Римские термы: Гладиатор (СИ)

Глава 16

Германус потребовал объяснить о ситуации со Жмыхом. Дакус нехотя стал рассказывать.

Оказалось, они большой компанией пошли отмечать победу. Ведь никого не пускали к раненому товарищу. Бронзолиций сказал наслаждаться славой, пока Германус не поднялся и не забрал ее всю себе.

Отмечали в таверне. Много пили, танцевали и горланили песни. Все рыночные девки хотели им отдаться без оплаты. Когда они оказались в какой-то винной лавке, на втором этаже которой, был бордель. Бронзолиций ушел домой.

«Брат, ты же знаешь — я советовал тебе обходить такие места» — слова Германуса звучали разочарованно, — Эти волчицы сожрали сотни хороших парней».

Дакус помнил, и хотел уйти, но его не пустили. Толпа пьяных бойцов, буквально на руках, внесла его вовнутрь. Там много пили. Девки чуть не разорвали его на части. Каждая хотела стать более популярной за счет его славы.

Он не поддался, даже пьяный. Помнил о своей Фелици. «Знаешь, Германус, я хочу ее выкупить. Больше всего на свете мечтаю о такой жене. Ты поможешь мне с этим?».

Он пообещал сделать все возможное, что в его силах.

Друг стал рассказывать, как вокруг него змеями вились шлюхи. Даже одна рыжая, из приличного лупанария, клялась, что ночь с ней стоит целых пятнадцать денариев. Обещала все сделать бесплатно. Хвасталась, что не раз участвовала в вакханалиях у префекта претория. Развлекалась с лучшими людьми города.

«А волосы у нее, как начищенная медь горят. И такие же даже там. Она мне показывала, затащив в угол той лавки. Не знаю, как я выдержал. Наверное, Венера уберегла. Я ей недавно делал подношения».

«Дакус, давай к главному переходи!».

Вскоре так получилось, что всех бойцов растащили по комнатам волчицы. От него отстали — обозвали импотентом. Он оказался за одним столом неким горожанином, очень прилично одетым. Под ночной кукушкой — плащом с капюшоном, была надета тога с ярко-синей окантовкой, а ее далеко не всякий может себе позволить. Случайно такие люди в подобные заведения не захаживают.

Он потребовал лучшее вино и закуску. Лавочник услужливо сам поторопился все принести. Они обсуждали известных бойцов и вполне дружелюбно болтали. В какой-то момент Дакус направился в уборную…

Справив нужду, Дакус вышел на улицу подышать. Через мгновение его окружили — это были люди Жмыха. Видимо, они караулили в тени соседнего здания. Собственно, туда его и потащили. Он пытался сопротивляться, даже парочке выбил зубы. Но их оказалось человек шесть-семь, они быстро его упаковали. Связали руки веревками и поволокли.

Выяснилось, что соседнее здание лупанарии где хозяйничал Жмых. Дакуса заперли в одной из верхних комнат. Она была без окон, узкая, из мебели лишь каменная кровать в углу, да соломенный тюфяк на ней. Все стены исписаны цветными похабными картинками. Видимо, клиенты выбирали позы по ним. Освещал все это убожество один фонарь, который ужасно коптил и смердел.

Бить его они, в общем-то, не стали. Пришел сам Жмых. Он объявил, либо я беру крупную сумму золотом, и отправляю тебя под землю к Аиду. После этого растворяюсь в любой дальней провинции. Ну, или они режут меня на ремни и выбрасывают частями в римскую канализацию. Но перед этим обещали повеселиться на моих глазах с Фелицей.

«Брат, откуда они могут знать про нас с Фелицей?».

Германусу не пришло на ум, откуда, и он отрицательно покачал головой.

Ему дали время на раздумья. Через час к нему зашел тот приличный горожанин. Сначала Дакус решил, что он заодно с головорезами. Но тот объявил себя агентом императора — фрументарием. Пообещал отвести к Германусу.

«Ты знаешь, дружище, я не из трусливых. Но влип в такой замес, даже не знаю… Мы вышли в коридор, там полумрак. Вот только я отлично разглядел двух людей Жмыха. Они лежали прямо на полу с перерезанными глотками. Вот так, — Дакус пальцем провел по горлу, — От уха до уха. Я, сидя в комнатушке той, даже ни шороха не услышал».

После, они с агентом спустились на первый этаж. Там оказалось полно людей в серый плащах с капюшонами. Парней Жмыха, со связанными за спиной руками, поставили на колени. У многих из них вместо лиц было кровавое месиво. Дакус услышал, как кто-то доложил, что главарь сбежал по крышам. Его ищут, но ночью это сделать не реально — считай он у себя дома.

Когда вышли на улицу, у входа стояли два преторианца. Ждали их. Его то ли под конвоем, толи под охраной привели сюда. Он так и не понял. Раздели, обыскали, и только после того пустили. И вот он здесь.

