Римские термы: Гладиатор (СИ)

Глава 14

Вторая часть боя, как показалось Атилии, прошла быстрее. Германус со своими бойцами сходу накинулись на противников. Они лупили их остервенело, без передыху. Темп боя очень понравился публике — трибуны впали в безумие. От шума стены амфитеатра сотрясало.

Бой сильно измотал обе стороны. Их движения стали намного реже прежних. Шумное дыхание бойцов доносилось даже до ушей сидящих в ложе императора.

Потом случилось неожиданное. Германус, вдруг, застыл на месте и, получив удар, упал на одно колено. Такого не ожидал даже его противник. Но мгновенье и он замер в нерешительности. Спохватившись, нубиец ударил трезубцем в голову Германусу. Тот рухнул на спину и лежал без движений.

Атилия почувствовала, как кровь ушла от ее лица. Холод испуга подступил откуда-то изнутри. Она замерла в тянущемся ожидании самого худшего.

Нубиец занес свое оружие для смертельного, добивающего удара. Его остановил человек в бронзовой маске. Он схватил темнокожего и повернул в сторону императора, приказал ждать решения августейшего. Тот послушался и замер в ожидании. Остальные участники бой, так же перестали сражаться, и смотрели в сторону императора.

Адриан встал и неспешно приблизился к краю. Он выставил вперед руку и оттопырил большой палец. Толпа, притихшая перед этим, скандировала в один голос: «Германус! Германус!».

Император ладонью левой руки обхватил выставленный большой палец и накрыл его. «Оружие в ножны» — говорил этот древний жест. Значит, Юпитеру хватило пролитой крови на арене. Поверженный боец бился достойно и жертвы не требуется. Как говорили предки: «Голос народа — голос божий». Правители обязаны прислушиваться к настроениям толпы.

Рев радости пронесся по трибунам, и долго не затихал. Нубийца отстранили от Германуса. Бойцов развели по разные стороны арены. К упавшему гладиатору подошел врач. Атилия, приглядевшись, узнала в нем лекаря-грека, лечившего рабов в их доме. Это придало ей сил, но страх все еще не покидал.

Все зрители притихли и ждали. Грек снял шлем с головы гладиатора, расстегнув ремень под его подбородком. Все казалось таким долгим, у Атилии едва не вырвалось: «Что он там копается, этот старый болван!». Она сдержалась.

Адриан все еще стоял, облокотившись руками о перила. Он перегнулся, и наблюдал за происходящим внизу. Никто из присутствовавших в ложе не посмел нарушить тишину.

Наконец лекарь встал и, глядя на императора, поднял руку вверх. Громкий вздох облегчения вырвался из груди Адриана. Такой же вздох, как показалось Атилии, прошелся по всем трибунам.

Офицер преторианцев подбежал к императору на его призыв рукой.

— Срочно отправь людей — пусть несут его в термы через площадь. Там займите отдельное помещение. Постоянная охрана и мой лекарь пускай следуют за вами. И чтобы никого лишнего к нему не пропускали. Выполняй!

Немного позже она увидела, как Германуса уносили на носилках.

— Все же, августейший, моя ставка выиграла, — Луций не громко, но настойчиво обратился к императору.

Адриан повернулся и посмотрел на него из-под бровей.

— Иди домой, бывший казначей, — слова его прозвучали угрожающе, — Пока еще в свой дом, и пока еще со своей женой. Мой боец жив, хоть он и не выиграл — его команда все же победила. Трое раненых против одного.

— Осмелюсь напомнить, августейший — вы сами привязали выигрыш к жизни этого бойца. А он уже на полпути к праотцам.

После этих слов император с силой втянул воздух ноздрями и закрыл глаза. Через мгновение он их открыл. Луция передернуло от его взгляда.

— Я сказал, а ты услышал, — слова августейшего звучали, как из преисподней, — Мы узнаем, кто выиграл завтра. Пока ничья.

* * *

Эктору доложили, что преторианцы уже заняли отдельное помещение для раненого. Конечно же, он не мог такому перечить. Он готов был дать в помощь своих рабов, но предложение отклонили.

Посыльный к Луцию отправился со всеми подробностями. Другой бежал в поисках лекаря-грека. Вскоре он вернулся и притащил старика к Эктору.

