ИСТОРИЯ ТРИНАДЦАТАЯ

Гильом тоскует. — Беглец из Оранжа. — Безумные замыслы. — «Кто любит, тот неразумен». — Три нубийца. — У короля Аррагона. — Гильом о Гильоме. — Нечестивец Салатре. — В бой вступают поленья. — Повязка, ларь, любовь и отвага. — Тайный ход. — Орабль держит речь. — Паруса и весла.


течение долгих лет пилигримы, путешествовавшие из конца в конец по старой Франции, могли видеть в одном из монастырей два щита: одним из них владел могучий граф Гильом из Нарбонны, другим — его храбрый племянник Бертран. Говорят, эти щиты побывали во многих сражениях, были они исполосованы следами сарацинских мечей, исколоты стрелами и копьями. Взаправду ли те щиты принадлежали отважным героям, мы теперь уже не скажем. Но одно несомненно — не счесть песен и сказаний, в которых бродячие жонглеры славили имена Гильома и Бертрана.

Вот еще одна история про благородных рыцарей.

Она снова начинается весной — однако не в Париже, как предыдущая, а в славном городе Ниме, который был отвоеван Гильомом у сарацинских правителей Отрана и Голиафа.

Итак, весной, в мае, когда зеленели вокруг поля и рощи, когда после весенних паводков вернулись реки в привычные русла, когда вовсю щебетали птицы в листве и поутру поднималось над городом теплое южное солнце, стоял однажды граф Гильом у окна на самом верху дворцовой башни — у того самого окна, из которого он выбросил трусливого Отрана прямо в ров, наполненный водой. Запах роз плыл в воздухе, и, подобно ему, разливалось вокруг сладостное пение дрозда.

Оглядел граф свой край и загрустил по прежней жизни во Франции. Позвал он племянника Бертрана и сказал ему со вздохом:

— Эх, Бертран, были мы бедны на родине, даже жонглеру не могли порой заплатить за добрую песнь! А теперь есть у нас все — звонкие кольчуги и крепкие шлемы, быстрые скакуны и булатные мечи. Всего у нас вдоволь: хлеба, мяса и вина, но гложет мое сердце тоска, засиделись мы без дела, племянник. Ну, что бы приплыть сюда маврам — приплыть да помериться с нами силами! Никто на нас не нападает, дают нам враги мирно спать да жиреть на сытных харчах. Скучно мне так жить. Заперты мы в четырех стенах, словно в тюрьме!..

Смотрели рыцари на восток, туда, где в дальней дали плескала обильными водами широкая река Рона. Смотрели и не ведали, что уже вскоре не останется от их тоски ни следа.

В то время вышел из ронских вод на берег беглец. Упал он от усталости на песок, но наконец отдышался и направился прямиком в Ним. Поднялся по тропе на высокие холмы, что окружили город, вошел в ворота и под высокой сосной, в тени, отыскал графа Гильома: сидел рыцарь в кругу своих соратников и слушал жонглера, который пел им о славных богатырях и деяниях давних дней.

Появился чужестранец перед Гильомом. Граф оглядел его и, увидев, как тот изможден, черен и порос бородой, решил, что это гонец от сарацин, привезший из-за моря какую-нибудь весть.

— Да будет с вами Бог-заступник, — сказал между тем незнакомец. — С вами, маркграф Гильом Короткий Нос, и с вами, добрые воины!

— И вас, друг, да сохранит наш Творец! — откликнулся Гильом. — Однако расскажите нам, где вы узнали обо мне и зачем к нам явились.

— О вас говорили мне в Оранже, где я долгие годы томился в плену. Но однажды помог Господь мне бежать — и я здесь, перед вами.

— Вот как! — вскричал Гильом. — Так вы из Оранжа! Поведайте же скорей свою историю.

— Сеньор, — отвечал незнакомец, — я уже несколько дней не спал, не ел и совсем ослаб от лишений.

— Зато теперь вы поедите вдоволь! — прервал его граф.

