Римские термы: Гладиатор (СИ)

Глава 22

Спал Эктор очень плохо. Если сказать точнее, то за все оставшееся ночное время так и не смог сомкнуть глаз. Его положили в одном домике прямо на полу, который был устлан соломой. Там же, в ряд, улеглись еще пять бандитов. От них шел ужасный запах немытого тела, а от храпа, казалось, стены вот-вот рухнут. К тому же, время от времени, кто-нибудь из них выходил на подмену дозорного. Будили они своих товарищей, особо не церемонясь.

Утром в разбойничьем лагере их главаря Горацо не оказалось. Эктор пытался выяснить, куда тот подевался, но ему очень грубо ответили, чтобы не совал нос в их дела. Так же предупредили — если захочет уйти, то его поймают и вырвут ноздри. Желание убежать после такого у него отпало.

Ближе к обеду вернулся Горацо. Вместе с ним прибыли прежние похитители Эктора. Первым, широко улыбаясь, шел бывший вояка с перстнем. Он очень дружелюбно поздоровался, и даже поинтересовался, как прошла ночь. Следом шел человек с татуировкой на руке. Этот был не в духе и вместо приветствия двинул ему кулаком в глаз. Эктор упал, и больно ударился спиной.

«Если бы моя воля — сунул тебе жало в бок и дело с концом», — сказал обозленный убийца Луция. Эктора такое сильно напугало. Потом, поняв смысл, он успокоился. Значит, команды убить его не поступало.

Третий вообще подходить не стал. Они тихо говорили с Горацо в стороне. После он отдал главарю разбойников стопку серебряных монет.

«Ну, что, отошел? — поинтересовался бывший вояка, — Заставил ты нас понервничать. Зато, теперь по тебе пришло распоряжение — к вечеру будешь готов к выходу на Форум».

После этих слов все, кто стоял рядом, дико заржали. От такого смеха у Эктора прошелся холодок по спине. Очень недоброе предчувствие закралось к нему в душу.

* * *

Атилия использовала момент встречи с императором. Она отпросилась у него пожить дома неделю-две. Сослалась на то, что ее новый управляющий не достаточно хорошо справляется с делами. Отчасти это было правдой. Клеменс каждый рез писал ей, как ему страшно из-за ответственности, возложенной на него. Просил навестить, для уточнения разных моментов.

Еще она пожаловалась императору на ужасную скуку. Но это он возразил.

— Дорогая, но ведь ты соблюдаешь траур — тебе нельзя веселиться.

— Августейший, я не собиралась праздно проводить время. Но и сидеть без дела мне тяжело. К тому же если мы выдвигаемся в путешествие надолго — мне обязательно нужно поставить четкие указания, сделать кучу распоряжений. Иначе, боюсь, по возвращению дом окажется в запустении.

— Ну, хорошо. Только никуда не отлучайся без охраны. Тебе выделят преторианцев. Думаю, дней через десять мы будем готовы, и Антиной приедет за тобой.

Атилия, от радости, чуть было не кинулась расцеловать императора. Вовремя сдержала себя в руках, и коротко поблагодарила.

Дома ее появлению обрадовались все. Даже сторожевой пес Клеменса кинулся к ее ногам и облизал их, видимо, в знак приветствия. После завалился перед ней на спину, поджав лапы. Лохматый зверь очень рассчитывал на ласку. Атилия недолго почесала ему живот и пошла в дом.

Клеменс успел выстроить в передней гостиной прислугу, они все искренне улыбались.

— С возвращением, госпожа Атилия, — поприветствовал за всех управляющий, — баня готова и обед также. Какие еще будут указания?

— Отлично! Оставь все дела на завтра. Сегодня хочу насладиться домашним уютом.

После бани и вкусной еды, она сидела в атриуме, на своем любимом месте у фонтанчика. В руках была кружка с отваром разных трав. Такой заваривала в детстве ее няня, потом научила Фелицу, а теперь его готовила Сира. На вкус он был сладковатым с едва заметной горечью. Больше всего отвар ей нравился за исходивший от него аромат. Из кружки пахло летним лугом, детством и счастьем. Для кого-то — это просто напиток из чабреца, розмарина и чего-то еще, но только не для нее.

