Рог Роланда и меч Гильома

ИСТОРИЯ ДВЕНАДЦАТАЯ

Встреча у моста. — Дары государя и честь рыцаря. — «Стыд мне и срам, если я здесь останусь!» — Четверть милой Франции. — Как завоевать мир и казну. — В поход! — Уловка Бертрана. — Ремесло погонщика. — Рыночная площадь. — Хитрый Тиакр. — Сомнения и насмешки. — Товар и покупатели. — И вновь звучит Олифан.

днажды в конце мая через Малый мост, что соединял остров Сите в Париже с левым берегом Сены, проехала большая и шумная компания охотников. На переднем коне гарцевал могучий и рослый рыцарь, его окружали сорок юных удальцов. Молодые бароны везли ловчих птиц на длинных сворках бежали гончие псы, у рыцаря же на левом боку висел колчан, а за спиной — огромный лук, сделанный из цельного и гибкого дерева. Слуги понукали мулов, которые с трудом тащили туши двух оленей, убитых на обратном пути.

Так возвращался домой с удачной охоты знаменитый граф Гильом. Давно он промышлял в окрестных лесах — пропылился в дороге, пропах дымом костров — и обрадовался, встретив за мостом своего племянника Бертрана.

— Милый племянник, — воскликнул граф, — откуда едете и почему так невеселы?

— Еду я, дядя, из королевского дворца, — отвечал Бертран. — Провел я в нем целый день и вдоволь всего наслушался. Невесел же я вот отчего: оделял сегодня наш император вельмож — одному дал замок, другому землю, кое-кому и целый город достался. Только ни вам, ни мне не дал император ни гроша. Я-то еще молод, может, и невместно мне просить у короля подарки, а вы — прославленный герой, вы не щадили для короля ни себя, ни других рыцарей. Но стоило вам уехать — король и не вспомнил ни про вас самого, ни про ваш род!

— Не огорчайтесь, племянник, — рассмеялся граф, — мы это дело уладим! Идите домой да собирайтесь в поход, а я сейчас же потолкую с нашим королем.

Только перед королевским дворцом сдержал граф скакуна. Взбежал он по мраморной лестнице — да так быстро, что слетели с его сапог латы-поножи.

— А вот и граф! — воскликнул император. — Идите сюда, садитесь рядом со мной!

— Нет, государь, — ответил Гильом. — Некогда мне рассиживать. Мне только сказать вам кое-что надо.

— Я готов вас выслушать, — сказал Людовик.

— Готовы вы или нет, — ответил дерзкий граф, — а выслушаете все, что я вам скажу. Я никогда не был льстецом — ни вам в угоду, ни кому другому. Служил я вам верой и правдой, не обижал вдов и сирот, воевал для вас языческие земли — и скольких отважных юношей лишилась в этих походах наша милая Франция! Не на вас, а на мне этот грех, с меня, а не с вас взыщет Господь за своих убитых сыновей! Вы же раздали баронам города и земли, а мне и моим славным родичам не пожаловали и ломаного денария. Не столько нужны мне ваши дары, государь, сколько честь, заслуженная по праву!

— Не гневитесь, граф, — усмехнулся король, — погодите. Один из моих пэров вот-вот отдаст Богу душу — он уже совсем стар, и лета не пройдет, как вы получите его удел.

— Клянусь святым крестом, — вскричал разъяренный Гильом, — но я никогда не зарился на чужое добро и никогда не желал втайне смерти кому бы то ни было! Обидно мне, король, слышать от вас такие слова.

— Чего ж тут обидного? — удивился Людовик. — Вы такой же мой слуга, как другие. Придет ваш черед, и получите вы все, что заслужили!