Позвал он стольника и велел накормить гостя хлебом и дичью, напоить его кларетом и перцовой настойкой. Не пожалел стольник яств, и, насытившись, сел незнакомец наземь у ног Гильома и рассказал о себе так:

— Зовут меня Гильбером, я — сын герцога Гюона, что владеет в Арденнских горах двумя провинциями, Артуа и Вермандуа. Три года назад спешил я в Бургундию из немецких земель, а когда пересекал на челне озеро Леман, налетела буря, и унес меня ветер прямо в Рону. Долго не мог я пристать к берегу, доплыл до самого Лиона — там и взяли меня в плен неверные, привезли в Оранж и заточили в башне. Нигде я не видел такой крепости! Чуть не до облаков поднимаются башни, и, окруженный неприступными стенами, стоит в городе роскошный Глорьетский дворец. Говорили мне, что ничто в мире не поспорит с ним в красоте и роскоши: украшены в нем потолки и стены дивной росписью, не счесть его богатств, и царит во дворце несравненная принцесса Орабль. На диво она сложена, прелестна и тонка лицом, бела телом, как майская яблоня, а умна так, что любой сарацинский правитель по сравнению с ней — несмышленый младенец. Сватался к ней знаменитый король Тибо Арабский, но прогнала его принцесса. Тогда король посадил править в Оранже своего племянника Аррагона, чтобы охранял он Орабль и не подпускал к ней никого постороннего. Семь тысяч турок денно и нощно охраняют дворец двадцать тысяч неверных стерегут все входы и выходы в крепости — боится Аррагон, что пойдет на Оранж король Людовик, что возьмет он вместе со своими славными баронами и крепость, и сам дворец!

Загорелись у Гильома глаза, вспомнил он прекрасную Орабль и решил, что положит свою жизнь, но овладеет Оранжем.

— Как же вам удалось бежать, друг мой? — спросил он у Гильбера.

— Как-то утром, — ответил тот, — пришел ко мне в темницу басурманский страж. Что ни день бил он меня нещадно, а тут замешкался. Собрал я последние силы, схватил его за вихор и двинул ему по горлу так, что переломил кадык и разбил негодяю голову о каменную стену. Издох он на месте, я же выбрался из темницы на лестницу, а там — окно. Выпрыгнул я наружу, и, слава Творцу, никто меня не заметил.

— А видели ли вы Аррагона, герцог? — не унимался Гильом.

— Однажды видел, сеньор. Нет ужасней тирана — сам он кряжист и необъятен в плечах, лоб низок, а голова преогромная. На его пальцах такие длинные и острые ногти, будто это когти у дикого зверя. Всюду, где ни появится, истребляет Аррагон христиан. И если найдется герой, кто сможет взять Оранж и предать нехристя лютой смерти, тот не зря потрудится!

— Вижу, — задумался Гильом, — крепкий орешек этот Оранж! Но клянусь, что не вкушу ни хлеба, ни вина, пока не войду в Оранж, не увижу дворец, не расправлюсь с Аррагоном и не возьму в жены прекрасную Орабль!

— Так-то так, сеньор, — вздохнул Гильбер, — но зряшная это затея! Когда бы вы сами побывали в крепости, да сосчитали басурманское воинство, да увидели, как высоки и крепки оранжские стены, то убедились бы сразу, что еще до ночи лишитесь жизни. Лучше откажитесь от безумных замыслов.

Дослушал Гильом, что говорит ему беглец, созвал своих людей и молвил:

— Вот, господа, путник, который расхвалил мне Оранж. Говорит, город богат, а дворец в нем роскошен. Жаль, отделен он от нас бурной Роной, не то я бы уже давно наведался в крепость да посмотрел, так ли все на самом деле.

— И не думайте об этом, — подтвердил Гильбер. — Даже если бы сто тысяч вас вышли отсюда, даже если бы вы были вооружены мечами и копьями, даже если бы смогли преодолеть реку и не перетонули в ней все до одного, — все равно пришлось бы вам выдержать такую схватку, из которой никто бы не вышел живым! Оставьте безумные замыслы и отпустите меня домой. А я уж расскажу о ваших щедротах и гостеприимстве.

