролет лестниц.
Немцы как немцы.
Городские свиньи так состарились, что их с трудом отличают от стародумцев.
Прогрессивный блок берет уроки мнемоники, чтобы не забыть, что он — прогрессивный.
Под гул пушек поговаривают о мире.
Сентябрь
Новый министр в отличие от старых хочет работать с Думой, но работает с Крупенским.
Немцы хотят почетного мира, чтобы кронпринца не называли воришкой. Все по-старому: под гул пушек поговаривают о мире.
Октябрь
Все по-старому.
Ноябрь
Все по-старому.
Декабрь
Все по-старому.
К Новому году шлю пожелания окончательной победы над врагом, темными силами, нечистыми силами, мародерством, толкачеством…
Если мои пожелания наступят на год раньше — откажусь от всех своих предсказаний.
Новый сатирикон. 1917, 1 января. № 1. С. 2–3.
Вот и Новый год! 1917-й!
Наученная горьким опытом девятьсот шестнадцатого, от поздравлений воздерживаюсь.
Подумайте только: ровно год назад мы поздравляли друг друга с девятьсот шестнадцатым! С такой-то гадостью!
Это вроде:
— Крепко вас целую и от души поздравляю: у вас пожар в доме и тетка зарезалась.
Я с девятьсот семнадцатым никого не поздравляю.
Но так как человеческий организм требует поздравления в определенные вековой мудростью сроки, то и я поздравляю:
— Поздравляю с тем, что кончился, наконец, 1916-й год!
Глупый был покойничек и бестолковый. Злился, бранился, а под конец жития, — голоду, что ли? — о весне залопотал, — такую поднял распутицу (это в декабре-то!), что весь лед в реках осел и полезло из прорубей невесть что.
Непочтенный был год.
Поговорим о новом.
Под Новый год все мы занимаемся предсказаниями и «бухгалтерией» счастья, то есть подсчитываем, что дала судьба, что отняла и что может дать. Это последнее уже из отдела статистики, из подотдела теории вероятностей.
Смотрим великую книгу нашего малого бытия и видим ясно, что поручили мы ее очень подозрительному бухгалтеру, у которого дебет и кредит давно не сходятся. А на некоторых страницах что-то так явно и бесцеремонно подчищено и подскоблено, что даже за него, за бухгалтера, неловко делается. Уж очень он какой-то наивный. Бог с ним!
Итак, ввиду того что бухгалтерия счастья особых радостей нам не обещает, займемся лучше предсказаниями.
Я очень хорошо вижу ваше будущее, но, чтобы мне лучше поверили, расскажу вам сначала ваше настоящее. Опытные предсказатели всегда так поступают.
Хотите, расскажу вам вчерашний день?
Утром, — начинаю с утра, — утром вам не дали сахару к кофе. Вы по обычаю пожали плечами и по обычаю, воскликнув: «Господи! Когда же все это кончится!», выпили кофе без сахару.
Потом развернули газету и с большим интересом прочли о том, что новый министр юстиции посетил старого министра внутренних дел. Нового же министра путей сообщения посетил новый министр народного просвещения. А старого министра внутренних дел посетил новый министр иностранных дел. А нового министра народного просвещения посетил новый министр юстиции. А нового министра иностранных дел посетил новый министр путей сообщения. А бывшего председателя совета министров посетил… неизвестно кто.
Бог посетил меня, — как говорится в басне Крылова. — Я сжег дотла свой двор и по миру пошел с тех пор.
Прочтя, как кто кого посещает и кто с кем имеет беседу продолжительную, непродолжительную, оживленную, напряженную или просто «неизвестно какую о текущих делах», вы пошли завтракать.
За завтраком, узнав, что не достали муки, крупы, масла, рису, макарон и говядины, вы по обычаю пожали плечами и воскликнули:
— Господи! Когда же, наконец, все это кончится?
Потом предавались праздным развлечениям: звонили по телефону знакомым и спрашивали:
— Где вы встречаете Новый год?
В ответ вам врали, что в очень большом и интересном обществе, намекая на то, что туда, мол, таких, как вы, и на порог не пускают.
Контрответом вы пускали собственное вранье о предстоящих вам блестящих забавах.
Расстроив друг друга, вы переходили на обычную мирную беседу.
— А кто у нас сегодня министр юстиции? Такой, который Митьку выпускает, или такой, который Митьку сажает?
И, послушав, возражали:
— Да вы путаете! Он вчера был.
— Нет, это вы путаете! Это не юстиции. Это чего-то другого…
После телефона вы ходили на перекресток, узнавать последние новости внутренней и внешней политики, и, разукрасив их в пределах и возможностях ваших убеждений и фантазий, разносили их по знакомым.
А вечером писали поздравительные письма и телеграммы.
Письмо:
«Как поживаете? У нас ни к чему приступа нет. Мясо — стой в очереди, а уж один мальчишка, говорят, насмерть замерз. Булок булочники не продают. Видно, сами лопают, чтоб им лопнуть. Поздравляю с наступающим Новым годом!»
Телеграмма’.
«Поздравляю Новым годом, целую, желаю извозчиков и сахару!»
Таков был ваш вчерашний день.
Я считала здесь вчерашний праздничный день обеспеченного человека, поэтому и не упомянула ничего о делах и служебных заботах.
Теперь, заручившись вашим доверием, предскажу вам завтрашний день.
Утром, — начинаю с утра, — утром вам не дадут сахару к кофе. Вы по обычаю пожмете плечами, и по обычаю воскликнув: «Господи! Когда же все это кончится?», выпьете кофе без сахару.
Потом развернете газету и с большим интересом прочтете о том, что новый министр юстиции посетил старого министра внутренних дел, нового же министра путей сообщения посетил новый мини…
Вам, может быть, надоел мой фельетон?
Мне тоже — очень, очень, очень надоел.
И так как он нам обоим надоел, то оборвем его и скажем:
— Да здравствует «новый» Новый год!
Новый!
Да?
Русское слово. 1917, 1 января. № 1.