— Людовик, — промолвил Гильом, — не я ли бросился вам на выручку, когда Ришар Руанский хотел лишить вас не только престола, но и жизни? Не я ли победил эмира Корсольта, с которым не мог совладать никто из христиан и нехристей? Не я ли в том страшном бою лишился кончика носа и теперь известен не только своей силой, но и своим увечьем? Не я ли дважды завоевывал для вас святой город Рим и расправился со зловещим королем Гвидо? Не я ли пришел вам на помощь, когда вы бежали по лагерю, спасаясь от сарацинского отряда, и в страхе взывали ко мне и к моему племяннику Бертрану? Не я ли поседел у вас на службе, король, но не получил за нее ни гроша? Столько лошадей я загнал ради вас, столько матерей принудил плакать по убитым храбрецам! У кого из смертных отыщется щит, в который вонзилось бы столько вражеских стрел, как в мой? И теперь мы должны вымаливать свой хлеб и вновь искать вашей дружбы? Нет, король! Стыд мне и срам, если я здесь останусь!

Однако Людовику совсем не хотелось ссориться со своим славным вассалом.

— Сеньор Гильом, — сказал он примирительно, — зря вы таите на нас зло!

— Я не таю зла, — гордо ответил барон, — я прямо говорю о своей обиде. Это вы злы, Людовик, а у дурного государя и вассал не добр.

— Хорошо, граф, — воскликнул король. — Вы и вправду честно служили мне с давних пор, и я нашел, чем вас умилостивить. Примите владения покойного графа Фукона и три тысячи его бойцов!

— Благодарю, король, но не по нраву мне такой подарок. Оставил граф двух сыновей — им и владеть отцовской землей и храбрым войском!

— Тогда, — предложил король, — возьмите землю бургундского барона Обри.

— И этот подарок не по мне, государь: у графа остался малолетний сын Робер. Ныне он еще младенец, но, даст Бог, окрепнет душой и телом и вступит во владение отчим наследством.

— Ну, если вы не хотите обижать сирот, граф, тогда вспомните про вдову маркграфа Беранже: вступите с ней в законный брак и получите все — и землю, и бойцов, и быстрых коней, и жену-красавицу! Вам это не будет стоить ни гроша, Гильом!

— Вот как! — вскричал граф. — Вот что вы предлагаете мне, король.

Обернувшись к королевской свите, он громко и запальчиво произнес:

— Рыцари, смотрите, как король наш чтит того, кто честно исполнил пред ним свой долг! А ведь я сам, собственными глазами, видел, как Беранже спас нашего императора, как налетел он на врагов, окруживших в бою Людовика, как он выхватил свой клинок и пораскидал проклятых мавров, как он отдал государю своего коня, как пустился король наутек, а славного Беранже враги взяли в кольцо. Да, я видел, как умирал герой, но не мог его спасти. Остался у Беранже сын, нареченный в память об отце, — ему должны перейти по праву и наследство героя, и слава его имени. Безумец или изменник тот, кто чинит вред малым детям. И я добавлю перед всеми: если сыщется во Франции барон, который посягнет на права младенца, он будет иметь дело с моим Дюрандалем!

— Спасибо, граф! — закричали вассалы Беранже и отдали Гильому земной поклон.

— Вы несносны, Гильом! — рассердился король. — Хорошо, если хотите, я отдаю вам четверть нашей милой Франции: каждую четвертую область, каждый четвертый город, каждого четвертого аббата, барона и простого бойца; каждую четвертую девицу и каждого четвертого коня из наших табунов; наконец, я отдаю вам каждый четвертый денарий из моей казны!

— Ни за что! — отрезал граф. — Какой мне прок во всех этих богатствах, если любой сможет про меня сказать: он выклянчил у короля четверть королевства, положил в свой карман четверть казны, а сам только с виду горд и отважен — на самом деле он простой нахлебник, и нет от него ни нам, ни стране никакого проку!

— Я не знаю, как поладить с вами, Гильом! — обиделся Людовик.

— Оставим пустой спор, — сказал барон. — Невмоготу мне с вами препираться. Не богатства прошу, а чести. Коль пожелали бы вы, то для меня первого нашли бы и замок, и землю.