— Ну и ну! — воскликнул Гильом. — Вы же, герцог, сами меня раззадорили: наговорили столько чудес про город, а теперь отговариваете в него попасть! Нет, друг, уж погодите, успеете вы вернуться домой. А пока что мы сделаем вот что: поведете вы нас в Оранж — знаете вы там все ходы и выходы, изучили небось тамошние языки, турецкий да бедуинский. Не возьмем мы с собой ни скакунов, ни доспехов, оденемся как нищие и под видом бедняков проникнем в Оранж.

Услышал Гильбер графа и приуныл душой: куда угодно отправился бы он, не раздумывая, только не назад в Оранж, где столько бед и невзгод обрушилось на его голову!

Неожиданно поддержал Гильбера Бертран.

— Не надо безумствовать, дядя, — сказал он, — даже если вам удастся проникнуть во дворец, вас тотчас узнают сарацины по шраму на носу и сожрут вас без хлеба и подливки!

— А я не из трусливых! — крикнул в запальчивости Гильом. — Нет, я вовсе не желаю быть сожранным без хлеба и подливки, но всего сильней хочу увидеть Орабль. Истомился я по ней с тоски, а кто любит, тот неразумен!

Велел он изготовить черную мазь, натолочь в нее всяких трав и натерся ею с головы до пят. Стал черен Гильом, как нубиец, — никто не признал бы в нем французского рыцаря. Делать нечего — последовал и Гильбер его примеру. А тут как раз объявился младший племянник Гильома Гелен: давно хотел он, чтобы дядя испытал его в какой-нибудь переделке.

— Бог мой, да вы ли это, дядя? — воскликнул он. — Этак вы можете идти куда захотите — никто вас не узнает! Но, клянусь вам, я скорей сто раз умру, чем останусь тут без вас и не побываю в Оранже!

Натерся он той же мазью, и все трое отправились в путь.

— Дядя уже дожил до первых седин, а все так же безумен, как в молодости! — вздохнул им вослед Бертран. — Боюсь, ждет нас большая беда, и, коль не поможет Всевышний, натерпимся мы еще сраму!

Достигнув Роны, пересекли путники поток — а он быстр в тех местах: чуть не опрокинулся на стремнине челн, и только ловкость и сила Гильома, умело орудовавшего веслами, спасла всех троих от погибели. Миновав леса и мелкие речки, добрались наконец французы до Оранжа.



Уже издали увидели они высокие башни и резные дворцы; над дворцами, на куполах, парили золотые орлы. Из-за стен доносились крики линялых соколов и пение певчих птиц, рев мулов и ржание жеребцов, шум сарацинского торга и оклики сторожевых воинов.

Гильбер подвел спутников к воротам, позвал привратника и сказал ему на местном языке:

— Открой нам ворота, привратник. Мы — толмачи короля Тибо. Прислал он нас из Африки с посланием племяннику его Аррагону.

— Ничего не знаю, — ответил привратник. — Не велено никому открывать, пока не даст на то разрешение сам государь. А вдруг вы на службе не у короля Тибо, а у Гильома, который прозван Железная Рука и Короткий Нос? Вон он как хитро овладел Нимом! Нет, пока не поговорю я с королем, открывать вам не буду.

— Ступай, поговори, — сказал Гильом, — да возвращайся поскорее.

Бросился привратник во дворец, отыскал Аррагона и сказал ему с поклоном:

— Ждут у ворот три турка. Говорят, что прибыли они морем из Африки и что послал их к вам сам король Тибо.

— Впусти же их поскорей! — обрадовался Аррагон. — Давно не было вестей от моего дяди, надо мне их расспросить обо всем. Сдвинул привратник тяжелый засов и открыл перед путниками ворота. Плечом к плечу вошли смельчаки в Оранж, — но, прежде чем уйдут они отсюда, придется вдосталь хлебнуть невзгод лихому Гильому, отважному Гелену и ловкому Гильберу.

Меж тем, покуда темнокожие гости шли через город, смотрели им вослед сарацины и перешептывались друг с другом:

— Говорят, приплыли они из Африки…

— От самого Тибо Арабского…

— Добрые ли вести привезли гонцы?..