Неожиданно в атриум вошел Германус. Она, уверенная в его болезни, оказалась застигнута врасплох.

— Здравствуй, Атилия, — произнес он мягким голосом и улыбнулся.

У нее от этого, почему-то, затряслись колени, и перехватило дыхание.

— Салют, Германус, — едва выдавила она, хотя собиралась вообще другое сказать.

— Лекарь разрешил мне выходить ненадолго на свежий воздух. От валяния в кровати все тело ноет.

— Рада твоему выздоровлению. Присаживайся здесь. Хочешь, Сира принесет тебе отвара?

— Я бы не против вина выпить.

— Не уверена, что это хорошая идея. Слушай, ты может не в курсе — у меня скоро свадьба с близким другом императора. Нам бы с тобой не стоило видеться на людях. А то может, кто из прислуги донести. У Адриана везде есть свои глаза и уши. Не тебе, не мне такое не простят.

— Но ты же не вгонишь меня?

— Нет, конечно. А как насчет должности ланисты у моего отца? Понятно, ты еще не совсем выздоровел, но вы бы с Дакусом могли к нему переехать. Начали бы планировать.

— Но ведь, я не выполнил всех условий…

— Твоя победа… Вернее победа вашей команды, очень сильно мне помогла.

Германус задумался.

— Знаешь, Атилия, я решил больше не иметь никакого дела с боями на арене. И также со всем, что с ними связано. Я даже дал клятву богам.

— Ясно. А чем ты будешь зарабатывать?

— У меня есть кое-какие накопления. Здесь, в Риме — это ничего, а на моей родине за них можно купить землю — приличный участок, я узнавал. Если повезет, найду жену с приданым. Построю свой дом. Займусь фермерством.

— Вот как. Ну, пусть боги тебе в этом помогают.

Про себя подумала: «Какую еще жену?! Ты только мой!». Затем, сама же испугалась таких мыслей, и заставила себя успокоиться. Проявившийся червячок ревности никак не уходил, он грыз ее изнутри. Она очень старалась, но не смогла его выгнать. Решила — необходимо переключиться на что-либо другое.

— Мне нужна твоя помощь в одном деле, — сказала глядя на него, — Никого из рабов не могу об этом попросить. Надо найти тайник Луция. Он где-то в подвале. Пойдем.

Взяв две масляные лампы, они стали спускаться в винных погреб. Атилия оставила Сиру наверху перед входом, с указаниями никого не пускать. Подвал оказался большим. Она еще ни разу здесь не была, и не подозревала, насколько огромные помещения находились под домом. В первой комнате стояли амфоры с оливковым маслом. Они прошли дальше, тут оказалось прохладнее. Справа располагался небольшой чулан. Там висело копченое мясо, и на полках лежали головки сыра.

— О, закуска есть, — весело произнес Германус, — Осталось найти вино.

— Не думала, что ты такой любитель выпить. Подумай, лучше, где он мог спрятать деньги.

— Да, я же пошутил. А монеты можно закопать, или в стене замуровать.

— Нет, не уверена, так неудобно. Должно быть, какое-то место, куда рабы не заглядывают. Я нашла у него в кабинете ключи.

Они стали продвигаться дальше и оказались, уже в самом винном подвале. Это было длинное помещение, в котором стояли разных форм и размеров амфоры.

— О, а вот и вино, — опять весело произнес Германус, и его слова эхом отразились о стены.

Атилия глянула на него серьезно.

— Какой-то однобокий у тебя юмор, не находишь?

Он, в ответ, только плечами пожал. Она светила лампой по разным сторонам.

— Должен где-то стоять сундук, или потайная дверь.

— Ну, не знаю, сундуков не вижу, пока.

Он прошел к дальней стене.

— Тут амфора необычная, слишком большая для вина.

Атилия приблизилась и увидела огромный глиняный сосуд. Германус постучал по нему костяшками пальцев. Раздался глухой звук, с эхом внутри.

— Пустой.