В своем кабинете он орал на грека. Обвинял того в предательстве, проклинал и требовал объяснений.

Лекарь клялся в невозможности завершить дело. За ним постоянно наблюдали, буквально стояли с оружием за спиной. Старик уверял, что гладиатор очень плох. Он получил смертельную рану, и точно не переживет ночь. Просил набраться терпения и немного подождать. Отказывался признаваться, что предал, клялся в верности. Говорил, что сделал все, чтобы гладиатор уже скоро оказался во власти царя подземного мира.

Эктор сначала сомневался, но грек был настойчив. Он сказал, как он может подтвердить свою верность. Лекарь передал послание от Сиры. Эктор в азарте ставок и жажде солидного выигрыша совсем забыл о ней. И о том, зачем он ее внедрил в дом Луция.

Послание было многообещающим, но не конкретным. Сире удалось, выяснить о хозяйке что-то очень важное. Настолько, что она могла сказать это лишь Эктору лично.

Это убедило его в искренности грека. Только вот, как такое поможет в разговоре с Луцием. Тот не поверит лекарю, даже если услышит клятву на могиле его матери.

Если он сам покажет, что верит в рассказы врача, а гладиатор на утро останется жив — тогда партнер и его обвинит в предательстве. Нужны очень серьезные убеждения.

В это время прибыл посыльный от Луция. Их с греком требовали срочно в дом казначея.

* * *

— И ты поверил этому старому вруну? Ты что идиот!?

Луций орал так сильно, наверное, его было слышно на весь дом. Атилия сидела в атриуме с Фелицей и Сирой. Они все трое пряли пряжу. Рабы в столовой накрывали к ужину. Муж с банщиком и лекарем греком были в его кабинете. Она знала, точнее, была уверена, говорили они о состоянии Германуса. Теперь ее терзали сильные сомнения по поводу этого старика. Не понятно, на чьей он стороне. Деньги за молчание, он все же тогда взял, после случая с Сирой…

— Сира, когда твой лекарь будет уходить — пойдешь его провожать. И узнай про раненого гладиатора. Только так, чтобы никто не услышал.

— Хорошо, госпожа. — Она как-то странно опустила голову и, отвечая, не смотрела ей в глаза.

Вот, с этой что случилось? Ведет себя, как будто провинилась. Наверное, вид врача напомнил ей о тех тяжелых временах, когда он ее лечил.

Крики Луция прекратились, но они все не выходили из кабинета. Весь ужин был расставлен на столе, и вся прислуга терпеливо ждала в столовой. Даже Азий, который в таких случаях, шел звать хозяина, молча стоял у входа.

Решив, что холодный ужин будет поводом для скандала, Атилия осмелилась войти в кабинет. Она тихо и неторопливо подошла к деревянной ширме, отгораживающей деловое помещение от атриума. Когда подходила, услышала по-гречески: «Сира все может подтвердить, я передал дословно». Интересно, о чем это он. Куда они втягивали бедную служанку.

— Луций, дорого, ужин сейчас остынет.

Атилия старалась говорить непринужденно. Скорее всего, у нее не получилось. Так как муж грубо ответил: «Сейчас!».

Через время они все же вышли. Старого грека отправили в столовую к рабам. Банщик, выпив кубок вина и закусив, ушел. За ужином Луций ни проронил, ни слова. Много пил и мало ел. Смотрел на нее звериным взглядом. Наконец спросил:

— Скажи, дорогая, когда ты ездила к родителям, ты больше никуда не заезжала?

— Я гостила у Серселии, в их поместье. Она меня пригласила и познакомила с мужем, — Атилия была уверена, Луций не мог знать о гладиаторах.

— Кто еще там был?

— Мы ужинали втроем, больше никого, — она от чего-то почувствовала, что ее загоняют в ловушку.

— Только: ты, Серселия, ее старый муж и их рабы? — Луций говорил так, словно кот подкрадывался к мыши.

На мгновение она подумала, что надо рассказать о гладиаторах. Можно было все преподнести, как приглашение бойцов в знатный дом для развлечения хозяев. Но что-то ее удержал от этого. Атилия еще раз подумала, откуда Луций мог бы узнать о них. Быстро перебрав все варианты в голове, она решила, что неоткуда. Он с нетерпением кивнул ей подбородком и выдавил: «Ну».