— Пошли за ними к дворцу, узнаем…

Толпа сарацин двинулась за приезжими, остановилась у дворцовой лестницы и стала ждать новостей, пока поднимались гости по мраморным ступеням в королевские покои.

— Всемогущий Бог! — воскликнул тем временем граф Гильом. — Никогда я не видел такого красивого дворца. Взгляните только, сколько здесь мрамора и серебра, золота и драгоценных камней! Эй, окажись тут с нами Бертран да десять тысяч нашего войска, уж мы бы показали, на что способны!

Дошли они до зала, где восседал Аррагон в окружении бесчисленной свиты. Увидел граф толпу придворных и понял, что надо лгать хитро и умело, а иначе придет им конец.

— Храни вас Магомет! — воскликнул он, низко склонившись перед Аррагоном.

— Приблизься, — повелел король, — и отвечай, откуда ты взялся.

А Гильом придумал такую историю:

— Прибыть мне к вам велел ваш дядя, непобедимый Тибо Арабский. Добрались мы сначала до Нима, думая, что правят там, как прежде, Отран и Голиаф. Не ведали мы, что расправился с ними проклятый француз Гильом Железная Рука, который ранил под Нарбонной самого Тибо, растоптал конем его штандарт и вынудил короля уплыть в Африку. Узнали мы со скорбью, что сразил славных королей графский меч, что захватил француз город, — да и сами попали в западню. Посадил нас Гильом в темницу, а когда вызнал, что добираемся мы до Оранжа, отпустил нас к вам, король, и даже выкупа не стал брать, настолько он богат.

— Встреться мне этот мерзкий христианин, — прервал его Аррагон, — я бы в тот же день казнил его, а прах развеял по ветру!

«Мне бы теперь лучше быть в Париже, — подумал граф. — О Господи, неужели пришел мой последний день?» А сам между тем сказал вполголоса своим спутникам:

— Кажется, мы попались. Один Творец способен нас теперь выручить.

— Дядя, — отвечал ему Гелен, — вы же сами сюда рвались, вы же сами хотели найти вашу любовь. Теперь ничего нам не остается, как просить у короля разрешения повидаться с принцессой.

— Как там мой дядя, король Тибо? — спросил тем временем Аррагон. — Оправился ли он от ран и что велел мне передать?

— Король здоров и передает вам, чтоб охраняли вы Оранж от врагов и берегли принцессу до его возвращения.

— Мне бы надо посоветоваться с Тибо, — задумчиво молвил сарацин, — теснит нас Гильом, не дают нам покоя его племянники. Клянусь Магометом, попади проклятый француз в наши руки, живо бы я его сжег, чтоб и духу от него не осталось!

«Мне бы теперь лучше быть в Реймсе или Лане», — снова подумал граф, а язычники уже пригласили гостей за трапезный стол. Даже Гильом не видывал такого изобилия — всех, кто был в зале, накормил и напоил лучший королевский кравчий, а потом Аррагон усадил Гильома рядом с собой на скамью и стал расспрашивать о Железной Руке — вправду ли тот так смел и так богат, как передает молва.

— Верно, государь, — отвечал его темнокожий собеседник. — Не счесть серебра и золота в его казне — то-то и не захотел он с нас взять выкуп. А велел вам передать, чтобы убирались вы в Африку, иначе и месяца не пройдет как явится он сюда и приведет с собой двадцать тысяч человек. Тогда никто вас не защитит — ни ваши стены, ни ваши воины. Убьет он вас в бою, а ежели возьмет в плен, то повесит на первом же дереве.

— Вздор ты несешь, гонец! — разъярился Аррагон. — Стоит мне только позвать — и явится со всех сторон подмога. Какие там двадцать — двести тысяч войска придут меня защищать. И не меня, а Гильома ждет конец. Повесим мы его и его племянников, а Ним снова будет нашим!

Будь с Гильомом верный его Дюрандаль — уж понаделал бы вспыльчивый рыцарь бед; однако подавил он в душе гнев и только буркнул сквозь зубы:

— Нет, турок, вовек не владеть тебе Нимом! А с тобой я еще посчитаюсь!