Повернулся Гильом к королю спиной и с досадой спустился вниз по лестнице.

— Ну что, дядя? — спросил Бертран.

— Скажу вам правду, племянник, — горестно сказал граф, — зря я только время потратил, препираясь с Людовиком. Ни гроша не дал он за службу ни мне, ни вам.

— Господи! — воскликнул Бертран. — Не следовало бы вам тягаться с императором. Все равно наш святой долг — служить ему и защищать его от врагов.

— Ваша правда, — уступил Гильом, — но ведь это я возвеличил Людовика, а он мне решил отдать четверть Франции — как бы в упрек и в насмешку.

— Дядя, давайте вернемся вместе во дворец, — молвил юноша. — Кажется, я надумал, чего нам добиваться.

— Чего же? — осведомился отважный рыцарь.

— Потребуйте от короля отдать нам испанский край, а сверх того — Ним и Оранж. Пусть король изъявит на это свое согласие, пусть не дает нам ни оружия, ни рыцарей, ни пешей рати. Не будем в тягость нашему государю, не умалим его достояния, а сами завоюем и землю, и богатства.

Гильом так и сделал и сказал обо всем Людовику.

— Боже правый! — воскликнул тот. — Управитесь ли вы, граф?

— Я ни на минуту не слезу с коня, ни на миг не сброшу стальную броню, пока не выбью оттуда всех сарацин. Достаточно я от них натерпелся, достаточно настрадался тамошний край. Не хочу быть у вас на хлебах, государь, но хочу своим мечом завоевать себе и мир, и казну!

— Раз так, вот вам моя перчатка, — обрадовался король. — Но помните: если на этот поход достанет у вас сил и бойцов, не требуйте от меня частой подмоги.

— Я много не прошу, — ответил Гильом. — Коль затянется война, шлите мне помощь только раз в семь лет.

— Да будет так! — закончил разговор император Людовик.

Позвал Гильом своих племянников — старшего Бертрана и младших — Алельма и Гальдена, которые помогли ему справиться с изменником Ришаром Руанским, и сказал им гордо:

— Вы мне и родня, и друзья. Встаньте же перед троном, чтобы взять у короля в залог его щедрот правую перчатку.

Поднялся граф Гильом по мраморным ступеням — и заговорил так, чтобы слышал его каждый:

— Внемлите, бароны милой Франции! Ниспослал мне Господь обширные земли — хватило бы их на тридцать пэров. Но должны мы эти земли вернуть себе силой и изгнать с них наших недругов. Эй, рыцари! Если вы молоды, но бедны, если вам забыли заплатить за службу, если пообносилась ваша одежда, если голодны ваши оруженосцы, — идите за мной на Испанию, и я осыплю казною каждого!

И часу не минуло, как набралось у Гильома тридцать тысяч с лишним разудалого войска — кто без коня, кто в обносках, кто с одним мечом без щита, кто со щитом, да без шлема. Вооружился каждый кто чем смог — простился Гильом с королем и удалился из дворца с толпою новообретенных рыцарей.

Пошли с неустрашимым графом родные племянники, пошла родовитая знать; триста коней, нагруженных тяжелыми вьюками, выступили в поход.

На передовых коней нагрузили рыцари распятия и дароносицы, кадила и псалтыри — как достигнет рать сарацинских владений, первым делом помолится, чтобы успешным был бой и чтобы даровал Господь жизнь отважным воинам.

На других конях нагружены доспехи и щиты, шлемы и колчаны — как начнется бой, понесут оруженосцы за своими господами запасное оружие и новый доспех.

На остальных конях везут французы таганы и блюда, котлы и вертелы, ухваты и поварешки — как прибудет войско в сарацинскую землю, придется Гильому накормить своих воинов и слуг. Настреляют они по дороге павлинов, журавлей, вепрей, гусей, разведут костры, поставят шатры — наберутся сил и отдохнут, чтобы утром снова быть в седле.