Она не очень хотела отвечать, только утвердительно покивала и произнесла: «Эм, угу».

Муж долго и пристально на нее смотрел. Она делала вид, что увлечена ужином, и не отрывала глаз от тарелок.

— Сира, подойди, — Луций продолжил допрос, — Скажи все, о чем тебе разболтала Фелица. Пусть хозяйка услышит.

Рабыня приблизилась к столу и, опустив голову, молчала. Атилия все поняла. От этого она почувствовала страх на кончиках пальцев. Если сейчас муж уличит ее во лжи и объявит в связи с гладиатором — отвертеться не получиться. Он просто ей не поверит. А позже ее ждет наказание. Очень жестокое.

Если она после этого не выживет — у него есть свидетели в ее «измене». Ни один судья не встанет на защиту жены-изменщицы. В горле она почувствовала все увеличивающийся ком. Дышать стало невыносимо трудно и больно.

— Ну! Сира, не заставляй меня злиться еще и на тебя.

— Там были гладиаторы, — выпалила испуганная рабыня.

— Замечательно. Фелица, подойди! Ну, теперь ты поведай мне все, что рассказала Сире. Это уже не секрет.

Фелица стояла молча. Она нервно перебирала пальцы на руке. Огромные глаза выдавали, на сколько она испугалась. Взгляд перепрыгивал с хозяина на Атилию. Но она молчала, не проронила ни слова.

— Ты решила ослушаться своего господина!? — Луций резко встал из-за стола и приблизился к ней.

— Я ничего не говорила. Сире, наверное, все приснилось, — дрожащие еле слышные слова вырвались из рабыни.

— Врешь, дрянь!

Он с размаху кулаком ударил ей в лицо. Фелица рухнула на пол, будто ее серпом срезали, как колос. На полу она скрутилась в калачик, закрыла ладонями лицо, и плакала с хлюпаньем. Атилия увидела, как крупные капли ярко красной крови стекали с ее пальцев на белый мраморный пол.

Всего несколько мгновений понадобилось Атилии, чтобы ясно представить, как все случилось. Фелица любила поболтать. Если ее не остановить, она болтала бы, без умолку, с утра до ночи, и не устала. Сира, с недавнего времени, жила с ней в одной комнате. Из-за своей недалекости, Фелица решила, что они подруги и с ней можно поделиться секретами. Она выложила все. И теперь страдала за это. Луцию она не смогла выдать хозяйку. Сейчас если Атилия не вмешается, то он забьет до смерти и эту простодушную дурочку.

Он уже с наслаждением пинал ногой лежащую на полу рабыню. При этом приговаривал: «Будешь молчать? Будешь?».

— Хватит! — Атилия вскочила из-за стола.

Луций от неожиданности даже передернулся. Но быстро пришел в себя.

— О-о, посмотрите, кто тут у нас осмелел? — он говорил с издевательской интонацией, — Да это же будущая потаскуха императорского лизоблюда. Ты что о себе возомнила? Хочешь под защиту августейшего? А захочет ли он стать твоим патроном, когда узнает что ты трахаешься с жалким рабом, с животным?

— Во-первых, я ни с кем не спала! — она вскипела от возмущения и издевок мужа, и уже не могла себя сдерживать, — Во-вторых, он давно не раб! И был рожден свободным.

— Ты уже его защищаешь. Ты, дочь знатной семьи Рима, выгораживаешь варвара и бывшего раба. Да он мясник, головорез! Ты хоть представляешь, скольких он убил?

— Он, хотя бы, дрался на равных. А ты избиваешь только тех, кто не может тебе ответить это ты мясник и садист. Ты убил свою жену, мать Секста — Цецелию!

Ехидная улыбка на лице Луция сменилась звериным оскалом. Казалось, сейчас из его глаз заискрится.

— Ах, ты жалкая шлюха! Я вышвырну тебя в сточную канаву — где тебе и место!

Он угрожающе приближался. Атилия решила, что не будет безвольной жертвой. Она схватили со стола кухонный нож, и выставила его перед собой.

— Это ты жалок! Только подойди, и я тебя пырну, как свинью!

Выкрикивая в отчаянье угрозы, она надеялась напугать. Очень сильно не хотелось выполнять сказанное. Луций поверил, остановился.