Поднялся граф со скамьи и почтительно обратился к королю:

— Дозвольте увидеть мне принцессу! Король Тибо велел передать ей несколько слов в надежде, что она сменит гнев на милость и, когда он прибудет в Оранж, примет его как мужа.

— Совсем ума лишился мой дядя! — вздохнул Аррагон. — Он уже стар годами, а она юна и прекрасна!

И вот пошли трое гонцов по роскошным залам, мимо мраморных стен и колоннад, поднимались по прохладным лестницам и наконец, ведомые одним из слуг, оказались в большой башне Глорьетского дворца. На ее вершине был разбит обширный сад, росла в том саду высокая сосна — а в ее тени, на поляне, покрытой невиданными цветами, и нашли гости принцессу Орабль.

Граф только поглядел на нее — и понял, что не зря звало его сердце встретиться с принцессой, даже ценой смертельной опасности! Однако он себя сдержал и тихо произнес:

— Храни вас Бог, королевна!

— Садитесь, сударь, — просто ответила Орабль. — Садитесь и вы, добрые рыцари, — сказала она Гелену и Гильберу.

— Да здесь сущий рай! — воскликнул Гильом.

— Так бы и прожил тут всю жизнь! — добавил Гелен.

А Гильбер только вздохнул, вспомнив, сколько бедствий он претерпел рядом с этим чудесным садом, за толстой стеной темницы.

— Из каких земель вы пожаловали к нам, рыцари? — спросила принцесса.

Рассказал ей Гильом, откуда они якобы явились — и про короля Тибо, и про пленение их в Ниме.

— Вы видели Гильома! — не удержалась Орабль. — Расскажите же, кто он и почему прозван Железной Рукой?

— О госпожа, это несравненный воин, — ответил граф. — А его знаменитый меч даже великана рассечет надвое!

— Опасный он человек, — вздохнула Орабль. — Наверное, много у него владений, и будет счастлива та, которую он возьмет в жены.

В это время большой толпой пришли в сад сарацины — каждому хотелось поглядеть на гонцов, прибывших от самого короля Тибо, и расспросить их о жизни в дальних краях. И надо же такому случиться — оказался среди них один мавр по имени Салатре: угодил он к Гильому в плен, когда тот брал Ним. Однако удалось басурманину бежать — и теперь, признав в темнокожем гонце самого Гильома, а в одном из его попутчиков — графского племянника, юного Гелена, бросился он, ликуя в душе, прямо к Аррагону и закричал ему:

— Король! Милостив к нам Магомет — можете вы покрыть себя славой и отомстить тому, кто грозил мне казнью в несчастном городе Ниме! Знаете ли вы, государь, что это за гонцы? Один из них — Гильом Короткий Нос, от которого нам житья нету, юнец — это его племянник, третий же — тот самый французский маркграф, что провел у нас в плену три года, да недавно сбежал. Уверен я, государь, что неспроста они явились переодетыми и накрашенными чернью, а чтобы тайно ввести в Оранж свою рать!

— Докажи! — закричал Аррагон. — Докажи немедленно, а то шкуру спущу!

Тогда нечестивец Салатре стянул с себя парчовую рубаху и что есть силы хлестнул ею по лицу ничего не подозревавшего Гильома. Осыпалась с того подсохшая краска, и вновь посветлел он ликом.

Оторопел барон, а Аррагон вскочил с места и сказал, не скрывая ярости:

— Вот и кончились твои дни, Гильом, — опознан ты моим слугой, напрасно ты пробирался к нам за Рону. Клянусь Магометом, будешь ты сегодня же сожжен, а прах твой мы развеем с самой высокой нашей башни!

Побагровел Гильом от гнева, испугался Гелен, приуныл Гильбер, — оказаться бы им сейчас дома, в Ниме или Париже. Да нет — лицом к лицу с ними стоят сарацины, и нет ни секунды, чтобы решить, как выбраться из этой западни. Тогда, не раздумывал, схватил Гильом одно из поленьев, что были приготовлены для очага, взметнул его над головой и одним ударом расколол череп Салатре.

— Монжуа! — закричал граф. — Монжуа, бароны! Рази врагов!