— Что-то мне подсказывает, мой дорогой Вульфсиг, сложно тебе будет фермерством заниматься.

— Это еще почему?

— Ты даже не можешь отличить пифос от амфоры. В таких хранят пшеницу. Их для этого зарывают в землю по горловину, так их никто не ставит. Попробуй его отодвинуть.

Германус, немного напрягшись, сдвинул сосуд в сторону. В стене за ним оказалась небольшая дверь, запертая на замок.

— Попробуй этот, — она выбрала из связки самый крупный ключ.

Он немного повозился и, отодвинув засов, открыл дверь. Зайдя во внутрь, они обнаружили перед собой чулан. Пол и стены здесь покрывали яркие ковры и восточных провинций.

— Он, что тут себе убежище организовал? — удивился Германус.

— Не знаю, от него всего можно было ожидать.

Она стала осматривать вокруг. Вдоль стен стояло несколько сундуков. Посередине дальней стенки был небольшой алтарь. Отделанная лепниной ниша, внутри которой стояла восковая посмертная маска. Она была разрисована красками и очень походила на живое лицо. Германус взглянул на Атилию немного испуганно, но больше вопросительно.

— Наверное, это его отец, — предположила она, — Может, как оберег всего накопленного. У многих римских семей дома есть такие маски предков.

Она поставила зажженную лампу в нишу, и подошла к ближайшему сундуку. Наугад попробовала вставить ключ, не подошел. Только на четвертый раз смогла подобрать нужный и открыть. После откинула крышку. Он оказался доверху набит денариями. Огоньки от лампы, играясь, поблескивали на серебре.

— Х-х-храни нас Юпитер! — вырвалось у Германуса, — Это ж сколько здесь?

— Не знаю. Может под миллион, или больше. Я столько еще никогда не видела. Интересно, во всех так?

Она подошла к следующему, немного повозилась с подбором ключа и отворила сундук. В нем было такое же количество серебра.

— Их тут восемь одинаковых, и еще три огромных.

Атилия открыла один из больших. От увиденного аж отпрянула. На нее жаром горя, блестели новенькие золотые.

— Ни разу не видел, ни одного ауреуса, а тут столько…

Германус даже присел на колени рядом с ней.

— Что-то аж голова закружилась.

— Н-н да, надо взять тысяч сто для отца и на расходы, остальные запереть, — Атилия не заметила, как мыслила в слух, — Думаю здесь, и будет самое надежно месте для них. Куда же лучше деть ключи? Не брать же их с собой в дорогу. Ну и в доме их оставлять нельзя… Надо подумать.

Она повернула голову к Германусу, тот был рядом, очень близко. Он, зачарованным взглядом, смотрел на нее. Только сейчас до Атилии дошло, что они наедине, глубоко под землей, там, где никто не сможет их увидеть и потревожить.

От этих мыслей ее тело забилось мелкой дрожью. Судорожно вздохнув, она прикасается ладонью к его щеке. Волосы и борода Германуса, в отблеске ламп кажутся немного золотистыми. Он смотрит прямо в глаза и приближается к ее лицу. Губы жадно впиваются в ее. От страстного поцелуя обдает жаром все тело. Где-то ноет под грудью. Сердце, так бешено стучит, что отдает в ушах, и еще внизу, там, в том самом месте.

Так страшно и так сладко. А что если Сира снова предаст? «Нет! Она не посмеет. Иначе я ее убью».

Еще мгновенье и Атилия больше не может с собою совладать. Она срывает с него одежду, стягивает через голову исвою домашнюю тунику. Так лучше, свободнее.

Запах его тела пьянит. Она прикасается к его мощной широкой груди. Как приятно. Гладит его мышцы на животе, они твердые. Ниже еще что-то твердое. Она берет в ладонь. Смотрит вниз, взгляд останавливается на возбужденно-подрагивающем естестве.

Германус обнимает и кладет ее на пол. Хорошо, что здесь толстые шерстяные ковры. Он нависает над ней. Целует шею, грудь и набухшие соски. Ей кажется, она утопает в чем-то мягком. Его гигант касается ее плоти там, упирается и, раздвигая, проникает.