Тяжелая мужская рука схватила ее сзади, обхватила шею и сдавила. От неожиданности Атилия выронила нож. Она двумя руками силилась оторвать эту железную хватку, но тщетно. Сил не хватало, как и воздуха.

— Молодец, Азий.

Сильный удар кулаком в живот вывел ее из равновесия. Луций не церемонился.

— Тащи ее в мою спальню и свяжи там. У меня есть дела поважнее. Я тебя потом навещу, моя женушка. Надо приготовить золотых монет. Мы нашли человека, который разрушит все твои ожидания. Этот грязный варвар, точно не доживет до утра.

* * *

Германус очнулся в незнакомом месте. Он не понимал, где оказался, и что с ним произошло. Голова болела, в ушах стоял звон. Все выглядело каким-то мутным, похожим на отражение в старом бронзовом зеркале. Еще казалось, что вокруг летают какие-то светящиеся мошки.

Кроме всего прочего его сильно тошнило, как с жесткого похмелья. Но он точно знал — накануне не пил. Что же он делал? Готовился к бою. Даже, вроде, как по ощущениям уже бился. Самого выступления на арене он не помнил. Свое имя вспомнил не сразу. От самих мыслей возникала боль. Не то чтобы если не думать то голова не болела, вовсе нет. Просто боли прибавлялось, когда силился напрячь память.

Левая рука оказалась перебинтована. Под бинтами было что-то твердое. Ноющая боль обнаружилась, когда пытался шевелить ей.

Может его убили, и он в подземном мире?

Тогда почему попал к римскому богу смерти? На это явно указывали мозаика на полу и росписи на стенах.

Он попытался подняться и сесть. Это оказалось не так просто.

«Не вставай, Германус. Тебе пока нельзя». Кто это назвал его по имени, слова незнакомца до него не сразу дошли. «Ты ко?» — смог выдавить он. Язык не слушался. «Я императорский лекарь. Меня поставили к тебе, вытащить из лап Диса».

Понадобилось какое-то время, чтобы осмыслить. После он ответил: «М-м» — что значило удовлетворение услышанным.

Ему сейчас надо то от чего становиться легче. Только вот как это называется, он забыл. Пытался вспомнить, испытывая пульсирующую боль внутри головы. Сморщился.

«Воды?» — предложил говоривший. Германус сразу же кивнул. «Угу» — подтвердил он.

Лекарь подошел и аккуратно приподнял ему голову. Затем не спеша стал поить из глиняной кружки. Вода оказалась прохладной, она стала спасением. Он пил ее почти не раскрывая рта. Влажная струйка чувствовалась внутри.

Очень давно так поила его мать, когда он болел. Там, в тех местах, где зимой холодно. Но ее больше не было. Он это вспомнил. Крупная слеза выкатилась из края глаза и потекла по виску.

Что же дальше: к чему он шел, чего хотел? Не помнил.

Где друзья, кто враги… Что делать…

«Дакус» — еле выдавил он из себя.

«А, это твой товарищ. Но его сейчас не пустят. Перед входом преторианцы — им запретили сюда пускать посторонних».

«Дакус друг» — слова давались очень тяжело. Он хотел еще добавить, но смог только: «Пусти».

«Хорошо. Ты не переживай, я попрошу центуриона чтобы его привели. Тебе надо лежать. Еще очень долго. Пока не станет легче». Говоривший вышел.

Друга он вспомнил, но кто же враг? Этот лекарь не враг — он заботится. Тогда кто — преторианцы, они не пускают друга, значит они. Кто это вообще такие, почему они так сложно называются…

Он задремал. Понял это только потому, что его разбудили голоса.

«Ну, что? Как он?» — спрашивал негромко первый. «Еще пока не ясно, но уже приходил в себя». «Это значит, что он выжил?». «Сейчас рано гадать. Я помню наши бойцы в Парфии, после боя тоже приходили в себя. Только вот далеко не все из них выживали. Один из нашей центурии выжил, но память к нему так и не вернулась. Теперь ходит городским дурачком».

Ненадолго они затихли. Потом первый спросил: «Ну, что помочь сможешь? Если все сделаешь, купишь себе шикарную виллу на побережье». «Всю сумму неси. Все в золоте, что бы ни так тяжело тащить. Да, и спрятать проще. Принесешь, после решим».