«Тебя спасла мать Деметра, ты должен ей жертвовать барана, — Германус говорил серьезно, — Это она пришла ко мне во сне. Я потребовал от лекаря найти тебя».

* * *

Атилию положили в загородку на сено. Сира помогла ей переодеться в обычную тунику. Она оказалась в конюшне, Клеменс конюх — это его вотчина.

Особняк Луция был одним из тех немногих домов в Риме, который имел личную конюшню. Здание построено с расчетом на четырех лошадей. Две для колесницы хозяина, одна для посыльного, и еще подменная.

Закон позволял ездить верхом или в упряжи по городу только ночью. Колесницей Луций пользовался, если его срочно вызывали во дворец или отправляли в провинции. Конечно, и в таких случаях он передвигался ночью, как и его юноша-посыльный.

Обычно он доезжал до отцовской виллы, и там отдыхал перед длительным путешествием. Она располагалась на полпути к Остии — морскому порту Рима. Отец его был человеком дальновидным, когда выбрал тут землю. Сев на корабль в Остии можно добраться в любую точку империи самым быстрым путем.

Холм Целий, на котором находился дом Луция, тоже имел удобное расположение. Он простирался недалеко от главного римского холма Палатина, который полностью принадлежал императору. Там возвышался его большой дворец и огромные сады. Не смотря на близость к центру, та часть Целия, где построился отец Луция, находилась в тихом месте. Выбраться из Рима отсюда было делом не сложным. Для этого не надо пробираться через переполненный центр или узкие улочки бедных кварталов.

Еще сто лет назад холм Целий считался плебейским, и не престижным. Но большие пожары уничтожили все дома бедняков. Император Тиберий роздал тут крупные участки своим родственникам и близким. На склонах, выходящих к Палатину, построилось много дворцов римской знати. Оттуда открывался чудесный вид на императорские сады и центр города.

После такого, на оставшейся большей части Целия стали появляться кварталы патрицианских домов и просто богатых горожан. Отец Луция купил дом у сенатора, отправленного в изгнание предыдущим императором за какой-то проступок.

Тогда это был достаточно просторный дом римского патриция. Такие дома образовывали квартал из четырех участков, примыкающих друг к другу. Они почти все имели одинаковый размер, и планировку самого дома.

Луций когда вступил в наследство, решил все переделать. Он увеличил дом различными пристройками. Для этого пришлось вырубить почти весь сад на участке. Скромные спальни на втором этаже — какие любили римляне, он перестроил в две большие хозяйские. И несколько для гостей и личной прислуги. Открытая терраса, построенная на азиатский манер с виноградной лозой оплетавшей деревянную ограду, его идея.

На этом он не остановился. Рядом соседствовал брошенный дом знатной семьи из Этрурии. Во время пожара там погибла пожилая пара — родители хозяина. Хотя здание пострадало частично, оно долгие годы оставалось брошенным. После такого случая и дом и земля считались проклятыми, покинутыми духами защитниками.

Луций купил его. Снес стену, разделявшую два участка, и разобрал дом. Построил длинное здание конюшню и помещения для конюха и садовника.

Уже имеющийся сад был расширен и дополнен фонтанами и мраморными статуями. На оставшейся длинной и узкой полоске земли посадили кипарисовую аллею. В конце ее поставили святилище. В том месте обнаружился древний алтарь из туфа — его облагородили, отделали мраморными плитами по бокам. Дополнили статуей богини, поставленной в большую плиту с нишей.

Такой алтарь нельзя было переносить в другое место — римляне верили, что боги привыкают к местам, где им поклонялись и приносили подношения долгое время. Чем такой период дольше — тем быстрее до них, богов, доходят молитвы и просьбы.

Собственно, откуда Атилии об этом всем стало известно. Да от того же Клеменса — старого конюха. В длительных отсутствиях мужа они с Фелицей гуляли по саду и слушали рассказы раба. Он оказался единственным кто служил еще отцу Луция.

Атилия аккуратно попыталась выяснить у него о случившемся с первой женой Луция. Клеменс ответил, что находился в то время на вилле хозяина, и ничего знать не мог.

Ей нравился это раб — он напоминал ей отца. Только в отличие от ее родителя он был полнейшим добряком. Умел находить радости во всем. Даже если одна из лошадей наложит кучу в неподходящем месте — он, улыбаясь, бежал с ведром убирать. При этом приговаривал: «Закопаю под нашей старой пинией, и почва станет насыщеннее и дерево порадуется».

Рассказывать он умел так увлекательно, что они с Фелицей слушали с раскрытыми ртами. А как он обожал своих подопечных животных. Кроме лошадей у него был еще пес. Крупный и лохматый — он выглядел очень угрожающе и не походил на местных римских сторожевых собак.