Долго шла Гильомова рать по лесам и горным ущельям, через чащи и заросли, пока не добралась до знаменитой Ригорданской дороги, ведущей прямо в сарацинские земли. Тут уже было рукой подать до людного и богатого Нима, где по-прежнему правили Отран и его брат Голиаф. Хоть и претерпели они когда-то от Гильома и Эмери Нарбоннского, но укрепили свой город и стали подумывать о новых завоеваниях.

Не прошли французы и четырех лье, как встретили на дороге крестьянина. Ехал он не спеша домой из города Нима, где сбывал свой товар. А домой вез в телеге, запряженной четырьмя волами, огромную бочку, наполненную солью, весьма дорогой в его стороне.

— Откуда ты и как сюда попал? — спросил его Бертран.

— Из Нима возвращаюсь, сеньор, — ответил перепуганный крестьянин. — Продал я там зерно, а накупил соли.

— И что же за народ в Ниме? — осведомился Гильом.

— Богатый народ, сеньор! — восхитился крестьянин. — На одну монету купил я там два хлеба, хотя повсюду цена вдвое выше. Дешевая жизнь в Ниме, сеньор!

— Не о том тебя спрашивают, дурень! — рассмеялся Бертран. — Отважен ли тамошний король, много ли у него рыцарей!

— Чего не знаю, сеньор, того не знаю! — развел руками путник. — Я ведь только на рынок ездил.

Бертран оглядел крестьянина, его волов и телегу, нагруженную бочкой, и задумался. А потом отозвал Гильома в сторону и говорит:

— Взгляните, дядя, на бочку в этой телеге. Кабы у нас было десять сот таких бочек, кабы укрыли мы в них своих рыцарей да проникли в Ним под видом торговцев, — покорился бы нам город без боя и крови!

— Ручаюсь жизнью, вы правы, милый племянник! — обрадовался граф. — Спросим у войска: согласится — значит, так и решим!

Созвал Гильом совет и стал держать перед баронами такую речь:

— Видите, сеньоры, эту бочку? Когда бы иметь нам десять сот таких же, да залезли бы в них наши рыцари, да прямо по дороге, а не в объезд приехали бы мы в Ним, то захватили бы город без потерь, ни копья не взяв, ни меча не вынув из ножен!

Возликовали бароны, узнав про такую выдумку.

— Все, что нужно, есть у нас под рукой, — сказали они графу. — В здешней стороне хватит и телег, и возов. И волов у крестьян-вилланов предостаточно.

Послал Гильом своих людей по Ригорданской дороге назад — ушли они на пятнадцать лье, стали собирать телеги и возы, а у многих добрых вилланов и бочки нашлись. Схватились крестьяне за топоры, стали сбивать бочки побольше, а возы ладить покрепче. И едва была закончена работа, спряталось в каждой бочке по нескольку рыцарей, и был им дан тяжелый молот, дабы, когда придет обоз в город Ним и затрубит главный рог, высадили они днища и вышли наружу. В другие бочки попрятали французы копья — да не с одним, а с двумя значками, чтобы в тесном бою не поранили христиане друг друга. В третьи же бочки сложили рыцари щиты — с двумя отметками на каждом, чтобы отличить в бою своих и не нанести вред друг другу.

Ну и обоз получился! Растянулся он вдоль Ригорданской дороги — конца ему не видать! В это время Бертран натянул на себя диковинный наряд: взял он кафтан из грубой шерсти, перемазал его в саже, надел разбитые башмаки из сыромятной кожи — и превратился в настоящего погонщика волов.

— Боже! — воскликнул он, ковыляя возле головного вола. — В таких башмаках я сотру ноги до крови!

— Не вздыхайте, племянник! — попрекнул его Гильом. — Пора уже нам отправляться.

— Да я же с волами никогда не имел дела! — возопил Бертран. — Как я сдвину их с места?