Бросился он с поленом наперевес в самую гущу язычников и стал крушить их направо и налево. Не раздумывали и его сообщники. Гильбер тут же проткнул своим дорожным посохом ближайшего нехристя, а соседу его переломил хребет — так, что тот мертвым отлетел прямо к дворцовой стене.

Не отстал от своих и юный Гелен — целый коридор пробил он клюкой в рядах неверных и до того их напугал, что бросились турки вон, застревая в дверях и стараясь поскорее отпихнуть друг друга в надежде укрыться от беснующихся французов. Те же повыгнали всех наружу, заложили дверь на засовы и подняли за цепь подъемный мост, что соединял башню Глорьетского дворца с крепостью.

Так отважные лазутчики заточили сами себя внутри дворца, и нет им теперь отсюда выхода.

У Аррагона чуть ум не помутился от бешенства. Снова и снова бросал он своих воинов на штурм цитадели — обрушились на французов тучи копий, пролетающих над зубцами башни; попробовали было сарацины забраться наверх по приставным лестницам — но французы, не щадя себя, отталкивали лестницы от стен, сшибали язычников и топили их во рву.

Не взять басурманам башни — отошли они от ее подножия, стали решать, как побыстрее овладеть им пленниками. Гильом же воспользовался минутой передышки, достал из-за пояса повязку и, надев ее на руку, отыскал в глубине сада принцессу Орабль, которая укрылась там со служанкой от внезапного сражения. Побледнела Орабль, увидев повязку, и вскрикнула:

— Граф, это в самом деле вы! Значит, вас разыскал мой гонец, о котором я больше не слышала ни слова!

— Да, госпожа, — ваш слуга не застал меня ни в Париже, ни в Нарбонне, и только в Ниме, когда разгромили мы Отрана и Голиафа, смог он наконец вручить мне ваше письмо и эту повязку. Я прочел письмо, принцесса, и поверил в нем каждой букве. А повязку надеваю нынче впервые: чует мое сердце — наступил для меня решающий день, и я буду молиться, чтобы ваша любовь, как вы того и желали, сохранила меня в бою! А постельничий ваш цел и невредим и прибудет к вам, если только мы выберемся из этой западни.

— Милый граф, — сказала Орабль, — я была уверена, что мы свидимся с вами; с тех пор как вы изгнали Тибо Арабского, не было мне покоя, не могла я ни пить, ни есть и мечтала о нашей встрече. Однако я и думать не хочу, Гильом, что, вас увидев, могу вас тут же лишиться! Пойдемте со мной, граф!

Провела она Гильома в свои покои — а там, в большой комнате, стоял у стены ларь. Открыла его принцесса и подала рыцарю бронь из кованых колец, да вызолоченный зеленый шлем, да крепкий щит, да острый меч.

— Вот теперь я готов к бою! — воскликнул Гильом.

— Постойте, сударь! — окликнула его Орабль. — Здесь найдутся доспехи и для ваших друзей!

Вскоре Гелен с Гильбером тоже красовались в знатных латах и сжимали в руках мечи и копья. И вовремя! Пока готовились они к бою, приставили сарацины множество лестниц и со всех сторон взобрались на башню. Тут-то и показали французы, на что способны настоящие рыцари! Когда сломались копья, взялись они за мечи и пошли рубить сарацин, как ветви на деревьях. Выбили у Гелена меч из рук — Орабль со служанкой уже несут ему секиру. Не сосчитать потерь у язычников, бросились они назад, к лестницам, да немногие уцелели. Всех изгнали рыцари из башни, а трупы убитых сбросили следом в глубокие рвы.

Поняли нападавшие, что не сладить им с отважными французами, и закричали королю Аррагону:

— Миритесь, государь, с недругами, а то всех нас они перебьют!

Испугался король и что есть силы закричал снизу:

— Эй, где ты, Гильом? Освобождай Глорьетский дворец и уходи восвояси. Если сам уйдешь — отпустим тебя с миром. А не захочешь — пеняй на себя: разложим мы внизу большой костер и сожжем тебя вместе с твоими сотоварищами!