Рычал и лаял он только на незнакомых людей. К тем, кого знал, ластился и ложился прямо у ног — в надежде, что его погладят. Клеменс очень часто с ним разговаривал и, похоже, что пес понимал хозяина.

Теперь Атилия лежала на ворохе сена и старалась прийти в себя. Рядом с ней завалился четвероногий сторож. Она пыталась понять, как ей поступить дальше. Куда деться? И выходило так, что кроме родительского дома она могла попросить убежище лишь у Серселии. Только вот сейчас глубокая ночь, и добраться туда не представлялось возможным.

Она решила подождать до рассвета, и потом, взяв с собой Фелицу и Сиру, ехать к отцу. Оставался еще один сложный вопрос — как она может помочь Германусу. Ведь явно же сейчас Луций с банщиком заплатят за его убийство.

В это время, почуяв чужого, зарычал пес. Он поднялся на лапы и повернул морду в сторону входа в конюшню. Деревянная створка ворот открылась, и Атилия услышала знакомый голос.

— Клеменс, где ты, старый болван?

— Я здесь, хозяин, — в ответе конюшенного звучали нотки напряжения.

— Сейчас же седлай для меня коня, да поживей!

Раб поспешил выполнять.

— Не понимаю тебя, Луций, — это уже говорил банщик, — Зачем рисковать. Нас там могут увидеть вместе— такое вызовет подозрения, и наш план развалится.

— Такую сумму я тебе не доверю, прощелыга!

— Ну, я же говорю — я обо всем договорился. Он получит деньги и сделает свое дело. Твое появление отпугнет его.

— Как именно он это сделает? — Луций оставался недоверчив.

— Он задушит его подушкой во сне. Говорил, что уже делал подобное и его тогда не заподозрили. А лицо то было очень высокопоставленным. Он не называет, но я думаю, что кто-то из дворца.

— Да, я слышал о паре дольных родственников императора, которые не проснулись после ночи во дворце. Ты уверен, что он не заберет деньги и смоется с ними? В общем, я еду с тобой и точка!

— Но Луций, а как же твои семейные проблемы? Не боишься, что жена сбежит, пока тебя тут не будет?

— Во-первых, не твое дело. А во-вторых, ей некуда бежать кроме как к отцу или Серселии. Я найду ее в обоих местах.

Услышав все это, Атилию обдало холодным потом. Все ее планы и надежды рушились одна за другой. От бессилия хотелось рыдать. Ей пришлось буквально зажимать себе рот рукой. Иначе она могла себя выдать. Теперь надо что-то предпринимать, для спасения Германуса. Если до того у нее были большие сомнения в успехе этих двух ублюдков, то все они развеялись после услышанного.

Все-таки они нашли способ добраться до гладиатора. Судя по их разговору — сговорились с тем, кто охранял Германуса.

Атилия сквозь проемы в досках смогла разглядеть мужа и банщика. Они одеты в черные плащи. Еще он не берет колесницу — что бы его не узнали по ней.

Клеменс вывел оседланного вороного, и они вышли.

Что же ей делать, как им помешать? Может, стоит найти Дакуса — нет, у него нет возможности, против преторианцев он ничего не сделает. Наверное, надо мчаться к императору — ее никто к нему не пустит, тем более среди ночи. Кто сможет помочь?

Тут она вспомнила одного человека, который, возможно, что-то придумает. Надо только найти его сейчас же. Потихоньку выбралась из своего убежища. Подошла к воротам конюшни. Услышав удаляющийся топот копыт — поняла, что они уехали. Дождавшись Клеменса, попросила взнуздать ей лошадь.

— Но, госпожа, разве вы умеете ездить верхом? Еще и ночью — расшибетесь.

— Клеменс, я выросла на ферме боевого офицера, у которого не было сыновей. Я с детства езжу верхом. Давай быстрей, некогда спорить.

Конюх не стал терять время и уже через пару минут вручил ей конец узды, и помог взобраться на лошадь.

* * *

Стук копыт о мостовую разносился по всей улице. Ночь стояла лунная, и Атилия неплохо различала дорогу. Она пустила лошадь в достаточно бодрую рысь. Быстрее гнать в чертах города — крайне не безопасно.

Оставался один человек, который мог ей помочь. Он сам когда-то предложил обратиться к нему, если она окажется в той ситуации, в какой оказалась. Он довольно подробно объяснил ей тогда где именно можно его найти. Атилия ехала к дому, в котором он снимал квартиру. Ей очень хотелось застать его там. Еще было одно место — пост его подразделения, где он нес службу. Там всегда полно народу, а ей хотелось поговорить с ним без посторонних.