Ее всю обдает огнем. Видится, будь-то, древний бог вселился сейчас в Германуса. Она чувствует его всего у себя внутри. С губ срывается шумных вздох, тело выгибается само собой, не подчиняясь больше ей.

Он набирает темп движения в бедрах. «Да, да, милый, вот так… Как же хорошо…».

От него исходит горячее дыхание, он шумно дышит, раскрыв рот, буквально хватает воздух.

«А-а, а-а, а-ах», — томно вырывается ее страстный возглас.

Его движения становятся более дикими, толчки уже не такие нежные. Но ей сейчас именно это и надо. «Быстрее, мой хороший, теперь быстрее».

Она, изгибаясь, задыхается, бедра сами двигаются и настраивают нужный такт. Сейчас оба их тела притягиваются друг к другу.

Там, внутри, ощущается какой-то прилив, все начинает дрожать, пульсировать и, наконец, выплескивается.

Глаза сами уходят вверх и закатываются. По телу пробегает волна мелких покалываний. Ее трясет.

Чувствует, как он двигается в бешеном аллюре. Его так же выплескивает, он протяжно стонет. Она, не в силах себя сдержать — кричит.

Германус заваливается рядом на ковер. Он уставший и мокрый. Вместе они улетают куда-то в облаке.

Непонятно сколько прошло времени. Наверное, они оба отключились и заснули.

— Надо ночью повторить, — без стыда шепчет он.

Атилию это заводит, она хочет продолжения сейчас, но вовремя приходит в себя. Ее уже может кто-нибудь спрашивать. Да, и Сира, наверняка, нервничает. Она вскакивает, поднимает тунику.

— Одевайся, нам пора выбираться отсюда.

Пока он возился с одеждой, Атилия заперла на ключ все открытые сундуки. Маска отца Луция с негодованием смотрела на нее. Только не надо упреков — она уже взрослая девочка, за все вымолит прощение у богов, всем принесет щедрые пожертвования. Забрала лампу и, кивнув маске, вышла.

Замок повесила на засов и закрыла ключом. Германус задвинул на место пифос. Со стороны ничего не изменилось.

Поднявшись, она увидела испуганный взгляд Сиры.

— Клеменс искал вас, госпожа. Я не пустила.

— Я же ему сказала — все дела на завтра. Найди его и напомни. Пусть не вздумает меня больше тревожить сегодня.

Рабыня поклонилась и убежала выполнять.

— А что, кстати, как моя Фелица? — спросила неожиданно у Германуса.

Он вытянул лицо в удивлении. Такой забавный вид.

— Ах да, я же ее освободила. Она уже не моя. Ну, так как они с Дакусом поженились?

— Собирались. Фелице еще тяжело ходить.

— А знаешь что, раз все так хорошо складывается можно и отметить. Сейчас прикажу, нам принесут вина с сыром и мясом. Ты же хотел. Я отпущу всю прислугу, закроемся в моей спальне. Никто, даже Сира, не посмеет нас потревожить до утра.

Он широко улыбнулся.

— Атилия, любимая, такой ты мне нравишься больше.

Ей хотелось броситься к нему на его мощную шею, прямо здесь, в коридоре, но она сдержалась. Мало ли кто увидит.

Потом была ночь. Бесконечно волшебная и ужасно короткая. Они наслаждались друг другом. Утопали, она в нем, а он в ней.

«Мой, мой и только мой…», — кружилось в ее голове.

* * *

Следующий день все расставил на свои места. Огромная волна из важных и обязательных дел захлестнула ее, понесла, и швырнула в пучину быта и ответственности.

К ночи ей уже не хотелось ни чего и ни кого. К тому же холодный разум возобладал над страстью. Так рисковать собой и своим будущим она больше не желала. Как ни пытался Германус добиться от нее внимания, ничего у него не вышло.

Она поговорила с ним. Попросила перебраться в крыло для прислуги, там была отличная спальня. Туда же отправила и Фелицу с Дакусом. Они должны были на днях переехать к ее отцу на виллу. Атилия выделила достаточно денег для постройки школы гладиаторов и для покупки рабов юношей. Дакус обещал сделать из них настоящих бойцов.