Граф только рассмеялся, а Бертран с досады стал понукать вола — тот же свернул вдруг в сторону и прямо с телегой засел в болоте. Бертран от злости чуть не убил вола и едва не вывернул бочку из телеги в грязь и жижу. Полез он в своем кафтане и бычьих башмаках в болото, не жалея плеч, приподнял телегу, разбил в кровь лоб и нос — чем еще больше развеселил Гильома.

— Племянник, уж вы мне поверьте, — сказал он, насмеявшись, — этому ремеслу надо учиться с детства. Не серчайте попусту на вола, он здесь ни при чем!

А из бочки, как на грех, кричат Алельм с Гальденом:

— Братец, впредь будьте с бочкой поосторожней, коль рухнет она наземь, не доехать нам живыми!

— Ничего, доедете, — буркнул Бертран.

А пока что те рыцари, что собрались вести обоз по чужой земле, оделись так, что никто не отличил бы их от простолюдинов: у каждого на спине котомка, под каждым кляча или хромой мул. Гильом тоже сел на старую кобылу — надел он кафтан грубой шерсти и голубые штаны, как то было в обычае у купцов, через плечо повесил ножны с ножом, а на голову нахлобучил убогий колпак из войлока.

Двинулся обоз в сторону Нима. Оставили французы позади немало полей и речек и вскоре дошли до каменоломни неподалеку от города — в ней добывался камень для нимских стен и башен. Сновали вокруг горожане и говорили друг другу:

— Что-то сегодня валом валят к нам торговцы!

— Отродясь я не видел столько телег и бочек!

— Надо бы спросить у того, кто впереди, с чем прибыли и откуда!

— Эй, что везете! — закричали они Гильому.

— Много чего везем, — отвечал Гильом, — парчу и бархат, разноцветный шелк и стальную броню, золоченые шлемы и острые копья.

— Отборный у вас товар, — обрадовались язычники, — езжайте скорее на главный рынок, все у вас купим!

Добрались французы до Нима. Прошли возы один за другим через ворота, а по людным улицам уже ходила молва:

— Явились купцы издалека…

— Товару привезли видимо-невидимо…

— Отборный товар, шелк да оружие…

— Да только попрятан он у них в бочках…

Дошел шум до дворца, и спустились на рыночную площадь оба нимских правителя — Отран и Голиаф. А граф Гильом, прозванный, как известно, Железной Рукой и Коротким Носом, выехал уже на площадь и развязал кожаный кошель, полный деньгами. Уплатил он щедро сборщикам подати за право торговать да заодно разузнал, что за народ в городе и кто им правит.

— Откуда к нам пожаловали? — спросили Отран и Голиаф бородатого торговца.

— Из Англии, государь, — ответил торговец. — Из славного города Кентербери.

— Женат ли ты, торговец?

— Есть у меня супруга, — ответил тот, — и восемнадцать у нас сыновей. Здесь со мной старший, вон он стоит у телеги. Его зовут Бэг! — И граф Гильом указал на своего племянника Бертрана.

— Красивый у тебя сын, — одобрили язычники. — Его приодеть, и будет хоть куда! А тебя, купец, как зовут?

— А меня зовут Тиакром, — сказал купец.

— Ну и имечко! — ужаснулись язычники. — И что же ты привез к нам, Тиакр?

— Привезли мы парчу и бархат, тафту и шелк, есть у нас и копья с доспехами, и мечи со шлемами.

— Отличный товар! — воскликнул Отран.

— Это только часть, — ответил Гильом, — скоро прибудет товар получше.

— Какой? — полюбопытствовал Голиаф.

— Ладан, сера, ртуть и чернила, шафран, перец и другие пряности, а также сафьян, кожа и мех горностая.

— Ну, купец, доставай товар! — закричали нимцы. — Купим у тебя все, что сможем!