— Вздор ты несешь, король! — отвечал ему сверху Гильом. — Здесь надолго хватит разных припасов — хлеба и сыра, мяса и вина. К тому же нашли мы тут целый склад оружия, видимо-невидимо щитов и копий — вдосталь, чтобы сразиться и с тобой, и со всей твоей оравой! А чтобы время скоротать, есть у нас тут и дамы. Так что мы повременим, король. Подождем немного, пока придут мой старший племянник Бертран и сам Людовик. Едва долетит до них молва, что вы держите нас в осаде, каждый из них соберет двадцатитысячную рать и двинет нам на помощь все войска до последнего воина. Тогда уже ничто не защитит твой Оранж, а сам ты будешь предан позорной казни!

Совсем перепугался король. Собрал совет, стали язычники решать, как выбить врага из дворца, да ничего не могут придумать. И тогда пришел к Аррагону один из местных стариков и сказал ему так:

— Великий король! Не губите своих бойцов, не возьмете вы приступом Глорьетский дворец. Строил его весьма искусный зодчий Грифен Альмерийский, а уж он так сложил мраморные плиты этой башни, что не сокрушит ее ни сталь, ни огонь. Однако поможет нам совладать с Гильомом хитрость. Я знаю, что строитель вывел из башни в город подземный ход. Все про него забыли, и только я могу вам показать потайные двери, через которые вы попадете прямо во дворец.

— Хвала Магомету! — вскричал Аррагон. — Я озолочу тебя, старик, если мы овладеем башней и покончим с кичливыми французами!

Бросил он на новый штурм своих мавров, чтобы отвлечь на них баронов, а сам с десятью сотнями бойцов отправился вслед за провожатым и спустился в неведомое подземелье.



Зажгли язычники факелы и свечи, долго шли по подземным переходам, пока не очутились в самом центре волшебного сада на вершине Глорьетской башни. Спохватились французы — да поздно. Ворвались язычники, окружили со всех сторон отважных рыцарей, а те встали спиной к спине и решили драться до последнего.

— Не избежать нам сегодня смерти! — вскричал Гильбер.

— Это Орабль нас предала! — воскликнул Гелен.

— Что ж, пусть про нас не скажут, что мы погибли как трусы! — промолвил Гильом.

И приняли они бой. Разили без промаха мечами, подставляли щиты под удары копий — но где троим выстоять против тысячи! Навалились толпой сарацины, скрутили что есть силы воинов и связанных бросили у ног своего короля. А тот уже повелел слугам вырыть во дворе глубокую яму и развести в ней жаркое пламя, чтобы немедля сжечь пленников на костре.

Тогда появилась Орабль и сказала Аррагону:

— Отдайте пленников мне, король. Они ворвались в мои покои, они осквернили мой дворец — пусть же сгниют на цепи в подвале под моей башней!

— Нет, королевна! — ухмыльнулся Аррагон. — Ведь это вы снабдили христиан оружием, не так ли? Это вы, на мою беду, собирались им помогать, кормить их и поить, чтобы дождались они подмоги! Нет, королевна, не отдам я вам пленников!

— Мальчишка! — в ярости крикнула ему принцесса. — Ты вздумал спорить со мной, будущей женой короля Тибо Арабского? Да не будь здесь наших баронов, я бы тебе показала, что значит меня ослушаться! Запомни, что тебе скажу: держи их у себя в тюрьме, если того хочешь, но убивать не смей. Дождись, пока прибудет сюда Тибо, тогда и решит он участь Гильома. Он сам должен отомстить своему недругу!

— Будь по-вашему, — смирился Аррагон и отправил графа Гильома, юного Гелена и отважного Гильбера в темницу под одной из башен. Вновь оказался Гильбер в каменном мешке — разве что был он на сей раз не один.

А предводитель сарацин решил не томиться ожиданием и без промедления снарядил гонцов за море, к королю Тибо. Добрались гонцы до Роны, сели там на быстрый корабль, взмахнули веслами — и понеслось судно к морю. А доплыв до моря, подняли язычники паруса и с попутным ветром направились прямиком в Африку, в богатый Водон, знаменитую африканскую столицу.

Трепещет парус над волной,

Волна струится за кормой.

А мы рассказ продолжим свой,

Аой!




Загрузка...