Отец приехал через два дня и они с ней все уладили. Переезжать в Рим он не хотел — городская суета его утомляла. Объявив хорошее приданое, они подыскали жениха для Атилии-младшей. После сбора урожая должна состояться свадьба. Сестричка выглядела счастливой, хотя и напуганной, немного. Атилия навестила родительский дом перед отъездом, побыла денек с родными. Скорее всего, после свадьбы с Антиноем она не сможет их навещать.

Германус остался разочарованным, никак не мог понять ее положения. Вернее понимал, вроде, но принять не мог. Он, все же, собрался уезжать на родину за Альпы на берег Дуная. Она предложила ему денег на покупку фермы — он не взял. Только пообещал выучиться грамоте и написать ей о том, как устроился.

— Прощай, милый Вульфсиг. Да хранят тебя боги, мой волк-победитель.

— Прощай, Атилия. Надеюсь, Юнона не будет гневаться на тебя из-за меня.

Он ушел. Небольшой кожаный мешок, надетый на шест, вот все пожитки, которые были у него с собой. Ей стало немного завидно — он казался таким свободным, ни чем не обремененным.

* * *

Антиной не приехал за ней. Он прислал вестовых, через них велел к ужину прибыть во дворец императора. Наутро планировалось отбытие к Остии, а оттуда на кораблях дальше.

Атилия заранее подготовилась к этому дню. Все ей необходимое было уложено в несколько плетеных походных сундуков. В одном из них лежала новая свадебная стола из красного шелка — безумно дорогая. Она не могла остаться не подготовленной к обряду, на котором будет присутствовать император со своей супругой. Атилия на всю жизнь запомнила все замечания августы в их первую встречу.

Выехать решила сразу после обеда — хотела попасть в Пантеон. Там, в Храме все богов, принести щедрые жертвоприношения. Для этого с самого утра отправила Клеменса с деньгами, чтобы он договорился со жрецами.

На Форуме, как всегда, было многолюдно. Атилия шала в окружении преторианцев — они разгоняли толпу перед ней. Носильщиков с паланкином она оставила ожидать в менее шумном месте.

— Госпожа Атилия, — голос Сиры прозвучал напугано, — Там мой прежний хозяин Эктор.

Его здесь только не хватало. Почему он до сих пор на свободе? Она стала смотреть в разные стороны, но нигде не видела толстого банщика.

— Вон он слева, — подсказала служанка, — Сидит на ступенях Пантеона.

Атилия склонила взгляд и увидела несколько нищих калек. Она с вопросом в глазах посмотрела на Сиру, та показала пальцем.

— Тот, который без глаз — точно он.

Присмотревшись к слепому, Атилия заметила шрам на носу. Эту отметину она сама ему оставила, и хорошо помнила за что. Но почему Эктор здесь, неужели судья приговорил его к ослеплению за убийство Луция? Перед ней мигом промелькнули все события последнего месяца, заставив ее вновь переживать за свою жизнь. Получается, он выполнил то, за что она готова была щедро заплатить. Выходило, именно благодаря банщику ей не пришлось брать на свою совесть убийство, пускай и совершенное не ее руками.

Она достала из складок одежды небольшой мешочек, вынула из него золотой и подошла к слепому.

— Здравствуй, Эктор, — Атилия впервые назвала его по имени.

Калека вздрогнул и приподнял голову, направив в ее сторону ухо.

Она склонилась и вложила ему в ладонь монету.

— Это Атилия, вдова Луция и невеста друга императора, — она говорила негромко, — Я знаю, что ты с ним сделал, но видимо воля судьбы не пощадила и тебя самого. Прощаю тебе все.

После ее слов Эктор стал громко мычать, пытаясь что-то сказать. Он мотал головой, как будто отрицал слова Атилии. Широко раскрытый рот калеки показал обрубок языка.

Она в страхе отпрянула от него. Преторианцы быстро завели ее в храм.

Атилия никогда не была глупой — она догадалась обо всем.