— Погодите, господа, — ответили торговцы. — Мы устали с дороги, да и не спешим никуда. Хорош и красив ваш город, отдохнем мы немного, осмотримся, а завтра с утра приходите на площадь — успеет каждый из вас купить все, что душе угодно!

— Все ли телеги въехали в Ним? — спросил граф у одного из своих людей.

— Слава Богу, все они здесь, сеньор! — шепнул тот в ответ.

А возы уже заполонили весь город. Ведут бойцы по улицам мулов и волов, снимают на площадях груз, в сутолоке забили они бочками все входы и выходы из дворца. Нет сарацинам туда пути, и не выйти никому оттуда.

А Отран с Голиафом стоят на площади, радуются неожиданному богатству.

— Ну, Тиакр, признавайся, — хохочут они, — где же это взял ты такие отменные товары или ограбил кого по дороге?

— Много стран я прошел, государь, — улыбнулся Гильом, — запасся я товаром в разных землях: английских и шотландских, италийских и испанских, а самым главным добром запасся я в милой Франции.

— В милой Франции? — насторожился Голиаф. — Ты говоришь как французский барон.

И в этот миг Отран Нимский обратил внимание, что кончик носа у торговца обрублен — словно отхвачен добрым мечом. Вспомнил Отран, кого зовут Гильом Короткий Нос, — застыла кровь в жилах у язычника, чуть в обморок он не упал от злобы и бешенства, но сумел взять себя в руки и вновь заговорил учтиво и спокойно:

— Вижу я, Тиакр, ты не только много поездил, но и побывал в разных переделках. Скажи мне без утайки, кто это тебе отсек кончик носа? Знаешь на кого ты похож? На сына Эмери Нарбоннского! Много принес он вреда мне и моему роду. Преследовал меня однажды Эмери до самого Нима, а сын его Гильом — заклятый мой враг и ненавистник. Очутился бы он со мной, как ты, лицом к лицу, — клянусь Магометом, я б его тотчас повесил, изрубил, разорвал на куски и сжег!

— Король, — расхохотался Гильом. — Не знаю, на кого я похож, а с носом моим произошло вот что. Был я с детства вором, а когда подрос — стал ходить и на грабеж. Был я большим мастером своего дела — без промаха срезал любой кошель. Но однажды попался я в руки купцов, они-то меня и обкорнали ножом! Однако, хвала Творцу, нашелся среди них добрый человек, пожалел он меня и даже взял на воспитание — с тех пор и занялся я нынешним ремеслом.

В это время один из управителей королевского дворца — сенешаль, ведавший кухней и трапезой, поспешил во дворец развести огонь и приготовить пищу. Да вот беда — не может он войти во дворец, так плотно забит вход телегами, возами и огромными бочками! Побежал сенешаль к Голиафу и говорит:

— Сдается мне, большую беду принесет нам торговец, пригнавший этот обоз. Он загромоздил все входы и выходы из дворца — да так искусно, что ни один человек не проникнет за дворцовые стены. Привез купец товары, а торговать не хочет. Неспроста это все, государь! К тому же не могу я попасть на кухню, а уже близок срок трапезы. Велите перебить парочку волов — пускай их мясо пойдет в наш котел.

— А спроворь-ка мне молот! — шепнул Голиаф.

Взял Голиаф принесенный молот, подошел к волам, что влекли передний воз, и убил их ударом в лоб. Велел он сенешалю освежевать туши и приготовить еду.

Тогда Бертран, что был свидетелем этого убийства, отозвал незаметно в сторону Гильома и сказал ему вполголоса:

— Проклятый Голиаф убил двух моих волов, теперь, боюсь, худо придется Алельму и Гальдену, если прознают сарацины, что они сидят внутри бочки!

— Ну что же, нехристи сами меня подгоняют, дабы я с ними побыстрее расчелся! — также вполголоса ответил Гильом.

А сарацины тем временем сгрудились вокруг него — и давай потешаться:

— Эй, зачем ты одел спутников как нищих, хотя сам торгуешь горностаем и шелком?