Однажды, они с Фелицей специально прогуливались в этом районе города. Чтобы увидеть вживую дом, в котором он жил. Теперь она без особых затруднений добралась до него. Спешилась и завела лошадь во внутренний двор инсулы — дома с квартирами. Отыскала кольцо в стене и завязала на нем узду.

Дом был в три этажа, добротный и ухоженный. По всему видно, что здесь проживают приличные горожане. Те, у которых есть деньги на хорошую квартиру, но не хватает на свой дом.

Его квартира находилась на первом этаже. Сюда подавали воду из водопровода. На другие этажи приходилось таскать вручную. Чем квартира располагалась выше — тем она стоила дешевле.

Атилия постучала бронзовой колотушкой в мощную дубовую дверь. Послышались шаги, и перед ней появился седой раб.

— Секст Цецелий Метелл здесь живет? Я могу его видеть?

Седовласый, в изумлении, стал молча ее разглядывать. Такая его реакция разбудила в ней злость.

— Он здесь или нет!? — не в силах сдержать эмоции выкрикнула Атилия, — Отвечай!

Раб так ничего не смог из себя выдавить, только посмотрел назад. Тут дверь распахнулась, и она увидела его. Он, наверное, собирался на службу, или недавно вернулся с нее. Кожаные доспехи и военный плащ указывали на это.

— Секст, выручай, — выпалила она.

Тут ее ноги подкосило от усталости и напряжения. Атилия чуть не свалилась на пороге. Крепкие руки молодого офицера подхватили ее.

Сидя в кресле и сделав несколько глотков слабого вина, смогла прийти в себя.

— Он тебя преследует? — поинтересовался Секст.

Она отрицательно покачала головой.

— Поехал с банщиком в термы. Они повезли много золота. Хотят подкупить кого-то из преторианцев, чтобы убить гладиатора.

Нахмуренный взгляд слушающего, говорил, что он не понимает.

— Атилия, ты сильно ударилась головой? Зачем им убивать гладиатора? И причем тут преторианцы?

— Луций поспорил с императором на проигрыш команды Германуса. Боец ранен и его отнесли в термы под охрану. Если он умрет этой ночью — Луций выиграет, и не будет сослан в Киликию.

Она пыталась вложить в слова все, что знала, но говорила быстро и отрывисто. Сама понимала, как бессвязно звучали ее объяснения. Решила не затягивать и рубанула:

— Короче, надо попасть к императору или тому, кто сможет помочь. Они сговорились с кем-то из офицеров преторианцев.

— А почему он тебя избил?

— Он подозревает меня в сговоре с императором и гладиатором. Он тронулся.

— Атилия, ты что-то не договариваешь. Почему ты так рвешься спасти этого Германуса?

— Если коротко — Адриан освободит меня и моего отца от долга перед Луцием. Я смогу от него уйти.

— Выходит, он прав. Ты в сговоре?

— Секст! Если ты не поможешь, он меня точно убьет. Сегодня это у него почти получилось. На том самом месте, где и твою маму — у алтаря Юноны.

— Ясно. К императору попасть не реально. Префект Рима в курсе о споре? Он присутствовал?

— В ложе он был, наверняка все слышал. Секст, мы можем не успеть.

— Понял. Ты верхом?

— Да. Лошадь во дворе.

— Возьму ее, поеду к префекту, он меня знает. Если ему известно о споре — поможет. Больше некому. Ты никуда не выходи.

Его слова звучали четко, как приказы. Взглянув на нее еще раз, сын Луция вышел на улицу.

Она допила содержимое кружки, и немного успокоилась. Теперь ее клонило в сон.

— Где я могу прилечь? — спросила у раба.

Седовласый подошел к плотной темного цвета шторе.

— Пожалуйста, сюда, матрона.

За шторкой оказалась небольшая спальня без окна. Там была только кровать и маленький ночной столик.

— Если что понадобится — позовите меня, — раб стал намного приветливей, чем сначала.

Она легла и укрылась покрывалом. Почти сразу провалилась в сон. Только просыпалась дважды — тело дергалось.

Ей снился странный сон: будто гигантский спрут с лицом Луция, схватил щупальцами ее и Германуса. Он душил их, сжимая хватку, и хохотал при этом. Позже прибежал его сын Секст, за ним император. Они вдвоем пытались рубить Луция-спрута мечами. Но это не помогало. Воздуха не хватало, и она задыхалась. Тогда Адриан стал раздваиваться, и еще и еще. Императоров вдруг появилось огромное количество. Они окружили чудовище и кололи его кинжалами. Спрут стал уменьшаться и выронил ее. Атилия упала и сильно ударилась. Она лежала и плакала от боли.

Так, в слезах, она и проснулась.

Огромная просьба: если ты дочитал до этой главы, пожалуйста напиши в коменте, что не понравилось, или что бы ты хотел изменить. Это важно для меня. Спасибо)