— Сперва вернусь я домой, к жене и детям, привезу им подарки и пышные одежды, а потом уж позабочусь о себе и моих спутниках, — отвечал Гильом.

— Врешь ты все! — не удержался Голиаф и впился рукою в графскую бороду.

По тем временам страшное это было оскорбление! Оторвал Гильом от себя язычника и произнес в бешенстве:

— Никто еще не прикасался к моей бороде, никто еще не смел надругаться надо мной так, как сделал это ты, нехристь! Знай же, что зовут меня Гильомом, что кличут меня Железной Рукой и Коротким Носом, что отец мне граф Эмери Нарбоннский, который не успел с тобой сквитаться, но зато я заплачу сполна и за него, и за себя!

Вскочил барон на большую телегу в центре площади и громовым голосом произнес:

— Пора уже показать вам, что за товар я привез! А тебе, Голиаф, я окажу честь, и ты станешь первым нашим покупателем!

Одним прыжком настиг Гильом Голиафа, схватил его рукой за волосы, отвел ему назад голову и огрел по кадыку могучим кулаком. Переломилась у короля горловая кость, и рухнул он замертво к ногам барона.

— Лиходей! — закричали язычники. — За что ты убил нашего короля? Клянемся Магометом, ждет тебя сегодня петля!

Окружили они француза — тянутся к нему их руки, сжаты их кулаки, вот-вот разорвут они его на части. И тогда достал Гильом из-за пазухи знаменитый рог Олифан, который призвал когда-то в Ронсевальское ущелье Карла Великого, который наводил ужас на врагов и которым в том знаменитом бою его раненый отец, Эмери Нарбоннский, расправился с коварным нехристем, — достал Гильом Олифан и трижды протрубил, оглушая весь Ним могучим зовом.

Услышали этот зов бойцы, сидевшие по бочкам, — взялись они за молоты, ударили что есть сил по днищам и, оголив мечи, повыскакивали наружу.

— Монжуа!.. Монжуа!.. — из улицы в улицу разнесся победный крик французских рыцарей.

Бросились сарацины по домам. Тот надевает кольчугу, этот завязывает шлем, хватают что попадется под руку — меч, копье или дрот, но нет им спасения! Такая суматоха поднялась на нимских улицах, что куда больше мавров было передавлено и забито в давке, нежели заколото в бою. А воодушевленные французские воины знай колют и рубят направо и налево, никого не оставляя в живых, никому не давая пощады.

Смертный страх обуял Отрана. Побежал он во дворец, но Гильом издали приметил беглеца и устремился следом за ним. Взбежали они по ступеням дворца, миновали дворцовые покои, добрались до самой высокой башни, забрались на самый ее верх — некуда больше бежать, нет у Отрана крыльев, чтобы взлететь как птица в небо и забыть про весь ужас, который с ним приключился. Сгреб его могучий граф и выбросил вниз из окна.

Вскоре все башни и чертоги королевского дворца были заняты французами. Вспомнили они и про вилланов, которые ссудили бойцам волов, бочки и возы, — с лихвою возвратили они долг, наградив крестьян деньгами, а также вином и хлебом, которые были найдены в нимских кладовых.

Так начался новый поход Гильома в испанские земли. Стал граф законным властелином Нима — всех его стен и улиц, амбаров и подвалов, скромных домов и дворцов с дивным убранством. Столько богатств нашли французы в городе, что зажили с тех пор безбедно в его стенах. А весть о том, как взял Гильом город Ним, разнеслась по всей земле, устрашая его врагов и веселя его друзей. Сложил об этой истории народ легенды и небылицы. Гильом же, будучи рыцарем честным и справедливым, на каждом пиру поднимал кубок за здравие своего племянника Бертрана, хитрости и смекалке которого и были обязаны французы, когда так быстро и славно завладели неприступным сарацинским городом.